Глава 9

Отступление

Сентябрь – декабрь 2004 года

Рефлексия

Итак, русские десятиклассники начали изучать 60 процентов предметов на латышском языке – а их мир не рухнул. Да что там, даже ни одного стекла в школьной управе не разбили. И это – «наш Сталинград»? Со стороны казалось, что ЗаПЧЕЛ одержал моральную победу. На самом деле мы испытывали чувство разочарования и горечи. Я ощущал, что сделано далеко не все из того, что мы бы могли.

Вопрос: как могла иначе развиваться ситуация? Ведь высылка одного Казакова, по идее, не должна была бы парализовать Штаб, состоявший из нескольких десятков пассионарных личностей. Следовательно, спад протестов объясняется тем, что целенаправленно их пригасили. Здесь все сходится на фигуре лидера ЗаПЧЕЛ – Татьяне Жданок.

Будучи человеком сугубо рациональным (доктор математики!), Татьяна Аркадьевна решила переформатировать энергию уличных акций в электоральную. А всем наиболее активным организаторам протеста пообещала места в списке ЗаПЧЕЛ на муниципальных выборах. Тем самым снимались сразу два вопроса: не требовалось тратить много средств на раскрутку персоналий, которые и без того узнаваемы (к примеру, Влад Рафальский, погримасничавший в клипе про Черного Карлиса); и получалась гарантия, что эти люди не пойдут за каким-нибудь внесистемщиком, который, избави боже, решит, что «наш Сталинград» воистину следует защищать до последней капли крови.

А ведь последнее вполне могло бы случиться. И даже после фатальной даты 1 сентября сохранялась возможность перевода событий, как говорится, в неконституционное русло. Градация могла быть самая разная: от уровня будущей «бронзовой ночи» в Таллине (2007) и последовавших беспорядков 13 января 2009 г. в Риге, до – условно говоря – Крыма и Донбасса. «Русская весна» могла наступить на десятилетие раньше – ей требовалось просто расширить повестку дня, сделав ее широко антисистемной, против ЕС и НАТО, против Запада вообще.

Здесь же стоит посмотреть на проблему пошире: был ли у протестов потенциал, способный взорвать статус-кво, потрясти сами основы Латвийского государства? Рискну ответить на этот вопрос утвердительно. А вот имелся ли у Движения лидер, который взял бы на себя ответственность за подобное развитие ситуации?

Некоторый отсев, происходящий по пути продвижения в официальную политику, все-таки задерживает на его более низких этажах таких персонажей, которые реально могут выйти за рамки. Попросту, они еще вначале натыкаются на собственное партийное руководство, прежде чем вступить в конфронтацию с Системой в целом. Но даже если подобный тип хорошо зашифровался и поднялся до известного уровня принятия решений, то значит, что он в основном дружит с головой и умеет просчитывать последствия.

Глядя назад, в ту невеселую осень 2004-го, могу сказать, что внутренние предпосылки для бунта у нас, безусловно, имелись. Однако мятеж не может закончиться удачей…

Внешнеполитическая конъюнктура была, напротив, негативной. Что самое интересное, Запад тогда нами живо и не без симпатии интересовался. Я как участник парламентских комиссий по иностранным делам и по делам Европы уже два года посещал всякие дипломатические приемы, рауты и конференции и замечал положительное отношение представителей посольств стран Запада. Попробуем разобраться, в чем тут секрет. Точнее, два.

Во-первых, нами действительно Россия не управляла целиком. Да, имелась связка Рогозин – Казаков, однако это служило лишь одним из векторов. Жданок к тому времени уже определилась, с кем будет работать в Европарламенте, и присоединилась к группе «Зеленые» – Европейский свободный альянс, объединявшей как экологических активистов, так и сепаратистов: баскских, каталонских, фламандских etc. Идеей Татьяны было – западной публике подавать нас именно как эдаких регионалистов, защитников прав меньшинства (как бы вынося за скобки, что за спиной стоят российские 140 миллионов). И в известной степени добродушные и политкорректные европеоиды велись на эту схему. Крым наш находился разве что в проектах Лимонова, и отношения России с Западом выглядели вполне корректными. Мол, едем по разным скоростным полосам, но – в одном направлении.

Во-вторых, западникам определенно импонировал общий стиль уличных акций Штаба и ЗаПЧЕЛ. Молодые одухотворенные лица, креативные транспаранты, музыка, клипы, наклейки – все это было чисто по-европейски. То есть профессионально выстроенная кампания, как оно и делается в Европе. И ведь не чета испанским или итальянским протестам с их обязательным битьем витрин и переворачиваемыми машинами, которые для этих стран такая же рутина, как в Латвии ежегодные поджоги старой травы.

Так что Запад (ЕС, НАТО, ОБСЕ) не то чтобы находился на нашей стороне – но и не стал бы приходить в состояние повышенной боеготовности, если бы в Риге сожгли несколько покрышек или даже машин. Да ведь мы только в Евросоюз вступили – надо же опробовать все тумблеры демократии, в том числе и прямое действие, право народа на восстание. Спустя 10 лет все бы сразу возопили: «Россия атакует! Гибридная война!» А тогда коридор возможностей был шире. Мы сами заузили его.

Другое дело, что Москва этой ситуации вообще не видела в упор. Это потом появится аксиома, что у Кремля много башен и что в системе руководства РФ уравновешиваются силовики и либералы. Что же касается 2004 года, то силовики только разворачивали плечи, причем исключительно для внутреннего употребления. Тогда всех интересовал ЮКОС – что там Латвия… Дмитрий Олегович Рогозин, с другой стороны, желал преподнести ручное управление русским бунтом в Латвии как показатель своих политических возможностей, так сказать, демоверсию мягкой силы на постсоветском пространстве. Ну, показал, молодец, а дальше что? Ссориться из-за каких-то русских школ в Латвии с американцами? В 2004 году Москве это казалось неинтересным.

В недрах протестного движения имелся даже потенциал зарождения некой «русской ИРА». В отличие от своего ирландского аналога, русские экстремисты (террористы) антисистемного толка противостояли бы существенно менее натасканной силовой машине. В 2004 году в Латвии имелись, вне всякого сомнения, спецслужбы – однако их фактические возможности были несопоставимы с уровнем, достигнутым 10 лет спустя. Предприняв нескольких актов саботажа – без жертв, – «русская ИРА» моментально достигла бы, чтобы в европейских СМИ возникло осознание новой горячей точки. Как там примерно в те же годы случилось с албанцами в Македонии? Интернационализация локального этнического конфликта вызвала бы, по меньшей мере, прибытие специальной миссии ОБСЕ, которая дала бы правительству настоятельные рекомендации насчет не только школ, но и по поводу языка, гражданства, культурной автономии…

Аналогичная кампания этнополитического экстремизма имела место в Южном Тироле – итальянской провинции, отторгнутой у Австро-Венгрии по результатам Первой мировой войны. После Второй мировой основное население этой области, т. е. немецкоязычное, разом перекрестившиеся «антифашисты»-итальянцы вообще загнали под нары. А в конце 50-х дойче парни расправили плечи и подорвали несколько ЛЭП. Конечно, карабинеры их по головке не погладили, зато восстановились и немецкие названия городов, и улиц, и образование на всех уровнях. Просто Южный Тироль являлся стратегически важным регионом – и НАТО посоветовало Риму не лезть в бутылку.

Кто его знает, что получилось бы в случае полной радикализации – при наших-то изначальных условиях, в которых было на порядок больше жесткости и тупости, нежели в Западной Европе? Так или иначе, никто из политиков ЗаПЧЕЛ на это не пошел.

Ведь для всего этого требовалось прежде всего рискнуть поставить ЗаПЧЕЛ под угрозу официального закрытия. Но Жданок, которая уже пережила люстрацию начала 90-х и только что еле-еле отжала бренд у Юрканса и Рубикса, совершенно не горела желанием играть ва-банк. Плинер стоял, конечно, на ее стороне – ведь Яков Гдальевич из личного тупика в ПНС вырвался на оперативный простор, стал именем нарицательным. Юрий Петропавловский – вот кто тогда реально мог пойти на абордаж. Но с ним произошел самый странный поворот: Татьяна Аркадьевна стала позиционировать Юрия Алексеевича в качестве… кандидата в мэры Риги.

Как это можно было делать в отношении человека, который еще не получил гражданство? Не спалила ли Жданок тем самым одного из самых популярных протестных вожаков? Ведь ясен пень: даже если бы в Кабинете министров, принимающем окончательное решение по натурализации, имелась хоть одна извилина на всех членов правительства, то гражданства Петропавловский не получил бы никогда.

Так оно и вышло. Жена и дочери Юрия обрели паспорта Латвии, а ему было отказано. Сколько раз потом он ни пытался оспорить это дело в суде – безрезультатно, как и с депортацией Казакова. Такие суды в Латвии – в пользу бедных, расскажешь своей бабушке. Я сам потом немало напробовался.

А может быть, дело все, как ни смешно, в правде жизни? В том, что «школьные протесты» – они действительно были про школы и преимущественно осуществлялись школьниками. Родителей же и примкнувших сочувствующих тема интересовала постольку-поскольку, и, когда было явлено, что при 60 % языка Райниса и Улманиса дите не умирает тотчас от ментальной интоксикации, большинство решило: ну и ладно, первый тайм мы уже отыграли. Вернемся к повседневности, и пусть училки Марьиванны решают на местах.

Пожалуй, самым счастливым для ЗаПЧЕЛ обстоятельством оказалось то, что массовые акции против реформы-2004 от муниципальных выборов-2005 отделяло меньше года. Время в этот раз сработало на нас, и основные конкуренты на левом фланге – Партия народного согласия – не сумели собраться, чтобы хоть что-то противопоставить нашему имиджу несломленных борцов.

Поразительно, но в это же самое бурное время парламентарии ЗаПЧЕЛ являлись обыкновенными членами представительного учреждения. Получали в сейме зарплату, пользовались машиной автобазы, имели доплаты за посещение комиссий, приглашались на официальные торжества 18 ноября и получали поздравления с Рождеством и Новым годом. С подавляющим большинством латышских коллег оставались взаимно вежливы и даже любезны. Все как в спорте. Допинг, тотализатор, фанаты – и договорные матчи.