Глава 8

Иван.

"Импала" под напором тварей заметно просела и замедлила ход. Оглушительно визжали покрышки – Сет выжимал из двигателя всё, что мог. Из-под колёс летели фонтаны пыли, но скорости это не прибавляло. Твари окружили машину со всех сторон.

В заднее стекло врезалась женщина с телом птицы. Распяленный в крике рот обрамляли черные губы, крючковатый нос нависал подобно клюву. Глаза у неё были по-птичьи круглые и абсолютно безумные. Впившись когтями в крышку багажника, женщина замолотила по стеклу крыльями.

С машиной поравнялся здоровый бугай с головой сокола. Вот он прыгнул, на мгновение руки его стали крыльями, а потом "Импала" содрогнулась – мужик приземлился на крышу. Зловеще заскрежетало железо.

– Наконец-то нормальное дело, – пробормотала Машка, расчехляя пистолеты.

Быстро крутя ручку, она опустила стекло.

– Пыли напустишь, – заныла Гамаюн.

– Спокуха, хрящ. Болото наше…

Моя напарница преобразилась. Исчез румянец, скулы заострились, глаза приобрели жесткий металлический блеск. Её движения перестали быть по-детски неуклюжими, а стали точными и скупыми.

– Вань, подержи меня.

Она вылезла по-пояс из окна и прицелилась в бугая на крыше. Я ухватил её за ботинки.

– Этим тварям пули не страшны.

– Посмотрим, – вытянув руки, она уравновесила качку машины с движением ствола и открыла прицельный огонь. Выстрелы звучали глухо, будто лопались воздушные шарики.

Дорога сделалась хуже. То и дело попадались глубокие трещины, промоины, "Импалу" подкидывало, как на американских горках.

К моему удивлению, Машке удалось сбить птицеголового. Потом она взялась за гарпию, бестрепетно отстрелив ей крылья. Гарпия завизжала, свалилась с машины и её закрутил песчаный смерч…

– Держи крепче! – прокричала напарница и вылезла еще дальше. Одним выстрелом сняла тварь, присосавшуюся к колесу, затем выстрелила вверх – раз, другой, третий.

Лицо у Машки было безразличное и пустое. Как в тире, подумал я. Выстрел – очко, выстрел – очко…

Лумумба вел себя на удивление тихо. Для него погони как бы и не существовало, он её просто не замечал. Сидел себе и в ус не дул.

– Давай вторую обойму! – крикнула напарница. Визжали покрышки, свистел ветер, завывали песчаные твари…

Через пять минут Маша сменила пистолет – швырнув старый на сиденье, где он теперь тихо остывал и потрескивал.

В окно летел острый колючий песок, он пах кремнием и огнем. Жарко было, как в печке. Одно радовало: мотор Импалы гудел ровно и басовито, словно обожравшийся мёду шмель.

Вопреки моему недоверию к огнестрельному оружию, туча монстров помаленьку редела. Никто больше не запрыгивал на крышу, не колотился головой в стекло, не рвал зубами покрышки, не пытался оторвать двери…

– Мы победили? – робко спросила Гамаюн, высовывая клюв из-под сиденья. Птица была вся в пыли и остро пахла перегретой проводкой.

– Так, немножко, – скромно пробурчала Машка, скатываясь в салон и быстро закручивая ручку окна. От неё пахло солнцем, здоровым девичьим потом и ружейной смазкой. – Эх, жалко нет пулемета. Пулемет бы мне сюда…

– Как это нет? – возмутился Сет. Нам было видно только его лысину и выпирающий из майки-алкоголички потный загривок. Не отрывая взгляда от дороги, он лихо ворочал руль, дергал коробку передач и давил на педали. – В багажнике лежит.

– И ты молчал! – Машка аж подпрыгнула на сиденье. – Остановись на минутку. Я его достану…

– Патронов-то нет. Я их в кости проиграл. Крокодилу Себеку.

– У… – напарница пнула спинку водительского кресла и понуро ссутулилась. – Лучше б ты свою жопу проиграл.

– Маша, не ругайся, – одернул её Лумумба, но так, по привычке. Без строгости. – Долго нам еще? – спросил он у Сета.

– Не доедем, – ответил тот, глядя в зеркало заднего вида на красное, как апельсин, солнце. Оно лениво зависло над горизонтом, прикидывая: то-ли рухнуть за край одним махом, как подбитая куропатка, то-ли спуститься медленно и осторожно, как гусь в холодную воду. – Ночь – вотчина Никты…

– Это та гарпия? – спросила Машка. – Без крыльев она не очень хорошо будет летать.

– А ей и не надо, – сверкнул глазами Сет. – Она на нас морок напустит, глаза затуманит, в зыбучие пески заведет – сгинем, как миленькие.

– Ну, не так всё плохо, – беспечно махнул ручкой учитель.

Мы с Машкой переглянулись. Он что, пока мы тут воевали, стоял в очереди за пиццей?

– Бвана, у нас тут как бы проблемы, – осторожно заметил я.

– Опять ноешь, падаван, – поморщился наставник.

– Я-то может и ною. Но вы могли бы и помочь, – беспечность наставника начала меня раздражать. – Хочется, знаете ли, хоть куда-нибудь приехать.

– Хочется, говоришь? – я уж думал, он сейчас меня отбреет, но наставник только забарабанил пальцами по подлокотнику, а затем обратился к Сету: – Эта Бумба… Местность там не слишком изменилась?

Сет честно подумал.

– Местность – нет, а так – да…

Я понял, что Лумумба хочет делать и помотал головой.

– Не получится.

– И почему, мой старший падаван?

– Двадцать лет прошло, вы сами сказали. А если река русло поменяла, или овраг появился. Врюхаемся – очень неаппетитная консерва выйдет.

– Не учи отца. И баста, – сердито изрек наставник и сосредоточился.

Конечно, на мои слова ему плевать с Останкинской башни. Когда он меня слушал?

Мысленно перекрестившись, я нашел под рубахой гайтан с волшебным амулетом и вцепился в него, как в спасательный круг. Ну… не попусти, Макаронный Монстр.

Пустыня вдруг превратилась в стремительно убегающее под колеса коричнево-желтое полотно. С обеих сторон замелькала рыжая неровная стена, и я понял, что это дюны. Воздух завизжал, закрутился вокруг "Импалы" воронкой, а затем всё – дорога, дюны, машина – сжалось в одну точку и исчезло.

Крышку черепа аккуратно сняли, и теперь медленно и методично вгоняли в обнаженный мозг ледяные иголки.

Сет, выпучив глаза и вцепившись в руль, остервенело давил на газ. Машка застыла с открытым ртом – волосы её взметнулись рыжим пламенем, да так и зависли в воздухе.

Ворона, затянув глаза пленкой и прикрыв крыльями клюв, притворялась дохлой. В груди у неё что-то отчетливо тикало, всё убыстряя ритм…

Вот не люблю я этого. Каждый раз прошу по-хорошему: не делать, или хотя бы выждать пару минут, дать подготовиться… Хотя, по-опыту, никакая подготовка тут не поможет.

Иголки тем временем достигли какой-то такой точки в мозгу, в самой его середине, что засвербело всё, до самых пяток. Нервы растянулись до предела.

Зажмурившись, я заорал.

Уши сразу разложило, воздух перестал выть, а пространство, развернувшись, с грохотом жестяного листа упало на место, став желтым, скучным и до омерзения песчаным. Одно только мешало поверить, что ничего особенного не случилось: солнце вновь, как ни в чем ни бывало, висело над горизонтом, и было оно прямо по курсу.

– Йу-ху! – завизжала над самым ухом Машка. – Круто! А… что это было?

Бвана не ответил. Откинувшись на подголовник и сдвинув шляпу на лицо, он мгновенно захрапел.

– Не буди, – я придержал напарницу за плечо. – Устал бвана… Мы теперь за сотни километров от пирамид.

– Это как? – глаза у напарницы сделались как медные пятаки.

– Хозяин создал временную червоточину. Или, как её еще называют, кротовую нору, – перспектива прочесть лекцию быстренько вернула нашу птичку в себя. Я мешать не стал. В конце концов, все эти фокусы-покусы с законами физики она понимает куда лучше… – Если он неправильно рассчитает и создаст мост Эйнштейна-Розена, мы окажемся одновременно во всех точках пространства-времени, вплоть до края Вселенной. Так что хозяину – заметь, чисто мысленным усилием, – нужно вычислить, а затем поддерживать в рабочем состоянии червоточину Морриса-Торна. Кроме того, он должен сделать так, чтобы её дальний конец не оказался ближе переднего, ибо тогда мы провалимся ещё и во времени, и окажемся не только на краю Вселенной, но и сможем наблюдать за её гибелью…

– Ой, всё, – Машка неосознанно поёжилась. – Как-то попроще нельзя?

– Попроще… – Гамаюн задумчиво пощелкала клювом. – Являясь персонифицированой сущностью лоа Легбы, хозяин воспользовался своими магическими способностями и перенес нас в нужное место.

– Так бы сразу и сказала, – облегченно выдохнула напарница. – Надо попросить шефа, как проснется: пусть он Ваньку научит. Правда, Вань? Будешь меня к Ласточке на выходные возить…

Я содрогнулся. Столь высокими материями я оперировать не умел. Бвана говорит, мне концентрации не хватает. А по мне, так и отлично. Я лучше по старинке, через Навь, голубушку…

Спор между охотницей и вещей птицей, тем временем, продолжался.

– Кротовины, червоточины… Будто мы в колхозный сад без спросу влезли.

– А я не виновата, если некоторые законов физики не знают. Книжки надо было читать, а не по помойкам шастать.

– А какой физикой ты объяснишь мантикору? Или, например, дракона? А самое главное: как он огнем пыхает, а сам не сгорает?

– Механизм получения высокотемпературной струи… – ну всё. Понеслась.

Я сполз пониже, умостился в тесном закутке между передним и задним сиденьями и прикрыл глаза. Неизвестно, сколько еще ехать, а слушать, как Машка собачится с Гамаюн сил никаких не было. Взял бы, и выбросил обеих в окно. Так ведь догонят…

Проснулся от того, что прекратилась тряска. И от тишины. Почудилось, что я на своём диване, в нашей с бваной квартире. Он ушел на дежурство, а моя смена еще не скоро. Только диван что-то больно усох. Ни голова, ни ноги не помещаются…

Я сел, чуть не стукнувшись о потолок, испугался, что усох не только диван, но и вся квартира, запаниковал и наконец-то вспомнил, где нахожусь. Протёр глаза, с хрустом, чуть не вывихнув челюсть зевнул, а когда убрал кулаки…

Мать моя женщина, что это вокруг?

Начну по порядку. Под колесами теперь была не старая бетонка, а черный, широкий как река Волга, автобан. Я в энциклопедии читал, что так раньше скоростные дороги назывались.

По обеим сторонам от автобана раскинулись райские кущи – иначе, извините, и не скажешь. Всякие там пальмы, акации, какие-то кусты с громадными, как слоновьи уши, листьями… По этим кущам, резвясь и дурачась, прыгала разнообразная живность. Красно-зеленые попугаи размером с хорошего индюка, белки какие-то полосатые, обезьяны – завидев "Импалу", они поворачивались и глумливо виляли красным задом. Я краснел. Животная ведь, а всё туда же…

Среди зелени белели домики, вполне себе приличного вида. По правде сказать, домики эти больше походили на виллы. Или дворцы. Они плавно взбирались на невысокие холмы, в сверху раскинуло павлиний хвост изумрудно-лазурное, как море в ясный летний день, небо.

Я открыл окно. Воздух пах так, будто его только что выпустили из кондитерской и побрызгали духами. Апельсины и жасмин – это всё, что я смог разобрать. Ну, еще ваниль: как-то стоял я в карауле на ассамблее в Кремле. Так там гостей ванильным кексом угощали. А я запах запомнил…

Шины по этой благодати шуршали, как прибой ясным полднем, движок мурлыкал, как котенок, так что птичье пение, крики обезьян и шелест ветра сливались в прекрасную музыку, которую, по слухам, положено слушать праведникам на пороге рая. Ну, не знаю… По мне, шкворчание фрикаделек а-ля Карлеоне гораздо интереснее…

Будто мы угодили на роскошный курорт, какие бывали до Распыления – нам такие в кино показывали, в рамках исторического семинара.

Аж страшно сделалось.

– Бвана, вы уверены, что мы не провалились в прошлое?

– Скорее, в будущее, – буркнул Лумумба. Он задумчиво глядел перед собой, положив подбородок на набалдашник трости. – Ничего не узнаю. Не так тут всё было…

– Не прошлое и не будущее, – чуть повернул в мою сторону голову Сет. – Самое настоящее.

– Это меня больше всего и пугает, – вздохнул бвана.

– А… Где Машка? – я только сейчас понял, что нахожусь на заднем сиденье в гордом одиночестве. Ни Гамаюн, ни напарницы рядом не было.

– На крыше. Наслаждаются видами, – пояснил Сет. – Хоть уши от них отдохнут…

– А это что? – в углу я заметил кучу влажных листьев. Под ними оказалась связка бананов, несколько громадных, с мой кулак, волосатых кокосов, еще что-то яркое, красно-оранжево-желтое.

– Это тебе. Маша насобирала, – не поворачивая головы, откликнулся наставник. – Только почистить не забудь.

– А вы? – чавкая третьим по счету фруктом, я наконец вспомнил о вежливости.

– А мы уже, – небрежно отмахнулся Лумумба и вновь уставился в окно.

Бумба… Всё государство утопало в цветах, флагах и белозубых улыбках. Народу – тьма, и все чёрные. Но разные: одни – сухие и мелкие, как обожженные головешки, обернутые материей – у нас в Москве такие ситчики домохозяйки на занавески берут.

Другие – высокие и поджарые, как жирафы. В белых, до самого полу, распашонках и крошечных шапочках.

Третьи – и их большинство – одеты обыкновенно, как люди: в драные шорты и растянутые футболки. Но с раскрашенными лицами и множеством черных жестких косичек.

Стоял оглушительный гвалт – местные шумно и весело общались.

– Это мы удачно зашли, – Сет, скаля зубы, потирал волосатые лапки. На наш немой вопрос он картинно задрал брови и обвел бурлящую толпу хозяйским взглядом. – Праздник трех "Б"! Вся Африка собралась…

Машину оставили на оплачиваемой и охраняемой стоянке. Среди богатых сородичей наша "Импала" смотрелась крошечкой-хаврошечкой. Бога смерти аж трясло, когда мы топали вдоль ряда чужих хромированных красавцев. Но приходилось держать себя в рамках: за тачками зорко следила охранница. В бронированном лифчике, короткой юбке из кожи носорога и с крутым, как вареное яйцо, выражением лица.

– Что такое три "Б"? – спросила напарница, когда мы пристроились в хвост длинной очереди, которая вливалась в широко распахнутые ворота: согласно традиции, гости должны представиться и вручить дары правителю Бумбе.

– Не, ну вы внатуре с Урала… – Сет закатил глаза. – Таких элементарных фишек не рубите…

– Праздник трех "Б" является главным событием года для всего континента, – пока наш бог смерти щелкал варежкой, инициативу гида перехватила – кто бы сомневался? – Гамаюн. – Он включает в себя Большие Бега, Большой Базар и Большую Игру.

– Не много ли "Б" для жопы мира? – Машка презрительно надула губки. На входе во дворец её вежливо принудили расстаться со всем оружием. Вытряхнули даже крошечный ножичек из каблука, и напарница никак не могла пережить трагедии.

– Сама нэ видэла, так и нэ гавали, э? – почему-то при общении с Машкой Сет включал дикий арабский акцент.

– А на что тут смотреть? Ну, город. Ну, небоскребы. Конечно, впечатляет, но по сравнению с другими столицами… – пожала плечами великая путешественница по городам мира.

– Не скажи, – отринув меланхолию, бвана с интересом крутил головой. – Двадцать лет назад здесь было три хижины и один загон для свиней. Бедность такая, что вместо обуви носили резиновые автопокрышки на веревочках.

– Ага, а вместо одежды – мешки для мусора?

– И такое бывало, – с каменным лицом кивнул Лумумба. Конечно, когда не удавалось подстрелить леопарда.

– Вот и я об том же, – горячилась напарница. – Какая, к свиням, бедность? Жратва сама с деревьев падает. К тому же – лето круглый год. Чудо-остров, чудо-остров… Да здесь макаки толще кабанов!

– Бывает так, что бедность духовная превалирует над материальной, – встряла Гамаюн, взлетая ко мне на плечо.

– Ой, хоть ты заткнись, – махнула на неё Машка. – То же мне, исполин духа.

– Расскажи подробнее про праздник, – попросил я, опасаясь очередной словесной баталии.

– Ну что праздник? – Гамаюн переступила лапками. Я крякнул. – Во-первых Базар. Здесь заключаются Сделки, – последнее слово она произнесла с благоговейным придыханием. – Главы государств, племен, корпораций и организаций прибывают в Бумбу для того, чтобы обменяться торговыми и военными обязательствами, заключить мир, объявить войну…

– Кому? – тут же заинтересовалась Машка.

– Кому угодно. Даже собственной теще. Здесь такими делами ворочают…

Пройдя через ворота, мы оказались в лабиринте крытых пальмовыми листьями хижин, фонтанов и бассейнов с золотыми рыбками. Всё здесь было новым: выложенные цветными изразцами колонны, посыпанные тончайшим белым песком дорожки, даже круглые хижины, выполненные в элегантном этническом стиле, выглядели так, будто их построили вчера.

На лёгком ветерке полоскались флаги золотисто-коричневых, синих и красных расцветок, их оттеняла отмытая до блеска зелень пальм и других растений, названий которых я не знал. Повсюду росли громадные кусты с белыми, розовыми и желтыми цветками, похожими на розы, только маленькими и собранными в грозди. Умными глазами провожали попугаи – Гамаюн им подмигивала, но пока безуспешно.

– Ну и как тебе здесь? – спросила тихо Машка. Она, как всегда в моменты наивысшего волнения, поймала мою руку. Наверное, со стороны мы выглядели, как Пятачок с пережравшим анаболиков Винни-Пухом…

– Не нравится, – честно ответил я. – Слишком всё блестит. Так не бывает.

На всю Москву, новым был только ковёр в кабинете товарища Седого. А от местного великолепия у меня рябило в глазах. И возникало непривычное желание что-нибудь стырить.

Очередь выглядела, как отдельное мероприятие: я так понимаю, большинство сделок и договоров – заключалось именно здесь. В ожидании лицезрения Бумбы, Великого и Ужасного.

Сет постоянно с кем-то здоровался, перемигивался или обменивался малозаметными жестами. Он себя чувствовал, как карась, которого бросили в садок с мальками. Время от времени он куда-то исчезал. Один раз вернулся минут через пять, хитренько потирая руки и ухмыляясь – явно провернул что-то мерзкое. В другой – я уж думал, бог смерти и вовсе почил в бозе…

Увидев в толпе группу очень маленьких и очень черных людей, Сет как-то усох, съёжился и попытался спрятаться за мою спину. Но, когда пигмеи подошли – каждый в крошечной набедренной повязке и с острым на вид копьем – растворился. Оглядываюсь – а Сета нет. Как корова языком.

Машка, заметив вооруженных людей, собралась возмутиться – у неё, значит, пистолеты отобрали, а им можно? Я еле успел заткнуть ей рот ладонью. А бвана доходчиво объяснил, что маленькие черненькие дяденьки – местная охрана. Или полиция – кому как нравится. Напарница стухла: отношения с полицией у неё никогда не складывались…

– …После Магических войн король Бумба объявил государство свободной зоной, – вещала Гамаюн. – Здесь находятся самые крупные банки, самые фешенебельные отели и самые популярные казино. Преступления – с применением магии или без оной, – жестоко преследуются. Наказание одно: смертная казнь. Не важно, царь ты сопредельного государства или мелкая шушера, покусившаяся на чужую драную накидку.

Машка довольно хмыкнула: смертную казнь она одобряла. Дешево и сердито.

В воздухе носились крошечные, не больше шмеля, птички – одна нагло уселась мне на ладонь и больно клюнула в палец.

Давить мерзавку не посмел: пребывал под впечатлением смертной казни…

– Главное бабло здесь делается на ставках, – продолжила заполнять пробелы в нашем образовании ворона. – Большая Игра – важнейшее мероприятие года. Команды стекаются со всей Африки. Игроки – национальные герои, цвет нации. Краеугольный камень экономики… Попасть в команду – честь, достойная богов.

– А кто эти клоуны с раскрашенными лицами? – перебила Машка.

– Фанаты, конечно, – не смутилась Гамаюн. – По цветам различают принадлежность к разным командам. Они продают майки, шарфики и бейсболки. А горячие сосиски в тесте и попкорн берут на откуп семьи игроков – надо же как-то оплачивать медицинские счета…

– Кучеряво устроились, – хмыкнула Машка. – И жратва, и золотых рыбок немерено – черпай ковшом, да желания загадывай… – Эй, а тот толстый дяденька кто?

В тени павлиньих опахал, под беломраморным портиком, восседал человек-слон. У него были громадные уши и серая, в морщинах и складках, кожа. В хоботе человек-слон держал бутылку виски.

Длинная цепочка людей дефилировала мимо. Кланяясь, оставляя дары – кучи всякой всячины были навалены вокруг трона – и двигалась дальше, к накрытым столам.

Слон милостиво кивал подданным и ритмично, не отвлекаясь ни на минуту, отхлебывал из бутылки.

– Толстый дяденька с головой слона – это Бумба, – поведала ворона. – Единовластный диктатор и тиран местного населения. Альфа и Омега государственных законов, главный держатель акций Большой Игры и владелец самой популярной команды.

Тиран и диктатор в этот момент с трубным шкворчанием всасывал последние капли из бутылки. Затем, перевернув сосуд вверх дном, исследовал на просвет, заглянул внутрь одним глазом, и наконец с сожалением отбросил. Печально оглядел кучи даров, переключился на придворных – вдруг кто-то из них догадался захватить еще одну бутылку… И наткнулся взглядом на нашу живописную группу.

Увидев Лумумбу, король фыркнул в сторону пигмея с длинным, выше головы, копьем. Тот незамедлительно поскакал к нам.

Мы с Машкой притихли – взгляд, которым его величество одарил нашу компанию, не внушал ничего хорошего. И Сет, как назло, куда-то запропастился… Интересно, а темницы у них есть? Я уже привык, что в любом новом городе нас первым делом бросают в темницу. По крайней мере, выспаться можно…

Провентилировать этот вопрос я не успел: пигмей подошел к Лумумбе и, сложив руки лодочкой перед ртом, на чистейшем русском сказал:

– Принц народа Самбуру М'бванга М'бвеле! Король Бумба выражает радость по поводу твоего Присутствия на его Празднике, – заглавные буквы в его речи звучали так, будто их только что отчеканили. – Король Бумба Приветствует Тебя в своём Доме, как родного Брата. И Приглашает Напиться до Розовых Слонов.