Глава 17
— Право слово, это просто уже невежливо, — голосом капризной девочки сказала Эвангелин. — Хотя я слышала, что очень хорошо вспоминать что-то в темноте. Скажи, это на самом деле так?
Рука магессы перестала гладить меня по щеке и мягко прошлась по глазам. И стало темно.
— Ну как? — В голосе женщины был неподдельный интерес. — Память возвращается?
Я ослеп! Я ослеп!!! Да лучше сдохнуть, чем слепым жить, страшнее этого нет ничего!
— Он нанял меня! — чуть ли не в голос крикнул я. — Чтобы я пошел учиться на эту Воронью гору. Госпожа Эвангелин, глаза! Верните глаза!
— Боишься. — Голос женщины, еще недавно мелодичный и чувственный, сейчас казался мне шипением змеи. Впрочем, да пусть звучит хоть как, лишь бы она мне зрение вернула. Я попробовал встать, но она с силой прижала мои плечи к кровати. — Знаешь, когда я была совсем еще молода, я думала, что все люди разные. Не физиологически, тут с разнообразием никак, а как личности. Кто-то гений, кто-то злодей, кто-то вовсе хочет счастья всем, много и сразу. А потом, когда разменяла первую сотню лет, поняла: не-а. Люди одинаковы. То есть идеи и устремления у них разнятся, это да, но по сути своей они все одинаковы, поскольку важно не то, что они делают, а то, чего они боятся. Через страх ими можно управлять, заставлять делать то, что нужно тебе, а если они работают на тебя, то какие же они разные? Они все твои — думают, как ты, дышат по твоему разрешению и умирают, когда ты захочешь. А страхов тех — всего-то ничего. Девушки лелеют свою красоту и трясутся от ужаса, стоит только упомянуть о том, что у них появится горб или нос размером с грушу, матери дрожат над детьми и ради их жизни готовы на все, что захочешь, а мужчин легче всего перепугать слепотой и тем, что их висюлька сморщится и отсохнет. Вот я тебя только чуть-чуть припугнула, а ты уже весь мой. Да, сладенький?
— С потрохами! — взвыл я, видя перед собой только черноту. — Мистресс Эвангелин!!!
— И только дети со стариками — мое слабое место, — вздохнула магесса. — Одни еще не ведают, что такое страх, другие уже ничего не боятся.
По моему лицу прошлась ее ладонь, и я с неимоверным облегчением осознал, что снова вижу.
— На самом деле тебе только этого и надо бояться, — сообщила мне Эвангелин. — Убить-то я тебя не могу. Мучить — сколько угодно, а убить нет. Не вправе один маг убивать ученика другого, если на то нет специального договора между ними. Хотя тут все относительно, иногда смерть — лучший выход из сложившейся ситуации. И еще — самый короткий путь к ответам на все вопросы. Впрочем, это тема не для постели, а для философского диспута. Ну что, пришел в себя, славный мой?
— Нет. — Я, признаться, ее вообще почти не слушал, хлопая глазами и пытаясь понять: я вижу так же хорошо, как и пять минут назад, или все-таки хуже.
— Я всегда говорила, что Ворон — отличный боец и превосходный любовник, но наставник из него никакой, — заключила Эвангелин. — Как он из вас собирается делать магов, я не знаю. Куда только глядят боги?
Она щелкнула меня по носу и секундой позже снова оказалась на мне.
— Все-таки ты славный мальчуган, покладистый и неглупый, — сообщила магесса, глядя на меня сверху вниз. — И будешь делать то, что мне нужно.
— А что вам нужно? — прохрипел я, окончательно теряя связь с реальностью.
— Мне? — задумалась Эвангелин. — Что мне нужно… Да пустяки, пара вещей. Первое — я хочу, чтобы ты помнил о том, что я тебя отпустила сегодня отсюда невредимым, хотя могла этого и не делать. Согласись, что мне стоило просто встать и уйти в тот момент, когда ты ничего не видел? Это, как мне думается, стоит того, чтобы ты был мне благодарен. Ведь так?
— Так, — покорно кивнул я. — Истинно так.
Я вообще готов согласиться со всем, что она мне скажет, лишь бы убраться из этой комнаты.
В жизни больше ни в один бордель не пойду, это уж наверняка. Понятное дело, что вряд ли в другом веселом доме такое повторится, да и вообще они тут ни при чем, но проверять, так это или нет, — без меня.
— Ну так и выкажи мне благодарность, — потребовала женщина, сдвигаясь чуть пониже и гладя мои бока своими руками. — Давай-давай. «Я благодарен вам, мистресс Эвангелин, за то…»
— За то, — безропотно повторял за ней я, — что вы проявили ко мне доброту и сострадание. Я обязуюсь помнить это всю мою жизнь и отплатить вам добром же, если представится таковой случай.
— Вот видишь. — Магесса нагнулась ко мне, ее глаза оказались напротив моих. — Я не такая, как твой хозяин Гай, я не требую клятвы на крови или подписания смертного договора. Я верю тебе, мой мальчик. Верю в то, что когда ты мне понадобишься, то по доброй воле, исключительно из одной признательности, ну и, может, симпатии ко мне, выполнишь то, что я тебя попрошу. Ведь так?
— Так, — подтвердил я, ощущая ледяной комок в желудке и не мигая смотря на выпрямившуюся Эвангелин.
Что мой хозяин, чего я его боялся? Он на фоне вот этого ужаса — добрый и милый старичок. На самом деле добрый, что бы он там на себя ни наговаривал.
— Что еще? — Магесса задумалась, водя одной рукой по моей груди, а другой опустившись ниже. — Ах да. Надо доделать то, что мы начали. Я про самое-самое начало нашего знакомства.
— Ох ты! — вырвалось у меня.
Да как это-то я сделаю? У меня от страха вот-вот сердце из груди вырвется, а она все о своем. Да там все сжалось так, что непонятно даже, чего она умудряется тискать.
— Наш общий с твоим хозяином и твоим наставником учитель всегда говорил нам: «Никогда не бросайте начатых дел», — менторским тоном произнесла Эвангелин. — То, что сегодня кажется ненужным и не требует усилий для завершения, завтра может стать жизненно важным и недоступным для исполнения. Так что, мой маленький, надо потрудиться. И потом — много ли твоих друзей может похвастаться тем, что вскарабкались не абы на кого, а на без двух минут архимага одного из магических конклавов? Опять же, исходи из карьерных перспектив. Уж наверное, мой любовник, пусть даже и разовый, будет двигаться вверх по иерархической лестнице быстрее, чем те маги, которых я вовсе не знаю? Ну а если мне понравится и ты пропишешься в моей постели надолго, то… Сам понимаешь. Начало было очень и очень недурственное, так доведи дело до конца.
Она, по-моему, маленько тронутая. Боги, ну вот как мне сделать так, чтобы довести уже это дело до конца и сбежать отсюда к моим друзьям?
Не знаю, боги мне помогли, умелые руки Эвангелин или отчаяние, заполнявшее душу, но ее желание я исполнил. Со всем старанием и прилежанием, выкладываясь, как в последний раз.
Я очень ее боялся, так, как в жизни никого не боялся. И еще не мог отделаться от ощущения, что она не человек, а огромная, мудрая и смертельно опасная ядовитая змея, которая влезла в кожу хоть и немолодой, но привлекательной женщины. Я знал, что дело обстоит не так, тем более что такого вообще не бывает, но эта мысль застряла у меня в голове. Шелковистая кожа Эвангелин мне казалась чешуей, а поцелуи, на которые она не скупилась, заставляли вздрагивать от ожидания укуса. Ужас, одним словом.
Когда все кончилось, я шумно выдохнул. Не знаю, что подумала она, но это был воистину выдох облегчения.
— Заездил. — Женщина встала с кровати и потянулась, а после вытерлась простыней. — Нет, тут одного раза мало, мало. Мы, мой мальчик, еще встретимся, и, думаю, не раз. Ладно, я пойду, а ты полежи, отдохни.
Это были, наверное, лучшие слова, что я слышал в своей жизни. Самые радостные для меня уж точно.
— Да, вот еще что, — сказала она мне, взмахнув рукой и снова обретая облик Фланы. — Ты наверняка захочешь поделиться этой историей со своим другом, который сейчас усердно трудится на толстухе вот за этой стеной. Я не имею ничего против, почему бы и нет?
— Ничего такого у меня… — Я приподнялся на кровати, но она взмахом руки заставила меня замолчать.
— Да-да, у тебя в голове ничего такого и не было. Сейчас. Но когда я уйду, подобное желание непременно появится. Ты ведь служишь моему старому другу Гаю не из совести и не из-за денег, этот интриган наверняка подцепил тебя на какой-то крючок, он по-другому не умеет. Гай всегда был талантлив, но его беда в том, что он однообразен и не желает меняться, думая, что мир стоит на месте. А это не так. Так вот, я дозволяю тебе все рассказать этому дурачку Агриппе.
— Почему дурачку? — вырвалось у меня.
— Потому что он верит в то, чего нет, в то, что ему когда-то показал хитрюшка Гай. — Эвангелин рассмеялась. — А самое главное — то, к чему он стремится, никогда не сбудется. И умрет он с верой в невозможное и осознанием того, что не добился желаемого, к чему стремился всю свою жизнь и ради чего лил свою и чужую кровь. А его, желаемого, и не было никогда. Обманул его Гай, как, впрочем, и всех остальных. И тебя он обманет, мальчик. Поверь, я знаю, что говорю.
А после дверь еле слышно скрипнула, в коридоре прошуршали легкие шаги, и я остался в комнате один, тут же вскочив с кровати.
В тот же миг меня пробил холодный пот, он покрыл меня всего, от ушей до пяток, как утренняя роса — траву. Еще и ноги ослабели в один момент, да так, что я снова плюхнулся на кровать. Вытерев лоб, я попытался собраться с мыслями и не смог, мне все еще было страшно, что я моргну — и перед глазами снова будет эта чернота. Нет, умом я понимал, что вряд ли, что женщина, которая меня сейчас сломала как тростинку, уже ушла, только это ничего не меняло. Она ушла — страх остался.
Посидев так минут десять и потихоньку начав соображать, я понял три вещи.
Первое — надо поговорить с Агриппой, тем более Эвангелин была не против того, что я это сделаю. Или не надо? Мне ведь придется говорить ему, что я проболтался о службе мастеру Гаю. Хотя… Она и сама об этом знала, так что можно и приврать маленько. Даже не приврать, а просто не сказать всей правды. Уж лучше так, чем потом всплывет, что я с ней общался и это утаил. За подобное мне точно несдобровать.
Второе — надо в замке на учебу налечь и понять, есть ли заклинания, которые могут противостоять этой магической слепоте. И не только ей. Вообще подбить народ насесть на Ворона. Либо пусть учит на совесть, так, чтобы мы защитить себя могли, либо… Либо я не знаю. В другой ситуации можно было бы из замка удрать на все четыре стороны, вот только в моем случае это не слишком возможно. Но и бессловесной дичью я быть не желаю. Те призраки, ученики Виталия, они ведь немногим старше меня и моих друзей были, а вон каких дел успели наворотить. Ну да, закончили они скверно, что есть то есть, но тут уж что кому на роду написано.
И третье, теперь я в Гробницу лезть не побоюсь. После этой женщины меня, наверное, вообще особо больше ничем не напугаешь. Если только ею же самой.
Поняв, что колени больше не ходят ходуном, я натянул на себя одежду, подхватил пояс со шпагой и дагой и опрометью бросился из комнаты.
Агриппа, порядком хмельной и совершенно обнаженный, сидел в кресле и допивал очередной бокал вина. Его подружка, похоже, как раз собралась идти за добавкой, я столкнулся с ней в дверях, по крайней мере, в руках у нее был пустой кувшин.
— Вот тебе и раз, — хохотнул он, увидев меня. — А я-то думал, что ты уже давно ушел. Судя по виду, ты все-таки решил развлечься с какой-то красоткой?
— Негодник, — притворно обиделась толстуха и шутливо толкнула меня своими огромными грудями. — Я тебе не подошла и ты нашел другую? В этом заведении нет никого лучше меня.
— Пшла, — вытолкнул я ее из комнаты и захлопнул за ней дверь.
— Ты чего это? — Агриппа поставил бокал на стол. — Имей в виду, тетушка Рози не любит, когда обижают ее девушек.
— Плевать мне на тетушку Рози. — Я подошел к столу, бросил на него пояс с оружием, взял бокал Агриппы и одним глотком допил содержимое.
— Так, — насторожился тот. — У меня не очень хорошие предчувствия. У той девки, с которой ты лег, обнаружились мужские достоинства? Или произошло что-то еще более захватывающее?
— Нет, в плане достоинств там все было в порядке, — вытер я рот. — Женские, нормальные. Правда, сначала они были одни, потом — другие, но это не важно. Главное — как звали их обладательницу.
— Удиви меня, — прищурился Агриппа.
— Эвангелин, — плюхнувшись в кресло, произнес я. — Красивое имя, принадлежащее красивой женщине. Вот кстати — ей ведь лет сколько? А грудь такая, что иная девушка позавидует.
— Магия молодости. — Хмель с Агриппы как рукой сняло. — Мужчинам она неподвластна, а вот женщинам — запросто, мне мастер рассказывал. Там обряд один есть… Да не важно. Это точно была она?
— Точнее не бывает, — устало подтвердил я. — Агриппа, она меня ослепила ненадолго. Это было очень страшно.
— Ох ты! — Он почему-то схватился за промежность. — Это да, это они умеют. Чего еще было?
— Привет тебе велела передавать, — выложил я. — И мастеру Гаю — тоже.
— Вот ведь тварь какая. — Агриппа встал с кресла. — Даже не таится. Так, парень, выкладывай все и с самого начала. Очень, очень подробно.
Я поведал ему почти все, изменив только пару деталей и умолчав о словах Эвангелин о самом Агриппе. Не знаю почему, но я не стал их ему передавать. Мне показалось, что не стоит этого делать. Может, это было не очень правильно, но я поступил именно так.
— Я так и не понял, какого демона ей от меня было надо, — закончил я. — Ну, не ради же благодарственной речи, которую она заставила меня повторить, она все это затеяла? Или у магов такие штуки в ходу? Сказал спасибо — и ты его должник до конца своих дней?
— Нет, тут ты можешь быть спокоен, спасибо и у них тоже только спасибо. — Агриппа, уже полностью одетый, достал из кошеля пару монет и бросил их на стол. — Хотя если ты ей понадобишься еще, то она непременно тебе это напомнит. Что до того, зачем ты ей понадобился… Тут, я так думаю, много всего понамешано. Может, прознала про то, что девка ее в болоте утонула, и хочет через тебя к Ворону подобраться, может, кто из твоих спутников ей нужен. А может, просто понравился ты ей. Я слышал про то, что она смерть как молоденьких мальчиков любит пользовать, особенно девственников. Чего ты задергался?
— Ты бы побывал на моем месте — не так бы дергался. — Я помолчал. — Нет, так-то она женщина интересная, хоть и в годах. Вот только… Жуть, в общем.
Агриппа выслушал меня, усмехнулся и продолжил:
— Но, как мне думается, главное тут — предупреждение хозяину. Мол, знай, старый хрыч, я тебя крепко держу, ничего тебе от меня не скрыть. Вон подчиненного твоего я поимела и тебя тоже поимею. А ты меня за это еще и благодарить будешь, потому что я сильнее, чем ты. И на место архимага ты метишь тоже зря, оно мое. Вот и все ее послание, потому она тебя ко мне и отправила. Ты, сынок, письмо на ножках, самостоятельно себя доставившее адресату.
— В смысле? — насторожился я.
— Эвангелин состоит в том же конклаве, что и наш хозяин, — наставительно произнес Агриппа. — И место архимага по праву его. По праву и по делам. Но в последнее время что-то нехорошее стало в конклаве происходить, неправильное. Друзья оказались врагами, а несколько самых надежных магов вообще пропали без следа. Мастер это все видел, да понять не мог, откуда ветер дует. На Эвангелин он думал, но доказательств никаких не было. Да и теперь нет, формально ты свидетелем выступать при разбирательстве не сможешь, вот какая штука, потому что она тебе напрямую ничего не сказала. Да и мастеру Гаю ты никто, ты ученик Ворона. Но теперь понятно, что все беды последних лет — это ее рук дело. Надо полагать, до последнего времени она не была уверена в том, что ее позиция сильнее, чем у хозяина, а сейчас решила, что самое время предъявить свои претензии на власть. Напрямую такие вещи не делаются, вот она и использовала тебя. Заметим — во всех смыслах использовала. Ох, что начнется, когда я это все мастеру расскажу!
— Что начнется? — проявил любопытство я.
— Большая возня начнется, — пояснил Агриппа. — Хотя, может, я и ошибаюсь. Мы с тобой — ребята простые, чуть что — в драку лезем, а мастер может и по-другому рассудить, может, наоборот, затаиться, как змея под камнем, и ждать. Долго ждать, даже часть позиций сдать, с него станется. А потом в нужный момент ударить.
Ну да, вот про это она и говорила. Пока он ждать будет, мир далеко вперед уйдет.
Впрочем, на дела мастера Гая мне было плевать. Больше скажу — если бы он сам пропал без вести, то я только обрадовался бы. А если бы потом подтвердилось, что он умер, то в пляс пустился бы и пьянствовал неделю. Или две.
— А со мной что? — спросил у него я.
— Что с тобой? — пожал плечами Агриппа. — Ты покрыл одну из сильнейших магичек Рагеллона и остался после этого жив. Так сказать, пополнил коллекцию. Сначала принцесса, потом магесса. Сильно, уважаю. Еще ты оказал услугу своему хозяину и, несомненно, получишь за это награду. Вроде все. Теперь ты никому не нужен и не интересен, по крайней мере пока. Вперед, в Анджан, а после — в пустыню. Не забудь взять с собой побольше воды, одеяло и веревку из овечьей шерсти.
— Веревку-то зачем? — устало поинтересовался я. — Удавиться от такой жизни?
— От змей. — Агриппа щелкнул фигурной застежкой плаща. — Спать ляжете — вокруг бивака ее положите. Подползет змея, захочет вас укусить, полезет через веревку, пузико уколет, обидится и обратно в пески отправится.
— Очень смешно. — Я встал с кресла.
— Я не шутил. — Агриппа подтолкнул меня к выходу. — Так оно и есть на самом деле. И самое главное — не забивай себе голову всяким-разным. Не стала бы она тебя ослеплять насовсем, нужен ты ей больно. Да и потом — ей же надо будет еще с Вороном из-за тебя объясняться. Одно дело — если ученик гибнет на глазах у всех, тут и вопросов не возникнет, а вот если он из борделя слепым выходит, хотя входил туда зрячим, то это другое дело. Ворон ваш дотошный, мне про него много рассказывали. Плюс для него закрытых дверей и авторитетов не существует, потому его не любит никто, а значит, он до правды докопается. Так что на кой ты ей сдался? Поверь мне, я эту публику знаю, двадцать лет около них кручусь.
Не скажу, что он меня убедил до конца, но мне стало поспокойнее.
В номер ввалилась его подружка с вином и застыла в дверях, увидев его одетым.
— Уже все? — печально спросила она у Агриппы. — Так быстро?
— Неделя, — резонно возразил ей он. — Куда дольше? Чуть под корешок не сточился. На столе пара золотых — это тебе. Сынок, пошли.
На улице он взял меня за плечи, тряхнул и велел:
— Голову береги. Помни: чужие жизни — это чужие жизни, их много. А своя жизнь одна, и другой не будет. Увидимся осенью. И еще — Равах-ага, «Луноликая Лейла», не забудь. Этому человеку можно верить, по крайней мере пока, так что особо его не опасайся. И то, что он из Семи Халифатов, пусть тебя тоже не смущает.
Он сел на коня, которого ему подвел юный парнишка-прислужник, и только я его и видел.
Новости. Оказывается, Агриппа, а значит, и мастер Гай имеют какие-то дела с Семью Халифатами? Очень интересно.
Но на этом вечер не кончился. В гостинице меня поджидал его логичный финал в лице Аманды. Она сидела за столом в уже совсем пустом обеденном зале. Дело было за полночь, постояльцы отужинали и отправились спать, а гуляк сюда не пускали, это не корчма и не харчевня, вот и не было никого.
Так вот, сидела Аманда за столом одна-одинешенька и пила вино, глядя прямо перед собой. Заприметив меня, она поставила бокал, встала из-за стола, подошла практически вплотную, зачем-то понюхала ворот моей рубахи и несколько раз с силой ударила меня ладонью по щекам. После чего так же молча повернулась спиной и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Бывает, — сообщил мне мордатый хозяин, направляясь к ее столу за бокалом. — Но вы, молодой господин, зря вот эдак, в открытую, по девкам пошли. Радости той — на пару минут, а семья и разрушиться может. Шлюх на ваш век хватит, а супруге — сплошное расстройство, вон как она опечалилась. Да и убыток это какой, долго вам теперь отдариваться за гулянку придется, видят боги.
— Мы не женаты, — не знаю зачем сказал ему я, ощупывая горящие щеки.
— А, ну тогда другое дело, — утешил меня толстяк. — То, что до брака, не считается за большой грех. Завтра лицо погрустнее сделайте, покажите, что осознали, значит, что переживаете. Колечко какое с камушком подарите, да при случае в месте понеобычней к стеночке приприте, эдак, знаете, покрепче, мол, хочу — не могу. Они такое уважают. Если она женщина умная, то сделает вид, что все забыла. Нет, забыть не забудет, они этого не умеют, они до смерти все наши грехи помнят, но вид такой сделает. А если нет, то на кой вам такая дура? Извиняюсь, конечно, за прямоту.
Я слушал его вполуха, но кивал, соглашаясь. Признаться, я так устал, и физически, и морально, что обида Аманды пришлась даже кстати. Ничего я уже не хотел, только упасть в кровать и уснуть. Один.
И еще — у меня было ощущение, что я что-то упустил, что-то очень важное. Но вот что? Вертелось что-то в голове, но поймать эту мысль за хвостик я никак не мог.
Я понял, что мне не дает покоя, только тогда, когда уже почти уснул. Это была фраза, брошенная Эвангелин мельком, как факт, который мне давно был известен.
«Не вправе один маг убивать ученика другого, если на то нет специального договора между ними» — так она сказала.
Значит, не может меня мастер Гай убить. То есть, конечно, может, в смысле — физически, но это запрещено правилами, которые даже такая оторва, как Эвангелин, нарушать не рискует. А этой женщине, я так понял, законы вообще не писаны. Значит, это не людские уложения, значит, эти правила боги устанавливали. И вряд ли Ворон заключал с хозяином договор относительно меня. Выходит, пока я ученик Герхарда Шварца, мне угрожают только люди, но не маги.
Сон как рукой сняло. Я встал с кровати и прошелся по комнате, после открыл маленькое оконце и с наслаждением глотнул ночной воздух.
Если честно, то только за это можно ей простить безумную скачку верхом на мне. Все остальное — нет, но это можно. Но о чем думал Ворон? Если бы он такую незамысловатую истину нам сообщил в самом начале, сколько бы нервов я сберег, подумать страшно.
Хотя кто мне мешал книги читать? Вот Магдалена, упокой боги ее светлую безгрешную душу у Небесного Престола, всегда с книжками сидела, все чего-то изучала. И ведь наверняка про это знала. Вывод — лениться меньше надо, а учиться — больше.
А после я уснул. Все-таки день выдался сумасшедший, даже с учетом того, как меня в последний год крутит жизнь.
Утро, как и водится, оказалось вечера мудренее. Треволнения дня минувшего чуть подернулись пеплом, облик Эвангелин немного померк, а осознание того, что мастер Гай вот так запросто теперь не прикончит меня на расстоянии, в тот момент, когда я сам этого не жду, наполнило меня радостью и спокойствием. Жить под каждодневным страхом смерти — то еще удовольствие, можете мне поверить.
И даже холодное молчание Аманды не портило мне настроение. Ну, надулась она как мышь на крупу, ну, общается со всеми, кроме меня, — и что? Даже не поговорила, ни о чем не спросила, только обнюхала да по морде ударила. Так тоже не делают, между прочим. Мало ли где я мог духами пропахнуть? Может, я из огня шлюху спасал во время пожара, к груди ее прижимал, вынося из пылающего дома, вот теперь ею и пахну? Ты сначала выясни детали, а потом уже нервы себе и другим поднимай.
И пришел я не под утро, как трое наших друзей, а куда раньше. К ней, между прочим, пришел. Ну, так бы я сказал, если бы меня спросили. Более того, мне бы и врать толком не пришлось, я ведь и правда с продажными девками в постель не ложился. С магичкой — это было, но с ними — ни-ни.
Но она не спрашивала, только то и дело обвиняюще на меня зыркала своими глазищами и нарочно мне на штаны вазочку с вареньем опрокинула. Хотя, может, и не нарочно, кто ее знает?
Да и Луиза смотрела на меня без симпатии, как видно, думая о де Лакруа и прикидывая, не выкинет ли он такой же фортель?
— Ладно. — Гарольд, которого о причинах такого поведения нашей подруги, несомненно, уже уведомила Флоренс (а кто же еще?), скрыл улыбку. — Сейчас Эраст переоденется, и мы выдвигаемся в Макхарт.
— Может, еще на денек задержимся? — переглянувшись, одновременно сказали Карл и Флик.
— Вот еще, — нахмурилась Аманда. — Дорога ждет.
Луиза согласно закивала.
— Да ладно тебе! — затараторил Флик, который явно был не в курсе дела. — Передохнем маленько. Сколько уже отмахали миль! А сколько впереди? Нужен отдых.
— Не обсуждается, — сказал как отрезал Гарольд. — Вам волю дай — вы тут поселитесь.
— Это да, — подтвердил Карл, отхлебнув пива и хрустнув соленой сушкой. — Понимаю теперь, чего папаша жмурился, как тот кот, когда местных красоток вспоминал. Такие девки, скажу я вам, такое вытворяют! Зря ты, Эраст, с нами вчера не пошел, зря.
Душевным тактом мой друг не обладал и говорил всегда то, что думал. И иногда это давало совершенно неожиданные результаты.
Аманда с удивлением глянула на меня, на Карла, на Гарольда, который еле заметно улыбнулся, взяла со стола льняную салфетку и протянула ее мне, сказав:
— Вытри варенье, пока оно не засохло.
А вот фиг тебе, душа моя. Теперь я не желаю идти на мировую. И вообще, у меня суженая есть где-то на другом конце Рагеллона. Вперед тебе наука будет.
— Пойду переоденусь, — встал из-за стола я. — Я так понимаю, мы отбываем сразу после завтрака?