Откидывающаяся койка у стены, сейчас поднятая, из краев выглядывает плохо заправленная шкура, небольшой стол, роскошное мягкое кресло, круглые окошки. Я – Тахл – знаю, они называются «иллюминаторы», как знаю название многих приборов на столе: «секстант», «астролябия», «транспортир». Память возвращается, и в последнее время все быстрее. Там, в деревне, я знал, как управиться с биороботом. Именно знал. А вот прошлое не вернулось, как и настоящее имя.

Истории, которые я рассказывал неожиданным попутчикам… Я чувствовал себя их частью, и как же просто было сопоставить, ассоциировать себя с рассказчиком – Раулем. «Рауль», – посмаковал имя на языке, как гурман смакует редкое лакомство. Что-то откликнулось в душе, и вместе с тем я чувствовал: это не совсем мое, во всяком случае, не то имя, которое получил при рождении, которым называла меня матушка… Хотя была ли она – мать. Может, я тоже приютский, как Даниил, или из пробирки… Помассировал виски. «Массаракш!» – выскочило незнакомое ругательство. В принадлежности слова к ругательствам сомнений не было, были сомнения в том, что оно означает, точнее – полное незнание.

– Вы только посмотрите! – Даниил открыл небольшой шкаф, вмонтированный в стену. Руки юноши любовно оглаживали дула, приклады, эфесы и клинки выставленного оружия.

Оружие – я умею им пользоваться, для меня оно не ново, хотя и не очень привычно. Значит, я не солдат, надеюсь, не убийца.

Инспектор выбрал себе небольшой пистолет, здесь они назывались пистолями и, заряжаясь электричеством, стреляли металлическими шариками. «Бластер», «станер», «плазмомет» – тоже названия оружия, намного более знакомые, чем пистоль или меч.

Я помню луны планеты Ариэль, один раз в году они выстраиваются одна за другой, как на параде, и приливные волны доходят до… здесь память сбоила. Знания, многие знания прячутся в моей голове, показываясь лишь в час нужды, как это было с дверью в камеру или с управлением дирижаблем.

– Тахл, с вами все хорошо? – спрашивает Лиз.

– Да.

Тахл – тоже имя, не мое, но ставшее почти привычным.

– Выбери себе оружие. – Облюбовав роскошный маленький пистоль, Даниил подыскивал к нему шарики. Инспектор также не отставал от него. – И ты, Жан. – Даниил обернулся к ученому.

– Мое оружие – интеллект, а не грубая сила! – высокопарно ответил тот, тем не менее продолжая увлеченно рыться в ящиках стола. Найденные кругляши местных денег Жан поспешно опускал себе в карман…

Равенор, мне нужно в Равенор. У всякого путешествия должна быть цель, посещение места обитания местных эльфов не хуже прочих. Но что, если память не вернется? Я так и останусь Тахлом. Но может, может, это к лучшему, может, защитница память оберегает своего хозяина, скрыв события прошлого, которые я сам хочу забыть?

– История, я вспомнить еще одну историю. – Я не сразу понял, что говорю, и говорю вслух.

– Погоди, не до тебя сейчас! – отмахнулся Даниил, не прекращая обыск.

Все ясно – ищет ценности.

– Я выслушаю вас. – Лиз опустила койку, присела на нее, похлопав по шкуре, пригласила сесть и меня.

– Мне нужно выговориться. – Я словно извинялся, но это была правда, эти истории, их нужно было произнести вслух.

После рассказанного что-то отпускало меня и это что-то приближало к восстановлению памяти.

– Говорите.

«Крест назывался Мальтийским, понятия не имею почему. Возможно, где-то в мире есть планета под названием Мальт, откуда эти кресты, а возможно, тайна названия затерлась веками эволюции. Как бы то ни было, этот крест был везде: на стенах и дверях, на одежде, предметах интерьера и даже на столовых приборах. Нет, я не против крестов, черепов и прочей символики, но здесь, как мне кажется, был явный перебор.

– Святой Уробос утверждает, что все люди братья?

– Ну.

– Значит, и мы с тобой: ты, я.

Перед ответом собеседник почесал роскошную рыжую шевелюру.

– Ну.

– Готфрид, разве можно отказывать в просьбе своему брату. Всего разок, одним глазком, никто не узнает, а если и узнает, ведь мы просто смотрим.

– Э-э-э…

На этот раз Ганимар почти достал меня на планете Рантуракс. По счастью, на орбите стоял флот версгорцев, возвращающихся из очередного, как они говорили, «святого» похода. За плату версгорцы согласились подвезти меня к родному миру. Тем более что я выказал живейший интерес к их вере, пару раз намекая на готовность обратиться в нее. Недостатком такого решения были ежедневные душеспасительные беседы с отцом Парвусом – капелланом «Святого Бранитара» – звездолета, на котором я путешествовал. Всего звездолетов во флоте было пять, и на флагмане находилась сокровищница. Все добытое святыми братьями за время похода хранилось там. Мой собеседник – брат Готфрид послезавтра как раз должен был заступить на почетный пост охранника сокровищницы. Неудивительно, что последние несколько дней я обрабатывал его, уговаривая пустить меня на охраняемый объект. Естественно, только лишь полюбоваться богатствами братии.

– Индаба, еще вина!

– Да, господин Готфрид.

– Сколько повторять, не называй меня господин! Все создания Божьи равны перед очи его, а значит, и ты тоже, черная обезьяна. Неси скорее!

– Уже бегу, господин брат Готфрид.

Индаба – единственный тариксанец, которого я видел на корабле. На планете Тариксан в системе Дарова братия приобщала аборигенов к истинной вере. Подробности последнего святого похода доблестные воины обсуждали почти постоянно.

– В той деревне, ну у рощи предков, или как там она называется у этих обезьян…

– Где мы вырезали всех мужиков?

– Точно! Капеллан еще приказал вывести баб и детей.

– Бабы страшные.

– И тупые! Ты им величайшую милость, любовью, значит, одариваешь, цивилизацией, а она брыкается.

– Сказано – дикари!

– А мужики, как бараны, с копьями на бластеры. Сколько мы их тогда перекосили, не счесть.

– И поживиться почти нечем – ни камешков, ни золота.

– Сказано – дикари.

– Эй, Индаба, черномордая обезьяна, где ты лазишь, тащи сюда свою худую задницу!

– Бегу, масса брат.

Тариксанец представлял собой невысокого гуманоида, скорее за счет кривых коротких ножек, чем из-за длины туловища. Большая голова его, почти без шеи, поднималась из покатых плеч, которых почти касались вытянутые мочки длинных ушей; нос был широкий, вывернутый, редкие волосы, торчащие во все стороны седыми лохмами, довершали картину.

Принеся заказ – пару кружек с местным элем на пластиковом подносе, тариксанец подобострастно поклонился:

– Масса брат Готфрид доволен? Старый Индаба еще может послужить массе брату?

– Иди поковыряй в заднице, или чем ты еще там занимаешься, – милостиво отпустил инопланетянина мой собеседник. – Индаба, – он уже обращался ко мне, – едва ли не самый смышленый из дикарей, увязался за нами.

– Чувствует свет истинной веры! – отрыгнув, поддержал Готфрида брат Бульон, он с компанией выпивал за соседним столом.

– Вернемся к моей маленькой… э-э-э… просьбе, насчет экскурсии в сокровищницу.

Обычно после подобных набегов карманы участников ломились от награбленных ценностей. И обычно я бы не преминул, так сказать, склонить их к азартным играм, в которых я неизменно и почти безболезненно облегчал карманы других игроков. Но на «Святом Бранитаре», как и на остальных звездолетах эскадры, мало того что азартные игры были запрещены, так еще и все награбленное версгорцы добровольно складывали в общий котел. Ту самую сокровищницу, осмотреть которую я очень желал, причем как можно скорее.

У моей спешки была причина и даже имя – Ганимар. Конечно, я могу только догадываться, но, по всей видимости, комиссар, потеряв мой след в бюро аренды орбитальных катеров, вполне резонно предположил, что я покинул планету. Чтобы опросить и обыскать отлетающие в тот день суда, нужны время и ресурсы. Из ресурсов у комиссара был скоростной полицейский звездолет, а вот со временем хуже. В день моего отлета орбиту Рантуракса покидало несколько судов. Это давало мне повод надеяться на некоторое запутывание следов. «Человек предполагает, а Всевышний – располагает» – так говорил капеллан во время одной из бесед. Надо сказать, в этом он или их бог был прав. Вчера до меня дошел слух о прибытии на флагман в скоростном звездолете некоего пассажира. В имени пассажира не приходилось сомневаться.

Мой план был прост и гениален, как все, создаваемое мной. Не обчистить, но проредить сокровищницу и убраться с флотилии, по возможности на звездолете комиссара. На пути исполнения стоял брат Готфрид, пока отказывающий мне в малости открыть двери хранилища.

– Знаешь что. Я уже почти готов был примкнуть к истинной вере, но вот теперь из-за тебя сомневаюсь.

Готфрид даже прекратил осушать кружку.

– Это еще почему?

Челнок, на котором летели я, Готфрид и еще несколько братьев, пришвартовался к флагману. Я почти убедил несговорчивого брата пустить меня в сокровищницу.

– На пять минут и ночью, когда никто не видит, – наконец хмуро согласился он.

– Пять минут, не больше.

– Эй, Индаба, покажи обезьяну!

Не знаю зачем, но парни взяли с собой чернокожего дикаря, или это он увязался за нами. Старик-инопланетянин тут же опустился на полусогнутых ногах, замотал руками и шумно задышал округлившимся ртом. Дружный гогот сотряс челнок.

– Это его Бриан научил!

– Похоже!

Мы уже довольно давно пришвартовались, однако двери шлюза не спешили открываться.

– Эй, в чем дело! – Братья забарабанили в двери.

На экранчике рядом с дверьми появилось бородатое лицо.

– Почему не впускаете?

– Что случилось?

– Вы в карантине, – возвестило лицо, – на корабле чума.

Космическая чума. С болезнью, которая косила города древней Терры, современная космическая чума имела мало общего, разве кроме высокой заразности и смертности. Да и сами эпидемии космической чумы заметно отличались друг от друга. Слово носило скорее нарицательный характер, чем обозначало конкретное заболевание и возбудителя. На Геоне люди умирали на третий день, покрывшись черными пятнами. Во время эпидемии на Саргле заболевшие падали в корчах и умирали оттого, что судорога мышц ломала собственный позвоночник. На Лос-арм, наоборот, полная атония приводила к гибели больных от удушья, умирали они в полном сознании. Но все это были вспышки космической чумы, ибо пришла она на планеты из космоса и, подобно древней чуме, принесла множественные смерти.

И похоже, подобная болезнь поразила «Гантуракс» – флагман эскадры.

– Мы все умрем!

– Какая-то ошибка, когда улетали со «Святого Бранитара», все были здоровы…

– Говорил я тебе, не надо было трахать эту шлюху из последнего селения, чем-то она наградила нас – точно!

– Заткнись!

– Индаба!

Все взоры обратились на маленького инопланетянина. Тот виновато улыбнулся.

– Не говори глупостей, он здесь, и мы еще живы.

– Откуда ты знаешь, может, мы уже все заразились!

И в этот момент дверь шлюза отъехала в сторону.

– Первые умершие появились на «Божьем граде», потом на «Индоко», «Святом Бранитаре», «Андерсоне» и, наконец, у нас на «Гантураксе». – Корабельный врач прямо в шлюзе перехода устало вводил нас в курс дела. – Мои коллеги на других кораблях все перепробовали: и святой водой обрызгивали, и ладанки с мощами прикладывали, и молитвы – не помогает.

– А антибиотики, может, противовирусные, противопаразитарные, не думали использовать?

Методы местных врачей на меня, мягко говоря, не произвели впечатления.

– Чума не вызвана возбудителями, во всяком случае – эта. Не знаем почему, но изменяется сама структура тела. Разрушаются старые белковые связи, образуются новые, уже несовместимые с жизнью. Человек в буквальном смысле перестает быть человеком. И протекает болезнь считаные часы. Например, с «Божьего града» первые сообщения о заболевших начали поступать в начале дня, а к обеду корабль уже полностью замолчал.

– Все умерли? – спросил кто-то осторожно.

Врач пожал плечами.

– Еще и призраки эти…

– Призраки?

– Ну да, с «Индоко» и с «Бранитара» сообщали, что видели призраков. Сейчас уже сообщать, видимо, некому.

– Каких призраков? Как они выглядят? Что делают?

Врач снова пожал плечами:

– Пойдемте, братья, помолимся. Будем ухаживать за заболевшими братьями и молить Господа, чтобы нас миновала чаша сия, хотя на все воля Его.

Первый труп мы увидели сразу на выходе из шлюза. Бородатый брат в сером балахоне лежал на боку, повернув к стене почерневшее лицо. Потом трупы попадались все чаще, почти повсеместно.

По дороге к лазарету я отстал от группы, впрочем, никто особо и не следил. План обчистить сокровищницу отошел на второй… план, сменившись планом поскорее убраться отсюда. Только сдохнуть в жестяной банке, среди открытого космоса, мне не хватало. Достойное завершение карьеры знаменитого космического грабителя!

Где-то на причальной палубе стоял скоростной звездолет, вот на нем-то я и собирался убраться с флагмана. Я прислушался к себе – пока никаких признаков недомогания. Хотя кто знает, как начинается эта болезнь, – следовало поторопиться.

Проблема состояла в том, что звездолет мог оказаться незнакомой мне конструкции, да и отыскать причальную палубу на огромном корабле не так просто. Тем более что спросить не у кого, живых я не встречал.

Шевеление в дальнем конце длинного коридора вселило некоторую надежду. Я ускорил шаг.

– Послушай, брат, не скажешь, как пройти…

Фигура, стоящая на перекрестке, не была братом. Она вообще не была человеком, хотя некоторые антропоморфные элементы наблюдались. Например, голова, почти человеческая, но с огромными, на пол-лица глазницами, черными, словно остатки угасших звезд. Туловище укрывал бесформенный балахон, серая ткань колыхалась на несуществующем ветру. При ближайшем рассмотрении обнаружилось, что сквозь фигуру просвечивается часть коридора.

Призрак! Я почувствовал нереальный, почти нечеловеческий ужас.

Призрак медленно повернулся ко мне, всем телом, ног у существа не было, оно словно парило над полом. Медленно я начал отступать, затем быстрее, а затем во всю прыть припустил по коридору. Ни храбрости, ни желания посмотреть, гонится ли призрак за мной, не осталось. Так, убегая, громко сопя, на одном из перекрестков я столкнулся с Ганимаром. Знаменитый сыщик тоже убегал.

– Рауль? – Способности удивляться в нем еще остались.

– Комиссар! – Я наконец-то оглянулся – за мной никто не гнался. Что ж, можно было слегка перевести дух. – Комиссар, тут творится черте-те…

– Я из лазарета, – перебил меня Ганимар, – все умерли, нужно убираться отсюда!

– С языка сняли! Только я, как бы это, немного заблудился.

– Пошли, я знаю, где мой звездолет.

На причальной палубе никого не было, вообще на всем пути до нее нам не попалось ни одной живой души. Мертвых – предостаточно. Они лежали в коридорах, на порогах кают, на лестницах и в переходах. Смерть наступала мгновенно и заставала братьев в самых неожиданных местах. Однако мы были еще живы, и это не могло не радовать.

– Вот! – Ганимар указал на небольшой и не новый кораблик, стоящий невдалеке от шлюза.

На пути между нами и кораблем стоял, точнее, висел призрак. От точно такого я убегал в коридоре. Может, тот же. Скользя над землей, беззвучно призрак двинулся в нашу сторону.

«Это конец», – проскочила мысль. Убегать? Но куда?! Вот он – путь к свободе, за полупрозрачным телом.

Неожиданно призрак прекратил движение, из бокового прохода вышел Индаба. Инопланетянин издал серию щелкающих звуков и сделал замысловатый пасс руками, призрак взмыл в воздух и растворился в переборке.

– У меня на родине есть легенда. – Голос тариксанина был спокойный, даже властный, без этих его «господин» и «масса». – В старые времена, когда мы еще жили племенами, из-за моря приплыли большие корабли с воинами. Они тоже грабили и убивали, а нагрузив награбленное, отправились домой. Тогда великий шаман Хуруга, мой предок, призвал фейри – древних духов. Фейри убили всех захватчиков, и корабли их вернулись полные сокровищ, но с трупами на борту. Никогда больше с той поры никто не приплывал к нам из-за моря. Никто не осмеливался трогать наши жилища или прикасаться к тому, что дорого нам.

Старик, кряхтя, опустился на металлический пол.

– Уходите, вы не сделали нам плохого, но еды становится все меньше. Фейри становятся голодными и злыми, я не смогу долго сдерживать их.

Меня не нужно было упрашивать дважды, я кинулся к кораблю, но Ганимар задержался.

– Когда корабли вернутся в мир, откуда вылетели, они принесут с собой фейри. Но в тех мирах много невинных людей: женщины, дети…

– Уходите, – вновь произнес старик. – Не думал, что фейри услышат меня так далеко от дома, но звал. Когда все закончится, когда умрет последний, я изгоню фейри во тьму, откуда они пришли. Я запечатаю собой проход, и жители далекого мира найдут лишь трупы. Они много раз подумают перед тем, как вновь нападать на нас.

Я изо всех сил тянул Ганимара к звездолету:

– Давай, он же сказал, времени мало, валим отсюда!

– Удачи тебе, старик. – Ганимар двинулся за мной. Тариксанец устало кивнул».

Я замолчал, выныривая из пелены воспоминаний. Огляделся. Присутствующие, даже Жан Элиасен, оставили свои занятия и слушали меня.

– Некоторым образом, занимательная история. – Ученый, против обыкновения, не пытался язвить.

– М-да, – кивнул Владимиров.

Даниил сидел на полу и держал Лиз за руку. Девушка не замечала или предпочла не замечать этого.

– У вас странный мир. – Я разговаривал сам с собой и вместе с тем со всеми. – Паровые повозки и электричество, которое вырабатываться в атомных храмах, и я по дозреваю, «атомные» далеко не фигура речи. Натуральное хозяйство и контроль за погодой в городах. Измененные. Как я уже говорить, подобные технологии практиковали квадрианцы. Не то чтобы они придумали совместить живой организм и машину, но только на Квадрии достигли в этом невиданных высот. Вершина их технологий – биокомпьютеры, как можно догадаться из названия, сращение человеческого, да и не только человеческого мозга и компьютера. Во времена расцвета квадрианской сверхцивилизации они поставлять свои технологии буквально всем. Биокомпьютеры управлять заводами и звездолетами, городами и погодой, медициной, промышленностью, даже воспитывать детей. А потом случилось это… Заводы и фабрики начали взрываться или производить брак. Машины сталкивались, спутники сходили с орбиты, звездолеты с пассажирами терялись в бесконечности космоса. Безумие – бич живого существа. Оказалось, что живые мозги, когда раньше, когда позже, нуждаются в замене. Да и для последней годиться далеко не каждые, а те, которые годиться, через некоторое время тоже, что называется, сходить с ума. И квадрианские технологии запретили на большинстве планет ойкумены. Постепенно их цивилизация прийти в упадок, и никогда уже приставка «сверх» не упоминаться рядом с ней. Ваши измененные, как уже говорить, очень похожи на квадрианские технологии, однако это очень странно на такой отсталой планете.

– Ну, насчет отсталости я бы… – начал было Жан Элиасен, но, видя отсутствие интереса в глазах слушателей, махнул рукой.