Глава 10

Иван

– Главное правило Большой Игры… – ворона почесала клюв. – Нет никаких правил.

Мы с напарницей переглянулись.

– Что, выходим на поле и мечемся, как сумасшедшие? – спросила Машка.

А я про себя подумал: всегда есть правила. В колдовстве, в любви, в мирной жизни и на войне… Значит, и здесь без правил не обойдется.

– Никто никуда не мечется, – возразила ворона, а я посмотрел на Лумумбу.

Учитель, с удобством развалившись в бамбуковом кресле, уже прикладывался к серебряной фляжке. Будто его это всё не касалось. Будто его здесь и вовсе нет. Может, наставника заколдовали?

Я осторожно принюхался. Да нет, посторонней магией не пахнет, только клопами…

– Значит, какие-то правила всё-таки есть, – уточнил я у вороны.

– Ну да, какие-то, – согласилась Гамаюн. – Весьма условные. От трёх до одиннадцати игроков, от одного до трёх магов. На каждое заклятие – шестьдесят секунд. Но боевые запрещены. Никакого оружия, опять же… Только то, что дано природой, матерью нашей.

– Это тебе-то природа – мать? – фыркнула Машка. – Жертва магической вивисекции.

– Это я-то жертва? Да как ты…

– Как штрафуют нарушения? – перебила напарница.

Ну конечно. У Машки чёрный пояс по нарушению правил. Её это в первую очередь волнует… А Товарищ Седой рассказывал, что до Распыления любой вор Уголовный Кодекс наизусть цитировать мог.

– Штрафов в Игре не предусмотрено, – сказала Гамаюн.

– Ура! – обрадовалась Машка.

– Нарушителя сметают с поля метелкой.

Закрыв глаза, я помассировал виски. Голова напоминала лопнувший на солнце арбуз. То, что сейчас была ночь, вовсе не умаляло этого сравнения… Воздух, пропитанный ароматами горящих поленьев, потных разгоряченных тел, экзотических цветов и пряностей, лип к коже, как влажный полиэтиленовый мешок. Оставалось завидовать змеям: те умеют сбрасывать шкуру…

– Бвана, ничего не хотите сказать? – я посмотрел на наставника.

Тот почесал шевелюру под шапочкой, поднял глаза к небу – будто там надеялся найти ответы на все вопросы – и развел руками.

– Не ссы, напарник. Прорвемся. Ничего сложного я в этой игре не вижу, – авторитетно заявила Машка, главная специалистка по африканским играм.

– Может, и меня просветишь? – почему никто, кроме меня, не боится?

– Да проще простого! Ты кастуешь одного дракона, шеф – другого… Ну, и Сет изобразит что-нибудь божественное. Кстати, где он?

– Да что с тобой такое? – вызверился я. – Чуть что – сразу драконы! Пунктик у тебя по ним, что ли?

– Если ты знаешь другое, настолько же злобное, безбашенное и беспринципное чудовище – пожалуйста, – пожала плечами напарница.

Я честно напряг извилины. Нет. Ничего ужаснее, чем взбесившийся дракон, мне на ум не приходило. Разве что маг, кастующий взбесившегося дракона…

– Вот то-то же, – ухмыльнулась Машка. – Значит, слушай сюда…

– Драконы запрещены, – оборвала наполеоновские планы напарницы Гамаюн. – Вообще ничего выше двух метров и тяжелее двухсот килограмм.

– Значит, ма-а-аленького дракончика всё-таки можно?

– Да как ты не понимаешь…

– Нет, это ты не понимаешь…

– А кто следит за исполнением правил? – перебил я, пока эта их перепалка не превратила меня в сумасшедшего дракона.

– Магическая клетка Фарадея, – ответила ворона. – Она накрывает всё поле во время игры. Шаг вправо, шаг влево – и никто не узнает, где могилка твоя…

– Ты же говорила, нет никаких правил, – совсем понурилась Машка.

– Можешь кусаться, – великодушно разрешила птица. – Или плеваться – тоже милое дело.

– Вот я тебя сейчас укушу…

– Зубы сломаешь.

И тут из Дома Танцев показался капитан горилл. Приветливо махнув нам огромной лапищей, он потрусил прочь, непринужденно отталкиваясь от земли костяшками пальцев. За ним потянулась вся команда…

Мы задумчиво проводили взглядами игроков-фаворитов.

Когда последняя мохнатая спина скрылась под сенью пальм, с моих глаз наконец спала пелена. Кого мы обманываем, обсуждая на полном серьёзе участие в Игре? Да еще и с намерением победить? Для нас это не более чем садистки-изощренный способ самоубийства.

Товарищ Седой по головке за такое не погладит. Я вовсе не шучу: широко известный факт, что Товарищ Седой имеет очень хорошие связи на Том свете. Если мы провалим задание, он и в царстве мертвых устроит нам веселую жизнь…

– Ты играть не будешь, – заявил я Машке своим самым убедительным тоном.

– Что-что? – напарница посмотрела на меня тем особенным прищуром, который приберегала для клинических дебилов.

– Это слишком опасно, – понимаю, ничего глупее я сказать не мог.

– Помнишь, еще в Мангазее мы договорились, что не будем решать друг за друга? – спросила напарница.

– Маш, тут совсем другое, – я торопился сказать, пока она не перебила. – Тут будут и другие маги. А маги – существа беспринципные. Как драконы. Они колдовать станут…

Напарница схватила меня за грудки. Вероятно, она хотела эффектно притянуть меня к себе, чтобы прошипеть угрозу в лицо, но вместо этого повисла на моей шее, как маленький рассерженный терьерчик.

– Я буду делать то, что хочу, и где хочу, понял? Если я решу играть, или убить Бумбу, или управлять Вселенной, никто, а тем более ты, меня не остановит, понял? Я – охотник. Я могу завтракать магами, и только косточки выплевывать. И никто мне этого не запретит!

– Выплевывать косточки? – нежно спросил я, снимая напарницу со своей шеи и осторожно ставя на землю.

– Вот именно!

– Ну хочешь, я тебе руку отдам? Обглодаешь, и плюй сколько хочешь…

– Ты прекрасно понял, что я хочу сказать. Ты думаешь, я – никчемная малявка, и только путаюсь у тебя под ногами…

– И вовсе я так не думаю. Я думаю, что ты – самая замечательная, самая…

– Можно мне высказаться?

Я будто наткнулся на стену.

Мы уже забыли о наставнике. Честно говоря, мы забыли обо всём. О Бумбе, об Игре, об Африке и Мертвом Сердце. Сейчас для нас существовала только одна задача: любой ценой доказать свою правоту. Не выдавая истинных мотивов. Просто при одной мысли о том, что Маша может узнать… В общем, лучше я в Навь пойду. Устрою поединок с Мушхушем.

– Шеф, вы же не дадите Ваньке…

– Бвана, вы же не позволите Машке…

– Хозяин, вы же не дадите им…

– Играть будем все.

– Ну шеф, вы же без меня не спра… Что?

– Мы все примем участие в игре. Даже Гамаюн.

– Я – существо редкой красоты и ценности. А вдруг меня там поцарапают?

– Бвана, подумайте хорошенько: ну что Машке делать на поле? Её там просто затопчут, и…

– Не затопчут, – отрубил Лумумба и, кряхтя, поднялся из кресла. – У меня есть план.

План! Ну надо же. О сколько их упало в эту бездну…

– Бвана. Я вас очень прошу…

– Хозяин, вы меня без ножа режете…

– Ур-р-ра! Вот теперь-то мы повеселимся!

– Всем молчать.

Бвана щелкнул пальцами и мы заткнулись.

Наставник прошелся вдоль строя, заложив руки за спину. В белой феске, в длинном белом одеянии, с седой, как снег, головой, он походил на пророка из старинной книжки. Осталось вызвать разлитие кровавых вод и выход из оных морских чудовищ, дабы поглотили оне всё живое на белом свете…

– Долго ждать придется, – усмехнулся наставник.

– Чего? – вылупился я.

– Морские чудовища. Мы в экваториальной Африке, здесь до океана пилить и пилить… Так что с абокралипсисом придется подождать, – он отечески похлопал меня по плечу.

– Я что, вслух говорил? – спросил я у напарницы.

– Я ничего не слышала, – пожала плечами Машка. Ворона недоуменно развела крыльями.

***

– Вы что же думали, я все эти дни только ел, пил и ни о чем не беспокоился? – спросил Лумумба, прохаживаясь вдоль строя. – Таки вы были правы. Но сейчас я подумал вот о чем, – он по-очереди заглянул в глаза мне, Машке, вороне… – Мы с вами – опергруппа. Больше того, мы – команда. Семья… – учитель громко икнул и приложился к фляжке.

– Ага, особенно, это чудо враждебной техники, – буркнула напарница, косясь на ворону. – Прямо младшая сестрица… Та, которую в бочку закатали.

– Не перебивать, когда на меня находит поэтический слог! – пошарив в жилетке, надетой поверх саронга, Лумумба вытащил трубку, нечувствительно разжег её пальцем, выпустил клуб дыма и встал в позу. – Мы – отдельная боевая единица. В этот трудный час, когда кругом одни враги, жизнь диктует свои законы. Свои жестокие законы. Я не стану говорить о цели – она вам известна. Мы, господа присяжные заседатели, должны победить. И мы победим.

Лумумбу несло. Несло на волнах того вдохновения, которое посещает приговоренных к смерти. Как щепку в сточной канаве. Как нищего, объевшегося зеленых яблок… И я не выдержал.

– Соратники, – сделав шаг вперед, начал я дрогнувшим голосом. – Как завещал великий Лумумба, свобода и честь – самые главные сокровища. Великие воины говорят, что можно отобрать землю, на которой мы живем, но нельзя отобрать землю, в которой нас похоронят. Так вот: не бойтесь смерти! Один раз через это нужно пройти… А потом бвана нас призовёт, поднимет, и нам уже ничего не будет страшно. Потому что даже могил у нас не будет, а значит – терять нам будет абсолютно нечего…

– А что это вы тут дэлаэтэ?

Сет был в дымину. В одной руке у него был калебас с пальмовым вином, в другой – девушка, одетая в одну травяную юбочку. Она пьяно хихикала и висла у бога смерти на шее.

– Через Нил прыгаем, не видишь что ли? – отбрила Машка. Я с ней был солидарен: пьяная ипостась Сета была еще неприятнее, чем трезвая.

– Тебе что больше нравится: стоять в воротах или бегать по полю? – спросил наставник, критически оглядывая это ходячее недоразумение.

– Только его нам и не хватало! – испугался я. – Одумайтесь пока не поздно, наставник. Он всё испортит…

– Непра-а-ально рассуждаешь, младший, ик, падаван! – отпустив девушку, гримасничая, Сет выпрямился. Но, даже поднявшись на цыпочки, всё равно доходил мне только до нижнего ребра. – С-смерть – всему голова… А я – он и есть…

– Да тебя соплёй перешибить можно, – выплюнула напарница. – То же мне, гвоздь беременный.

Сет начал фокусироваться на Машке. Глазки его похолодели, сделались тупыми и равнодушными…

– Мы принимаем участие в Большой Игре, – сказал наставник. – Третьим будешь?

До Сета начало доходить. Не скажу, что он тут же протрезвел, но сделал поистине божественное усилие, чтобы не шататься.

– Вы… что? – переспросил он тихо. Обычно такой голос раздается с другого конца руки, поигрывающей перед твоим лицом заточкой.

– Мы, – поправил его бвана. – Мы участвуем в Игре.

– Это значит, что ты тоже, – охотно пояснила Машка. – Хотя я сомневаюсь, что от такой козявки будет толк.

– Козявки? – переспросил Сет, а затем повернулся к Лумумбе. – Убэлы её от мэня! Как мужчына прошу, убэлы па-харошему… Иначэ я за себя нэ атвечаю.

– Ты заключил сделку, Сет, – равнодушно сказал бвана. – А это значит…

– Я знаю, что это значит! Но оскорбления моей персоны в условия не входили! А у меня, между прочим, тонкая душевная организация. И депрессия.

– А мой конёк – игра на нервах, – перебила Машка. – Не дадим друг другу заскучать?

– Уйми её! – прошипел Сет, яростно глядя на меня. – Слышишь?

– Ладно, Маш, оставь его в покое, – я попытался взять напарницу за руку, но та вырвалась и отскочила.

– Не трогай меня, – прошипела она могильным голосом.

– Я-то чем виноват? – нет, честно. Я даже не понял…

– Ты не хочешь, чтобы я играла. Ты вообще не хочешь, чтобы я тебе помогала. Я тебе не нужна!

– Не правда это! Я только хочу тебя защитить…

– Тили-тили тесто, жених и невес… – я махнул кулаком и ворона воткнулась клювом в землю. Честное слово, я не хотел так сильно… Но ведь накипело!..

– Еще раз вякнешь – все перья из хвоста повыдергаю и в гузку вставлю, – шепотом пообещал я.

– Я буду участвовать, – кивнула Машка.

– Ну вот, милые бранятся… – птица отряхнулась и выплюнула песок. – Главное, объединить влюбленных против общего врага.

– Да никто здесь не влюбился! – закричали мы с Машкой хором. Затем замолчали. Переглянулись…

– Ну что, выпустили пар? – осведомился Лумумба. – Имейте в виду: даже моего ангельского терпения на всех не хватает.

– Крылья у вас, хозяин, без сомнений, есть, – не упустила возможности подольститься Гамаюн.

– Ага, – кивнула напарница. – Только черные. И кожистые.

Все замолчали. Наверное, представляли учителя с крыльями…

– Вот в таком вот аспекте… – наконец закрыл тему Лумумба.

Принадлежность к ангельскому племени он отрицать не стал.

– Бвана, так ли уж нужна нам эта игра? – сделал я последнюю попытку. Ничего еще не началось, а мы уже переругались на десять рядов. Что дальше-то будет? – Добывать сведения таким способом – как-то даже… Сыщики мы – или где?

– Африка огромна, – тихо сказал Лумумба, глядя куда-то поверх моей головы. – Даже если Линглесу еще на континенте, у нас могут уйти годы, чтобы его найти. Но не это главное: чем больше проходит времени, тем он сильнее.

– Но почему мы тогда сидим в Бумбе, вместо того, чтобы…

– Бегать, как курицы с отрубленными головами? – перебил бвана.

– Вы хотите сказать, мы здесь стратегически? – проговорила Машка. – Как те быки, которые медленно спустятся, и…

– Именно, – поспешно кивнул Лумумба. – Именно как те быки. Очень хорошая метафора.

– А что за быки? – тут же спохватилась Гамаюн. – Что они должны делать?

– Нэ важно, – отмахнулся Сет. – Гылавноэ, что они вэли сэбя, как настоящые мужчыны…

– Я хочу сказать, Игра – это то, что нам поможет найти Линглесу, – заключил наставник. – Только и всего.

Этого я и боялся: бвана сошел с ума. Нет, какая-то логика в его безумии есть, этого нельзя отрицать. Но… не так всё должно быть. Мы – опергруппа, а не цирк на гастролях. И должны действовать, согласно штатного расписания. Осмотреть место преступления, собрать улики, опросить свидетелей… Мне ведь потом рапорт составлять! А что я напишу? Что мы почти неделю бухали в гостях у гигантского слона, а потом решили поиграть в мячик?

Ну просто праздник какой-то, как говаривал один бородатый драматург…

– Значит, играем, – подвел итог Лумумба. Как всегда: мы посовещались, и он решил… – До рассвета два часа. Предлагаю потратить это время на отдых, – он кивнул на Дом Танцев, из которого доносились неспешный барабанный ритм и хоровое пение: – Во поле березка стоя-а-а-ала…

Пьяно покачиваясь, придворные водили хоровод.

– Что-то шумно там, – заныла Машка. – Я лучше здесь, на травке…

Я был согласен. Просто опасался: если зайду в этот вертеп, то не удержусь и напьюсь с горя. А тогда точно никакой игры…

– На травке случаются змеи, – строго напомнил бвана. – А так же пауки-птицееды и плотоядные летучие мыши, – он кивком указал на ближайшую пальму, ветви которой были сплошь покрыты шелестящей коричневой массой.

Небо слегка посерело и силуэты пальм напоминали аппликации из черного бархата.

– Я думала, это сухие листья… – Машка задрала голову.

– Крыланы, или гигантские летучие мыши, в африканских селениях служат ассенизаторами. Падальщики по натуре, они охотно питаются объедками и другими отходами жизнедеятельности людей. Сдохшие собаки, свиньи… За ночь они могут обглодать до костей осла, – она смерила Машку взглядом. – Интересно, ты спишь очень крепко?

– Ой, всё, – напарница прошла мимо вороны. – Лень с тобой ругаться: спать охота.

Я уже плелся ко входу в хижину, когда наконец-то оформилась мысль, которая не давала мне покоя последние пару часов.

– Эй, – окликнул я Гамаюн. – А как Игра называется?

– Игра-то? – птица лязгнула перышками, расправив и сложив крылья. – А Супербол.

Мои ноги приросли к земле.

Я слышал про Супербол. Все маги слышали. По легенде, изобрели его сразу после Распыления, когда каждый, попробовав первый раз запылиться, считал себя всемогущим.

Говорят, Товарищ Седой когда-то был чемпионом. Только он очень не любил об этом вспоминать…

Сев прямо в пыль, я обхватил голову руками. Я должен был догадаться! Говорят, летальных девять из одиннадцати – это норма. Остальные двое отделываются тяжелыми травмами…

Пять лет назад Игру запретили. По крайней мере, в цивилизованных странах.

– Бвана… – я поднял голову. – Вы знали? – Лумумба сложил губы трубочкой.

– А это имеет значение?

– Уже нет.

Я поднялся и побрел, куда глаза глядят.

Наверняка Лумумба тоже играл. И одно то, что он остался жив, говорит о мастерстве. А еще жестокости, безбашенности и беспринципности. Совсем, как у дракона.

Вот всегда он так. Талдычит о взаимоуважении, о том, что я ему друг, товарищ и почти что брат… А сам берет и выворачивает всё наизнанку. И ладно бы, хоть предупреждал – так нет, ждет до последнего, а потом заявляет, что так и было…

…С тех самых пор, как я был зеленым юнцом, неопылившимся новобранцем первого призыва…

Гасили мы вурдалаков в Сколково – они там в подвале пятиэтажки закусочную устроили. Меню: молоденькие девицы в ассортименте. Я там такого насмотрелся…

Так вот: придумал Лумумба сделать меня живцом. Наложил дивчачью личину, а мне даже не сказал. И всё бы ничего, но он это не вечером, перед выходом на задание сотворил, а еще утром, когда я на занятия в академию торопился… Меня потом полгода Ванессой дразнили. А ему что? Привыкай, говорит, юный падаван. С кем поведешься – от того и забеременеешь…

– Вань? – меня догнала Машка и, пристроившись рядом, взяла за руку.

На душе сделалось муторно. Ладошка у неё, как всегда, была замурзанная, липкая. Но такая жесткая, несгибаемая, что мне сразу стало ясно: капец нам в этой игре просто гарантирован. Она каждого чужого игрока как личного врага воспримет. Выпотрошит и набьет из них чучела прямо там, на поле… И как мы после этого будем доказывать, что наша сотрудница – не киллер-берсерк, привезенный в Африку специально, для охоты на местных магов?

– Вань, руку раздавишь.

– Извини. Я нечаянно.

Может, заколдовать её? Превратить в малый камушек, да и схоронить за пазухой, промеж других амулетов? А когда всё кончится…

– Ну чё ты такой кислый? – она дружески ткнула меня в бок. – Не ссы. Мы обязательно что-нибудь придумаем.

А глаза добрые-добрые…

Горизонт посветлел. Небо полыхало, как павлиний хвост, по нему, тоскливо курлыча, куда-то на юг тянулся клин розовых фламинго.

Раздался гулкий звон. Если б кому-нибудь пришло в голову отлить колокол размером с пятиэтажку, звонил бы он именно так. С соседней пальмы сорвалась туча крыланов и окатив нас гуано, унеслась.

Немного подождав и заключив, что прицельного ядерного удара не последует, мы, матерясь сквозь зубы, принялись чиститься. Машка вместо тряпочки приспособила мягкий банановый лист…

С неба рухнула птица Гамаюн.

– Эй, а чего это вы, словно в прорубь с дерьмом опущенные? Ладно, можете не отвечать. Сигнал слышали? Игра началась.