Завершение рейда в тылу врага

Неприятель тем временем подготовил операцию «Ганновер-1», имевшую целью очистить обширный район от регулярных войск и партизан, которые дезорганизовывали тылы 4‐й полевой армии, нарушали коммуникации, сковывали большое число германских соединений и частей. Ранним утром 24 мая перешли в атаку ударные группы 43‐го и 46‐го армейских корпусов (3 тд, 5 пд, усиленные дивизией особого назначения, частями жандармерии и охраны тыла), на четвёртый день операции, используя перевес в силах и средствах, передовые подразделения, наступая навстречу друг другу, установили связь в трёх местах. В пользу немцев оказалось то обстоятельство, что примерно 40–50 % численности нашей группировки составляли партизаны и недавно мобилизованные местные жители, которые по выучке не могли равняться кадровым войскам. Большое количество раненых сковывало манёвр подчинённых генерала Белова.

Наряду с боевыми авиагруппами «Авиакомандования Восток» к антипартизанской борьбе, как называли немцы операцию «Ганновер-1», были привлечены некоторые дополнительные части. Среди них – учебно-боевая группа IV/KG51, вооружённая Ju 88 и дислоцированная с конца 1941 г. в Бобруйске. Здесь в ходе проведения плановой подготовки экипажей для восполнения потерь на советско-германском фронте, молодых лётчиков привлекали к нанесению бомбардировочных ударов с пикирования по центрам обороны наших войск в районе Ельни и Дорогобужа, другим «партизанским центрам», опорным пунктам Особой группы Белова. Как правило, результаты признавались хорошими, если после отхода от цели очередного подразделения село или деревня горели.

Подвеска бомб на бомбодержатели самолёта

И в немецких, и в советских отчётах подчёркивается, что сильные, а временами проливные дожди сильно ограничили применение сторонами авиации. Размокание дорог сделало невозможным передвижение автомашин, мотоциклов, артиллерийских тягачей и крайне ограничило подвижность танков, гусеничных бронетранспортёров, лёгких повозок. Тем не менее немцы, наносившие главный удар с востока, в нескольких местах потеснили войска Особой группы, буквально смяли оборону на участке партизанского полка майора В.В. Жабо. Записи в дневнике начальника Генерального штаба сухопутных сил Германии генерала Ф. Гальдера за 27 и 31 мая свидетельствовали об успешном развитии операции, расчленении войск группы Белова, упорном и организованном, несмотря ни на что, сопротивлении.

Определённые надежды оборонявшиеся возлагали на поддержку своей авиации. В это время наше командование приняло решение значительно усилить 1-ю ВА, доведя её состав до 13 авиадивизий. Однако сформировать их не успевали, оказать реальную помощь Особой группе Белова боевая авиация тогда не смогла. На транспортировку за линию фронта различных грузов в мае было совершено 1016 вылетов. Основной объём работы выполнили пилоты 713, 615 и 700‐го нбап. 28 мая последняя часть была выведена на пополнение, а прибывший 618‐й нбап не являлся полноценной заменой ввиду малочисленности (имел всего 5 Р-5) и недостаточной подготовки экипажей.

Как и прежде наибольшую пользу «зафронтовым войскам» оказали самолёты ПС-84 из МАГОН. В последнюю майскую ночь машина, управляемая В.В. Булатниковым, подходила на малой высоте к партизанскому аэродрому. Но тут один из моторов сдал – пришлось с ходу идти на посадку на небольшую просеку с убранным шасси. Надёжно замаскировав самолёт, Булатников, для которого это был 213 боевой вылет (из них 67 – за линию фронта), тут же мобилизовал местных жителей на ремонт корабля. Кузнец выправил воздушные винты, а колхозницы подняли машину с земли и поставили на шасси, рубили брёвна и стелили их по болотам да канавам. Тем временем враг приближался, была уже слышна артиллерийская канонада. Невзирая на приказ генерал-лейтенанта Белова сжечь ПС-84, экипаж пять суток продолжал работу, казавшуюся невыполнимой. В 2 ч ночи Вениамин Васильевич, взяв на борт 13 раненых, благополучно взлетел с импровизированного аэродрома и затем вернулся во Внуково.

В отдельные дни вспыхивали напряжённые бои. Прикрывая 25 мая войска генерала Белова, четвёрка Як-1, ведомая командиром 20‐го иап майором И.И. Гейбо, встретила 10 Ju 88, пытавшихся бомбить кавалеристов. С ходу атаковав неприятеля, наши лётчики нарушили строй, заставили противника поспешно сбросить бомбы. «Юнкерсы» стали уходить под прикрытие своей зенитной артиллерии, немедленно открывшей заградительный огонь. Один из снарядов попал в истребитель ведущего, который потерял управление. Остальные лётчики с тревогой следили за беспорядочно падающим «яком», ожидая появления парашютиста. На высоте примерно 1 000 м раненый Гейбо вывел машину в горизонтальный полёт, а затем благополучно посадил на своём аэродроме. По донесениям наших лётчиков, было одержано четыре победы, однако найти подтверждение этих успехов в документах противника не удалось.

Вылеты из Большого Вергово и с других площадок становились всё опаснее – вскоре последние истребители покинули «зафронтовые» аэродромы. В конце мая в оперативное подчинение П.А. Белова передали 215-ю сад, а затем вместе с радистом и радиостанцией прилетел в район окружения комдив И.К. Самохин. Павел Алексеевич хорошо его знал по довоенной совместной службе в кавалерийских частях, что должно было способствовать тесному взаимодействию авиации и кавалерии.

К сожалению, боеспособность этого авиационного соединения к периоду рассматриваемых событий была низкой. Оно формировалось на калужском аэроузле на базе управления ВВС 10‐й армии и насчитывало в конце мая 1942 г. в четырёх авиаполках 56 самолётов, из которых в исправном состоянии находились 4 Як-1, 8 Ил-2 и 33 У-2. В прибывших из тыла 516‐м иап и особенно 611‐м шап (полк наскоро перевооружили с Р-5 на Ил-2, но лётно-технический состав не успел полностью освоить штурмовики) преобладали молодые авиаторы; в этих частях отмечалось много лётных происшествий, связанных с ошибками в технике пилотирования и потерями ориентировки.

Несмотря на все трудности, к 28 мая беловцы сохранили устойчивый фронт, обращённый преимущественно на восток. В распоряжении командира группы оставались незначительные резервы, но сохранилось на ходу семь танков с горючим и боеприпасами. Ставка ВГК приказала провести операцию, получившую название воздушно-транспортной, которая была запланирована ещё 8 мая 1942 г. На удерживаемой территории удалось с 28 мая по 3 июня десантировать 23-ю вдбр (командир подполковник А.Г. Мильский, входила в 10‐й вдк) и 211-ю вдбр (подполковника М.И. Шилина, 1‐й вдк) – всего свыше 4 000 бойцов и командиров, оснащённых кроме личного оружия 48 минометами калибром 82 мм, 141 противотанковым ружьём, 184 ручными пулемётами [ЦАМО РФ. Ф. 37. Оп. 11431. Д. 11. Л. 92].

Противотанковое однозарядное ружьё системы Дегтярёва (ПТРД)

На этот раз выброска прошла удачно, покидание самолётов с малой высоты при слабом ветре и чёткая работа штурманов транспортных кораблей значительно ускорили сбор групп. Они с хода вступили в бой и выстояли под напором неприятеля. Особенно хорошее впечатление производила 23-я бригада, где основа личного состава – крепкие сибиряки 1923 г. рождения. Сам генерал П.А. Белов с оптимизмом смотрел в будущее: «Все наши планы строились в те дни с твердой верой в то, что в первых числах июня, во всяком случае не позднее 5 июня, начнётся большая наступательная операция войск Западного фронта. Момент для этого был очень удачный» [Белов П.А. За нами Москва. М., 1963. С. 298].

Неприятельская оборона на Варшавском шоссе. Немецкий аэрофотоснимок

Казалось, наконец-то появились шансы выполнить давно задуманное и разорвать неприятельскую оборону на Варшавском шоссе у Фомино или соседних деревень. «Планируемый удар 50‐й советской армии пришелся бы по флангу и тылам гитлеровских корпусов. А с фронта по ним ударили бы мы, – писал далее Павел Алексеевич. – Немцы вряд ли выдержали бы одновременный удар с фронта и тыла, и два их армейских корпуса были бы сброшены со счёта. Войска Западного фронта вступили бы на освобождённую территорию и, возможно, сумели бы осуществить ту задачу, которую пытались выполнить в течение всей зимы: захватить Вязьму и окружить две фашистские армии восточнее её» [Белов П.А. За нами Москва. М., 1963. С. 298].

Ещё неделю назад войска 50‐й армии отделяло от юго-восточного участка фронта группы Белова расстояние не более 30 км. Неприятель продолжал наседать, вынудив части десантников отходить на запад, под постоянным воздействием неприятельской авиации форсировать на захваченных у врага лодках разлившуюся реку Угру. Несмотря на чрезвычайно сложную обстановку, наша группа смогла к вечеру 28 мая выйти из-под удара. Но к концу месяца примерно третьей частью территории, ранее удерживаемой войсками и партизанами в тылу врага, овладели немцы. В их руки попали три повреждённых У-2 и один Р-5. По документам противника, потеряв убитыми и ранеными 756 солдат и офицеров, они захватили богатые трофеи, не менее 2 000 пленных, добились «смешения советских соединений». Группа Белова вела тяжёлые бои, а наступление войск фронта все не начиналось.

Павел Алексеевич знал, что в первой декаде мая в штабе Западного фронта был разработан план очередной операции по прорыву обороны неприятеля в районе Варшавского шоссе силами 50‐й армии. Однако на этот раз наступление даже не началось. Жуков не проинформировал командира Особой группы о сначала неудачном, а затем катастрофическом для нас развитии событий под Харьковом и необходимости направить на это направление все резервы Ставки ВГК. Штаб фронта не ответил и на запросы Белова относительно оперативных перспектив. Опасаясь удара с тыла, со стороны Ельни, генерал провёл перегруппировку, вывел в резерв некоторые подразделения, стал прорабатывать возможности своими силами выйти на Большую землю. Как показали дальнейшие события, все эти мероприятия оказались своевременными.

К 1 июня погода улучшилась, и воздух наполнился гулом моторов множества немецких самолётов. Они с рассвета и до темноты бомбили и обстреливали боевые порядки кавалеристов и десантников. По немецким данным, экипажи эскадры StG2 «Иммельман» выполнили в погожий день от трёх до пяти вылетов каждым исправным пикировщиком. Практически круглосуточно немцы вели разведку передвижений группы Белова. В первые дни месяца «мессершмитты» интенсивно обстреливали колонны, убивая раненых и больных. Особенно пострадал от налётов конский состав.

«Когда появлялись в небе вражеские самолёты, люди убегали с “лежнёвки” (так неофициально называлась построенная нашими сапёрами через зыбкое болото осенью 1941 г. временная дорога. – Прим. авт.) в лес, – вспоминал П.А. Белов. – Кони с повозками свернуть с дороги не могли, болото затянуло бы их. Немецкие лётчики безнаказанно бомбили наши обозы, обстреливали из пулемётов, проносясь над вершинами деревьев. Ночью, проезжая со штабом по лежнёвке, я видел длинные колонны разбитых и брошенных повозок. Тут же валялись убитые кони» [Белов П.А. За нами Москва. М., 1963. С. 308].

На пути движения всюду белели сброшенные с самолётов немецкие листовки. «Десантники Казанкина и кавалеристы Белова, – было в одной из них, – вы находитесь в огненном кольце. Сдавайтесь в плен, и вам будет обеспечена хорошая жизнь…» [Громов И.И., Пигунов В.Н. Четвёртый воздушно-десантный. М., 1990. С. 246, 247]. В другой листовке утверждалось, будто генерал Белов, давно находящийся в немецком плену, призывал своих подчинённых последовать его примеру. Однако немцы поместили довоенную фотографию Павла Алексеевича, на которой он разительно отличался от своего вида в ходе рейда (хотя бы размерами усов), и вряд ли кого-либо из наших воинов фальшивка могла обмануть.

Оценив сложившееся положение, генерал П.А. Белов, военком кавалерийского корпуса бригадный комиссар А.В. Щелаковский и другие командиры пришли к выводу, что ещё не поздно организовать прорыв Особой группы на юг, с последующим поворотом на восток навстречу 10‐й армии, о чём доложили Г.К. Жукову. Но утром 5 июня Военный совет Западного фронта радировал Белову приказ всеми силами удерживать занимаемые рубежи. «Даже в условиях тяжёлой обстановки Вы должны думать не о выводе Вашей группы из тыла противника, а должны отыскивать его слабые места, наносить короткие удары, дезорганизовать тыл противника, всемерно расширяя партизанское движение» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 140].

И только вечером Георгий Константинович фактически «развязал руки» Белову, разрешив выводить войска из окружения и предоставив право самому выбирать маршрут. Генералу предлагалось расформировать партизанские дивизии и полки, создав небольшие отряды (до 300 человек в каждом), которые надлежало снабдить радиостанциями и взрывчаткой. В радиограмме с пометкой «только лично», полученной Беловым на следующий день, были такие указания: «О действительных целях выхода Вашей группы партизан в известность не ставить. Для дезинформации партизан сообщить, что Ваша группа уходит в районы Смоленска, Ярцево для выполнения глубоких [рейдов] и особо важных задач» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 163, 164].

Приказом Жукова Особой группе с 6 июня был придан полк связных самолётов У-2, который также использовался для эвакуации раненых. После одного из совещаний Белов предложил полковнику И.К. Самохину немедленно возвратиться в свое соединение, оттуда поддержать прорывавшихся кавалеристов и десантников. Направляясь к замаскированному на косогоре самолёту, комдив-215 увидел приближавшихся вражеских солдат. Когда Иван Клементьевич с помощью радиста запустил мотор, до бегущих немцев оставалось не более 200 м. На прогрев двигателя не оставалось времени, Самохин попытался взлететь прямо со стоянки. Видя, что мотор М-11 неровно тарахтит, работает с перебоями, пилот «подорвал» самолёт и он, пролетев около 800 м, опустился на землю, после чего двигатель заглох. Заметив место приземления, солдаты противника снова устремились к «кукурузнику». Полковнику удалось второй раз запустить мотор, прогреть его насколько было возможно, и под обстрелом с земли взлететь, после чего они с радистом на малой высоте перелетели линию фронта и благополучно вернулись на свой аэродром.

Тем временем основные силы Особой группы медленно двигались к своим. Совершая марши преимущественно ночью, обходя сильные узлы сопротивления противника, используя контролируемые партизанами районы, преодолевая разлившиеся реки, кавалеристы и десантники продолжали обходной маневр. Ввиду отсутствия средств тяги 15 зенитных орудий пришлось оставить, приведя в негодность, налёты вражеской авиации отбивались лишь пулемётным огнём и личным оружием. «Имеются большие потери. Уже третьи сутки по ночам и особенно днём беспрерывно бомбит авиация противника… Потерял надежду на прикрытие истребителями», – радировал Белов главкому утром 10 июня [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 210].

На следующую ночь в расположении штаба Особой группы приземлился Р-5, пилотируемый комэском 615‐го нбап ст. лейтенантом В.А. Пономарёвым. Он доставил Белову приказ Жукова, уточняющий время и место выхода из окружения, а также предписывающий начать эвакуацию по воздуху генералов и старших офицеров, не связанных с непосредственным руководством боевыми действиями. Пономарёв обратным рейсом вывез генералов Г.К. Калмыкова и И.В. Галанина, а также полковника М.М. Заикина. При прорыве через Варшавское шоссе у села Шуи 16 июня в небе появились истребители 516‐го иап, которые ненадолго «очистили небо» от немецких самолётов.

В отчёте штаба 4‐й полевой армии за 22 июня 1942 г. подводился итог операции «Ганновер-1». Хотя германское командование признало: «…прорыв русских в направлении Кирова не делает нам чести» [Гальдер Ф. Военный дневник. / Пер. с нем. Т. 3 (2). М., 1971. С. 265], результаты боёв оно оценило как безусловный успех. По немецким данным, в плен попали 8 914 бойцов, командиров и партизан, а 4 373 человека были убиты (сюда вошли и местные жители, которых враг обычно включал в список своих побед). На очищенной территории были обнаружены 16 танков, 147 орудий, 273 миномета, 73 автомашины, сотни пулемётов и стволов личного оружия. Среди немецких трофеев значились 15 самолётов разных типов. По воспоминаниям парашютиста 9‐й вдбр Василия Зайцева, который пережил трагедию плена, его вместе с другими ранеными немцы захватили прямо в не успевшем взлететь самолёте на аэродроме Глухово.

Немецкие потери, по официальной сводке, составили 377 убитых и 1 162 раненых. «Расход наших сил и средств выражается не только потерями в живой силе, следует учитывать также перенапряжение людей и лошадей, сильный износ оружия и технического имущества, особенно автомашин и тягачей. Материальное состояние соединений, принимавших участие в операции “Ганновер-1” (особенно 5‐й и 19‐й тд, 52‐й и 197‐й пд. – Прим. авт.), без сомнения, значительно ухудшилось, что потребует времени для его восстановления», – отмечалось в итоговом отчёте. «Общие потери противника составляют минимум 13 000 человек. Остатки частей численностью 3–5 тыс. человек рассеяны в небольшие группы и находятся в обширном районе между железной дорогой Киров – Рославль и Днепр – Дорогобуж – Осмя», – утверждалось в этом документе [ЦАМО РФ. Ф. 500. Оп. 12454. Д. 214. Л. 38, 39].

Когда в немецких штабах писались эти строки, беловцы заканчивали приготовления к прорыву на соединение с войсками 10‐й армии. Измученные, полуголодные, едва держащиеся на ногах от усталости люди вскоре вышли в район партизанского отряда. Сюда в ночь на 25 июня приземлились 15 «кукурузников», доставившие группе Белова сухари, консервы и пр. Они вывезли самого Павла Алексеевича, нескольких тяжелораненых и большинство офицеров его штаба. На заключительном этапе борьбы Особую группу возглавляли подполковник А.К. Кононенко и батальонный комиссар В.Т. Лобашевский.

Как потом выяснилось, это были последние рейсы в интересах группы – утром немцы захватили партизанский аэродром у деревни Марьинка, в их руки попали все доставленные самолётами продукты. Решающим боям предшествовал 4-дневный отдых в расположении партизанского отряда А.Н. Галюги, где бойцы и командиры после 30-километрового перехода привели себя в порядок. Последний бросок был осуществлен тремя колоннами в ночь на 26 июня, другая большая группа прорвалась через сутки, но отдельные подразделения пробивались к своим и в следующем месяце. По данным самого Белова, на Большую землю севернее или западнее Кирова вышли примерно 10 000 бойцов и командиров, считая раненых, но без учета эвакуированных самолётами (всего около 3 000 человек).

Так завершился пятимесячный рейд 1‐го гвардейского кавалерийского корпуса, а также подчиненных ему соединений и частей, включая десантников, по тылам врага. В жестоких боях погибли многие верные сыны и дочери своей Родины. Тяжёлые потери Особая группа понесла на последнем этапе борьбы: из 4‐го воздушно-десантного корпуса, начитывавшего в строю на 24 апреля 2 027 воинов, месяцем позже – 1 565, пробились к своим около 400 человек. В 214‐й вдбр один командир батальона получил тяжёлое ранение и был эвакуирован, трое других погибли, а начальник штаба попал в плен. После двух неудачных наступлений ещё 26 февраля 1942 г. полковник А.Ф. Казанкин отстранил от командования подполковника Н.Е. Колобовникова, возглавлявшего бригаду в начале операции, а затем последний, исполняя обязанности начальника штаба 8‐й вдбр, заразился тифом и был отправлен самолётом на Большую землю. Не избежали тяжёлых недугов многие другие десантники; вскоре после приземления в неприятельском тылу заболел и за несколько дней до прорыва умер командир 211‐й вдбр подполковник М.И. Шилин.

Длительные бои в тылу врага в неимоверно сложных условиях стали яркой страницей в истории Московской битвы. Скованный противник надолго отказался от построения наступательных планов. Завершившаяся десантная операция длительное время анализировалась в штабах разных уровней. Среди разнообразных заключений и рекомендаций отметим следующий: «В вопросе взаимодействия конницы с авиацией напрашивается один вывод: возможность боевой работы конницы в глубоком тылу противника в современной войне исключается, если она не обеспечивается хотя бы в минимальной степени всеми видами авиации» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 50663. Д. 1. Л. 190].

Подробное рассмотрение всех вопросов перестройки работы наших ВВС, начатой весной 1942 г. и продолженной после официального завершения сражения, выходит за рамки данной работы. Остановимся лишь на приказе Г.К. Жукова, направленном 12 июня 1942 г. всем подчиненным ему командармам Западного фронта. В нём, в частности, главком анализировал основные принципы использования неприятелем ВВС. Отмечались широкий аэродромный манёвр, скрытное сосредоточение на период до суток на отдельных аэродромах до 150–200 самолётов, нанесение ударов на узком фронте с использованием большого количества пикирующих бомбардировщиков, перенос усилий из района прорыва на ближние тылы на второй – третий день операции, чтобы не допустить подхода резервов, применение эшелонированных строев и др. Документ интересен и тем, что не часто Георгий Константинович давал общую оценку авиации противника, ставил конкретные задачи по организации боевых действий командующему 1‐й ВА.

Казалось бы, у немцев не было оснований для серьёзного беспокойства: на заключительном этапе сражения под Москвой люфтваффе сыграли значительную роль, действовали целеустремленно и эффективно, нанесли нам немалый ущерб. Однако опытные члены экипажей не обольщались заявлениями доктора Геббельса, понимая, что лёгких побед не предвидится, предстоит напряженная борьба с русскими. В этом смысле характерно мнение лётчика из отряда 3/KG3 лейтенанта Ф. Дрефаля (F. Drefahl), сбитого в районе Кирова 18 июня и захваченного нашими бойцами. На допросе в плену он заявил: «Немецкой пропаганде удалось внушить немецкому народу… что зима застала наши армии на Восточном фронте врасплох, в самый разгар успешного окружения Москвы, что весна принесет окончательную победу. Но прошла весна, настало лето. Именно весеннее наступление германской армии явилось тем решающим моментом, когда стало ясно, что война с Советским Союзом приняла затяжной характер, что о победоносном окончании войны в 1942 г. не может быть и речи… и что противники обладают исключительным упорством и одинаковой силой» [Мягков М.Ю. Вермахт у ворот Москвы 1941−1942. М., 1999. С. 232].