Джош
– Видок у тебя еще тот.
В восемь часов вечера Солнышко заявляется ко мне в гараж, готовая отправиться с Дрю на вечеринку. На самом деле она их ненавидит, но он все время таскает ее с собой.
По вечерам у нас с Настей уже сложился свой порядок. Сначала мы делаем домашнее задание, потом готовим ужин, а все остальное время торчим в гараже. Иногда она отправляется на пробежку, после чего возвращается и принимается шкурить доски или же, заглядывая мне через плечо, задает сотни вопросов обо всем, что я делаю. Она готова отшлифовать все что угодно, лишь бы не приближаться к станкам, потому что не уверена в своей руке.
– А что такого? Думаешь, не пойдет? Переобуваться я уже не стану. – Она смотрит на старые поношенные ботинки, которые позаимствовала у меня. На ее ногах они выглядят громоздкими: ей пришлось их туго зашнуровать, чтобы они не спадали. Изначально она явилась ко мне в умопомрачительном черном платье и туфлях с открытыми мысками. Но сегодня у меня работает множество станков, поэтому остаться она могла только при условии, если сменит обувь. В душе я надеялся, что Настя все же уйдет, дабы мне не пришлось смотреть на нее в этом платье, пытаясь удержать свой член в штанах, но она не избавила меня от страданий. Всего несколько недель назад я наконец смирился с тем, что она от меня не отстанет, и пообещал себе даже близко к ней не подходить. Я ведь не самоубийца. Но пока она разгуливает передо мной в облегающем черном платье и моих рабочих ботинках, мне все труднее сдерживать данное слово.
– Уверен, что не хочешь пойти? – спрашивает Настя. Она делает это каждый раз, когда уходит с Дрю. Но я ни за что не стану подвергать себя такому мучению, даже чтобы быть рядом с ней. В это мгновение на подъездную дорогу въезжает машина Дрю и спасает меня от необходимости отвечать.
– Прикольные ботинки. Мне нравится. Так уж и быть, разрешу тебе в них остаться.
В ответ она показывает Дрю средний палец, но на него это не действует.
– Поехали с нами, – обращается он ко мне. – Я тебя с кем-нибудь познакомлю.
– Сам знакомься. Мне и так хорошо.
– Ага, знаем мы. – Он переводит взгляд на Настю. – Мне тоже хорошо. Меня греет мое свое собственное Солнышко.
От его слов внутри меня что-то вспыхивает. Он ходит с ней на вечеринки, прикасается к ней, говорит ей всякую фигню, которую никак нельзя прощать. Но называть ее Солнышком я не позволю. Чтобы окончательно не взорваться, я со всей силы вбиваю в доску гвоздь. Через минуту их здесь не будет, так что скоро все закончится. Вот бы они убрались прямо сейчас.
– Еще раз назовешь меня Солнышком, и я тебя прикончу, членосос.
Неизвестно, чья голова поворачивается быстрее, моя или Дрю, но из нас двоих я точно лишаюсь дара речи. Как только осознаю, кто произнес эти слова, мое потрясение сменяется радостным удивлением. Я с трудом сдерживаю улыбку: очевидно, ей, как и мне, не нравится, что он называет ее Солнышком.
Уж не знаю, когда она решила с ним заговорить, но точно не сейчас. Возможно, мне до сих пор мало что известно о ней, но одно я уяснил: все ее поступки – это осмысленный выбор. Настя осознает последствия своих действий. Для этой девчонки не существует слова «спонтанность». Она просчитывает каждый свой вздох.
– Ты заговорила? Ты заговорила! Она заговорила! – Дрю смотрит на меня в ожидании моей реакции. Я молчу. Да, я удивлен, но не потрясен. И по-прежнему еле сдерживаю улыбку.
Его глаза округляются еще больше, если такое возможно.
– Ах ты сволочь! Ты все знал! – Он мечется между мной и Солнышком, не понимая, на кого смотреть. Мы стараемся не глядеть в его сторону.
В конце концов, Дрю берет себя в руки и успокаивается. Спохватившись, я иду к входу в гараж и опускаю дверь. Мой дом расположен в самом конце улицы, так что нас здесь никто не видит, но Дрю сейчас ведет себя чересчур громко, а лишние зрители нам не нужны.
– Так, так, так. – Теперь он явно доволен собой, хотя повода для гордости нет. Дрю любую ситуацию может обратить в свою личную победу. По всей видимости, решил, что под действием его неотразимого обаяния даже не-совсем-немая девушка заговорит. Или же что-то смекнул.
– Давно? – спрашивает он. Я не сразу понимаю, о чем идет речь, пока он пальцем не показывает на меня и Настю. – Вы двое? Давно?
– Между нами ничего нет. Мы просто общаемся, вот и все. – Я бросаю взгляд на Настю. Она стоит, прислонившись к верстаку, и смотрит на меня. Сложно сказать, чего она хочет: что-то донести до меня или, напротив, что-то получить. Я испытываю смесь облегчения и негодования. Хорошо, что теперь не нужно врать Дрю, но я никак не могу избавиться от ощущения, будто меня чего-то безвозвратно лишили. И забрала это она, даже не спросив.
– Вот и все? За все время она никому и слова не сказала. Ни одного. Кроме тебя, как оказывается. И ты говоришь «вот и все»?
– Я не хотел тебя обманывать. – Хотя обманутым здесь чувствую себя я. Теперь она стала чуточку меньше моей, чем была несколько минут назад.
– У нее даже нет акцента. – Дрю переключает внимание на Настю.
– Разочарован? – Ее голос источает мед, сдобренный мышьяком. Со мной она никогда не разговаривает подобным тоном.
– Очень. Мне казалось, это так горячо. Мое имя еще никто не выкрикивал с акцентом. А я ждал этого с таким нетерпением.
– Мерзавец. – Однако в ее голосе звучит больше веселья, чем отвращения.
– Наверное, целую вечность ждала, чтобы сказать мне это, да? Ну как, полегчало?
– Не особо. Думала, будет легче. – Размышляя над его словами, она морщит нос, отчего выглядит невыносимо милой. Решив, что разговор окончен, Настя идет в глубь гаража, чтобы нажать кнопку и поднять дверь.
– Эй, – успевает окликнуть ее Дрю, словно только что вспомнил нечто очень важное. – Ты назвала меня членососом?
В ее глазах вспыхивают лукавые искорки, уголок губ поднимается в легком подобии улыбки.
– Все верно.
Его взгляд озаряется тем же озорством, а улыбка излучает гордость и недоумение. Теперь понятно, почему она решила с ним заговорить.
– Тогда добро пожаловать в мой клуб, Солнышко.