Глава 20

Иван

Открыв глаза, я увидел каменный потолок. Некоторое время тупо пялился на него: разум проводил ревизию организма. Голова – на месте, руки-ноги – на месте, мочевой пузырь… М-да.

На этой оптимистической ноте я торопливо вскочил. Из глаз посыпались такие крупные искры – любой высоковольтный провод позавидует.

Оказалось, потолок был невероятно низким. Метра полтора, не больше.

Когда в глазах перестало искрить, я огляделся. Пещера была громадной – если не брать во внимание то, что даже Машке здесь пришлось бы пригнуться.

Сумрачное пространство уходило вдаль и вширь, на границе видимости сливаясь в сплошную тёмную муть. Наверное, таким видится мир зернышку пшеницы, попавшему меж двух жерновов…

На первый взгляд, пещера была пуста. Но когда дыхание успокоилось и я немножко пришел в себя, стал различать голоса: кто-то непрерывно стонал и нашептывал.

Оглянулся. На краю зрения мелькнул неясный силуэт… Когда я постарался его рассмотреть, видение пропало.

Всё ясно. Призраки. Неупокоенные духи. Учитель говорит, все бродячие души рано или поздно попадают в место, где ничего нет. Ни времени, ни пространства, ни жизни ни смерти… Подобно мусору, сносимому течением, их рано или поздно приносит туда. В пещеру Мариматле.

Он рассказывал, что когда-то Мариматле был обычным городом в Прави. Но его прокляли. Жители умерли и стали первыми неприкаянными душами… Город постепенно погрузился в Навь.

Если я каким-то образом попал в эту пещеру… Тогда я точно попал.

Услышав ехидный смешок, я опять подскочил.

– Уййй…

– Что, больно?

– А ты как думаешь?

Парень, который возник перед глазами, на вид был не старше Машки. Такой же отчаянный взгляд, постоянно шмыгающий нос и… ах да. Главное украшение переходного возраста. Прыщи…

– Да ладно, не злись. Привыкнешь, – снисходительно сказал он, наблюдая, как я потираю макушку.

– Даже не собираюсь.

Парень мне не нравился. И я ошибся подумав, что он похож на Машку… Во-первых, у моей напарницы не было прыщей. Во-вторых, взгляд у него был не отчаянный, а равнодушный. Циничный. Такой, будто весь мир, и я вместе с ним – не более, чем плевок под ногами. Разотри и забудь.

Волосы длинные, светлые, стянутые в резинку на затылке. И сальные. Да и мордашка какая-то усталая, замурзанная.

Огромная, не по размеру, байкерская куртка вываляна в пыли, за ушами грязь, ногти на пальцах окружены траурной каёмкой…

Такой вот самый страшный злодей всех времен и народов.

– Ты Линглесу.

– Меня зовут Жак лё БигМак! – ясненько: имя для нас – больное место…

– Очень приятно, Иван.

Не задумываясь, я протянул руку. Ведь именно так делают, когда знакомятся, верно? Парнишка отскочил.

Так как о потолок ему стукаться было неохота, передвигался он бочком, как краб.

– Успокойся, я не сделаю тебе ничего плохого.

– Ха! Думаешь, я боюсь?

– Нет, правда… Давай просто поговорим.

Я уселся по-турецки, изо всех сил стараясь излучать уверенность и спокойствие. На деле я их не чувствовал. Пещера Мариматле – не такое место, где можно чувствовать себя спокойно.

Воздух здесь мертвый, безвкусный. Теней нет – так как нет источника освещения; голоса звучат сухо, безжизненно – будто их перед употреблением хорошенько прожарили на сковородке.

Человек здесь – живой человек – постепенно стирался. Истончался до тех пор, пока не обнажится душа. Да и она со временем теряла память и забывала себя…

Сколько понадобится времени на то, чтобы потерять память – я не знал. Не думаю, что много. Природа этого места, не обладая собственной энергией, высасывала её из всего, до чего могла дотянутся.

Уже сейчас я заметил, с каким усилием делаю вдох. А потом выдох. Моргаю, говорю… Очень скоро придется заставлять сердце биться и кровь бежать по венам. И в какой-то момент придет мысль: а стоит ли напрягаться? Тратить силы на то, чтобы заставлять непослушное и тяжелое, как колода, тело – жить… Зачем, если можно обойтись без него? Стать лёгкой, как ветерок, душой, вспорхнуть под низкий потолок и полететь…

Линглесу вновь подобрался поближе. Был он похож на маленького петушка, которого хорошенько потрепали старшие собраться. Потрепали, но не лишили при этом наглости и гонора.

– Зачем ты украл Мертвое Сердце? – брякнул я. Тут же пожалел: надо было усыпить бдительность, начать как-то издалека…

– Я ничего не крал. Я взял то, что моё по праву.

– О как.

– Оно принадлежало моему отцу.

Я потёр макушку.

– Знаешь, мне неприятно это говорить, но ведь твой отец ТОЖЕ его украл…

– А вот и нет. Он его нашел. В древнем разрушенном городе.

– Это он тебе так сказал?

Парнишка шмыгнул носом.

– Я прочитал его дневник.

– Который стащил у Бумбы.

– Не стащил! Он и так был моим. По праву.

Странные представления о правах у этого мальца.

– Ну ладно, ну хорошо… А зачем ты хотел убить нас? – он поднял на меня огромные глазищи. Зрачки сжались до булавочных уколов…

– Это вы хотели меня убить! Вы охотились за мной, как за диким зверем. Вы хотели отнять то, что принадлежало моему отцу, а меня убить.

– Да кто тебе это сказал? Нет, послушай… Артефакт мы действительно хотели забрать – он опасен. Его нужно изолировать. Но ты? Никто не собирался тебя убивать.

Мальчишка похлопал глазами.

– Но… Вы же маги. А всем известно, что маги – злые. Они убивают любого, кто стоит у них на пути.

– Не правда. Маги – вовсе не злые. Во всяком случае, не все. Я – и бвана – точно добрые.

Линглесу зло рассмеялся.

– Твой бвана убил моего отца.

– У него не было выбора. Да и вообще: может, это был и не он вовсе. Там было двенадцать магов.

– Они все ненавидели моего отца, – буркнул Линглесу, уставившись в пыль под ногами. – Они завидовали ему.

– Те, кто там были, никогда и никому не завидуют.

– Но… Из-за них я стал сиротой, – в голосе Линглесу наконец-то появились нотки неуверенности.

– Я тоже сирота, – пожал я плечами. – Парень, сейчас этим вообще никого не удивишь. Мы – дети Распыления.

– Но есть разница! – он злобно оскалился. – Никогда не знать родителей, и знать – а затем потерять. У меня был дом!.. У меня была семья!.. Счастливая семья… Белый заборчик, дерево во дворе, собака… Пятнистый такой терьер в красном ошейнике.

Я прикинул: мальцу на вид – лет семнадцать, не больше. Распыление грянуло пятнадцать лет назад. Да ему и двух лет не было… – Я что хочу сказать? Дети часто придумывают то, чего нет, но чтобы они хотели видеть. Мы, в детском доме, тоже…

– Я не выдумываю.

– Ладно, хорошо. Но причем тут бвана? Почему в смерти отца ты не винишь артефакт? Судьбу, стечение обстоятельств… Ведь твой отец попросту мог НЕ БРАТЬ это кольцо! Впрочем, как и ты. Что ты пытаешься доказать?

– Тебе не понять. Ты, поди, с детства был крутым. Фокусы-покусы, волшебство, драконы… А я – нет. Я вырос обычным, – он посмотрел мне прямо в глаза. – В мире, где любой маг может вытереть о тебя ноги. Превратить в что-нибудь мерзкое. А то и просто убить, чтобы не путался под ногами. А ты не можешь ему ничем ответить. Помешать. Потому что ты – другой.

Он, значит, из этих… Была такая категория людей. До умопомрачения хотят стать магами, но до смерти боятся оказаться однодневками. Спылиться после первой-второй вмазки. Они зверски завидуют и ненавидят тех, кому хватило смелости попробовать. Даже тех, кто выгорел, но совершил что-то великое… И при этом крепко помнят о миллионах, которые нюхнув Пыльцы, так никем и не стали.

– Моя напарница Маша – обычный человек. Девчонка, твоя ровесница. Как она обращается с пистолетами, да с любым оружием… Это тоже волшебство. Достигнуть совершенства. Стать Мастером. Ей просто не нужна Пыльца. Силой духа, силой характера она заткнет за пояс любого мага. Выпотрошит и сделает коврик.

– Я тоже стал мастером! – закричал пацан. – Смотри! – с кончиков пальцев у него сорвалась искра и превратилась в крошечного зеленого дракончика. Он пыхнул коротким – не больше зажигалки – язычком пламени и растаял. Мальчишка вытянул руку еще раз. Напрягся – так, что весь покраснел – и выдал крупную шаровую молнию. Она повисла между полом и потолком, издавая негромкое гудение и плюясь искрами.

Я усмехнулся. Создать файербол пробует каждый первый новичок, нанюхавшийся Пыльцы. Иногда получается огненный шар, а иногда – остаться без бровей. А также волос, ушей и пальцев…

– Видишь? – закричал пацан. – Я маг! Я лучше вас! Потому что мне не надо нюхать Пыльцу!.. Я никогда не спылюсь, как ты и твой наставник! Я никогда не умру.

Поразительно. Поразительно, как в подростках порой сочетается дьявольское хитроумие с дикой, дремучей наивностью. Этот пацан сумел найти Мёртвое Сердце. Он сумел опутать интригами всю Африку, вовлёк в разборки столько людей – постарше, и что уж греха таить, поумнее себя, – а теперь забился в пещеру, как испуганный зверек и пытается впечатлить меня дешевыми фокусами…

А еще он верит, что держит ситуацию под контролем.

Линглесу тем временем разошелся. Растопырив пальцы, он пускал вереницы файерболов – при этом губами издавая звуки, будто стреляет. Огненные шары были зелеными, синими, фиолетовыми… Они прыгали по всей пещере, освещая её призрачными вспышками и пугая призраков.

– Еще! – кричал пацан. – А так ты можешь? – Пу-у-у!.. Фейерверк!

– Ну хватит. Хватит тратить мою силу.

Новый голос был гораздо старше. Он был ворчливым, чуть дребезжащим, и что характерно, исходил изо рта мальчишки. Линглесу опустил руки и закрыл глаза. А когда открыл…

– Ариман!

Смешок был сухим и старым, будто пролежал под ногами тысячу лет.

– Догадливый, щучонок.

Странно было слышать этот стариковский брюзгливый голос из губ мальчишки. Сам парень тоже изменился. Исчезла молодая задиристость движений, наклон головы стал кривоватым – будто хозяина мучил прострел. Движения сделались скованными и скупыми.

Я вздохнул и собрался: игры кончились.

– Зачем я тебе, Ариман?

– Ты? – притворно удивился колдун. – Ты мне вовсе не нужен. Нужно твоё тело. Это… – он пренебрежительно дернул тощим плечиком, – слишком слабое. Оно слишком быстро начало умирать.

Оп-па… а мы-то думали, что цель Аримана – Лумумба. Могущественный волшебник, на хорошем счету, с опытом работы… Хотя, если подумать, зачем Ариману опыт работы? У него своего – вагон. И три вагонетки.

– Ну еще бы, – буркнул я. Изможденный вид мальчишки, маниакально горящие глаза… – Ты хоть иногда его кормил? Давал напиться, поспать, справить нужду…

– Зачем? Мне это не нужно.

– Зато нужно живому телу. Иначе оно… Как это ты говоришь? Ах да: – слишком быстро умирает.

– Когда я стану с тобой одним целым, я буду кормить тебя магией. Я очень силен, ты знаешь об этом? Если ты мне подчинишься, станешь самым крутым магом на планете. Разве тебе этого не хочется?

– Да как-то нет… Зачем?

– Затем, чтобы править!

Судя по всему, фантазии у старого маразматика было не больше, чем у подростка…

– Пока что у тебя не слушаются даже Лоа.

– Они подчинятся. У них просто не останется выбора. Когда я заполучу тело русского богатыря…

Я скромно потупился.

– Ну какой из меня богатырь? Всю жизнь ел не досыта, спал без про… недосыпал, в общем.

– Скромный, – укоризненно качнул головой Ариман. – Вот твой хозяин и пользуется.

– Лумумба мне не хозяин, – обиделся я. – Учитель он. И наставник.

– Поэтому он тебя продал?

– Врёшь.

– Не хочешь – не верь, – Ариман уселся по-турецки. – А только продал тебя Легба с потрохами. А подружку твою в нагрузку отдал.

– Не может этого быть!.. – забывшись, я вскочил и вновь стукнулся о потолок.

– Сам он уже далеко, – продолжил Ариман. – Взял, что причитается и отправился к себе в королевство… Ты знал, что он законный наследник престола? Самбуру – страна богатая. Молочные реки, кисельные берега… Хочешь скажу, что он попросил в награду?

– Не хочу.

Ой, что это я несу? Ничего бвана попросить не мог, потому что ни за что, ни за какие коврижки он не меня не продаст. Я бы его не продал.

– Значит, всё-таки веришь.

– Слушай, наверное, ты не поймешь… Но бывает так, что другой человек тебе дороже всего. Дороже магии. Дороже жизни.

Ариман расхохотался. Запрокинув голову, зажмурившись, колотя по земле кулачками и вздрагивая тощими коленками.

– Ты ещё молодой, – вытерев слёзы, заключил он. – Благородство, жертвенность – это всё слова. Красивые и громкие лозунги тех, кто не боится смерти. А не боится, потому что она еще далеко. Для молодых смерть – это то, что случается с другими.

Пришла моя очередь усмехаться.

– Ты, верно, ничего обо мне не знаешь, Ариман, – и я посмотрел ему прямо в глаза.

Маги редко смотрят друг другу в глаза. По-настоящему. Пристально, открывая душу навстречу другому взгляду. Потому что глаза – это зеркало души. А также амбарная книга, записная книжка и библиотечный каталог.

Опытный маг, посмотрев в глаза, может узнать о собеседнике ВСЁ.

И хотя маги любопытны, как целое стадо кошек, этим своим умением они пользуются нечасто. Потому что к собственным скелетам в таком случае добавляются еще и соседские. А не всякий шкаф такое выдержит…

Ариман не испугался и глаз не отвел. На краткий неуловимый миг наши взгляды образовали туннель, в котором замелькали знакомые и незнакомые образы… Лицо Цезарии – не строгое и властное, как я его помнил, а молодое, с задорными ямочками на щеках и лучистыми зелеными глазами. Губы её улыбаются и шепчут что-то ласковое, нежное…

Двое мальчишек лет десяти, с игрушечными пистолетами, короткими курчавыми волосами и белыми перышками, воткнутыми за правое ухо…

Языки огня, в которых угадываются очертания круглых островерхих хижин, тёмные бегущие тени и яркие вспышки выстрелов…

Пенные морские валы, джунгли с высоты птичьего полёта и черное сухое жерло вулкана. А еще – чувство ненависти.

Всепожигающий огонь, в котором тонут образы мальчишек и молодой Цезарии, преображаясь, превращаясь в видения диких зверей.

Огонь разгорается. Он питается бессилием, неспособностью управлять судьбой и страхом. Страхом внезапно нагрянувшей старости. Страхом неизбежной смерти. Огонь вспыхивает в черном жерле, делая его похожим на исполинский, полный ненависти глаз…

Некоторое время мы сидим молча, не глядя друг на друга. Ариман чертит пальцем что-то невидимое на каменном полу, я же просто смотрю себе в колени. Пристальному изучению подвергается выбеленная от долгой носки ткань джинсов – я прослеживаю каждое волокно, тщательно осматриваю каждую дырочку, каждое пятнышко…

Из груди вырывается тяжелый вздох.

– Ты сомневаешься, – тихо говорит Ариман. – Ты сомневаешься.

– Сомнение – основа веры, – отвечаю я словами отца Дуршлага.

– Он не ценит тебя, – говорит Ариман. – Он пользуется твоими талантами, твоей собачьей преданностью, твоей медвежьей силой – и делает то, что хочет. Он думает, что гораздо умнее и мудрее тебя. Он уверен, что знает, как надо. Ты всегда будешь для него учеником. Мальчиком на побегушках. А ведь ты считал его отцом. Более того, ты мечтал, чтобы вы были напарниками – теми, кто стоит спина к спине… Но ты знаешь, что ему это не нужно.

– Неправда! – рявкнул я. Эхо, которого не должно быть, прокатилось по потолку.

– Правда.

Закрыв глаза, я опустил голову.

Гордыня… Я поднял древнего динозавра! Я разговаривал с морским царем! Да я сам камень Алатырь трогал, и остался жив…

Дав Ариману заглянуть в себя, я рассчитывал похвастаться. Но вместо этого сам, без всякого принуждения, вручил ему пульт управления личностью по имени Иван Спаситель…

– Ты правильно не доверяешь Легбе. Лоа нельзя верить.

– Учитель – не Лоа, – буркнул я себе в колени, не поднимая взгляда. – Он спас меня.

– Потому что ему это было выгодно. Потому что ему была нужна твоя помощь… Но теперь ему никто не нужен. Легба – самый сильный из Лоа. И он всегда добивается того, чего хочет.

– И чего же?

– Секрета изготовления кольца всевластья, вот чего! – Ариман от возбуждения аж подпрыгнул. – Он тоже стареет и тоже, как и я, боится смерти. А еще он жаждет могущества… Ты был приманкой, понимаешь? Как он расхваливал тебя своим друзьям!

– Но… Зачем?

– Как зачем? Чтобы привлечь моё внимание, конечно. Он знал, что мне нужно новое, молодое и могучее тело. Он знал, что получить я его смогу только в Нави – именно здесь я могу выбираться из кольца и на время, ненадолго, становиться самим собой… Десять лет он ждал. Подыскивал подходящее тело, натаскивал его и обучал. Чтобы в нужный момент… – не договорив, Ариман обвел пещеру многозначительным взглядом. – Как ты думаешь, смог бы ты здесь оказаться, если бы Легба этого не хотел?

– Лоа нас обманули.

– Тебя. А Легба заранее сговорился с Эрзули. У них с Фредой старая, старая любовь… Ты знал об этом? О том, что Легба когда-то любил её? А потом уехал, но никогда, никогда не забывал о первой любви… Теперь они снова вместе.

– Неправда, – угрюмо проворчал я. – Бвана любит нас с Машкой. Он ни за что нас не бросит.

– Проверим?

Ариман подул в воздух и в нём образовался мыльный пузырь. В пузыре, как на экране телевизора, медленно проявилась картинка.

Тёмные стволы деревьев, переплетение лиан, седых, похожих на длинные бороды, плетей мха… На пенечке, пригорюнившись, кто-то сидит. Машка! Босые, израненные лапки посинели от холода, одежда в дырках, волосы спутались в воронье гнездо… Подперев грязным кулачком подбородок, она роняет слезинки в чёрную воду пруда.

За спиной у Машки вырастает громадная разлапистая тень, я вижу, что у тени – множество маленьких злобных глаз. Она нависает над напарницей, распахиваются ужасные челюсти…

– Маша! – забыв обо всём, я рыбкой сигаю в пузырь и… падаю на каменный пол пещеры. Больно.

– Стоит тебе согласиться… Ведь еще не поздно. Её еще можно спасти.

Поднявшись на колени, я вставил на место челюсть, вытер кровавые сопли и отряхнул ладони.

– Согласиться на что?

– А я разве не сказал? – притворно удивился Ариман. – Впустить меня добровольно. Позволить мне занять твоё тело.

Невольно я схватился за горло, слепо заелозил непослушными руками по груди… Машка! Ведь она здесь из-за меня. Если она погибнет… Может, стоит согласиться? Что значит моя жизнь против жизни напарницы?

По привычке я попытался нащупать амулет. Волшебную макаронину, подаренную отцом Дуршлагом, когда я поступил в Академию. Покрутить в пальцах твёрдый цилиндрик, почувствовать его хрупкую силу… Но макаронины на груди не было. Так же, как и крестика бваны, и других милых моему сердцу памятных сувениров.

Все они прятались под косовороткой. Ариман их не видел, не мог видеть. И значит, о них не знал… Как он там сказал? Морок. Видение.

Я усмехнулся и сунул под нос Аримана фигу. Или, как называл её Лумумба, магическую мудру из трёх пальцев.

Сильная вещь. Практически безотказная.

– Это видел? Еще вопросы есть?

Ариман тяжело вздохнул.

– Значит, не договоримся. А жаль.

И он легонько, словно шутя, стукнул меня по лбу.

В глазах потемнело, я начал падать…