Глава 24

Саттер

– Это последний долбаный раз. – В таких и только в таких ситуациях я признателен, что Таккер не может слышать моих слов.

Отец откидывается назад, отряхивая мозолистой рукой выцветший рукав своей рубашки, а другой рукой поглаживая подбородок, покрытый темной с проседью щетиной.

– Не пугай меня, сопляк, – отвечает он без всякого выражения на морщинистом лице. – Что ты о себе мнишь? Вваливаешься в мой дом и разговариваешь со мной так, словно отрастил себе яйца.

Он цедит слова через губу, и стоялый воздух наполняется смрадом дешевого виски. Конечно же старый мерзавец пьян. Завтра он, скорее всего, не вспомнит ни единого моего слова, но это не помешает мне сказать то, что я намерен сказать.

– Завтра я найму юриста, – заявляю я. Я несколько месяцев копил на хорошего адвоката с большим опытом в подобных делах. Нельзя просто взять и сказать государству, что ты считаешь, будто за ребенком следят недостаточно хорошо, чтобы государство передало ребенка под твою опеку. Это так не работает. Должен быть запущен процесс, проведено расследование, задействованы соответствующие службы. Протоколы, судебные слушания, оценки психологов…

Все это происходит не за один день и будет стоить мне всех моих сбережений, если спор затянется (а он затянется), но если мне наконец удастся вытащить брата из этого клоповника, я готов на любые траты.

– Ты жалкий трус, – говорю я сквозь стиснутые зубы. – Пародия на отца. Таккер заслуживает лучшего.

– Наверное, тебе больно вспоминать хорошие времена, а? – спрашивает он с безумной ухмылкой, почесывая живот.

– Хорошие времена? Какие еще хорошие времена? – Я невольно повышаю голос и сжимаю кулаки, сдерживаясь изо всех сил, чтобы не ударить его по лицу. – Ты имеешь в виду – до того, как мама ушла?

Он не отвечает, только кивает.

– У меня нет ни единого хорошего воспоминания о тебе. Знаешь, кто научил меня играть в бейсбол? Дедушка. Знаешь, кто научил меня менять колеса на машине? Джо Коллинз, наш сосед. Знаешь, кто научил меня…

– Хватит, хватит. – Он поднимает руку, а потом просто отмахивается от моих слов, потому что не желает их слышать.

Правда причиняет боль.

– В любом случае, я пришел сюда не затем, чтобы вспоминать о прошлом, – говорю я. – Это все мертво и похоронено. Я просто хочу дать тебе шанс быть человеком. Отпусти Таккера, пусть живет у меня. Не заставляй его проходить через всю эту мутотень со следствием и судом. Потому что это будет муторно и дорого. И я все равно выиграю.

– Свали отсюда ко всем чертям. – Он наваливается на подлокотник своего кресла, словно я загораживаю ему вид, и пялится в экран. Я сжимаю зубы.

– Если ты хотя бы попытаешься выместить это на Таккере, я убью тебя на хрен.

И я имею в виду именно то, что говорю.

Я выхожу в коридор, деревянный пол скрипит и прогибается при каждом моем шаге. Я останавливаюсь перед дверью комнаты Таккера и заставляю себя встряхнуться, чтобы он не видел меня таким. Закрыв глаза, я делаю три глубоких вдоха и изображаю на лице улыбку, прежде чем войти в комнату.

«Я уезжаю», – сообщаю я ему.

Он ставит на паузу видеоигру, откладывает контроллер в сторону, и я сажусь на кровать рядом с ним.

Взъерошив его волосы, я улыбаюсь ему, без слов заверяя, что все будет хорошо. А все будет хорошо, даже если мне придется истратить все мои деньги и все мое свободное время, все мои силы, чтобы добиться этого.

«До свидания», – сигналит мне Таккер. Он улыбается – но только губами, не глазами.

Я хотел бы остаться.

Я хотел бы увезти его обратно к себе.

Когда-нибудь так и будет. Когда-нибудь.

Я возвращаюсь к своему пикапу, завожу двигатель и выезжаю со стоянки задним ходом. Под колесами хрустит гравий.

На полпути к дому я вдруг осознаю, что мое сердце бьется чаще обычного, а в животе ощущается легкий трепет.

Неужели я радуюсь тому, что еду домой?

Я отказываюсь в это поверить. И все же я не могу этого отрицать.

Вчера вечером я намеревался снова потрахаться с ней. Мне казалось, что нам обоим нужна разрядка после того, что случилось в тот вечер. Но Таккер спустился вниз, и я какое-то время беседовал с ним на кухне, пока он ужинал – так, словно неделями не ел как следует.

К тому времени, как он отправился спать, а я поднялся наверх, Мелроуз уже уснула в моей постели.

Я улегся рядом с нею и больше не помню ничего.

Я помню, как проснулся и почувствовал запах блинчиков, и смотрел, как она порхает по моей кухне – словно мы все трое изображали маленькую счастливую семью.

И глядя на нее, я впервые за много лет позволил себя чувствовать что-то… и это было приятно, пока я не подумал: «Черт побери, должно быть, я свихнулся».

Я сворачиваю на другое шоссе и прикидываю, что буду дома минут через пятьдесят.

Через пятьдесят минут я увижу ее.

Глава 25

Мелроуз

Я мою посуду, по локоть в мыльной воде, из динамика телефона несутся лучшие хиты «Journey», и тут я чувствую, как чьи-то ладони скользят по моим бокам от талии к бедрам. Сердце начинает неистово колотиться, дыхание перехватывает.

Обернувшись, я вижу Саттера.

И это странное совпадение, потому что я как раз думала о нем, сравнивая то, что я испытываю к нему, со своими чувствами к Нику.

Ник дарит мне трепет и радость, ощущение дома, тепла и хорошего времени.

Но Саттер… Саттер заставляет меня чувствовать себя женщиной, зажигает во мне такое глубокое физическое желание, что это пугает меня. Иногда, если я думаю о нем слишком долго, мне приходится прерваться, чтобы перевести дыхание.

– Ты меня напугал, – констатирую я очевидный факт, потому что понятия не имею, что сейчас сказать. Потом я приглушаю музыку на телефоне. – Я не слышала, как ты вошел.

Всего пару часов назад я была с головы до ног упакована в «Прада» и «Картье» на званом ужине у бабушки, а сейчас я одета в спортивные штаны и майку, волосы стянуты в свободный хвост, от меня пахнет пригоревшим маслом и средством для мытья посуды, а передо мной стоит этот красавчик – с таким видом, как будто сейчас снова заставит меня готовить ему еду.

– Что… – пытаюсь спросить я, но он заглушает мой вопрос поцелуем. Тоже, наверное, в некотором роде ответ.

Губы у него мягкие, его язык проскальзывает мне в рот, а ладонь касается моей щеки. Я прижата спиной к раковине, полной грязных тарелок… но как же мне хорошо здесь и сейчас, когда Саттер Олкотт прижимается ко мне всем своим идеальным телом с отважным сердцем и сложной душой!

И все же слова Марицы эхом звучат у меня в голове, как звучали весь этот день, все громче и громче, и игнорировать их невозможно.

Я забрасываю мыльные руки на шею Саттеру, растворяясь в его поцелуе, в его мужском запахе, в тепле его тела… а потом легонько отстраняю его.

– Мне нужно кое о чем спросить тебя, – говорю я.

Он смотрит на меня своими янтарными глазами.

– Я же тебе не нравлюсь, верно? – спрашиваю я. Я знаю, что в суде такой вопрос получил бы отвод, но это куда проще, чем спросить напрямую: «Нравлюсь ли я тебе?»

Саттер не отвечает, но мне нужно от него твердое «да» или «нет». Если он скажет «нет», если снова начнет распространяться о том, как он «портит все» или что я «не нравлюсь ему в этом смысле», я буду совершенно точно знать, что Марица была права относительно того, почему я хочу Саттера.

Что я хочу его лишь потому, что не могу заполучить.

Меня гложет нетерпение.

– Нам же просто хорошо друг с другом? Это ничего для тебя не значит?

Опять же, это намного проще, чем спросить: «Нам хорошо друг с другом? Значит ли это для тебя что-нибудь?»

– С чего это ты вдруг? – спрашивает он, по-прежнему не сводя с меня взгляда.

Подушечки моих пальцев стали сморщенными от воды, лишая этот момент всякой сексуальности.

– Я хочу лишь убедиться, что мы настроены одинаково. Во всем. Я не хочу, чтобы кому-то из нас было больно.

Он прищуривается.

– Почему ты говоришь со мной моими собственными словами?

– Это значит «да»? – спрашиваю я.

– Да, – соглашается он. – Мне с тобой просто хорошо.

Я встаю на цыпочки, признательная за то, что это хоть как-то похоже на ответ, а значит, можно перестать теряться в догадках. Я снова прижимаюсь губами к его губам. Нет ничего плохого в том, чтобы кому-то с кем-то просто было хорошо. Вообще ничего.

– Мы были бы ужасной парой, верно? – спрашиваю я между поцелуями, избегая вопроса «Какой парой мы были бы, как ты считаешь?»

Его ладони скользят по моим бедрам, обхватывают мои ягодицы, а потом он поднимает меня и усаживает на кухонную стойку, рядом с раковиной, где мокнет грязная посуда. Миг спустя его пальцы проникают под край моей майки и ласкают живот.

Мы встречаемся взглядами, когда он через голову сдирает с меня майку и отбрасывает в сторону. Потом с силой прижимается губами к моей шее, и на секунду мне почти кажется, что он сейчас укусит меня.

– Самой ужасной… – продолжаю я. – Ты можешь себе это представить?

Прижимаясь к нему бедром, я с предвкушением вздыхаю, почувствовав, как затвердел его член.

У него на меня стоит. Он хочет меня. А я хочу его.

О боже, как я его хочу…

– Даже если бы мы… ты понимаешь… – начинаю я, когда он сдергивает с моего плеча лямку лифчика и целует мою горячую кожу, по которой от каждого его прикосновения бегут мурашки. – Это бы все усложнило… мы же соседи и все такое…

Я запрокидываю голову назад, а он расстегивает мой лифчик и начинает играть с моими сосками. Сначала пальцами, а потом языком, не спеша, описывая круги.

– Мелроуз. – От того, как он произносит мое имя, низким гортанным голосом, полным первобытного желания, жаркая пульсация у меня между ног переходит в боль-наслаждение.

– Да?

– Хватит болтать. – С этими словами он подхватывает меня на руки, и я крепко обвиваю его ногами, пока он несет меня в свою постель, подобно пещерному человеку.