Глава 39

Джош

– Черт бы меня побрал, а твоя подружка отлично печет. – Дрю сует в рот еще одно печенье. Он проглатывает их с той же скоростью, с какой Солнышко извлекает выпечку из духовки.

– Она не моя подружка, – поправляю я, потому что Настя, судя по ее словам, не считает себя таковой. Да и я сам не возражаю, поскольку мне жутко не нравится это слово. «Подружка» закрепляет между нами наличие официальных отношений, а раз она официально является частью моей жизни, то, возможно, очень скоро так же официально из нее уйдет. Так что, если она не хочет зваться моей подружкой, я не против.

– Ну ладно, – парирует Дрю. – Значит, твоя жена. – Он подходит к Солнышку и, обжигая пальцы, хватает с противня печенье. – Неудивительно, что от тебя всегда пахнет коричневым сахаром и… – он берет со стола пузырек и читает этикетку, – …натуральным ванильным экстрактом.

Он прав. От нее действительно исходит аромат коричневого сахара и ванили, но я-то полагал, что, кроме меня, никто этого не замечает.

Дрю отвинчивает крышку на пузырьке и нюхает его содержимое.

– Слушайте, это и правда нужно продавать как духи. – Солнышко глядит на него с легким отвращением на лице.

– Ты сейчас что, обнюхиваешь меня?

– Так говоришь, как будто я делаю что-то жуткое. Я же не в комнату к тебе пробрался, чтобы подсматривать, как ты спишь. – Он приближается ко мне и хлопает меня по спине. – Этим у нас занимается Джош.

Солнышко швыряет в Дрю прихватку, а он делает вид, будто ранен.

– Берегись, женщина. Раз уж ты у нас свободна, я могу повалить тебя на пол и прямо тут заняться с тобой любовью.

Она начинает громко давиться, и Дрю притворяется оскорбленным.

– Тебе настолько противна мысль о сексе со мной?

– Нет, секс с тобой – для меня, как всегда, предел мечтаний. Мне отвратительно само выражение «заниматься любовью». Терпеть его не могу. Я, наверное, и в шестьдесят лет предпочту говорить «трахаться», а не «заниматься любовью». Буэ. – Она содрогается.

– Прекрасно, – говорит Дрю, к нему возвращается самоуверенный тон. – Тогда, раз уж ты у нас свободна, я могу повалить тебя на пол и прямо тут трахнуть.

– Сделайте одолжение, – встреваю я. – Либо трахнитесь уже, и покончим с этим, либо перестаньте делать вид, будто собираетесь это сделать. – Я выключаю телевизор – все равно из-за них ничего не слышно – и бросаю пульт на диван. Веду себя как ревнивый кретин. Я и есть ревнивый кретин. Пусть я и знаю, что между ними ничего нет, подобные разговоры все равно меня бесят.

– А у нас всего эти два варианта? – интересуется Дрю. – Потому что я знаю, какой предпочту.

Солнышко сует ему в рот очередное печенье и просит помолчать, пока он не наболтал лишнего.

– Между прочим, я набрал уже килограмма четыре с тех пор, как познакомился с тобой. Как тебе удается есть столько этой фигни и не толстеть? – спрашивает он, стряхивая крошки с ладоней.

– Я бегаю, – отвечает она. – Много.

Дрю недовольно морщится.

– Ну, этим я точно не буду заниматься.

– Не волнуйся, – улыбается она. – Благодаря твоему уровню тестостерона с обменом веществ у тебя все в порядке.

– Истинная правда, – самонадеянно заявляет Дрю.

– Кстати, о правде и тестостероне, кто-нибудь объяснит мне, что за ерунда творится с Тирни Лоуэлл? – спрашивает Солнышко.

Дрю заметно напрягается.

– Нет.

Она выгибает бровь, глядя на него, и он преувеличенно громко вздыхает, точно ребенок, у которого только что отобрали видеоигру.

– Ладно, скажу. Но только потому, что я слабый и боюсь тебя.

Дрю подвигается на диване, чтобы Настя могла сесть с ним рядом, но она устраивается у меня на коленях. И мне все равно, что она не моя подружка.

– Это очень давняя история, – уныло начинает Дрю. – Мальчик знакомится с девочкой. Мальчик просит девочку потрогать его в неприличных местах. Девочка поражает мальчика своими выдающимися познаниями в области бранных слов и умением их употреблять. Однажды мальчика и девочку в качестве наказания оставляют после уроков. Между ними вспыхивает любовь. Они тайно встречаются. Четыре месяца.

Солнышко смотрит на меня в поисках подтверждения.

– Все верно, – говорю я с невозмутимым видом. Я всегда подозревал, что они вместе спят, но полагал, это было всего раз. И целиком эту историю узнал только что. Дрю ничего мне не говорил, пока через неделю после той пресловутой игры в «Правду и действие» я не припер его к стенке. Помню, в то время Дрю был сам не свой, а теперь все встало на свои места.

– И? – спрашивает она.

– И ничего. Больше тебе знать необязательно. – Он снова включает телевизор.

– Ну ты и козел, – бормочет она.

– Кто бы говорил.

Почему-то эта перепалка, в отличие от них самих, мне вовсе не кажется смешной.

Глава 40

Настя

Последние три часа мы с Дрю проводим за обеденным столом у него дома. Сидя друг напротив друга за ноутбуками, занимаемся поиском информации и прецедентов на скучнейшую тему об ограничении срока полномочий выборных должностей. Хотя это явно лучше темы о налогах на бензин, на которой мы могли бы застрять. Окружное соревнование по ораторскому искусству состоится через две недели. Мне в нем участвовать не нужно, но присутствовать обязательно, к тому же моя оценка по предмету складывается из проделанной подготовительной работы.

На сегодняшний день я пока что числюсь помощницей Дрю по сбору материала. Честно говоря, ни у кого из участников таких помощников нет, но, поскольку я занимаюсь в классе ораторского искусства и не могу выступать сама, он добился того, чтобы я помогала ему. Не преуспевай Дрю в этой области, ничего бы не вышло, тем более ему предстоит защищать честь нашей школы. Когда Дрю хорошо справляется, команда достигает успеха. А когда команда достигает успеха, мистер Трент предстает в выгодном свете, поэтому и позволяет Дрю все, что тот ни попросит. Мне это только на руку, поскольку избавляет меня от приставаний Итана Холла, который по-прежнему считает предложение отсосать ему в кабинете методиста – в его понимании это безобидный флирт – весьма романтичным.

Я вручаю Дрю свои записи и распечатки, а остальную часть работы мы делим пополам, чтобы закончить ее к вечеру. Все это время я не перестаю донимать его по поводу Тирни.

– Почему вы не можете хотя бы остаться друзьями? Так ведь лучше, чем ничего. – Я не специалист в отношениях. Любого рода. Ни в семейных, ни в романтических, ни в дружеских. Отношения требуют общения, в котором я не сильна, поэтому и являются моим слабым местом. Я лишь не понимаю, почему он ведет себя так, будто ненавидит ее, когда в действительности все наоборот.

– Нет, не лучше. Так только хуже, чем ничего.

– Что за глупая отмазка? Парни всегда это говорят, потому что так проще.

– Зато девчонки все время пытаются менять правила во время игры. Нельзя изменить правило и полагать, будто все остальные просто продолжат по нему играть. Да, я знаю, как пахнут ее волосы, но не могу приблизиться к ней, чтобы зарыться в них лицом. Я знаю, какая у нее мягкая кожа, мне знакома каждая клеточка ее тела, но не могу прикоснуться к ней. Я знаю вкус ее губ, но не могу поцеловать ее. Теперь мне все это запрещено. Так зачем мучить себя, находясь рядом с ней, лишь бы можно было сказать, что мы все еще друзья?

– Все равно это бессмысленно.

– В этом и есть весь смысл, и если ты хотя бы на минуту перестанешь зацикливаться, то сама все поймешь. Если бы вы с Джошем вдруг расстались, думаешь, ты смогла бы по-прежнему с ним общаться как ни в чем не бывало? Находиться у него дома, но не иметь возможности прикоснуться к нему? Радоваться за него, когда он идет на свидание с другой девчонкой, которая будет знать о нем все, что знаешь ты, а тебе этого знать больше нельзя? Ты тоже так не сможешь.

– Джош в меня не влюблен, как и я в него.

– Скажи это кому-нибудь другому, Солнышко. Ты видела, как он смотрит на тебя? – Да, я видела его взгляд, но не знаю, что он означает. – Как на столик ручной работы семнадцатого века, сохранившийся в идеальном состоянии.

– Хочешь сказать, он смотрит на меня как на мебель?

– Именно. Вот видишь? Ты и сама все прекрасно понимаешь.

– Вообще-то умников никто не любит.

– Ошибаешься. Умников любят все. Особенно ты. – Дрю впивается в меня взглядом. Очевидно, он будет доказывать мне свою правоту до тех пор, пока я с ним не соглашусь. – Остаться друзьями – это полная фигня, ты и сама поймешь, когда столкнешься с этим. Как только вы двое разойдетесь, до тебя сразу дойдет смысл моих слов.

– Мы не можем разойтись, поскольку мы не вместе. – Я злобно чеканю каждое слово, но его это не останавливает.

– Это все пустые слова. Рано или поздно оно случится, и это очевидно всем, – он обводит рукой несуществующую публику в комнате, – кроме тебя. Однажды вы оба напьетесь и обязательно переспите, а потом вдруг осознаете, как глупо и безнадежно влюблены или же наоборот – не влюблены. Я-то вас знаю, с вами все может быть. В любом случае вы будете вместе. Пока в один прекрасный день не окажетесь порознь. И когда этот день наступит, вы не сможете остаться друзьями, помяни мое слово. Вы возненавидите друг друга раньше, чем перейдете в разряд друзей.

– Я не хочу, чтобы он меня любил. – Непонятно, зачем я произношу эти слова вслух, хотя они – правда. Мне не нужны обязательства и напрасные надежды. Я не хочу становиться для другого человека источником разочарований.

– Он тоже не хочет тебя любить, так что вы, полагаю, в равных условиях.

Не стоило заводить разговор о Джоше.

– Мы же собирались говорить про Тирни.

– Вообще-то мы собирались говорить про ограничение срока полномочий выборных должностей.

– Ладно, я приму твою невероятную теорию о дружбе, если ты расскажешь мне, что случилось. Может, зная окончание истории, я смогу согласиться с тобой. – На самом деле я уже согласна с ним, но ему этого не скажу. Хочу послушать его рассказ.

– Я повел себя как сволочь.

– Это не новость. Хватит тянуть резину.

– Мы стали встречаться. По-настоящему, – уточняет Дрю. – А не так, как это обычно бывает у меня. Тирни хотела держать наши отношения в тайне, чтобы не думали, будто она очередное имя в длиннющем списке моих бездарных побед. Сказала, что она выше всего этого. Так оно и было. Она бы никогда не стала встречаться со мной просто так. Но тут кретин Тревор Мейсон начал меня доставать, я и выложил ему. Только не говорил, что у нас все серьезно. Сказал просто, что мы спим вместе. Тирни разозлилась. И порвала со мной. Все кругом стали считать ее неудачницей, раз она решила, будто мне есть до нее дело.

– А тебе было до нее дело?

Дрю пронзает меня взглядом, дающим понять, что ответ мне известен и он не станет ничего говорить. У него, наверное, горло перехватит, как только он попытается произнести слово «любовь».

– Слушай, между вами ведь нет ничего общего. Что же тебя так привлекает в ней? Только, пожалуйста, воздержись от перечисления частей ее тела и всего того, что связано со словом «оральный».

– Это же Тирни. Она вечно спускает на меня собак, но сама такого в свой адрес не позволяет. Она смешит меня, хотя при этом хохочет вовсю. Спорит со мной обо всем на свете, даже когда знает, что ей меня не переспорить. К тому же она чертовски страстная и не выносит меня. Что может быть более привлекательным?

– Ты как будто с речью выступаешь. А теперь, Дрю, давай коротко, в двух словах.

– Блин, ну ты и зануда, – ворчит он. Но это его обычное поведение, если он все-таки собирается отвечать. – Послушай, я знаю, что собой представляю и насколько умен. Заткнись. Не нужно на меня так смотреть. Я это знаю, и ты это знаешь. И также знаю, что я тот еще говнюк, – вдруг совершенно искренне говорит он. – Но Тирни заставила меня поверить в то, что я не совсем никчемный человек.

– Зато ее ты ни во что не ставишь. Ты постоянно ранишь ее чувства. Конечно, она – твердый орешек и все такое, но ты же понимаешь, что у нее тоже есть чувства?

– Конечно понимаю. А ты знаешь, насколько эта девица умна? Нет. И никто не знает, потому что она не хочет этого показывать. Не хочет, чтобы все знали, какая она веселая и милая – да, я использовал слово «милая». И если ты когда-нибудь заикнешься об этом, то сильно пожалеешь. – Дрю одаривает меня яростным взглядом, после чего продолжает: – И знаешь, кому все это известно? Мне. Так что да, Настя, я знаю, что у нее есть чувства, и понимаю, как можно ранить каждое из них.

– Так вот чем ты занимаешься? Мучаешься угрызениями совести за то, что причиняешь ей боль, и, пытаясь загладить свою вину, обижаешь ее еще сильнее? Да ты самый настоящий козлина. Почему ты просто не попросил у нее прощения после того, как это произошло? Почему не сказал людям правду? – Я захлопываю крышку ноутбука и отодвигаю его в сторону.

– Потому что она была очень зла на меня. Порвав со мной, заявила, что всегда знала, какая я скотина, и все остальные были правы: она и правда жалкая дура, раз поверила, будто я могу измениться.

– И это все?

История этим явно не ограничивалась. В конце концов Дрю рассказывает мне, что в тот вечер, когда Тирни все это высказала ему, он отправился на вечеринку, где переспал с Карой Мэттьюс.

– Какого черта ты это сделал? – Казалось бы, Дрю уже ничем не может меня удивить, но ему все же это удается.

– Потому что я был подавлен и зол. Я потерял ее из-за своего отвратительного поведения. А раз я мерзавец, то нужно и вести себя соответственно.

– Знаешь, для того, кто мнит себя великолепным оратором, у тебя серьезные проблемы с логикой. Ты ее не терял. По крайней мере, до тех пор, пока не перепихнулся с Карой Мэттьюс. Это была проверка.

– Во-первых, я и есть великолепный оратор. Во-вторых, это не было проверкой. Тирни действительно порвала со мной. Она меня ненавидела.

– Вот поэтому это и было проверкой. – Ну почему такая неопытная в общении неудачница, как я, понимает столь очевидные вещи, а Дрю Лейтон – нет? – Она предоставила тебе отличную возможность доказать ей, что ошибалась на твой счет. А вместо этого ты засадил Каре Мэттьюс и тем самым подтвердил, что Тирни для тебя ничего не значит и ее мнение о тебе абсолютно верно.

Не буду скрывать, я знаю, за что так обожаю Дрю Лейтона. Он такой же запутавшийся бедняга, неспособный на проявление эмоций, как и я, просто в другом отношении. Но сейчас я ненавижу его за такую непомерную тупость. Я подхожу к нему, обнимаю и кладу голову ему на плечо, поскольку не понаслышке знаю, что такое ненависть к себе, и если уж во мне надежда все еще жива, то и для него она не должна быть потеряна.

– Ты и правда кретин, – говорю я.

Он, вздыхая, упирается подбородком в мой затылок.

– Это я и пытаюсь тебе объяснить.

* * *

В конечном счете я засиживаюсь у Дрю до тех пор, пока домой не возвращаются его родители и Сара. Они уговаривают меня поужинать вместе с ними – эта мысль больше не внушает мне ужас, поскольку Сара перестала быть моим заклятым врагом.

В какой-то момент после той кошмарной вечеринки Сара вдруг пришла к выводу, что не так уж сильно меня презирает. Несмотря на то что тот ужин стал абсолютно отвратительной идеей, он дал и положительный результат: напряженность между мной и Сарой спала. Разумеется, мы пока не делимся друг с другом историями о своих любовных похождениях и не ходим вместе по магазинам за бельем, но все же. Знай я, что мои уроки самообороны расположат ее ко мне, прибегла бы к ним давным-давно. Тем не менее наши отношения стали проще, даже, можно сказать, приятнее.

– Без всей этой косметики ты выглядишь гораздо лучше, – говорит она мне. Наверное, это ее манера делать комплименты. Не знаю, выгляжу ли я без нее лучше или по-другому, но пока что не готова отказываться от макияжа. – Будь у тебя нормальный вид, друзей бы стало больше. Хоть ты и не говоришь. Просто тебя все боятся.

Вот и хорошо. Этого я и добиваюсь. Пусть наш с ней разговор и выходит односторонним, но все же это лучше, чем сердитые взгляды в мою сторону, оскорбления и в целом отношение как к изгою – то, что я уже привыкла получать от Сары.

– Не всем из нас посчастливилось быть принятыми в обществе, как тебе, Сара, – встревает Дрю. – Родство со мной – это истинный дар.

– Нет, скорее проклятие, – со всей искренностью отвечает она.

– Ну конечно. Не будь я твоим братом, у тебя бы было вполовину меньше друзей и свиданий. – Мне-то кажется, что Дрю сейчас шутит, но Сара от его слов приходит в бешенство. Однако ее ответ я не осуждаю. Напротив, мне становится ее жаль.

– Ты абсолютно прав! В этом и есть гребаная проблема, Дрю! Все девчонки хотят дружить со мной, потому что думают, будто через меня получают свободный доступ к тебе. А парни хотят встречаться со мной, потому что уверены, что я такая же дешевая подстилка, как ты. Хочешь себе приписать все заслуги в моей популярности? Да пожалуйста. Все это благодаря тебе. – Тут она замолкает, поскольку чересчур взвинчена. Я вижу, Дрю уже жалеет о своих словах – такого исхода он совсем не ожидал. Мне хочется испариться из этой комнаты. Вот бы у кого-нибудь одолжить плащ-невидимку – сейчас он был бы как нельзя кстати.

– Мне противно быть твоей сестрой! – шипит Сара. – Я бы все отдала, чтобы не иметь такого брата!

Дрю ничего не говорит. В ответ не звучит дерзких реплик или насмешек. Он просто выходит из комнаты, оставляя нас с Сарой одних. Она тут же начинает плакать. Я всерьез жалею, что у них нет мороженого, поскольку без слов мне больше нечего ей предложить.

– Ненавижу его, – произносит она сквозь слезы. Я-то знаю, что это не так, но сказать ей не могу.

* * *

Тем же вечером мы вновь сдвигаем всю мебель к стене, чтобы Сара могла продемонстрировать родителям свои приобретенные навыки самообороны. Я привожу Дрю обратно в комнату и предлагаю ему выступить в роли нападающего. Затем освежаю в памяти Сары способы, как нанести противнику телесные повреждения. Дрю позволяет сестре бить его и ронять столько раз, сколько это необходимо, даже когда она, особо не сдерживаясь, делает ему больно. В последний раз он, подойдя к ней сзади, шепчет на ухо: «Прости» и обхватывает ее руками. В душе я надеюсь, что сейчас она вывернется из плотного кольца его рук, двинет ему локтем и убежит ровно так, как я ее учила, но она, к моей радости, поступает иначе. Когда он снова просит у нее прощения, Сара разворачивается в его руках и обнимает в ответ.

Как только Дрю ослабляет хватку, она со всей силы наступает ему на ногу и изображает удар коленом в пах. Миссис Лейтон разражается аплодисментами.