Глава 11

Маша

Дар убеждения у шефа был феноменальный. Ладно, я – за любой кипишь, кроме голодовки. Ладно Ванька. Как ученик, он обязан подыгрывать всем вытребенькам учителя. Но как Базиль убедил играть Сета – тайна сие великая есть.

Треп о какой-то там сделке, на мой взгляд, фигня. На то Сет и хозяин своему слову: захотел – дал, захотел – взял…

Словом, когда взошло солнце, мы оказались на поле, как одуванчики перед газонокосилкой. Такие же воздушные и хрупкие с недосыпу…

Поле было круглое, как блюдце. Или как громадное блюдо – дальняя кромка скорее угадывалась, чем виднелась. Покрывал его веселенький коврик зеленой травки.

– Вань, ты что-нибудь видишь? – подпрыгивая и вытягивая шею, я пыталась разглядеть плацдарм. – Вань, не стой столбом, подсади меня.

– Куда подсадить?

– Да себе на плечи, орех ты кокосовый… Мне тоже посмотреть охота.

Поворчав, что не нанимался таскать ворон и мелких рыжих вредин, он подчинился.

– Ну вот, теперь другое дело!

С высоты Ванькиного роста поле казалось не таким уж и громадным. Просто большим. Окружали его заградительные щиты, за ними подымались трибуны. Они расходились концентрическими кругами, как Мальстрем, и были забиты до отказа.

Черное курчавое море рождало впечатление, что где-то неподалёку обретается еще три-четыре Африки, всё население которых собралось здесь, на стадионе.

Море волновалось, скандировало речевки – звук грохотал, как прибой во время шторма. Хотелось тихо опуститься на травку, прикрыть голову и ползти в сторону кладбища…

А ворот на поле, сюрприз, сюрприз!.. Было сразу восемь штук. Нет, я не шучу. И не заливаю. И даже не приукрашиваю. Похожие на клетки для волкодавов, они были расставлены по окружности, на равном расстоянии друг от друга. Интересное кино… Значит, играть будут все команды сразу? И почему наша птичка забыла рассказать о такой мелкой, совсем незначительной детали?

Перед воротами стояли игроки. Справа от нас – гориллы. Ихний капитан даже помахал нам громадной лапищей. Слева – почти что люди. В настоящей спортивной форме, в шлемах с забралами, наколенниках и бутсах. И я говорю "почти", потому что, положив руку на сердце, были это совсем не люди.

Это были ящеры. Здоровенные такие тритоны с зеленой чешуйчатой кожей, раздвоенными языками и шипастыми бревнами вместо хвостов. Они во всю выпендривались перед публикой: делали стойки на руках, мгновенно собирали и разбирали пирамиду из собственных тел и крутили сальто.

Трибуны ревели.

Пигмеи стояли сразу за тритонами. Я еще подумала: – дяденьки-полицейские пришли следить за порядком. Но ошиблась. Дяденьки-полицейские пришли поиграть. В их руках не было привычных копий, зато имелись тяжелые на вид дубинки.

Внешне дяденьки-пигмеи тоже преобразились. Лица их, раскрашенные белыми точками, издалека напоминали посмертные маски. Те самые, что в перспективе украсят братские могилы других команд…

– Гамаюн, – позвала я. Ворона сидела на другом Ванькином плече. От птицы пахло нагретой смазкой и раскаленным железом. – Ты говорила, оружие запрещено.

– Это не оружие, – откликнулась птичка. – А спортивный инвентарь.

Я отвернулась, и посчитала до пяти. Очень хотелось скинуть вредную тварь на землю, разобрать на запчасти и прыгать на них, пока железные детальки не превратятся в труху…

– Почему ты нам не сказала? Об инвентаре, восьми воротах… Может, в последний момент выясниться, что играть надо тремя мячами?

– Ну…

– Короче, ты облажалась, Гамаюн. Не спорь. После таких проколов тебя точно сошлют. И даже не в Москву, а куда-нибудь в Сибирь, на лесоповал. Будешь своими байками лесорубов травить.

– У нас нет никакого инвентаря! – завизжала ворона. – И всё равно мы не умеем им пользоваться… Крылья, ноги и хвост – вот то, что нужно для победы.

– Еще голова, – пробурчал Ванька. – У нас она, как выяснилось, одна на всех. Да и та в Москве осталась.

Игру напарник не одобрял. Еще ему не нравились я, Лумумба, Гамаюн, Бумба, Сет и жара. Но больше всего ему не нравилась Африка.

Ваньке хотелось побыстрее раскрыть преступление. А потом вернуться в Москву и заняться скучными, рутинными делами. Такими, как зачистка Московского метро от упырей.

А солнце жарило по полной. Я сейчас реально поняла, что свет может давить, как мешок с песком. Причем песком, хорошенько прокаленном на сковородке… Засвистев невинный мотивчик, я принялась обозревать остальные команды.

И наткнулась на пристальный взгляд желтых, с синими крапинками, глаз. Принадлежали они строгой на вид тетеньке с высокой прической из косичек, одетой во всё белое.

На мгновение эти глаза закрыли собой весь мир. Широко распахнутые, гипнотические, они завораживали и затягивали в себя. В их глубине что-то вращалось… Голова закружилась, зеленое поле вдруг стало вертикальной стеной, а затем и вовсе перевернулось.

– Маша! Маша, очнись! – еле успела перехватить Ванькину лапищу, отведенную для удара по второй щеке.

– Тебе палачом работать не предлагали? – буркнула я, пытаясь языком пересчитать зубы. – Один узник – один удар. И хоронить не надо: скатали в трубочку, и на полку.

– Я думал, тебе плохо!

– Мне хорошо. Особенно, когда не расплющивают и не бьют по морде, – я потерла гудящую скулу. Синяк, наверное, до коленок доползет…

– Ну извини, что я о тебе беспокоюсь.

Громко засопев, напарник отвернулся.

Я закусила губу. Ну почему у нас так? Только я к нему приласкаюсь – тут же грубит, отталкивает. А если он ко мне льнет – я пинаюсь… "По полям, по дубравам, дружат Марья с Иваном…" Да что-то дружбы той – с воробьиный нос. Расстройство одно.

Сделав вид, что это я просто шнурки завязывала, я поднялась. Затем постаралась найти взглядом тетку. Как-то хитро надо к ней присмотреться, чтобы снова в обморок не загреметь…

А тетка-то и не думала прятаться. Стояла себе неподалёку и усмехалась. Красивая. Скулы высокие, как небоскрёбы в Москве, кожа – будто кофе с молочно-розовой пенкой… А повадки – как у трущебной кошки.

Вздохнув, я отвернулась.

Магов я навидалась достаточно. И сгорающих свечками однодневок, и пылающих газовыми горелками долгожителей… Вот Лумумба например, или товарищ Седой, могли погасить свет в комнате, просто подмигнув.

Эта тётка могла погасить целый дворец. Не моргая.

Рядом с тёткой-кошкой тёрлись двое подростков. Всё было при них: дреды до плеч, полосатые вязаные беретки и широкие клоунские штаны. Один дымил громадной козьей ногой, а другой, нацепив круглые черные очечки, вытянулся на траве – принимал солнечные ванны.

– Бвана, вы видите? – оказывается, Ванька тоже смотрел на троицу.

– Разумеется, – шеф отвесил женщине витиеватый поклон. Та в ответ чуть кивнула.

…Базиль, в отличие от нас, цвел хризантемой и благоухал, как французская королева. С головы его помахивала петушьим пером треуголка, шею обнимало кружевное жабо, с плеч струился бархатный камзол. О сапогах я вообще молчу: в начищенной до блеска коже отражалась вся Африка и сопредельные страны в придачу.

Нет, я не понимаю: он играть собрался, или на банкет с шампанским и устрицами?

Бог смерти протрезвел, побрился и поглядывал довольно воинственно. От него почти не пахло сивухой, зато аромат цветочного одеколона шибал просто наповал. Надо будет посоветовать шефу это чудо морское нападающим сделать. Он одним запахом половину соперников перебьет…

Несмотря на то, что вырядился в поддельную спортивную форму, белоснежные кроссовки и сине-желто-зеленые гольфы, рядом с шефом он смотрелся, как фазанья курочка рядом с мужем.

Стратегию игры мы обговорили заранее. Инструктаж, правда, занял минуты две и заключался в приказе шефа действовать по обстановке, смотреть в оба и не зевать.

На меня оставили ворота. Смысла я в этом особого не видела, но возмущаться не стала. Я – охотник на монстров. Приходилось работать с вурдалаками, мантикорами, гидрами и грифонами, с мелкими пакостниками вроде шатунов, слякотников и причетников… С зомби, разумеется… Я знаю их повадки, умею выследить, не выдав себя, заманить в ловушку или убить в честном поединке.

Но здесь, на поле с зеленой травкой, собрались такие монстры, о которых ни в одной книжке не пишут и ни в одном кино не показывают. Это были монстры природные, монстры по натуре, монстры божьей милостью. Им богами прикинуться – что задницу почесать.

Я что хочу сказать: я привыкла к креатурам, наколдованным обычными людьми. Эти же были, как шампунь от перхоти. Два в одном: маги и чудовища, одновременно…

Честно говоря, меня к такому не готовили. Я будто попала в лес, где на каждом дереве висит табличка "здесь водятся драконы", и нет ни одной карты.

Бабуля – в той, до Распыления жизни, был профессиональным киберигроком. Так вот, он говорил: даже в игре нужно рассчитывать силы и трезво оценивать возможности. Иначе никаких жизней не хватит.

И я решила не выпендриваться. Побыть, как называл это Таракан, в запасе. Поле большое, монстров много. Пусть жрут друг друга.

А когда грядочку проредят, тогда и для меня работка найдется…

И еще один любопытный момент: вожак горилл, улучив момент, жестом подозвал Ваньку и что-то пробурчал на ухо. Ванька благодарно кивнул, похлопал гориллу по плечу и рванул назад.

– Это… – он даже запыхался от возбуждения. – Оказывается, Гамаюн, как существо магическое, попадает под правило шестидесяти секунд.

Мы посмотрели на птичку.

– Ты ведь об этом знала, милая, не так ли? – ласково вопросил шеф. Ворона заметалась.

– Да я… наверное, забыла.

– Нет, милая. Ты собиралась сорвать игру, – шеф уставил на птицу обличающий перст. – Ты рассчитала: как только минует шестьдесят секунд, нам припишут удаление.

Гамаюн накрыла голову крыльями.

– Хозяин, я хотела как лучше… Вас же тут убьют. Покалечат и изуродуют… Что я Товарищу Седому скажу?

– Значит так… – начал Лумумба.

В этот момент прозвучал сигнал к построению. Все потрусили к середине поля.

– Твоё счастье, что игра началась, – быстро сказал шеф. – Но если проиграем – ты летишь в Москву, – он тюкнул её пальцем по голове и ворона, каркнув от неожиданности, втянулась шефу под ноготь.

Игра началась.

Момент, когда это произошло, как-то смазался.

Прозвучал гонг, с неба упали три крохотные точки, к ним рванули игроки. Я не сразу сообразила, что точки – это и есть мячи.

От ворот видно не так уж много. Слева застыл тритон – по-моему, он даже не моргал. Справа – горилл. Упершись костяшками пальцев в траву, он мерно раскачивался, ухал и поглядывал на меня добрыми маленькими глазками. Когда я на него посмотрела, горилл извлек откуда-то банан, улыбнулся и кинул его мне.

Основное рубилово шло в середине поля. Игроки казались оловянными солдатиками, выставленными на ковер в детской.

То и дело приходилось подпрыгивать и вытягивать шею, чтобы хоть что-то увидеть. Эх, мне бы ноги подлиннее… Или стремянку на худой конец.

И тут мимо – я почувствовала, как взметнулись волосы – пронесся золотисто-коричневый сквозняк. Мелькнул, как молния, и пропал, оставив запах мускуса и ощущение шелковистого меха.

Раздался пронзительный сигнал – будто прямо над ухом рвут железный лист. На наших воротах скрестились несколько разноцветных лучей. Трибуны взревели, небо над полем начало подпрыгивать, словно крышка на кипящей кастрюльке.

Нич-чего не понимаю…

– Ты пропустила гол! – рядом возник напарник. – Слышишь? Ты гол пропустила!

– Какой гол? Где?

Оглянувшись, я увидела позади себя мяч. Он лежал, уютно устроившись в сетке ворот, как кот в корзинке, и издевательски мурчал.

Не помня себя от досады, я пнула неблагодарную скотину в брюхо. Вспорхнув, мяч описал красивую дугу и упал где-то за центральной полосой, на другом конце поля. Трибуны снова взвыли.

– Еще два попадания, и нас удалят! – горячился Ванька.

Морда у него была красная, распаренная, рубаха насквозь пропотела, но глаза горели тем азартным огнём, какой бывает у рыбаков, почуявших поклёвку.

– Да я… – ну как ему объяснить, что я толком даже не видела, как это произошло. И в следующий раз не увижу.

На миг охватило облегчение. Еще два попадания – и мы вне игры. Ну, стрёмно. Ну, позорно. Зато можно будет забиться в уголок, заткнуть уши, зажмуриться и представить, что я в своей продавленной уютной кроватке, в Бабулином доме. Сейчас войдет Ласточка и скажет, что пора на работу – динозавра валить…

А еще очень хотелось плакать. Нет, я не плакса, вы не подумайте. Просто…

– Шевелись! Не зевай! – ко мне подбежал Лумумба.

И как ему не жарко в таком прикиде, ума не приложу. Хоть бы треуголку снял.

– Шеф, я не хотела…

– Это я виноват, – он упер руки в колени. – Неправильно оценил потенциал. Будешь нападающим, поняла? А на воротах я сам постою.

– Бвана, но как же… Она же… – онемел Ванька.

– Гол забил оборотень-ягуар. У неё не было шансов. Против них – ни у кого нет.

– И что дальше?

– Постараемся держать перевертышей подальше от ворот, – шеф выпрямился и несколько раз, разминаясь, взмахнул руками. – Наша задача – быть в игре до конца. Когда в противниках останется только одна команда – тогда всё и решится. А пока, пусть бьются другие. А мы подождем.

Ну прямо мои мысли…

– Как-то не спортивно… – заныл Ванька.

Да что ему теперь-то не нравится? То вообще играть не хотел, а теперь копытом бьет, как племенной жеребец.

– Мы не спортсмены, – обрубил его шеф. – Мы – опергруппа. Для нас главное – победа. А не участие.

Ванька кивнул, но было заметно, что с позицией шефа он не согласен.

Прозвучал сигнал вернуться в игру.

Я побежала. Просто побежала изо всех сил, и это было здорово. Трава пружинила под новенькими – спасибо шефу – кроссовками, ветер обдувал горячую кожу, а самое главное, когда бежишь – больше ни о чем не думаешь.

Мимо, больно хлестнув хвостом, вновь мелькнул оборотень. Я полетела носом в траву.

Это та самая тетка в тюрбане, поняла я. Она мне сразу кошку напомнила. Причем, не рафинированную киску с бантиком, а жестокую помойную воительницу, готовую убить за рыбью голову. Опасная дама. Очень опасная…

Не успела я подняться, как прямо из воздуха материализовалась Гамаюн. В когтях она сжимала мяч.

– Пинай, – заорала птица, бросила мяч мне под ноги и пропала. Только воздух схлопнулся.

Я пнула. Точнее, сначала я оглядела поле, а уж потом размахнулась и запулила мяч в самую гущу игроков.

Что тут началось! Смешалось всё: гориллы, люди, под грохот башенных орудий… Мяч скрылся под кучей-малой. Вот пигмей, прижимая мячик к пузу, быстро пополз прочь, но его, схватив за штаны, утащила вглубь потасовки могучая черная рука.

Вопли болельщиков накатывали, как прибой.

Гориллы организовали живой таран. Упираясь друг другу в спины и ворча, как рассерженный шар для боулинга, они вбежали в самую гущу потасовки. Противники разлетались, как кегли.

Дяденька в чалме выдрал из бороды волосок и что-то забормотал. Перед стеной горилл появилась… просто стена. Кирпичная, добротная. С осыпающейся кое-где кладкой, но зато толщиной в метр. Гориллы попытались стену обогнуть – та передвинулась вместе с ними. Попытались в другую сторону – и стена туда же. Тогда они, сгрудившись всей кучей, начали толкать её в середине, как упрямую бурёнку.

М-да, не слишком далёкие парни – эти обезьяны… Могли ведь разделиться и обойти стенку с двух сторон.

Будто прочитав мои мысли, они так и сделали. Но стенка тоже разделилась! Упс…

Спустя минуту колдовство, как и положено, рассеялось и гориллы повалились в траву. Куча-мала рассосалась, мяч упрыгал в сумке у кенгуру – я так и не поняла, наколдованном или нет. Впрочем, кенгуру в Африке не водятся…

К моему ужасу, на месте кучи-малы осталось несколько тел. К ним спешила скорая помощь: санитары с носилками. Тела погрузили и унесли, а игра покатилась своим чередом.

Передо мной вновь возникла ворона. Конечно же, с мячом.

– Когда скомандую, пасуй Сету.

Я лихорадочно стала искать глазами нашего волосатого коротышку. А! Вон он…

– Давай!

Я пнула. Мяч полетел и приземлился у ног бога смерти. Тот, не зевая, тоже пнул. Через секунду раздался мерзкий звук – будто рвут консервную банку.

Трибуны взревели. Люди, потрясая кулаками, вскакивали с мест, и от этого по зрителям шла неровная рябь. У меня заложило уши.

– Что случилось? – прокричала я пробегающему мимо Ваньке.

– Сет забил гол!

– Кому?

– Не важно!

Ну да… Пока на поле столько команд – пофиг, кому прилетит. Главное, чтобы прилетело…

– Нэ спи! – мимо, подхватив меня на руки, промчался Сет.

По тому месту, где я только что была, пронесся камень. Около двух, согласно регламенту, метров высотой и с множеством маленьких ножек под брюхом. Передвигаясь с ужасающей скоростью, он проложил просеку в игроках, подминая их под себя, как асфальтовый каток.

– Спасибо, – я ошалело поблагодарила бога смерти.

– Нэ за что… – и Сет умчался.

Перед моим лицом возникла оскаленная морда. Я не задумываясь, ткнула пальцами ей в глаза. Морда, жалобно визжа, умчалась.

Опять ягуар. Не знаю, тетенька или кто-то из её детишек… Надо убираться с этого края поля. Кошки, говорят, очень злопамятные…

Всё слилось в мешанину из рева противников, голов, беготни – в-основном, от разъяренных ягуаров: чем-то я им не понравилась. Может запах другой, или глаза не того цвета…

Появилась Гамаюн с мячом – и я опять пнула. И забила гол. Кажется. Кто-то подхватил меня на руки, закружил – небо завертелось, как в калейдоскопе. Кто-то слюнявил щеку, кто-то бил по спине…

Радоваться сил не было. Хотелось пить, есть, но, самое смешное, больше всего хотелось спать. Глаза прямо слипались. Адреналин был истрачен и организм устроил забастовку.

Я была готова рухнуть прямо на траву, но тут раздался рёв гигантской раковины – объявили перерыв. Целых двадцать минут покоя и тишины.

Пришлось тащиться через половину поля к своим воротам.

В глубине души я ожидала, что меня похвалят – как никак, гол…

Но мечтать не вредно. Моего появления даже не заметили. Ванька сидел понурый, как старая лошадь, Сет кривился на один бок, правая скула рассечена – кровь черными бусинами засохла на смуглой коже. Гамаюн тоже была здесь – видимо, перерыва правило шестидесяти секунд не касалось.

– Что случилось? – обреченно спросила я.

– Автогол, – вздохнул Ванька.

– Что это такое?

– Ты забила в свои ворота.