Фэрбенкс. Виски с колой. По будням – шорты и кеды Converse, а по выходным – короткая юбка и матовая помада от Nyx. Верити, говорящая по сотовому телефону так громко, что в курсе ее личной жизни даже вахтерша с первого этажа, и Стеф, чопорно отмывающая душевую кабину от наших волос.

– Где смесь? – раздался голос, и я заворочалась на сатиновых простынях, сонно пробормотав:

– Выкурили же вчера с Кэмероном, чтобы легавые не спалили.

– Чего? – голос внезапно оказался глубоким, мужским, а теперь еще и взволнованным. – Ты выкурила молочную смесь? Это как?

– Почему молочную?

Я открыла глаза и села на постели так резко, что от головы отхлынула кровь. Растерянное лицо Криса находилось в нескольких сантиметрах от моего. Он сидел на постели рядом с прозрачной емкостью в руках.

– Джейми, ты о чем? – нахмурился он. – Где молочная смесь Дэйна?

Молча взирая на Криса, я приоткрыла рот, затем закрыла его обратно… И опять приоткрыла. Так продолжалось несколько раз, пока я обводила взглядом уютную спальню с розовыми занавесками и развешанными коллажами из фото.

– А кто такой Кэмерон? – спросил Крис. – И ты что, назвала меня «легавым»?

На нем были синие брюки из непромокаемой ткани и облегающее черное поло, выделяющее рельефность рук, груди и живота. Сбоку на воротнике был прицеплен полицейский значок; одно из остриев золотой звезды почти подпирало его подбородок.

– Нет, серьезно, если ты втихаря куришь травку с каким-то Кэмероном, то давай обсудим это, но сначала скажи мне, куда ты переложила детскую смесь, иначе к нам скоро вызовут органы опеки.

– Чьи органы?

Лицо Криса вмиг выцвело и вытянулось. Он придвинулся ближе, и постель прогнулась под его тяжестью.

– Джейми, что происходит? – испуганно прошептал он, а затем приложил широкую ладонь к моему лбу и застыл так на несколько секунд, измеряя температуру. – Наверно, доктор был прав. Тебе надо чаще бывать на свежем воздухе и проводить время с друзьями, – вздохнул он и пригладил мои волосы, растрепанные после сна. – Давай выберемся сегодня в город. Позовем Элис с Себастьяном, может, Барб подъедет… А я попрошу Мэгги посидеть с Дэйном. Она как раз заканчивает в три. К семи я буду уже дома.

– Крис, – я сглотнула и сжала губы, тронув пальцами его щеку.

Теплая, чуть колкая от проглядывающей щетины. Он непроизвольно прикрыл глаза, целуя меня в кисть. В груди защемило: как я могу расстроить его тем, что не помню даже тех имен, что он сейчас произнес? Да что там: я не помню и дома, в котором очнулась! Я должна была признаться и рассказать ему, но раздавшийся звук расставил все на свои места.

Пронзительный детский плач, и мир вокруг обрел закономерный смысл.

– Боюсь, без тебя я бессилен, – застонал Крис виновато. – Спустись со мной, пожалуйста. Черт… А я ведь хотел дать тебе отоспаться. Извини, – он чмокнул меня в нос и поднялся на ноги. – Не торопись, я попытаюсь его успокоить. Вдруг получится? Но смесь все равно надо найти…

– В ящике под раковиной, – вдруг на автомате выдала я. – Я убиралась вчера и случайно забыла ее рядом с моющими средствами. Я ужасная домохозяйка, знаю.

– Мне и не нужна домохозяйка. У нас уже есть Элис, – ухмыльнулся Крис, выходя за дверь, и игриво подмигнул напоследок. – А вот любимая женщина – в самый раз. Готовь платье к вечеру!

Я взяла с кресла джемпер и надела его на себя. В бледно-голубых катышках и неприлично растянутый, он пах лавандовым ополаскивателем и дымом от костра. Шерстяная ткань натирала кожу, но мне сделалось так невероятно уютно в нем, что это можно и потерпеть.

Я размялась, с хрустом вытягивая позвоночник, и выглянула из окна. На стекле красовалась морозная живопись – завитки ледяных поцелуев. Сквозь них проглядывались горные шпили и круглое, прозрачное озеро.

В доме пахло яблоками, а полы были теплыми, как и деревянные стены, выкрашенные в васильковый. Наверху было всего две комнаты, и я сбежала босиком вниз по винтовой лестнице, выходящей в гостиную. Огонь в камине трещал, убаюкивая маленький дом. Повсюду стояли цветочные горшки, а в углу – старое кресло-качалка, заправленное одеялом. Даже в мягких игрушках, заботливо сложенных на диване, чувствовалась любовь, которая здесь жила.

Я задержалась перед одной фоторамкой, запечатлевшей счастливых меня с Эшли, когда надрывный плач повторился. Моя нерасторопность вдруг показалась мне сущим эгоизмом, и я без раздумий влетела на кухню. Если человечество, невзирая на свою изобретательность и интеллект, и впрямь повинуется инстинкту, то тот, что призвал меня, был сильнее всех.

Нельзя было окрестить его иначе, чем «материнский».

– Что произошло? – встревоженно спросила я. – Ударился? Только не говори, что ты случайно сел на его любимого динозаврика.

– Это было всего один раз, – в сердцах оскорбился Крис. – Шнаппи жив. Вот он, смотри!

Крис потряс перед зареванным личиком малыша пластмассовым велоцираптором, но тот отвернулся от него. Дело явно было не в этом. Плач нарастал и спустя секунду сменился ревом взахлеб. Крис отложил динозавра и вытянул сына под руки, вытаскивая из детского стульчика для кормления. Я ошеломленно наблюдала, потерявшись где-то в приятном покалывании на кончиках пальцев.

Крис нежно улыбнулся, целуя малыша в живот, и тот немного отвлекся на его щеки, с любопытством ощупывая их. Это выглядело как зеркало из прошлого в настоящее – Крис будто смотрелся в отражение, настолько одинаковыми были их голубые глаза. Ребенку недавно исполнился год, но у него уже проявились отцовские черты: светлые волосы и вздернутый нос. Меня кинуло в жар от этого зрелища – топливо из умиления и непонятной грусти, с которой я потянулась к сыну, когда он снова зашелся плачем.

– Дай его мне.

С небывалой уверенностью я взяла Дэйна на руки, и, когда он затих, тяжесть непонятных переживаний в груди исчезла сама по себе.

– Фух, – Крис облегченно улыбнулся. – Это все ты.

– Что «я»?

– Не узнаешь свой же капризный характер?

– Может, тогда стоило поискать покладистую женщину, которая родила бы тебе покладистого ребенка?

– Вот об этом я и говорю, – ухмыльнулся Крис, целуя меня, и я закрыла глаза, не желая отрываться от его губ. – Я… Я забыл, что хотел сказать, – хрипло прошептал он, целуя глубже. Ему приходилось наклоняться, осторожно обнимая не только меня, но и сына, зажатого между нами. – Я так опоздаю на работу. Опять. Хотя…

– Нет уж, иди! После прошлого раза, когда ты так задержался, у нас появился Дэйн.

Он отстранился, напоследок игриво лизнув мои покрасневшие губы, и подхватил со спинки стула куртку.

– Мэгги поможет тебе с ужином, а в семь мы идем в Forgy's, – проговорил он, застегивая кобуру. – Передай ей привет.

Парадная дверь закрылась за ним, запуская холодный ветер под плотный джемпер. Вздохнув, я опустила взгляд на сына. Он смотрел на меня широко распахнутыми глазами-льдинками и засмеялся, когда у меня громко заурчал живот.

– Пора кушать, – сказала я и, посадив его обратно в стульчик, открыла шкаф. – Где там твоя молочная смесь и мамины тосты?

Я мотнула головой, озираясь, пока не поняла, что голос исходит из включенной радионяни на подоконнике. Напрягшись, я взяла рацию и поднесла к уху, прислушиваясь.

Дэйн швырнул на пол разогретую бутылочку и снова засмеялся. Она треснула, и молоко растеклось по всей кухне под его торжествующий щебет.

– Грязнуля, – цокнула я и, выключив радионяню, двинулась в ванну за шваброй и чистыми полотенцами.

Стиральная машинка гудела, и я умылась водой из-под крана, мельком посмотревшись в зеркало. Мое лицо в нем расплывалось: взгляд никак не хотел сосредотачиваться. Казалось, я выгляжу старше, чем должна быть. Потускневшие веснушки, слишком длинные волосы… Я попыталась приглядеться к себе снова, но внимание ускользало, концентрируясь на мелочах: коралловой мозаике над ванной, стаканчике с зубными щетками… Ощущение, будто наблюдаешь за собой в экране телевизора, но все равно чувствуешь холод воды и керамики под пальцами. Натуральная ненатуральность.

– Мне… – выдавила я едва слышно, и желудок подскочил куда-то к горлу, перегораживая словам путь. – Мне девят…

Меня чуть не вырвало. Я прижала ладонь ко рту, и мысли спутались. Соберись, Джейми! Сколько тебе лет?!

Голос, похожий на мой собственный. Я знаю его, но откуда?

– Джейми! Ты где?

Я выключила воду, и жизнь стала прежней. Спустившись вниз, я улыбнулась, увидев в гостиной высокую девушку с добрейшей улыбкой и светлыми волосами, собранными в пучок.

– Я тебя не разбудила? Крис попросил купить продукты по дороге. Что готовим сегодня?

Далекий образ из прошлого. Голубые глаза, точно лед. Этот цвет словно окружал меня повсюду, преследовал: Крис, сын, эта девушка… Я не заметила, как потянулась пальцами к ее светло-пшеничным волосам, мягким, как шелковые ленты. Девушка улыбнулась, и на щеках выступили ямочки. От нее веяло теплом, а еще…

– Ты после смены в больнице? – спросила я. – От тебя за километр разит белизной. Привет, Мэгги.

Сестра-близнец Криса двинулась на кухню и залепетала о работе и том, как тяжело сдавать экзамены на хирурга. Я не слушала ее, хотя пыталась: слова пролетали мимо, и я лишь кивала головой, как болванчик, пока мы разбирали бумажные пакеты с продуктами.

– Вот и наш сердцеед! – воскликнула Мэгги с неподдельной нежностью, и Дэйн довольно заулюлюкал, когда она взяла его на руки, перепачканного в молоке. – Ох, эти глаза… Любую женщину покорят! Крис был таким же милашкой в детстве. Все комплименты вечно доставались ему. Пойдем, малыш, переоденемся.

– Ага, – я принялась распаковывать ингредиенты, пока не раздался хруст: в пальцах раскололось сырое яйцо, сжатое слишком сильно. Оно оказалось гнилым, и я поспешила смыть жижу, воняющую сероводородом, в раковину.

Мэгги подхватила Дэйна и понесла его наверх.

– Я так понимаю, мы готовим чили?

Я согласно замычала в ответ и, боковым зрением удостоверившись, что Мэгги ушла, рухнула на ближайший стул. Голова у меня кружилась. В ней было столько лишнего! Бесполезные образы: диплом журналиста, покупка дома на окраине Анкориджа, спуск на лодках по горной реке, две незапланированные полоски на тесте прямо в туалете вокзала, дрожь в коленках, когда мне надо объявить об этом Крису… Выбор краски для детской, путешествие к брату в Неваду, письма Ларет, познакомившейся с ирландцем и оставшейся жить в Дублине.

– Ты знакома с Эшли? – спросила я, Мэгги спустилась обратно. Дэйн остался в манеже наверху, развлекаясь с игрушками. – С моим старшим братом.

– Конечно, – сконфуженно ответила она. – Я до сих пор вспоминаю его свадьбу. Это было нечто!

– Свадьбу? – ужаснулась я, но тут же успокоилась, когда воспоминания начали насыщаться новым: праздник, двухъярусный торт, церемония. – Ах да. Ему повезло с Тобиасом. А еще кто-нибудь?

– В смысле? – спросила Мэгги, нарезая овощи.

– У меня еще кто-нибудь есть? Из родственников…

– После смерти родителей остались только вы с Эшли, ты же знаешь, – пробормотала Мэгги.

– Точно?

– Да, абсолютно. Как и мы с Крисом, – ободряюще улыбнулась она, и горло у меня снова скрутило. – Одни против всего мира. Ты уже придумала, что подаришь нам на день рождения?

– Это ведь неправда, – вдруг сказала я, и Мэгги застыла, забыв про накаляющуюся сковородку.

– Что неправда?

– Против всего мира Крис остался совсем один.

Мы уставились друг на друга, и мои недоговоренные слова повисли в воздухе, как шаровая молния. Глаза у Мэгги остекленели: выцветший взгляд, лишенный осознанности – пустота шарнирной куклы.

– Иди одевайся, – весело сказала она как ни в чем не бывало. – Крис скоро придет с работы. У вас на сегодня забронирован столик в Forgy's. Ты должна выглядеть на все сто!

Мэгги размяла овощи и, свалив их в сковороду, попробовала на соль, а затем потянулась к стойке с приправами.

– Пожалуй, не хватает паприки… Не переживай, я присмотрю за Дэйном, если после бара вы с Крисом уединитесь где-нибудь еще, – лукаво подмигнула мне она. – Недалеко от центра есть очень хороший и недорогой мотель.

Все, что я смогла выдавить в ответ, – это смятый кивок. Подорвавшись с места, я почти бегом взлетела по лестнице и скрылась в той же спальне, где проснулась. За стеной раздавались повизгивания Дэйна, и я зажала себе уши руками, чтобы не позволить ему снова отвлечь меня.

– Маргарет Роуз умерла, – прошептала я себе под нос, схватив со стола карандаш и принявшись быстро писать прямо на продуктовом чеке. – Крису дали взятку. Пожар. Он рассказывал. – Я застопорилась, с трудом вспоминая, когда именно это было. – Когда, когда же… Он рассказывал… Мэгги мертва, а я…

Я скомкала чек, раз за разом перечитывая написанное, которое мозг рефлекторно отторгал, как не приживающиеся клетки. С каждой секундой думать об этом становилось все сложнее. Я никак не могла вспомнить. Я не хотела вспоминать.

– Мне девятнадцать, – хрипло сказала я, ставя две огромные цифры посередине листка. – У меня не может быть детей! Я и девственности-то не так давно лишилась…

Ухо обожгло мятное дыхание, и я вскрикнула от неожиданности, выронив карандаш.

– Чего ты там лишилась?

Я скомкала чек и отбросила его в угол стола, прежде чем извернуться в руках Криса и встретиться с ним носами. Он улыбался во весь рот, тесно прильнув ко мне, отчего мне в бедро даже уперлась его кобура.

– Ты все еще не одета, – с укором заметил он. – Уже семь, Джейми.

– Семь?! Было ведь только девять утра…

Крис тихо засмеялся, очевидно, приняв это за шутку, но я точно видела: когда пришла Мэгги, на кухонных часах было утро. Мы с ней проговорили не больше получаса, а потом…

Крис поцеловал меня в шею, и я бросила взгляд на чек с записями, который тот не заметил. Или просто решил не замечать. Крис не хотел видеть ничего, кроме нашей любви, и я вдруг испугалась, поняв, что хочу того же самого – только его.

И все, что помогало мне всплыть на поверхность и вернуть себя, снова забылось.

– Как дела на работе? – промурлыкала я, когда он забрался холодными руками мне под свитер. – Всех преступников переловил?

– Не то слово! – Он отстранился и наклонился так, чтобы я смогла разглядеть его волосы. – Всех сразил своей красотой.

Я погрузила в них пальцы и взлохматила: локоны переливались всеми оттенками блесток – от кислотно-розового до сиреневого. Его голова мерцала как дискотечный шар, и я захохотала, заботливо вытряхивая из волос Криса свои рассыпчатые тени.

– Видимо, Дэйн добрался до твоей косметички, – пояснил Крис. – И не придумал ничего лучше, чем высыпать все ее содержимое в мой шлем…

Я выскользнула из хватки Криса, только чтобы свернуться калачиком на полу, боясь, что от смеха лопнет живот.

– Офицер Блесточка, – угрюмо озвучил Крис, обиженно глядя на меня. – Вот как меня прозвали парни.

– Зачем нужны наручники, когда есть такая роскошная прическа? – заикаясь, проговорила я. – Нет оружия сильнее, чем красота!

– Ну ты и засранка!

Он подхватил меня с ковра и кинул на кровать. Мы оба упали на подушки, и я взвизгнула, почувствовав холод его пальцев на своих бедрах, а затем между ними, под нижним бельем. Не сопротивляясь его главенству, я тихо застонала и вслепую нашла его губы. Поцелуй всегда был одинаково сладким, похожим на вкус зимних ягод с душицей.

– Давай никуда не пойдем сегодня, – шепнула я, стаскивая с него поло, пропахшее порохом и землей.

– Уверена? – осведомился он, кусая мою ключицу и улыбаясь в ответ на жалобное «Ой!». – В Forgy`s бронь и за месяц выбить сложно. Элис и Себастьян…

– Прекрасно проведут время и без нас, – парировала я и, не дождавшись Криса, сняла с себя джемпер сама, а следом и все остальное.

Крис безмолвно поддался на уговоры и втиснулся между моих зажатых коленей, разводя их в стороны. Чувство наполненности оказалось вполне реальным. Я впилась ногтями в плечи Криса, стремясь придвинуть его к себе еще ближе, хотя ближе было уже невозможно. Шея болела от засосов, а бедра от цепких пальцев, удерживающих меня так, как удобно ему. Снизу послышался дверной хлопок, и Крис обрывисто прошептал, не останавливаясь:

– Маргарет повела Дэйна на прогулку.

– У тебя суперпонимающая сестра, – прохрипела я в ответ.

Время уплывало быстро и незаметно, и то, что длилось так долго и страстно, вдруг показалось минутным воспоминаниям. Я снова пришла в себя, когда уже лежала на груди Криса, остывая. В спальне сделалось совсем темно: солнце за окном село, и в воцарившемся мраке я могла разглядеть лишь его точеный профиль и сияние бирюзы в глазах. Я вдруг поймала себя на мысли, что Дэйн уже спит у себя в кроватке, заботливо уложенный Мэгги. Поняв, что мы отменили поход в Forgy's, она тактично ушла домой.

Но откуда я знаю все это, если за вечер мы ни разу не покинули спальню?

– Я чувствую себя странно, – призналась я, сев на постели, и Крис, сонный, встрепенулся от звука моего голоса.

– Что значит «странно»? – насторожился он, забыв про сон. – Когда я слышал это от тебя в прошлый раз, выяснилось, что под «странно» подразумевался токсикоз, и ты оказалась беременной.

– Боже, Роуз, нет!

– Роуз, – ухмыльнулся Крис недоуменно и потянулся ко мне, вновь сплетая наши тела вместе. – Мы будто снова только познакомились.

– Как это было? – спросила я и поспешила добавить, чтобы не вызвать подозрений: – Наше знакомство в твоей интерпретации.

– Так же, как написано в твоем личном деле, – насмешливо ответил он. – О, не смотри так! Я же шучу, никто не стал заводить дело. Ну… Ты напилась в клубе и подебоширила, разбив парню лицо, когда он подсыпал Верити в коктейль нехилую дозу рафинола. Я поймал тебя, когда ты гналась за ним по улице и споткнулась, а затем отвез в участок. Впервые обрабатывал ссадины кому-то еще, кроме сестры… Потом выдал подушку и отправил в камеру отсыпаться. Наутро ты заявила, что теперь я обязан на тебе жениться, потому что только муж имеет право лицезреть, как тебя тошнит в отделении полиции прямо на пол, – усмехнулся он и продемонстрировал мне обручальное кольцо из белого золота на своих длинных пальцах. – Ты была очень убедительна, как видишь.

Красная до ушей, я с головой спряталась под одеяло, и Крис засмеялся.

– Как это на меня похоже! – вздохнула я, и память начала восстанавливаться: все, о чем говорил Крис, действительно было в ней. – Ладно, проехали. А что насчет сегодняшнего дня? Тебе не показалось, что он прошел слишком быстро?

– Он всегда так проходит, когда мы вместе, – улыбнулся Крис своей фирменной улыбкой, полной очарования, и вальяжно подложил руки под голову. – Да, я бываю очень ванильным, знаю.

– Еще Дэйн… – продолжила я, не слушая его. – И Мэгги. Я забыла…

– Что ты забыла?

– Что-то, но не пойму, что именно. Опять. И так весь день…

– Это называется «дежавю», любимая.

Я покачала головой. Крис смотрел на меня так доверчиво, так наивно… Как пленник, замурованный в пещере, что видит лишь тени и думает, что это и есть мир.

Выбравшись из постели, я начала одеваться.

– Куда ты? – спросил Крис, привстав на локтях.

– Вниз. Хочу молока, – соврала я. – Тебе что-нибудь принести?

– Нет, я буду спать. Не разбуди Дэйна, – протянул Крис и, когда я проходила мимо постели, ухватил меня за руку и поцеловал в костяшки пальцев. – Я люблю тебя.

Сердце забилось о ребра так, будто намеревалось их проломить. Я посмотрела Крису в глаза и на удивление легко выпалила то, что не осмеливалась произнести даже мысленно:

– Я тоже тебя люблю.

Он улегся, а я, незаметно схватив со стола бумажный комок, бесшумно спустилась вниз. Забравшись на высокий кухонный стул, я развернула чек и несколько раз перечитала корявые буквы. Где-то почерк мельчал, а где-то становился панически крупным.

– Маргарет Роуз сгорела в пожаре, – прошептала я. – А мне девятнадцать лет. У меня никогда не было психических расстройств. Я не сошла с ума…

Почувствовав жжение в горле, я открыла холодильник и наполнила кружку ледяным молоком.

Пальцы разжались, и осколки кружки дождем обдали щиколотки. Струйки крови побежали по бледной коже, заливаясь в щели на полу. В спешке я потянулась за полотенцем, чтобы остановить ее, но спустя миг никакой крови уже не было. Нагнувшись и ощупав абсолютно гладкую кожу, я задрожала, глядя на подоконник. Радионяня, снова включенная, мигала.

Я взяла ее трясущимися пальцами.

Нет, это определенно не сумасшествие.

– Кто ты? – спросила я, и со второго этажа донесся детский всхлип. Опасаясь, что он предзнаменует скорое пробуждение сына, я понизила голос: – Ты меня слышишь?

Рация была двусторонней, но, кто бы это ни был, не собирался отвечать на вопросы.

– Бобби, – эхом повторила я, оседая на пол, а затем что-то в голове вспыхнуло, как светлячок во тьме, и я ахнула: – Джессамина!

– Джесс! – позвала я снова, прижавшись к рации губами. – Где ты? Что происходит со мной?

Она не слышала меня так, как слышно было ее. Я схватила с журнального столика фломастер сына и раскрыла свою ладонь.

Я записала все, что успела, прямо на руке. Внимание больше не рассредоточивалось, потому что я вернула себе то, что принадлежало мне по праву, – память.

Все было не по-настоящему.

Вытащив из сушилки в ванной еще влажные штаны, я стремительно надела их, а затем обулась.

Я стащила с вешалки зимнее пальто и, застегнув его, застыла перед входной дверью. Весь дом спал: сверху доносилось сопение Криса. Стоило начать с него, но что-то подсказывало мне, что одна я не справлюсь: это место – самый сокровенный уголок его души. Никто не захочет уйти из рая добровольно. Для этого нужна веская причина и… Друзья.

– Я поняла, Джесс, – кивнула я, вешая себе на пояс радионяню, и, собравшись с духом, выбежала на улицу.

– Да, я слышу тебя, Джесси!

Даже во сне Аляска оставалась губительной и промозглой: сыпал снег, а минусовая температура покрыла льдом асфальт. Запрыгнув в патрульный джип Криса, я принялась шарить руками по зеркалу, ища ключи и стараясь не думать о том, откуда я знаю, что он прячет их именно здесь. Откуда я вообще в курсе, что это именно Dodge Ram и как им управлять?!

– Это похоже на сеанс терапии, – продолжала говорить рация. – Периодически Шон специально насыщает мир новыми деталями. Не дай ему себя отвлечь!

Я взглянула на свою исписанную ладонь и завела мотор. Я не знала, куда ехать, и выбрала направление наобум – пусть иллюзия ведет меня, ведь на то она и иллюзия. Коридор, у которого должно быть и начало, и конец.

– Шон, Сара, Джесс, – начала повторять я как мантру. – Флейта, Тото, Грейс и Барби. Шон, Сара, Джесс…

Автострада была пустой, извилистой и плохо освещенной. За окнами автомобиля завывал ветер. Руки сами поворачивали руль – налево, по узкой развилке, а дальше за лес… Больше машин не было. Этот мир предназначался только для нас с Крисом, но где же он пересекался с мирами других?

– Нет, прошу, – воскликнула я, кладя рацию на бардачок. – Не оставляй меня! Джесс?.. Джесси!

Радио щелкнуло, и салон внедорожника наполнила усыпляющая музыка с мотивом кантри. Я вскрикнула от испуга и попыталась заглушить ее, но, как бы ни убавляла звук, громкость лишь прибавлялась. Мысли начали смешиваться.

– Флейта, Тото, Грейс, – повторила я, скрипя зубами. – Не забудь, не забудь, не забудь… Не смей забывать! Я не забуду!

Фонарные столбы вдоль автострады начали затухать, выключаясь один за другим. Дорога стала тонуть во тьме, и я прибавила газу, стараясь ее обогнать. Тогда радио завопило так пронзительно, что сделалось больно: пришлось отдернуть от руля руки, чтобы прижать их к ушам.

– Хватит!

Впереди мелькнул разноцветный массив. Я ударила по тормозам, и машину занесло в сугроб. Меня бы перекинуло через лобовое стекло, если бы не ремень безопасности. Машина столкнулась с чем-то и встала, а радио запело снова.

– Прекрати это! – закричала я, избивая руками руль. – У тебя все равно ничего не получится, Шон! Я знаю, что все это не взаправду.

Музыка оборвалась, и все вокруг стихло, как по волшебству. Ритмично стучали только щетки стеклоочистителей, подсвеченные фарами.

Отдышавшись и отстегнув ремень, я вывалилась на улицу прямо в снег. Черный внедорожник увяз в слякоти, съехав с обочины, но выехать обратно на дорогу было бы несложно. Однако вместо того, чтобы вернуться за руль, я обошла машину, повинуясь странному тянущему чувству.

Передние колеса внедорожника практически зажевали белоснежный кусок металла, который я сбила. Искореженный, он все равно выглядел знакомо, как и надпись «Arctic Cat» у него на боку.

Снегоход был припаркован у подъездной дороги темно-синего дома, окна которого призывно горели в ночи. Из них, завешанных тюлем, текла нежная симфония флейты.

Вот мой коридор и пересекся с другим.

Я двинулась к крыльцу, проходя мимо почтового ящика с гравировкой «Кали». Дверного звонка не было, и я занесла руку, чтобы постучаться, но столкнулась с невидимым препятствием – барьер как стена, сотканная из запрета Шона. Находиться здесь мне было не дозволено. Неужели Шон так боится, что я напомню Элис о правде?

– Ты просто жалок, – фыркнула я. – И иллюзии твои тоже жалкие.

– Не смей мне указывать, куда идти, – прошипела я и ударила по двери со всей силы. По ощущениям это было похоже, как если бы лопнул мыльный пузырь: барьер раскололся. Я прижала к двери дома ладонь, и глаза ослепил свет. Воющая ночь вдруг сменилась ясным весенним днем, и на небе зажглось солнце.

– Так вот каково это, – задумалась я. – Другой сон.

Я набрала в легкие побольше воздуха и снова постучалась. Дверь сдвинулась, открываясь и позволяя мне войти без спроса. Я робко переступила порог: внутри было романтическое гнездышко, где благоухала творожная запеканка, румянящаяся в духовке. Музыка доносилась из спальни наверху, но вдруг прервалась.

– Ох, точно, моя запеканка! Я сейчас.

Я затихла, с замиранием сердца дожидаясь, когда Флейта спустится с лестницы. Не решаясь пройти вглубь дома, я стояла у двери, пока мы с ней не очутились лицом к лицу. Волосы у нее вновь были длинными и забранными в косу, как обычно, а сама она носила милое хлопковое платье, испачканное местами в тесте.

– Джейми? – удивленно воскликнула она. – Я и не слышала, как ты вошла!

Она тут же метнулась ко мне, сгребая в объятия, а я, кажется, онемела, ведь представляла себе этот момент как-то иначе. Я надеялась, что она вспомнит обо всем сама, только завидев меня… Но, кажется, Шон позаботился и об этом.

– Мы ведь сегодня вечером в Forgy`s идем, – улыбнулась Флейта. – Ты приехала одолжить платье? Или что-то с Дэйном?.. – голос ее стал тревожнее.

– Хм, – озадачилась я. – Значит, ты знаешь про Дэйна и Forgy`s, хотя время в твоем сне течет по-другому… Не пойму, как это работает, но ладно.

– О чем ты?

– Флейта, послушай…

– Флейта? – прыснула со смеху она.

Я подняла глаза на спустившегося Себастьяна, и тот остолбенел. Глаза его распахнулись.

– Флейта, – повторил он следом за Элис, не моргая. – Вот черт.

Я напряглась. Маргарет… Она была давно мертва, но Крис не представлял без нее идеальной жизни. Так же, как и Флейта не представляла свой мир без Себастьяна: он стал частью ее сна, чтобы избавить от скорби, в реальности давно застреленный и захороненный.

С сочувствием взглянув на Флей, я осторожно намекнула:

– Тото. Помнишь его?

– Ты что, приехала ради Тото? – нахмурилась она и повернулась в сторону кухни, присвистнув: – Эй, малыш, иди сюда!

Я опешила, ожидая увидеть кого угодно, только не крошечного вест-хайленд-терьера, виляющего хвостом и одетого в клетчатый комбинезон.

– Тотошка, – заворковала над ним Флейта, подбирая пса на руки.

– Что?! Нет! Это не тот Тотошка, которого я имела в виду, – забормотала я и хлопнула Флейту по руке, чтобы она выпустила собаку.

Терьер спрыгнул и, схватив резиновую кость из-под кресла, умчался на кухню.

– Захария, – продолжила я, щелкая перед лицом Флейты пальцами. – Ты любила его, пока не появился он, – я кивнула на неподвижного Себастьяна у лестницы, сглотнув. – Тото застрелил его. Пуля предназначалась тому, кого ты любишь из них двоих больше… Вспоминай же!

Я не думала, что это будет так просто – сыпать ужасными фактами, полосующими душу, как лезвия. Говорить все это и не чувствовать раскаяния было ужаснее всего: я слишком хорошо знала, как привести Флейту в чувство. Чувство вины, любовь и горечь утраты работали лучше нашатыря.

Флейта вдруг замахала руками, пытаясь оттолкнуть меня и сбежать, но я схватила ее, заставляя слушать. Я рассказывала до тех пор, пока она не зарыдала, упав на ковер. У меня получилось, а за нашими спинами по-прежнему стоял Себастьян, наблюдая за этим невидящим взором – лишнее доказательство моей правоты.

Никакого Себастьяна здесь не было.

– Этого не может быть, – всхлипнула Флейта, забившись в угол и спрятав голову у себя в руках. – Тото… – Из кухни откликнулась собака. – Да не ты! Мой Тото… Я сделала ему так больно! Я обманула их всех. Себастьян… – Она боялась посмотреть на его образ у лестницы и зажмурилась, отворачиваясь. – Я соврала ему, что не люблю его… Тогда, в аэропорту. После того, как мы обговорили план… Я позвала его и сказала, что он никогда не был мне нужен, что я использовала его, чтобы не тосковать по Тото… Я должна была любить Тото! Понимаешь? А в итоге сломала жизни им обоим. Я убила Себастьяна…

– Прошу прощения, что прерываю, – подал голос Себ, отхлебывая прямо из горла бутылки приличное количество бурбона. – Но вообще-то я не умер.

– Умер, – проскулила Флей. Лицо ее блестело от слез. – Я держала тебя на руках, когда ты умирал. Я бы все отдала, чтобы это было не так, но жив ты исключительно здесь, в моей голове… Потому что я хочу, чтобы так было.

– Как это могут быть твои мечты, если ты не знаешь вот об этом? – хмыкнул Себастьян и отодвинул с шеи воротник, показывая рисунок ее музыкального инструмента, увитого сочными желтыми маргаритками.

– Что это? – шмыгнула носом Флей.

– Моя новая татуировка, – Себастьян пожал плечами. Щеки его пылали, хоть он и звучал небрежно. – Я сделал ее за несколько дней до того, как увидел твою сигнальную ракету. Ты не могла знать, что у меня есть новая татуировка, потому что я прятал ее от всех. От Шона тоже. Так откуда она у меня здесь?

– Это так, – признала я вслух. – Я видела эту татуировку, но не стала говорить. Она правда есть у Себастьяна…

– Тадам! – воскликнул он. – Я живой. Извините, если разочаровал. Шон – тот еще урод, но я хотя бы могу пить тут виски сколько влезет.

Он потряс взявшейся из ниоткуда бутылкой и продолжил пить. Флейта медленно поднялась с пола и, когда Себастьян уже всосал в себя половину бурбона, просеменила через всю комнату и очутилась возле него. Выбив бутылку у него из рук, Флейта обхватила его лицо руками и наклонила к себе. Их до смешного большая разница в росте казалась особенно умилительной сейчас, когда они целовались, едва дотягиваясь друг до друга.

Театрально закашлявшись, я бочком попятилась к двери.

– Здорово! Я немного облажалась с выводами, признаю. Пойду поищу что-нибудь полезное на заднем дворе, а вы не останавливайтесь.

Флейта неохотно оторвалась от Себастьяна, свекольно-пунцовая и сияющая. Себастьян вытер со своего рта ее размазанную помаду и улыбнулся.

– Мы все, – объявил он. – Итак. Ты разбудила Криса?

Я замешкалась.

– Еще нет.

Флейта отошла от Себастьяна и улеглась на диван с таким видом, словно ложилась в гроб. Побледневшая, она, видимо, еще отходила от шока.

– Мне надо отдохнуть, – поделилась Флейта, складывая руки крест-накрест поверх груди. – Кажется, сахар упал. Как думаете, если во сне меня вырвет, то и в реальном мире я тоже наблюю? Надеюсь, хотя бы часть попадет на Сару.

Себастьян подсел к ней и переложил ее голову к себе на колени, ласково перебирая золотистые волосы. Он смотрел на нее с такой преданностью, с какой Крис смотрел на меня. Они оба хотели быть счастливыми настолько, что были согласны и на иллюзию счастья. Я должна была сломать Криса, и без того переломанного прошлым, еще раз.

Как я смогу обойтись с ним столь беспощадно?

– Господи! – вдруг сказала Флейта, глядя на меня. – В твоем сне у вас и вправду есть сын?!

– Шон добирается до самых сокровенных желаний, – протянул Себастьян с многозначительной ухмылкой, и я едва не сгорела от стыда дотла. – Кажется, кто-то не прочь создать семью.

– Давайте лучше поговорим о том, как найти и разбудить остальных. Где-то здесь еще Грейс, Барби и Эшли. А еще надо как-то достучаться до Криса…

– А Тото? – поинтересовалась Флей. – Он что, не спит? О нет… Он остался с Сарой! – Она резко села. – Кто знает, что она делает с ним сейчас?!

– Займись Крисом, – велел мне Себастьян. Взгляд его стал собранным, строгим. – А мы с Флей возьмем на себя остальных. Ты Ловец, так что не думаю, что мы сможем попасть без тебя в чужие сны, но мы хотя бы их поищем.

– Ладно, – вздохнула я и поправила куртку. – Тогда я поехала к Крису. Постарайтесь снова не забыться. Я слышу голос Джесс иногда… Она сказала, что все в этом мире пытается тебя отвлечь.

Себастьян сдержанно кивнул, и, застопорившись, я несмело добавила:

– Кстати, я переехала твой снегоход.

– Как славно, что здесь я могу натворить себе хоть пятьсот Кошечек, – улыбнулся Себастьян. – Иначе я бы тебя задушил.

Я вышла из дома и снова окунулась в морозную ночь, которая сомкнулась вокруг меня сразу же, как я дошла до внедорожника. Бросив последний взгляд на дом Флейты и Себастьяна, я выехала на трассу и отправилась по тому же пути домой.

Когда я припарковалась у нашего гаража, вокруг было невыносимо спокойно. Этот дом действительно воплощал собой мои самые смелые мечты: летняя веранда, зимний сад во дворе, крыша из красного кирпича и качели под дубом. Я залюбовалась, но тут же испугалась этого; напоминая себе, как опасно здесь забывать о цели, я заглушила двигатель и зашла в дом.

Не успела я скинуть пальто на вешалку, как в коридоре зажегся свет. Крис обрушился на меня с криком:

– Где ты была?!

Он встряхнул меня за плечи. На нем было полное полицейское обмундирование: на поясе даже висела кобура с пистолетом. Взъерошенный и тоже мокрый от снега, он смотрел на меня в испуге и бешенстве.

– Ты пропала посреди ночи, спустившись за гребаным молоком! – продолжил кричать он. – Угнала машину и даже не предупредила. Я решил, что тебя похитили или… Не знаю! О чем ты думала, Джейми?!

– Она вернулась? – Мэгги выглянула из-за угла кухни, и на руках у нее сидел хныкающий Дэйн. – Ох, слава богу, что все обошлось!

– Я…

Между бровями Криса пролегла глубокая морщина. Я никак не могла придумать, что мне ответить. Потерянная, я снова посмотрела на сонного сына и вдруг испытала ту самую боль, что отрезвляла меня, как пощечина.

– Пусть она уйдет, – попросила я шепотом, глядя на Мэгги. – Я не стану говорить при ней.

Крис отпустил меня и попятился, будто я воткнула ему нож в спину.

– Почему, Джейми?

– Потому что она мертва, Крис. У тебя нет сестры.

Мир затрещал по швам. Это было именно так: загудели стены, углы и потолок, словно разваливаясь. Подобным образом расходятся швы на старом платье. Оглушительный гул нарастал по мере того, как менялось выражение лица Криса. В конце концов оно скривилось той болью, которую ему нужно было испытать, чтобы очнуться.

Он мотнул головой, и все затихло.

– Милая… Джейми, мне страшно это говорить, но ты не в себе.

Я сжала губы и снова посмотрела на Мэгги. Не произнося ни слова, она посадила Дэйна на его детский стульчик, расписанный слониками, и померкла в прямом смысле этого слова. Образ ее начинал таять, хотя Крис продолжал твердить, крепко жмурясь:

– Джейми, пожалуйста…

– Крис, прости меня, – прошептала я, подходя ближе, затолкнув куда-то внутрь ту жалость, которой сейчас не было места. – Прости меня… Но это ты убил ее.

– Нет!

Крис рухнул на ступеньки лестницы, пятясь. Я сделала еще шаг, и он выставил перед собой руки, пытаясь отгородиться, как от надвигающейся волны, из которой, скорее всего, уже не выплывет.

– Ты рассказывал мне, – продолжила я сквозь ком в горле. – Это по твоей вине мистера Ричардса не арестовали… Тебе дали взятку, и в тот же день он поджег Мэгги и свою жену с ребенком в гостиной. Они сгорели, Крис. Из-за тебя. Ты просто хотел дать Мэгги шанс выучиться на хирурга… – «Я так не считаю. Я так не думаю! Но я должна сказать это». – Это все твоя вина, Крис Роуз.

Я видела мокрые дорожки слез, бегущие по его лицу между пальцами, и снова слышала нарастающий треск. Оторвать Криса от его мечты было тяжелее, чем Флейту или Себастьяна, ведь ее корни прорастали в его сердце много лет. Нагромождение мимолетных фантазий, сплетенных в одну связную ложь – я, семья, живая и успешная Мэгги. Как в такое не поверить?

Я посмотрела на Дэйна в детском стульчике, который почему-то упрямо не хотел никуда исчезать. Голубоглазый сын, точная копия Криса, смотрел на меня и снова плакал. Было странно осознавать это – я уже испытала то, до чего еще не доросла. Однажды я и впрямь хочу этого, но только не сейчас.

Я нагнулась к Крису и выдернула из его кобуры обожаемый «ТТ», который он забирал с собой даже в сны. Открыв лицо, Роуз взглянул на меня широко раскрытыми и мокрыми глазами.

Я вытянула руку, наставляя пистолет на детский стульчик.

– Джейми, – взмолился он, медленно поднимаясь. – Опусти пистолет! Ты не понимаешь, что делаешь…

– Наоборот. Я понимаю, – сказала я. – Понимаю, поэтому и делаю.

Крис бросился ко мне, но было поздно: я выстрелила, закрыв глаза, слишком слабая, чтобы смотреть на это. А когда я открыла их, то увидела лишь пустой стул и отверстие от пули, пробившей стену за ним – никакого ребенка там уже не было, как и крови или чего-то такого, что заставило бы меня ужаснуться и пожалеть о своем поступке.

Роуз застыл с протянутой ко мне рукой и, глядя на стульчик, все же выхватил пистолет.

– Крис! – вскрикнула я, когда он, приставив дуло «ТТ» к своему виску, тоже нажал на курок.

Ничего не произошло. Пистолет щелкнул, и Крис, нахмурившись, вынул магазин. Тот был полон, но, когда Крис снова попытался выстрелить себе в голову, «ТТ» в очередной раз дал осечку. Это пустое клацанье повторялось снова и снова, а заряженный пистолет так и не выстрелил.

Крис с криком швырнул его в сервант, пробив стекло. Тарелки посыпались на пол, разлетелись в бриллиантовый бисер.

– Шон! – разразился Крис, и его верхняя губа дрожала, обнажая почти звериный оскал. – Ублюдок!

Он виновато посмотрел на меня и снова спрятал лицо за руками.

– Извини, Джейми… Я должен был понять. Я снова повелся на это. Не в первый раз. Прости…

Колени у него подогнулись, и он упал, ударившись ими об пол. Я села рядом, обнимая Криса за плечи и прижимая к себе его голову. Он беззвучно плакал, а я целовала его мокрые щеки, как делал когда-то он. Бессильная ярость и разочарование. Прошло несколько минут, прежде чем он наконец-то успокоился.

– Прости, – повторил он уже ровным голосом и посмотрел на меня привычным ему рассудительным взглядом. Самоконтроль и военная дисциплина вернулись. – Я создал этот мир.

– Что значит «создал»?

– Это я подал Шону идею, что так можно усмирять заключенных, – сказал он, вставая и подавая мне руку. – Я был первым, на ком Шон тренировался. Когда они убивали меня, я выбрал поселиться здесь, в своем подсознании. Оно стало моим убежищем от Прайда и пыток. Шон подсматривал, как я населяю этот мир образами, историями… А затем стал использовать его, превратив в целую сеть.

– Это ведь хорошо, – осторожно заметила я. – Значит, ты уже бывал здесь и должен знать, как отсюда выбраться.

– Нет, – хмыкнул он. – Я только прятался, Джейми. Но… Кажется, я знаю того, кто сможет нам помочь. Оденься потеплее, идти придется пешком.

У меня было много вопросов, но я не осмелилась трогать Криса сейчас. Уж больно бескомпромиссно и грозно он выглядел: забыв про бесполезное оружие, он подал мне еще один свитер и вязаную шапку, а сам только застегнулся получше. Было тяжело не заметить, с какой горечью он отцепил с груди полицейский значок и зашвырнул его за диван.

– В прошлый раз я сделал кое-что важное, – сказал он, оторвав из-под ковра несколько половиц, под которыми прятался тайник. – Должно быть где-то тут… Нашел!

Он выпрямился и показал мне громоздкую связку ключей: на чугунном кольце их было по меньшей мере семь штук. Все ключи были разными, коваными, и Крис спрятал их под куртку, выходя на улицу.

Я следовала за ним и старалась не отставать. Под ногами хрустел снег. Окружающий мир будто ожил и стал сам выбирать, каким ему быть. Он менялся. Стоило отвернуться хоть на мгновение, и ты уже не узнавал прежнее место. Там, где под дубом были качели, вдруг оказался стол, а ночь превратилась в полдень. Было бы увлекательно, не будь так жутко.

Круглое озеро, которое я видела из окна спальни, вдруг оказалось плоской стекляшкой. Я не сразу поверила своим глазам, застыв на берегу и перепуганно глядя, как Крис без колебаний ступает по гладкой поверхности. Вода колыхалась под ним, но провалиться в нее было нельзя.

– Не бойся, – он обернулся ко мне с мягкой улыбкой, протягивая руку и приглашая. – Мы не можем умереть там, где на самом деле не существуем. Мир подстраивается и становится безопасным, когда ты рискуешь или пытаешься навредить себе.

Я кивнула, будто поняла смысл сказанного, хотя это было не так: я уже давно перестала понимать здесь что-либо. Но доверившись Крису (а как иначе?), я приняла его руку и сплела наши пальцы, а затем на выдохе шагнула вперед.

Под покрытием из мерцающего хрусталя озеро продолжало танцевать всеми оттенками синей палитры. Буйное и взволнованное, оно было недосягаемым и отказывалось впускать в себя людей. Это было прекрасно, и я замерла, глядя себе под ноги. Опираясь на руку Криса, я даже наклонилась, пытаясь продеть пальцы в легкие волны, но не вышло. Вместо этого я погладила нечто похожее на кристально-чистый лед, и увидела рыбий хвост, мелькнувший в темноте глубин.

– Даже в самых страшных вещах есть своя красота, – сказал Крис, и вместе мы, не разрывая рук, быстро пересекли озеро.

Оказавшись на другой стороне, я оглянулась на дом с кирпичной крышей, ставший тающим миражом.

– Такой дом мы с Мэгз однажды присмотрели в каталоге, – поведал Крис. – Знаешь, ты бы и впрямь поладила с ней. Правда, поначалу Мэгги бы много шутила о нашей семилетней разнице в возрасте. Например, что скоро я начну играть в крикет и ты убежишь к другому.

– Вообще-то я люблю крикет, – засмеялась я позабавленно. – Мэгги… Она… – я подавилась глупым сочувствием и решила сменить тему: – Дом действительно потрясающий. Я мечтала примерно о таком же… Выходит, Шон знает всю нашу подноготную? Даже те желания, в которых мы не признаемся и себе.

– Да, но в этот раз он как-то не особо старался. Возможно, из-за огромного количества иллюзий. Потому что если бы он покопался глубже, то у нас был бы не сын, а дочь, и тогда я бы точно не захотел приходить в себя. Плачущие женщины – это жестоко! А уж когда эти плачущие женщины совсем маленькие…

Я вопросительно взглянула на Криса, подавляя усмешку.

– Ты мечтаешь о дочери?

– Возможно, – он закашлял. – Давай обсудим что-нибудь другое, потому что, если честно, то мне очень стыдно.

– Стыдно, что Шон решил, будто ты бы хотел создать со мной семью?

– Нет, стыдно, что это тебе пришлось вытаскивать меня из этого, – прошептал он. – Я чувствую себя так, будто подвел тебя.

Я хотела заговорить о том, что так оно и было, только не сейчас и не в этом сне, а в реальном мире – на ужине с Сарой, когда он предал мое доверие и всех своих друзей. Однако я не успела: отпустив руку Криса, чтобы перепрыгнуть ручей, я задрала голову вверх и напоролась на огромного бурого волка.

– О… – лишь издала я, пытаясь отыскать сердце, упавшее в пятки.

– Волки, – бесстрастно сказал Крис, как будто я могла принять эту машину для убийств за милого пуделя. – Он тебя не тронет. Ты не можешь умереть здесь.

– Что-то не похоже, – сглотнула я, когда мохнатый зверь зарычал.

Бритвенно-острые зубы щелкнули в метре от меня. Крис вздохнул и взял меня под руку, ведя в обход пригнувшегося хищника.

– Это сторож. Он пытается заставить тебя повернуть назад, потому что ты идешь не туда, куда хочет Шон. Чтобы ты снова забыла о правде, тебя нужно либо осчастливить, либо очень напугать. Обычно появляются вещи, которые уже однажды произвели на тебя сильное впечатление…

– Было дело, – призналась я едва слышно. – Это тот самый волк, Крис.

Желтые глаза у него предостерегающе сверкали, напоминая мне о животной личине Сары, у которой один глаз был точно такой же. Стоило нам пройти мимо него, как он наконец-то сошел с каменного выступа и повернул назад. Наклонившись к журчащей воде, волк начал невозмутимо лакать струю языком. Я ускорила шаг, боясь, что он вот-вот передумает и погонится следом.

– Какой волк? – спросил Крис, когда мы немного отошли.

– Тот, что пытался убить меня, когда я прогнала его стаю фейерверком, – ответила я, перешагивая кочку. – Это он прокусил тебе руку. Ты что, уже не помнишь?

Я покосилась на Криса, и он остановился. Поднеся к лицу свою ладонь, он задумчиво осмотрел ее, и я промолчала: это была не та рука, другая. Ему прокусили левую, а не правую.

– Еще раз. Что за волк в меня вцепился? – спросил он серьезно. – Когда это было, Джейми?

Что-то повисло в воздухе – напряжение, природа которого от меня ускользала. Крис отстраненно смотрел сквозь меня, а затем вдруг сорвался на бег. Я окликнула его и попыталась догнать. Как только появилась одышка, лес впереди расступился. Мы выбежали к каменному дому, похожему на руины или медвежью берлогу: он крошился, замшелый, но стены были толстыми и прочными. Я восстановила дыхание и приложила к ним ладонь.

– Гранит, – узнала я и перевела взгляд на Криса.

Он выудил связку ключей из-под куртки и застыл напротив двери, оцепеневший.

– Крис?

Страх, который я увидела в его глазах, был диким и неописуемым. А еще было непонимание. Я продвинулась ближе, чтобы понять их природу, и тоже посмотрела на дверь.

Высокая арка, такая узкая, что втиснуться в нее можно было только по одному. Ее облегали нечитаемые слова и руны – кто-то выцарапал их прямо на камне. Дверь из рубинового мрамора – неприступная, тяжелая – была сверху донизу увешана морскими цепями. На каждой из них болтались замки.

– Семь ключей, – сказала я, взглянув на связку. – Зачем тебе они, если дверь не заперта?

Замки и впрямь висели открытыми: цепи болтались кусками, разорванные, и были уже не нужны. Словно под напором нашего дыхания дверь отодвинулась. Показался крошечный просвет, за которым томилась тьма.

– Вот именно, – выдавил Крис глухим голосом и выронил связку, сделавшуюся никчемной. – Но она должна быть заперта.

Он налег на нее всем весом, толкнув, и та распахнулась. Впущенные извне лучи осветили гладкие стены, по которым шлейфами стекала сырость. Стояла скудная мебель: кедровый стол, тумба, подносы с черствым хлебом, шкафы с потертыми книгами и ржавая койка без матраса.

Это был никакой не дом – это была тюрьма.

– Я умер, да? – спросил Крис. – После охоты с Себастьяном. Последнее, что я помню, – это как у меня пошла кровь из носа… Я перестал быть собой? Это так? Джейми, ответь мне! Как много времени прошло с тех пор?

Мозаика медленно складывалась, но сложиться до конца не успела. Из недр пещеры раздалось умиротворенное мужское пение:

Крис влетел внутрь впереди меня. Пройдя следом, я смогла лишь беспомощно взирать на длинный силуэт, приютившийся у железной раковины возле зеркала. Сбривая щетину, он постучал бритвой по краю, стряхивая пену, а затем вытерся полотенцем и обернулся с торжествующей улыбкой.

– Что-то вы не торопились. Угощались сыром в мышеловке? – сказал тот, кто выглядел точно так же, как Крис, стоящий рядом со мной. – Малышка Джеремия… Явилась по душу своего возлюбленного? Точнее, сразу по две его души.