Глава 51

Настя

Во вторник на пятом уроке мисс Макаллистер продолжает изучение раздела поэзии. Мы с моим классом уже проходили этот материал, поэтому я вынуждена слушать его заново и стараться не кидать слишком частые взгляды на прекрасного, дорогого мне парня на задней парте, чье сердце я растоптала. Не знаю, долго ли мы с ним в итоге проболтали той субботней ночью, но понимаю, что так и не пришли ни к какому решению. Да и решать-то по сути было нечего. Наши отношения мы пропустили через шредер – от них ничего не осталось.

Я иду по рядам и раздаю список вопросов для обсуждения поэмы Эдны Сент-Винсент Миллей «Возрождение». Как раз прохожу мимо парты Итана Холла – тот снова принимается разглядывать мое лицо. Мне удалось неплохо замазать ссадины, однако синяк все равно можно различить.

– Ты теперь избиваешь своих подружек? – обращается он к Дрю. Его лицо на миг искажает самодовольная гримаса: поделом мне за то, что я отвергла его. Может, я и получила по заслугам, но это уж точно никак не связано с ним.

– Нет, это ты у нас по этой части, – невозмутимо откликается Дрю.

– Это с занятий по кикбоксингу.

Я оборачиваюсь: Тирни Лоуэлл сверлит гневным взглядом Итана. Она единственная, кто, помимо Дрю, Джоша и меня, в курсе той истории с Кевином. Неудивительно, что она вмешалась. Явно защищает Дрю, пусть и никогда в этом не признается. Я незаметно киваю ей в знак признательности: если не Дрю, так я поблагодарю.

Я уже дохожу до парты Кевина Леонарда. Он со смущенным видом пытается взять меня за руку и что-то сказать. Но прежде чем успевает до меня дотронуться или открыть рот, Джош пинает его стул сзади. Со всей силы. Кевин мгновенно убирает руку, опускает взгляд на лежащий перед ним лист и бормочет «прости». Полагаю, эти слова обращены скорее к Джошу, а не ко мне.

Джош, когда я кладу на его парту опросник, пододвигает его к себе, при этом никак не реагирует на мое присутствие. Словно меня не существует. Я готова еще раз пожертвовать своей рукой, лишь бы все вернуть на свои места и вновь услышать от него «Солнышко».

– Кто нам скажет, о чем это стихотворение? – начинает дискуссию мисс Макаллистер. Оставшиеся листы с вопросами она кладет на красивую дубовую кафедру ручной работы, чудесным образом появившуюся в ее кабинете неделю назад. Для всех загадка, откуда она взялась.

– О деревьях, – выкрикивает кто-то.

– Да, в стихотворении упоминаются деревья. Но оно вовсе не об этом, – возражает учительница.

– А разве стихи не должны быть короткими? – подает голос Тревор Мейсон. – Это страниц на сто.

– Это гипербола, мистер Мейсон, – отвечает мисс Макаллистер.

– Гипер… что?

– Преувеличение, дебил, – рявкает на него Тирни, а потом возводит глаза к потолку и обреченно вздыхает. – Ну вот, заработала замечание.

Мисс Макаллистер подходит к ее парте и выписывает уведомление о наказании.

– Ну и кто из нас дебил? – ухмыляется Дрю в адрес Тирни. Затем он поднимает голову, перехватывает недовольный взгляд мисс Макаллистер, которая все еще стоит у парты и держит в руках штрафные бланки. Снова косится на Тирни. – Ладно, мне тоже выписывайте.

– Итак, кто нам все-таки ответит на вопрос? – Учительница отдает уведомления и возвращается в начало класса.

Даже если бы я не смотрела на учеников, все равно услышала бы, как все головы разворачиваются в сторону Джоша, когда тот поднимает руку. Даже мисс Макаллистер пребывает в недоумении.

– Джош? – неуверенно произносит она.

Какое-то время он ничего не говорит. Вид у него мученический, словно он уже и сам не рад, что привлек к себе внимание.

– Оно о надежде на второй шанс, – наконец говорит Джош, не отрывая взгляда от бумаги на столе. У меня такое чувство, будто словами своего дедушки он обращается ко мне, даже если и не смотрит в мою сторону. – Автор не ценит красоту жизни и окружающего ее мира, и этот мир втаптывает ее в грязь. Но, умирая, она осознает, что при жизни многое воспринимала как данность и не замечала прекрасного. Она умоляет дать ей еще один шанс пожить, чтобы на этот раз сполна насладиться всей красотой.

Я перевожу взгляд с Джоша на мисс Макаллистер. Та смотрит на него с гордостью и нежностью – точно с таким же выражением, я замечала, на него глядит миссис Лейтон. Но, думаю, учительница восхищена не столько его ответом, сколько его решением в принципе ответить.

– И как, она получает этот шанс? – спрашивает она у него, пока я лихорадочно рассматриваю плакат с литературными терминами на стене и жду своего прощения. Его ответ едва слышно долетает до меня:

– Да, получает.

Джош

Только с наступлением среды я вновь вижу ее вне стен школы, но даже тогда она едва смотрит на меня. По сути ничего не изменилось, разве что до прошлых выходных я чувствовал себя жертвой во всей этой ситуации, сейчас же – чуть меньше.

Время почти одиннадцать вечера. Я провел в гараже несколько часов, но почти ничего не сделал. Дважды переложил инструменты в ящике, а теперь заметаю на полу опилки. Ни на что серьезное у меня просто нет сил, хотя список дел постоянно растет и рано или поздно к нему придется приступать. За последние шесть недель свободного времени у меня выдалось больше, чем за последние месяцы, а я все равно ни черта не сделал.

Я ухожу в дом за очередной кружкой кофе и возвращаюсь вместе с ней в гараж, чтобы наконец начать работу над приставным столиком, который обещал изготовить для миссис Лейтон. Наверное, я устал больше, чем предполагал, потому что, открывая дверь в гараж, первым вижу свисающие с верстака бледные ноги, обутые в черные ботинки со стальными мысами.

– У тебя уже зависимость от кофеина. А от нее трудно избавиться.

– Значит, я не избавлюсь от нее никогда.

Она кивает. Я желаю спросить у нее, что она здесь делает, но рад уже одному ее присутствию. Хочу хотя бы на несколько минут притвориться, будто все стало как прежде. Возможно, она тоже этого хочет.

– Между прочим, он замедляет рост.

– Не думал, что тебя это так волнует.

– Только относительно некоторых органов, – усмехается она.

Я улыбаюсь на короткий миг, но улыбка выходит слабой. Я вдруг понимаю, что не хочу с ней шутить. Тем более обмениваться подобными шутками. Они мне напоминают о случившемся той ночью и о том, что с тех пор пошло наперекосяк. Как бы мне ни хотелось делать вид, будто между нами все по-старому, я не такой хороший лжец.

– Зато кофе не дает мне уснуть, – отвечаю я, пропуская ее намеки мимо ушей.

– Почему бы просто не лечь спать?

– В последнее время плохо сплю, – признаюсь я.

– Возможно, это из-за кофеина. Замкнутый круг.

– Ты-то кофе не пьешь. А сама как спишь, нормально?

– Ты прав, – слабо соглашается она.

– Ну, спасибо. – Какой вежливый разговор, и от этого такой дурацкий.

Затем она спрыгивает с верстака и подходит ко мне. Синяк на лице стал бледнее, но, поскольку сейчас его не скрывает макияж, как в школе, все равно заметен. Я с трудом подавляю желание коснуться его пальцами, а потом помчаться домой к Кевину Леонарду и наставить ему самому четыре таких же.

– Ну-ка, дай мне еще раз попробовать. – Она тянется к кружке у меня в руке.

– Если хочешь попробовать, придется сначала положить в него твою сладкую дрянь.

– Звучит аппетитно.

– Я пью черный кофе. Ты такой не будешь. Твои вкусовые рецепторы не воспринимают ничего несладкого.

– Просто дай сюда, осел. – Я отдаю ей кружку, и она набирает полный рот кофе. Вижу, как ее лицо кривится от горечи. – Фу, все такая же гадость.

– К нему нужно привыкнуть. – Пожимая плечами, я забираю у нее кофе. Она выпускает кружку и вздрагивает, будто пытается избавиться от вкуса во рту. Я едва сдерживаю улыбку.

– Что-то не хочется. – Она морщит нос и снова забирается на верстак. Начинает болтать ногами, и тогда я понимаю, как было бы легко остаться здесь, забыв о прошлом. Вот только мы все время будем к нему возвращаться, потому что ни одна проблема до сих пор не решена, а ответов на вопросы у меня нет. Наверное, хотя бы раз не стоит позволять ей навязывать свои условия, лишь бы удержать ее рядом с собой. Я не могу забыть то, что она сделала, не жду, что она простит меня, и не знаю, как нам быть дальше.

– Все по-другому, – говорю я, наблюдая за тем, как она выводит свое имя на пыльной поверхности верстака. – Мы не можем делать вид, будто ничего не случилось… притворяться, будто все хорошо.

– Я знаю, – отвечает она и поднимает на меня глаза, в которых, как мне кажется, светится надежда. – Но все может быть.

Настя проводит у меня еще два часа. Отмеряет и размечает доски, а я их распиливаю. Мы не говорим о нас, о Кевине Леонарде, о Ли, о травмированной руке, о тех, кого потеряли, о далеком прошлом. Мы обсуждаем мебель, инструменты, кулинарные рецепты, художественные конкурсы, уроки ораторского искусства. Все темы знакомые и безобидные. Но между нами по-прежнему остается какая-то недосказанность, которую нельзя игнорировать вечно, даже если мы делаем это сегодня. Ведь все может быть.

Домой я отвожу ее уже во втором часу ночи. Мы сидим в моем грузовике и смотрим на входную дверь ее дома. Сегодня что-то слегка изменилось к лучшему, и никто из нас не готов это ощущение отпустить. Я кладу свою руку ладонью вверх на сиденье между нами. Она не раздумывая накрывает ее левой рукой, и я сжимаю пальцы.