Глава 8
Через полчаса мы снова были на дороге.
– Тут неподалёку село маленькое есть, пустое. Километров пять от силы топать, глухое место. В стороне как бы – солидно говорил Николай. – Предлагаю там и заночевать. Те двое вряд ли так быстро освободятся… Да и мелкой надо уже отдохнуть. Видишь – перевозбуждение у ребёнка, сейчас плакать начнёт.
Аня действительно вела себя нервно, детская психика не справилась с обилием выпавших на её долю впечатлений за этот сумбурный день. Девочка капризничала без причины, порывалась бежать и просилась на ручки, хныкала – в общем, достала всех. Даже спокойную и добрую Зюзю. Доберман под предлогом разведки кое-как избавилась от назойливого внимания малышки и с бешеной скоростью исчезла в кустах. Мы только завистливо вздохнули, глядя ей вслед.
И лишь странная Ирина абсолютно не реагировала на всю эту суету. Она спокойно брела рядом с тележкой, лишь изредка вскидывалась и хватала дочку за руку, бормоча вполголоса ей нежные слова; с безумным счастьем всматривалась ей в личико. Следовал мягкий окрик Коли, она успокаивалась, и мы шли дальше.
Через час действительно показался ненаселённый пункт, в котором я не углядел ничего принципиально нового. Всеобщее запустение, груды мусора проглядывают из густой травы, обстоятельно захватывающий пустые дворы кустарник, низкое завывание ветра в разбитых окнах. И серость. Именно она создавала наиболее гнетущее впечатление и ирреальность увиденного. Казалось, словно попал в какую-то мрачную картину, созданную безумным художником в глубокой депрессии. Не спасала общее впечатление даже летняя зелень. Сколько раз видел мёртвые селения – столько раз мечтал их напрочь забыть.
Для отдыха выбрали большой, крепкий двухэтажный дом с большим, поистине гигантским, подворьем. Осмотрелся, обойдя его с ушастой по периметру – пусто, подвохов нет. По множеству боксов для техники и ржавым плугам, боронам, прочим навесным сельхозорудиям, расположенным тут же – понял, что здесь жил барыга и мироед, наверняка ненавидимый всем селом – богатый фермер. Интересно, сколько раз местные ему пожары и прочие диверсии устраивали? Не может быть, чтобы состоятельный человек жил со всеми соседями в мире да согласии. Так не бывает. Люди любят назначать себе врага. Такого вот – близкого, не особо опасного, много лет знакомого. Им так проще.
Ему обязательно, не взирая ни на что, мстили за трудолюбие, за удачливость, за кажущиеся маленькими зарплаты, за небольшую арендную плату от паевой земли, за то, что на бутылку не дал. Это основа человеческой природы – ненавидеть соседа и пакостить. Наверняка и фермер отвечал взаимностью, а может и начал первым вечную классовую вражду в отдельно взятом посёлке…
Внутри дома тоже ничего нового не увидел – много комнат, большой холл, полуотвалившиеся грязные обои и провисший от сырости гипсокартон на потолке, битые шкафы, мусор. Хотя на втором этаже часть спальной мебели на удивление уцелела. Именно там, после скромного ужина и уложили с суровыми боями девочку спать. Мать осталась с ней, сидя у изголовья дочери. Сами мы вышли на улицу, подышать воздухом и пообщаться.
Доберман устроилась неподалёку, с интересом прислушиваясь к нашей пустой, ни к чему не обязывающей, болтовне.
– Ты за то, что на дороге случилось, спрашивал… – словно самому себе произнёс дядька, отламывая штакетины от волнообразно прилёгшего на землю забора. – Семейное это дело.
– Да я уже понял. Не хочешь – не рассказывай.
Хрусь! – первая деревяшка переломилась надвое об колено. – Хрусь!
Запылал небольшой костерок, темнело.
– Прямо как в пионерлагере, – невольно вырвалось у меня. – В детстве.
– Ага. Тоже помню. Хорошо тогда было… Так вот, про тех двоих… Спасибо, конечно, за тактичность, но я бы на твоём месте всё же выяснил – во что вписался, – он ненадолго задумался. – Раз идти вместе решили, значит знать тебе надо, мало ли что…
– Это твоё решение – рассказать или нет, – напомнил я. – В наше время душу раскрывать опасно, потому взаимных откровений не жди.
Он согласно покачал головой.
– Так-то оно так, но ведь от людей не спрячешься… да ладно, хватит вокруг да около ходить! Нет тут никакой военной тайны. С чего начать?.. – он привычно огладил усы. – Пожалуй, с самого начала. Значит семья у меня – Ирка да жена, больше никого на свете не осталось. Не поверишь, но мор мы пережили вообще без всяких проблем, тварей толком тоже не видали. Больше страшилок наслушались. Счастливчики, чего скрывать!
– Это где же такая земля обетованная?
– Под Запорожьем. Как-то всё стороной прошло. Сам удивляться не перестаю. Беженцы, твари, бандиты, эпидемия – мимо, представляешь! Наверное, потому что сам посёлок в жопе мира находится. Туда случайно не забредёшь, только целенаправленно ехать надо. Не суть. В общем, прожили мы ещё три года после прилёта НЛОшек, а потом туго стало. Техника наша колхозная сдохла окончательно; запасы топлива хоть и были хорошие, но закончились; жрать нечего… Я ведь по специальности механик, чиню что угодно – от комбайна до молотилки, а тут первые купцы пошли…
Я удивился. Странные переходы у этого человека в рассказе. Прыгает с пятого на десятое без всяких причин.
– Они тут при чём?
– А они первыми почту доставлять стали. Помнишь, фильм был «Почтальон» с актёром хорошим… этим, как его… Костнером! Так там тоже показано восстановление общества после апокалипсиса – с писем люди начали, с общения. Вот и решили новоявленные торгаши это дело к рукам прибрать. Короче, письмишко мне от брата пришло. Выжил, в Полтаве мини мастерскую открыл по ремонту всего на свете, к себе звал.
Я и поехал, не раздумывая, с семейством сразу. Края-то насквозь знакомые! Я каждое лет к нему на каникулы приезжал… Ну, в общем, даже ответ писать не стал.
Натерпелись мы по пути знатно. Это теперь гуляй – не хочу! А тогда дороги всякими ублюдками просто кишмя кишели – за хлебную крошку убивали. Но дошли, опять свезло, без особых приключений. Начал работать у брата, обустроились, обжились. Хорошо стало, покойно. А тут и Ирка подросла, заневестилась. Пока папка на работе торчал, а мамка по хозяйству крутилась, с одним пареньком тайно любовь закрутила, дуры кусок…
В общем, сбежала она с ним в четырнадцать лет. Жить стали вместе, в открытую; нас с женой и на порог не пускала – так матом крыла, что перед людьми стыдно было. Зятёк тоже с нами общаться ни в какую не хотел. Подлавливал его пару раз, чисто по-хорошему узнать – как они? А он, сволочь, и говорить не стал. Плюнул мне на ботинки так, знаешь, презрительно, и по матушке послал. До сих пор не понимаю, что я им сделал?
Нет, ну с Иркой – понятно. Я хоть ей и батя, но вынужден признать – характер у девки просто отвратительный. Дурёха с детства жила в глубоком убеждении, что именно она самая умная на свете – остальные дураки. И нипочём не переубедишь! Кирпичи грызть будет, но в неправоте не признается. Всем всегда наперекор шла из непонятного упрямства… А вот Ваньку, мужа её, я чем обидел? Не пойму…
– Коль, давай ближе к сути, а то комары нас сейчас окончательно съедят, – искренне попросил я дядьку, убив на шее неизвестно какого по счёту за этот вечер кровопийца.
Вместо ответа он встал, подошёл к своей тележке, стоявшей тут же, у дома, и вернулся с небольшим тряпичным мешочком.
– Сейчас утихомирим засранцев крылатых, – после чего бросил в огонь немного чего-то, сразу задымившего белыми клубами. – Не бойся, это травы. Одежда провоняет, конечно, ну так и не последняя ночь на воздухе. Дальше продолжать?
– Ага. Интересно уже стало. – я не врал. Мне действительно нравилось слушать чужие истории из жизни. Они были живые, с привкусом книжности, и происходили не со мной.
– Да тут немного осталось. После той встречи с зятьком они пропали из города. Как я потом, по своим каналам узнал – дочка с мужем к родителям его решили перебраться, весточка им пришла. Ванька-то, оказывается, в техникуме учился, когда всё началось, сам он не местный был; потом от мора прятался, потом банально боялся в неизвестность идти.
Погоревали мы с женой, поплакали – а что ты сделаешь? Стали дальше жить… Тут брат помер от воспаления нутра, сынки его мастерскую разделили и прое…ли по отдельности. Конец бизнесу пришёл. Пришлось переквалифицироваться.
– В кого?
– В человека с гвоздями и шпагатом, – он рассмеялся, глядя на моё удивлённое лицо. – Я сейчас что-то типа службы «Муж на час». Чиню всякие мелочи, по дворам хожу, когда позовут колодец выкопать или отремонтировать что. Нормально получается – и с людьми общаюсь, и не скучно. Так вот, Инка, супруга моя, после побега этой дурёхи в религию ударилась и хворать стала. Так и жили… она молится круглосуточно, я пропитание зарабатываю.
А три недели назад жена письмо от дочки получила всего из трёх слов: «Мама, спаси нас!». У бедняжки ноги от таких новостей да переживаний и отнялись. Лежачая супруга у меня сейчас. Почему Ирка мне не написала?! – в ум не возьму. Ох-х-х… – вздохнул он. – Грехи наши тяжкие…
Ну, что делать? Собрался, жена вроде как на поправку пошла через несколько дней, пошёл разбираться. А там и начался цирк…
– В каком смысле?
– В прямом. Пришёл я, значит, в село, где дщерь моя беспутная с мужем обитала и выясняется, что с начала зимы они вместе не живут и что я дедом стал.
– Всякое случается, – нейтрально заметил я. – Люди сходятся и расходятся. Это жизнь.
– Да кто спорит? – поддержал мою банальщину Николай. – Я пожил, повидал, насмотрелся. Однако эти дурни всех переплюнули. Не знаю, как они между собой ладили, но влюбилась моя Ирка по бабьему закидону в местного алкаша. Видал я его – молодой, но уже синяк конкретный, рожа вся испитая. Что она в нём нашла? Не понимаю…, наверное, страданий в жизни этой курице не хватало. Ну втюрилась – это ещё полбеды, сердцу не прикажешь. Так эта идиотка его домой привела, в любовь на супружеской постели поиграться! А тут, как в анекдоте, возвращается муж из командировки. Да не один, а с Мишкой, отцом своим – у них дворы по соседству. Что там произошло потом – точно не знаю, не уточнял. Однако после всех разбирательств Ирка схватила Аньку и за новым любимым ушла.
Вот только не ждал её никто, как оказалось. Поразвлечься – да, а вот совместное хозяйство вести – нет. Но не выгнал алкаш её, пустил перезимовать. И снова в запой. Нажрётся – всех гоняет: Ирку за самогоном, Анечку за компанию. Кому приятны чужие дети в доме?
Николай подбросил несколько деревяшек в костёр, брызнули искры, и он грустно, с непонятной жалостью смотрел, как красные огоньки угасают в воздухе один за другим. Затем продолжил:
– Мишка рассказывал: шёл вечером, на улице уже минус хороший, и тут внучку видит – в одной маечке на улице, босая. Он, естественно, ребёнка в охапку, и к себе домой отнёс – не чужая ведь! Обратно отдавать не стал, когда Ирка пришла за мелкой, хоть она в ногах и валялась. Говорит – вся в синяках, растрёпанная, живого места, одним словом, на девке не было. Куда дитё возвращать? К алкашу тому, чтобы прибил по пьяному делу?
В общем, правильно поступил, что внучку не вернул. Ничего не скажу. Но и у себя ребёнка держать не стал. Он бобылём живёт, много по делам мотается, иногда по несколько дней отсутствует. Подумал, рассудил – и к сыну, её папке, то есть, пристроил. Вроде как правильно, опять же, но нюанс вылез: у парня новая жена. Она хоть Аньке и не слишком рада оказалась, но не обижала, надо признать. Девочка чистенькая жила и не голодная. Во завертелось, да? – он с интересом посмотрел на меня.
– Не то слово, Коля. Не то слово…
Зюзе тоже было явно интересно продолжение. За всё время рассказа дядьки она ни разу не опустила уши, хотя и делала вид, что просто лежит и смотрит на огонь, словно обычная собака.
– Ирка не успокоилась, вокруг своего бывшего подворья как кондор кружила – пыталась дочь выкрасть. Только не вышло у неё ничего. Заборы там высокие, на совесть сделанные; внучка под присмотром постоянным, к тому же зима – сильно на улице не побегаешь с детьми, почти постоянно у печи сидела.
Помимо этого, сожитель новый Иру уже каждый день начал прямо с утра по дворам отправлять, чтобы бутылку принесла. А потом колотил чем придётся – учил бабу жизни. И перестарался однажды. Соседи видели, как он девку поленом по голове молотил при всех, на улице. К себе забрали, выходили… Только заговариваться Ирина стала, с каждым днём всё больше и больше. Выздоровела – и даже спасибо добрым людям не сказав, бросилась к бывшему мужу, дочку вернуть. Тот её, естественно, послал куда подальше. Тогда она столбом у ворот стала и не сходила с места несколько дней. Мать, можно понять… а потом снова сожитель ей по башке треснул, как увидал… Не хочу дальше вспоминать.
Кое-как девка перезимовала по чужим сараям, к тому уроду больше не вернулась, слава Богу. Подкармливали её местные. Только с головой проблемы не прошли. Она на Аньке словно помешалась. Охоту открыла практически, в каждую щель просочиться пыталась, чтобы дочку увидеть – Ванька её пристрелить уже хотел за назойливость, сам признавался.
Ира не сумасшедшая, ты не думай, ей просто душу отогреть надо… Сам же видел, Витя, – казалось, что эти слова он проговаривает исключительно для себя. – Она слышит; делает, что просят; Анечку любит… Опять же, просветления бывают – значит не безнадёжна! Ничего, отогреем! Придёт в себя!
Так вот, как раз в одну из минут просветления дурёха смогла наступить на свою гордость и матери письмо отправить. А там и я прибыл, покрутился, осмотрелся, да и забрал их… домой. Только вот Мишка осерчал, сам видел… Без его согласия дело устроилось… Некрасиво с ним вышло, бежать пришлось. Но он догнал, мы недалеко ушли, дальше сам знаешь. Вот и вся история, – как-то очень резко, напоказ весело, закончил он свой рассказ. – Жизнь – она такая… С подвывертами.
Я не знал, что сказать этому Мужчине. Именно с большой буквы, от искреннего уважения. Маленькая внучка, полубезумная дочь, больная жена – у меня даже в голове не укладывалось такое количество испытаний, уготованных судьбой для одного человека. А он – ничего, держится! И, почему-то верилось, что у него рано или поздно всё будет хорошо. Просто потому, что Николай крепкий, сильный и целеустремлённый. Даже мои головные боли и отсутствие глаза стали на его фоне чем-то мелким, совершенно недостойным внимания. Я всё ношусь со своим «Я» и только учусь думать о других, а он уже давно делает это.
Захотелось сказать Николаю что-то приятное, ободряющее, однако вместо этого, сам не знаю почему, спросил:
– Коля, а зачем тебе серьга в ухе? Сейчас это вроде как не модно.
Он рассмеялся.
– Не поверишь, всего семь лет как дырку проколол. Всегда мечтал! Со школы, когда впервые западный рок услышал. Но в молодости боялся, что люди в родном селе осудят, потом солидным семейным человеком стал, затем вроде как возраст не тот… А потом плюнул – и сделал! Надо же когда-то свои мечты воплощать?! Вот только жена бубнит…
«Странная мечта» – подумал я про себя. А с другой стороны – почему нет? Он же никому плохо не делает этим поступком.
Настало время рассказать и о себе хоть немного, иначе странно получится, некрасиво. Нам ведь идти вместе, потому немного друг другу доверять нужно учиться. Подумав самую малость – выдал Коле ту же версию, что и особисту Фролову. А что, тогда сработала – зачем выдумывать что-то новое? Про Михалыча с его тестем я попросту умолчал.
– Н-да… приключения у тебя, парень… Врагу не пожелаешь. И как там, на севере?
– Люди живут. Не так густо, как тут, но есть. В основном тесно, общинами, не как здесь.
Коля встал, прошёлся, разминая ноги.
– Комары как? Меньше досаждают?
– Да, спасибо, – крылатые кровопийцы действительно почти не беспокоили. – Что за сбор такой хитрый?
– Поделюсь, не жалко, – беспечно отмахнулся он. – Я понимаю, что сказал ты мне только то, что хотел. Но я лезть со своим любопытством не стану. За тебя твои дела говорят – животных выпустил, это много стоит. Нельзя никого в клетке без крайней нужды держать – ни человека, ни хомячка. Вдобавок мне помог там, на дороге. Что ты в Белгороде накуролесил и почему – да какая мне разница? Видно, были у тебя свои резоны пошуметь.
Интересно, на откровенность разводит или действительно нормальный дядька?
– Всякое было, – уклонился я от ответа на последнее полуутверждение-полувопрос. – А что вообще в округе творится? Какие новости и обстановка?
Николай сел на своё место у костра и кивнул. Суть вопроса он понял.
– Зыбко всё. В каждом областном центре жизнь понемногу налаживается, пытаются заводы восстанавливать. Пока на уровне кустарных мастерских, но и Москва не сразу строилась. Государств, как таковых, ещё не возникло, но зоны влияния уже обозначились. Если грубо рассматривать – по старым границам областей поделились. Но это ненадолго.
– Почему?
– Ну вот смотри: в Днепропетровске запустили теплоэлектростанцию и направили ток на предприятия, что на месте старых заводов возникли. Да, масштабы не те, пока девяносто процентов оборудования в стадии ремонта, однако понемногу запускают. Но для возрождающейся промышленности нужно сырьё, а для ТЭЦ уголь. Уголь везут по железной дороге из Донецкой области, что по соседству. И там тоже много предприятий осталось, которым электричество не повредит. Собственных мощностей на все хотелки им давно не хватает. Потому цена на уголь постоянно растёт, чтобы склонить днепропетровских под себя. Те – ни в какую. Понимают, чем это закончится. В сухом остатке обе стороны копят силы и подсчитывают взаимные обиды. Чем дело кончится – не знаю, скорее всего кровью. И это я ещё про Ростов-на-Дону, Луганск, Харьков, Кубань и прочие южные регионы даже не упоминал.
– Ты, Коля, далеко забрался, масштабно. Мне бы попроще, в местных реалиях разобраться. Тут что творится?
– Тоже ничего хорошего. На нас все области сразу ополчились. Из-за сельхозугодий, леса и сахара. Здесь традиционно люди хлеборобничали, да и сейчас это дело не бросают. Лакомый кусок, одним словом; и подмять такой край под себя – сам понимаешь… Я много не знаю – передо мной никто не отчитывается.
– Печально. Как думаешь, к чему готовиться?
– Оружие смазывай да не высовывайся без крайней нужды. Никто не знает, когда вся эта гремучая смесь бабахнет. Пока вроде тихо, но маленькие армии у всех есть, даже в некоторых райцентрах формируются. Между областями блокпосты с функцией таможен недавно появились – сам не видел, но, говорят, как в старые добрые времена лютуют. Проезд по основным мостам платный, так что плавать тебе дешевле выйдет… Что ещё?.. Бойся, Витя. Бойся всех и всего. Эти игры в возрождение цивилизованного мира – маска, под которой бурлит котёл злобы. Границ пока нет, законов толком нет, уважения между людьми нет. Все друг на друга окрысились, только страх обратку получить сдерживает от рубилова.
Понимаешь, новая нация сейчас формируется из сплава беженцев и местных. Примерно как на сельских танцах дело обстоит – вроде и музыка модная играет, но все ждут драки. Если между своими – попроще, если из соседнего села приедут такие же горячие и горячительным смазанные головы – от души, стенка на стенку.
Это поначалу вояки, умницы, всех в узде держали – потому и в полную анархию не скатились. Но потом опять начались собрания – выборы, кандидаты – пи…ры; бабло, свои люди, договорняки… Как раньше, без особых изменений, по отработанной методике к успеху прут. Просто пока новые хозяева жизни боятся совсем уж борзеть, в демократию играют – у народа оружия на руках полно, промайданить по полной могут. Но всему своё время, взнуздают ещё так, что людишки и икнуть без разрешения не посмеют. Вот как-то так… – он зевнул, тактично прикрывая рот рукой. – Ладно, я в дом, спать. Ты идёшь?
Подумав, отказался.
– Нет, тут останусь. В карауле. Сплю я плохо, полночи как минимум бродить буду, будить всех.
Попрощавшись, Николай ушёл. А я тихо сказал доберману:
– Следи. Вдруг он задумал нехорошее что-нибудь. Сбежит ещё ночью на нас доносить.
– Я поняла.
Немного походив по двору, устроился на ночь в старой беседке. Прошли те времена, когда я трясся от страха при одной мысли встретить темноту без крыши над головой и мощных стен по бокам. Теперь по-другому. Теперь наоборот – на воздухе лучше, легче. Рядом доберман с её чувствительным носом – чего мне бояться? Случай у паровоза не в счёт – там без вариантов было.
Долго поспать не получилось. Прямо во сне меня навестил печально ожидаемый приступ боли. Давно не навещал старый знакомый – с самой нашей встречи в зверинце. Тело инстинктивно сжалось, руки обхватили голову, зубы сцепились намертво, прошла судорога. И вдруг, неожиданно, я почувствовал обволакивающее, приятное тепло. Сначала не сообразил – откуда, но потом краем сознания смог понять – Зюзя. Она легла рядом и постаралась, как умела, максимально прижать мою беспокойную, одноглазую бестолковку к себе.
– Тебе очень больно. Я знаю, чувствую. Я не умею лечить, но постараюсь разделить с тобой плохое.
И, совершенно неожиданно для меня, она стала рассказывать о себе, о своих родителях, о Диме. Впервые я по-настоящему слушал добермана. Не обрывки фраз, без падежей и иногда даже без предлогов; а полноценную, ничем не отличающуюся от человеческой, речь. Всё-таки хоть в чём-то на пользу пошёл ей этот Слизень …
Зюзя долго говорила о разном, плавно перетекая с темы на тему: о различии в запахах, которые для собаки по важности не меньше, чем слух или осязание; о том, что вместе с ней родилось ещё три щенка, но мёртвые, и её мама Ирма до конца своих дней оплакивала их; долго объясняла, почему красно-чёрные бабочки гораздо лучше обычных белых – короче говоря, делала всё, чтобы я не оставался один на один со своими страданиями. И у неё получилось – боль постепенно прошла, но прерывать эти чудные мгновения вот такого, почти родного, общения, не хотелось. Стало слишком хорошо.
Не знаю, насколько долго мы лежали вот так, без движения. Я – потому что боялся новой вспышки мучений и наслаждался обществом подруги, она – чтобы не бросать своего друга. Потом мы, незаметно для себя, уснули.
… С утра шебутная Аня, чтобы не мешать утренним сборам деда и не путаться под ногами у матери, затеяла игру в прятки. Ушастая с радостью приняла участие в забаве, но вот незадача – находила девочку почти мгновенно, чем несказанно её огорчала. Пришлось аккуратно объяснить значение слова «поддаваться». Доберман поняла меня правильно и теперь гораздо медленнее, напоказ недоумевая, искала ребёнка. Развлечение сразу заладилось.
Коля, с улыбкой посматривая на детские шалости, понемногу обшаривал боксы за домом на предмет материальных ценностей. Понимаю, всем надо жить и лучше бесхозное самому к делу приспособить, чем потом за свои кровные покупать.
Ирина спокойно расчесывала свои длинные волосы, как обычно, не обращая ни на что внимания, лишь ласково посматривая в сторону бегающей по всему двору дочери.
Я тоже не сидел без дела, сооружая повязку на глаз из куска найденной в доме чёрной ткани и как раз раздумывал, наделать ли мне их про запас, когда:
– Она не выходит!
– Кто не выходит? – удивившись, развернулся и увидел обеспокоенную, нервную Зюзю. – Что случилось?
– Девочка закрыла дверь и не выходит. А я её уже нашла. Не может открыть.
– Пойдём, посмотрим, – в груди защемило нехорошее предчувствие. – Показывай!
Поднялись на второй этаж, доберман без колебаний вошла в неприметное помещение у лестницы. Стоило только бегло осмотреться – как я всё понял. В прошлом это была оружейная комната. Содержимое, естественно, в своё время хозяин приспособил к обороне, а вот открытые металлические ящики побросал так, незапертыми. Именно в один из них и спряталась девочка, закрыв за собой дверцу. Самодельный, из приличной стали, намертво пришпилен анкерами к стене. Рядом стоял такой же, только открытый. Я осмотрел его – сделан из листа-десятки, усилен уголками, сварен очень аккуратно, надёжно. Что ещё? – выемки под оружие, сверху полка для патронов, на двери обычный замок на плавающей защёлке, зашитый поверху от выламывания стальной полосой. Крестьянский характер в действии! Экономить в мелочах! Вот что стоило неизвестному охотнику на такую основательную конструкцию поставить нормальные, а не самозахлопывающиеся замки? Судя по размеру шкафов – оружия в них было на большие тысячи!
Знаю я ответ – жадность. Жадность с большой буквы! Наверняка замки валялись где-то «на всякий случай», смазанные и припрятанные от вороватых односельчан; потому, когда владелец оружейную приводил в положенную разрешительной системой форму, на шкафы их и навесил. Наверное, ещё и руки потирал от осознания своей хозяйственности и запасливости, жлоб! А нам теперь что делать?!
– Аня, ты в порядке? – со страхом спросил я. Не дай Бог… даже думать не хочу.
– Да. Я спляталась от собацьки, тепель выйти не могу. Двель не отклывается.
– Ты не бойся, милая… Я сейчас деда позову. Хорошо?
– Я не боюся, я хлаблая!
– Вот и хорошо…
Я пулей вылетел на улицу и нашёл Колю. Наскоро обрисовав ситуацию, предложил пока не говорить Ирине. Помощи от неё никакой, а вот паники и шума может быть много.
Сумрачный, деловитый дядька уже на ходу согласно кивнул.
Поднявшись, он долго, со знанием дела, осматривал шкафы, после чего вынес вердикт:
– Не откроем. Инструмент необходим слесарный, специфический. Сверлить придётся.
– А может ломом? – по-дилетантски попробовал подкинуть идею я.
– Нет, Витя, нет… надо обратно идти, в посёлок. Помощь звать и инструменты просить. Тут на совесть сделано, ломом только навредить сможем. Одно хорошо – не герметичны шкафы. Не задохнётся. Анечка! – громко позвал он. – Ты себя хорошо чувствуешь?
– Да. Деда! Забели меня отсюда! Мне тут не нлавится!
И только теперь я заметил, что лицо у Николая белее мела. Ему было очень страшно за девочку.
– Конечно, внученька, скоро…
– Давай ключи поищем! – снова влез я. – Вдруг валяются где.
– Давай, – каким-то мёртвым голосом согласился мужчина и жестом указал на выход.
Оказавшись в коридоре, он нервно, горячо заговорил. Негромко, чтобы никто, а особенно внучка, его не услышали.
– Я сейчас обратно побегу, а ты… помоги, пожалуйста, век помнить буду! Останься, если сможешь. Постарайся ключи найти, хотя в этом бардаке такой подвиг маловероятен. Если найдёшь – бери моих в охапку и выведи к людям. Вот, – Коля достал карту из кармана и сунул её мне в руки. – Там все пометки: где живут, сколько примерно душ, красным отмечены дороги, где людей почти нет… Если не найдёшь – дождись меня с подмогой. Как появимся – уходи. Я знаю, тебе к людям нельзя… Поможешь?! – он с надеждой уставился мне в глаз.
– Конечно помогу, – абсолютно искренне ответил я. – Не сомневайся, не брошу.
В это время Аня начала плакать.
– Хорошо! – дядька почти побежал по лестнице. – И помни – ты обещал!
Мимо спускающегося Николая на второй этаж прошла его дочь, привлечённая нашей суетой. Услышав Аню, женщина бросилась к оружейному шкафу и, ломая ногти, стала пытаться его открыть. Ничего у неё, естественно, не получилось.
Тогда она опустилась рядом, обхватила голову руками, и начала тихонько выть на одной ноте. Безысходно, по-звериному. Девочка тоже расплакалась.
– Ирина, – попытался я успокоить её самым мягким голосом, на который был способен. – Не нужно плакать. Твой папа сейчас за инструментом пошёл. Скоро придёт. Просто нужно подождать. Ничего страшного не случилось, обычная неприятность.
Женщина подняла свои, полные слёз, глаза.
– А-не-ч-ка… До-чеч-ка… А-не-ч-ка… До-чеч-ка… – полубезумная мать, как заведённая, стала повторять эти два слова, нагоняя на меня ужас.
Что мне с ней делать? Как это прекратить? Сейчас ребёнку поддержка нужна, а не вопли с истерикой. И Коля хорош – мог бы хоть как-то дочери прояснить ситуацию, а не бросать на моё попечение. Делать нечего, решил прибегнуть к более-менее испытанной тактике – пощёчинам.
Ирина хоть и не хотела идти, но сопротивляться не стала – я попросту взял женщину за шиворот и выволок в коридор. Затем притянул её голову практически впритык к своей и зашипел, негромко, но зло:
– Идиотина! Ты девочку своими воплями пугаешь! – пощёчина. – Она напугана, ей мама нужна, которая успокоит! – снова пощёчина. – Что ты творишь! – и опять пощёчина, и снова.
Женщина не сопротивлялась. При каждом хлёстком ударе с моей стороны она лишь вяло двигала головой по инерции, не переставая повторять свою мантру: «Анечка, дочечка».
– Я хочу попробовать помочь, – решила вмешаться доберман. – У тебя не получается.
– Как? Ты же видишь, что человек не в себе?
Вместо ответа мне прилетел мыслеобраз тёплого, солнечного дня в лесу. С пением птиц, ароматами свежести; пропитанный радостью бытия и душевным покоем.
– Ну пробуй. У меня сил больше нет с ней возиться.
Зюзя уселась напротив Ирины и внимательно посмотрела ей в глаза. Постепенно Колина дочь затихла, а затем уснула.
– Девочке я не смогу помочь, я её не вижу. А женщину, – лицо только что уснувшей, – очень жалко. Я не могу читать мысли, но чувствую боль и страх. У неё этого очень много. Плохо жила.
– Понятно… – растерянно протянул я. – И что делать будем?
– Ждать. Ты же обещал человеку.
…Скоро уже вечер, а Николая с инструментом до сих пор не было. Где он? Жив ли? Я не знал. Долго поспать Ирине, к сожалению, не удалось – разбудил плач девочки. Она хотела в туалет, потом пить, потом у неё была истерика, затем апатия – малышка до смерти перепугала меня, неожиданно перестав отвечать на вопросы. И всё это под неутомимый вой матери. Зюзина терапия больше не помогала, потому я с чистым сердцем отправил подругу следить за дорогой и заранее предупредить, если Николай вернётся не один, а сам остался в оружейной. Успокаивал, разговаривал, отвлекал…
Без сомнений, сегодня самый длинный в моей жизни. День в моральном аду.
– Идут, – божественной музыкой прозвучал в моём измученном за сегодня мозге голос добермана.
Я молнией вылетел из дома и, перемахнув молодой серной через забор, граничащий с соседним двором, спрятался за каким-то сараем, приготовив ружьё. Место оказалось удачным, через щели отлично просматривалось покинутое мною подворье и вход в дом.
Минут через десять показался Николай. Хмурый, потный, весь какой-то озлобленный. За ним шли уже ранее виденные мною Михаил с сыном, бывшим Иркиным мужем. Все спешили, держа в руках сумки, увесистые даже на вид и издающие железный, негромкий звон при каждом шаге.
– Сюда, – дядька указал на вход. – На втором этаже.
– Ну, пошли, – совершенно спокойно отозвался Миша. – Целый день ребёнок мучается.
Коля от этих слов непроизвольно дёрнулся, как от удара, понуро опустив голову. Вину чувствует, ответственность. Теперь понятно, почему он такой потерянный был – знал, с кем встретится и кого на помощь звать придётся.
Мужчины прошли внутрь, бессвязно закричала Ирина, лязгнуло, зазвенели удары молотка по металлу.
Прошло около часа. Деловито, солидно во двор вернулся Николай с бывшей роднёй и мать с обессиленной девочкой на руках. По их спокойным, даже слегка довольным лицам я понял, что с Аней всё хорошо. Вымотался ребёнок, устал – потому и тихая.
Мужчины отошли в сторону.
– Теперь можно и поговорить, как и собирались. А то всё галопом, галопом… Коля, ты же помнишь о своём слове? – начал тот, что постарше.
– Да.
– И помнишь, что обещал без драки разойтись?
– Помню.
– Тогда один вопрос к тебе – ты зачем мою сноху ударил, когда ребёнка воровал?! Она же беременная!
Дядькино лицо вытянулось в неподдельном изумлении, даже усы распушились.
– Миша, что ты несёшь! Кого я воровал?! Кого бил?
Молодой неожиданно отпрыгнул назад, сдёрнул своё ружьё с плеча и с ненавистью в глазах начал наводить его на Николая.
– Ты что творишь?! – сильная рука отца вырвал оружие у сына.
– Мочить его надо!!! – нервно заорал Ванька. – За Анечку!!!
– Угомонись! С Иркой норов показывать надо было! Может, и по сей день жили бы нормально! – и к дядьке. – Коля, не чуди! Сын, как только домой вернулся, узнал обо всём – так ко мне побежал. И сноха тоже. Рассказала, как ты её в грудь толкнул и убить хотел, да внучка не дала тебе грех на душу взять!
Из удивлённого лицо дядьки стало злым.
– Миша, – вкрадчиво начал он. – Хотел бы убить я новую жену Ваньки – убил бы, поверь. Но я этого не делал, как и не воровал Аньку. Они мне сами её отдали…
– У-у-бью!!! Сука!!! – молодой бросился на Колю, но отец его опять остановил, схватив за шиворот рубахи и мощным рывком швырнул на землю.
– Погоди, сопляк. Мне интересно послушать. Говори, Николай.
Оба немолодых мужчин стояли напряжённые, словно скрученные пружины, и не сводили друг с друга глаз. Иван, напротив, весь как-то обмяк, вяло поднимаясь на ноги.
– Да нечего говорить. Я к нему пришёл, – рука указала на молодого, – и попросил внучку вернуть. Девушка сразу согласилась, а сынок твой пуржить поначалу начал, гонор показывать. Затем она его в дом увела, пошептались они там о своём, а по возвращении взяли с меня золото наше с женой обручальное за прокорм да Аню привели. Вот и вся история.
– Врёшь! – на Михаила было страшно смотреть. На висках вздулись вены, лицо пошло багровыми пятнами, губы мелко затряслись.
– Зачем вру? Домой придёшь – спроси у своей родственницы два кольца. Одно с рубином простеньким, тоненькое; другое мужское, с заусенцем маленьким со стороны пробы. Так что вором меня обзывать – это ты погорячился…
На старшего было больно смотреть.
– Сына, это правда? – он внимательно, с непонятной страшной нежностью смотрел поднявшемуся молодому в лицо.
– Да как ты мог…
– Ванечка, – перебил он. – Я ведь узнаю. Мне твоя жена врать не будет. Побоится. И если это правда – я тебя сам прибью… подумай над ответом, сыночка…
– Да что ты его слушаешь! – завизжал молодой.
Я приготовился стрелять, если ситуация начнёт выходить из-под контроля. Коля – мужик хороший, не надо ему тут подыхать.
– В глаза мне смотри! – гаркнул Михаил и схватил рукой бывшего мужа Ирины за подбородок. – Отвечай, паскудник!
В гневе он был страшен, пробрало даже меня.
– А можно ещё у Ани спросить, кто её ко мне вывел и узелки с одежонкой вынес, – подлил масла в огонь Коля. – Даже ходить никуда не надо.
От этих слов Ванька застонал. Михаил, напротив, зарычал от ярости и проорал сыну прямо в лицо:
– Отвечай!!!
– Д-да… Правда… Это не я, это Милка, жена моя… Всю плешь проела: «Я хочу своих детей растить, а не приблудышей!» … Вот и отдали, не чужому ведь человеку!
Михаил брезгливо отпустил Ванькин подбородок и медленно, тяжело осел на землю.
– Мне почему сразу не сказал? – бесцветным, уставшим голосом поинтересовался тот. – Врал зачем?
– Да потому что знал, что ты вонять по этому поводу будешь! К себе не берёшь, у меня ей тоже не сладко – сделал как лучше! Но ты же упрямый! Когда Коля к тебе за Ирку узнать заходил – что ты потом орал? «Гомосек, с серьгой в ухе… Сами вырастим!» – помнишь? Твои слова! И выносите мозг на пару – Милка с одной стороны, ты – с другой! Только моё мнение почему-то никому не интересно. Достали!
– Забоялся, значит… а я-то думаю, зачем ты всю дорогу мне намекаешь, что Колю надо просто шлёпнуть, без лишних рассуждений?! И догонять не рвался особо – то ногу подвернёшь, то живот прихватил… Теперь понятно, чтобы правда про твои гнилые поступки наружу не попёрла… Ну и гнида же ты, отпрыск мой! Могли ведь поубивать друг друга, и ты подохнуть тоже мог до кучи! Вот оно как… Какое у тебя мнение может быть, когда ты от родной дочери избавиться хочешь? Хорошо хоть мамка не видит, что за дерьмо выросло… Золото зачем взял?!
– Так давали же! – искренне удивился горе-папаша. – Оно, если не знаешь, на дороге не валяется.
– Уй-ё-ё-ё! – сморщился от презрения Михаил. – В кого же ты такой конченный?!
Николай, до сих пор не вмешивавшийся в семейные разборки, решил расставить точки над «I».
– Решать что будем, сват?
– Ничего. Забирай внучку, конечно. И извини за весь этот… ну, ты понял. Одна просьба только есть.
– Какая?
– Адрес я твой знаю, так что если сам, без этого, – он указал кивком на сына, – заеду внучку проведать – пустишь?
– Приезжай, не выгоним. И инструмент владельцу занести не забудь. Помнишь, где одалживали?
– Не забуду.
Михаил наконец-то встал с земли, подобрал сумки и, не прощаясь, пошёл на дорогу. У самого выхода со двора он обернулся, долго всматривался в личико перепуганной внучки; затем виновато перевёл взгляд на Николая, после чего, словно ни к кому не обращаясь, натужно выдавил из себя:
– Коля, прости… Искренне прошу тебя. Я не хотел, чтобы так вышло. Вырасти Анечку хорошим человеком, а не как этот ублюдок… А золото он тебе вернёт… вырыгает, а вернёт. С процентами. Ладно, сопли это всё… Удачи! – и твёрдо, уверенно зашагал по дороге на север.
Ванька, немного помявшись, с ненавистью взглянул на своего бывшего тестя, схватил последнюю сумку, и бросился за отцом.
… Я пока не спешил выходить из своего укрытия. Зюзя тоже молчала.
Странно, впервые за много лет мне довелось стать лишь свидетелем человеческой драмы. Просто наблюдать бурлящие страсти, как в кино. Двоякое ощущение. С одной стороны – хоть за попкорном беги, с другой – цепляет чем-то происходящее, хочется помочь, уберечь.
Маленькая девочка в оружейном шкафу; бьющаяся в истерике мать – как оказалось, сосем ещё не старая женщина, скорее рано постаревшая из-за житейских перипетий девчонка; трое здоровых мужиков, готовых по первому косому взгляду пустить кровь друг другу – и весь этот запутанный донельзя узел благополучно развязался! Не верится, совсем не верится – но это так. Даже стрелять ни в кого не пришлось, что особенно радовало.
– Зюзя, что думаешь? – решил я узнать мнение спутницы.
– Думаю, что люди иногда бывают умные. Но вы любите искать ссору.
– Ты права. Мы такие.
Николай, дождавшись, пока его бывшие родственники уйдут подальше, покрутил головой по сторонам и, улыбаясь, позвал:
– Витя! Выходи, если ещё тут.
– Да здесь мы…
Я подошёл к счастливому от такой развязки непростой семейной истории дядьке, доберман направилась к девочке и сразу раздалось знакомое: «Собацька, давай иглать». Значит, теперь окончательно всё вернулось на круги своя.
– Внучка как?
– Хорошо. Напугана, жажда дитё измучила, но в целом – хорошо. Спасибо тебе, что не оставил. Я, если честно, переживал очень.
–Пустое, – я беспечно махнул рукой. – Главное, что всё закончилось.
Коля согласно покивал головой.
– За то, что на дороге случилось – не переживай. Я сказал, будто бы прохожего охотника нанял за деньги. Вроде поверили… – тут он попытался всучить мне обратно мой кусок цепочки, который получил вчера в уплату за продукты. Не стал брать, ему нужнее.
– Понял. Спасибо. Радует.
– Ну что, Витя, как думаешь, дальше идти сегодня смысл есть? – подумав, спросил дядька.
– Куда? Вечереет уже, тут давай оставаться. Только шкафы позакрывать надо.
– Уже! – мы оба рассмеялись.
– Тогда завтра расходимся. Тебе теперь прятаться нечего, по нормальным дорогам быстрее доберёшься.
Он отрицательно замотал головой, даже возмутился от моего рационального предложения.
– Витя! Я тебе должен, действительно должен. Так что проведу как надо. Тем более крюк так себе, не слишком большой выходит. Да и в дороге всякое может случиться… Вместе пойдём, благородный ты наш! – всем видом показывая, что разговор окончен, он отправился к уже пришедшей в себя девочке.
Подошла Зюзя. Я подумал немного, и попросил подругу:
– Осмотрись, пожалуйста, вокруг. Вдруг нам засаду готовят или другую гадость злоумышляют. Охоту на нас пока не прекратили. Николай вроде бы без гнильцы в душе, но иногда даже хорошие люди совершают дурные поступки. Не потому что хотят, а потому что вынуждены.
Четырёхлапая согласно кивнула. Похоже, наши мысли сходились.
Ну да, вот таким недоверчивым стал. Жизнь научила.
