Алекс молчал. В дополнение к свалившимся на него сведениям о путешественнике Аристее, одноглазых аримаспах и народе исседонов добавилась ещё правда о том, как его, Алекса, завлекали в Россию. Завлекали расчётливо и хладнокровно, используя в качестве приманки очень важную для него тему и будучи абсолютно уверенными, что он клюнет. Подобная циничность по отношению к себе была крайне неприятна Алексу, но в то же время его подкупала откровенность, с какой теперь, когда настало время, ему было всё открыто.

– Мне надо собраться с мыслями, – сказал Алекс.

– Конечно, – понимающе кивнул Сургон. – А пока, вот, возьми.

– Что это?

– Деньги, которые ты передал мне за поиски твоего деда. Здесь то, что было перечислено из Соединённых Штатов, и твоя доплата в Екатеринбурге.

– Но ведь ты работал, – возразил Алекс.

– Мы с тобой исседоны, – отмёл возражения Сургон, – и отношения между нами строятся на родственной основе. Мы с тобой в прямом смысле слова братья. И если помогаем друг другу, то совершенно бескорыстно.

– Наверное, твои слова очень почётны, – как можно деликатнее, дабы не обидеть собеседника, сказал Алекс, – и быть твоим родственником можно считать честью, но, мне кажется, мы должны сразу расставить акценты: я, Александр Коннелл, уже имею брата, являюсь членом своей семьи и не собираюсь примыкать к новой.

– Братья бывают близкими и дальними, – заметил Сургон, – и остаются братьями, если даже не знают друг о друге. Тем не менее, я не стремлюсь навязаться к тебе в родню. Просто хочу сказать, что для меня вернуть вознаграждение, полученное за восстановление рода, является не прихотью и не широким жестом, а непреложной обязанностью.

Алекс деньги взял: Сургон поступал по отношению к нему благородно и, по крайней мере, в данный момент, чистосердечно. В качестве ответного жеста Алекс решил сообщить Сургону дни рождения своих бабушки и деда, которые теперь ясно для чего Сургону требовались – ведь он являлся хранителем сведений о всех представителях своего народа, включая их семьи, – и не сообщил немедленно только потому, что надеялся сделать это более к месту, когда зайдёт подходящий разговор. Сургон же продолжал обращаться к Алексу тем доверительным тоном, который устанавливается между по-родственному близкими людьми.

– Тебе пока многое непонятно, – говорил он, – но постепенно я буду знакомить тебя с обычаями народа исседонов и делиться некоторыми нашими сокровенными знаниями, главным из которых является знание об острове Веры. На протяжении тысячелетий исседоны воздавали здесь хвалу Всевышнему Богу, дающему жизнь, молили о помощи и снисхождении Великих Духов, следящих за жизнью, и поддерживали связь с умершими предками.

– Так все эти сооружения на острове воздвигли вы?.. Мы?.. – не знал как правильно выразиться Алекс. – Воздвигли исседоны?

– Нет, мегалиты были установлены неизвестными нам людьми древности. Мы лишь повстречали на своём пути великие храмы, узрели их небесную сущность и благоговейно припали к гранитным подножиям. В отличие от других народов исседоны не сочли возможным докучать священному острову своим постоянным присутствием. Но мы неизменно возвращаемся сюда, чтобы исполнить древние ритуалы.

Речь Сургона о связи настоящего и далёкого прошлого лилась ровно, неторопливо, подобно течению времени, и лишь иногда, как бы некстати, перебивалась звуками острова. Звуков этих было много: с силой бил волною о камни исполин-Тургояк, шумела на разные голоса неспокойная листва, пронзительно вскрикивала за мысом чайка. О чём она кричала? Что оплакивала и что хотела передать? Казалось, остров разговаривает с Алексом, но тот не в силах был понять его языка.

– Когда-нибудь мы поговорим о сокровенных знаниях более подробно, – сказал Сургон, – а сейчас нам пора в обратный путь.

Убрав следы обеденного привала, они отправились к берегу, где дожидалась их лодка с перевозчиком. Задержавшись на высоких гранитных валунах, Алекс ещё раз оглядел землю, по которой сегодня прошёл.

– Удивительное место этот остров, – повторил он прежде сказанную фразу. И немного погодя, добавил: – Символическое.

Сургон, дожидаясь спутника, тоже остановился.

– Что ты имеешь ввиду?

Алекс имел ввиду то, что иногда его размышления о жизни неожиданно получали зримую, материальную форму. Отдельные предметы, объекты становились воплощением его субъективных переживаний, и он сам удивлялся, насколько подобные воплощения представали полными, законченными, словно специально созданными для раскрытия прежде ускользающего смысла.

– То, что каждый из нас пребывает на своём острове веры – faith, belief, – окружённом со всех сторон водой, – сказал Алекс. – Ты не находишь?

– Э-э… – замешался Сургон. – Пожалуй. По крайней мере, очень может быть.

– Мы совершаем по нему переход от «царства живых» в направлении «царства мёртвых» и на основании пережитого строим нашу личную веру. Не обязательно веру в Бога. Во что угодно: веру в людей, в лучшую жизнь, в свои силы, в детей, в мировой прогресс, в цель существования… И в Бога, конечно, тоже. Вот мы с моим братом Вильямом выросли в одной семье, а верим по-разному. И не так, как наши родители. Не говоря про кого-то постороннего. Нет двух людей с одинаковой верой, у всех она своя, у каждого свой остров. И чтобы добраться даже до соседнего острова – необходимо переплыть ледяные воды.

– Ого! – рассмеялся Сургон. – Да ты в душе тоже писатель. Прекрасная метафора! Разреши, я вставлю её в свой роман?

– Если хочешь.

Они дошли до отмели, где возле лодки, уже частично сдвинутой в воду, ждал их сторож турбазы. Остроконечные уши его были спрятаны под шапочку, густые брови недовольно топорщились. Не останавливая на собеседниках вороватого взгляда, сторож принялся высказывать им претензии за долгое отсутствие, очевидно желая выторговать дополнительную плату. Но Сургон не стал вступать в разговоры: забравшись в лодку, он уселся на корму и, пригласив последовать своему примеру Алекса, стал терпеливо ждать отправления, и сторожу ничего не оставалось, как, недовольно ворча, сесть за вёсла.

Развернувшись, лодка взяла курс на турбазу. Теперь остров Веры находился у сидящего впереди Алекса перед глазами. И опять ему представилось, что это не лодка отплывает от острова, а остров отпускает людей, в любой момент имея силу вернуть их обратно.

Алексу и впрямь нужно было вернуться сюда ещё раз. Он думал о том, что не слишком продвинулся к цели, стоявшей перед ним во время похода к острову Веры: понять значение записки деда. Да, возможно, что место, куда проникает луч солнца в дни равноденствия, найти удалось – это пещера «Духа смерти», в оконца которой проглядывает несколько деревьев. Возможно также, что заходящий луч укажет точку, из которой останется видно единственное дерево. Но что предстоит совершить у того дерева Алекс так и не знал и даже не мог предположить, где стоит искать ответ на свой вопрос.

Обратиться за помощью к Сургону? Тем более, по его словам, они являются с Алексом братьями. Алекс усмехнулся про себя. Ну, или родственниками, поскольку оба, пусть и в разной степени, принадлежат к народу исседонов. Но тот же Сургон сказал, что история с бегством Бориса Холвишева из России, а значит, и записка деда, имеют отношение не к Боеру Холви, не к исседонам, а только к семье Холвишевых, и абсолютно необязательно интересы исседонов и Холвишевых должны совпадать. Ведь в противном случае дед оставил бы послание не потомкам, а своим соплеменникам.

С которыми, кстати, тоже много неясного. Они действительно существуют? И тогда насколько они многочисленны? Сургон сказал, не слишком. Но сколько это: единицы, десятки, а может быть, тысячи? И не менее важно, насколько они адекватны действительности? В двадцать первом веке несколько странно верить в духов и поддерживать связи с умершими предками. Конечно, Алекс тоже чувствовал связь с мамой, дедушками и бабушками, но это была материя столь тонкая, что не поддавалась рациональному объяснению, а тут о контактах с предками говорилось как о личной встрече, или телефонном разговоре: «поддерживаем связи».

Алекс при стороже турбазы не стал задавать Сургону подобных вопросов, но когда «Шевроле-Нива» отправилась в путь от Тургояка к Миассу, спросил и о духах, и о численности исседонов.

– Будь готов, что на все твои вопросы ответить я не смогу, – сказал ему Сургон. – Ответы на какие-то из них тебе знать пока рановато, а на какие-то и вовсе не положено. Но, разумеется, это не относится к вопросам миропонимания – тут никаких тайн нет: мы уверены в существовании и Всевышнего Бога, дающего жизнь, и Великих Духов, следящих за жизнью, и в невидимом бытии умерших предков.

– Мне кажется, такие представления больше подошли бы первобытным людям, – заметил Алекс.

– Тебе так кажется? – глянул на него Сургон. – Ну, во Всевышнего Бога, дающего жизнь, ты, как христианин, я полагаю, веришь.

– В Бога верю, а в остальное…

– А что же такое в христианстве ангелы и демоны, как не духи? Самые настоящие духи и есть. И подавляющее большинство других религий отводят в своих космогониях духам важное место. Что же касается связи с предками, то её пытаются установить и поддерживать многие люди, только не все в этом признаются, и далеко не у всех получается.

– У вас получается?

– Мы пытаемся. Но об этом как-нибудь после. Я за утренними сборами не сообщил тебе вот о чём, – переменил тему разговора Сургон. – Есть информация, имеющая отношение к поискам следов Бориса Холвишева.

– Да-да, – с готовностью отозвался Алекс.

– Похоже, поиски осложняются. По крайней мере, нам уже точно не помогут люди, проживающие в доме твоего деда. Вчера я заезжал туда, чтобы самостоятельно, уж не обессудь, поговорить с ними: мне было по пути, а наши с тобой совместные выезды бывают слишком хлопотны. Я заехал. Но когда подошёл к дому, то увидел возле него полицейскую машину.

При упоминании полицейской машины Алекс насторожился.

– Я ненавязчиво поспрашивал соседей, в чём дело, – продолжал Сургон. – И оказалось, что днём ранее хозяин дома был убит. Тот тип, который пугал нас вилами, помнишь?

– Убит?! – вырвалось у Алекса.

– Представь себе. Кто-то забрался к ним в дом с целью кражи. Хозяин с друзьями попытались задержать вора, но тот в возникшей драке свалил хозяина насмерть. Видимо, парень был не слабак, да и не робкого десятка.

– И что же полицейские?

– Надеются поймать убийцу. Говорят, и приметы его известны, и улик собрано достаточно.

Алекс, услышав новость, сидел как громом поражённый. Всё время, прошедшее после стычки в районе «Америка», он надеялся, что с хозяином дома – человеком, похожим на орангутанга – ничего серьёзного не произошло: упал, поднимется и пойдёт дальше. Но оказалось, что произошло, причём, самое худшее из того, что могло случиться: падение оказалось для хозяина смертельным, и виноват в этом был Алекс.

– Ты расстроился? – спросил Сургон. – Не стоит. По моему мнению, человек был дрянь, и ничего относительно твоего деда он нам бы не сказал.