Глава 58

Эмилия

Лучше мне пока не стало. И до нормального самочувствия еще далеко. Единственное, что я сделала, – это решила пойти по пути выздоровления. Возможно, одного этого уже достаточно.

Я пытаюсь замечать волшебство в повседневных чудесах: в том, что мое сердце по-прежнему бьется, что я могу ходить по этой земле, что во мне еще остается нечто достойное любви. Да, плохое по-прежнему случается. И я до сих пор спрашиваю себя, почему осталась жива; но теперь, задавая этот вопрос, я знаю на него ответ.

* * *

Я приезжаю воскресным утром, а уже вечером отправляюсь на ужин к Лейтонам, для которых мой приход оказывается неожиданным, но всегда желанным событием. Судя по доносящимся звукам, сегодня музыку выбирала Сара. Я невольно улыбаюсь, потому что до сих пор ненавижу ее: не Сару, а ту музыку, что нравится ей. Все смеются, помогают носить блюда, сыплют остротами, и за исключением того, что стол накрывает Тирни Лоуэлл, ничего не изменилось.

Глядя на Джоша, я понимаю, что вернулась домой. Я не сообщила ему о своем приезде. При виде меня он ничего не говорит, я тоже молчу, потому что мое появление здесь уже говорит само за себя. Мы просто смотрим друг на друга, ведем наш неизменный молчаливый диалог, и никто не вмешивается в этот разговор.

– Привет… – говорит миссис Лейтон, удивленно распахивая глаза, когда я вхожу на кухню. На мне – ничего черного, а в руках тот самый шоколадный торт, который я принесла на ужин в первый раз.

– Эмилия, – подсказываю я, потому что никто не понимает, как меня теперь называть. Кроме Джоша – он всегда это знал.

– Эмилия, – повторяет она и обнимает меня. – У тебя чудесный голос.

Наверное, что-то все-таки изменилось.

* * *

Когда мы уходим, никто нас не провожает. Джош распахивает дверь и вслед за мной выходит на крыльцо. Наши машины припаркованы здесь, поскольку я не планировала возвращаться к нему домой – во всяком случае, пока. Я не знаю, о чем он думает, даже не знаю, какие между нами отношения. Понятия не имею, многое ли изменилось для него за недели моего отсутствия. Ничего, что-то или все. Надо бы спросить его об этом, но нужные слова не идут, и я молча продолжаю идти. Его шаги тихим шелестом звучат за моей спиной, но я не оборачиваюсь. Я еще не готова к этому моменту, даже если он неизбежен, как и каждое мгновение моей жизни, которое привело к нему.

Со времени моего отъезда столько всего поменялось. Просто еще не ясно, в какую сторону. Мне кажется, я начинаю все сначала уже… в какой раз? В третий? В четвертый? Не знаю. Лишь надеюсь, что, какую бы жизнь я сегодня ни начала, она сложится правильно.

Дойдя до его грузовика, я останавливаюсь, однако Джош проходит мимо и идет дальше, к моей машине. Прислоняется спиной к дверце с водительской стороны, но открывать ее явно не намеревается. Выглядит он так же, как всегда. Последние два часа я неотрывно смотрела на него, хотя едва обмолвилась с ним словом, да и те, что сказала, касались незначительных вещей. Мой голос за ужином для всех был в новинку, поэтому весь вечер я говорила, не замолкая, со всеми, кроме Джоша. Он почти все время молчал, но глаз с меня не сводил. Наблюдал. Боялся, что я вот-вот исчезну.

Он прячет ключи в карман, и я жду, что его ладонь тоже там останется. Но он берет меня за руку и притягивает к себе. Думаю, он хочет меня поцеловать, а вместо этого крепко обнимает меня, прижимая к своей груди, пока наши тела не сливаются воедино. Я вдыхаю его запах и знаю, пусть и не ощущаю, что он делает то же самое.

– Ты вернулась, – шепчет он в мои волосы, в его голосе – благодарность и недоумение. Это не вопрос, поэтому я не отвечаю. Тут и не нужно ничего говорить.

А далее следует он. Вопрос, который мне суждено слышать до конца своих дней…

– Ты в порядке?

Только, наверное, впервые в жизни я не возражаю против него. Потому что могу смело на него ответить.

– Нет.

– Но ведь будешь? – Он слегка отстраняется, чтобы видеть мое лицо. Сейчас мы настолько с ним близки, что я совсем не рада разделяющим нас словам.

Я не киваю. Не говорю: «Думаю, да». Впервые с тех пор, как я ушла из дома, напевая себе под нос сонату Гайдна, с мыслями о том, что весь мир у моих ног, я ощущаю в чем-то уверенность. Нет, я не в порядке. Даже и близко нет. Но точно буду. Я в этом уверена.

– Да, – говорю я, и в этом ответе заключены тысячи «да». Да, я вернулась. Да, я люблю тебя. Да, мне нужна твоя любовь. Да, со мной все будет в порядке. Может, не сегодня, не завтра, не на следующей неделе. Но да, однажды я проснусь, и все будет хорошо. Да.

А потом он целует меня. Сначала осторожно, чего-то ожидая, хотя в этом нет никакой нужды. Я бы целовала его вечно. Я буду целовать его вечно. Знаю это так же хорошо, как свое собственное имя. Он заключает мое лицо в свои ладони, держит его бережно, как и всегда. С каждым касанием его губ я осознаю, что он дарит мне, а я – ему и чего это будет стоить нам обоим.

И впервые в жизни не боюсь.

Слезы поднимаются из каждой частички моей сущности, но я не сдерживаю их, не прячу. И не перестаю целовать Джоша. Эти слезы я отдаю ему, отпускаю вместе со своими последними сожалениями. Эти сожаления я сохранила для него, ради него, они о нем и обо всех наших ошибках. Мои худшие сожаления.

Ощутив на губах вкус моих слез, Джош прерывает поцелуй. Смотрит на меня так, будто мое лицо может сказать ему, откуда они взялись и что стало причиной. Возможно, в нем и будет ответ, но я жду, когда он спросит сам. Ожидаю увидеть смятение или нерешительность в его глазах, но их нет. Напротив, подушечками пальцев он вытирает с моих щек последние слезинки и говорит:

– Никакой черной фигни.

И я улыбаюсь.

* * *

– Ответь мне на вопрос, – просит Джош спустя месяц после моего возвращения. Я сижу на стуле в его гараже и вместо работы по дереву выполняю домашнее задание, чтобы наверстать школьную программу. Я могла бы заниматься в доме, где прохладно из-за включенного кондиционера, но мне больше нравится здесь. Ради того, чтобы посидеть в гараже Джоша Беннетта, вдыхая древесную пыль, можно и попотеть.

– Я уже все тебе рассказала, Джош. Вряд ли остались еще какие-то вопросы.

– Всего один, – говорит он, откладывая отвертку. Подходит к верстаку напротив меня и опирается на него. Вытягивает ноги так, что его ботинки касаются моих.

Я закрываю учебник, изо всех сил сдерживая улыбку, потому что знаю, о чем он спросит. Этот вопрос я ждала от него еще с того дня, когда заблудилась и оказалась посреди ночи возле его дома, когда он еще сам не знал, что у него возникнет этот вопрос.

– Что ты увидела, когда умерла? – На его губах играет неуверенная улыбка, словно он смущается своего вопроса. – Полагаю, это было не Море Спокойствия.

Глядя на него, я вдруг понимаю, что это не так уж далеко от истины.

– Куда ты отправилась? – Он чуть понижает голос, с лица даже сходит тень улыбки.

Он смотрит на меня с сомнением, что ему можно об этом спрашивать, что ему в принципе хочется знать ответ. Я почти вижу, как в глазах Джоша мелькают воспоминания о дедушкиных словах и неуверенность в их правоте. В эту секунду меня окружают свет лампочек, инструменты, доски и ботинки парня, которого я хочу видеть всегда. И если бы мое Море Спокойствия существовало по-настоящему, оно было бы здесь, в этом месте, рядом с ним.

Я отвечаю не сразу – хочу хотя бы минутку посмотреть в его лицо, прежде чем выдать ему свой последний секрет.

А потом говорю:

– В твой гараж.