В самом деле, в основе человеческих отношений чаще всего (по крайней мере, в 51 % случаев) лежат трюки и подвохи, иногда живые и забавные, но часто злобные и мрачные. И лишь у некоторых счастливцев, таких как матери и младенцы, подлинные друзья или подлинные возлюбленные, бывают вполне прямые отношения между собой. Чтобы вы не думали, что я цинически искажаю положение вещей, приведу некоторые примеры, показывающие, как сама Природа в процессе эволюции выработала некоторые игровые взаимодействия. Некоторые из них с человеческой точки зрения кажутся столь циничными, что трудно сказать, надо ли смеяться над ними как над забавными проделками, или оплакивать их как трагедии [6]. Их конечное назначение, однако, состоит в выживании вида. Точно так же и психологические игры людей имеют, несомненно, важное значение для выживания вида, иначе они давно привели бы к вымиранию игроков. Их значение не уменьшится, если рассматривать их как трюки и проделки (все равно, у животных или людей), и не увеличится, если принимать их совсем всерьез, вроде известной позиции, которую можно передать словами: «Поскольку у меня больше важности и негодования, я праведнее тебя».
Простейший пример биологического трюка мы находим у домашних кур. С сентиментальной точки зрения история курицы такова: снеся яйца, она высиживает их с неизменной преданностью. Время от времени, с предусмотрительностью опытной повитухи, она их переворачивает, чтобы благотворное тепло ее тела могло проникнуть во все части покрытых известковым панцирем утроб, где она выводит свое потомство. И в конце концов, в итоге ее постоянных забот, из яиц вылупляются здоровые цыплята. Таким образом она доставляет человеческому роду неоспоримый пример разумного и решительного материнства.
В действительности же происходит следующее. После того как она снесла кучку яиц, определенные железы вызывают у нее перегрев передней часть тела. Гонимая этим неприятным ощущением, она озирается в поисках, чем охладить свою пылающую грудь. И она садится на яйца потому, что они прохладны. Но через некоторое время яйца нагреваются, и она их переворачивает, чтобы воспользоваться их более приятной холодной стороной [7]. После достаточного числа этих процедур яйца лопаются, и курица оказывается, к своему немалому удивлению, перед выводком цыплят. В действительности она сидела на яйцах потому, что была соблазнена некоторым трюком, но действует это так же хорошо, как если бы она знала, чтó делает и зачем. Точно так же люди, играющие в сексуальные игры, могут быть награждены за это младенцами, столь же полными жизненных сил, как и те, чьи родители произвели их по обдуманному плану. Можно придаваться приятной иллюзии, что гонимая железами курица знает, зачем она сидит на яйцах, точно так же гонимые сценарием люди утешают себя иллюзией, что знают, чтó они делают, когда им приходится что-нибудь делать. В одном случае сценарий (вместе с включенным в него обманом) задается генами, а в другом – Родительской программой.
Еще более удивляет своим неведением поведение самца колюшки. Колюшки избрали отцовство, точно так же, как куры – материнство. И самец колюшки так же предан своему потомству, как курица своим цыплятам. Его первая забота, сразу же после копуляции – поскорее спрятать оплодотворенные яйца к себе в рот, потому что если мать доберется до них раньше его, она попросту слопает их, как икру. Но заботливый отец помещает их в гнездо из травы, построенное им самим. Как только он это сделал, железы вызывают у него нечто вроде судороги, сводящей челюсти и не позволяющей ему больше раскрыть рот. Потом он остается на страже, плавая вокруг гнезда, пока мальки вылупятся из яиц. Он продолжает охранять их, пока они не вырастут настолько, чтобы выйти в море на свой страх и риск. И все это время он голодает, пока его челюсти, наконец, не расходятся снова, чтобы он мог есть. Этот пример самоотверженного отца, истощающего себя голодом на страже своего потомства, не ускользнул от внимания наших моралистов. Но, по-видимому, в действительности дело обстоит не так. По мере того, как самца все больше терзает голод, яйца в гнезде все больше привлекают его аппетит. И он остается возле них, а потом возле вылупившихся мальков в надежде их съесть, но сведенные челюсти препятствуют ему это сделать. Таким образом, он остается в гнезде, превратившемся теперь в пищевую приманку, в ожидании, пока у него раскроется рот. И вот, наконец, рот раскрывается, тотчас же после того, как новорожденные уплыли от него вдаль. Итак, в этом случае то, что кажется отцовской самоотверженностью, в действительности предоставляет собой фрустрированный каннибализм [8].
Эта странная колюшка подходит в своем поведении ближе к Танталу, чем любое другое живое существо, кроме голодного человека. Но голодные люди – всего лишь жертвы человеческой истории, которую они сами могут изменить и уже изменяли, между тем как колюшка – беспомощная и недогадливая игрушка космической силы, с которой ничего не может поделать. Самец колюшки – это далеко не единственный Чарли Чаплин эволюции, одновременно забавный и мрачный в ожидании своей порции, которая ускользает от него, как только он попытается ее схватить.
Следует заметить, что и курица, и колюшка попадают в ловушку. Для курицы приманкой служит прохладный предмет, обещающий остудить ее разгоряченную грудь, это обещание выполняется, но откуда вдруг появились цыплята? «Вот так штука!» – говорит себе курица, опекающая выводок цыплят, но ничему не учится из этого опыта, и все повторяется снова и снова. Для голодного самца колюшки приманкой служит обещание еды, а это обещание не выполняется. Куда же исчезли мальки, как только у него раскрылся рот? Разочарованному папаше остается только воскликнуть: «Почему же мне всегда так не везет!»
Поднявшись выше по лестнице эволюции, мы находим не так уж далеко от человека другую проделку Природы, на этот раз устраиваемую биологией и железами при участии самих игроков. Это музыкальная комедия, исполняемая тюленями в брачный сезон. Сначала прибывают самцы, именуемые «быками», собирающиеся на своей излюбленной скале или части побережья. Они делают свои заявки, отстаивая их в шумных потасовках или кровавых битвах, и сильнейшие получают лучшие места. Через месяц приплывают самки – их называют «коровами», – не отдавая этим должного их изяществу и быстроте. Каждая самка может сделать свой выбор, или же какой-нибудь папаша загоняет ее в свой гарем. К сожалению, выходит так, что некоторые особенно сильные, храбрые и красивые быки захватывают больше самок, чем полагается, и когда соперники пытаются похитить какую-нибудь русалку, закипают новые бои. В конце концов более слабые самцы изгоняются, и на их долю приходится холостая жизнь без любви.
При этом любопытно, что все коровы беременны с прошлого года, и они проводят месяц-другой на стойбище, наблюдая сражения самцов, а затем рожают; после этого они уводят своих младенцев в воду, чтобы научить их плавать. Пока они находятся в море, победоносные быки остаются дома, защищая свои владения. Но поскольку у холостяков нет своих владений и им нечего охранять, то они пускаются в море и присоединяются к дамам, устроившим там свои ясли. Таким образом, в конечном счете эти холостяки получают все удовольствия, тогда как старые быки должны оставаться дома и заботиться о своем недвижимом имуществе. Вот как обстоит дело у тюленей, а у людей зачастую пишут романы, используя не столь богатый материал.
По-видимому, классиков читали и большие обезьяны. Орангутаны вышли прямо из Кама-Сутры и занимаются своей половой жизнью, свисая с деревьев. Они могут выдумать больше акробатических позиций, чем целый полк индийских философов. Более романтичны бабуины – они занимают промежуточное место между тюленями и тем, о чем писали Флобер и Стендаль. Большой папаша держит у них гарем, оставляя тем самым множество молодых людей без всякого утешения. Эти холостяки околачиваются по обочинам сераля, и как только большой папаша недоглядит, какой-нибудь Паппио начинает делать авансы одной из его затворниц. Она вполне готова удовлетворить таких обожателей, и если большой папаша не заметит ничего, то природа берет свое, и любовники расстаются довольные друг другом. Но если папаша окажется поблизости и их поймает, то леди прибегает к уловке. Она сразу же отрывается от своего возлюбленного и бросается наземь, испуская возмущенные вопли и показывая на своего Ромео. Смысл ее визга в том, что «эта большая обезьяна меня изнасиловала». Тогда большой папаша говорит: «Ах, вот что он сделал?», и пускается в погоню за любовником, который устраивает ему основательную лесную пробежку по закоулкам. Между тем гарем остается открытым настежь, включая девицу, начавшую игру в «Изнасилование», и в этот момент другие холостяки, так долго поджидавшие в своих убежищах, являются и сходятся со всеми самками, которые к этому готовы [10].
Биологический смысл этих гаремных сцен у тюленей и бабуинов состоит в распространении генов. Это доставляет эволюции разнообразие и, тем самым, служит полезной цели. Если бы каждый самец опекал свой гарем так, что никто другой не мог бы до него добраться, то получилось бы прямолинейное наследование, и оба вида могла бы постигнуть участь динозавров. Между тем распределение благ с помощью этих холостяцких проделок обеспечивает перекрестное оплодотворение и изменчивость. Возможно, что человеческий род начался именно по той причине, что наши обезьяньи предки играли в «Изнасилование» или в игру «Не будем терять времени, пока старик буйствует», и мы не должны презирать эти обезьяньи проделки, потому что без них нас могло бы и не быть.
Конечно, все это может быть не так забавно для папаши-бабуина или человека, полагающего, что бабуинам следовало бы иметь лучшую мораль, а может быть, даже носить набедренные повязки, но у всех остальных нет причин смотреть на это с важностью и негодованием. Именно важность и негодование вызывают войны, и если бы только кто-нибудь рассмеялся, то солдаты обеих сторон скоро перестали бы друг в друга стрелять. В этом состоит даже признанный закон химической войны. Каждая сторона знает, что если бы ей удалось каким-нибудь газом довести противника до смеха, то она выиграла бы войну, а если бы рассмеявшаяся сторона отплатила тем же – война сама собой прекратилась бы. A это, с военной точки зрения, еще хуже, чем победа одной из сторон. Таким образом, если некто более тебя исполнен важности и негодования, то он может быть праведнее тебя, но причинит больше неприятностей, чем ты. Конечно, когда тюлени и бабуины разразятся смехом по поводу своих игровых проделок, то игры у них прекратятся, и у них установится более справедливый и мирный образ жизни, без всяких оскорблений и обид. Но пока они не рассмеются, их игры будут продолжаться, и точно так же обстоит дело у людей.