Глава 12
— И-и-и… победителем становится… Э-э-эльберт ди Кресс! — зычно возвестил герольд, махнув рукой в сторону шального от счастья юноши, который только что одолел последнего соперника и стал победителем состязания среди оруженосцев.
Сегодня был второй день турнира. Первый, вчерашний, был похож на закуски, которые подают к столу для разжигания аппетита перед тем, как вынести основное блюдо.
Началось вчера все, как это ни странно, с жонглеров — их в Форнасионе любили, и они всегда были участниками любого действа, будь то рыцарский турнир или просто городской праздник. Следом рыцари, которые желали прославить имя своей дамы сердца, соревновались в том, что лихо подцепляли копьями их платки, размещенные на ристалище в специальных зажимах. Побеждал тот, кто сделает это быстрее остальных и при этом не разорвет платок в клочья.
Гарольд во время этого состязания принципиально не смотрел в сторону Флоренс Флайт, которая шмыгала носом, сопела и всячески давала ему понять, что он тоже мог бы сделать девушке приятное.
После королевские гвардейцы демонстрировали свое мастерство, изобразив что-то вроде игровой сценки, показывающей разгром чьей-то там армии, которая в какие-то древние времена пыталась захватить Форнасион. Мечи звенели совершенно по-настоящему, мне даже показалось, что в какой-то миг драка из притворной перешла в реальную. Некоторых гвардейцев по окончании действа вроде как даже уносили с ристалища бездыханными.
Надо заметить, что король Стивен был воистину добрейший монарх, он дал возможность поучаствовать в состязаниях в честь своего дня рождения всем-всем-всем, даже простолюдинам.
Любой зритель, независимо от того, кем он был — благородным, горожанином, торговцем или даже землепашцем, мог поучаствовать в состязаниях лучников, которые начались после обеда и продлились до вечера. Кстати, интереснейшее зрелище, доложу я вам. Победил в них королевский гвардеец, который расщепил стрелой ивовый прут на таком расстоянии, что даже представить невозможно. Впрочем, его противник — стройный юноша с аккуратной бородкой и в зеленом плаще с капюшоном стрелял тоже преизрядно, за что и был награжден королем, который сказал, что подобный молодец не может остаться без приза. Стивен Третий самолично вручил ему серебряную стрелу и вроде даже пригласил к себе на службу.
Но самое интересное началось сегодня. На второй день с утра были назначены одиночные поединки оруженосцев — сначала конные, а потом пешие, на мечах. Ну а вторая половина дня отводилась под джостру — одиночные сшибки рыцарей, в которых собирался принять участие мой друг Монброн.
Все происходило стремительно. Сначала оруженосцев было шестнадцать, но уже очень скоро их осталось восемь. Еще четыре сшибки, сопровождаемые треском ломающихся копий и грохотом доспехов, — и их уж вдвое меньше.
Потом оставшиеся начали махать мечами на зелени ристалища, и в результате вон стоит победитель и не может поверить в свою удачу.
А еще здесь, на трибунах, очень хорошо думается, здесь комфортно, навес надежно защищает от жаркого солнца, и в любой момент можно попросить себе вина. Нет-нет, доброта монарха была не столь беспредельной, чтобы так баловать всех зрителей. Дело обстояло подобным образом конкретно на этой трибуне. Королевской.
Места тут нам обеспечил отец Луизы. Еще вчера утром, за завтраком, он нам вручил массивные серебряные кругляши, на которых была отчеканена надпись: «Стивен Третий. Тридцать лет». К ним прилагалась серебряная же цепочка для ношения на шее.
— Какая прелесть! — охнула Флоренс.
— Кулон дает вам право наблюдать турнир с королевской трибуны, — улыбаясь, сообщил нам граф де ла Мале. — Это наименьшее, что я могу сделать для друзей моей дочери.
— А потом их надо будет возвращать? — поинтересовалась Фло, сразу же надевая кругляш на шею.
— Нет, — засмеялся граф. — Помимо того, что это пропуск на трибуны, это еще и памятные знаки, так что они теперь ваши насовсем.
Он вообще оказался очень и очень хорошим человеком, даже о Жакобе и Фрише не забыл, передав им через Луизу кожаные жетоны, которые давали право прохода на общие трибуны. Граф прекрасно понял, что никакие они не слуги, но мысль о том, что мы ставим их на одну ступень с собой, принять не мог, потому жетоны были именно кожаные, на трибуны для простонародья. Но зато — на все три дня турнира.
Впрочем, наших друзей и такие пропуска устроили, причем даже Фриша ничего колкого говорить не стала, прекрасно все понимая. Только спросила у Луизы:
— А Флику, если что, твой папаша добудет такой же?
— Конечно, — без тени сомнения ответила та. — Да я и сама, если надо, у дядюшки Томмена, королевского распорядителя, для него пропуск выпрошу. Главное, чтобы он наконец появился.
Мы начали уже всерьез подозревать, что Форсезу не удалось ничего сделать для нашего спутника. По идее, он должен был нас даже обогнать — мы-то перлись через Пустоши, кружным путем, его же Виктор обещал отправить прямой дорогой. Теперь нам стало ясно, что он имел в виду, говоря: «Туда сейчас многие направляются». Именно турнир.
Но мы здесь, а Флика все нет.
Так вот — на королевской трибуне хорошо думается, несмотря на гвалт со всех сторон. И первое место в моих мыслях занимала Аманда, в этом не было ничего странного.
Ушла она тогда от меня довольно быстро, причем прихватив с собой простыню. На мое:
— А как же я? Мне на чем спать? — Она ответила:
— То есть в замке на соломенном тюфячке спал, и тебе нормально было, а тут без простыни никак?
— Так горничные что подумают? — попытался объяснить ей я. — Вечером простыня была, утром ее нет.
— Пусть думают, что хотят. — Она была непреклонна. — И вообще, это твои заботы, они меня не интересуют.
Как мне показалось, она то ли уже жалела о том, что сделала, то ли пыталась скрыть под этой маской суровости некую растерянность. За завтраком она на меня вовсе не смотрела, да и на трибунах садиться рядом не стала. Как ребенок, честное слово.
Но нынешней ночью она снова пришла в мои покои, буркнула:
— Подвинься, — и залезла под одеяло.
— Простыню не отдам, — сообщил я ей. — Сдается мне, служанки решили, что я ее то ли на носовые платки пустил, то ли еще куда. А то и вовсе попросту украл. Глазели так, что мне даже не по себе стало.
— Ты дикий барон из Лесного края, — уточнила Аманда, обнимая меня и приблизив свое лицо к моему. — Вот они так и решили.
— Зачем ты вообще это учудила? — Я фыркнул — ее короткие черные волосы мазнули меня по носу. — Пара маленьких пятен крови, делов-то. Никто бы и не заметил ничего.
— Я же говорю — неотесанный барон, — сузила глаза Аманда. — Что с тебя возьмешь? Говорить такое девушке, отдавшей тебе самое дорогое, что у нее есть. То есть было.
— Да еще и принцессе, — заметил я, погладив ее по щеке.
— Сволочь, — закончила она, а потом нам стало не до разговоров.
Ушла она на этот раз от меня только под утро, когда темнота в комнате стала потихоньку рассеиваться.
— Скажи, — спросила она у меня, накидывая на плечи шелковый халат. — Перстень, что тебе дала Фюрьи, ты снял из-за того, что между нами случилось?
Ну да, еще накануне подарок Рози покинул мой палец и отправился в кошель.
— Если да, то зря, — продолжила Аманда. — У богов к тебе претензий не будет. Только ко мне и к Фюрьи, по крайней мере, так говорят легенды.
— А ты-то тут при чем? — опешил я.
— Я тебя соблазнила, зная, что ты предназначен другой, — пояснила Аманда. — Вот если бы ты пошел к шлюхам, тогда перепало бы только Рози. А так и мне достанется.
— Новое дело, — пробормотал я.
— Да ладно тебе. — Аманда погладила меня по щеке прохладной ладонью. — Я в это все не слишком верю. Точнее, вовсе не верю. Ерунда это все. Я не люблю Фюрьи и этого никогда не скрывала, но не стала бы подвергать ее опасности понапрасну. Все эти рассказы о проклятиях перстней — сказки, которые придумали девушки, чтобы удержать своих избранников, и не более того. Так что можешь смело носить свидетельство собственной тупости и необразованности. Что глаза таращишь? Сам подумай — каким надо быть идиотом, чтобы связать свою судьбу с такой стервой, как Рози?
Вообще-то я перстень снял по совершенно другой причине. В Форнасионе сейчас находились представители семейства де Фюрьи, и у меня не было ни малейшего желания общения с ними. Украшение приметное, новость про то, что их родственница его кому-то вручила, для них таковой уже не являлась, так чего зря гусей дразнить?
Но про проклятие богов я даже и не вспомнил, чего врать?
— А если я сознательно это сделал? — не удержался я. — Ну, а что? Рози красивая, умная и королевских кровей. Отличная партия для такой деревенщины, как я?
Меня перестали гладить по щеке и резко по ней ударили. Ну и тяжелая же рука у Аманды!
Прошуршал шелк, босые ноги прошлепали по полу, дверь в покои скрипнула два раза — открываясь и закрываясь.
Ни тебе «дурак», ни тебе «спасибо за ночь».
— Ну и ладно. — Я, зевнув, повернулся на правый бок. — Хоть посплю маленько.
Не знаю почему, но я был просто уверен в том, что следующей ночью все повторится снова. Ну, как минимум, она придет сказать мне, что я барон Баран или что-то в этом роде. А дальше… Дальше все будет так, как и должно быть.
Правда, перед этим, днем, она будет мерить меня злобным взглядом и молчать. Но это я переживу.
Я захлопал вместе со всеми, приветствуя победителя-оруженосца. И вправду молодец, мечом он орудовал отменно. Интересно, Гарольд это все видел?
На трибунах его с нами нынче не было, он еще с вечера отправился в резиденцию короля Роя. Ему надо было подобрать доспехи и при необходимости подогнать их. А еще согласно традиции провести вечер перед поединками с теми, кто завтра вместе с ним выйдет на траву ристалища, и выпить с ними круговую чашу.
— Обедать пойдем? — спросила у нас Луиза, держащая за руку де Лакруа. — Или останемся здесь?
Робер и Луиза были безмятежно счастливы, может быть, единственные из нас. Гарольд накануне был весь в мыслях о турнире, Фриша и Жакоб переживали за Флика, Флоренс надеялась на то, что кто-то да увидит, какой рыцарь выбрал ее дамой сердца, про меня и Аманду можно было даже и не говорить. Что же до Карла, то он занимался тем, что любил больше всего на свете, — ел все, до чего мог дотянуться, и заигрывал с дамами, сидящими неподалеку.
Граф Жером одобрил ухаживания де Лакруа за своей дочерью, равно как и возможные брачные планы. Гарольд, судя по всему, оказался прав, и наш друг являлся самой лучшей партией для Луизы из всех возможных. Нет, Робер этого вслух не сказал, но все было ясно и так.
Я чуть ли не впервые в жизни искренне порадовался за кого-то. Вообще-то я эгоист. Ну да, эгоист, и даже не слишком этого стесняюсь, хотя, разумеется, и не афиширую. Другие в квартале Шестнадцати висельников не выживают, вот какая штука. Там о тебе думать не будет никто, а если ты кому-то протянешь руку, вместо того чтобы подставить ногу, то это будет верх глупости.
Вот только что-то в последний год это правило работает все реже. То ли я меняюсь, то ли мир вокруг меня сошел с ума.
В результате за этих ребят я радовался так, как радовался бы за себя. И даже немного им завидовал. А чего? У них все просто и понятно. А у меня… Одна где-то ведет свой отряд к успеху, вторая вон сидит и покусывает губы. Тоже небось о чем-то своем думает.
Все в Аманде хорошо, кроме одного. Она постоянно пытается доказать всем и в первую очередь самой себе, что она очень и очень самостоятельна. Что умеет жить своим умом, что решит все свои проблемы сама, и так далее. И именно в этом ее самая-самая большая слабость, она не видит разницы между тем, что ей навязывают, и тем, когда ей на самом деле хотят помочь не потому, что она принцесса и девушка, а потому, что она просто наш друг. В результате это может плохо для нее кончиться. Просто всем надоест слушать ее грубости, и она останется одна. Одна среди людей.
Ладно я, со мной все ясно, особенно если учитывать причины моего появления на Вороньей горе. Но она-то могла бы различать черное и белое?
И отношениям нашим, по сути, грош цена. Все это она сделала назло отцу, я это сразу понял. С одной стороны, обидно, меня вроде как использовали. С другой — почему бы и нет? Тем более что отказ мог для меня закончиться скверно. В лучшем случае — градом насмешек, в худшем — перерезанным горлом, самолюбие-то у Аманды — о-го-го какое!
Так что Роберу и Луизе я могу только позавидовать.
— Я не пойду. — Аманда глянула на ярко-синее небо, которое было видно из-под навеса. — Жарища. Тут хоть тенек.
— А мы с Карлом пойдем, — тут же сказал я и хлопнул Фалька по спине. — Мы обед не пропускаем.
Ну ее. Эти двое будут щебетать друг с другом, а мне останется неловкое молчание с Амандой, а я такое терпеть не могу.
Флайт не в счет — она нашла общий язык с матушкой Луизы и ее сестрами, после чего пересела от нас к ним.
Вот только прокололся я в одном. Карл и еда — это особая форма отношений, и их общение — процесс вдумчивый и длительный.
В результате на самое начало джостры мы опоздали. Если точнее — на две первых сшибки.
— Хорошо хоть, что вообще пришли, — заметила Аманда, увидев нас. — Жеребьевку пропустили, первые бои — тоже.
— Гарольд участвует в седьмом, десятом и двенадцатом боях, — сказала нам Луиза. — А может, и еще в каких, если кого-то из рыцарей Фольдштейна выбьют из седла. Ну, если он сам того захочет.
— Это Монброн. — Карл хохотнул. — Он-то точно не откажется!
Ну да. Всего в боях от королевства имеют право участвовать пять рыцарей, не больше и не меньше. Если кто-то из них выбывает из соревнования, его место занимает другой боец. Собственно, у поединщиков и нет выбора — если команда пропускает более трех поединков, то она выбывает из числа участников джостры. Все просто и незамысловато. Аманда рассказывала мне, что ее отец как-то подряд провел четыре поединка, один за другим — их в команде осталось только двое, деваться было некуда, разве что сниматься с соревнования. И они все же выиграли турнир.
Верю. Глядя на короля Роя, верю сразу и безоговорочно. Этот может.
Трах! Копья рыцарей одновременно ударили друг в друга, один пошатнулся от удара, но удержался в седле, второй же буквально слетел с лошади и с громыханием упал на землю.
— Ох ты! — Карл потер подбородок. — Поди, отшиб все, что только можно.
Поверженный рыцарь еле-еле шевелил конечностями, лежа на спине, к нему спешно бежали оруженосцы.
— Хорошо, что вообще жив, — сказал я. — Нет, не по мне подобные развлечения. И это ведь еще относительно мирная забава, по сравнению с завтрашней групповой схваткой. Вот скажи мне, Карл, на кой ты ввязался в это дело?
— Не знаю, — пожал мощными плечами мой друг. — Как-то неудобно было отказываться, все-таки целый король предложил в этом участвовать.
— Но я-то отказался?
— И правильно сделал! — Аманда, которая вроде нас и не слушала, неожиданно влезла в наш разговор. — Нечего там тебе делать, с твоим ростом. Да и как мечник ты не так уж силен.
— Беспокоится, — расплылся в улыбке Фальк, кивая на девушку. — Волнуется. И что они в тебе находят, Эраст?
— Сам не знаю. — Я не без удовольствия наблюдал, как на щеках Аманды появляются красные пятна, говорящие о том, что она начинает злиться. — Как видно, что-то да находят.
Вот так, за разговорами, настало время первого поединка Гарольда.
Он появился на поле, как молодой бог, по крайней мере, нам так показалось. Его доспехи сверкали на солнце, плащ развевался, на щите не было герба, отчего присутствующие сразу зашушукали, а на доспех был повязан шарфик, который, несомненно, принадлежал Флоренс.
Ну да, точно ей — Гарольд приблизился к нашей трибуне и вздернул на дыбы коня, отсалютовав Флайт копьем. Правда, это поняла только она, все остальные решили, что так он приветствует короля-именинника.
— А чего герба на щите нет? — спросил у де Лакруа Карл. — Не успели нарисовать?
— Гарольд сражается не за своего короля, — пояснил тот. — Такова традиция. Когда рыцарь представляет на ристалище интересы чужого королевства, то у него на этот момент нет герба. И то, что наш друг числится в королевской гвардии отца Аманды, ничего не меняет.
Как все непросто.
Кони берут разбег, рыцари мчатся навстречу друг другу, столкновение, треск — и оба остаются в седлах.
Надо же. На самом деле с начала джостры такое случилось в первый раз, как правило, все заканчивается на первой же сшибке. Здесь сражаются только настоящие мастера турниров, это мне еще ночью объяснила Аманда, и она была совершенно права. Первая ошибка тут, как правило, становилась последней, и до рубки на мечах, когда все три копья сломаны, дело доходило редко. Может, на этом турнире и вовсе не дойдет.
Поединщики разъехались к стартовым позициям, подхватили новые копья, которые им услужливо подали оруженосцы, и снова встали на изготовку. Король взмахнул платком, подавая знак к началу второй сшибки, и рыцари пришпорили коней.
Бах! Уже привычный звук удара дерева о сталь, короткий вскрик — и Гарольд салютует рукой! Он выиграл этот поединок!
— Монброн! — заревел Карл, вставая на ноги и тоже задирая руки вверх. — Монброн и Вороний замок!
— А ну цыц! — Аманда дернула нашего не в меру эмоционального друга за штаны. — Про замок нечего орать!
— Пусть знают, — невозмутимо сказал ей Карл. — Сама же говорила — теперь это наш дом. Гарольд тоже там живет.
Монброн тем временем решил добить милашку Флоренс, он снова подъехал к трибуне, заставил лошадь выполнить некий трюк, вроде поклона, потрогал шарф, приложил руку, закованную в сталь, к груди и склонил голову.
Флоренс Флайт в этот момент была величественна, как королева.
— Дурак, — заметила Аманда. — При такой толпе свидетелей выказывать знаки внимания женщине — это все равно что просить ее руки у отца. Одно хорошо — Флайт еще малахольней, чем мой братец.
— Аманда, что ты за человек? — внезапно спросила у нее Луиза. — Вот в каждую кастрюлю тебе надо плюнуть, как наш дворецкий говорит. Гарольд победил, наша подруга счастлива — что еще тебе нужно? Почему бы просто за них не порадоваться?
— Это была только первая сшибка, посмотрим, что будет дальше, — проворчала Аманда, отчего-то злобно на меня зыркнув. — А радоваться иллюзиям — увольте, это не про меня.
И она замолчала, причем надолго.
Турнир продолжался, рыцарей становилось все меньше — то один, то другой поединщик оказывались на земле ристалища и соответственно выбывали из состязания.
Последовала и первая смерть — один из рыцарей Асторга, родины Рози, отправился к Небесному Престолу. Мастерский удар в голову выбил его из седла, он, кувыркнувшись в воздухе, приземлился на ристалище, и герольд, подбежав к нему и осмотрев недвижно лежащее тело, только развел руками. Не знаю даже, то ли он сразу умер от удара, поскольку шлем был смят очень сильно, то ли свернул шею после падения.
Впрочем, некоторым из тех, кто остался жив, но упал на землю, было тоже не так уж весело. Кто-то, подобно жукам, перевернутым на спину, еще сучил руками и ногами, но в большинстве своем поверженные рыцари лежали недвижимо. Оно и понятно — удар, падение — это не шутки.
Команда короля Роя тоже понесла потери — из пяти рыцарей осталось только три, и одним из тех, кто еще был в строю, оказался Монброн.
Спустя еще час, ближе к вечеру, состязания вошли в свою завершающую стадию. Всего несколько поединков отделяло команду одного из королей от победного кубка. Да дело было даже и не в кубке, а в славе. Стать лучшим из лучших — что может быть слаще? Не важно, что победа добыта чужим потом и кровью — эти рыцари служат короне, а, стало быть, ее обладатель и есть победитель.
Короля Роя представляли теперь уже всего два рыцаря, и одним из них был наш друг. Правда, ему порядком досталось — последний, шестой противник его сильно измотал — сломав все три копья, они закончили схватку рубкой на мечах. Гарольд победил, но было видно, что силы его на исходе, после победного поднятия меча вверх он удалился с ристалища пошатываясь.
Опять же, сколько прошло времени с момента поединка с Мартином? Да всего-ничего. А раны он тогда получил нешуточные.
— Самоуверенный идиот, — процедила сквозь зубы Аманда, которая невесть каким образом оказалась на лавке рядом со мной. Впрочем, это как раз было вполне объяснимо — Карл то и дело наведывался к столику с закусками, ей приходилось вставать, уступая ему дорогу, вот так, помаленьку, потихоньку мы и стали соседями. — Он совсем вымотался.
— Есть такое, — подтвердил я ее предположения. — Но сроду этого не признает.
— Я и говорю — идиот. — Аманда хлопнула ладонью по лавке.
Увы, но наши предположения оказались верны — поединок спустя нашего друга выбили из седла в первой же сшибке. Мало того что выбили — лошадь протащила его, застрявшего в стремени, по земле, и под конец он врезался боком в ограждение ристалища.
— Если он жив — конец ему! — Аманда вскочила на ноги. — И папке — тоже! Обоих убью!
— Я буду участвовать, — вырвалось у меня.
В этот момент я на самом деле так думал. А еще ругал себя за то, что не отговорил Монброна участвовать в состязании. У меня не так много друзей. У меня вообще они появились впервые, и терять их вот так я не хочу.
— Хорошо хоть, что ты у меня не совсем уж балбес, — бормотала на бегу Аманда, не расслышав мои слова. — Не влез в игры моего отца. А Карла я запру в подвале дома Луизы, нечего ему завтра боевым топором махать в групповой схватке.
Я молча следовал за ней, прыгающей через ступеньку, за мной, пыхтя, поспешал Карл.
Гарольд был жив и даже в сознании, он лежал на полу в небольшом шатре, находящемся рядом с ристалищем, над которым развевался флаг Фольдштейна. Этот шатер являлся чем-то вроде королевской ставки, такие здесь были у всех государей. Мой друг был очень бледен, безостановочно икал и время от времени шипел от боли — два оруженосца аккуратно снимали с него изрядно помятый доспех.
— Как же ты так? — стоя над ним, вещал король Рой. — Ладно бы тебя кто-то из Асторга свалил, там добрые рыцари. Но тут-то — какой-то Эстирг, я даже не знаю, где такой и есть в Рагеллоне.
— Ну… ик… извините, — пробормотал Монброн и застонал — оруженосцы наконец стянули с него латы. — Не оправдал. Ик.
— Не оправдал, — сурово сдвинул брови король Рой. — Твоя правда!
— Ну и неблагодарны же вы, папенька, — громко заявила Аманда, вся бледная от злости. — Выпустили мальчишку против опытных бойцов, и он шесть схваток выиграл. А вы еще чем-то недовольны!
— Выбирай слова! — прорычал король, поворачиваясь к ней. — Не посмотрю, что дочь!
— И что? — Аманда подбоченилась.
Трибуны взревели — закончился еще один поединок. Быстро закончился, как и тот, в котором сразили Гарольда.
— Жан де Астур победил, — крикнул один из оруженосцев. — Стало быть, именно он будет драться с нашим Георгом.
— Все, — как-то даже ссутулился король Рой. — Де Астура Георгу не одолеть, надо смотреть правде в глаза.
— А я даже рада, — злорадно сказала Аманда. — Поделом вам! Боги — они не слепые.
Все-таки двуличная она. То «не верю в богов», то «боги не слепые». Определилась бы уж!
Бам! И король отвесил дочери звонкую пощечину. Удар у него был поставлен хорошо, голова Аманды мотнулась в сторону, а сама Грейси отлетела в угол.
— Меры не знаешь! — проревел король и снова занес руку, которую я, практически не отдавая себе отчета в том, что делаю, перехватил. — Совсем распустилась, девчонка!
— Не смейте! — ошалев от собственных действий, заорал я.
— Ты-ы-ы!? — то ли удивленно, то ли возмущенно вытаращил глаза король, вся его свита также застыла на месте. Как видно, я был первым, кто посмел перечить желаниям Роя Шестого.
Я отпустил его руку, положив одновременно ладонь на эфес шпаги.
Монброн перестал икать, с удивлением глядя на меня, и попытался встать на ноги.
— Не смейте, — уже тише сказал я, стараясь, чтобы голос мой звучал спокойно и размеренно. — Бить не смейте. Да, она наговорила лишнего, но еще раз ударить я вам ее не дам.
— На короля руку поднял? — тоже неожиданно спокойно спросил меня Рой. — Ты понимаешь, что за такое дело тебе голову усекут на главной площади моей столицы?
— Не уверен, что у меня возникнет желание посетить ваше королевство, — стараясь, чтобы голос не дрожал, ответил ему я. — Но если окажусь там когда-нибудь, то отвечу за этот свой проступок, чего уж. А бить ее не смейте, понятно? Я еще жив, и пока моя голова при мне, вам это сделать не удастся.
— Вон! — коротко приказал король Рой. — Все вон. Будем считать, что я проявил последнее снисхождение вот к этой особе, которая некогда была моей дочерью, и ее беспутным дружкам. Монброн, к тебе это не относится, ты можешь остаться здесь. Что до моей дочери… Аманда Маркус, за неподобающее особе королевской крови поведение, за действия, порочащие фамилию, правящую Фольдштейном, за неповиновение отцовской воле я, король Рой Шестой, лишаю вас всех прав наследования, своей защиты и покровительства, а также права на отчий дом. Границы королевства Фольдштейн и двери королевского замка для вас навеки закрыты. Сказано сие при свидетелях, которые должны подтвердить, что они это слышали.
— Мы это слышали, — нестройно произнесли оруженосцы и рыцари, присутствующие в шатре.
Из нас никто ничего не сказал.
— Эраст, подними Аманду, — приказал мне Гарольд, все еще не вставший на ноги. — Мы уходим.
Карл тяжело вздохнул, подошел к нему и закинул нашего друга на спину, как куль с мукой.
— Племянник, ты хорошо подумал? — спросил у него король Рой, взъерошив бороду. — Твой отец вряд ли одобрит подобное решение.
— Значит, со мной будет то же, что с вашей дочерью, — ответил ему Гарольд со спины Фалька. — Ик.
Я же протянул руку Аманде, которая сидела на полу, хлопая полными слез глазами, и была похожа на совенка.
— Мы уходим, — сказал я ей, когда ее ладонь оказалась в моей, и рывком поднял на ноги.
— Да. — Король выпятил челюсть вперед и уставился на свою дочь. — Отныне ты не Маркус, а Грейси. Ты год носила эту фамилию? Вот и носи ее теперь всю жизнь, коли она тебе нравится больше, чем родовое имя твоего отца. Пошла прочь.
Аманда что-то хотела сказать, но я дернул ее за руку и приказал:
— Молчи.
Она дернулась, но послушала меня.
— Всего доброго, ваше величество, — сказал я королю Рою и направился к выходу из шатра.
— Недооценил я тебя, барон фон Рут из Лесного края, — бросил король мне в спину. — Думал одно — оказалось другое. Старею, видимо. Но Фольдштейн ты огибай седьмой дорогой. Считай эти слова моим тебе свадебным подарком.
— Мы с Амандой еще не обсуждали наше будущее, — решив, что хуже, чем есть, уже не будет, обернулся к королю я. — Но за подарок спасибо.
— При чем тут вот эта?.. — Король пожевал губами. — При чем тут особа, которая когда-то была моей дочерью? Речь идет про представительницу фамилии де Фюрьи. Ты же вроде с ней помолвлен? Я ничего не путаю? Да, ее родственники еще с тобой не беседовали? Если нет — то хорошо. Им, наверное, интересно будет узнать о твоих шашнях с… Вот с ней!
И король Рой сплюнул на пол.
Аманда вновь дернулась, но я крепко держал ее за руку. Отвечать королю я ничего не стал и просто покинул шатер. А чего тут скажешь? Он же ничего не путает. Нет, но как хорошо он осведомлен.
Однако пора нам покидать этот чудный город, здесь становится небезопасно.
— Начинаю верить в гнев богов, — пробормотала Аманда, сжимая мою ладонь.
— Ваше величество, я, наверное, завтра не буду драться под вашими знаменами, — донеслись до меня слова Карла. — Мне как-то не хочется под них вставать. Не стоит оно того.
— Что-о-о! — взревел разъяренный король, но его заглушил рев толпы — на ристалище кто-то опять кого-то победил.
