– А чего вас так много? – решил осведомиться Себастьян спустя несколько томительных минут молчания. – Ах да, Рождество же! С праздником.

Он улыбнулся и, подойдя к накрытому столу, схватил с него печеное яблоко. Толпа расступилась, отпрыгивая от него, как если бы он нес какую-нибудь заразу. В последний раз, когда мы виделись, лицо Себастьяна было залито кровью по моей вине, но сейчас его нос выглядел вполне обычно – прямой и острый с заживающей царапиной поперек. Похоже, то был все-таки не перелом.

Себастьян стянул с головы шапку, и из-под нее волной рассыпались агатовые кудри. Взгляд таких же черных глаз медленно обвел ряды прайдеров, высматривая знакомые лица. Наткнуться на них было несложно: мы с Крисом стояли в самом центре. Остальные держались чуть поодаль, но только не Флейта. Уже спустя секунду после появления Себастьяна она выросла рядом со мной, растолкав людей.

– Слава богу, – услышала я ее шепот и изумленно заморгала, но не успела спросить.

Взгляд Себастьяна нашел, что искал, – нас.

– Ну, кто-нибудь угостит меня вином? Что, нет? – спросил он у других, отвернувшись и ничем не выдав себя. Не выдал он и того облегчения, что испытал, когда мы встретились глазами.

Никто из присутствующих не шелохнулся. Тогда Себ закатил глаза и сбросил куртку с рюкзаком на пол, а сам двинулся к чаше с глинтвейном. Прайдеры смотрели на него опасливо, если не брезгливо, но бездействовали. Я взглянула на Криса, который оцепенел тоже. Бархатистый взгляд, нежная улыбка, самоуверенность – от всего этого не осталось и следа. Напряжение свело его судорогой, заставляя вцепиться в мою ладонь. Крису стоило небывалых усилий, чтобы не забыться и случайно не переломать мне пальцы.

Надежда, что он снова становится прежним, растаяла вмиг. Прежний Крис никогда бы не посмотрел на Себастьяна так, как смотрел этот. Он определенно убьет его, как только выдастся возможность.

Себ обошел ель, разглядывая украшения и игрушки, и стащил с одной из веток мятный леденец. Сара наблюдала за ним с лестницы. Я заметила ее, лишь когда она спустилась, сверкая малахитами в волосах. Грациозная, медлительная – не то львица, не то рептилия. Она оттолкнула с дороги солдат, держащих автоматы наготове, и подошла к Себастьяну.

От силы, с которой Сара хлестнула его по щеке, в ушах зазвенело даже у меня. Я готова поклясться, что Себ зажмурился еще до того, как она замахнулась. Массивные перстни на ее пальцах черкнули его по лицу до кровавых полос.

Флейта у моего плеча вздрогнула.

– Ты – мое самое большое разочарование в жизни, – прошипела Сара.

– Как и ты мое, – прошептал Себастьян в ответ, пряча в карманы руки, чтобы не позволить себе дотянуться до горящей щеки.

Он бросил взгляд в сторону и вдруг увидел что-то, что заставило его очнуться. То была Флейта, с которой они смотрели друг на друга несколько секунд, прежде чем Себастьян неожиданно добавил:

– Но… Прости меня, мама.

Еще никогда я не видела Сару такой удивленной. Ей потребовалось время, чтобы переварить услышанное, недоверчиво сузив глаза. Похоже, искренние извинения были непростительной роскошью в их отношениях, и это подействовало. В конце концов Сара улыбнулась и стала выглядеть так, будто вот-вот всхлипнет, растроганная до глубины души.

– Идем со мной, – произнесла она и тронула сына за плечо, ведя за собой.

Вдвоем они прошли сквозь прайдеров и, не оглядываясь, скрылись в арке за лестницей. Только тогда Крис наконец-то вздохнул полной грудью, как и вся толпа.

– Ты как? – спросила я, но он не ответил, окаменевший. – Пожалуй, нам лучше уйти отсюда…

Вечеринка возобновилась как ни в чем не бывало, и я тут же перестала слышать свой голос от рокота музыки. Вдалеке мелькнуло бирюзовое платье Джесс и широкая тень Шона за руку с Ливви, уносящихся в арку.

– Крис? – снова позвала его я, дергая за рукав.

Тяжелая ладонь легла мне на затылок, приминая заплетенную косу.

– Мне нужно идти, – глухо ответил он и наклонился, смазанно целуя в губы.

– Что? Куда? Крис!

Я успела схватиться за ремень его брюк, но Крис вырвался. Его лицо не выражало никаких эмоций, даже раздражения от моего упрямства.

– Ты придешь завтра утром? – крикнула я ему вслед. – Роуз, ты обещал!

– Да, приду. Утром, – повторил он невпопад и растворился в той же арке.

Закрыв лицо руками, я заскулила. Себастьян испортил мой новорожденный план и обрек нас на новые сложности. Судя по лицам, так считали все.

Кроме Флейты.

– Не хочешь кое-что объяснить?

Это должна была сказать я, но меня опередил Тото. Оттащив ее к окну, он навис над ней грозовой тучей. Флейта напоминала хорька, загнанного сворой псов. Былая радость, в которой я ее уличила, исчезла. Напуганная и растерянная, она вдруг развернулась и бросилась бежать.

Я и Тото переглянулись, а затем вместе бросились ей наперерез.

Ничего не могло задеть его больше, чем неспособность понять поведение Флейты, любовь к которой лишала смысла все остальное. Благородный и преданный, Тото не мог и помыслить о том, чтобы тайком она целовала кого-то еще. Но впервые вера его пошатнулась.

– Где моя ракетница? – спросил он требовательно, догнав ее первым.

Флейта не остановилась, перейдя на шаг – быстрый и суетливый. Я тоже их нагнала, ступая рядом, но она даже не взглянула на меня.

– Где ракетница?! – повторил Тото громче. – Ту, что я дал тебе перед тем, как отправить с Крисом к Джейми. Я положил ее тебе в рюкзак! Она все еще у тебя? Элис!

Флейта замедлилась и, остановившись, посмотрела на нас обоих.

– Нет, – ответила она, и Тото крепко зажмурился от злости.

– Что за ракетница? – не поняла я. – Откуда?

Флейта вздохнула и неохотно пояснила:

– Ракетница Тото. Когда мы разделились, он отдал ее мне, если вдруг потребуется помощь. Никто тогда не знал, чего ожидать от Роуза…

– То есть, – начала я и даже замахала руками от возмущения, – все это время у тебя было оружие?!

– Ты как Крис! – фыркнула она. – Это не оружие. Это ракетница!

– Мы отгоняли стаю волков фейерверком, – напомнила я, не в силах сдержать сарказм в голосе. – Против них ракетница как раз была бы оружием…

– Мой рюкзак тогда забрал себе рыболов, если ты забыла, – закатила глаза Флей. – Ракетница нам была больше ни к чему, поэтому я решила…

– Истратить последний патрон на то, чтобы призвать сыночка Сары? – возмутился Тото, сжав в кулак пальцы. – Молодец! На кой черт, скажи мне? Теперь они заодно, и их кровожадная шайка стала еще больше!

– Я делала, что считала нужным! Да, Себастьян – сын Сары, и именно поэтому он наш единственный шанс выбраться отсюда.

Никто из нас не нашелся, что возразить. В неистовстве Флейта оказалась даже страшнее, чем Крис, и причиной тому была еще свежая рана, оставленная Себом неделю назад. Я знала об этом, как и о ее неозвученных мотивах, а Тото – нет.

– Так это была ты. То, о чем говорила Барби. – Я нахмурилась, собирая пазл. – Из-за тебя все сновидцы сегодня стояли на ушах. И эти коленки… – хмыкнула я, опустив взгляд.

Флейта смутилась, одернув подол юбки, чтобы тот прикрыл шрамы и пластыри.

– Я навернулась с ограды, когда улепетывала от охраны. Было больно…

– Когда мы расставались, Себ не очень-то хотел нам помогать, – перебила я, сложив руки на груди. – Интересно, что изменилось. Решил помочь Саре добить нас?

Я замолчала, заметив, что мои сомнения сейчас неуместны. Тото и Флейта в упор смотрели друг на друга, и сейчас им предстоял разговор поважнее.

– Этот Себастьян, – сказал Тото. – Откуда он знал, что сигнальный огонь выпустила именно ты?

Флейту кидало из холода в жар и обратно. Вот и сейчас она вновь покраснела, изо всех сил стараясь выглядеть невозмутимой.

– Я рассказывала о тебе. Про ракетницу и наш уговор… Что если ты будешь поблизости и увидишь огонь, то придешь.

– Какое везение, – безрадостно буркнул Тото. – Он смотрел на тебя.

– Когда? – поинтересовалась она, невольно выдавая себя.

– Да всегда. Когда вошел, когда говорил с Сарой… Даже когда уходил. Я, конечно, тот еще тюфяк, но не тупой. Я думаю, что он…

– Мы целовались.

Тото подступил ближе, а я, поперхнувшись воздухом, отошла.

– Это было несколько раз… Ничего, кроме поцелуев, клянусь!

Я поперхнулась дважды. Как же долго они с Себастьяном водили нас с Крисом за нос?

– Прости меня, Тото.

– Вообще-то, – выдавил он совсем хрипло, – я собирался сказать, что Себастьян, наверно, чувствует вину за то, что бросил вас, но… Да, такое объяснение куда логичнее. Он влюблен в тебя. А ты влюблена в него…

– Нет!

Но Тото больше не слушал. Он отвернулся, и Флейта обхватила ладонями его лицо, удерживая на месте.

– Эй, я люблю тебя, – запальчиво прошептала она ему в губы. – Я люблю тебя!

Тото смахнул с себя ее руки и, увернувшись от очередной попытки его обнять, кинулся в сторону выхода из терминала. Флейта осталась стоять, глядя ему вслед с бессмысленным выражением на лице. Глаза ее покраснели, но оставались сухими. Порой боль бывает до того сильной, что иссушает тебя, не оставляя возможности плакать.

– Будем… Будем ждать, – выдавила она, опустошенная, повернувшись ко мне. Ягодная помада на ее губах смешалась с кровью: Флейта прокусила себе губу, даже этого не заметив. – Неизвестно, что Себастьян задумал. Надо держать его подальше от Криса. Извини, Джейми… Я, пожалуй, пойду.

– Флей, – я попыталась обнять ее, но та отстранилась, едва не потеряв равновесие на каблуках. – Тебе надо поговорить с ним…

– Поговорю, – согласилась она, вытирая кровь и помаду рукавом кофты. – Рано или поздно это должно было случиться. Лучше так, чем если бы он все узнал из шуточек Себастьяна… Не бери в голову, Джейми. Поспи, пока еще можешь спать. Увидимся утром.

«Поспи, пока еще можешь спать». На практике все обстояло иначе: темная и спертая, моя комната впервые не располагала ко сну. Одиночество угнетало: ни Эшли, ни Джесс все еще не было. Вероятно, вечеринка внизу только набирала обороты. Проветрив спальню и заперев единственное окно, я переоделась, расплела волосы и юркнула под одеяло.

На улице выла вьюга. Я не представляла, как Флейта умудрилась улизнуть из аэропорта в такую погоду и при этом вернуться непойманной. Жуя остатки яблочных долек с блюдца, я смотрела в потолок, надеясь, что рано или поздно сонливость вернется. Доев все что было, я все-таки задремала, но вздрогнула и проснулась, стоило комку снега свалиться с крыши и удариться об окно. Проворочавшись с боку на бок еще полчаса, я села на постели, не выдержав.

Часы показывали уже пять утра. В Прайде пробуждение всегда было не раньше восьми. Лишь махровые сновидцы вставали в семь, чтобы совершить первый обход и подготовить столовую к завтраку. Это напоминало мне Фэрбенкс, где я вечно просыпала подъем, опаздывая на пары. Здесь та же картина. Приучить меня к дисциплине оказалось невозможно, и сегодня был первый день, когда я проснулась сама и раньше положенного. Гораздо раньше.

Я почти завязала шнурки, когда из щели под дверью протянулась длинная тень.

– Эшли, это ты?

Нет, это оказался не он. Тень проскочила мимо. Шаги были тяжелыми, явно мужскими. Возможно, кому-то, как и мне, не спалось. Я встала и, приоткрыв дверь, выглянула в коридор. Тень завернула за угол раньше, чем я успела ее разглядеть, и любопытство, как и бессонница, взяло верх.

Слишком поздно для ночи и слишком рано для утра – в панорамных окнах уже начинался рассвет, окрашивая жемчужную гладь из снега в персиковый. Аэропорт круглосуточно освещался, и даже сейчас здесь было очень светло. Под потолком висели круглые лампы, похожие на искусственные солнца из раскаленного фосфора. Они грели воздух как отопление. В отсеке D не было ни одной живой души, даже охраны. Я прислушалась: музыки не было слышно тоже. Оставалось только гадать, где шляется мой непутевый братец.

Мужские шаги, поднявшие меня спозаранку, снова раздались в конце коридора. Я притаилась за колонной, успев разглядеть мельком лишь коричневый шарф, повязанный вокруг шеи. Сделалось совсем тихо, и, прождав так несколько минут, я вышла из своего укрытия, но… никого не увидела.

Дверь на склад была приоткрыта. С ручки свисал массивный замок и обрывки цепи. Я приблизилась, заглядывая в просвет, но едва успела разглядеть что-либо, как мой рот накрыла чья-то рука.

Вскрик обернулся жалобным мычанием. Меня встряхнули, оторвали от пола и буквально втащили в ту самую дверь. Угол стены впился между лопаток, а агатовые кудри защекотали лоб.

– Bonjour, p'tit canard, – улыбнулся Себастьян лощено, и в лицо мне ударил запах перегара; кажется, совсем недавно он перебрал джина. – Думала, я полюбовно примирился со своей мамочкой? Похоже, я бесподобен! Поистине, savoir dissimuler est le savoir des rois.

Он не брился несколько суток и местами оброс неаккуратной щетиной. Глаза были темными и мятежными, как штормовое море. Я сомкнула зубы, кусая его за руку, чтобы он наконец-то додумался вытащить ее у меня изо рта.

Себ ойкнул и послушно отодвинулся.

– Прибереги свой французский для Флейты, – окрысилась я, поправляя нелепо задравшуюся футболку. – Я ничуть тебе не рада.

– Да ну? – ухмыльнулся он, прислонившись к стене и задрав ногу так, чтобы подпереть ее подошвой ботинка. – Еще скажи, что у вас здесь и так все схвачено. По сколько миллилитров ты сейчас сдаешь? – Я растерялась, и он кивнул на мой синюшный локоть, истыканный иглами. – Четыреста, наверно? Для Ларет это тоже так начиналось…

Щека от удара Сары у Себа все еще была красной. Заметив, что я разглядываю ее, он отдернулся и повернулся ко мне другой стороной лица.

– Сара говорила, ты не знаешь про Ларет…

– Я и не знал. Она рассказала мне всю правду минут сорок назад, – пожал он плечами и чего-то устыдился. – Мне жаль. Честно. Но слезами делу не поможешь.

– Какому делу?

– Для начала, – Себастьян зажевал верхнюю губу, – где Флейта?

– Какая разница? Ты еще на что-то претендуешь после того, как оставил нас, безоружных, наедине с психопатом? Пф!

Если Себ и впрямь на что-то надеялся, то я растоптала это в прах. Глаза его потухли, заблестев как смола. Ну и поделом.

– Вы сами выбрали Криса, а сейчас я всего лишь хочу узнать, в порядке ли она, – сухо отчеканил он. – Ее не поймали после того, как она выпустила ракету? Это ведь она меня позвала, ты знаешь?

– Знаю. Теперь из-за этого у нее проблемы с Тото.

Лицо Себастьяна оживилось, и я прикусила себе язык.

– Она что, рассказала ему о нас? Он бросил ее?

– Да и нет, – ответила я, чуть подумав. – Пока еще нет, по крайней мере.

– Поэтому она состригла волосы?

Я позавидовала наблюдательности Себастьяна. Кажется, он не терялся даже в самых стрессовых ситуациях.

– Нет, их ссора случилась уже после. Модное каре – не твоя заслуга, не обольщайся. Если тебя правда волнует судьба Флей, то просто не лезь к ней больше, хорошо? Тебе предстоит встретиться с Тото… И, поверь, ты не захочешь наживать себе такого врага. Его дар – это меткость. Прострелит твою нахальную задницу в два счета.

– Звучит устрашающе, – на губах Себа заиграла лукавая усмешка. – Кстати, по поводу задниц… Куда подевался Роуз?

Этот вопрос застал меня врасплох. Я молча смотрела на Себастьяна, собираясь с духом, чтобы признаться – все это время я думала, что Крис с ним и Сарой.

– Ты что, потеряла его?

– Он не дамская сумочка, чтобы его потерять! – взвинтилась я. – Он пошел следом за тобой. Логично было подумать, что он с вами…

Все до единой мышцы Себастьяна напряглись. Невзирая на его худобу, сложен он был весьма крепко. Всплеснув руками, Себ воскликнул:

– Разве ты не должна была следить, чтобы он не наломал дров после того, как увидел меня? Да он сейчас, может, уже половину аэропорта перерезал десертной ложкой!

– Десертной ложкой невозможно кого-то порезать.

– Ты говоришь так, потому что не видела того, что видел я.

– Крис больше не такой, – покачала головой я. – Он меняется… Снова, – и, застав, как выражение лица Себастьяна тоже меняется на самое саркастичное, какое видел свет, я разозлилась: – Да хватит уже!

В одной только этой фразе было больше южного акцента, чем мне доводилось слышать за всю свою жизнь. Мы оба вздрогнули и обернулись на лестницу. Посередине возвышался Бобби – с неизменно жидкими усами, морщинистой кожей и нахлобученной бейсболкой «Янкиз». На его плече лежал карабин, точь-в-точь наш с Флейтой. Из его рта торчала дымящаяся самокрутка, от которой веяло жженым клеем и ванильным табаком.

– Что вы делаете здесь в такую безбожную рань? Себастьян, разве Сара не велела тебе заняться проводкой?

– Ей и занимаюсь, – ответил Себ, и я лишний раз поразилась его умению с ходу придумывать небылицы. – Вот захватил с собой подружку кшатрия, чтобы лампочки помогала вкручивать. Ну, знаешь, как в анекдоте: «Сколько блондинок нужно, чтобы вкрутить лампочку?» Только здесь «Сколько нужно Джейми, чтобы…»

– Святое Рождество, – застонал Бобби. – Ты когда-нибудь затыкаешься? Иди куда шел.

Он глубоко затянулся, а затем выпустил нам в лица удушливое облако дыма. Себастьян схватил меня за руку, таща вниз через этот летучий яд.

Бобби нагнулся через перила, глядя нам вслед, и затушил о них сигарету. Пепел посыпался в пропасть между лестничными пролетами, и я невольно проследила за ним взглядом, залюбовавшись, как в прикосновении к каменным перекладинам искры становятся ничем.

– Как поживаешь, детка? Ты это… Не серчай, ладно? Некоторые умеют выбрать сторону победителей. Каждому отведена роль в этом цирке уродцев, и я просто выполняю свою. Ответственность за весь Прайд держится на моих плечах, это не так уж легко, как может показаться…

Я нахмурилась, но до меня дошло не сразу: Бобби считал, что я, бесполезная сошка, завидую ему. От такого образца самомнения хихиканье так и рвалось из груди.

– Да, Бобби, – понимающе улыбнулась я, почувствовав, как многозначительно Себастьян сдавил мой локоть. – Я все понимаю. Ты знаешь про шахтеров и канареек?

– Про что?

– Шахтеры всегда берут с собой в туннели клетку с канарейкой, потому что эти птицы сверхчувствительны к газу. Они начинают чирикать и метаться, когда выходит взрывоопасный метан, а затем быстро умирают. Так шахтеры успевают выбраться на поверхность до того, как станет слишком поздно. Понимаешь, к чему я веду? Взяв к себе канарейку, они не оказывают ей честь. Она для них инструмент, который затем меняют на новый, берут следующую птицу. Подумай об этом.

Прежде чем Бобби пришел бы в себя и придумал, что мне ответить, Себастьян поволок меня в недра аэропорта, где в полумраке то вспыхивала, то гасла тусклая табличка. Подвал.

– И это еще мне вечно говорят, что я нарываюсь, – ухмыльнулся Себ, отворяя свинцовую дверь ключом.

Я промолчала, заходя следом. Коридор был узким, и в лицо тут же ударил запах сырости и приторность гниющего мусора. Я скатала рукав кофты и зажала им нос, тронув ладонями стены, чтобы случайно не оступиться в темноте. Пальцы утонули в вязкой слизи, которая капала с потолков и чавкала под подошвой, и я тут же вытерла их о штанину, морщась.

– Куда ты меня притащил?

– Чинить свет, конечно! В кабинете Сары выбило пробки. Тут полно тараканов, не наступи на них. Они мерзко хрустят. Вот так, – Себастьян шагнул вперед, и под его ботинками взаправду раздалось нечто подобное. – Прикольно, да?

Меня затошнило. Я молча развернулась и попыталась выбежать обратно на лестницу, но Себастьян удержал меня за петлю в джинсах, покатившись со смеху.

– Да пошутил я! Это был крекер. Рассыпал пачку как-то еще давно. Зато крыс здесь и вправду море…

Мы прошли до конца подвала и наткнулись на выступающую платформу. Я не понимала, как Себ видит в такой темноте что-то, кроме блеска мокрых стен. Он открыл трансформатор, привстав на носочки.

– Почему Сара ударила тебя?

Себастьян задумчиво оглядел разорванные провода, прикидывая, как соединить одно с другим.

– Потому что она до последнего не знала, как Крису удалось сбежать из Прайда. Я ушел позже. Еще неделю делал вид, что тоже помогаю его искать… А потом пропал следом, и Сара все поняла.

– Значит, ты рисковал ради него, – сказала я, восхищенная и его историей, и тем, что Себастьян вообще ответил. – Вы были лучшими друзьями. Он действительно твой aminche.

– Да, Крис был мне… дорог. – Что-то зазвенело в голосе Себастьяна, и, не знай я его, то решила бы, что так в нем звучит боль. – Я не мог смотреть на то, что Сара делает с ним, как и сейчас не могу смотреть на то, что она собирается сделать с вами.

Себастьян чертыхнулся и снял рубашку, оставшись в майке. Из трансформатора сыпались искры и всполохи электричества.

– Ты прямо голыми руками туда полезешь? – осторожно спросила я, глядя, как он тянется к проводам, некоторые из которых явно были под напряжением. – Надо думать, меня ожидает сочное барбекю из человечины…

– Не бойся, mittie, я слишком крут, чтобы умереть от разряда тока.

И Себастьян рукою забрался внутрь.

– Себ! – испуганно взвизгнула я, хватая его за шкирку и пытаясь оттащить от трансформатора.

Оттуда повалил треск и фиолетовый дым. Я ахнула, готовая бежать наверх и звать на помощь, но в следующую секунду свет в подвале зажегся, а Себастьян как ни в чем не бывало отряхнул руки и закрыл трансформатор на замок.

– Видимо, они потравили крыс, – задумчиво изрек он, оглядывая влажные полы, на которых из живности, к счастью, виднелись лишь поросли мха.

Я схватила Себастьяна за руку и раскрыла его ладонь, но все, чего коснулась, – до безобразия мягкая и прохладная кожа. На ней были шрамы, но старые и потускневшие, явно не те, за которые мне стоило переживать.

– Ты так заботишься обо мне, – улыбнулся Себ, глядя на меня из-под вороновых ресниц, под которыми лежали синяки; он долго не спал, как и я. – Мы уже держимся за ручки!

Я фыркнула, отшвыривая его ладонь от себя, как мяч.

– Ты невредим, – озвучила я. – Так не бывает!

– А ты думала, только у вас с Крисом крутые таланты? – ухмыльнулся он.

Его улыбка была светлой и мягкой, совсем не вписывающейся в то убогое место, где мы находились. Вспомнив о подвале, я нерешительно осмотрелась. Вся комната была заставлена ржавыми стеллажами; даже удивительно, как в темноте мы не напоролись на один из них. Везде были залежи арматур и двигателей, а поодаль, между стальными коробками, стоял детский самокат.

– У меня был такой, – вспомнила я, трогая наклейки, которыми был облеплен руль. – Я передвигалась на нем по Аляске, пока не встретила Криса. Тоже украшала наклейками, которые находила в супермаркетах, пока беспробудно пьянствовала.

– Как мило! Погоди… Что ты делала в супермаркетах?

Я повернула к себе самокат и наклонилась, чтобы получше рассмотреть очередную наклейку на колесе. Там, порванный и испачканный, был изображен розовый единорог.

– Да ладно! – воскликнула я. – Прайд присвоил себе мой самокат! Эту наклейку я прилепила еще в Фэрбенксе… Ну все, Сара переступила черту! Надо с этим кончать.

– Да, Прайд такой, – хмыкнул Себастьян так мрачно, будто точно знал, о чем говорит. – Что их – только их, а что не их – тоже их. Так что там по поводу пьянства?

Я оробело покосилась на Себа, не веря, что мне и впрямь придется погрузиться в прошлое ради утоления его любопытства. Пусть это и было справедливо, ведь он уже не раз удовлетворил любопытство мое.

– Ну, я много пила первые дни, когда случилось все это. И блевала. Много пила и много блевала, да. Потом взяла себя в руки и угнала самокат из средней школы.

– Я тоже пил, – вдруг признался Себастьян. – Вчера. Кажется, я перебрал и бегал голышом по железнодорожной станции. Сигнальная ракета Флей спасла меня от белой горячки и, возможно, от смертельного секса с одной из банши.

– А вот последнее я бы предпочла не знать, – скривилась я.

– Согласен, перебор. Давай забудем о том, что мы вообще когда-либо обсуждали наши пьяные приключения. Идем.

Я грустно простилась с алюминиевым другом и, вернув самокат на место, поднялась за Себом наверх. Мы ступали по лестнице тихо и медленно, прислушиваясь к каждому шороху, чтобы снова не наткнуться на Бобби. В память о нем на лестнице тлела докуренная самокрутка – благо самого Бобби здесь уже не было.

– Нам нужно заглянуть на последний этаж, – сказал Себастьян, когда я уже собиралась выйти через склад к магазинам и пойти к себе в спальню. – У них там радио полетело после сегодняшней дискотеки. Видимо, не вынесло рождественского духа.

– Ты что, правда возомнил себя моим боссом? – вздернула брови я, остановившись.

Себастьян с улыбкой пожал плечами.

– Кто-то же должен им быть. В конце концов, это ведь я знаю, как нам сбежать.

Скрепя сердце, я подошла ближе.

– И что, действительно знаешь? Только не ври.

– Не знал бы – не пришел.

– Среди нас не все ловкие и шустрые, – предупредила я. – Учти это. План должен включать в себя эти моменты.

– Я знаком с тобой, поэтому не понаслышке представляю, о каких таких «моментах» ты говоришь: неуклюжесть, косорукость, везение утопленника. Да, все учтено, – задорно подмигнул мне Себастьян. – Ну же, улыбнись! Нельзя быть такой пессимисткой, p'tit canard. Les grands embrasements naissent de petites étincelles – большие пожары зарождаются из маленьких искр. А мы что ни на есть – будущий пожар. Мы сожжем здесь все дотла.