Я пробежала взглядом по стихотворению, написанному желтой краской на стене класса, и оглянулась. Теперь вместо стеллажей и склянок в магазинах рядами стояли скамейки и парты: за ними восседали дети прайдеров от восьми до двенадцати лет, ожидая учителя. Школьная программа здесь ничем не отличалась от обычной, разве что уроков истории в несколько раз больше. Вот-вот должно было начаться очередное занятие. Кажется, география, которая сводилась к обучению навыкам выживания и которую преподавал Бобби. Он опаздывал, и я ждала его, скитаясь у входа. Мина у него была такой кислой, что сомнений не оставалось: детей он не выносит так же, как быть их учителем.

– Бобби, – перехватила его я, следуя совету записки в кармане. Тот попытался проскочить мимо, раздраженный, но я упрямо перегородила ему проход в класс.

– Чего тебе, орнитолог?

Этого было достаточно, чтобы прийти к логичному умозаключению: мою тираду о шахтерах и клетке он усвоил, и с таким раскладом я вряд ли могла уповать на его подсказку. Но, наивная, я все равно спросила:

– Я переживаю за Криса, не видела его с самого Рождества. Не знаешь, куда он мог запропаститься?

– Наверно, кувыркается где-нибудь с новой пассией, у которой мозгов поменьше, а грудь побольше, – с издевкой ответил Бобби и, отодвинув меня от двери, прошел в класс. – Мое дело ведь – это чистить перья клювом да трещать. Удачных поисков.

Дверь перед моим носом захлопнулась, и я закатила глаза, удаляясь.

Уже скоро ноги отваливались от долгой ходьбы. Я обыскала весь аэропорт, и чугунная голова после бессонной ночи трещала, грозясь расколоться, как яичная скорлупа. Ни на постах, ни в лаборатории, ни где-либо еще не было никого, кто видел бы Криса с прошлой ночи. Тот словно испарился вместе с рождественскими украшениями, которые сняли сразу же, как отгремела последняя песня на вечеринке.

В спешке я перебилась на завтрак одной манной кашей, пропустила обед и теперь же с нетерпением ждала ужина: авось хотя бы на нем Крис появится. Время поджимало, и на еду его попросту не было. Последним пунктом моих поисков числился микроавтобус на закрытой парковке. Охрана отказывалась пускать меня туда, но «метка ловца» открывала все двери – синие проколы от капельниц, когда я задрала рукав. Почему-то они рассказывали людям обо мне больше, чем мое имя.

Фургон Криса был самым дальним – красный и облезлый, похожий на кусок хлама, где он ночевал. Я не понимала, почему ради него Крис отказался от просторной комнаты или личного самолета. Под водительским сиденьем покоился чемодан с одеждой, а в дальнем конце висел крупный осколок зеркала. Крис смотрелся в него каждое утро, борясь с желанием побриться, а затем укладывая прическу. Наточенный станок и расческа лежали на тумбе по соседству. Он снял все сиденья и установил их в один ряд, укрыв простыней и одеялом, как койку. На шкафу лежали пустые обоймы с надколотыми статуэтками ангелов, а рядом, сложенные на стуле – черная рубашка и бежевые брюки, в которых Крис был на Рождество. Он заходил сюда, но было это, судя по всему, уже давно.

Вернувшись в главное здание аэропорта, я сдалась: мой план провален, даже не начавшись. Я была близка к нервному срыву, и спасти меня могли лишь две вещи – или сон, или отдых. Выбрав последнее, я отправилась в душевую.

Ту, что находилась прямо за нашей комнатой, почти никто не посещал, кроме меня и Джесс. Вот и сейчас здесь было пусто и темно – идеальное место, чтобы спрятаться от собственных мыслей. Скомкав вместе с листком джинсы и футболку, я швырнула их в раковину, а затем встала под душ.

Вместо насадки и крана из стены торчала прямая труба. Я крутанула вентиль, и из нее хлынул поток воды – сначала нестерпимо горячей, а затем прохладной, как весенний ветер. Именно то, что нужно. Я подставила под нее голову, смывая с себя не только шампунь и мыло, но и усталость.

Вода пахла железом и оставляла на коже ощущение стянутости, но мне все равно стало лучше. Послышался далекий трезвон – часы у центрального входа объявили шесть вечера. До ночи – то есть до начала нашего освобождения – оставалось совсем ничего, а я…

А я выдавила еще шампуня себе на ладонь и повторила свое очищение.

Сквозняк, ворвавшийся в душевую из приоткрытой двери, выгнал из нее пар. Я рефлекторно крутанула вентиль обратно, приглушая воду и вслушиваясь. Кабина была отделена матовым стеклом, светонепроницаемым, и казалось, будто за его пределами обитает чистая тьма.

Обычно я подпирала дверь шваброй еще перед тем, как раздеться, но сегодня все шло наперекосяк. Тяжелые шаги нарушили мой интимный покой и остановились возле двери кабины. Я услышала шорох ткани и лязг металлической пряжки. Кто-то разделся, сбросив одежду прямо на пол, а затем потянул на себя дверцу.

Я замерла и, сморгнув с ресниц капли воды, сдавленно ахнула.

Крис вошел внутрь и молча прижался ко мне. Крутанув вентиль, он заставил воду потечь снова. Его шаги я могла узнать из тысячи других, но мне не верилось, что первый пункт моего плана найдет меня сам.

Крис оперся рукой о стену, и я пронаблюдала за ее мышцами, играющими в блеске воды. Он был напряжен, и пахло от него парфюмом, потом и сталью, словно за день он оббежал всю Аляску. Дышал он в принципе похоже: хватал ртом воздух, будто намеревался вобрать в себя его весь, ничего мне не оставив.

Я не успела вымыть шампунь из волос, и, погрузив в них пальцы, Крис забрал себе часть пены. Он наклонился, чтобы я растерла ее между прядями, и я послушалась, решившись заговорить первой:

– Мы искали тебя.

– Кто «мы»?

Зажмурившись, чтобы пена не попала ему в глаза, Крис спустил руки с талии мне на бедра. Пальцы ощупали костяшки таза, и, помассировав их круговыми движениями, он провел массивной ладонью по моим ягодицам, а затем между коленями. Выше…

Живот предательски свело.

– Я, Флейта, Грейс и другие, – прошептала я, сглотнув проточную воду и слюну. – Себастьян тоже.

Крис подставил под напор голову, избавляясь от мыла на лице, и лениво разомкнул веки. Я поймала его взгляд и с опаской узнала нечто знакомое – такую же тьму, какая окружала нашу душевую кабину. Непроглядная. Опасная. Бесконечная.

– И как поживает Себастьян? – растягивая слова, поинтересовался он небрежно.

Крис обвел подушечками пальцев округлость моих грудей и, перебрав ребра, как струны арфы, снова крепко обнял. Даже пожелай я вырваться – не вырвалась бы. Благо, я этого не желала.

– Он придумал, что нам делать.

– И что же?

– Колыбельная Флей, – только сказала я. – Мы уходим ночью.

Выражение лица Криса не изменилось, хотя я с воодушевлением ждала этого. Он задумчиво хмыкнул и вслепую потянулся за лимонным мылом. Кажется, прошла целая вечность, пока он натирал им мой живот, спину и плечи, одновременно лаская их. Крис не собирался отвечать, но я поняла это слишком поздно, когда он уже вовсю целовал мою шею, вдавив спиною в огрызок трубы.

– Крис, ты слышал меня? – спросила я, беря его руки в свои, чтобы оторвать от своего тела. – Крис… Где ты был весь день?

Это сработало лучше, чем всякие протесты. Крис запрокинул голову и странно сощурился. Я лишь вздрогнула, когда его сжатый кулак оставил трещину в кафеле, всего в паре дюймов от моего виска.

– Это я вытащу нас отсюда, Джеремия. Не Себастьян, – медленно произнес он, не моргая. – Я уже обо всем позаботился. Ты только все портишь.

– Значит, этим ты занимался сегодня? – проблеяла я, косясь на осыпающуюся плитку. – Ты что-то придумал?

– Придумал. Мы с тобой…

– Мы? Ты ведь говорил, что остальные тоже смогут пойти…

Крис растерянно заморгал и отстранился. Его расширившиеся зрачки отражали грядущую бурю. Я видела Криса по-настоящему напуганным лишь однажды… Он страшился Сары, как неистового пламени, способного добраться до каждого сокровенного уголка твоей души. Крис боялся и теперь – чего-то такого, о чем мне было лучше не спрашивать. Но я должна была узнать.

Отлипнув от стены, я перекрыла воду.

– Крис, что ты сделал?

Он выскочил из кабины и, на ходу застегивая штаны, отряхнул волосы. Те окропили пол, и вода насквозь пропитала его футболку, натянутую прямо на мокрое тело.

– Крис!

Я вышла следом и, задрожав от холодного воздуха, завернулась в полотенце. В темноте голубые глаза сверкали как истинный лед – обломки айсберга, что мог потопить нас всех.

– Что ты сделал, Крис?! Где ты был все это время? Ответь мне!

Он схватил с края раковины свой легендарный «ТТ», который Сара сберегла для него и вернула в первый же день. Сунув его себе за пояс, Крис мельком глянул на меня через трюмо.

– Прости меня, – донеслось каким-то смазанным эхом, и Роуз хлопнул дверью, выбежав в коридор.

Джинсы отказывались налезать на сырую кожу, липкие и тесные. Мне почти удалось застегнуть их, когда из заднего кармана выпала мятая записка. Она закружила, приземляясь в лужу воды, и я едва успела ее подхватить.

Сердцебиение сбилось.

– Твою мать, – выругалась я и, забыв о носках и обуви, вылетела в коридор тоже.

Почему этот пункт был не первым?!

Я почти сбежала вниз, когда тишину разрезал сигнал из динамиков. Снова оркестровая трель, а затем – голос, мелодичный и приторный.

Через динамики говорила Сара:

Горло сдавило невидимым жгутом – нехорошее предчувствие. Я толком не успела осмыслить его, потому что мое запястье хрустнуло: Шон обездвижил меня знакомым приемом.

– Какого черта?!

– Тебе надо обуться. И поскорее, – отбарабанил он, толкнув меня к жилому коридору, и от изумления я даже забыла о боли.

За все то время, что я провела в Прайде, мне ни разу не доводилось слышать, как Шон Тао говорит. Он беззвучно выполнял любое поручение Сары, скрывая лицо под капюшоном. Сейчас на нем была обычная рубашка, и я рассмотрела его длинные рыжие волосы, закрывающие раскосые глаза. Заведя меня в комнату, сам он прошел в дверях боком, слишком широкоплечий, и кинул мне в ноги ботинки Джесс.

– Это не моя обувь, – недовольно заметила я, но Шон лишь пожал плечами.

– Наплевать.

Я вздохнула и, не найдя иного выбора, надела ковбойские сапоги сестры, меньше моей ноги на три размера.

Шон выглядел так, будто время ему было отмерено по песчаным крупицам, причем вычиталось оно из срока его жизни. Нервно поглядывая на ультрамариновые G-Shock, он нетерпеливо цокал языком. Казалось, еще чуть – и точно согнет меня в бараний рог за медлительность.

– Ты быстрее можешь?

Я угрюмо завязала шнурки, поднимаясь.

– Меня что, арестовывают?

– Ты не арестована. Ты приглашена.

Шон схватил меня под локоть и выволок из комнаты.

– К сведению, приглашение высылается музыкальной открыткой, – раздраженно буркнула я.

Он потащил меня в неизвестном направлении, так рьяно и грубо, словно пастух тащит овцу на убой. Мы очутились в другой части аэропорта, где я практически не бывала. Этот зал достроили рабочие Сары, и располагался он в форме круга, насчитывая несколько этажей. Это место напоминало гладиаторскую арену, круглое и пологое. Сверху нависал стеклянный купол, открывая зарево уходящего солнца. Сара вообще обожала стекло. Им же были выложены стены коридора, куда затащил меня Шон семимильными шагами. Комната в конце, обшитая красным бархатом, уже полнилась людьми.

Ажурная скатерть, золотые подсвечники и тарелки из хрусталя – все подготовлено по высшему разряду. Приглашение Сары звучало лишь для сновидцев, но Барби и Эшли тоже сидели за столом. Здесь вообще были только те, кого я считала своими близкими, и умысел Сары тут же стал ясен. Все в рождественских нарядах: накрахмаленные рубашки, брюки или платья, туфли. Барби сидела к Саре ближе всех и выглядела так, словно это ее нисколечко не смущало. Рядом сгорбился Эшли, ковыряясь вилкой в тарелке, а сбоку от него – Грейс. Дурашка лежала у него на коленях. Напротив них сидели Тото, Флейта и Крис. Ни на ком из присутствующих не было лица, потому что всех их собрали здесь силой.

– А вот прибыла и последняя гостья, – улыбнулась Сара, сидя во главе стола. – Наконец-то можно приступить к трапезе!

Крис подскочил с места и обернулся. Шон подвел меня к нему, и Крис отодвинул стул. Я молча села между ним и Тото. На Роузе красовалась уже знакомая рубашка из черного атласа, а на гладких щеках свежело несколько тонких царапин – он брился в спешке. Взяв мои пальцы в свои под столом, он сплел их вместе. Кожа у него была влажной от испарины – Крис нервничал, хоть и не показывал этого.

– Сара, где в твоем кабинете лежал…

Бесцветный взгляд Флейты устремился к двери, когда в проеме показался Себастьян. В отличие от остальных, он выглядел вполне обычно, как и я – в той же драной футболке, шарфе и расклешенных джинсах. Сара посмотрела на него так, будто лишь ее единственному сыну на этом ужине не было места. С явной неохотой она указала остолбеневшему Себастьяну пальцем на свободный стул.

– Сядь.

– Сара… – Себ побледнел, оглядывая присутствующих. – Maman, que fais-tu? Il ne faut pas.

– Не смей говорить со мной на французском! – рыкнула она и сделала глоток мартини; все остальные бокалы на столе, кроме ее, были наполнены простой водой. – Ненавижу французский. Речь твоего никудышного папаши и картавой бабки. Старая карга, возомнившая, будто знает лучше, как мне воспитывать родного сына…

– Они этого не заслужили, – глухо произнес Себастьян, пропустив мимо ушей все ранее сказанное. – Прекрати, это вульгарно и…

– Ты будешь ужинать или предпочтешь лечь спать голодным? – отрезала Сара. В зернистом свете комнаты один ее глаз казался еще желтее другого.

Себастьян сжал губы и медленно прошел до стола. Его место было рядом с Тото, и тот, очевидно, этому вовсе не радовался. Дотянувшись до скрещенных коленок Флейты, Тото погладил их, успокаивая и ее, и себя.

В комнате повисла зловонная тишина (запах сырого мяса, мороза и чесночного масла), пока несколько прайдеров вносили блюда с закусками. Салат из руколы, рулетики с диким лососем и ломтиками козьего сыра. Ничто из этого, невзирая на голод, не привлекало меня в присутствии Сары. Ее улыбка еще никогда не предвещала ничего хорошего.

– А где другие? – вырвалось у меня. – Это ведь ужин для всех сновидцев, разве нет?

– Нет, – тут же парировала она, подливая себе мартини. – Здесь собрались лишь те, кого мне нужно было увидеть… Тото, тебе нравится твоя винтовка?

Только тогда я заметила, что рядом с его стулом стоит зеленая снайперка – гораздо лучше той, что была у него в МЗВ. Я удивилась, что Сара позволила ему притащить ее с собой на званый ужин. Значит, ситуация вовсе не кажется мне опасной – она таковая и есть.

– Мама, – едва слышно выдохнул Себастьян, закрыв ладонью лицо. – Не надо…

– Замолчи.

Он сжал губы и посмотрел на Криса. Тот за все время не издал ни звука – бледное подобие самого себя. Ни румянца, ни былого злорадства, ни насмешки. Лишь покорность.

– Что ты наделал, идиот?! – прошипел Себастьян, придя в бешенство. Посуда под ним затрещала, когда он поставил на нее локти, перегнувшись через стол. – Роуз, смотри на меня!

Но Крис не смотрел. Он кивком поблагодарил седую женщину, поставившую перед нами закуски, и потянулся пальцами к одному из рулетов. Закинув его себе в рот, Крис принялся жевать с видом избалованного гурмана, определяющего мелодию вкуса. На деле же это выглядело так, словно его вот-вот вырвет наизнанку.

– Себастьян, – Сара наградила его свирепым взглядом, и тот померк, точно затушенный фитиль. Он боялся свою мать больше, чем был готов признать. – Предупреждаю в последний раз – замолчи!

Крис протер салфеткой губы и пододвинул тарелку ко мне. Я не пошевелилась, и тогда он снова взял меня за руку. За считаные мгновения его кожа стала нестерпимо горячей, как если бы Роуза терзала тропическая лихорадка.

– Поешь, – попросил он шепотом. – Уверен, ты не обедала.

– Что происходит? – спросила я тихо, не в силах даже смотреть на злополучные рулеты. – Крис?..

– Я всегда сдерживаю свои обещания, – сказал он. – Но иногда не так, как мне самому того хочется.

– Итак, Тото, – Сара продолжила улыбаться, взявшись за поедание салата. – Ты скучаешь по своей сестре?

Из всех присутствующих – даже по сравнению со стойкой Барби – Тото держался лучше всех. Иногда он пил из бокала, поглядывая то на Флейту, то на свою винтовку и Шона у двери. Любой вопрос Сары был топором палача, возведенным для казни, но Тото не испугался. Налив себе еще воды из графина, он сдержанно кивнул.

– Конечно. На то она и сестра.

– Ты бы сделал все, чтобы ее спасти, не так ли? Как-никак, плоть от плоти… Семья. Это то, что мы не выбираем, но от чего никогда не посмеем отказаться. Любым возможным способом мы готовы спасти лишь две вещи на этой Земле – свою семью и свою любовь. Я права?

Уголок его рта истерично дернулся, но он быстро вернул себе самоконтроль.

– Разумеется. Слава богу, моя сестра в порядке, и спасать ее не требуется… Ведь так?

– Да, Захария, так.

Тото дернулся, и ничего странного в этом не было: излюбленное хобби Сары – коллекционировать настоящие имена, скрытые ото всех. Ведь имя – нечто сокровенное, личное, оно всегда дает человеку особую власть над тем, кому принадлежит. Не зря во множестве легенд эльфы утаивали свое полное имя от смертных. Реальная жизнь не исключение, и я могла лицезреть наглядное подтверждение этому – Тото дал слабину, стремительно меняясь в лице.

Флейта вздрогнула тоже. Под пристальным взглядом Себастьяна она нащупала руку Тото где-то под столом и сжала.

– Милая, не сыграешь ли нам что-нибудь, чтобы скоротать время до подачи горячего? – вдруг перевела тему Сара.

Флейта натянуто улыбнулась.

– Я не уверена, что это хорошая идея…

– Раз выпал такой случай, я попросила Шона забрать твою флейту из самолета, – надавила на нее Сара, отхлебывая еще мартини. – Неужели ты откажешься? Слышала, твоя музыка поистине волшебна. Это ведь она дала тебе твое новое имя. И, конечно, надежду на побег отсюда.

Флейта заерзала на стуле, проглотив вздох.

– Ты ведь была готова к тому, что от твоей музыки зависят жизни твоих друзей. Ничего не изменилось, я предлагаю тебе то же самое: твоя флейта по-прежнему решает их судьбу. Если не сыграешь – я выберу, кому из них умереть.

Я посмотрела на Криса: за секунду его безразличие сменилось обжигающим недовольством. Он впился в Сару испепеляющим взглядом, почти по-звериному обнажив зубы, когда говорил:

– Перестань мучить их! Это глупо. Мы договаривались не об этом!

Вся комната разом стиснулась до размеров спичечного коробка: паническая атака. Стены начали давить, не оставляя ни глотка кислорода. Я опустила голову, прижавшись к столу лбом, чтобы взять себя в руки.

Нет, нет, нет!

– Так вот что ты сделал, – ахнул Себастьян. – Ты заключил уговор с моей матерью! Путевка наружу для тебя и Джейми, да? А нас решил оставить как выкупной залог?!

– Мальчики, не ссорьтесь, – Сара миролюбиво улыбнулась и вдруг вытянула руку: Крис не успел увернуться, когда она коснулась его, и все рухнуло уже в который раз. – Мы ни о чем не договаривались, хоть ты и старался убедить меня на протяжении всей ночи. Тело так приятно ломит!

Она бросила на меня масленной взгляд, и мне сделалось мерзко. Сара веселилась, издеваясь над всеми нами. Крис был зол, но прикосновение Сары напоминало якорь, вернувший его на дно. Он снова сделался податливым, усмиренным, и лишь заскрежетал зубами, не в состоянии противиться ее дару.

– Ты хотел уйти с Джейми, но это слишком рискованно, и ты со мной солидарен: зима, банши, голод. Здесь безопаснее, – продолжила уговаривать его Сара, не убирая руки, и Крис осторожно кивал, поддакивая. – А предательство моего сына – очередное, надо заметить – печальный проступок. За него, как и положено, я преподам своему непутевому чаду урок. Спасибо, мой кшатрий, что предупредил… Или я должна благодарить твою болтливую Джейми?

Все взгляды устремились ко мне, и я почувствовала себя меньше того самого рулета, что лежал на тарелке, – крошечная и никчемная. Меня вот-вот прожуют и выплюнут. Крис решил, что мое откровение – отличный ключ к нашему с ним освобождению. На что он рассчитывал? А на что рассчитывала я?

Себастьян смахнул рукой тарелку и встал из-за стола.

– Пошли вы к черту. Вставайте кто хочет – мы уходим!

– Шон, – позвала Сара, и вся комната пришла в движение.

Себастьян знал, что Сара не любит его, но какой сын – даже нелюбимый сын – поверит, что родная мать способна причинить ему вред? Однако Сара умела удивлять. Секунда – и Шон ударил Себастьяна под дых, а затем еще раз и еще, пока Флейта не бросила ему в затылок стеклянный фужер.

Прайдеры, которые прежде выносили тарелки с закусками, перекрыли единственную дверь и начали наступать. Тото вспрыгнул на стул и, подбросив винтовку, рассек ею пространство вокруг себя, отбрасывая официантов назад. Он выстрелил в того, что почти подобрался к Флей, а затем прицелился снова.

Один из коренастых мужчин, облаченный в кремовый сюртук, схватил Барби за запястье. Грейс едва не перевернул стол, рванув к ней, но та справилась и сама: она коленом ударила мужчину в пах, а затем разбила ему фарфоровой тарелкой лицо. Кровь забрызгала светлые скатерти, и Сара брезгливо поморщилась, отодвигаясь подальше вместе с бокалом мартини.

Сжав между пальцами десертный нож, я привстала со стула, но Крис одной рукой вернул меня на место и буквально впечатал в спинку.

– Нет, – приказал он. – Сиди.

Слезы сдавили горло. Все наперекосяк. Моя вина – и его тоже. Ну уж нет!

Я замахнулась, но Крис перехватил нож второй рукой, с легкостью выбив его из дрожащих пальцев. Прибор покатился по полу, и Роуз невольно проследил за ним взглядом. Воспользовавшись моментом, я схватила вилку и всадила ее в ладонь, прокушенную волком.

Крис закричал, пока бинты окрашивались в пурпур, ударивший струей из новой раны. Я соскользнула под скатерть и, пробравшись под столом, вылезла с другой стороны. Рядом со мной рухнул переломанный стул, которым Тото расшиб голову одной из марионеток Сары.

Мадам Дурашка кинулась на защиту Грейса, которого удерживал Шон: щенок вцепился зубами в его штанину, с остервенением дергая из стороны в сторону. Хватило одного сильного пинка, чтобы собака отлетела и, впечатавшись в стену, зашлась скулежом.

– Дурашка! – взревел Грейс, и отчаяние прибавило ему сил: он вырвался и ударил Шона локтем в солнечное сплетение.

Тао поперхнулся. Грейс, семнадцатилетний тощий мальчишка, даже со своим эмоциональным преимуществом не мог сравниться с ним по силе. Их драка представляла собой жалкое зрелище и, что еще хуже, справедливостью там и не пахло. Снова схватив Грейса, Шон накрыл ладонью его лоб, и что-то произошло. Что-то неуловимое, быстрое и всепоглощающее, что заставило колени Грейса подогнуться. Он упал без сознания навзничь, расшибаясь носом о ножку стула.

Закончив, Шон обернулся и проделал то же самое с Эшли, пытающимся оттащить от Тото прислугу, что пыталась отобрать у него винтовку. Стоило ладоням Шона обхватить голову моего брата, как и его глаза закатились. Шон скинул Эшли на пол следом за Грейсом и, переступив через них обоих, двинулся дальше – к Барби.

Гвалт заглушил пронзительный визг:

– Захария!

Я обернулась на Флейту, и все застыли, взирая на Сару. Прежде спокойная и безмятежная, она с кошачьей скоростью и такой же грацией оказалась позади Тото и просто накрыла рукой его плечо. Одно прикосновение – один судьбоносный ход. Ее победа.

– Посмотрите, что вы устроили, – зацокала она языком, выделив укоризненным взглядом своего сына, что сидел в углу и еще не оклемался от ударов Шона, чтобы снова встать на ноги.

В этой комнате, обшитой малиновым бархатом, кровь казалась почти незаметной. Она угодила Саре на зеленое платье, на скатерть, на еду и даже на стены. Удерживая рядом Тото, сжимающего в руках винтовку, Сара вздохнула.

– Я приютила вас. Я позволила вам считаться лучше, чем вы есть на самом деле. Неблагодарные дети! Элис, – она погладила Тото по спине, не сводя со всхлипывающей Флейты разномастных глаз, – ты так и не сыграла мне… Что же, придется развлекать гостей самой. Тото никогда не промахивается. Проверим?

Сара приподнялась к его уху и что-то произнесла. Тото выглядел остекленевшим – безучастный, обездвиженный. Каменное изваяние, в которое Медуза горгона обращала людей. Несколько слов, похожих на змеиное шипение, – и он, вертикально повернув винтовку, прицелился куда-то в потолок.

– Пусть пуля сама сделает выбор. Это будет тот, кого Флейта любит больше, – улыбнулась Сара, и Тото нажал на курок.

Пуля просвистела в воздухе, отрикошетила от лампы и, прорвав навесной потолок, скрылась из виду на несколько мгновений. Все выглядело так, будто Тото просто пальнул в воздух, но это был обратный отсчет.

Изящный трюк перед тем, как поразить свою мишень, ведь это истина – Тото никогда не попадает мимо цели, даже если сам не знает наверняка, кто именно этой целью должен быть.

Обессиленному Себастьяну в углу хватило сил лишь на бросок вперед: в несколько шагов он, едва стоя на ногах, очутился возле загипнотизированного Тото. Со стороны это походило на объятия: Себ оттолкнул от него свою мать и повис на его шее, закрывая собой как живым щитом. Он хотел защитить его. Он хотел спасти того, кого Флейта любит больше. Кого она должна была любить больше.

Флейта кинулась Себу наперерез, ведь уже знала, кому достанется эта пуля. Ему некого было спасать – разве что самого себя.

Над головой снова пронесся свист, а затем раздался нечеловеческий визг Флейты. Она подхватила под руки Себа, оседающего на пол с сочным алым пятном, растекающимся по спине между лопаток.

– Вот так это происходит, – шепнула Сара на ухо Тото, устало положив голову ему на плечо, пока Флейта гладила неподвижно лежащего Себастьяна и надрывно рыдала. – Вот так те, кому мы отдали свое сердце, предают нас и выбирают других.

Меня окатило волной, а затем и всех присутствующих тоже. Барби склонилась к полу, ища, где бы укрыться от того, что сверлило череп изнутри, затмевая взор иллюзией почти физической боли.

Флейта стерла с побелевшего лица Себастьяна собственные слезы, целуя его в лоб под завивающейся челкой.

Флейте не нужен был музыкальный инструмент, чтобы передать то, что она чувствует. Боль настолько сильная, нестерпимая, чтобы не поделиться ею. Флей излучала эту боль, и ею смело всю комнату; даже Сара пошатнулась, ошеломленная ее чувствами. Ее волей.

Сумев доползли до Флей, съежившейся в крови Себастьяна, Шон стиснул зубы и, поборов поток ее сознания, дотронулся до ее затылка. Жест милосердия: я готова поклясться, что Флейта посмотрела на него с благодарностью. Она охотно приняла его дар, чтобы сбежать от этого мира и расколотой на части души туда, где ее можно было бы склеить из этих осколков заново.

Шон погладил ее по волосам, и Флейта закрыла глаза, а в следующую секунду упала рядом с Себастьяном. Поток боли, отражающийся от стен и выбивающий из тебя твои собственные мысли, прекратился.

– Беги!

В ушах у меня еще гудело. Контуженная, я, как и все, долго не могла пошевелиться. Крису потребовалось встряхнуть меня за шкирку несколько раз, чтобы я наконец-то пришла в себя и услышала:

– Беги! Сейчас же, Джейми!

Смерть – нечто леденящее, отчего Крис всегда получал особое удовольствие, но только не в этот раз. Даже таким образом Себастьян спас его снова, вырвав из-под веяния Сары: Крис протрезвел, очнулся, словно пробужденный ото сна. Лицо его исказил секундный ужас, а затем Роуз толкнул меня к двери.

– Убегай, Джем!

Барби схватила меня за руку, и вместе мы вылетели в коридор. Себастьян, Сара, Крис и Шон – все на свете осталось позади. Мы бежали быстро, и я давно бы потерялась в извилинах аэропорта, если бы не Барби, знающая их на зубок.

– Туда, – указала она в сторону арки. – Хватаем куртки и…

Что-то обрушилось на нас сзади. Я упала, прокатившись по полу до самого эскалатора, и из расшибленного лба потекла кровь. Привстав на локтях, я увидела, как Барби лупит Шона ногами по груди, пытаясь отбиться, пока он не навалился на нее всем своим весом и не обхватил пальцами ее подбородок. Барби обмякла, а Шон поднялся, готовый продолжить.

Осталась только я.

– Не трогай ее! – закричал Крис.

Он рванул ко мне через коридор, но опоздал: Шон встал между нами, разъединяя, и раскинул в разные стороны руки – одну к моему лицу, а вторую к его. На губах Шона я впервые лицезрела улыбку – мстительную и кривую, не обещающую мне ничего, кроме дальнейших кошмаров.

– Джейми, – успел выкрикнуть Крис, пытаясь обойти его. – Он связывает сны, чтобы ему было проще! Никогда не берет поодиночке. Помни об этом! Помни, кто ты такая… Разбуди нас!

Крис замолк, когда Шон опередил его выпад, хватая за шею. Голубые глаза потускнели и скрылись под угольными ресницами. Мой лоб накрыло чужой рукой, и мир, горящий в агонии, затопило блаженным беспамятством – все вокруг погасло.