Латышский с китайским братья навек

Осенью 2003 года случилось три примечательных события: мой помощник Сергей Кристапсон позвонил: «Поздравляю с допуском к государственной тайне!», в редакции Вести Сегодня провели шмон, я поехал в Китай с парламентской делегацией.

Работа в Комиссии по иностранным делам и Комиссии по делам Европы обязывала к заполнению обстоятельной анкеты, прямо как в советское время. Следовало назвать всех родственников, включая родственников жены, а также перечислить все поездки за границу. Сделал я это весной, и в октябре мне в скромном кабинете под парадной лестницей сейма выдали фиолетового цвета ламинированное удостоверение, которое извещало, что предъявитель сего имеет допуск к совершенно секретной информации. Смешно сказать – никаких таких документов нам не выдавали. Максимум мы видели несколько раз бумаги с грифом «Для служебного пользования», но ничего в них примечательного не присутствовало.

Однако если депутату по каким-то причинам отказывалось в статусе секретоносителя, то он мог распрощаться с работой в такой комиссии, которая негласно считается режимной. К примеру: по иностранным делам, по обороне и внутренним делам, по национальной безопасности. И даже в Народнохозяйственной комиссии одно время требовался допуск, ибо там решался стратегический вопрос о телекоммуникациях. Ну и что, что тебя избрали граждане страны, – у спецслужб свой неписаный закон.

Практически одновременно с тем, как я обрел это в высшей степени (выше парламента!) официальное признание собственной лояльности, в редакции Вести Сегодня изъяли все компьютеры, в том числе и мой. И произошло это 7 ноября. Видимо, заказчики мероприятия полагали, что тем самым испортят праздник красной газете. В офис на улице Мукусалас прибыл адвокат Янис Борданс (впоследствии министр юстиции от Национального объединения) в компании сотрудников экономической полиции и силового прикрытия в бронежилетах, хоть и без оружия. Полицейские несколько часов собирали компьютеры в черные пластиковые мешки – как трупы.

Поводом для такой беспрецедентной акции стало использование нелицензионных программ. Но, вместо того чтобы решить это мирком-ладком, Baltic Software Alliance, возглавляемый бывшим министром иностранных дел Валдисом Биркавсом, учинил такой вот беспредел. Это однозначно наталкивало на политическую подоплеку. Газета в ту пору активно выступала против школьной реформы, ежедневно публикуя мои статьи и материалы других активистов Штаба. В целом позиция газеты Вести Сегодня тогда балансировала между ПНС и ЗаПЧЕЛ, постепенно склоняясь в сторону последнего, ибо таковы были объективные настроения в обществе.

К чести Андрея Козлова и подставившего крепкое финансовое плечо банка Parex в тот же день в конторе появилось необходимое количество новых системных блоков, и наутро газета вышла – с описанием налета и… моей фотографией на шапке первой полосы. Я там объяснял, что за акцией стоит премьер-министр Репше. Мой компьютер, к слову, тоже унесли – и я не мог апеллировать к депутатской неприкосновенности, ибо не мог же я объявить несколько квадратных метров редакции (к тому же съемного помещения в комплексе газетного концерна Diena) своим офисом?!

Кстати, в 20–30-е годы многие газеты Латвии специально приглашали депутатов сейма в главные редакторы – чтобы их арестовать не могли за смелые заметки коллег. Но, хоть времена меняются, я таки поюзал свой небольшой административный ресурс – набрал парламентского секретаря МВД от «Нового времени» Линду Мурниеце (она сама бывшая журналистка полицейской газеты, а впоследствии несколько лет была министром). Типа – а что деется? Она мне: ничего не знаю, перезвоните. Перезваниваю. Линда: мы не при делах, все по закону, вопросы задавайте BSA.

Вообще знаковое, выходит, дело – если два засветившихся там фигуранта потом министрами стали. Может, кто-то и орден отхватил? Так или иначе компьютеры нам вернули… через 3 года. Тогда они никому не были уже нужны, и господин Козлов от щедрот позволил забрать жесткие диски всем желающим. Так что я вполне себе могу позволить насладиться фотосессиями 2002–2003 годов, побывавшими в заключении.

Недельная поездка в Китай в конце ноября 2003-го оказалась моей единственной командировкой в составе официальной парламентской делегации в VIII сейме.

Разумеется, происходили и другие поездки в малом формате – к примеру, с Валерием Агешиным и Юрием Соколовским мы тем же октябрем провели три дня в живописном хорватском Дубровнике, где проходил семинар Дипломатической академии Хорватии (нас пригласили как участников Комиссии по делам Европы). Летели через Загреб, обратно – через Прагу. Оба этих города показались похожими сочетанием германской формы и славянского содержания.

С Валерием Агешиным и Юрием Соколовским в Хорватии

Милые бухточки Адриатики под уже неярким солнцем, средневековая архитектура далматинской Рагузы, тронутой постсоциалистическим тлением, – все было здорово. Правда, при этом мы себя совершенно не ощущали депутатами – скорее стажерами. И разместили нас в номерах по двое. Я доставал Соколовского по вечерам длинными вербальными периодами, к тому же храпел. Политкорректный Юрий Николаевич все же дотерпел до конца поездки.

Также мы купались в относительно теплом, но штормовом море. Город вне сезона выглядел уже пустовато, по уровню жизни там ощущалось наше начало 90-х. Разрушений от последней балканской войны виднелось немного – скорее, колола глаз просто заброшенная, как и у нас, туристическая инфраструктура социализма. На самом же семинаре мы проводили игру «Совет безопасности ООН», и надо было выбрать страну. Я, ни секунды не думая, выбрал США. Не потому, что они мне особо нравятся, а исходя из наилучших стартовых условий в игре…

Ну а китайский вояж был прежде всего визитом вице-спикера Эрикса Екабсонса и приданных ему 6 депутатов. Чтобы от каждой, значит, партии. Андрис Берзиньш был от Союза «зеленых» и крестьян, Байба Бригмане представляла «Новое время», Алексей Видавский из Партии народного согласия, Николай Кабанов из ЗаПЧЕЛ, Айгарс Калвитис из Народной партии и Анна Сейле из «Отечеству и свободе». Сам глава делегации одновременно представлял и Латвийскую первую партию. Совместно с нами летела еще пара сотрудников сейма. В общем, довольно представительную мы собой изображали группу, тем паче что народ подобрался внешне выдающийся и харизматический, надевший в Поднебесную все лучшие одежки и цацки.

Летели на трехдвигательном Finnair из Хельсинки, и я впервые понял, что такое джетлаг, или синдром смены часового пояса. На всякий случай, состояние это зафиксировано даже в Международной классификации болезней. Причем, как правило, перелеты на Восток даются гораздо труднее – ибо вставать приходится на 7 часов раньше. Так или иначе, в Пекине светило яркое солнышко, а состояние было как с жесточайшего перепою. Не совсем, конечно, и без баночки-другой пивка обошлось. Но не так, как потом Анна Сейле заявила с трибуны сейма: «Он там все время пил пиво и вел антигосударственные разговоры». Все-таки бабушка латышского национализма, впервые зашедшая в парламент в 1990 году, оставалась глубоко советским по сути своей человеком.

Так же, как и жовиальные, хоть далеко не первой молодости, коллеги по работе в комсомоле Байба Бригмане (это ее фамилия по бывшему мужу, бессменному главе фракции Союза «зеленых» и крестьян Аугусту Бригманису) с Андрисом Берзиньшем и бывший городской голова Даугавпилса в перестроечные годы Алексей Антонович Видавский. Джентльмен предпенсионного возраста с очень неуверенным латышским языком, оттого малоразговорчивый и создающий впечатление умудренности. Любезным мужчиной в расцвете сил был и Игорь Соловьев, тот самый член ПНС, которого парашютировали в Соцпартию.

Латвийская делегация в Китае.

В первом ряду: Н. Кабанов, И. Соловьев, Э. Екабсонс, А. Сейле; во втором ряду: А. Видавский, Б. Бригмане, А. Берзиньш, А. Калвитис

В свою очередь, Эрикс Екабсонс и Айгарс Калвитис представляли собой политических деятелей эпохи первоначального накопления капитала, в них явно сквозил братский менталитет. Будущий премьер-министр Калвитис в ту пору находился в оппозиции, возглавляя фракцию Народной партии, но к своим 37 годам имел крупный опыт руководства министерством земледелия, министерством экономики, Агентством приватизации.

А я с ним в бассейне пекинского Hilton’a с утра поплавал. Любит воду бывший морячок Калвитис, он три года на крейсере Москва оттрубил, с ядерной ракетой фотографировался! Выходит, значит, сей неохватный по могутности своей деятель в махровом халате и видит меня, уже плещущегося в хлорных китайских волнах. К чести китайцев – культура бассейнов у них еще со времен председателя Мао развита.

– Поздравляю! – кричу. – Я вчера вечером звонил в Ригу, так Народная партия занимает 2-е место в рейтингах популярности!

– А первое кто?

– ЗаПЧЕЛ!

Действительно, налицо феномен: фракция из 5 человек перетянула на себя все одеяло популярности, оставив ПНС далеко позади. И не сохранением раскрученного бренда это объяснялось, а тем, что пока Юрканс ожидал в приемной разрешения постучаться в правительство (а ему, увы, так и не открыли), мы летели вперед на вале народного гнева, как в виндсерфинге. Потом, вестимо, свалились, но головокружительные моменты триумфа имелись. Вот один из них, маленький такой, я пережил как раз в КНР.

По программе пребывания в Пекине у нас предполагались встречи во Всекитайском собрании народных представителей. Главное здание парламента КНР располагается на площади Тяньаньмэнь, одно время крупнейшей в мире – 800 на 500 метров. Вид у этого пустого и ветреного пространства совершенно устрашающий. С одной стороны там мавзолей Великого кормчего, с портретом Мао Цзэдуна, с другой – памятник Народным героям. Это громадная квадратная в разрезе колонна в три яруса, высотой с 10-этажный дом и весящая 10 тысяч тонн. У подножья этого шедевра социалистического реализма (строили с 1949 по 1958 г.) красуются скульптурные композиции о борьбе китайского народа против колонизаторов и поработителей. Так как на этой же площади Тяньаньмэнь в 1989 году замочили кучу народа, а во время нашего пребывания там же маршировали небольшие (буквально несколько человек, но четким строем!) военные или военизированные отряды, не покидало осознание, что ты находишься в крайне серьезной стране. Москва, по сравнению с Пекином, – вольный город.

Понимание, что в Китае шутить не любят, возникло у меня сразу же по прилете, в VIP-зале аэропорта, когда у нас забрали паспорта, багаж уже увезли в автобус, а все, что осталось у нас на руках, – это пиалочки с зеленым чаем. Перфектно намакияженная и с иголочки облаченная в униформу сотрудница то ли аэропорта, то ли неведомой силовой структуры бесстрастно взирала на белых круглоглазых варваров.

Легкий цивилизационный шок от Тяньаньмэнь купировали стайки китайских провинциалок, щелкавшие нас своими мыльницами. Очевидно, белолицые круглоглазы являли собой подлинную экзотику, вроде как маленькие зеленые человечки высадились бы на Красной площади. Мы снисходительно давали себя запечатлеть как по отдельности, так и с внутренними китайскими туристками. И то сказать: у бедняжек в их деревне, может, никогда европейца не видели.

Пекин тогда на меня произвел довольно-таки мрачное впечатление. Все выглядело серым и пыльным. В воздухе постоянно висел смог: сморкнешься – салфетка черная. В китайской столице топят бурым углем, да плюс автомобили. На каждом перекрестке центральной улицы Чаньаньцзэ – Вечного спокойствия (крайне неподходящее название), где располагался наш отель, стояли специально обученные люди в форме – регулировщики пешеходов. Чтоб никто не норовил проскользнуть на красный свет, да и занятость повышается. Таким же образом в каждом туалете статусного места – к примеру, аэропорта или Пекинской оперы – присутствовал человек, подававший салфетку для вытирания рук.

Пекинские улицы не для туристов: когда отойдешь на пару кварталов от главной артерии – наполнялись своей нелицеприятной для европеоидов жизнью. Постоянно продают какую-то немыслимую жратву – то жареных змеюх на палочках, тот живых кур в клетках. И это притом, что не так давно по Китаю прокатилась эпидемия птичьего гриппа SARS, про который латвийский посол, в резиденции коего мы отдыхали от китайских церемоний, рассказывал страшное. Как блокировали дипломатический квартал и что, по слухам, масса людей исчезла бесследно…

Рабочие встречи хозяев с латвийской делегацией проходили все примерно по одному и тому же образцу и слились для меня в единую самодвижущуюся картину. Как правило, в ней находился просторный зал из мрамора с позолотой, хрустальной люстрой, круглым или длинным с закруглением столом натурального дерева и кожаными креслами. Молчаливые девы постоянно подносили чай – в Пекине зеленый, в Шанхае красный. Еще позитивно доставляли свернутые небольшие махровые полотенца, коими можно было протереть не только руки, но и лицо с шеей – от неизбывной пыли.

Китайцы выглядели все очень солидно. То есть тамошний государственный начальник априори человек возрастной. Пятьдесят лет – молодежь. Тридцатилетние министры, обычные для Латвии, здесь выглядели бы нонсенсом. Что могут понимать эти сосунки? Глава нашей делегации Эрикс Екабсонс, надо ему отдать должное, всегда был на уровне. На отличном английском он размеренно рассказывал о блестящем нынешнем состоянии и головокружительных будущих перспективах латвийско-китайских отношений, интегрируя в каждый спич цитаты Конфуция, приводя в восторг своей эрудицией пионервожатую Байбу Бригмане.

В Пекине мы осмотрели Запретный город – бывший императорский дворец, комплекс в парке среди прудов. Ничего особо выдающегося – «спасибо» хунвэйбинам, покрушившим тут все великолепие в 60-е годы. Я заглянул на Шелковый рынок – так себе барахолка, ничего путного, какой-то шарфик взял. Потом нас централизованно забросили на Жемчужный рынок, оказавшийся трехэтажным торговым центром типа нашего начала 90-х со множеством лавок. Там действительно продавался выращенный жемчуг, всякие изделия из камней. Тут я уже довольно-таки сильно погулял по бусам. А себе в назидание приобрел двадцатисантиметрового кабана. Фамильный тотем был сердитым, с оттопыренным ушами, из красивого зеленого (с переливом в серый и коричневый) камня, и весил, наверное, килограмма полтора. Это дикое животное – единственное, что сохранилось у меня от того трипа. Правда, у старшего сына в квартире еще висит на стене длинный акварельный свиток, а у меня на балконе зарастает пылью поломанный огромный чемодан, купленный за 50 евро, которые с удивлением, лопоча, рассматривали продавцы.

Вывезли нас и на Великую Китайскую стену. Красиво извивается, в бинокль любо-дорого поразглядывать чудо фортификации. Но вот – огородники копаются на ничтожных клочках землицы у подножия. Какая там, вы говорили, Латвия страна – маленькая и бедная? Да у нас любой латгальский хуторянин в сравнении с этой голытьбой – прусский юнкер и английский лендлорд. Азиатская нищета – нашей не чета.

Взгляд на Поднебесную

Непарадной стороной Китай оборачивался очень даже нередко. Ну, к примеру, смотришь тамошний канал ССTV на английском, так очень часто преступников показывают. Облаченные в ядовито-желтые робы, они каются в содеянном. Переключишь на CNN, а потом – бац! – и вырубился телевизор. А через двадцать секунд сам собой заработал. Такое, объяснили, происходит всякий раз, когда что-то не то говорят о Тайване. Животрепещущим вопросом данного острова в Пекине занимается целое ведомство, занимающее 7, что ли, этажей. Нам там тоже довелось побывать, и, кажется, это был единственный раз, когда вице-спикеру Екабсонсу не удалось отмазаться Конфуцием, а пришлось отвечать по существу на прямо поставленные вопросы: почему Латвия все 90-е заигрывала с Тайбэем и не собирается ли восстановить эти связи? Эрикс побожился всем буддистским пантеоном, что – никогда!

Китайцев никогда не надо кидать, они этого не прощают. Однажды, придя за обильным завтраком в нашем пекинском отеле, немного припозднившись (джетлаг не отставал, я обычно не мог нормально выспаться и ходил вялено-вареный), приземлился с тарелкой за колонну от нашей делегации. Они уже вкушали, свободных мест у них за столом не было, мы обменялись приветствиями, и я пошел себе рубать. Потом прикончил кофе, направился к вешалке за плащом… и был буквально схвачен за руку официантом. Глаза китайца горели подлинным бешенством. Как, этот иностранец хочет уйти, не заплатив?! Больших трудов стоило ему объяснить, что вот делегация, живет у них в гостинице, и большое спасибо за вкусный завтрак, я поехал дальше. Что-то там на уровне интонации и жестов он понял, разжал клешню, хотя и неохотно.

На самом деле незнание иностранных языков здесь близко к тотальному. Затруднения вызывают даже слова типа «бой», мальчик, в смысле – это когда я для сына одежду смотрел. Конечно, в **** отеле на рецепции по-английски понимают, но в ресторане уже нет. А уж в шанхайском универмаге – по нулям.

Закончив нашу пекинскую часть, мы полетели в Шанхай государственной авиакомпанией China Air. Этот маршрут, надо полагать, уже был на бюджете принимающей стороны, и определили нас в бизнес-класс. Я второй раз в жизни был на таком обслуживании, двумя годами ранее по приглашению британского посольства летел British Airways из Лондона в Белфаст. Примерно таким же пафосным и перфектным был и этот имперский гранд-вояж. Рядом со мной сидел бизнесмен из Гонконга, мы неплохо поболтали по-английски, который для соседа, судя по всему, был родным, ибо звали его Джон, несмотря на 100 %-ный китайский look.

В Шанхае нас подняли на телебашню, предварительно встретив у подножия оркестриком и небольшим, в пять человек, но почетным военным караульчиком. Восточная жемчужина в сердце делового района Пудун имеет высоту в 468 метров, это третья по высоте башня в Азии и пятая в мире. Что сказать – устье Янцзы с нее как ручеек, а громадные контейнеровозы видятся жуками. Погодка была так себе, и смог тоже, но безумный пейзаж леса сплошных небоскребов был виден, покуда глядели глаза. Ничего, кроме этих прямоугольных серых сталагмитов.

Внизу Шанхай был совсем другим. Перед тем как выйти в город, мы посетили цокольный этаж телебашни с расположенным там музеем истории города. Особо напирали товарищи на зверства колонизаторов во времена Опиумных войн и японской агрессии. Что было, то было – но от «международного квартала» Шанхая по-прежнему осталась весьма красивая набережная Вайтань, с классической архитектуры зданиями, как где-нибудь в Средиземноморье. А старинные кварталы Хуанпу радовали глаз садиками, каналами, фонтанами и загнутыми крышами.

В Шанхае мы прогуливались на пару с Айгарсом Калвитисом у обусловленного места встречи с основной группой, которая куда-то отправилась шопиться. Судя по всему, китайские сопровождающие были уверены, что ничего с нами не случится. А может, просто наружка была столь профессиональной, что не бросалась в глаза. В общем, у нас было полное впечатление, что вокруг совершенно случайные люди, причем не самые приятные. Среди них преобладали калеки-нищие, изуродованные какими-то дикими болезнями (уж не проказой ли?), а также продавцы часов. Именно что приборы для указания времени были самым ходовым товаром в уличной торговле близ автовокзала г. Шанхая.

– Rolex за двадцать баксов… – раздумчиво произнес Калвитис, – Возьму, пожалуй, буду парням в бане дарить.

Будущий руководитель правительства приобрел сразу пять пар контрафактных автоматических часов, я взял одни плюс сувенирные кварцевые с Мао Цзэдуном, которые в Риге презентовал Мирославу Митрофанову. Мой Rolex вскоре встал, а потом с циферблата облетели «камушки».

– Такая и наша жизнюшка, как эти «ролексы», – философски заметил потом бывший комсомольский вожак Андрис Берзиньш, когда мы уже катили в автобусе-бурбухайке по китайским хайвеям. Калвитис, напротив, пребывал в крайне повышенном тонусе от удачной покупки, а может, от победы сыновней юношеской команды над белорусами. Рассказывал о сафари в ЮАР…

Если представить наш маршрут по Китаю, то получится громадный прямоугольный треугольник, «гипотенузой» коего будет дистанция от Пекина до Шанхая – 1200 км. Распрощавшись с последним, мы вылетели в вершину «катетов» – восьмимиллионный Чжэнчжоу, центр провинции Хэнань. Центр Востока КНР и самая населенная провинция страны – около 100 миллионов человек.

Чтобы было понаглядней… Вот представьте обычный пейзаж вдоль дороги в Латвии или в России. Что там по обочинам? Елки. А в Хэнани – люди. На полном серьезе, есть шанс лично увидеть миллион народу, передвигающийся пешком по своим делам. Или на велотележке везущий впереди себя гору хвороста в два собственных роста высотой. Либо просто тупо стоящий и втыкающий на проезжий кортеж. Эрикс Екабсонс впереди рассекал на собранном в Китае Мерсе с латвийским флажочком.

В Чжэнчжоу нас поселили в совсем уж умопомрачительной многоэтажной гостинице еще какого-то знаменитого американского отельного бренда. Украшения холлов могли бы составить конкуренцию золотому запасу небольшого европейского государства. Особо знатным было банно-ванное хозяйство, отменно расслаблявшее после тяжкого переговорного дня. Джетлаг от разницы часовых поясов все не проходил.

Труд в Чжэнчжоу был представлен автобусным заводом. Собственно, первая экскурсия на производство состоялась еще в Шанхае, но посещение фабрики безалкогольных напитков ничем не впечатлило – прошла мультимедийная презентация с дегустацией средненьких лимонадов, а сам процесс показали через щелочку в двери. Ну, может, такие у них гигиенические стандарты? На автобусном же предприятии мы видели всю мощь государственного капитализма, в первую очередь обилие ручного труда. Рабочие, как муравьи, облепляли корпуса будущих машин и прикручивали к ним детали электрическим инструментом. Роботы, как нам пояснили, применяются только при покраске. Стены цехов были увешаны красными транспарантами. Хотя я не знал иероглифов, был уверен, что их содержимое переводится как «Мой завод – моя гордость» и «За высокое качество труда на каждом рабочем месте».

В провинции Хэнань было расположено также Место силы, куда крайне стремился попасть наш руководитель делегации, а по совместительству мастер боевых искусств. Для этого мы поднялись примерно на километр выше уровня моря в горы Суншань, священные в китайском даосизме. О приближении храма Шаолинь говорили расположенные по обе стороны трассы громадные школы

С китайским товарищем в Шаолине

боевых искусств, принадлежащие уж явно не физкультурному обществу профсоюзов. Вот за проволочным забором отрабатывает синхронные движения тысяча молодых людей в красной спортивной одежде – а напротив то же число в синей. Судя по всему, шаолиньские техники поставлены на поток государственными силовыми структурами – а сама колыбель кунг-фу, тайцзицюаня и цигуна более служит туристическим объектом.

Да уж, такой нам продемонстрировали в Шаолине мастер-класс, что только держись! Монахи (наверняка в чине не младше майора) выделывали нереальные чудеса акробатики с холодным оружием, ломали всяческие твердые предметы и как угодно издевались над представлениями о возможностях человеческого тела. Чрезмерность всего китайского, от термоядерной их самогонки под крокодильи лапки и до пантомимной оперы, проявлялась в 1500-летнем Шаолине точно таким же тотальным перебором.

Буддистский храм на все это смотрел совершенно отстраненно. Он был так же пуст, как крохотная протестантская церковь в Шанхае у подножия 100-этажных билдингов, которую нам продемонстрировали в порядке свободы совести в КНР. Безрелигиозность этой страны – норма, ведь учение Конфуция – это в первую очередь почитание существующего властного порядка, а не трансцендентности.

Шаолинем мы были впечатлены до того, что из ушей лилось, а неугомонный Эрикс Екабсонс все не мог успокоиться и жестами показывал принимающей стороне какие-то приемчики. Тут возникла небольшая несуразица: из-за уже рассказанного выше незнания языков мнимые монахи всерьез пригласили нашего вице-спикера на спарринг. Подумали, наверное, что если человек в Шаолинь свой опыт привез, то это реальный эксперт и надо бы с ним обменяться ударами. Только тогда китайские чекисты спохватились – мы теряем его! – и вытащили из рук местных коллег неосторожного латышского политика.

С вице-спикером Екабсонсом в Китае

Возвращались мы из Пекина в Хельсинки усталые, но довольные. Не обращали внимания даже на то, что уже на полпути китайское большинство авиапассажиров вылило всю воду из умывальников и забило туалеты бумагой.

– То, что нас не убивает, делает нас сильнее, – задумчиво проговорил Екабсонс, с коим мы сидели рядышком. Семь часов сидеть было скучно, я прогулялся по салону, прицепился к Бригмане и получил от нее психолого-педагогическую взбучку:

– Ты очень эмоционально агрессивный человек и в первую очередь можешь навредить этим сам себе.

Но наши недостатки – это продолжение наших достоинств, не так ли? На финской земле я уже чувствовал себя дома – мы же в Европе! И уж совсем улучшилось настроение, когда русский мужик из Риги узнал меня и позвал в бизнес-лаунж аэропорта. Он, оказывается, тоже летел из Китая и заприметил нашу компанию еще в самолете. Смирновская пошла как роса – после китайских-то настоечек. И вот рассказал мне предприниматель, как обувают – не в смысле в кроссовки – нашего брата китайцы. Как рискованно иметь с ними дела даже транснациональным корпорациям. Но – норма прибыли уж больно соблазнительная…

Китайская командировка позволила осознать масштаб не только нашей Латвии – для этого и поездки в Брюссель достаточно. Однако только тогда я реально понял, что в мире наша европейская цивилизация суть хрупкое и немногочисленное меньшинство, только волею судеб на сравнительно короткий период оказавшееся на гребне волны. И так, знаете ли, защемило душу любовью к Старому Свету!

Нет, все-таки всем потенциальным евразийцам следует побывать в Китае – чтобы свериться с часами, запущенными легендарным императором Яо в XXIV веке до нашей эры. Я лично был очень рад, что вернулся в нашу тихую неприхотливую заводь.

Латышские же политики, с коими удалось познакомиться поближе как с людьми, и порадовали, и разочаровали одновременно. Они оказались слишком домашними, что ли. Добрые мещане, можно так сказать. И – ни малейших идейных интересов. Никаких разговоров об отвлеченных материях вообще. Может, маскировка перед политическими оппонентами? Вряд ли. Артисты ведь тоже не обсуждают в профессиональной тусовке смысл пьесы, в которой их задействовал режиссер.

…То, что политические карты могут ложиться самым причудливым образом, доказали два события под занавес 2003-го. 1 декабря у фракции ЗаПЧЕЛ появился шестой депутат. Из ПНС к нам перешел Андрей Алексеев, ему тогда было 37 лет. Занятная биография: закончив командное танковое училище, успел послужить в Восточной Германии, а в независимой ЛР торговал конфетами. Вменяемый, корректный мужичок из Елгавы, но – вещь в себе.

А 18 декабря в Риге приземлился самый что ни на есть политический тяжеловес из России – председатель Комитета по иностранным делам Совета Федерации Михаил Маргелов. Сенатор «Единой России» прибыл к нам по приглашению политика-национала из «Отечеству и Свободе» Инесе Вайдере. С одной стороны, конечно, по протоколу все ровно: они оба главы внешнеполитических органов парламента. Маргелов, правда, палатой будет повыше. Однако ему ли не знать, каких воззрений придерживается эта дама?

Так или иначе, внук легендарного главкома ВДВ СССР раздавал Вайдерихе всевозможные комплименты, а на тему неграждан и русских школ высказывался настолько уклончиво, что даже Янис Юрканс на заседании латвийско-российской парламентской группы сотрудничества выразил сомнение, что М. Маргелов выражает позицию России. Потом визитер еще и с Вайрой Вике-Фрейбергой повстречался – тоже, как говорится, в духе взаимопонимания. Более противоположного месседжа в разгар школьных протестов подать было невозможно. А может, Москва просто хотела тем самым усластить пилюлю и навести тень на плетень? Так или иначе, идея о том, что Кремль имеет несколько башен, нарисовалась в натуральную величину.