8
Подготовка

Помните притчу о богаче и Лазаре? Это из Евангелия от Луки. История такая: был некогда богач, одевался в красивые одежды и жил в роскоши. А у ворот его дворца сидел нищий по имени Лазарь. Жалкое зрелище представлял собой этот Лазарь – весь в струпьях, голодный, вшивый. И был счастлив крошкам, достававшимся ему со стола богача.

Пришло время Лазарю умереть, и принесли его ангелы к небесным вратам. Умер и богач, но к нему ангелы не явились. Попал он в ад, где его мучили и истязали. Взглянул богач вверх и увидел Бога, а рядом с ним Лазаря и попросил:

– Смилуйся надо мной, пошли Лазаря, чтобы омочил он перст свой в воде и прохладил язык мой.

И ответил ему Бог:

– Помнишь, при жизни ты благоденствовал, а Лазарь бедствовал. Теперь он утешается, а ты мучаешься. Между вами бездна, которую не перейти.

Тогда богач попросил Лазаря пойти к его братьям и предупредить об уготованной им судьбе, чтобы они могли избежать ее. И сказал Бог:

– Пусть слушают пророков.

И страдал богач вечно, тогда как Лазарь сидел в первом ряду, созерцая чудеса вселенной.

Хочу сказать вам, почему не нравится мне эта притча. Все очень просто: она представляет богатого и амбициозного как грешника. Есть много такого, чего мы не знаем о Лазаре и богаче. Как получилось, что богач разбогател? Получил ли он свои деньги преступным путем? Делал ли он людям зло при жизни? Или он строил бизнес? Обеспечивал ли он свою семью, помогал ли жителям родного селения? Почему Лазарь беден? Почему не прикрывал своих ран? Оказался ли он отверженным из-за какой-либо несправедливости? Или он при жизни выбирал не то, что следовало? Сделал ли он что-то такое, что привело его к бедности?

Ничего этого мы не знаем. Знаем лишь, что богатым быть плохо, а быть бедным – это достоинство. При этом мы не знаем, как богач и Лазарь пришли к тому состоянию, в котором мы застаем их к началу притчи.

Большинство людей судит обо мне по моим делам: я выстроил бизнес, обеспечил свою семью, создал новую парадигму проживания возле рабочего места, нацеленную на улучшение жизни американского рабочего. Но все еще находятся люди, которые считают меня жадным ублюдком. Говорят, что после моей смерти, которая уже не за горами, я окажусь в аду и буду сидеть там рядом с богачом из притчи, глядя на Лазаря и недоумевая, в каком именно решении допустил ошибку.

И хочу вам сказать прежде всего, что стремление изменить мир к лучшему – вовсе не грех. Не грех хотеть обеспечить собственную семью. Не грех получать определенное удовольствие от жизни. И вот, положим, есть у меня лодка, и я люблю рыбную ловлю. Обрекает ли это меня на мучения в аду? Я никогда не прибегал к насилию, ни на кого руки не поднял. Почему же я должен страдать в аду?

Посмотрите, в каком печальном положении находится сейчас мир. Небольшие города опустели. Приморские деревни затоплены водой. Крупные города перенаселены до предела и сверх предела. Некоторые страны третьего мира практически обезлюдели.

Мир в печальном состоянии, и я пытаюсь помочь. Все ли сделанное мною идеально? Нет, черт возьми. Но такова плата за прогресс. Создание Облака, как и всякого коммерческого предприятия, было подобно приготовлению омлета. Было бы ошибкой полагать, что процесс доставил мне удовольствие. Но посмотрите на результат, который только и имеет значение. Вы знаете, что я всегда говорю, говорю год за годом: рынок диктует решения. Было время, еще в юности, когда я чуть не сделал себе на плече такую татуировку. Так и не сделал – я слишком горд, чтобы признать, будто боюсь иголок, – но эти слова были на клочке бумаги, который я прикрепил у себя над рабочим столом в первый день создания Облака.

Этот клочок бумаги и ныне там. Крошечный кусочек, пожелтевший, потрескавшийся, некоторые слова едва удается разобрать. Но эти же слова находятся на кружках, которые висят в наших кабинетах. Я жил и дышал в соответствии с этим лозунгом. Руководствуясь им, пережил взлеты и падения.

Рынок диктует решения.

Если рынок говорит: эта вещь может стать дешевле для потребителя, ее можно доставить быстрее, она может изменить жизнь людей, я говорю: давайте сделаем все это!

Помню, несколько лет назад мы имели дело с компанией, которая изготавливала маринованные овощи. Спросите у Молли, и она вам скажет: я люблю все маринованное. И мне очень нравилась продукция этой фирмы, но она была довольно дорога, а наши покупатели не настолько любили ее, чтобы платить, сколько желала эта компания, то есть, по-моему, около пяти долларов за банку.

Поехали мы к ним и говорим:

– Давайте работать вместе.

Мы помогли им изменить упаковку, найти лучшего поставщика ингредиентов. Под нашим руководством они перешли со стеклянных банок на пластиковые, и одно это позволило им сэкономить тонны денег на доставке, потому что их грузовики стали уезжать со складов с меньшим грузом (при том же количестве продукции нетто), что позволило расходовать меньше бензина.

Конечная цель состояла в том, чтобы они снизили цену до двух долларов за банку, именно столько были готовы платить наши покупатели. Но представители компании настаивали на трех с половиной долларах. И мы сказали им:

– Посмотрите, сколько вы теперь экономите. Вы вполне могли бы продавать по два.

А они говорят:

– Нет, не можем. – И стали мне с песнями и плясками рассказывать, что это будет значить для их задней части и что придется менять всю внутреннюю структуру компании. И я сказал:

– Отлично, делайте, что считаете нужным, и дайте нам знать, если понадобится наша помощь.

Короче говоря, они так и не сдвинулись с места. И я сказал:

– Ладно. Я сам дам своим покупателям то, что они хотят: маринованные овощи по два доллара за банку.

В дальнейшем это привело к созданию «Облачных маринованных овощей». Мне все равно, кто и что будет говорить, но я люблю наши маринованные овощи больше, чем продукцию той компании.

Со временем эта компания оказалась вытеснена с рынка. Я никого не желаю лишать работы, но таков был выбор ее руководства. Им всего-то требовалось пойти нам навстречу, и мы бы смогли делать великие дела вместе. Вы изумитесь, когда узнаете, сколько маринованных овощей мы продаем. Людям они действительно нравятся, банки прекрасно хранятся, и это очень хорошо для всех.

Рынок диктует решения.

Помню, когда это все происходило, два-три человека были ужасно злы на меня. Но знаете что? Если я могу предоставить людям продукт или услугу, которые при прочих равных условиях стоят дешевле, и это позволяет вложить сэкономленные деньги во что-то еще – производить больше еды, строить больше жилья, предоставлять больше медицинских услуг и даже развлечений, – я с удовольствием пойду на это. Облако как раз для того и нужно, чтобы упростить людям жизнь. Есть много компаний, работавших с нами для снижения расходов, и теперь они процветают. И они работают с нами не потому, что приходится, но потому, что хотят.

Виноват, я несколько отклонился от основной темы. Последнее время сплю неважно. В животе боли, как будто что-то там жжет. Как угли под шашлыком. Вы думаете, они не так уж горячи, но вы ошибаетесь. Этот жар доходит до головы. События последнего времени сильно мне досаждали, и я работал над тем, чтобы умерить эту досаду, потому что хочу встретить своего Создателя с улыбкой на лице, а не с глумливой усмешкой.

Суть в том, что я не буду извиняться за свое богатство. И уверен, что когда придет время, когда я пересеку черту, меня не пошлют в ад за то, что я сделал при жизни. Человека следует судить не только по делам его.

Двадцать лет назад Соединенные Штаты отвечали за выброс в атмосферу 5,4 миллиона тонн двуокиси углерода в год. В прошедшем году – уже менее миллиона тонн. Видите?! Деятельность Облака можно охарактеризовать многими важными начинаниями, и можете мне поверить, что мандат, выданный мною Клэр, предполагает дальнейшее снижение выброса парниковых газов. Я не хочу, чтобы Облако по углекислому газу стало нейтральным. Я хочу, чтобы оно стало отрицательным. Хочу, чтобы мы забирали углекислый газ из атмосферы. Хочу, чтобы поднимающийся уровень моря понизился. Хочу, чтобы жители приморских городов вернулись в свои дома. Хочу, чтобы Майами не так сильно напоминал Венецию, какой она была прежде. Хочу вернуть Венецию человечеству.

Неужели за все это я должен быть навеки проклят?

– Надень-ка, – сказала Дакота, давая Пакстону солнечные очки.

Светофильтры значительно снижали яркость окружающего и позволяли лучше видеть хаос, царивший на крыше. Пакстон не видел ее краев, поэтому, находясь здесь, чувствовал себя как посередине поля, на котором работало сразу много народу. Солнце отсвечивало от солнечных панелей, встроенных в крышу. Там и сям виднелись платформы размером с сарай, на которые подъемниками доставлялись ящики. Эти ящики прикрепляли к ожидающим дронам.

Рабочие здесь носили широкополые шляпы со свисающими краями и оранжевые рубашки поло, под которые многие надевали белые футболки с длинными рукавами. На поясах многих были видны фляжки с водой. Вообще платформы давали кое-какую тень, но не сейчас – было около полудня.

– В ознакомительном фильме они не в оранжевом, – сказал Пакстон.

– Это одна из самых поганых тонкостей, – сказала Дакота. – Не показывают истинный цвет, черт бы его не видал.

На Пакстона увиденное произвело сильное впечатление, особенно звуковой фон, точнее, отсутствие такового. Двигатели дронов работали почти беззвучно. Только тихое электрическое жужжание, как от насекомого, которое находится рядом и вдруг исчезает из поля зрения. Ветерок от движения дронов он чувствовал кожей.

– Думаешь, отсюда? – спросила Дакота.

Он еще прежде рассказал ей тюремную историю о дроне. Выяснил у Дакоты и Добса, что на крыше, с которой взлетали дроны, работало мало сотрудников службы безопасности, поскольку в их присутствии не было необходимости. Все, что поступало сюда, регистрировалось Облачными Часами, так что никто украсть ничего не мог. Под конец смены рабочие выстраивались в очередь к сканерам у особого выхода. Из-за постоянной угрозы солнечных ударов и обезвоживания гораздо нужнее сотрудников службы безопасности оказывалась команда медиков. Каждая платформа для погрузки товаров на дроны имела надписи, напоминавшие рабочим о необходимости пить, чтобы избегать обезвоживания, повсюду виднелись питьевые фонтанчики с двумя кранами: из одного текла вода, из другого солнцезащитный крем.

– С чего начнем? – сказала Дакота, оглядывая плоскую крышу, тянувшуюся на много миль в разных направлениях, с тысячами работников, роями дронов, закрывавших солнце, как проходящая туча, и дававших кратковременную тень.

– С начала, – сказал Пакстон. Он сделал несколько шагов, убедился, что Дакота следует за ним, и пошел по полосатой дорожке, позволявшей безопасно перемещаться рабочим. Края дорожки обозначались желтой светоотражающей лентой, за которой начиналась темная поверхность солнечных панелей, очень похожих на прямоугольные лужи с неподвижной водой.

Все станции казались одинаковыми: суета рабочих, летящие вверх и вниз дроны со странной формы грузами, покрытыми картонной пеной. Никто не обращал на Пакстона внимания. Именно на это он и рассчитывал. Его не интересовали люди, не проявлявшие к нему интереса.

Один из уроков, вынесенных им из тюрьмы: ищи косого взгляда. Испуганного взгляда. Напряжения в позе. Отражения значка охранника в испуганных глазах. Заключенные – профессионалы по части уловок. Ему пришлось научиться видеть не спрятанные вещи, а людей, которые что-то спрятали.

Они проходили с час. Это была не просто прогулка. На них редко смотрели, большей частью во взглядах угадывался вопрос: «Что это они здесь делают?», а не: «Вот черт, сейчас шмонать будут!»

Пакстон умел различать эти взгляды. Он шел, рассматривал лица, руки, плечи. Дакота все более явно проявляла нетерпение: шумно вздыхала, останавливалась попить, накачать солнцезащитного крема, который втирала в кожу шеи и лица. Наконец кожа у нее стала бела, как тесто, и черные бездны светофильтров делали ее похожей на скелет, бредущий по раскаленной крыше.

Пакстон увидел знакомую фигуру и немного повернулся, чтобы рассмотреть. Это был Викрам в широкополой шляпе и солнечных очках. С пояса свисала фляжка с водой. Его рубашка, пропитавшись потом, из голубой сделалась темно-синей. Пакстон видел не все его лицо: Викрам отвернулся к группе рабочих в коричневых рубашках, обслуживавших дрон, стоящий на крыше. Пакстон хотел подойти поближе, чтобы Викрам его заметил и вспомнил, кто из них выиграл, но потом раздумал. И так хорошо. Пакстон подошел к Дакоте, жадно пившей воду из бутылки.

И тут он заметил. Худощавый белый парень. Любительские татуировки, нанесенные по лекалу, от локтя до кончиков пальцев. Таких можно встретить в тюрьме или выходящими от друга-идиота, имеющего швейную иглу и чернила для принтера. Парень двинулся так, чтобы спрятаться от Пакстона за стоящим рядом человеком. Как ребенок, который прячется за стволом слишком тонкого дерева. Парень засунул руки в карманы, как будто чтобы убедиться, что не потерял какую-то лежавшую там вещь, но в то же время хотел, чтобы там ничего не было.

– Вот он, – сказал Пакстон, кивнув в направлении парня.

Дакота приподняла солнечные очки, посмотрела на парня, который теперь потел, но, возможно, не от жары.

– Точно? Допустим, обыщем его и ничего не найдем, Добс будет рвать и метать. Может быть, раскается, что вернул тебя в команду. А то назначит сюда – эта крыша из-за беспощадного солнца у нас называется участком рака кожи.

– Доверься мне, – сказал Пакстон. Парень в это время сделал несколько шагов от них.

– Ладно, – сказала Дакота и помахала наркоману. – Ты. Да, ты. Подойди. Ándale.

Парень оглянулся по сторонам, как бы ища помощи. Но помощи ожидать было не от кого. Люди, стоявшие рядом, расступились, как будто знали, что последует. Парень пошел от платформы к Дакоте. На лице играла натянутая улыбка, он пытался казаться хладнокровным, всем своим видом как бы говоря:

«Кто? Я?»

– Выверни карманы, – приказала Дакота.

Парень посмотрел по сторонам. Пожал плечами.

– Зачем?

– Потому что осчастливишь меня этим, твою мать, – сказала Дакота.

Парень сник. Полез в карман и вынул что-то. Раскрыл ладонь. На ней лежало более десятка контейнеров с «Забытьём». Дакота выставила руку, и он положил контейнеры в нее.

Дакота повернулась к Пакстону и улыбнулась:

– Неплохо.

Он улыбнулся в ответ:

– Вот сейчас начнется настоящее веселье.

Потребовалось примерно полчаса, чтобы дойти до выхода с крыши, затем они спустились к трамваю и доехали до Административного здания. Парня, его звали Лукас, доставили в комнату для допросов. Она была так мала, что в ней едва помещались маленький столик и два стула. Пакстон усадил Лукаса и оставил в комнате на время, чтобы обдумать, в каком дерьме оказался.

За спиной у Пакстона стояла Дакота. Через рабочий зал к ним шел Добс, медленно хлопая в ладоши. Подойдя к Пакстону, Добс ударил его по плечу.

– Я знал, что не ошибся в тебе. Как тебе это удалось?

– Просто интуиция, – сказал Пакстон.

– Интуиция не подвела, – сказал Добс. – Следующий шаг, я так думаю, узнать у него, как доставляется товар, кто еще вовлечен и так далее и тому подобное.

– Не возражаете, если я попробую поговорить с ним? – сказал Пакстон.

Добс пристально посмотрел на него. Обдумывал. Наконец сказал:

– Само собой, сынок. Ты это заслужил. Но мы послушаем. Нет смысла проделывать одно и то же по два раза.

– Что я могу ему предложить? – спросил Пакстон.

– Перевод на другую работу. Поставим его на преобразование. Захочет уйти – путь уходит, дело его, но сразу выгонять нет необходимости.

– Хорошо. – Пакстон кивнул и вернулся в комнату для допросов. Вошел и сел напротив Лукаса. Устроился на стуле поудобней. Лукас поерзал на своем. Посмотрев на парня несколько секунд, Пакстон сказал:

– Давай поговорим.

– О чем?

– О «Забытье» в твоем кармане.

Лукас пожал плечами и осмотрел все в комнате: выложенный плиткой потолок, пыль по углам, зеркало, из-за которого – он не мог об этом не догадаться – было видно, что происходит в комнате. Осмотрел все, кроме Пакстона.

– Для личного потребления.

– Так я и думал, – сказал Пакстон. – Не сомневаюсь, все гораздо сложнее, кто-то заказывает из Облака. Дрон «Забытьё» сбрасывает, но не все, часть улетает вместе с ним. – Лукас прищурил глаза, показывая, что Пакстон прав. – Как определяешь, какие дроны надо проверять? Возможно, прилетает всегда один и тот же дрон на одно и то же место. Может быть, есть какой-то код, то, как они летают над зданием, выполняют какую-то фигуру, которую вы, ребята, узнаете. Конечно, в дело вовлечено много народу. Вероятно, кто-то из начальников и сотрудников охраны. Может быть, много дронов летает с небольшими партиями «Забытья», но только определенные люди знают, где его искать. Я не знаю. Знаю только то, что при тебе было более сотни доз. Это дает основания для немедленного увольнения. А ты сам понимаешь, что это означает. – Лукас широко раскрыл глаза. – Но я могу помочь.

– Как?

– Переведем тебя в другое общежитие, – сказал Пакстон. – Переведем на преобразование, это на противоположном конце территории.

– Чего вы хотите?

– Понять, как осуществляется доставка, – сказал Пакстон. – Я хочу услышать от тебя как можно больше имен. Начальников. Особенно охранников. Сообщи мне то, что мне надо узнать, и если меня это устроит, ты получишь то, что хочешь.

Лукас посмотрел на свои руки, лежавшие на коленях, и что-то пробормотал.

– Что-что? – переспросил Пакстон.

– Мне нужен адвокат.

Пакстон понятия не имел, что на это сказать. Он опасался сделать что-то такое, о чем в дальнейшем пожалеет, поэтому просто кивнул, встал, придвинул к столу стул и вышел из комнаты. Для Лукаса это был наихудший сценарий, уход Пакстона должен был напугать его до полусмерти. Но это был и лучший сценарий. Едва Пакстон закрыл за собой дверь комнаты, появился Добс.

– Удачная первая попытка, – сказал он. – Но теперь с ним поговорю я.

– Он может рассчитывать на адвоката?

– Нет, черт возьми, – сказал Добс и усмехнулся. – Но не волнуйся. Ты с ним разговаривал, как добрый полицейский. Теперь пришло ему время познакомиться со злым. – Добс взялся уже за ручку двери, но обернулся к Пакстону. – Чертовски горжусь тобой, сынок.

Добс вошел в комнату для допросов, Пакстон наблюдал за происходящим. Добс выдвинул стул, сел напротив Лукаса и стал что-то говорить, но Пакстон не разбирал слов. Вероятно, слушать надо было из какого-то другого места. Пакстон постоял с минуту, мысленно пережевывая слово «сынок».

Через некоторое время он пошел искать Дакоту. Один охранник – блондин-серфингист, имя которого Пакстон забыл, – сказал, что она вышла, но скоро вернется. Пакстон сел за стол, включил планшет и стал ждать.

Весь день у него в голове крутилось сказанное Имбер. О том, что Облако придерживает книги. Он еще в первые дни своего пребывания в Материнском Облаке заметил, что его логин дает доступ к системе инвентаризации, поэтому теперь от нечего делать он вошел в нее, пощелкал мышью и методом проб и ошибок вышел на страницу, где содержались сведения о том, сколько каких товаров доступно в данном Материнском Облаке.

Он набрал «451 градус по Фаренгейту», поскольку помнил, что это книга Рэя Брэдбери, которую он с удовольствием прочел в средней школе. На складе было два экземпляра. Не так уж много. Он посмотрел, какая книга чаще всего продавалась в облачном магазине – ремейк эротического романа, основанного на популярной янг-адалт-серии. Таких книг на складе было 22502. Существенная разница. Но в то же время Пакстон понимал, что спрос на книги может сильно различаться. Разумеется, на складе имеется больше быстро раскупаемых книг, тогда как книжка Брэдбери вышла, как он узнал в базе данных, в 1953 году. Затем он посмотрел «Рассказ служанки» Маргарет Этвуд, этой книги на складе не оказалось вообще. Она вышла чуть позже, в 1985 году, но все равно. Ни одного экземпляра?

Он поискал еще и обнаружил страницу со статистикой поиска и заказов товаров, доставлявшихся в пределах Материнского Облака. Пакстон посмотрел по сторонам, вдруг испугавшись, что совершает что-то предосудительное. Доступ к такого рода сведениям должен быть ограничен. Но, с другой стороны, он – сотрудник службы охраны, и раз у него есть доступ, то, вероятно, так и должно быть. Он посмотрел историю поисков и заказов книги «451 градус по Фаренгейту». В прошлом году ее искали два раза, заказали один раз. «Рассказ служанки» искали один раз, но не заказали ни разу.

Имбер ошибалась. Книги не прячут от людей. Просто люди не хотят их читать. Какое же коммерческое предприятие останется на плаву, если будет предлагать покупателям то, чего они не хотят?

Пакстон испытал что-то вроде облегчения.

Но все же было что-то в сказанном Имбер, что продолжало беспокоить его даже день спустя.

Если она ошибалась в этом, в чем еще она могла ошибаться?

– Хорошие новости, – сказал Добс, положив руку на плечо Пакстона, отчего тот вскочил и развернулся.

– Сэр?

– Все понятно, – сказал Добс, опираясь на стол. – Похоже, ребята-техники раскололи алгоритм полета, так что определенные дроны всегда возвращались к одним и тем же платформам. Дрон скидывал упаковку, дилер грузил «Забытьё», и готово. – Добс хлопнул в ладоши. – Красиво сработано, сынок. Красиво сработано.

– Спасибо, сэр.

Добс ушел, вскоре появилась Дакота, лицо по-прежнему в полосках солнцезащитного крема. Она тоже улыбалась.

– Итак, – сказала она. – Хочешь в команду охраны Гибсона?

– Конечно, хочу, – сказал Пакстон.

Остаток смены он буквально летал. Закончив работу, вошел в вестибюль своего общежития, и не проверял часы, откладывая момент торжества, не желая разочароваться – вероятно, системе требовалось некоторое время для учета внесенных изменений. Подойдя к лифтам, он уже не мог больше сдерживаться, проверил свой рейтинг и обнаружил, что получил четыре звезды.

Цинния постучала пальцем по экрану планшета, заказала два Облачных Бургера, малую порцию жареной картошки и ванильный коктейль. Села, прислонившись спиной к стене, и посмотрела в сторону кухни. Смотреть было особенно не на что. Дверь, открывавшаяся в обе стороны. Всякий раз, как ее открывали, Цинния видела за ней блеск чистого кафеля.

Так вот как, оказывается. Конечная остановка трамвайной линии. Должна быть. Линия вела к «Живи-Играя». Магазины над и под остановкой занимали все пространство до наружной стены. Иное дело – «Облачный Бургер». Большое пространство за этой дверью, открывающейся в обе стороны, кухня и еще сколько-то.

Вопрос – почему? Возможно, туннель для технического обслуживания и подвоза товаров. Может быть, что-то еще. Какая-то причуда архитектора.

Думать на эту тему было приятно. Думая, она отвлекалась от частностей нового задания: убить Гибсона Уэллса. Она даже боялась думать здесь об этом, Облачные Часы могли уловить определенный характер мозговых волн, и в бургерную ворвалась бы толпа людей в голубых рубашках и выволокла бы ее в комнату без окон.

Жаль, что она располагала скудными сведениями. Хорошо бы выйти на связь с работодателями, но, разумеется, это невозможно. Она до сих пор не знала, на кого работает. Знала только, что получила задание убить самого богатого и могущественного человека на планете на его территории, когда он будет окружен толпой телохранителей.

Теперь у нее было два задания, их требовалось выполнить одновременно. Очень возможно, что она столкнется с охраной, когда проникнет в здание, где происходит преобразование энергии. Это означает, что она окажется там заперта. То же самое, если она убьет Уэллса.

Поэтому убить надо из здания, где происходит преобразование энергии.

Его приезд назначен на Черную пятницу. Церемония, посвященная погибшим во время бойни, означает, что много всего произойдет одновременно. Это будет день хаоса, а для ее заданий лучшего не придумаешь.

Она возлагала большие надежды на Пакстона. Не то чтобы он охотно согласится помогать. Она надеялась, что его включат в команду охраны Гибсона. В крайнем случае удастся выудить из него какие-нибудь полезные сведения.

Принесли заказ. Цинния ела медленно, смакуя мясо с коричневой корочкой. Думала об убийстве. От такой работы она старалась уклоняться, но Уэллс так или иначе скоро умрет. Какая разница, месяцем раньше, месяцем позже? Боли у него усиливались, она это знала. Может быть, убить его значило проявить милосердие. Пока она ела картофель фри, ей удалось себя в этом убедить.

Она надеялась, что при выполнении задания ей не придется смотреть ему в глаза. Это было то единственное, что, как она надеялась, она никогда больше не увидит – глаза человека, от которого уходила жизнь. Именно этот момент делал такую работу невыносимой, и хотя он продолжался лишь мгновение, казалось, что длится целую вечность.

От холодного коктейля после горячей картошки у Циннии заломило зубы. Она еще некоторое время смотрела на двери, ведущие в кухню, через которые в обоих направлениях проходили официанты. Будь у нее зеленая рубашка работника питания, она бы, не привлекая к себе внимания, могла пройти на кухню. Заказывать себе такую рубашку она бы не стала – вероятно, здесь невозможно заказать форму для работы в не своей сфере. Но рубашку можно украсть. Это лучше, чем покупать у работника сферы питания – у работника есть память, представления о том, что можно, что нельзя, и язык, чтобы донести. Значит, придется украсть.

При этом оставался вопрос Облачных Часов. Этот вопрос донимал Циннию с момента приезда в Материнское Облако. Не чувствуя особого аппетита, она взяла второй бургер. Оставлять еду не хотелось, и она стала есть. То, что за ее перемещениями можно было следить благодаря Облачным Часам, ее больше не смущало. В ее последний день пребывания в Материнском Облаке можно будет уже не таиться. Но ее часы не позволяли ей открыть некоторые двери, ей был нужен такой уровень доступа, как у работников в голубых или коричневых рубашках. Хэдли носила коричневую. Было бы здорово завладеть часами Хэдли. Но чертова штука сразу распознает смену владельца и поднимет тревогу.

И потом, нужна стратегия отхода.

Во-первых – и это самое простое, – нужна рубашка. Голубая или коричневая, охранника или техника. Рубашка обеспечит доступ. Предпочтительнее коричневая. Техники подобны обоям. Они делают свое дело, и никто не обращает на них внимания. По крайней мере, она сможет хорошо играть роль техника.

Зажужжал телефон. Пришло текстовое сообщение от Пакстона.

Выпьем?

Цинния доела картошку и ответила: «Буду через две минуты».

Она нашла Пакстона в баре. Перед ним уже стояла пинта пива, от которой он успел отпить два глотка, и водка со льдом для нее. Он посмотрел на Циннию с широкой улыбкой. Она села, он поднял свой стакан.

– Меня включили в охрану Гибсона.

– Отлично, – сказала Цинния, стукнув своим стаканом по стакану с пивом. Она действительно была рада за Пакстона, но также и за себя. – Что это означает?

– Пока не знаю. То есть, грубо говоря… – Пакстон посмотрел по сторонам. Хотя никто не мог его услышать, он наклонился вперед и понизил голос. – Грубо говоря, он приедет в Прихожую, здание, куда привозят новичков. Там будут читать имена погибших в Черную пятницу. Потом сядет на трамвай и проедет вокруг «Живи-Играя». Походит там немного. По-видимому, у нас первое Материнское Облако, где строят отдельное здание развлекательного комплекса, он захочет посмотреть, как оно растет. Затем снова сядет на трамвай, вернется в Прихожую и уедет. Понятия не имею, что мне поручат. Буду, наверно, в запасе.

– Можешь гордиться.

Пакстон открыл было рот, но сразу закрыл. Взял стакан и сделал глоток.

– По крайней мере, вид у тебя гордый, – сказала она.

– Странно. В день приезда сюда я хотел сказать ему все, что о нем думаю. А теперь – не знаю. У меня такое чувство, будто я чем-то заслужил такую ответственную работу. Наверно, это как-то называется, когда ты ненавидишь человека, но в то же время он вызывает у тебя что-то вроде восхищения.

– Да, – сказала Цинния. – Для этого действительно должно быть название.

В сердце у нее открылось отверстие. Крошечное, через него едва проникал свет. Она отпила водки из стакана.

Самое важное обстоятельство – трамвай.

Гибсон поедет на трамвае.

Трамваи иногда сходят с рельсов.

Авария вполне годится. Единственный ее недостаток – придется убить не только Гибсона, но еще и других.

В том числе и Пакстона, если он поедет с Гибсоном.

В день приезда Пакстона в Материнское Облако здание, куда привозили новичков, Прихожая, было заполнено автобусами. Сегодня их переставили наружу, чтобы освободить место для церемонии Черной пятницы, так что, если не считать нескончаемого потока грузовиков, проезжавших мимо сенсоров в дальнем конце здания, здесь было пусто.

Пакстон наблюдал за тем, как команда работников в зеленых и коричневых рубашках поло воздвигала платформу с громкоговорителями размером с автомобиль-внедорожник и раму, на которую должен был быть навешен проекционный экран. Все работали слаженно и с невероятной скоростью. По-видимому, такие приготовления проходили каждый год перед церемонией чтения имен.

За последние дня два Пакстон успел привыкнуть к виду работающих команд. В коридорах и в туалетах было полно рабочих. Хоть и не предполагалось, что Гибсон посетит другие части здания, руководство, видимо, считало, что он проинспектирует каждый квадратный дюйм. А это означало, что любой недостаток – разболтанный кран, треснувший писсуар, неисправный эскалатор – должен быть устранен.

– Ты готов, товарищ?

Пакстон обернулся и увидел Дакоту. Несмотря на мешки под глазами – последние несколько дней она вряд ли вообще спала, – ее, как линию высоковольтной передачи, окружало гудящее энергетическое поле. На поясе Дакота носила термос с кофейным напитком «Красный глаз», таким крепким, что стакан с ним не пропускал свет. Пакстон попробовал его однажды и потом два часа боялся, что у него разорвется сердце. Но завтра, подумал он, такой кофе будет очень кстати.

– Думаю, да, – сказал он.

Дакота кивнула:

– С Гибсоном постоянно будет команда из пяти человек. Ты, я, Дженкинс, Чима и Масамба. Ты их знаешь?

– Знаю Чиму и Масамбу.

– С Дженкинс я тебя потом познакомлю. Она хорошая. И вся команда хорошая.

– Слушай, спасибо тебе еще раз за доверие.

– Эй, – сказала Дакота, сложила кулак и ударила Пакстона по предплечью. Удар оказался больнее, чем он ожидал, но он не хотел этого показать. – Ты заслужил. Не могу поверить, но ты наконец решил эту чертову задачу.

Пакстон засмеялся:

– Сказать тебе одну вещь? Это было прозрение, такое могло случиться с каждым. Кажется, прогулка под открытым небом пошла мне на пользу. Не знаю. Но не чувствую, что совершил что-то особенное.

– Эй, не продавайся по дешевке, – сказала Дакота. – У нас тут в Облаке насчет иерархии довольно слабо, но я уже некоторое время – правая рука Добса. Может быть, с его подачи переоденусь в светло-коричневое, и освободится место для хорошо проявившего себя сотрудника.

Ком стал у Пакстона в горле. Он не знал, что об этом думать. С одной стороны, стремление выслужиться означало еще одну веревку, которая привязывала его к Облаку. Но чем больше он думал, тем яснее понимал, что Облако – это и есть весь мир, поскольку все остальное на планете засохло и умерло.

В том оставленном городке, находясь под прицелом, он испытал не просто ужас, но получил душераздирающее впечатление. Как будто увидел мир и понял, каков он при суровом свете дня. Тут, в Облаке, были безопасность, прохладный воздух, питьевая вода и место для сна. Тут была работа и жизнь, пусть не такая жизнь, какой он себе желал, но у него было к чему стремиться, и, возможно, со временем с такой жизнью можно было бы примириться.

– У тебя есть время подумать, – сказала Дакота, сделав большой глоток кофе и поморщившись. – Но будь готов. У такой работы есть свои преимущества.

– Я подумаю, – сказал Пакстон. – Как тебе удается держаться?

– Стараюсь изо всех сил, – сказала Дакота. – Самое сложное то, что у меня в комнате сидит сейчас моя мамочка, смотрит телевизор. Приезжает каждый год в День благодарения на ужин. Я собиралась отвести ее в «Облачный Бургер». Они там готовят специальный бургер из мяса индейки. Но, боюсь, на это не будет времени.

– Как думаешь, что будет завтра? – спросил Пакстон.

Дакота отхлебнула из термоса и посмотрела по сторонам.

– Понятия не имею. Я говорила с людьми из другого Материнского Облака, которые его уже принимали. Он любит ходить сам по себе. Выглядит как зомби, но так, наверно, и должно быть. В толпе могут быть злоумышленники. В Нью-Гемпшире народ не обращал на него внимания. В Кентукки его принимали как мессию. Люди опрокидывали барьеры, только чтобы к нему прикоснуться.

– Он здесь раньше бывал? – спросил Пакстон.

– При мне нет, – сказала Дакота. – Добс говорил, что, да, был один раз, с маловажным визитом. Приезжал на митинг. Не такое чествование. У тебя памятка есть?

– Есть, – сказал Пакстон.

– Хорошо, – сказала Дакота. – Добс обещал, если завтра все пройдет гладко, два выходных подряд. – Она помолчала. – Черт, я даже не знаю, чем тогда заняться.

– Поспи, – сказал Пакстон.

– Сон – это для людей, которым не достает амбиций. – Она отхлебнула из термоса. – Сколько тебе еще до конца смены?

– Час.

– Хорошо. Сделай еще обход. Помни, как только он произнесет речь, церемония закончится, мы идем к трамваю, вагон будет ждать. Система закроется для всех, кроме нас. Поедем в «Живи-Играя», он там походит, вернемся в Прихожую, и он уедет. Просто и красиво. Тут и стая обезьян не облажается.

– Не сомневаюсь, мы найдем способ облажаться.

Дакота подалась вперед и приставила кончик пальца к носу Пакстона.

– Даже не шути.

– Извини.

– Ладно, вали, товарищ, – сказала Дакота.

– Само собой, начальник.

Пакстон хотел было идти, но не успел он отойти на три метра, как Дакота воскликнула:

– Эй!

Он обернулся. Она подошла прыгающей походкой.

– Совсем забыла. У меня мозги сейчас как пудинг. Этот парень, которого ты вычислил. Добс с ним работает. Он назвал имена. Добс и их обработал. Выяснилось, как люди обманывают часы.

– Ты серьезно?

– Ни за что не угадаешь.

– Я не угадал. В том-то и беда.

Дакота улыбнулась и с удовольствием выдержала драматическую паузу.

– Ты же знаешь, что часы закодированы на владельца. Похоже, эта функция перестала работать примерно два обновления назад. Умники-техники не заметили. Из-за этого многих поувольняли. Представь, человек снимает часы и надевает их другу. Часы регистрируют тепло тела, тревога не срабатывает. Человек без часов может идти, куда ему вздумается, и вернуться. Но ты оказался прав – обмен часами происходит в толпе. Считают, что никто не заметит исчезновения сигнала на несколько секунд.

Пакстон покачал головой:

– Это… просто смешно. Не могу поверить, что так просто.

– Сейчас пытаются поправить эту функцию, – сказала Дакота. – Возможно, потребуется не просто обновление программного обеспечения. Может быть, придется обновлять все железо. А это дорого. Но теперь, по крайней мере, мы знаем.

Пакстон засмеялся:

– Черт возьми.

– И вот почему Добс так тобой доволен, – сказала Дакота. – Продолжай в том же духе, умник ты наш!

Цинния запрокинула бутылку вверх дном, вылила остаток ароматной жидкости себе в рот и подумала, не стоит ли погулять.

Она не понимала, как пройти через несколько рядов оцепления в охраняемую зону, не понимала, как убить человека, которого так тщательно охраняют. Она не могла открыть ни единой двери между тем местом, где находилась, и тем, куда ей требовалось попасть.

Ничего не просчитывалось. Это не имело никакого отношения к убийству Пакстона. Никакого. Чем дольше она повторяла себе эту мысль, тем более правдоподобной она казалась.

Цинния потрясла пустую бутылку и поставила ее на тумбочку возле кровати. Зашла через телевизор на Облачный сайт, чтобы узнать, нельзя ли заказать еще. Увы, заказать алкоголь в Облаке было невозможно. Какая досада!

Хотелось еще выпить, но для этого надо было встать, а вставать, надевать брюки и видеть других людей не хотелось. Поэтому Цинния сидела, думая, что убираться отсюда надо поскорее. Она, правда, пока не решила, каким образом это сделать. Может быть, снова взять напрокат машину и бросить ее где-нибудь. Но это значило снова привлекать Пакстона, а ее просьба может вызвать подозрения.

Можно пойти пешком. Сколько до ближайшего города? Миль сто? Два-три дня пути. По дороге можно поймать попутку. Придется нести на себе много воды, иначе нельзя. Может быть, оружие – так будет еще безопаснее. Циннии вспомнились Имбер и ее бригада.

Если явятся работодатели, чтобы убить ее, – об этом надо будет подумать на трезвую голову.

Зажужжал телефон. Она смотрела в стену.

Жужжание не прекращалось. Она закатила глаза.

«Привет, что делаешь?»

Потом:

«Хочешь выпить?»

Цинния некоторое время смотрела на пятна текста в сообщении. Похоже, сегодня последний раз можно увидеть Пакстона. Она почувствовала что-то в животе. Это могли быть газы, но могло быть также и что-то подобное сожалению. Как бы то ни было. Можно попросить его принести еще водки, а потом сделать ей куннилингус. Таковы были соображения, и не более того, уверяла она себя, набирая ответ: «Заходи. Принеси водки».

Через двадцать минут в дверь постучали. Пакстон, весь – улыбка, сначала от чего-то другого, от того, что случилось ранее в этот день. Потом он опустил взгляд и обнаружил, что Цинния без штанов, и улыбнулся еще шире. Он наклонился и поцеловал ее. Она вошла в квартиру, добралась до матраца и упала на него. Пакстон приготовил два стакана водки со льдом, взятым из мини-холодильника.

– Ух ты, – сказала Цинния. – Выпьешь со мной?

– Удачный день, – сказал Пакстон. – Я просто рок-звезда.

Цинния кивнула, легла, голова пошла кругом. Пакстон дал ей стакан. Они чокнулись, выпили, и Пакстон уткнулся головой ей в промежность. У нее перехватило дыхание. Потом он положил голову ей на колени, повернулся, глядя на нее, желая обняться, как подросток. Она хотела предостеречь его, сказать, чтобы принимался за дело, но он все улыбался, и эта улыбка на самом деле нравилась ей в нем больше всего.

Это была честная улыбка.

– Хорошо, – сказал он.

– Что?

– Вернуть себе их милость. Следует ли меня после этого считать плохим человеком?

Цинния пожала плечами.

– Да, но эти же люди погубили мою компанию, – сказал Пакстон и помолчал. – Ну, Дакота, положим, не губила. Добс не губил. И уж если на то пошло, то и Гибсон не губил. Он ведь не явился лично и… – Пакстон махнул рукой со стаканом. – Раздавил ее, как кучу дерьма. Рынок – да. Я старался изо всех сил. Но рынок диктует решения.

– Похоже на то, – сказала Цинния, потягивая водку.

Пакстон наморщил лоб и пристально посмотрел на нее.

– Все в порядке?

Нет.

– Да, – сказала она. – Устала.

– Нет ли вестей от Радужной коалиции? – спросил он.

– Ни звука.

– Если дела с Добсом пойдут хорошо, может быть, замолвлю за тебя словечко, чтобы взяли в охрану. – Пакстон положил ноги на стойку, стараясь найти для них место среди стоявших там предметов. – Судя по тому, как ты держалась в этом городишке, ты для службы в охране годишься.

Цинния фыркнула и засмеялась. «Успеешь устроить меня в охрану к завтрашнему дню?»

– Может быть, – сказала она. – Это было бы не так уж плохо.

– Я все думаю о них, – сказал Пакстон. – Несладко им, должно быть. Жить в нищете среди заброшенного города. И ведь уже давно, верно? Это заметно. От них так воняет. Уже давно не видали душа и чистой одежды. Знаю, то, что у нас здесь… – Он умолк, посмотрел на свою водку и поднял голову, чтобы отпить из стакана. – Знаю, то, что у нас здесь, – неидеально, но это все же что-то, верно? У нас есть работа.

Цинния не понимала, кого он хочет убедить. Но она согласилась бы и на заброшенный город. Ее тошнило от Материнского Облака. Сверкающие поверхности, пространства, забитые людьми, цифровые весы, шарфы и книги, клейкие ленты для ловли мух, фонарики, степлеры и планшеты. Мини-марафон, который она каждый день пробегала на работе, с тем чтобы после нее болело колено. И самое худшее: перспектива ходить на работу день за днем, день за днем.

Она бы предпочла оставленный жителями город.

– Я тут подумал, – сказал Пакстон.

Циннии показалось, что он будет развивать ту же тему.

– Что? – спросила она.

– Я подумал… Если это покажется тебе странным, то оставим, – сказал он. – Это просто идея. Но если переселиться в двухместную квартиру, это будет немного дороговато, но зато чуть больше места, и я просто подумал… – Он посмотрел на свои ботинки. Это был единственный способ спрятать глаза, не закрывая лица. – Я подумал, это было бы неплохо. Ну, знаешь… Особенно кровать побольше.

Цинния сделала большой глоток водки и почувствовала, как в сердце образовалась трещина, разделившая его надвое. Может быть, годы стремлений сделать его твердым сделали его хрупким. Может быть, всего-то и требовался один решительный удар молотком.

Каждый день обезьянья работа, потом возвращаешься домой, и что? Книжки читать? Телевизор смотреть? Сидеть и ждать нового марафона? Как можно считать, что это «неплохо»?

Цинния потягивала водку и думала.

О том, действительно ли такая жизнь неплоха.

Она тяжело работала долгое время. Очень тяжело. Ее тело несло воспоминания об этой работе. Шрамы, на которых задерживались пальцы Пакстона. Он никогда не спрашивал о них, и ей это в нем нравилось. Это да еще его улыбка. И то, что иногда он бывал забавен.

Она подумала о покинутом жителями городе. Палящее солнце и борьба за воду. Пустота вокруг городов и прохладный воздух, циркулирующий в этой комнате, – надо было отдать должное Облаку, ей многое здесь не нравилось, но, по крайней мере, здесь тихо. Тихо, как в могиле. За долгие годы она привыкла ко многому: от стрельбы и взрывов до резких голосов допрашивающих. Оказалось, что здешняя тишина ей тоже нравилась.

Если она останется, то завтра проснется, придет на склад, возьмет товар, положит на конвейерную ленту, и он отправится из Облака к заказчику.

Могла бы она остаться здесь, не выполнив задания?

– Прости, – сказал Пакстон. – Не следовало заводить разговор на эту тему.

– Нет-нет, не в том дело, – сказала она. – Я никогда не жила с другим человеком. – Она наклонилась и поцеловала Пакстона в лоб. – Я думала, это дорого.

Пакстон пожал плечами:

– Я все еще жду одобрения моего патента на «Идеальное яйцо». Когда одобрят… продам его Облаку, получу какие-то деньги.

– Ты серьезно?

Он снова пожал плечами:

– Я не могу позволить себе учредить еще одну компанию.

– Ладно, – сказала Цинния. – Дай мне время подумать.

Пакстон улыбнулся. Потянулся к полу, где стоял стакан с водкой. Затем уткнулся лицом туда, куда хотела Цинния, и она вцепилась ногтями ему в затылок, изогнула спину, толкая себя в него.

«Что ж, – подумала она, – может быть, такая жизнь и в самом деле неплоха. Может, это своего рода выход на пенсию».

Пакстон вернулся из туалета. Цинния раскинулась на матраце, запутавшись в покрывале. Он закрыл дверь, сбросил ее халат, который ему был мал, но все же позволил пройти по коридору, и забрался на матрац рядом с ней.

Опять у него в животе появилось желание признаться ей в любви. Простые слова, но необратимый поступок. Он лег на спину и посмотрел на гобелены на потолке.

«Будь счастлив тем, – сказал он себе, – что она обдумывает возможность поселиться с тобой. Так и оставь».

Он подумал о квартирке, в которую мало что могло войти помимо них двоих, и вспомнил, что страница блокнота под заголовком «Новая идея» по-прежнему пуста. То, что он был готов поселиться вместе с Циннией, означало не только признание его чувств по отношению к ней. Это означало признание того факта, что его блокнот пуст и таковым останется. Что такое будущее представляется ему неплохим. И кто знает, может быть, придет вдохновение и у него появится возможность попробовать еще раз, но он принадлежит Облаку, потому что именно здесь он встретил ее.

Цинния пошевелилась и перебралась через Пакстона. От ее тела исходил жар. Прошла к раковине. Достала из шкафа чистый стакан, набрала воды и выпила не отрываясь.

– Хочешь? – спросила она.

– Спасибо, – сказал Пакстон, не сводя глаз с контуров ее спины, освещенной тусклым светом. Он надеялся, что она заметит его восхищенный взгляд и согласится на второй раунд. Но Цинния наклонилась, подняла халат, накинула его на плечи и туго затянула поясок на талии.

– Не дашь мне часы? – кивнула Цинния в сторону зарядного устройства. – Я в туалет.

Пакстон не глядя потянулся назад и взял с зарядного коврика первые попавшиеся часы, как оказалось, свои. Он пожал плечами и передал их Циннии.

– У нас запястья разной толщины, – сказала она.

– Неважно, – сказал Пакстон. – Возьми мои.

– А разве часы не закодированы на владельца?

Пакстон засмеялся:

– Забавная история. Оказывается, нет. Эта функция не работает. Помнишь ту историю с человеком, которому удалось обдурить систему слежения? Оказывается, всего-то и требовалось, что передать часы кому-нибудь другому. Потом можно делать что угодно, и это системой слежения не фиксируется. Обалдеть. Сейчас эту функцию пытаются восстановить, но это, наверно, займет некоторое время.

– Угу, – сказала Цинния. – Угу, – повторила она через некоторое время.

И улыбнулась.

– Но ты об этом не очень распространяйся, – сказал Пакстон. – Может быть, даже лучше взять твои часы… – Он потянулся к коврику за ними, но, когда обернулся, Цинния уже вышла в коридор.