Глава 9

Иван

– Вань, Вань, а это что?

– Кажется, перепелка. В кокосовом молоке.

Лениво откусив, я откинулся на подушки. Мясо таяло во рту, даже жевать не надо. Аромат такой, что один раз нюхнув, можно спокойно умереть – всё равно ничего вкуснее не попробуешь.

– Вань, а это?

– Папайя. Или маракуйя. Не помню…

Икнув, я потянулся к калебасу с пальмовым вином и сделал глоток. Половина пролилась на пузо, вымочив рубаху. Одёжку было жалко: шелковая, расшитая цветами и попугаями – у меня такой красоты никогда не было.

Равнодушно поковыряв огромное блюдо с фруктами, Машка выудила громадную сливу и запустила ею в Гамаюн. Та даже не пошевелилась. Ворона лежала на пузе, блаженно раскинув крылья и вытянув лапки. Железный клюв утопал в блюде с глазными яблоками.

Поначалу, увидев это, я ужаснулся. Это ж скольким зверушкам пришлось насильно расстаться с органами зрения? Но потом успокоился. На блюде лежали улитки. Кажется. Глаза, насколько я помню, не такие твердые. Во всяком случае, пока свежие…

Какая-то мысль не давала расслабиться окончательно. Она, как надоедливый комар, зудела в ухе, скребла мозг крошечными колючими лапками, но постоять минутку спокойно, чтобы дать себя разглядеть, не хотела.

– Вань, а ты финики в меду пробовал? – спросила напарница, и мысль опять юркнула в щель между полушарий.

– Ага.

– А халву?

– Тоже.

– А тебе какая больше понравилась: арахисовая, или с изюмом?

– Не знаю. Я ничего не чувствую, – я вновь хлебнул вина, пролив на себя добрую половину калебаса, но даже огорчиться по-настоящему не смог. Лень было.

Признав в Лумумбе брата, Бумба отнесся к нам с Машкой, как к родным племянникам. Слюняво облобызал тёплым и мягким хоботом, одарил новой, никем не надеванной одежкой, приставил мамок-нянек и усадил пировать.

Наставника он забрал с собой. О чем-то они спорили… Причем это что-то напрямую касалось нас. Вроде бы. Если я ничего не перепутал…

Тогда мне на это было наплевать. Я был голодный, злой, и ни о чем, кроме жратвы, думать не мог. А всё потому, что этой жратвы вокруг было завались. Прямо на площади перед Домом Танцев – так называли хижину, в которой проходил устроенный Бумбой банкет – жарили на вертелах кур, поросят и даже целых быков. Кто угодно мог подойти, и ему тут же, ни капельки не жадничая, отрезали громадный, сочащийся розовым соком ломоть.

Рядом с вертелами высились целые груды печеного батата – это у них так картошку зовут; лепешек и фруктов тоже завались – целые корзины. Калебасы с пальмовым вином были сложены в аккуратные горки, и издалека выглядели, как пирамиды из отрезанных голов.

Словом, подходи кто хочешь, и бери что хочешь…

Пахло вокруг так, что мозг у меня просто отключился, передав бразды правления желудку и вкусовым сосочкам. Если б мне в тот момент предложили продать Родину, отца Дуршлага, любимого учителя и Машку за жареного поросёнка – я бы продал.

Сейчас, возлежа среди мягких подушек и сыто цыкая зубом, я лениво наблюдал за танцами. Оркестр располагался неподалеку, на отдельном возвышении, играли в нём сплошь мартышки. Без устали, час за часом, они наяривали веселые мелодии, а подданные короля Бумбы выделывали зажигательные, и не лишенные изящества кренделя.

– Кучеряво живут, – завела свою шарманку напарница. – А ну как дракон? Спалит ведь этот соломенный рай одним пыхом. Что они тогда делать будут, а?

– Расслабься, они все маги, – сказал я. – Им твой дракон – что больная курица.

– Круто… И почему они не дохнут?

Я понял, что Машка имеет в виду: процент спылившихся здесь был чрезвычайно низок. Фактически, он стремился к нулю.

– Тайна сие великая есть, – глубокомысленно изрек я.

– Мечта идиота, правда? – съехидничала напарница. – Чтоб у тебя всё было, и ничего за это не было…

– За всё надо платить.

– Ну естесс-но, – кивнула Машка. – Только всем добро, да не всякому – польза…

…Вдоль стен круглого, будто вырезанного стаканом, зала толпились сановники Бумбы. Наряженные в разноцветные распашонки, они походили на стайку общительных шимпанзе. Благородные седины государственных деятелей венчали короны из попугайских перьев, а к ушам, наподобие серег, были подвешены свои, личные, предметы власти: у одного – ручной кассетник, работающий, между прочим; у другого – смартфон, у третьего – ноутбук…

Троном королю Бумбе служил диван. Я, как увидел, даже глаза протёр: нет, не ошибся. Обычный диван, обитый коричневым дерматином. В кабинете Товарища Седого такой стоит. На нем еще полочка с фарфоровыми слониками – один другого меньше…

Этот диван мог похвастаться всего одним слоном, зато очень большим. Он возлежал среди водопадов львиных, леопардовых и зебровых шкур. Рядом, как линкор среди рыбацких шаланд, маячила охранница. В настоящем шлеме с прибором ночного видения, бронике и высоких шнурованных сапогах.

Из-за спины военной дамы торчало дуло штурмовой винтовки, в крепком кулаке было зажато копьё. Тот факт, что кроме самой дамы под броней ничего не было, похоже, никого не смущал… Жара в Доме Танцев была плотной и душной. Она окутывала как влажное, липкое от пота одеяло и давила, как гора матрасов. Я принялся было за разработку идеи запасать тепло в аккумуляторы, как электричество, а потом продавать в страны с холодным климатом. Но бросил: жарко…

По национальности король, как я уже говорил, был слоном. Низ круглого, как дирижабль, живота Бумбы украшала более чем скромная набедренная повязка, а лицо, за неимением, уж простите, другого слова, – крошечные очки в золотой оправе. Глазки за прозрачными стеклами были маленькими, цепкими и совершенно трезвыми.

Из кучки мелковатых подданных его величество вздымался, как серая, облитая маслом гора. Только телохранительница чем-то напоминала своего могучего властелина. Может, приходились ему родственницей или даже клоном – а чего? После небоскребов и автобанов я и генной инженерии не удивлюсь.

Сила клубилась вокруг Бумбы, словно голубоватое облако. Когда он выпускал воздух из могучей груди, запах корицы шибал, как из пушки. Всё здесь – от одежды и еды до ковриков под ногами – было пропитано коричным запахом. То и дело на разных концах зала я чувствовал возмущения и завихрения магии…

– Не вздумай открывать Завесу, – напомнила Машка.

– Да я и не собирался.

– Врёшь. У тебя пальцы шевелятся.

Я смутился. Кругом было столько магии, что не применять её становилось всё трудней. Завеса хлопала, как беспризорный ставень на ветру. Народ шастал туда-сюда, словно через невысокий порожек между комнатами – при условии, что одна из них невидима и находится в шестом измерении.

Для нас, выросших на скудном северном пайке, принятие Пыльцы, открытие Завесы, использование Силы, которую даёт Навь, было Действом. Невероятно сложным, опасным и ответственным Процессом, которому нужно долго учиться.

Здесь же… Казалось, эти люди живут магией. Она была у них в крови, в костях, и что самое главное – в сердце. Ворожбу они творили всей душой. Широко, свободно, и не задумываясь о последствиях.

Как алкаш, который знает, что печень по-любому через месяц накроется…

Бвана говорит, цена всегда выше, чем мы можем себе позволить, и мой личный жизненный опыт это подтверждает. Но разве вредно мечтать о том, чтобы зарабатывать столько, сколько тратить?

Меж лопаток зачесалось. Обернувшись, я приметил давешнего собутыльника, а с недавних пор – моего лучшего друга. По-совместительству – капитана команды фаворитов, а по национальности гориллу.

Сейчас гориллы завтракали. Сосредоточенно уничтожая горы бананов, апельсинов и громадных пучков зелени, запивая это всё питательными коктейлями из перемолотых жучков и червячков, они напоминали мини-заводики по изготовлению кабачковой икры.

Заметив, что я тоже на него смотрю, капитан улыбнулся, закатав верхнюю губу и обнажив широкие желтые зубы. Я помахал ему в ответ.

Хорошие мужики эти гориллы. И пить умеют…

Время от времени к капитану подходил один из сановников Бумбы и, изящно помахивая в воздухе половинкой кокоса с воткнутым в неё зонтиком, толкал прочувствованную речь. Речи были на удивление однообразны: гориллам желали победы в предстоящей Игре.

…Игра, игра… Почему именно это сочетание звуков свербит особенно неприятно?

Дальше по курсу возвышался помост, на котором восседали крошечные молчаливые люди. Они носили белые чалмы, беспрерывно курили и ловко жонглировали острыми на вид пиками. Гамаюн, пока не окосела от счастья и выпитого вина, объяснила, что это – Погонщики Слонов. Именно так, с большой буквы. Самые почетные гости на празднике – кроме самого Бумбы, конечно.

Они участвуют – или осуществляют – слоновьи бега. Для этого здесь, неподалеку, построили громадный стадион, мы видели его, когда проезжали мимо.

Стадион был самым большим сооружением в городе, да и во всей Африке. А может, и в мире… Из городских построек он торчал, как кит из стаи селедок. Стадион был Центром Вселенной и Замковым Камнем Мироздания. К нему притягивались все взгляды и помыслы – как к машине, которая бесконечно производит тянучку.

Слоновьи жокеи, в отличие от горилл, были людьми серьезными. На брудершафт ни с кем не пили, пьяных песен не орали и среди общего разгула и веселья выглядели скучно.

Самих слонов нам не показали: жутко дорогие породистые бегуны содержались в отдельных апартаментах при стадионе.

Я еще подумал: Бумба намеренно стал слоном – символом Большой Игры, или же Бега учредил в честь себя, Великого и Ужасного?

– Вань, а сколько мы уже здесь? Трое суток или четверо? – сбила с мысли напарница.

Я честно задумался. Мы ели, плясали, пили… Опять ели и плясали… Затем немножко спали – не нарушая общего веселья, – и всё заново. Король, правда, время от времени куда-то уходил. При ходьбе его огромные уши и круглый живот величественно сотрясались в неспешном, покачивающемся ритме. За ним следовала его черная валькирия – копьё наголо, винтовка к бою. Капитан горилл, кстати, шепнул мне на ухо, что валькирия – жена Его величества. Главная её задача – охранять супруга и властелина. Ну а еще – продолжить королевскую династию…

Тяжелая работа, это самое королевствование. Даже в праздник не расслабишься.

– Эй, я тебя спрашиваю: сколько мы уже здесь? – мысли вновь начали скользить в неспешном ритме барабанов, по которым расслабленно била обряженная во фрак мартышка, но Машка безжалостно вернула меня к реальности, толкнув в бок. Бок спружинил на удивление мягко, будто внутри были не ребра, а поролон…

– Да не знаю я. Дня три. Может, четыре. Какая разница? Кормят, поят – чего тебе не хватает?

– Да ничего, – Машка потянулась за очередной виноградной гроздью. – Только, помнится, шеф заключил с Бумбой пари… И срок его истекает ровно через пять дней с нашего приезда.

Я наморщил лоб и стал с усилием проворачивать мысли в голове. Как фарш в мясорубке, право слово: ни одного связного кусочка. Мозг напоминал бутерброд с салом: снизу – сухой и ноздреватый, а сверху – жирный, липкий и не блещет сообразительностью.

– Что-то там про Игру, – добавила Машка.

– Может, они спорили, кто победит? – выдал я гениальную мысль.

– Здесь все спорят, кто победит, – отрезала Машка. – На этом вся Африка держится.

И тут мысли, столько времени ускользавшей, подобно крысиному хвосту в глубокой норе, надоело прятаться. Взяв в лапки ярко-красный флаг, она взобралась на самую высокую извилину, и замахала им что было сил.

– Игра! – сев почти прямо, я схватил Машку за запястье. – Ставки!

– Ну да, я так и говорю… Это называется бизнес, Ваня.

– Да знаю я! – мысль, помахав флажком, благополучно скрылась. – Какие ставки делали бвана и король? На что они спорили?

– На что спорили-то? А на тебя, – напарница метко плюнула виноградной косточкой мне в глаз. – Если проиграем – мы выметаемся из Бумбы, а ты остаёшься здесь. Шеф всем хвастается, направо и налево, какой у него ученичок произрос – послушный, да исполнительный… Вот король и обзавидовался. Подари, – говорит шефу. А тот: не могу, уж очень ценный экземпляр, сам видишь. А король: – тогда продай. А шеф: – я как бы против рабства. А король: тогда давай меняться…

– Издеваешься?

– Ну почему же? С Субботой шеф на тебя спорил? Спорил. Почему с Бумбой нельзя?

Я прикрыл глаза и откинулся на подушки. С Машкой всегда так: непонятно, шутит она или нет. Если шутит, тогда ладно. Ха, ха, малиновые штаны – три раза "ку"… А если нет?

Бвана в последние дни и не так чудил. А вдруг он и вправду поспорил с Бумбой? Как резонно заметила Машка, с Субботой он же поспорил… Да нет. Не может быть. Не оставит он меня среди дикарей и людоедов… Я в этом почти уверен.

Машка беззвучно покатывалась со смеху. У-у-у, язва. Я подумал: с тех пор, как она у нас на стажировке, я перманентно балансирую на грани нервного срыва. Лумумба, кстати сказать, тоже: никто и никогда не перечил ему столько, сколько наш младший стажер.

Надо спросить у бваны при случае: зачем мы подписались на эти галеры?

Так, надо сосредоточиться. Помоги Макаронный монстр, сними завесу с разума… И зачем я столько пил? Сначала – с Гамаюн, кто кого перепьет. Затем – на брудершафт с гориллой. Потом я пил еще с кем-то, всего лиц в памяти мелькало десятка два… А что же было до этого?

В голове вдруг прояснилось – Макаронный благодетель услышал молитву. Возник образ спокойного, улыбчивого Бумбы. Рядом вьётся Сет: что-то нашептывает королю в огромное ухо… Ай да бог смерти! Поймаю – собственными руками придушу.

Игра. Бвана поспорил с Бумбой на то, что неслабо нам будет сыграть в этой ихней игре.

Я бросил обреченный взгляд на команду горилл. Все красавцы удалые, великаны молодые… Двухкратные чемпионы по обнимашкам.

Ну ладно, ну хорошо, – я попытался успокоиться. – Гориллы – фавориты. Наверняка другие команды им уступают – в росте, весе, способности одним движением засунуть голову противника ему же в трусы… Если мы просто выйдем на поле…

– Кстати, мы должны победить, – вставила Машка.

– Кого? – тупо спросил я.

– Всех. Чтобы ты и дальше услаждал наши с шефом взоры своей персоной, мы должны победить в Большой Игре.

Инфаркт со мной не случился только по причине хронического ожирения сердца.

Я немножко полежал, глядя в круглый потолок Дома Танцев. Перед глазами пробегали, одна за другой, перипетии нашего неожиданного, нелепого путешествия. Ну зачем, зачем Товарищ Седой отправил нас в Африку? Почему нельзя было на Северный Полюс? В Антарктиду, на худой конец. Говорят, пингвины – милейшие создания. Питаются одной рыбой и совсем, совсем не интересуются магией.

Дурные предчувствия шевелились в душе, как улитки с холодными липкими ножками.

Приподнявшись на локтях, я попытался найти взглядом тирана, диктатора и жестокого самодура, моего драгоценного учителя. С третьего раза нашел…

Обряженный в белую распашонку, неизменный жилет и вышитую шапочку, он о чем-то беседовал с Бумбой, сидя у трона короля в небольшом, но чертовски удобном на вид кресле. В одной руке бвана держал сигару, в другой – хрустальный стакан с жидкостью цвета чая…

Поймав мой взгляд, наставник подмигнул и отсалютовал рукой с сигарой. А затем отвернулся так, словно тут же забыл о моём существовании.

Я решительно вскочил. В своём воображении… На деле медленно, переваливаясь, как беременный бегемот, опрокинув по ходу блюдо с соловьиными язычками в подливке из птичьего молока, сполз с подушек и наконец взгромоздился на ноги. Постоял, покачиваясь, совмещая линию горизонта с уровнем зрения, а затем уж рванул через зал к бване.

Перед тем, как подойти к королевским особам, пришлось перевести дух – небольшая пробежка вызвала на удивление сильные колебания в области живота.

Одышливо вздыхая, я раскорячился позади кресла Лумумбы, чем вызвал неудовольствие у черной феминистки с копьем и винтовкой. Загородив роскошным телом супруга и повелителя, она наставила на меня копьё и закричала высоким пронзительным голосом:

– Перед троном не стоять! Отойти от трона!

Я только махал руками, силясь показать, что не гожусь в террористы.

– Ска-а-апление перед троном прекратить! Линию обстрела не загораживать! – не верила мадам в бронелифчике.

Поспешно откатившись назад, я нечеловеческим усилием воли взял себя в руки. И уже отсюда, издалека, жалобно позвал:

– Бвана…

Лумумба медленно обернулся. Сделал вид, что удивился – палец могу дать на отсечение, он прекрасно всё слышал – а затем коротко спросил:

– Чего надо?

– Чего надо? – завелся я. – Да, в сущности, ничего! Так, кражу века раскрыть – но это мелочи. А еще, мне тут сказали, завтра у нас игра, а что это такое – ни сном, ни духом… Кроме того, птичка на хвосте принесла, что спорили вы на меня – своего преданного, безропотного, послушного ученика… А в остальном – всё хорошо, прекрасная маркиза. Сидим, коньяк глушим, финиками закусываем и косточки в придворных плюём. Не жизнь – сказка.

Дождавшись окончания моего экспрессивного спича, наставник с сожалением отставил стакан – столиком ему, между прочим, служила спина ядреной молодой служанки в бусах и юбочке из травы – и, кряхтя, поднялся. Уставил на меня полный мировой скорби взор и тяжко вздохнул.

– Ну что ты орёшь, как изменник родины? Али не кормили тебя жареными лебедями, не поили молочными киселями? По усам текло, да в рот не попало? Скучно тебе, добру молодцу, и силушку не с кем потешить? Так я схожу, распоряжусь… – он кинул значительный взгляд на команду горилл.

– Да ладно вам, бвана, – я не на шутку испугался, что он и вправду заставит меня прямо здесь и прямо сейчас бороться с гориллами. – У нас серьезные проблемы, – я понизил голос. – Вы других игроков видели? Да что вы!.. А вот я с ними пил. Раскатают они нас, словно Пересвет Кочубея.

– Ну, не переживай так, – утешил Лумумба. – Мне птичка тоже кое-что на хвосте принесла. Только я тебе не скажу. А то сюрприза не получиться.

– Да я вашими сюрпризами сыт по горло! Что ни день – новое, прости господи, приключение. Наворотите делов, а расхлебывать кому? – схватив наставника за грудки, я его хорошенько встряхнул. Попугаи, вышитые на жилетке, захлопали крыльями и сердито защелкали на меня клювами.

– Спокойно, падаван. Сопли не распускай, от них дрозофилы заводятся, – одернув жилетку, Лумумба успокоил попугаев. – Когда, ты говоришь, игра?

– Завтра, бвана. Завтра.

– Ну не сегодня же, – он похлопал меня по груди. Звук получился, как по пустой бочке. – Созывай команду. Тренироваться будем.