С высоты птичьего полета заснеженные холмы Аляски походили на шкуру полярного гризли: ровный слой снега, шерстистый и махровый, накренил под своей тяжестью сосны и укрыл крыши домов, прогнивающих в тоске по сгинувшему человечеству. Взгромоздившись рядом с одним из вооруженных мужчин, на чей лоб была надвинута кепка с символикой армии США, я заглушила симптомы аэрофобии и постаралась любоваться прекрасным.

– Эй, – встревоженный голос Флейты вернул меня в реальность. Я вдруг заметила, что она держит меня за локоть, а я сама, вытянув ногу, свесила ступни над высотой. – Ты удумала самоубиться?

Вертолет принадлежал к типу разведывательных, и дверей здесь не было принципиально. Крепко пристегнутая, я будто хотела вывалиться – уйти, исчезнуть, умереть. Избавиться от проблем. Флейта была права. Поэтому я только пожала плечами и развернулась внутрь салона, вздохнув.

Крис с хирургической аккуратностью обрабатывал прокушенную насквозь ладонь. Он даже не морщился: боль выдавали лишь вены, проступившие на висках. Держа на коленях полевую аптечку, он обработал укус сначала жидким антисептиком, а затем присыпал его сверху каким-то серебряным порошком. Челюсть у волка оказалась внушительной: вся она отпечаталась на его коже, как слепок. Можно было даже сосчитать, сколько у волка было зубов.

Отмотав кусок марли, Крис посмотрел на меня.

– Завяжешь?

Все это время я предпочитала не думать о том, что он сделал. Один поступок перекрывал другой, и впечатления разнились. Убийца и спаситель – так не бывает.

– У Флейты лучше получится, – проблеяла я невнятно.

– Да, я помню ее отменный морской узел, – усмехнулся Крис. Фрагменты того, как она связала его на ферме под лестницей, будто вызывали у него ностальгию. – Но я хочу, чтобы это сделала ты. Попробуй, пожалуйста.

Закатив глаза, я взялась за его протянутую руку и попыталась связать края марли воедино. Пальцы все еще не слушались, но Крис терпеливо ждал, отстраненно глядя в проем вертолета. Приблизившись к краю, он задрал голову, ловя ртом снежинки. Детская непосредственность и бесчувственный садизм – так тоже не бывает.

– Снижаемся! – объявил пилот.

Взбудораженная, я быстро покончила с бинтом и отвернулась от Криса.

– Как только появится возможность, разделимся, – одними губами сказала я Флейте, и она понятливо закивала. – Твоя миссия – найти Тото и остальных.

Вертолет резко накренился в сторону, и я едва не вцепилась в раненую ладонь Криса ногтями.

– Мы дома, – улыбнулся Крис, но его воодушевления я не разделяла.

Пока вертолет садился, мысли в моей голове роились. Эшли. Вот на чем я решила сосредоточиться. Взглянув на Криса, я тихо сказала:

– Ты обещал…

– Я помню, что обещал. Я сдержу свое слово. Ты что, боишься? – Мне показалось, что я вижу в его глазах злорадство. – Да, боишься… Правильно, но неразумно. Безопасность – главное из того, что я могу тебе гарантировать, пока ты рядом со мной. – И эхом он повторил, чтобы я лучше усвоила: – Но только пока ты рядом…

Вертолет приземлился, и лопасти подняли в воздух вихрь снега. Наши сопровождающие выбрались наружу первыми, а я протерла глаза, оглядываясь.

«Аэропорт Теда Стивенса», – гласила табличка небывалых размеров. Он состоял из двух терминалов – Северного и Южного, – и мы метили во второй, самый обжитый, судя по количеству огней в нем. Северный терминал скрывался за гаражами, и сложно было разглядеть, что за черные точки (люди?) там мельтешат. Здание, как и вертолетная площадка, было наряжено: рождественские гирлянды окутали аэропорт, как плющ.

– Рождество… – вторила моим мыслям Флейта. – Какое сегодня число?

– Почти то самое. Двадцатое декабря, – ответил Крис и резво выскочил из вертолета.

Я вышла последней, пропустив всех вперед. Больше всего я жалела о ружье, которое нам велели оставить на ферме. Рюкзаки мне и Флей вынес Крис – мы обе решили, что не испытываем надобности лицезреть окровавленное месиво из рыбака в прихожей.

Втроем мы остановились на площадке за вертолетом. Тогда из снежного бурана и ярких всполохов явилась она – длинная фигура в вычурном зимнем пальто, вышитом норковым мехом.

– Льву невдомек, что его узы с прайдом похожи на цепи, – мелодичный голос, ласкающий слух. – Они тянут и душат, поэтому лев всегда возвращается. И, разумеется, с добычей, пусть охота – не его удел. Природа не только львиная, но и мужская. Я рада видеть тебя, Роуз.

Мягкой и неспешной поступью Сара дошла до площадки, где стояло затишье от неоновых прожекторов и настырной пурги. Рядом с ней шествовал еще один человеческий силуэт: коренастый азиат в капюшоне, прикрывающем миндалевидные оливки глаз.

Сара остановилась и смахнула назад волосы, сливающиеся с мехом ее пальто: черные до синевы вороньего крыла, прямо как у Себастьяна. Их кровное родство бросалось в глаза: Сара была точной копией сына. Прямой узкий нос, тонкие губы и острые скулы, на которых не было румянца даже в такой лютый мороз. В обрамлении ресниц, закрученных вверх фиолетовой тушью, горели два глаза с легкой гетерохромией: один глаз тепло-ореховый, как у Себастьяна, а второй желто-янтарный, точно у одного из тех волков, что пытались отужинать нами накануне.

Необъяснимый магнетизм опьянял рядом с этой манерной высокой женщиной, выделяющейся на фоне остальных болезненной худобой и почти физическим ореолом силы. Тошнотворное наваждение, от которого мне помог отвлечься лишь шепот Криса, неожиданно надрывный, жалкий и… напуганный?

– Каларатри, – успел выдохнуть он, как у него в прямом смысле подкосились колени.

Шагнув вперед, Крис присел в носках ее сапог. Сара поддела его подбородок указательным пальцем, облаченным в кожаную перчатку, и пригладила другой рукой его волосы.

– Встань, Кристофер.

Роуз обезумел от страха – я была точно убеждена, ведь провела с ним вместе не один день и даже не один месяц. Каждый раз, как я успевала заметить тревогу на его лице, Крис быстро брал себя в руки, а затем просто шел и делал то, что от него требовалось. Он всегда боролся со страхом безустанно и самозабвенно, но в том его страхе, что я видела сейчас, не было следов борьбы. Крис был послушным, как щенок, и ему не хватало только хвоста, чтобы им завилять.

Сара подняла его за руку, а затем обняла за плечи и поцеловала. Флейта у меня над ухом издала рвотный позыв. Сара целовала Криса прямо в губы – долго, нежно и глубоко, как целовал меня он в лучшие наши моменты.

«У Криса с моей матерью отношения всегда были… особые», – хмыкнул как-то раз Себастьян за столом, рассказывая о своем прошлом.

Крис ей сын? Крис ей и… любовник?

– Мышка выглядит нездоровой, – вдруг произнесла Сара, мягко посмотрев на меня. – Шон, позови доктора.

Раскосый юноша, тенью держащийся за ее спиной, кивнул. Крис медленно отстранился и повернулся: будто облитый ледяной водой, он окаменел и даже не ухмылялся. Что-то в нем изменилось. Надломилось. Между этими двумя была неразрывная связь, и, притронувшись к нему, мать Себастьяна будто снова надела на него оковы.

Ненатурально. Театрально. Магия.

Какой у Сары дар?

– Тебя укачало в полете? – нахмурилась она с внезапной материнской заботой и шагнула навстречу. Я отшатнулась, стоило ей протянуть руку, пытаясь дотянуться до моей щеки.

– Не трогайте, – предупредила я жестко.

Сара удивленно моргнула, но отошла.

– Джейми. – Она цокнула языком, смакуя мое имя, которое, вероятно, могла узнать от Джесс. – Я рада познакомиться с тобой. Меня зовут Сара Кали, а там стоит мой верный защитник Шон Тао. А ты, должно быть, Элис… – Она перевела взгляд на дрогнувшую Флей. – Или тебе больше по душе имя твоего инструмента? Единственное имя помимо Эльмиры, которое Тото выкрикивает по ночам.

Правильный рычаг. Сара манипулировала Флейтой и пыталась манипулировать мной. И, если я была слишком зла, чтобы поддаться на это, то Флей была… хитрее. Она подыграла, шагнула к Саре и изобразила отчаяние на лице. Та была выше ее почти на две головы.

– Где он?! Что вы с ним сделали? Наши друзья…

– В безопасности, – спокойно ответила Сара, и это звучало как правда. – Не знаю, каких ужасов вы наслушались о нас, но все они ложь. У нас не принято молиться в обеденный перерыв или приносить в жертву девственниц. Все мы адекватные люди, и никто не собирается обижать вас. Особенно тебя, – улыбнулась она мне, – мой новый ловец.

Свет гирлянд вдруг пошел рябью, вынуждая загородиться от него ладонью. Прежде безмолвный Шон Тао вскрикнул и отпрыгнул в сторону, пропуская буквально из ниоткуда маленького смуглого мальчика.

– Крис!

– Оливий! – испуганно воскликнула Сара. – Мы ведь обсуждали это. Ты не можешь вот так являться без спроса там, где тебе вздумается!

Не слушая ее, мальчик кинулся к Крису, но пробежал бы мимо, если бы тот не подловил его рукой за шкирку. Мальчик прижался к нему и обвил тонкими ручками шею.

– Ты вернулся, – запищал он. – Я знал, что это сработает! Ты пришел!

– Ливви, – выдохнул Крис, но голос его звучал бесцветно и удрученно.

Я вспомнила обещание перенести меня к брату при помощи старого друга из Прайда. Телепортер – слепой мальчик, сбросивший Криса с высоты, чтобы тот перестал быть собой и вернулся. Как чертова мелюзга все продумала! Но его дар завораживал, как и та любовь, с которой он льнул к Крису, будто к родному отцу.

– Вы замерзли, девочки, – заметила Сара любезно. – Хватит болтать на морозе! Пойдемте внутрь.

Оливий мельком оглянулся на нас с Флейтой – так, будто действительно мог увидеть, – а затем взял Криса за руку и побрел по дорожке. Мы с Флей двинулись следом, намеренно отставая.

– Она поехавшая, – вынесла та вердикт.

– Ты видела, как Крис смотрел на Сару? – спросила я тихо. – Она что-то сделала с ним. Он… боится ее. Может, это какое-нибудь внушение вроде твоей музыки?

– Джем, извини, но… – Флейта втянула голову в плечи, прячась от бурана, пока мы бежали к стеклянным дверям. – Это звучит как утешение для твоего разбитого сердца.

– Мое сердце не разбито, – почти агрессивно парировала я. – Оно пылает от бешенства!

Мы зашли в терминал. У нас тут же забрали сумки с вещами, будто там могло быть что-то опаснее несвежих носков. Мигающие надписи и музыка, транслируемая из динамиков, – электроника в аэропорту работала исправно. Нас сопроводили до отсека С и остановили перед одним из стыковочных трапов.

– В самолетах мы ночуем. Примерно человек семь на один салон, – принялась рассказывать Сара будничным тоном, как если бы проводила экскурсию где-нибудь в Лувре. – Тех, кто следит за порядком, называют «сновидцы». Они живут непосредственно в терминале. Лично я предпочла занять контрольный пост на самом верху. Пришлось собрать кровать из IKEA, избавиться от лишнего оборудования, но… Какой же оттуда красивый рассвет!

Флейта встала рядом, притоптывая ногой со скучающим видом. Ей хотелось ринуться на поиски друзей, а не поддерживать светскую беседу. Наконец-то заметив это, Сара улыбнулась:

– Смотри вон туда, Элис.

Проследив за ее пальцем, Флейта затаила дыхание. По коридору ступал юноша, и его неуклюжую, массивную поступь нельзя было перепутать ни с чьей другой. Он шел медленно, придерживая руку у бока, и выглядел совсем ошарашенным, когда увидел нас. – Какого хрена вы здесь делаете? – фыркнул Грейс так, будто мозолили ему глаза каждый день.

Он ойкнул, утянутый куда-то вниз, когда Флейта радостно повисла на его шее.

– Ты выздоровел! – взвизгнула она, и я с удивлением увидела, что Грейс неуверенно, но ласково обнял ее в ответ.

– У них здесь хороший док, пусть и кормят дерьмово, – буркнул он и внимательно обвел взглядом каждого из нас.

Задержав его на Крисе, Грейс чудом не переменился в лице. Когда очередь дошла до меня, то я услышала именно то, что и ожидала:

– Ну ты и дура, – вырвалось у него, но Грейс тут же закашлялся и замолчал, как если бы вдруг начал делать то, что прежде для него было немыслимо – подбирать слова: – То есть… Я имел в виду, ты дура, что шла так долго. Вам тут… понравится. Я уверен.

На самом деле Грейс был уверен совсем в обратном. И даже дура, которой он меня считал, поняла бы это.

– У меня славная идея, – воскликнула Сара, хлопнув в ладони. – Почему бы Грейсу не проводить Элис к вашим друзьям, а Крису не побыть вместе с Оливием, раз все они так сильно соскучились друг по другу? Я же закончу для Джейми экскурсию…

Звучало это так, будто закончить для меня она планировала саму жизнь. Но все, на что меня хватило, – это ободряюще кивнуть Флейте, которой идея пришлась по душе ничуть не больше.

Ее задача – наши друзья. Моя – все остальное.

– Увидимся, Джем, – сказала она, уходя.

– Увидимся, Флей, – сказала я, глядя ей вслед.

Крис обернулся на полпути, не поспевая за прытким Оливием. Он не хотел уходить, явно встревоженный, но цепи Сары не оставляли ему выбора.

– Ну что, – улыбнулась я, вновь ощутив прилив гнева. – Продолжим?

Каждый зал аэропорта был обставлен с таким изыском и вкусом, как, пожалуй, в девятнадцатом веке не были обставлены даже дома зажиточных американцев. Сара свезла сюда все, что ей приглянулось: устаревшие игровые автоматы, гравюры, канделябры, свечи с ароматом жвачки, турецкие ковры, искусственные цветы. Жители аэропорта будто не замечали нас: кто-то запаивал протекшую крышу, а кто-то развозил дневную порцию молока на роликах и самокате. Все ходили в том, в чем им было удобнее: в домашнем халате и мягких тапочках или же в блестящем вечернем платье. Это напоминало одновременно и райский уголок, и психиатрическую больницу, и работный дом. Делом здесь был занят каждый. Идеальный порядок, идеальное послушание и идеальные улыбки, которые не сходили с восковых лиц. Это место было самым жутким, что я видела со времен своего пробуждения в Фэрбенксе.

– Раньше этой башни здесь не было, мы сами пристроили ее к аэропорту. Как я и говорила, все мучения того стоили. Лучший вид во всем Анкоридже! Погляди, как горы!

Я поняла, почему Саре так нравится ее комната, лишь когда оказалась внутри. Она была обустроена и под рабочий кабинет, и под спальню, усеянная памятниками искусства. Скульптуры, вазы, картины… И очень много зеркал. Я откинула назад голову: потолок башни был полностью из стекла. Вся комната напоминала игрушечный шар, только без снега; вместо снега здесь были цветы, в основном розы и гортензии в горшках. Но это не шло ни в какое сравнение с гигантским золотым гобеленом над ее постелью. Под ним могло укрыться человек пять, не меньше.

Изображение черноволосой женщины с черничной кожей, вышагивающей по преклоненным человеческим телам как по лестнице. Ее наготу прикрывал лишь пояс из человеческих рук. У нее самой рук было четыре, и каждая из них сложена в особом жесте. Этому полотну было много лет (возможно, даже столетий), но состояние осталось почти идеальным.

– Каларатри, или Кали, – произнесла Сара, и я немедленно вспомнила, что именно так обозвал ее Крис сразу после того, как рухнул практически ниц. – «Черная ночь». Самая жестокая из форм Парвати, жены Шивы. Воплощение богини-матери. Она искореняет невежество и рассеивает тьму. Благословляет и освобождает тех, кто стремится познать истину, как и наш Прайд.

– Вы профессор истории, – вспомнила я.

– Да, я преподавала в Анкоридже, – мечтательно улыбнулась она. – Раньше – в Чикаго. Моя специализация – Древняя Индия. Со временем многое забывается… Но попроси меня процитировать Артхашастру на санскрите, и я процитирую, – Сара задумчиво сощурилась и изрекла нечто, что я не смогла бы повторить, даже спустя годы тренировок. – «Пусть он не причиняет осквернения чистому, подобно отравлению воды ядом, а то может никогда не найтись лекарства для оскверненного».

– Ух ты, – притворно восхитилась я. – Звучало как парсултанг из «Гарри Поттера». Поблизости что, проползал Василиск?

Сара вскинула брови, и я вдруг поняла, что хожу по тонкому льду, рискуя в любой момент напороться на глыбу. Рано или поздно это должно было произойти: Сара обошла стол и села, а весь зеркальный кабинет пришел в движение. По крайней мере, так мне показалось, когда Шон ураганом метнулся в двери. Спустя секунду он подхватил меня за локти и обездвижил. Я вскрикнула и упала животом на стол, скрученная в три погибели.

Сара достала шкатулку из ящика и сдула с нее слой пыли прямо мне в лицо.

– Ну конечно, – чихнула я, шмыгнув носом. – Хваленая безопасность и дружелюбие… И двадцати минут не прошло, как мы наедине остались!

– Т-ш-ш, – Сара прижала палец к губам, и Шон сдавил мои руки сильнее, выбивая из меня не только возможность говорить, но и дышать. – Смотри внимательно!

Пока Шон удерживал меня, она выключила свет и покрутила в руках стеклянный треугольник. Он был исписан сплетениями клевера и архаичного орнамента. Подставив его к окну, Сара словила луч рассветного солнца, и треугольник окрасил комнату: по стенам заплясали тысячи оттенков, красок и силуэтов.

– Это ловец солнца, – прошептала она, крутя треугольник так, чтобы свет продолжал играть, раскрашивая белые стены то в синий, то в гранатовый, то в аметистовый. – Он ловит свет с неба и преображает мир, творя нечто особенное из ничего. – Сара резко опустила стекляшку, и кабинет увяз в сумраке. – Лишь ловец делает истину зримой. Ты как этот ловец солнца, Джейми, поэтому должна помочь мне.

Шон ослабил хватку и отпустил меня. Я прижалась к дверному косяку, настороженно взирая на Сару, бережно убирающую ловец обратно в шкатулку. Шон прирос к единственной двери, загораживая ее.

– Помочь вам? – переспросила я с нервным смешком. – Разве существует что-то, с чем вы не могли бы справиться сами?

Сара подошла к комоду. Погладив резьбу шкатулки, будто ноющие шрамы дерева, она зажевала губы.

– Как думаешь, откуда в Прайде столько людей? И почему именно они?

– Себастьян говорил что-то… – Я попыталась вспомнить, но происходящее мешало сосредоточиться.

Сара задвинула шкатулку в одну из полок и обернулась. Впервые за то время, что я провела с ней наедине, ее щеки горели.

– Мы отбираем лучших. Тех, кто способен работать и приносить пользу. Сначала были лишь я и мой сын. Я не сразу поняла, что умею… Пока мы не нашли Шона. Я умею определять чужие дары, Джейми. Даже среди спящих. Так я отбирала самых полезные. Начала с тех, кто обладал даром к целительству, а после… Мне повстречались твоя сестра и тетя. Вместе мы разбудили бесталанных, зато рукастых; например, инженеров, прежде работающих здесь. Еще военных в отставке, пилотов, фермеров и даже несколько учителей для их детей. Тех, кто отличался даром, я назначила сновидцами. Все вы поистине уникальны! Ни один дар не подобен другому… Лишь за одним исключением.

– Подождите… Тетя? – Я шагнула ближе, и Шон в дверях рефлекторно напрягся, но Сара успокоила его жестом руки. – Вы говорите о тете Ларет? Разве она не умерла при крушении поезда, когда они с Джесс ехали навестить меня в Фэрбенкс на каникулах?

Лицо Сары вытянулось, а затем, немного подумав, она щелкнула пальцами, и Шон снова схватил меня, подводя к столу. Я застонала, утомленная таким унизительным положением, но тут Сара швырнула передо мной рисунки и фотографии.

– Ничего бы этого не было без твоей тети Ларет, мышка. Мой верный друг и спутница… Жаль, она не смогла отдавать мне столько себя, сколько требовалось, и в конце концов воспротивилась. Я не стала ее мучить – я ведь не зверь… По-моему, это было крайне гуманно.

Но то, что лежало перед моими глазами, даже отдаленно не походило на гуманность. Черно-белые снимки и списки транквилизаторов, приспособлений, чтобы делать тело податливым и бессознательным. На фотографиях, привязанная к кушетке, лежала русая женщина, так похожая на мою маму и Джесс. До аварии родителей мы редко виделись, а после моего отъезда в Фэрбенкс и вовсе сошли на пару звонков в месяц. И все же не узнать ее было невозможно: женщина, заботящаяся о Джессамине, пока мы с братом строили собственные жизни. Женщина, с которой я больше никогда не смогу поговорить за чашкой ее ароматного глинтвейна и услышать, как она напевает песни Джонни Кэша за мытьем посуды. С этим я смирилась уже давно, а с тем, что меня лишили этого умышленно, – нет.

– Она сделала тот ловец солнца и подарила мне, – нежно улыбнулась Сара, разглядывая иссушенную Ларет на фотографии. – Первая, кто стал им. У вас с ней одинаковый дар, возможно, наследственный. Ты когда-нибудь была в Индии? Множество религий считают, что наша кровь – это вместилище души. В ней наши воспоминания, наше естество, а следовательно, наша сила. Если сновидцы слишком эгоистичны, чтобы помогать добровольно, за них это сделает их кровь. Достаточно лишь капельницы, системы поддержания жизни и переливания…

На фотографиях вся кушетка Ларет была обложена трубками. Те шли из ее вен, наполняя очередной пакет, прибитый к потолку. Донор.

– Ловец, – улыбнулась Сара, и я закричала.

Шон перехватил мою руку в сантиметре до того, как та стерла бы с ястребиного лица Сары весь макияж. Ее глаза широко раскрылись от удивления, когда я попыталась хотя бы пнуть ее, но Шон удержал меня на месте. Я вскрикнула и упала на колени, едва не расшибив о стол лоб.

Сара снисходительно цокнула.

– Не надо злиться, Джейми. Злость разрушительна, а мы должны созидать.

– Джесс, – прошипела я. – Она знает об этом? Она так сильно любила Ларет. Почему она не ненавидит вас… – Сара сощурилась, и я всковырнула давно прощупанную почву: – Чувствовать чужие дары – это ведь не все, что вы умеете, я права?

– О милая, – покачала головой она. – То, до чего ты уже догадалась, не мой дар. Это моя суть. Я не заставляю никого любить меня… Я лишь заставляю их прислушиваться ко мне.

– Что вы внушили ей?

– Ничего. Она сама предпочитает думать, что ее тетя погибла в том поезде. Я лишь помогла ей обустроиться в новом доме…

– Как бы вы ни называли это, – процедила я сквозь зубы, – но большинство людей находятся здесь, потому что вы держите их разум под контролем. Тоже целуетесь со всеми по очереди, да?

Нос Сары дернулся, как у тушканчика. За долю секунды очутившись подле меня, она веером распростерла пальцы у меня под шеей, давая понять – я в ее власти.

– Ты тоже прислушаешься ко мне, если я захочу, – сказала она. – Жаль, что тогда из ловцов и грамма пользы не выжать. Сама Вселенная ластится к твоим рукам, как кошечка к миске со сливками; тянется угодить, лелеять, исполнять… Безграничный потенциал! Материя – податливая глина. А ты мыслишь столь мелко, что тешишь ее какими-то влажными подростковыми фантазиями. Крис мне как сын! Я люблю его так же, как любила Себастьяна, пока он меня не предал. Любовь вовсе не способна быть разной. Иное – выдумка тех, кто ее никогда не испытывал. Думаешь, это Крис в тебя влюбился по доброй воле? Ты – ловец, ты лишь исполнила свою прихоть!

Сердце пропустило несколько ударов, пока я стояла так – прижатая к Саре и все больше подавляемая каждым ее новым словом. Они лезли внутрь меня, как плотоядные скарабеи.

– Ловец воплощает свои желания в жизнь, – продолжила Сара с усмешкой, видя, сколь я раздавлена этим. – Ты всегда мечтала быть избранной, так ведь?

– Разве это возможно? – шепотом спросила я. – Менять реальность.

– А сама как думаешь? Когда ты научишься это контролировать, не будет ничего, что ты бы не могла изменить или заслужить. Ты хочешь – и это происходит. Вот так это работает, милая. А раньше ты хотела только Криса… Ловец, ты поймала свой луч – ты поймала его чувства и сосредоточила на себе.

– Не бывает таких сил! У вас нет доказательств…

Сара убрала руку и попятилась.

– Они будут. Скоро.

Я сползла по стене вниз и обхватила руками голову, спрятав ее между коленями. Хотелось спрятаться и самой – от правды, что звучала слишком прекрасно и отвратительно одновременно. Воплощать свои желания в жизнь… Не МЗВ нашли меня, а я нашла их. Не Крис влюбился в меня, а я влюбила его. Я встретила Джесс, потому что хотела этого больше всего на свете. Чем я отличаюсь от Сары, если все вокруг меня тоже ненастоящее?

Шон Тао отошел от двери, пропуская в кабинет Криса. За это время он успел привести себя в божеский вид: сменил одежду, задеревеневшую от крови, умылся и даже снова побрился. Опрятный и взявший себя в руки, как до встречи с Сарой.

– Что случилось? Это вы так поговорили? – спросил он строго, неотрывно глядя на меня, сидящую на полу, а не на Сару. – Джейми?

Когда он потеребил меня по плечу и я шарахнулась от него, выглядеть Крис стал еще угрюмее. В глубине души я хотела, чтобы он пришел, и это случилось. Как отличить то, о чем говорила Сара, от обычных совпадений?

Крис присел рядом и прижался к моему лбу своим. На этот раз я не отстранилась: даже неуравновешенный, Роуз казался сейчас мысом долгожданного покоя.

– Ты в порядке? – спросил он так тихо, чтобы Сара не расслышала, и я вяло кивнула. – Точно?

Крис больше не выглядел завороженным и отупленным чужим воздействием. Сколько бы внушение Сары ни длилось, оно не держалось на нем так долго, как на остальных. Пусть и пускало корни в подсознание, которые не выкорчевать.

Заметив, что Крис не обращает на нее внимания, Сара поскребла пальцем поверхность стола.

– С Джейми все хорошо, Кристофер, я просто поведала ей о ее даре. Она потрясающая.

– Это так, – согласился Крис, и голос его зазвучал как стальной. – И потому ты ведь не сделаешь с ней того же, что сделала с Ларет, верно?

Он знает. Все это время… Смешение злости, обиды и удивления. Уж не за этим ли он привел меня?

– Не сделаю, – мягко улыбнулась ему Сара, и я вдруг протрезвела. – Если Джейми справится.

Отстранив рукой Криса, я поднялась и с вызовом вздернула нос. К отчаянию выработался иммунитет как к смертоносному вирусу, уничтожающему тебя клетка за клеткой.

– Справлюсь, Сара-Каларатри. – Я выдавила кривой оскал вместо улыбки. – Стать частью Прайда для меня честь. Разве я не сойду за львицу?

Она ухмыльнулась, но не дрогнула. Крис испытующе следил за нами обеими, но, кажется, не понимал до конца, в чем именно дело. Нежно тронув пальцами мою щеку, Крис потер ее и обнял меня у нее на глазах. Впервые я не возражала, с наслаждением лицезря, каких сил Саре стоит ничуть не измениться в лице.

– Я буду только рада тебе, Джейми. В Прайде найдется место всем, тем более ловцу, – отозвалась она. – Но то место, что ты займешь здесь, зависит от того, как ты покажешь себя дальше. Оливий, мальчик мой!

Крис пропустил вперед ребенка, и я вдруг увидела, что на этот раз он держал за руку мою сестру. Там, в лагере, я запомнила ее беспринципной, завистливой и сумасшедшей, но сейчас она была другой. Джесс выглядела пугливой и расстроенной, а еще невероятно худой и осунувшейся. Глаза у нее были красными и опухшими, как если бы она проплакала всю ночь в подушку. Джесс не сразу осмелилась посмотреть на меня, а когда решилась, то едва не расплакалась вновь: ее губы дрогнули, пытаясь что-то сказать, но Сара жестом указала ей на дверь.

– Джессамина? Кажется, я велела тебе помогать Фрэнсис на кухне. Наказание есть наказание, милая, ты забыла?

Она глухо всхлипнула, но подчинилась. Испуг и сопли вместо колкого приветствия – совсем не то, что я ожидала от чудовища, спалившего мой новый дом. Джесс ушла, и Оливий остался стоять один. Не держаться за чужую руку ему словно было в новинку. Он неуютно переминался с ноги на ногу и озирался, ища, за кого бы ухватиться теперь.

– Крис? – робко позвал Лив, не видя его.

– Я здесь, приятель, – Крис присел на корточки и щелкнул его по носу, шутя, на что тот улыбнулся. – Сможешь сделать для меня кое-что? Мне и моей подруге нужно попасть в Джорджию…

– Неваду, – автоматом поправила я.

– В Неваду, да, точно. Ты когда-нибудь бывал там?

Оливий покачал головой.

– Тогда… Проблема. Идеи?

– У меня кое-что есть.

Я и не заметила, как голова Джесс снова показалась в дверном проеме. Ее желание помочь было не чем иным, как стремлением искупить вину, на которое мне было наплевать. Она выставила на всеобщее обозрение пожелтевшую фотокарточку, где было запечатлено стеклянное здание, похожее на парус корабля. А в углу подпись – «университет Невады в Рино».

– Эшли прислал ее весной, – пролепетала она с ностальгической грустью. – Его общежитие, наверно, должно быть в студенческом городке…

– Браво, Джессамина, – похвалила ее Сара, забирая фотокарточку. – А теперь делай, что тебе велено. Затем проследи, чтобы обустроили комнаты для наших новых львят.

Джесс снова посмотрела на меня, и на этот раз наши взгляды все-таки пересеклись. Я отвернулась, и она вышла из кабинета.

– Шон, – Сара поманила его пальцем, и юноша подошел.

Он взял в руки карточку и принялся изучать ее со всех ракурсов. Вчитавшись в адрес на обратной стороне, Шон собранно кивнул и накрыл ладонью лоб Ливви.

Прежде мне не закрадывался в голову вопрос, как именно Оливий открывает порталы. Может ли он переноситься в места, в которых никогда не бывал? А даже если и бывал, то не видел, ослепший на оба глаза. «В каждом даре есть своя загвоздка, – говорил Крис, – и она уравнивает преимущества».

Ответом всему был Шон – я увидела это, но не поняла, как именно они работают вместе. Ему было достаточно приложить руку к голове Оливия, чтобы лицо того просияло.

– Красиво… Я бы хотел там жить. Похоже на то, что ты показывал мне, когда я долго не мог заснуть.

Впервые я увидела, как Шон улыбнулся. Я следила за ними с настороженным любопытством и едва не вздрогнула, когда Сара внезапно обратилась ко мне:

– Если ты готова, то возьми Оливия за руку. Он поведет нас.

Сара взяла Криса за руку, и у меня свело челюсть. Затем она накрыла ладонью плечо Оливия, и тот протянул мне свою маленькую ладошку.

– Джейми?

Стоило мне принять ее, как комната вокруг поплыла, как экран черно-белого телевизора. Воздух затянулся вокруг коконом, закрутился, сделавшись плотным и пластилиновым. Казалось, его можно было потрогать и даже оторвать себе кусочек в качестве сувенира. Спустя мгновение в воздухе возникла вибрирующая арка, и Оливий решительно потянул нас туда. Я лишь успела задержать дыхание, как мир вокруг переменился.

Снаружи это напоминало двустороннее зеркало – перламутровая грань, за которой осталась Аляска. Мы вышли с другой стороны и огляделись: песчаные сухие равнины и скудные пейзажи. Несмотря на отсутствие снега, здесь тоже было холодно. Рядами стояли дома, далекие от фермерского уюта: высокие, каменные и негармонично оформленные, похожие на отели Лас-Вегаса. Вдалеке виднелся стеклянный парус – корпус студенческого городка.

– Вам туда, – сказал Ливви, отпуская наши руки.

Идти до университета было недолго. Извилистая грунтовая дорожка и указатели быстро привели нас к общежитию, перед которым я остановилась, качая головой.

– Эшли точно не здесь, – сказала я, вспоминая характер брата. – Еще на первом курсе он попал в студенческое братство. Оно должно быть где-то рядом…

Я увидела рисунок зеленой игуаны на стене и стрелку, нацеленную на трехэтажный коттедж за парком. Все тетради Эшли, что он привозил с собой на каникулы, были изрисованы этими страшными существами. Тут же смекнув, что к чему, я побежала туда впереди остальных.

– Крис пойдет с Ливви, – голос Сары эхом отразился от полых стен, как только мы очутились внутри. – Вы обыщете второй этаж, а мы с Джейми третий. Девочки с девочками – мальчики с мальчиками, – улыбнулась она.

От ее дружелюбия повеяло жутким холодом, и, кажется, даже Крис почувствовал это. Переглянувшись, мы разошлись по выбранным направлениям. Общежитие мужского братства представляло собой сплошные коридоры, сложенные буквой «П». Везде висели яркие постеры и граффити. Возле каждой двери красовалась табличка с номером и какой-нибудь маркировкой (смайлик, женские гениталии, футбольный мяч, мужские гениталии, снова смайлик…). Я обошла почти весь этаж, когда узнала на одной из табличек знакомый узор – сплетение букв «Э» и «Ш», а рядом лягушка в ковбойской шляпе.

Сердце заколотилось, и я импульсивно толкнула дверь в комнату.

Воздух стоял душный и затхлый, а пыль мерцала в солнечном свете, как пыльца диснеевских фей. Две койки стояли у разных стен в окружении мусора: полупустых бутылок и фантиков от шоколадок. Я поежилась, кутаясь в шарф: без отопления здесь было холоднее, чем на улице. Но светловолосый парень под грудой одеял не ощущал этого, как и всего остального.

– Это он? – спросила Сара, остановившись в дверях и брезгливо стряхивая с сапога прилипший журнал Playboy.

Я зависла над постелью, боясь сорвать одеяло с его лица. Соседняя кровать была пуста, и Эшли больше нигде не могло быть. Но что делать, если моего брата здесь все-таки нет?

– Ну же, – начала подгонять меня Сара. – Не тяни! Ты ловец. Это будет он, Джейми… Если, конечно, ты действительно этого хочешь.

Я глубоко вздохнула и, смяв край одеяла в пальцах, рывком дернула его на себя.

– А он красавчик, – ухмыльнулась Сара.

В детстве нас было не отличить: до того, как мои волосы потемнели, а его выгорели на солнце, они были почти одного цвета. Теперь Эшли можно было назвать блондином: медно-золотые, его волосы пружинились, такие же короткие, как в день его отъезда. В телах, что спали, замирала вся жизнь без остатка – от возраста до роста ногтей. Острый дугообразный нос, пухлые губы и ресницы, светлые, как пшеничные колосья. За ними должны были прятаться синие глаза, похожие на море. Я помнила его таким с детства. Я помнила даже то, в какой позе он спит – точно такой же, как и сейчас: подогнутые ноги и руки, сложенные под щеку. Это действительно был мой Эшли.

Я погрузила пальцы в жидкое золото, раскиданное по его подушке, и облегченно улыбнулась.

– Разбуди его, – велела Сара.

– Умная мысль, – саркастично ответила я. – И как это сделать? Ах да, я же джин…

– Разбуди, – повторила Сара еще жестче, теряя терпение. – Скажи ему, чтобы проснулся.

– Что за бред?! Это не сработает!

– Сработает, – отрезала она, сверкнув глазами. – Ты еще хочешь стать частью Прайда? Тогда делай, что я говорю. Иначе зачем ты нужна нам, если не умеешь пользоваться своей силой? Ларет успела высоко задрать планку. Она была бесподобна, а ты должна быть еще лучше.

Сара выжидающе сложила руки под грудью, и я закатила глаза. Уставшая и раздраженная, я демонстративно склонилась над Эшли и закричала:

– Проснись, старший братик!

Я решила, что Сара вот-вот выкинет меня в окно, когда она схватила меня за шкирку и оттолкнула в сторону. В ее руке блеснуло нечто острое и длинное. Согнув большую и ржавую скрепку с письменного стола, Сара приставила ее к горлу Эшли.

В висках у меня застучало.

– Заставь брата проснуться, – прошипела она, глядя мне в глаза. – Смотри, какая опасность ему угрожает. Только от тебя зависит его жизнь. Неужели ты позволишь родному человеку проспать собственную смерть?

Мне хотелось расцарапать Саре лицо. Слезы сдавили горло, когда удушливая волна паники сменилась беспомощностью.

– Давай же! – рявкнула Сара, и скрепка проткнула кожу под кадыком Эшли, пуская теплую кровь на постель.

Я обошла кровать, присела в ее изголовье и обняла брата за плечи. Сара подвинулась, но скрепку не убрала. Борясь с дрожью в голосе, я уткнулась ему в ухо и зашептала:

– Прости. Я должна была прийти гораздо раньше. Мне надо столько рассказать тебе… Нашей семьи больше нет. Джесс… Ты бы ее до кровавых ссадин отшлепал. А еще… Я обещала Ларет привезти варенье из одуванчиков. Теперь она вместе с родителями. Я тоскую по ним всем, но я ни по кому не скучаю так сильно, как по тебе. Пожалуйста, Эш. – Я снова тронула пальцами его волосы, перебирая их. – Вернись ко мне. Открой глаза. Проснись, Эшли!

Тысячи фильмов и книг о чудесах оказались сняты и написаны впустую. Сара глянула на свои карманные часы и, отсчитав три минуты, фыркнула. Эшли все еще спал, пока я плакала над ним, и тогда за дверью раздались шаги.

– Вы нашли? – спросил Крис, заходя в комнату. – Это… Это Эшли?

– Да, он, – ответила Сара вместо меня. – Он и она. Брат и сестра, которые подтвердили мою самую грустную теорию из всех… В семье не без урода. Бестолочь!

Крис шагнул ближе, но Сара опередила его. Она вцепилась ногтями мне в волосы и подняла до уровня своего лица, а затем схватила за запястье, протыкая толстую вену канцелярской скрепкой. Напористой струйкой ударила кровь. Вовремя отведя мою руку в сторону, чтобы не забрызгать нашу одежду, Сара прижала ее к лицу Эшли. Она втиснула мою кисть между его расслабленных губ и надавила на нее, заставляя кровь потечь обильнее. Ждать еще три минуты не потребовалось: хватило ровно секунды, чтобы вдоль прокола прошлось что-то влажное и скользкое, очень похожее на язык.

Эшли облизнулся и открыл глаза. Посмотрев на нас, он распробовал, что было во рту, и подскочил. Перевернувшись на другую сторону постели, мой брат со стоном заблевал всю простыню.