Предатели

Люди из лагеря уничтожены. Но на его территории всё ещё остаются неизведанные секреты: подземные ходы, оружие, которое мы сможем использовать для дальнейшего истребления новых лагерей, заполненных новыми ублюдками, которые обязательно попадутся нам на пути.

Обернувшись, смотрю на свой отряд и понимаю, что людей в нём подозрительно мало.

– Где все остальные? Они прячутся? – я смотрю вглубь леса, пытаясь различить там ещё фигуры людей.

Один из мужчин делает шаг вперед и опускает голову:

– В тот вечер, когда убили Машу, а мы видели всё, большая часть людей решила, что им стоит попытать судьбу и вернуться назад. В основном, это были женщины, которые побоялись, что их ждет та же участь.

Я в ужасе слушаю мужчину и понимаю, что их уход только приблизит мою смерть, которая будет долго и мучительной, и Смитт собственноручно займется моим умерщвлением.

– О, Господи, – только и могу вымолвить я, – Их убьют, они ведь предатели. Смитт не прощает предательства, и, возвращаясь, они ведут себя к мучительной смерти.

– Перед своим уходом они очень сильно сожалели, что согласились пойти за тобой, Ирина, – снова сказал мужчина, – Они посчитали, что ты дала им напрасную надежду, и не верили в то, что ты в одиночку сможешь уничтожить такое количество ублюдков из лагеря.

– Честно говоря, мы сами не верили, – подаёт голос другой мужчина, но я не вижу его лица, – Но сегодня ты доказала свою силу, и мы пойдем за тобой и будем делать всё, что ты скажешь, только бы обрести свободу и начать новую жизнь.

После его слов я снова обретаю силу духа и чувствую, что мой Ангел, стоящий где-то неподалеку, даёт мне новых сил для дальнейшей борьбы.

– Сколько людей осталось в отряде? – спрашиваю я.

Ответ меня удручает. Четверо мужчин и одна женщина, которая не ушла с другими только потому, что у неё болит нога. Зачем она мне в отряде? Но я не могу прогнать её, ведь я поклялась помочь всем, кто последует за мной и не могу их подвести.

– Сейчас мы спустимся к лагерю и удостоверимся, что на его территории больше нет живых. Затем мы обыщем дома и возьмём самое совершенное оружие, которое найдём. К сожалению, вместе с этими ублюдками на воздух взлетел и основной склад оружия, но я успела оттуда кое-что взять, и вообще уверена в том, что в других домах есть ещё склады. Ещё я знаю, что где-то есть подземные ходы, по которым мы сможем выйти на другие лагери, которые начнём уничтожать, воспользовавшись их неведением. Я чувствую, что Смитт уже где-то рядом, он преследует нас, чтобы жестоко наказать, поэтому всё надо делать быстро.

Мои головные боли время от времени давали о себе знать, и порой даже ощущалась некая невесомость и потеря реальности, но моя вера каждый раз помогала мне не сойти с ума.

– Мы хотим есть, провизия закончилась ещё вчера, а ты обещала её принести и так не появилась, – жалобно говорит женщина.

Её писклявый голос немного меня раздражает, а выражение лица кажется наигранно-несчастным. Наверняка, привыкла получать всё только благодаря своему нытью и жалобам. Да, в лагере были те, кто был на особом счету, по какой-то причине их не сильно обижали. Возможно, они были родственницами кого-то из солдат… Очень уж эта барышня похожа на одну из таких!

– Там есть еда, поэтому мы сможем поесть. И с собой мы возьмём ещё еды, но нас всего шестеро, много нам не унести. Главное сейчас – постараться получить из этого места как можно больше оружия и возможностей для того, чтобы одерживать победы над этими скотами.

Мы спускаемся по склону и подходим к лагерю. На душе неспокойно: вдруг, на его территории ещё остался кто-то из солдат и сейчас прячется, чтобы в самый неподходящий момент напасть на нашу скромную компанию. У каждого из нас в руке пистолет, у меня в кармане лежит запасная граната, которой я готова воспользоваться в любую секунду, лишь только почувствовав опасность. Мои люди осматриваются, им любопытно увидеть вблизи то, за чем они столько дней наблюдали издалека, прячась в зарослях на склоне. На месте главного здания остались дымящиеся руины: вокруг пахнет сгоревшими стройматериалами, боеприпасами и человеческим мясом.

Мы проходим в здание, расположенное рядом с главным: там находится столовая и комнаты солдат-обслуги. Я предлагаю каждому пройти в отдельный дом и в течение получаса обыскать каждый его миллиметр на предмет наличия подземных ходов, оружия или ещё чего-нибудь, что может пригодиться нам в дальнейшем походе. После обыска мы встречаемся на площадке и обсуждаем найденное.

Я остаюсь в этом здании, мужчины разбредаются по жилым домикам, а женщина по имени Анна остается со мной: она хочет есть и у неё болит нога. Я понимаю, что она обуза для нас, далеко уйти она не сможет и будет вечно тормозить нас в пути. Она сразу проникает к припасам еды и начинает жадно есть мясо и запивать всё это холодным сидром. Мне жаль её: немного ей надо от этой жизни, и чего она вообще ушла с прикормленного места? В тот лагерь по-любому направили бы других солдат, и Смитт наверняка это уже сделал.

Продолжала бы дальше стирать для них и готовить и жила бы, как у Христа за пазухой… Что её заставило идти? Стадный рефлекс?

Я поднимаюсь на второй этаж здания и начинаю обыск, в комнатах я ищу любые виды оружия, карты округи и ценные вещи. Среди личных вещей солдат я нахожу фотографии женщин, письма, пошлые журналы. Сколько тайн хранится в каждой из этих комнат, в которых живут гомосексуалисты, извращенцы и любители грубого секса. Я знаю о том, что в этом здании есть подвал, в него я направляюсь после обыска на втором этаже. Анна всё ещё сидит в столовой и набивает брюхо: если она будет столько есть, её больная нога явно не унесет такую тушу далеко от этого лагеря.

Войдя в подвал, на меня обрушивается запах сырости и затхлости, никаких интересных предметов или вещей, потайных ходов я не вижу, просто пустой подвал, в котором нет ничего. Я прохожу по нему, надеясь всё-таки найти какой-нибудь ход, но упираюсь в наглухо запертую железную дверь. Что за ней?

На двери висит большой замок, ключа у меня нет, но я точно знаю, что ключи были у моего начальника, который сейчас лежит под руинами вместе с остальными солдатами. Я поднимаюсь наверх в поисках кочерги или лома, прошу Анну помочь мне найти что-нибудь, что поможет вскрыть замок.

Наконец мы находим топор для разделки мяса, и с его помощью я разбиваю замок вдребезги. Дверь открыта, а то, что находится за ней, приводит нас в ужас. Стоя за моей спиной, Анна начинает издавать странные звуки, потом я понимаю, что её рвет.

Внутри большой комнаты лежат тела обнаженных женщин. Они уже покрылись пылью, от кого-то остались одни кости, трупы некоторых женщин ещё не успели сгнить. Там же я вижу тело Маши, которое принесли несколько дней назад: оно самое свежее в этой груде мёртвых тел.

Боже, ну и вонь! Никогда не думала, что от запаха может так сильно кружится голова! Ощущение, что сама сейчас упаду замертво!

Я закрываю комнату, едва сдерживая рвотные позывы и с сожалением понимая, что никаких подземных ходов здесь нет, только кладбище мёртвых женщин, над которыми издевались эти твари. Сколько их там было: десять, а, может и больше? Судя по тому, что они прятали их в этой тайной комнате, ни Смитт, ни другое начальство не знали о том, что в военном лагере, в котором женщин быть не должно априори, они всё-таки появлялись, а потом жестоко уничтожались, словно животные. Господи всемогущий, как ты мог допустить такой ужас, как можно было дать этим тварям возможность убивать невинных женщин?

Почему в этом лагере было запрещено находиться женщинам? Во многих других их специально держали как секс-рабынь. Видимо тут всё зависит от тараканов главнокомандующего лагерем. В каждом поселении свои законы…

Увиденное ошарашило меня и я стою, не в силах сдвинуться с места.

Но Ангел рядом говорит мне, что эти женщины сами нашли свою смерть и расплатились своими жизнями за свои похоть и разврат. Меня пробирает дрожь, когда я вспоминаю, как мне было хорошо и приятно, когда один из солдат входил в меня и доставлял наслаждение своим мерзким отростком. Тогда я тоже должна была лежать в этой груде мёртвых тел, поплатившись за свой разврат?

«Нет, – шепчет мне Ангел, – ты выполняла миссию. Но будучи человеком из плоти и крови, тебе даны те же ощущения и возможности, что и этим мёртвым страдалицам. Ты просто другая, ты действуешь на благо Господа!»

Ангел замолкает.

Я выхожу на воздух, Анна сидит возле входа и громко рыдает.

Я вижу троих мужчин, вышедших из домиков, которые они исследовали, каждый из них что-то несёт в руках.

Собравшись на площадке, мы подсчитываем найденное: несколько электрошокеров, газовые баллончики – эти орудия имели небольшой размер, их было удобно нести и защищаться от нападения, не убивая нападающего сразу.

Пистолеты с патронами тоже были, но нам итак хватало такого оружия, поэтому мне были они не интересны. Не вышел из своего домика наш четвёртый мужчина, что он мог так долго искать там, прошло уже больше часа. Заподозрив неладное, мы вместе с остальными, кроме Анны, идём к домику, вооружившись пистолетами.

Один из наших мужчин лежит в луже собственной крови в одной из комнат: он ещё жив, может говорить, но его уже не спасти.

– Здесь прячется один из них, – синими губами едва выговаривает он, – У него пистолет, но он сильно испуган.

Хватая меня за ногу, он бормочет:

– Помоги мне умереть, очень больно! Ирина, спаси мою душу от страданий.

Я направляю на него пистолет и выстреливаю в лоб. Теперь он точно мертв, а мои люди смотрят на меня со страхом и уважением. Только Анна снова начинает рыдать, как же она меня раздражает!

Я боюсь наткнуться на одинокого солдата, блуждающего по военному лагерю в одиночку и с оружием. Он в любой момент может выскочить из-за любого угла и перестрелять нас как уток на пруду. Подземные ходы мы не обнаружили, рассказывать мужчинам о найденной нами тайной комнате с женскими трупами я не стала, решив, что им этого знать не надо.

Уходя с территории лагеря, мы уносим с собой пистолеты, гранаты и еду на ближайшие несколько дней. У каждого из нас в карманах газовый баллончик и электрошокер. Уже темнеет, оставаться в лагере нельзя, особенно учитывая то, что где-то по нему бродит вооруженный солдат. Он, скорей всего, донесёт до людей Смитта очередную новость о том, что какая-то девка уничтожила целую военную базу. Смитт будет преследовать нас, поэтому надо срочно покидать это место. По верёвочному мостику мы переходим на другую сторону пропасти и входим в тёмный лес. Ночевать решаем тут же, на ветвях густых деревьев, но для этого надо уйти как можно глубже в лес.

Пройдя ещё около километров и слушая причитания Анны о том, как ей больно идти, что она устала и хочет есть и спать, я понимаю, что во мне закипает злость.

Я едва разбираю дорогу, но мы уверенно движемся вперед, сквозь густые ветки и деревья, растущие в тесной близости друг к другу. Неожиданно я наступаю на какой-то камень, хрустит ветка, и меня подкидывает вверх. Голова кружится, я кричу и параллельно слышу крики моих людей.

Особенно сильно верещит Анна, её визг затуманивает мне мозг, а ещё я больно ударяюсь головой о толстую ветку дерева. Пытаясь прийти в себя, я понимаю, что мы попали в чью-то ловушку. Сети, расставленные на земле, окутали нас и вздернули на деревья. Теперь каждый из нас сидит в плотном коконе из веревок и пытается прийти в себя от испуга и неожиданности.

– Все целы? – кричу я, пытаясь перекричать визжащую как поросёнок Анну.

Все отзываются, и я прошу Анну наконец заткнуть свой рот. Она обиженно замолкает, путаясь в своей веревочной клетке. В лесу уже совсем темно, и я не вижу ничего, а мой фонарик остался на земле, он выпал из кармана, когда я подлетела вверх в ловушке.

Вокруг тишина, и не совсем понятно, в чьи сети мы попали. Люди переговариваются между собой, рассуждая о том, что, скорей всего, нам придется ночевать в этих ловушках. Хорошо, что в них можно лечь, и нам не придётся до утра висеть вверх ногами, как тем ублюдкам, которых мы подвесили неделю назад.

Проходит несколько часов, и лесная тишина и темнота клонят в сон. Незаметно я засыпаю. Мне снова снится Смитт, он подвесил меня на дерево кверху ногами, я голая и беззащитная. Он трогает мои свисающие груди и берёт их по очереди в рот, а я испытываю блаженство от его прикосновений. Между ног тепло и влажно, я понимаю, что хочу Смитта. Но он отходит от меня и наводит на меня ружье. Выстрел поражает меня в упор, и я падаю с дерева, понимая, что он отстрелил мне голову.

Я просыпаюсь в поту и понимаю, что валяюсь на земле, запутавшись в веревочной ловушке. Я не понимаю, как я оказалась на земле, но через секунду вижу наведенное на меня дуло пистолета. Передо мной стоит молодой человек, он одет в обычную одежду, то есть он не солдат, и смотрит на меня изучающе. Я оглядываюсь и вижу своих людей, проснувшихся каждый в своей ловушке и непонимающе осматривающих всё вокруг.

– Вы кто? – спрашивает он, обращаясь ко мне, но имея в виду всех нас.

– Мы не из военных, мы из деревни, пытаемся освободить мир от людей Смитта.

В ответ на моё заявление я слышу дикий хохот этого парня:

– Ты и вот эти стариканы – освобождаете мир от людей Смитта? Скорей, я поверю в то, что вы сбежали из дурки, что в соседней деревне.

– Здесь поблизости есть деревня?

– Да, – вызывающе говорит парень, – И живущие в ней полностью независимы от людей Смитта. Мы давно отвоевали свою свободу.

Мне с трудом верилось в это, потому что я знала, что все деревни и поселения контролируются военными своего главнокомандующего.

– Выпусти нас, – прошу я, – Мы не причиним вреда простым людям, мы боремся только с ублюдками, которые подчиняются Смитту и выполняют все его гнусные задания.

– Ты пойдешь со мной в деревню, там с тобой поговорит наш главный. По округе ходит зараза и не факт, что ты не заражена. В деревне больше половины людей без иммунитета.

– А мои люди? – спрашиваю я.

– Повисят тут, – отвечает он и распутывает верёвочную ловушку, – Днём тут прохладно, не помрут.

Когда я, наконец, высвобождаюсь от ловушки, меня мучает жуткое желание ударить его электрошокером или брызнуть в лицо из баллончика. Но меня что-то сдерживает.

Во-первых, он не из военных и не должен навредить, а, во-вторых, у него пистолет, и не факт, что этот пистолет не выстрелит в меня, когда я попытаюсь защитить себя от него.

Я встаю с земли и слышу выстрел. Парень падает и дёргается в конвульсиях. Один из моих людей, воспользовавшись оружием, без моего разрешения, убивает человека, который собирался проводить меня в деревню.

– Что ты наделал? – кричу ему я. – Он же не солдат, не человек Смитта! Теперь люди из его деревни будут видеть в нас врагов!

– Я подумал, что тебе грозит опасность, – отзывается он, – Решил помочь.

Чертыхаясь, я дёргаю за веревки и спускаю на землю представителей своего горе-отряда. Подойдя к молодому человеку, лежащему на земле, понимаю, что тот мёртв. Надо что-то делать, люди из деревни не должны знать, что он умер по нашей вине.

Анна всё ещё причитает о том, что она жалеет обо всем, что мы просто монстры, втянувшие её в грязное дело. Она хнычет, сидя на земле, и я, не выдержав, хватаю свой пистолет и выстреливаю ей в голову. Я не понимаю, зачем я это сделала, как будто кто-то моими руками убил женщину против моей воли. Мужчины смотрят на меня с ужасом, перед нами уже два трупа, а я нахожусь не в лучшей форме.

– Надо их закопать, – приказываю я, – Ройте две ямы.

Мужчины принимаются за дело, пока я пытаюсь сообразить, в какой стороне находится деревня, которая, по словам убитого, свободна от гнета Смитта. Вот хоть убей меня, не верю я его словам, но деревню надо найти и проверить, не является ли она очередным военным лагерем, забитым женскими трупами или пленными.

Я прохожу по пятьсот метров в разные стороны, прислушиваясь к посторонним звукам в тишине. Наконец, я слышу какой-то отдаленный шум, похожий на голоса людей и движение какой-то техники. Помечаю дорогу и возвращаюсь к мужчинам, которые уже закапывали вторую могилу.

– Идём в ту сторону, – показываю рукой я вы то место, откуда доносились звуки, – Оттуда я слышала шум, похожий на шум поселения.

Мы идём молча. Мои помощники ничего не говорят, утро началось тяжело и не предвещает ничего хорошего. Я пока с трудом представляю себе, что скажу людям в деревне, но, пока мы идём, у меня есть время осмыслить происходящее. Если это действительно обычная деревня, то у нас больше шансов остаться в живых.

Наконец, мы слышим шум человеческой суеты, смешанной с грохотом работающей техники и звуками домашнего скота. Ещё через двести метров деревья расступаются и перед нами появляется первый дом. Возле него стоит женщина с ребёнком на руках и при виде нас начинает звать на помощь.

Уже через минуту мы связаны и полностью обезоружены местными жителями. Нас куда-то ведут в сопровождении кучи народа, похожего на обычных сельчан. Я понимаю, что это явно не люди Смитта, а какие-то деревенщины, которым повезло не попасть под власть этого страшного человека. Все кричат, кидают в нас камни, пока в нас видят врагов. Я ничего не говорю, понимая, что сейчас это бесполезно. По пыльной дороге нас подводят к большому дому, выделявшемуся в этой убогой деревне. На крыльце стоит мужчина, он явно тут главный: это видно по его позе и уверенности, написанной на лице.

Нас заводят в дом, и голоса сельчан стихают за плотно закрытыми дверями.

– Кто вы? – спрашивает нас «главный». Мы так и стоим со связанными руками напротив него, с обеих сторон от нас стоят мужчины, видимо, это охрана.

– Мы обычные жители соседнего селения, – начинаю я, стараясь тщательно подбирать слова, – Нам удалось уничтожить немало людей Смитта, а вчера я подняла на воздух его военную базу, находящуюся неподалеку от вас.

«Главный» смотрит на нас с недоверием, но не смеется, как тот мёртвый парень.

– И много людей вы «положили»? – уточняет он.

– Около сотни. Но нас мало, многие испугались и попытались вернуться в свои поселения, они боятся гнева Смитта.

– А ты, значит, не боишься?

– Боюсь, – честно говорю я, – Я всего лишь слабая женщина, как я не могу бояться столь властного человека, под гнётом которого тяжело трудятся и умирают от изнеможения и голода сотни тысяч людей? Но у меня есть миссия, которой я следую, и я должна довести её до конца, либо умереть.

– Миссия связана с убийством Смитта? – снова уточняет он.

– Не совсем. Я хочу, чтобы люди объединились в общей борьбе за свободу от гнёта Смитта. Только объединив силы, мы сможем ему полноценно противостоять. Моя задача – собрать таких людей воедино и уничтожить большую часть его армии. Убить Смитта – это призрачная фантазия, думаю, что это невозможно. Да и моя миссия заключается не в этом.

– Любопытно, – говорит «главный», потирая нос, – То есть на данный момент тебе удалось собрать вот эту тройку мужичков, и вы ведёте активную борьбу с армией Смитта вот в этом составе?

Я слышу в его голосе нескрываемый смешок. Чёрт, да как же ему доказать правдивость и реальность моих слов и действий?

– Вы не верите, что это возможно?

– Честно говоря, я вообще тебе не верю. Наша деревня живет тихо и мирно, и люди Смитта сюда не заходят.

– Как такое возможно? – я по-настоящему удивлена этому факту. Весь местный регион покорился, а деревня, находящаяся в нескольких километрах от военной базы – нет?

– Тебе не обязательно знать как, – сухо отвечает он, – Так как вы предатели Смитта, и он, скорей всего, ищет вас, а рано или поздно найдёт, в этом я не сомневаюсь, нам придётся вас убить.

Я чувствую, как кровь уходит с лица, а сердце бьётся в груди, словно пойманный в сачок мотылек. Прийти к обычным людям и погибнуть от их рук? Господи, за что ты уготовил мне такую нелепую смерть? Люди, которым я призвана Тобой помогать, убьют меня собственными руками. Это несправедливо.

Неожиданно открывается входная дверь и в неё врывается какая-то женщина, она бьётся в слезах:

– Эдвард, пропал Том! Он сегодня утром ушёл на обход и больше не вернулся! Боже, боже, что делать? Обычно он возвращался максимум через час, но уже почти вечер, а его до сих пор нет?

«Главный» меняется в лице и медленно говорит своим людям:

– Живо пройтись по периметру и отыскать следы Тома.

Я понимаю, что речь идёт о том молодом человеке, которого убил один из моих людей.

«Главный» по имени Эдвард быстро направляется к выходу, словно забыв о нашем существовании. На ходу он бросает рыдающей женщине:

– Позови сюда ребят с восточного охранного пункта, пусть этим пришельцам сделают тесты на вирус. Я присоединюсь к поискам Тома.

Я осознаю, что пропажа Тома нас спасла, даже если не спасла, то отодвинула нашу смерть на некоторое время, которым можно воспользоваться.

Нас ведут в какую-то лачугу, видимо, местный медпункт и берут кровь для анализа на вирус, которого все боятся и который я бережливо храню в себе.

Из разговоров женщин, которые берут анализы и потом охраняют нас, снова связанных по рукам, Том – это сын Эдварда, а прибежавшая женщина – жена Тома. Я понимаю, что мы убили сына самого главного человека из этой деревни, и что, если вскроется правда, нас точно прибьют, не замешкавшись ни на секунду. Поэтому Эдвард отбросил все дела и помчался на поиски сына, сейчас ему явно не до нас, и это спасёт наши жизни.

К ночи оглашают результаты анализов и нас заселяют в отдельный дом, заперев снаружи. Чтобы мы не умерли с голоду, какая-то старуха закидывает в дом буханку хлеба и маленький бочонок с жидкостью, которая оказывается самогоном. Мужчины из моего отряда, радостно вскрывают бочонок и начинают праздновать чудесное спасение от смерти благодаря тому, что все пошли искать некоего Тома, которого «положил» один из моих же людей.

Я смотрю на них и понимаю, что совершила ошибку, набрав отряд. Для этих людей я больше не предводитель и не буду пользоваться уважением.

Они будут тормозить меня. Ещё раз оглядев этот жалкий сброд, я окончательно впадаю в уныние. Они пьют и на глазах превращаются в жалкие куски мяса.

Мне не нравится, как они смотрят на меня. не добрый взгляды, я бы даже сказала, похотливые… Неужели они окончательно обезумели от спиртного? Меня послал Господь, чтобы помочь этим жалким и никчёмным людишкам, а они вместо этого смеют на меня смотреть вот так, словно я для них предмет сексуального интереса! От их взглядов на душе противно!

А когда они напиваются окончательно, я просто превращаюсь для них в доступную женщину. Они подходят ко мне, словно сговорившись.

– Что вы делаете? Вы совсем с ума посходили? Немедленно прекратите! Это же я – Ирина! Вам запрещено меня касаться!

Сальными руками они продолжают трогают меня, срывая мою одежду, щупают грудь, лазают руками между ног.

Я пытаюсь их образумить, вспоминая Господа и миссию, которую я несу, но они не слышат меня. Мой рассудок снова начинает играть со мной злую шутку. От происходящего перед глазами всё меркнет. Как такое вообще допустимо? Мои люди не могут поступать со мной так! Даже если они сильно поддатые!

Впервые я пожалела, что мой отряд состоит из уже переболевших. Иначе им бы пришлось не сладко! Я только в этот момент начинаю осознавать, что для большей половины населения – я вообще не представляю угрозы своей болезнью, уже не те времени, когда я могла словно чума войти в деревню и за неделю уничтожить всех. За столько лет выжили самые сильные и самые стойкие. Но я стараюсь не думать об этом сверх меры. Пути Господни неисповедимы. Откуда мне знать, какие у него планы на этих людей?

Он сказал в Писании, что будет время и Он начнёт отделять зерна от плевел. Может быть, болезнь и есть тот самый показатель, что Его слова уже в действии?

Меня уже укладывают на грязный пол и сразу двое мужчин входят в меня, вызывая бурю протеста в моём теле. Мои люди трахают меня, словно куклу. Они двигаются, сжимают и тискают мою грудь, третий умудряется засунуть мне в рот свой вонючий немытый член.

Меня тошнит, но я до последнего надеюсь, что они образумятся, хотя, пожалуй, напрасно: они всего лишь самцы, изголодавшиеся по сексу.

Они с остервенением трахают меня, доставляя невыносимые страдания не только моему телу, но и моей душе.

Потом меня переворачивают, и снова в меня засовывают члены: теперь их трое, и все три члена орудуют внутри меня. Они двигаются в моём теле, сопровождая все телодвижения грязными похабными словечками и рассуждая о том, что трахают свою предводительницу, тем самым ощущая свою полную власть надо мной. Брызги спермы разлетаются по грязному дому, один из них умудряется засунуть мне в рот свой член, прежде чем кончить, и я с горечью ощущаю, как в моё горло заливается отвратительная тёплая жидкость.

Сделав свои дела, они радостно расползаются и снова тянутся к спиртному. Они не видят, как самогон из этого бочонка отравляет их души и делает из них свиней. Это уже не люди!

Я лежу на полу, держась за низ живота, между ног течет кровь: эти твари просто разорвали меня, а потом залили всю мою промежность своей мерзкой спермой.

Долгое время я сижу, словно в прострации, пытаясь понять, что делать дальше. Стараюсь не смотреть на мужчин. Боюсь спровоцировать их на новое нападения. Но они уже, кажется, удовлетворились и громко храпят теперь в разных углах дома.

Я встаю на колени, держась за живот: внутри всё горит огнём, меня словно качает на волнах от слабости. В углу я вижу кочергу, которую, на моё счастье, забыли убрать из дома, когда закидывали нас сюда.

Хватая её, я подхожу к первому из насильников и со всей силы всаживаю её ему в живот острой стороной. Он хрипит, из него льётся кровь. Я вынимаю кочергу и вижу, что к ней примотана кишка этого ублюдка. Он держится за живот, из которого безостановочно течёт кровь, видит свою кишку и подносит руку ко рту, из которого уже тоже начинает хлестать алая тёплая кровь.

– Мразь, – говорю я ему и ещё раз вонзаю в живот кочергу. Его глаза стекленеют, больше он никому не принесёт вреда. Чувствую облегчение. Как я могла не распознать в этих людях подонков? Я заботилась о них… Я спасла их! И чем они мне отплатили?

То же самое делаю с остальными двумя: алкоголь настолько обездвижил их, что мне не составляет труда заколоть их, разматывая кишки по дому. Я так и стою с окровавленной кочергой, голая, в лужах крови. Волосы торчат в разные стороны, между ног стекает красно-белая жидкость. Я возвожу глаза вверх и прошу Господа помочь мне справиться со всеми тварями на земле, особенно с теми, кто умеючи играет, притворившись хорошим. Мне страшно от того, что не только люди Смитта, но и вообще люди способны на такие мерзкие поступки несмотря на то, что я хочу им помочь. Почему они отвергают мою помощь?

Рядом со мной возникает Ангел:

– Всё это – проверка твоих сил и часть миссии. Не переставай верить в Господа и помнить о том, что только ты способна помочь ему в этой непростой борьбе за очищение мира. Ты убила этих мразей, и на троих грешников на земле стало меньше. Действуй, как говорит тебе твоя душа, я буду рядом, а Господь будет наблюдать за тобой и обязательно наградит за все страдания!

Ангел растворяется в воздухе, а я падаю на колени с окровавленной кочергой в руках, на которой ещё болтается кусок чьей-то плоти.

Утром меня так и находят в избушке: обессиленную, лежащую на полу с засохшей между ног кровью, но крепко держащую кочергу в руках. Я только помню, как меня несут чьи-то мужские руки, я слышу голоса и обрывки фраз: «бедная, как они её так», «зашить ей между ног», «Смитт её ищет», «убила своих же».

Потом меня кладут на что-то мягкое и белое, я ощущаю тепло и запах свежести. Потом что-то вводят мне в руку, и я закрываю глаза. Я вижу маму и сестру, они улыбаются и машут мне руками. Я радостно бегу к ним навстречу, в моём теле безумная легкость, мыслей в голове нет. Наверное, я умерла…