Борьба на земле и в воздухе не затихает

Подробное рассмотрение боевых действий на центральном направлении советско-германского фронта в апреле – июне 1942 г., участие в них наземных войск и авиации выходит за рамки данной работы. Остановимся лишь на описании поддержки с воздуха тех наших соединений, которые вели борьбу в тылу врага (о чём говорилось ранее), а затем предприняли попытку прорваться к своим. Также нас интересуют боевые действия десантников. Прежде всего необходимо дать общую оценку сложившейся обстановки, которая на завершающем этапе Московской битвы изменилась явно не в нашу пользу.

Слабо подготовленные атаки, проводимые в начале апреля необученным пополнением при недостатке боеприпасов, оказались ещё менее успешными, чем в марте. Далеко не всё возможное сделало командование для облегчения положения тех войск, которые продолжали вести тяжёлую борьбу в тылу врага. Вышестоящие штабы, а особенно тыловые службы, не смогли своевременно обеспечить ударные группы самым необходимым. Тем не менее им удалось занять станцию Угра, но не получилось скоординировать действия кавалеристов, десантников, пехотинцев и партизан с войсками 50‐й армии, которой Главком в очередной раз поставил задачу пробить коридор через Варшавское шоссе.

Не вызывает сомнения огромная роль Г.К. Жукова в успешной обороне Москвы. Но необходимо сказать и о серьёзных просчётах, допущенных прославленным полководцем во время грандиозного сражения, особенно в ходе наступления. Он часто ставил войскам непродуманные, заведомо невыполнимые задачи, требовал их выполнения «любой ценой», что приводило к тяжёлым потерям в людях и технике. В то же время Главком не смог заставить ответственных офицеров наладить удовлетворительную работу тыловых служб. В значительной степени по вине Георгия Константиновича погибла 33-я армия и едва не погибли 1‐й гв. кавкорпус вместе с 4‐м вдк. Предоставим слово одному из критиков «маршала Победы», историку, участнику войны, профессору Ф.Д. Свердлову, анализировавшему рейд группы П.А. Белова в отрыве от главных сил фронта.

«Жуков и его штаб лишь в марте месяце поняли свои ошибки и несколько изменили взгляды на действия группы. Поняли они и то, что результаты боевых операций в тылу врага были успешными только потому, что Белов действовал совершенно не так, как ему определялось и усиленно навязывалось Жуковым. Такие главные и основные задачи, как захват города Вязьмы, соединение с войсками Калининского фронта, окружение и уничтожение вяземско-гжатской группы армий “Центр” и другие подобные задачи, связанные с “разгромом” и “уничтожением” огромных сил врага малыми и ничем не обеспеченными силами, были непродуманны, авантюристичны, ставились без учёта сил врага и наших возможностей и в самом начале обрекались на провал, необоснованные жертвы, кровопролитие и неимоверные трудности» [Свердлов Ф.Д. Ошибки Г.К. Жукова (год 1942). М., 2002. С. 49].

О том, как шла борьба, говорят записи походного дневника П.А. Белова (запись за 1 апреля): «Вчера в 22–23 ч наблюдал, как летали наши “дугласы” и сбрасывали грузы, а самолёт противника мешал им и бомбил нашу площадку, но площадка была ложная, специально сделанная с сигналами, чтобы отвлекать бомбы противника от настоящей площадки. Кстати, я часто пользуюсь ночью биноклем, и низко летящие самолёты, невидимые простым глазом, бывают видны через бинокль. Поступают тревожные сведения о положении 4‐го вдк. Немцы его теснят и выбили из Дубровни, Пречистого и Куракина. Принимаю решения ускорить ликвидацию противника, засевшего в дер. Вознесенье (близ станции Угра), и освободившиеся силы бросить после этого в район станции Вертерхово на помощь Казанкину. Хотя 4‐й вдк мне и не подчинён, всё же я заинтересован в том, чтобы противник не разъединил нас, как это ему удалось в отношении 33‐й армии. В этом духе послал донесение генералу Жукову» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 133].

Между тем германское командование предприняло ещё одну серьёзную попытку очистить свои коммуникации от наших регулярных войск и партизан. Оно стремилось прежде всего расколоть советские соединения, находящиеся между Минским и Варшавским шоссе южнее и юго-западнее Вязьмы, чтобы затем уничтожить их по частям. С 2 по 12 апреля ожесточённые бои развернулись на участке 4‐го вдк, чьи бригады противник теснил на запад и север. «Юнкерсы» неоднократно бомбили части корпуса, а «хеншели» практически непрерывно вели разведку данного района, особенно вблизи станций Угра и Вознесенье, гарнизоны которых немцам удалось 10 апреля деблокировать. На следующий день десантники были подчинены генералу П.А. Белову, быстро осуществившему перегруппировку. Совместными усилиями удалось отразить угрозу со стороны немцев, отбросить их на данном направлении в исходное положение.

Значительно хуже было положение 33‐й армии, против которой также развернулись активные действия. В конце марта стало ясно, что войска 43‐й и 49‐й армий не смогут очистить от неприятеля тыловые коммуникации объединения. Одна из попыток штаба Западного фронта установить связь с окружёнными войсками была зафиксирована в отчёте ВВС объединения. Пилот ГВФ мл. лейтенант Т.А. Ковалёв получил задание доставить в расположение 33‐й армии двух офицеров разведотдела фронта. Пилот приземлился ночью на небольшой площадке в лесу, без всяких опознавательных знаков, а когда взлетал, то заметил, как к месту посадки устремились вражеские солдаты. Быстро развернув Р-5, Ковалёв поспешил на помощь разведчикам, под обстрелом немцев снова забрал их в кабину, а затем высадил в другом, безопасном районе, в расположении частей генерала Ефремова.

Для бывшего пилота-инструктора Тамбовской лётной школы это был 19 боевой вылет с 9 января 1942 г., когда его призвали в армию и направили в Особую Западную авиагруппу ГВФ. В течение года Тимофея Алексеевича дважды – редкий случай для того времени – удостаивали орденов Красного Знамени за успешные, хотя и весьма рискованные вылеты к группам Казанкина, Белова и Ефремова. До конца их активных действий в тылу врага Ковалёв выполнил 70 рейдов с посадкой в тылу врага. Добавим, что ночь, когда отличился этот лётчик (на 6 апреля), оказалась для нас весьма удачной: только для 33‐й армии самолёты доставили 10 человек начсостава, 1600 кг грузов, вывезли 38 раненых (при 59 самолёто-вылетах) [ЦАМО РФ. Ф. 388. Оп. 8712. Д. 133. Л. 173; Ф. 33. Оп. 682525. Д. 126. Л. 6; Д. 343. Л. 14].

Отдельные полёты легкомоторной авиации не могли существенно облегчить положение группы Ефремова, перед которой стояла угроза полного разгрома. Это понимал и враг, предъявивший 2 апреля ультиматум с требованием сложить оружие. Однако немцы не дождались парламентёров с белыми флагами. Ефремовцы решили прорываться через «завесу противника» к своим в ночь на 13 апреля. Накануне Жуков в очередной раз потребовал от командармов К.Д. Голубева и И.Г. Захаркина нанести удар навстречу пробивающимся из окружения войскам, а от командующего в то время ВВС Западного фронта генерала С.А. Худякова – «всю авиацию фронта и ближайших армий, кроме группы № 4 ВГК (её задействовали в районе Ржева. – Прим. авт.), бросить на обеспечение действий группы Ефремова»; указывались населённые пункты, где немцы оборудовали опорные пункты на пути прорыва и которые требовалось усиленно бомбить [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 210. Л. 156].

Однако эта директива, как и многие предыдущие, осталась только на бумаге. Невозможность её выполнения доказывал на страницах Военно-исторического журнала в 1992 г. полковник М.М. Ефремов, сын командарма-33, анализировавший на основе документов ход операции, – с его доводами трудно поспорить. Не увенчались успехом действия ударной группы полковника М.Н. Завадского, созданной П.А. Беловым для установления «локтевой» связи с войсками М.Г. Ефремова. Положение остатков 33‐й армии ухудшалось буквально с каждым часом. У них сокращались запасы самого необходимого, включая продовольствие и боеприпасы, но увеличивалось количество больных и раненых.

В переданной незадолго до трагического финала радиограмме, адресованной Жукову, генерал Ефремов с горечью заметил: «Если бы Вами был дан нашей группе в ближайшие дни десант вооруженного пополнения (так в тексте. – Прим. авт.), мы, безусловно, не только бы очистили коммуникации, но могли бы в первых числах апреля уже наступать на Вязьму» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 159. Л. 393]. Однако надёжный «воздушный мост» в те дни так и не заработал. 9 апреля с территории, занятой окружёнными соединениями и частями 33‐й армии, улетел на Большую землю последний самолёт, вечером 13 апреля в результате артобстрела и бомбардировок вышли из строя две последние радиостанции. С Ефремовым прервалась всякая связь, на следующий день разрозненные отряды предприняли отчаянный рывок на восток. Выйти к своим удалось очень немногим; не желая сдаваться в плен, покончил жизнь самоубийством раненый генерал-лейтенант М.Г. Ефремов, который до конца выполнил свой воинский долг.

Генерал-лейтенант М.Г. Ефремов

Боевая и транспортная авиация фронта не смогла оказать серьёзную помощь окружённым. В то время сами бойцы и командиры подвергались атакам с воздуха, вынудившим производить все передвижения по ночам. Зададимся вопросом: почему в условиях весенней распутицы люфтваффе могли наносить нашим войскам урон, временами чувствительный, в то время как советская авиация бездействовала? Думается, дело было не только в бетонных взлётно-посадочных полосах ряда аэродромов, с которых взлетали немецкие самолеты. Сравнение организации боевых действий и тылового обеспечения ВВС показывает, что по этим важным показателям противник по-прежнему обладал огромными преимуществами. При активизации действий наших 43‐й и 50‐й армий в период с 11 по 18 апреля на каждый пролёт советского самолёта на данном участке отмечались 8—10 пролётов немецких самолётов. Следовательно, неприятель значительно более умело и продуманно, чем наше командование, концентрировал силы на важнейших направлениях. Те же выводы напрашиваются на основе анализа частной операции, проведённой силами 268‐й пд (4-я полевая армия) против наших войск, прорвавшихся через реку Угра.

Очередной этап наступления 50‐й армии начался 13 апреля; вновь отмечались только частные успехи подчинённых генерала И.В. Болдина, противник неоднократно контратаковал, используя танки и штурмовые орудия. Обе стороны несли тяжёлые потери, у нас они были заметно более существенными. Но 14 апреля в районе деревни Королёвка погиб командир 31‐й немецкой пехотной дивизии генерал‐майор Г. Бертольд, который лично руководил действиями батальона 17‐го пехотного полка у Зайцевой горы на шоссе Юхнов – Рославль.

Части 4‐го вдк приступили к активным действиям 14 апреля. К этому времени началось половодье, что ещё сильнее усложнило десантникам решение задачи. Растаявшие болота и ручьи до предела затруднили обеспечение всем необходимым с имевшихся баз снабжения. В наступлении принимали участие все три бригады корпуса, партизанский отряд В. Жабо и 2-я гв кд. Были заняты сёла и деревни Терехово, Большая Мышенка, Акулово и другие, станция Вертерхово. Но взять Милятино и выйти на соединение с войсками 50‐й армии так и не удалось. В боях за деревню Буда, которая переходила из рук в руки, погибли командир батальона капитан Д.И. Бибиков из 9‐й вдбр и командир батальона майор П.В. Поборцев из 214‐й вдбр. Последний считался одним из старейших воинов своей бригады, проявил мужество в боях под Бобруйском в первый месяц Великой Отечественной войны.

Пока шли тяжёлые бои, командир 5‐го вдк полковник С.С. Гурьев, чьи части незадолго до этого полностью вывели из боёв, обратился к Военному совету ВДВ с ходатайством присвоить гвардейское звание 10‐й и 201‐й вдбр. Давая анализ боевых действий, начиная с июня 1941 г., командир корпуса подчёркивал хорошую подготовку своих подчинённых («при сильных ветрах и низких облаках, в дождь за полтора месяца было сделано до 16 000 прыжков с разных типов самолётов с использованием различных парашютов и подготовлено 6 000 молодых десантников»), то, что они снискали ненависть германских захватчиков (одно из немецких распоряжений от июля 1941 г. гласило: «Захваченных военнослужащих в синих пилотках и авиационной форме в плен не брать, а расстреливать на месте») [ЦАМО РФ. Ф. 37. Оп. 11431. Д. 7. Л. 37].

Отмечая участие двух бригад в ходе успешного контрнаступления под Москвой, большую роль в освобождении к 29 января 1942 г. 87 населённых пунктов Московской и Смоленской областей, командир корпуса отдал дань памяти 248 погибшим, с гордостью сообщил о 186 награждённых орденами и медалями за совершённые подвиги. Степан Савельевич Гурьев подчёркивал: «Светлая память в сердце нашего народа останется о людях 10‐й и 201‐й вдбр, героически сражавшихся с обнаглевшими фашистами, не щадя собственной жизни. Их боевой опыт послужит лучшим примером бойцам и командирам Красной Армии в деле окончательного разгрома зарвавшегося врага. Впереди эти бригады ожидают ещё более славные страницы при действиях по их прямому назначению – как десантников» [ЦАМО РФ. Ф. 37. Оп. 11431. Д. 7. Л. 38].

В эти весенние дни немцы собирались провести свою операцию, но перед началом значительно усилили гарнизоны, как бы охватывающие расположение десантников. Они собрались наступать утром 23 апреля, однако сложные метеоусловия вынудили перенести «день Х» на 26 апреля. Основную поддержку с воздуха обеспечивали 15 Ju 87 из II/StG1, 10 Не 111 из II/KG53 (обе части из 1‐й авиадивизии базировались в Сеще и входили в состав «Авиакомандования Восток») и приданные на сутки ещё 24 ударных самолёта (вероятно, из состава 2‐й авиадивизии того же авиационного объединения) с аэродрома Смоленск-северный. При благоприятной погоде штаб 1‐й ад планировал обеспечить до 160 вылетов бомбардировщиков и пикировщиков, а реально было выполнено 113 вылетов. Широко используя «для подскока» посадочные площадки на возвышенных участках вблизи линии фронта, германские авиаторы способствовали выполнению пехотой поставленной задачи, в то время как для командования советской авиации активность противника оказалась неожиданной, оно практически не смогло организовать противодействия на данном направлении.

Генерал Белов и раньше неоднократно телеграфировал Жукову о безнаказанных действиях немецких бомбардировщиков, а теперь сообщал буквально о «свирепстве» вражеской авиации. Наши истребители на несколько минут появлялись над головами бойцов и командиров группы Белова, качали крыльями, после чего стремительно удалялись в направлении своих тыловых аэродромов (откуда велись действия в условиях распутицы), опасаясь израсходовать всё горючее. Использование лётчиками крейсерских скоростей полёта самолётов-истребителей помогало мало. Естественно, нельзя было говорить о надёжном прикрытии войск.

Между тем в апреле значительно активизировала свои действия наша транспортная авиация. Начальник тыла Западного фронта генерал В.П. Виноградов 3 апреля обратился в наркомат обороны и Генеральный штаб с просьбой усилить фронт самолётами, приспособленными для эвакуации раненых. «Все средства фронта полностью привлечены к подаче снабжения и санитарной эвакуации, однако они совсем не обеспечивают даже минимальной потребности, – писал Виноградов. – Напряжённое положение с вывозом раненых, среди которых есть много тифозных. Общее количество раненых доходит до 6 000 человек, из них 50 % подлежит немедленной эвакуации. Средствами фронта, [при] наличии погоды, возможно ежедневно эвакуировать не более 120–130 человек… Необходимо выделить фронту из средств Центра не менее 10–15 кораблей, оборудованных лыжами» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 209а. Л. 473].

Главком, крайне заинтересованный в продолжении активных действий войск в тылу врага, поддержал просьбу. После убытия генерала С.А. Худякова на должность начальника штаба ВВС КА генерал Г.К. Жуков предложил назначить новым командующим ВВС Западного фронта генерала Т.Ф. Куцевалова, которого хорошо знал по боям на Халхин-Голе в 1939 г. Ему немедленно выделили 26 ПС-84 из состава ГВФ и передали в оперативное подчинение 1‐й тбап 53‐й авиадивизии АДД. Одновременно были пополнены самолётами У-2 713‐й транспортный полк, 4-я санитарная эскадрилья, некоторые другие подразделения. По данным штаба ВВС фронта, за первые четыре месяца 1942 г. транспортная авиация фронта совершила свыше 3 000 самолёто-вылетов. При их выполнении было десантировано (преимущественно в зимние месяцы) 13 000 бойцов и командиров, доставлено до 1 600 т грузов (боеприпасов, горючего, медикаментов и прочего), вывезено около 2 100 больных и раненых, доставлены офицеры связи и другие должностные лица.

У-2 с кассетами, используемыми для переброски десанта и перевозки раненых

Советская и российская историографии считают 20 апреля днём завершения Московской битвы. Утром этого дня вышла директива Военного совета Западного фронта, приказывающая «привести в полное оборонительное состояние занимаемые позиции» [Московская битва в хронике фактов и событий. М., 2004. С. 463]. На основании директивы перешли к обороне все армии Западного фронта. Немецкая авиаразведка уже до конца месяца отмечала интенсивные строительные работы, возведение бункеров, опорных пунктов, создание заградительных сооружений. Отметим, что войска Калининского фронта продолжали, как и прежде, безуспешные атаки, стремясь сковать как можно больше немецких соединений и не допустить их переброску в район Демянска в надежде ликвидировать там немецкий «котел».

Казалось, в этой ситуации практически вся боевая и транспортная авиация Западного фронта будет работать в интересах окружённых войск. Однако не следует делать поспешных выводов о благополучном положении с поставками с Большой земли: боеприпасов в группе Белова почти всегда не хватало, а временами складывалось поистине катастрофическое положение. Более половины отправленных грузов не доходило до назначения, малочисленные орудия и миномёты бездействовали. В одном из документов ВВС фронта утверждалось, будто в район Вязьмы – Дорогобужа каждую ночь подавалось с подмосковных аэродромов от 50 до 90 т различных грузов. «Если бы это было так!» – с горечью воскликнул генерал Белов, когда после войны прочитал отчёт [сообщил генерал-лейтенант А.Ф. Ковачевич, зам. начальника ВВА].

Несмотря на многие организационные упущения, недостаток самолётов, средств связи и радистов, малое число опытных минёров-подрывников, масштабы диверсионных действий, особенно на коммуникациях, в тылу врага постоянно возрастали – это стало прямым следствием регулярных полётов транспортных самолётов за линию фронта, осуществлявших в числе прочего доставку взрывчатых веществ. Пусть диверсии не были согласованными по месту и времени, но вызывали серьёзную тревогу противника. Согласно данным главной железнодорожной дирекции группы армий «Центр», количество партизанских налётов на объекты железнодорожного транспорта в первой половине 1942 г. росли от месяца к месяцу и составляли: в январе – 5, феврале – 6, марте – 27, апреле – 65, мае – 145; количество подорвавшихся на минах паровозов равнялось: в феврале – 5 (в ремонте 2), в марте – 5 (2), в апреле 13 (6), в мае – 25 (13); количество сильно повреждённых и полностью выведенных из строя вагонов составляло: в январе – 0, феврале – 0, марте – 57, апреле – 45, мае – 166. [Pottgisser H. Die Deutsche Reichsbahn im Ostfeldzuge, 1939–1944. Stuttgart, 1960. S. 155].

Приказом командующего ВВС фронта была создана оперативная группа во главе с полковником Н.Л. Степановым с задачей добиться перелома к лучшему в непростом деле снабжения по воздуху крупной группировки войск. Опергруппа, куда вошли связисты, разведчики, штурманы, инженеры, приступила к развертыванию двух аэродромных сетей. Первая группа аэродромов включала исходные районы для десантирования, на них начались сосредоточение и сортировка грузов. Во вторую группу входили 11 аэродромов (все были оборудованы в тылу врага, на двух из них могли садиться многомоторные ПС-84 и ТБ-3), а также несколько посадочных площадок приёма контейнеров, сбрасываемых на парашютах. Одновременно штаб кавкорпуса увеличил штат бойцов для очистки от снега важнейших дорог, поиска и охраны грузов. Для их транспортировки по назначению использовались 100 саней, а после таяния снега – 20 автомашин и 10 тракторов.

Весьма интенсивные ночные полёты наших самолётов не остались незамеченными неприятелем. На маршрутах транспортников стали барражировать вражеские «охотники». По мнению Главкома Западного направления, решительным ответом на пиратские действия люфтваффе станет скорейшее перебазирование части нашей авиации в тыл врага на аэродромы, созданные на удержанной территории. В ходе напряжённых боёв 4 и 5 мая Георгий Константинович сориентировал командира кавалерийского корпуса, что к нему будет посажено три – четыре авиаполка «для удара по Смоленску, Ярцево и железнодорожным перевозкам» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2511. Д. 1085. Л. 210]. Но эти планы остались нереализованными. Ведь перебазировать на другой аэродром было непросто даже истребители: их надо обеспечить горючим, соответствующей аэродромной техникой, вооружением и боеприпасами, прикрыть зенитными средствами. Необходимо подчеркнуть, что тыловые службы 1‐й воздушной армии находились в сложном положении, поскольку ещё не завершились мероприятия, связанные с формированием объединения.

Во исполнение указаний Главкома 7 мая штаб 1‐й ВА предоставил генералу Жукову свои, менее амбициозные планы по обеспечению действий 1‐го гв. кк и 4‐го вдк в тылу противника. В соответствии с ними следовало развивать местную аэродромную сеть, получившую наименование «зафронтовой», но разместить на ней не четыре, а один – два истребительных полка. Предлагалось под прикрытием истребителей установить надежный «воздушный мост» для обеспечения питания наземных войск и авиачастей всем необходимым, вывоза больных и раненых. Среди предложений были такие: оснастить истребители бомбодержателями, развернуть несколько небольших площадок под носом у противника для «подскока» и организации засад.

Для подготовки аэродрома и согласования других вопросов к П.А. Белову на У-2 вылетел специальный представитель аэродромной службы полковник В.П. Агафонов, уже неоднократно зимой проводивший рекогносцировку подходящих площадок за линией фронта. Согласно документам штаба 1‐й ВА, работа прошла успешно. Однако в мемуарах начальника разведки 1‐го гв. кк полковника А.К. Кононенко можно найти совершенно иное описание тех событий: «Генерал Белов приказал выделить полковнику Агафонову всё, чем располагал, – две грузовые автомашины, три трактора, два катка, роту охраны аэродромов, но всё это было каплей в море. Агафонов мало, а точнее, совсем не верил в затею посадки самолётов в тылу противника и ругался страшно. Он говорил, что лишь профан мог додуматься до такой глупости. Прилетел бригадный комиссар И.Г. Литвиненко. Они оба с В.П. Агафоновым делали, что могли, и хотя аэродром был подготовлен для посадки истребителей, но для обеспечения их маскировки ничего сделано не было» [Свердлов Ф.Д. Ошибки Г.К. Жукова (год 1942). М., 2002. С. 101].

Вероятно, обеспечить должную маскировку наши бойцы просто не успели. События развивались стремительно, началась доставка заготовленных в тыловой зоне фронта грузов. Почувствовав что-то неладное, немцы резко усилили активность своей авиации на данном направлении. 11 мая они бомбили штаб Белова. Генерал попросил Жукова ускорить перебазирование истребителей. Три Як-1 из 20‐го иап на следующий день перелетели и благополучно приземлились у населённого пункта Большое Вергово (примерно посередине между Смоленском и Юхновом, на контролируемой партизанами территории). Но буквально тут же штурмовым налётом врага две машины были сожжены. К вечеру неприятель уничтожил и третий истребитель, а заодно поджёг саму деревню.

В отличие от Кононенко, генерал Белов остался недоволен деятельностью представителей аэродромной службы ВВС Западного фронта: «Ни Агафонов, ни его люди не знали условий действий в тылу врага, а к советам наших командиров не очень-то прислушивались, не считая их специалистами. Стремясь сделать все “по правилам”, Агафонов установил на посадочной площадке прожектор – маяк. В ночь на 13 мая прожектор был включён. Как только он начал работать, его сразу же обнаружили немцы. Фашисты подняли в воздух ночные истребители. Над аэродромом завязался неравный бой. Истребители сбили четыре “дугласа”, один из которых уходил от нас в обратный рейс с ранеными» [Белов П.А. За нами Москва. М., 1963. С. 242].

Узнав о случившемся, Главком отдал приказ срочно перебросить на самолетах 12 крупнокалиберных пулемётов, а спустя два – три дня ещё и 12 зенитных орудий калибром 37 мм. По требованию штаба группы Белова было запрещено применение прожекторных установок. Для обеспечения точной выброски людей и грузов в заданных районах принимались все возможные меры по земному обеспечению самолётовождения. Установленные в конце февраля группой техника-лейтенанта М.Я. Чемерицкого приводные радиостанции и светомаяки, снятые с тачанок, не слишком помогли. Они демаскировали площадки не меньше, чем прожекторы, и от их применения также вскоре пришлось отказаться. Для обозначения площадок десантирования стали использовать примитивную комбинацию из костров. Однако этот способ оказался недостаточно надёжным, поскольку кавалеристы в своём расположении постоянно разводили огонь для хозяйственных нужд. Выяснилось также, что немцы временами специально жгли костры, стремясь ввести в заблуждение наших лётчиков. Выручила смекалка – разжигание угля в круглых переносных печах стало оптимальным решением. Печи позволяли легко менять фигуру сигнала, а при необходимости имелась возможность быстро закрыть крышки и не демаскировать площадки в случае приближения немецких самолётов.

В середине мая 1942 г. на маршрутах полётов транспортных самолётов неприятель усилил группировку зенитной артиллерии, установил аэростаты заграждения, увеличил количество патрулирующих каждую ночь самолётов-«охотников». Словом, враг перешёл к целенаправленным действиям против группы Белова, стал активно препятствовать работе «воздушного моста». Так, в ночь на 16 мая между Вязьмой и Дорогобужем патрулировали два Не 111 и один Bf 110, которые атаковали шесть наших транспортных самолётов. К утру выяснилось, что два подбитых «дугласа» приземлились в Большом Вергово, после чего их быстро замаскировали в лесу и приступили к устранению повреждений. Третья машина упала в районе станции Угра. В 30 км восточнее Ельни рухнул ТБ-3, пилотируемый ст. лейтенантом Озерским. А ст. лейтенант Чирсков посадил машину на одном работающем моторе из четырёх, после чего ТБ-3 сгорел, но экипаж не пострадал. Ещё один ТБ-3 при вынужденной посадке был полностью разрушен; один человек погиб и один получил ранение.

В следующую ночь, вероятно от попадания зенитного снаряда, вспыхнул в воздухе ТБ-3 капитана Кулешова; спаслось четыре человека. Другой огромный корабль вскоре после сброса груза был атакован, как выяснилось, германским «охотником» на Не 111 из 6/KG53 и подожжён. В самолёте погибли командир ст. лейтенант Казаков и ещё три члена экипажа, а штурманы Черенков и Андрушевский, а также раненый стрелок-радист Аничкин спаслись с парашютами. К этому времени около 30 авиаторов со сбитых и подбитых неприятелем самолётов находились в расположении кавалеристов и десантников, ожидая отправки на Большую землю.

Не только из-за серьёзных потерь срывался график поставок грузов. По воспоминаниям П.А. Белова, в ночь на 19 мая 36 многомоторных и 12 одномоторных самолётов должны были произвести 90 самолёто-вылетов. Планировалось, что экипажи доставят 27 т грузов, 4 орудия, 2 прожектора и 732 бойца, главным образом, зенитчиков, артиллеристов и бронебойщиков (подготовленных к стрельбе из ПТР) для 4‐го вдк. Особенно ждали беловцы давно обещанные зенитные пушки и пулемёты. Однако прошедший накануне сильный дождь привел к раскисанию грунта и на аэродроме отправки в Кувшиновке и особенно в Подмощье, где самолёты собирались принимать. Из штаба 1‐го гв. кк ушла радиограмма с просьбой отменить вылеты тех кораблей, которые должны были приземляться в тылу врага. Тем не менее всего направилось в ночной рейд 20 машин, из которых 16 выполнили задание, один ТБ-3 пропал без вести.

К утру кавалеристам и десантникам доставили 19 бойцов и командиров, 21 т боеприпасов, 2,4 т продовольствия. Подобно тому как это происходило зимой, грузы оказались разбросаны на большой площади, и специальные команды долго разыскивали их – теперь в лесах и болотах. Главком был недоволен тем, как были организованы и осуществлены перевозки, отмечал такие негативные факторы, как массовый выход из строя ценных грузов при небрежной транспортировке. В приказе от 20 мая, в частности, Г.К. Жуков отмечал: «Многие экипажи не находят целей и безрезультатно возвращаются обратно, причём расследования причин этого не производится. В результате операция затягивается и грозит срывом установленных сроков» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 30].

Генерал армии Г.К. Жуков потребовал «все посадочные площадки на территории группы генерала Белова (она получила официальное наименование “Особая”. – Прим. авт.) привести в состояние полной готовности для приёма самолётов». Для установления личной ответственности каждого экипажа за доставку на место и в указанный срок порученного груза предлагалось во все упаковки вкладывать номерные бирки, соответствующие заводскому номеру самолёта. Ответственность за проверку получения груза возлагалась на штаб генерала Белова. Главком приказал немедленно наказывать экипажи, халатно выполнявшие задания, и столь же «немедленно представлять к награждению тех, кто проявил мужество, доблесть и находчивость» [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 32].

При доставке срочных грузов, выполнении рейсов, которые не допускали промедления, самолёты ПС-84 прилетали и днём, причём каждую машину сопровождали по 8—10 Як-1 из 20‐го иап или примерно столько же «Харрикейнов» из 179‐го иап. Участившиеся рейды наших самолётов за линию фронта не остались незамеченными неприятелем, который подтянул к данному району зенитную артиллерию и истребители. Хорошо подготовленные экипажи немецких бомбардировщиков стали наносить удары по аэродромам Васильевское и Большое Вергово днём и ночью, несмотря на сооружение рядом с последним ложного аэродрома.

По воспоминаниям П.А. Белова, немцы добились своего, блокировали наши крупнейшие аэродромы, вынудив почти полностью прекратить эвакуацию раненых после 15 мая. Комкор-1, недовольный деятельностью Агафонова, 21 мая обратился в штаб Западного фронта с просьбой прислать другого специалиста аэродромной службы, а также одного из командиров авиадивизий для непосредственного управления боевой работой авиации. Он полагал, что залогом успеха станет прямая надёжная связь штабов его группы и ВВС фронта. В тот же день к Белову вновь прилетел И.Г. Литвиненко. На этот раз бригадному комиссару не повезло: поднявшись в 2 ч ночи на У-2 для проверки с воздуха маскировки аэродрома, он подвергся атаке «мессершмитта». С высоты 50 м «кукурузник» свалился на крыло и разбился, пилот получил ранение, а Литвиненко – сильный ушиб ноги, вскоре его отправили на Большую землю.

Однако есть документы, которые говорят об успешной работе «воздушного моста». Иногда удавалось осуществить транспортировку грузов в сложных метеоусловиях. «В ночь на 21 мая 1942 г. доставка боеприпасов и пополнения в войска генерала Белова была ограничена плохой погодой. К местам посадки самолётов и сбрасывания грузов долетели 1 ТБ-3, 10 ПС-84 и 18 У-2, другие вылетавшие самолёты из-за плохих метеорологических условий вернулись с пути. В войска доставлено 6 выстрелов 152 мм, 448 мин 50 мм, 80 мин 82 мм, 3 миномёта калибра 50 мм, 280 человек пополнения. Вывезено 155 человек больных и раненых» – докладывал И.В. Сталину член Военного совета Западного фронта Н.А. Булганин [ЦАМО РФ. Ф. 208. Оп. 2513. Д. 213. Л. 36].

Может показаться, что вопросам связи наших войск в тылу врага с Большой землёй посредством авиации уделено излишнее внимание. Но это не так. Надо вспомнить, что большинство десантников 4‐го вдк вступили в сражение зимой. Они были хорошо экипированы, имея специальные теплые костюмы, валенки, шапки-ушанки с шерстяными подшлемниками, меховые рукавицы, тёплое нательное бельё, белые маскировочные халаты. За несколько месяцев борьбы одежда и обувь износилась. Вошла в свои права весна, потребовавшая совсем иной экипировки. И сбрасывать с самолётов приходилось не только оружие и боеприпасы, о чём много говорилось, но также одежду, медицинское имущество и медикаменты. Из-за слабости нашей транспортной авиации (ВВС и ГВФ) и активного противодействия врага при минимальной потребности 85—100 т материальных средств, в сутки в марте – апреле 4‐му вдк в среднем доставлялось около 16 т. Это обстоятельство сильно осложняло борьбу в тылу врага.

Особого исследования требует применение воздушно-десантных войск с диверсионными и другими специальными задачами. Как уже отмечалось, тяжёлая обстановка, сложившаяся в первые дни войны, вынудила советское командование ввести эти корпуса в бой в качестве стрелковых соединений. События Московской битвы показали, что применение большей части воздушно-десантных войск не по прямому предназначению в тылу противника, а для обычных боевых действий на линии фронта не было целесообразным в той тяжёлой обстановке. Их использование в качестве обычных стрелковых соединений и частей не позволило полностью реализовать их боевой потенциал и важнейшее качество десантников – умение действовать в тылу врага для дезорганизации управления и работы коммуникаций. Шаблонное восприятие ВДВ как рода войск, не способного выполнять самостоятельные оперативно-стратегические задачи вне непосредственного взаимодействия с войсками на фронте, привело к ограничению возможности ведения ими широкомасштабных диверсионных действий в тылу противника. Воздушно-десантные бригады и корпуса по-прежнему рассматривались командованием в качестве сил и средств, способных только к ведению общевойскового боя в тылу противника.

В апреле 1942 г. Военному совету ВДВ было доложено инициативное предложение помощника начальника штаба инженерных войск Красной армии полковника И.Г. Старинова о самостоятельном использовании соединений и частей воздушно-десантных войск для выполнения специальных задач в тылу противника небольшими диверсионными группами. Предложение поддержал заместитель наркома обороны – начальник артиллерии РККА генерал-полковник Н.Н. Воронов, оценивший важность и эффективность диверсионных действий во время своей деятельности советника в Испании. Командующий ВДВ генерал‐майор В.А. Глазунов полностью принял предложение по широкому боевому применению воздушно-десантных соединений и частей с небольшими отрядами с диверсионными задачами. В мае 1942 г. данная инициатива получила поддержку командующего Калининским фронтом генерал-лейтенанта И.С. Конева. Полковником И.Г. Стариновым была предпринята повторная попытка сформировать воздушно-десантные бригады специального назначения для действий на коммуникациях противника с целью в дальнейшем создать такие бригады на каждом фронте. Однако начальником Генерального штаба генерал-полковником А.М. Василевским предложение было отклонено по причине несоответствия диверсионных задач установленному порядку применения воздушных десантов и задачам воздушно-десантных войск. Он настоял на решении не создавать специальные части в составе ВДВ для диверсионных действий в тылу противника, а приспособить для решения этих задач на коммуникациях противника части и соединения инженерных войск [Алехин Р.В. Диверсанты – гвардейские минёры. М., 2009. С. 73].