Иван
Бумба возлежал на своём диване. Не знаю, как он притащил его на веранду, но это был тот самый диван. Я еще в Доме Танцев заметил, что на спинке дерматин лопнул и был аккуратно зашит рыжей ниткой. Женщина-ягуар удобно свернулась в кресле, рядом с ней – подозрительно близко – сидел бвана.
Машки не было.
Наставник, завидев меня, недовольно поморщился и отвернулся.
Сделав морду кирпичом, я поднялся по трем беломраморным ступеням.
– Здрасьте всей честной компании. А я вот иду мимо, вижу – учитель драгоценный сидеть изволят. Дай, думаю, спрошу: не надо ль чего? Что ж ихней милости ножки свои бел… черные трудить, организм напрягать. Пусть скажут, а уж я, сердешный, расстараюсь…
– Садись, словоблуд, – вздохнул бвана. – Не срами перед державами…
Я сел. Стульев на веранде не было, так что устроиться пришлось прямо на полу.
– Он был очень силён, – тем временем говорила ягуариха, не обращая на меня никакого внимания. – И он был безумен. Мы ничего не могли сделать.
– Понимаю, – Лумумба учтиво склонил голову.
– Он разрушил наш дом.
– Мне жаль, – серьезно сказал бвана.
– В живых остались только Т'чала, М'баку и я… – женщина вздохнула и отвернулась.
Мы молчали. Признаться, я никогда не умел себя вести с людьми, у которых случилось горе. Нет, я всё прекрасно понимаю, и очень, очень сочувствую… Только словами выразить не могу. Всякий раз кажется, что они будут звучать фальшиво.
– Ариман хотел, как лучше, – овладев собой, женщина-кошка приняла царственную позу. – Он любил нас. По-своему. И желал только добра.
– Но… – тихо подсказал бвана.
– Всех остальных он уничтожил.
– Как это произошло?
– Зачем ворошить прошлое? – с каменным выражением лица спросила Цезария.
– И всё же… – настаивал бвана.
– Расскажи ему, – вдруг подал голос король. – Ты же за этим сюда пришла.
– Думаешь, он поймет? – к королю она обращалась запросто, без церемоний.
– Я буду стараться, – с нажимом ответил наставник. – Вы не представляете, насколько я понятлив.
Король Бумба, сказав пару слов, казалось, ушел в себя. Он задумчиво крутил хоботом, в котором поблескивала неизменная бутылка, и шумно вздыхал о чем-то своём, время от времени поправляя очки. Но ухо, мягкое, складчатое слоновье ухо, повернутое к парочке в креслах, оставалось настороженно приподнятым.
…Ариман всегда был гордецом, – пожала плечами Цезария, как бы смиряясь с неизбежным. – Он был уверен, что достоен большего, чем другие. Считал себя особенным. Так оно и было. Можете мне не верить, но так оно и было, – задумчиво повторила она. – Архимед считал, что имея хороший рычаг, можно перевернуть Землю. Ариман говорил что он – и есть этот рычаг. Просто пока не нашлось точки опоры.
Когда появилась Пыльца… – она горько усмехнулась. – Мой муж и мысли не допускал, что окажется однодневкой.
Его первым желанием было превращение нас – всей семьи – в оборотней. Ариман считал, что хищники – это вершина эволюции… Я и дети превратились, – на пальцах Цезарии мгновенно, как клинки из ножен, выскочили и втянулись когти. – Но он… он постарел на десять лет. И только.
Второе желание… Он не стал тратить его ни на кого, кроме себя. И, тем не менее, ничего не получилось. А мой муж стал глубоким стариком.
– Не всякий маг способен наложить колдовство на себя, – кивнул Лумумба. – Мы это поняли далеко не сразу.
– А вот Ариман так и не понял.
– И не остановился, – добавил наставник.
– Он просто не мог иначе.
– Это Ариман создал Мёртвое Сердце, – я не заметил, когда на веранде появилась Машка. Она успела переодеться в джинсу, распустить волосы и смыть косметику. Жалко. Платье мне нравилось.
– Да, – наклонила голову Цезария. В глазах её отразился свет праздничных фонариков. – Ариман заключил в него свою сущность. Своё естество…
– Потому что не хотел умирать? – не унималась Машка.
– Как ученице некроманта, дитя, тебе должно быть известно, что иные участи – пострашнее, чем смерть, – холодно процедила Цезария.
– Но он убивал людей.
– Сердце требовало жертв. Ему нужна была сила, – пожала плечами ягуариха. Словно речь шла о регулярной поливке огорода.
Машке это не понравилось. Сузив глаза, она собралась ляпнуть что-то резкое. Я, дотянувшись, схватил её за руку, но это напарницу не остановило, а наоборот, придало уверенности.
– Меня учили, – жестко сказала Машка. – Что вешать нужно только отъявленных негодяев. Но отъявленных – нужно вешать.
– Ариман был моим мужем, – надменно заявила Цезария.
– И он был отъявленным негодяем.
– Маша! – рявкнул Лумумба. – А ну, извинись.
– За что? Разве я не права?
– Прошу простить мою ученицу, благородная Цезария, – быстро сказал наставник. – Видимо, жаркий климат пагубно действует на неокрепший ум.
– Воспитывать детей – тяжелая ноша, – надменно согласилась ягуариха. – Нужно очень сильно их любить, – она уставила узкие кошачьи глаза на Машку. – Но и наказывать нещадно.
– Я не ребенок! – выкрикнула напарница. – Я – охотник. Я обучена убивать таких, как…
– Маша! – голос Лумумбы хлестнул, как бич. – Ступай, разыщи Сета.
– А почему я? Пусть вон Ванька сбегает…
– Маша. Сейчас же.
Надувшись, как жабка, она гордо спустилась с веранды. Лопатки под курточкой, подрагивающие волосы – всё говорило о несогласии напарницы с начальственным произволом.
– Давайте поговорим о Линглесу, – вдруг сказал Бумба. – Он – вторая часть истории.
– Линглесу – это уже третья часть, – с готовностью сменил тему бвана. – Вторая – лё Биг-Мак. Судя по всему, ему удалось завладеть Сердцем Аримана, – Лумумба повернулся к Цезарии. – Вам известно, как умер ваш муж?
– Нет, – резче, чем следовало, ответила ягуариха. – Мы… расстались. Я должна была заботиться о детях.
– Вы боялись, что станете следующими в списке его жертв, – сказал я. И тут же захлопнул варежку. Неужели я всё-таки заразился от Машки недержанием?
– Нас бы Ариман не тронул! – оскалилась Цезария. – Мы – семья.
Лицо женщины явственно заострилось. В голосе прорезались рыкающие нотки.
– Ну хорошо, хорошо… – примирительно сказал бвана. – Давайте лучше я расскажу, что знаю.
…Лё Биг-Мак был журналистом. Путешествуя, он рассказывал об экологии, животном мире, этнических особенностях жителей. Он прекрасно рисовал и писал остроумные заметки. Разумеется, фотографировал… Подозреваю, что лё Биг-Мак приторговывал на черном рынке. Ему на глаза частенько попадались редкости, о настоящей цене которых не подозревали владельцы. Выменивая, а где и приворовывая, лё Биг-Мак добывал интересные вещицы и находил им новых хозяев. Возможно, Сердце попало к нему именно таким образом.
– Значит, он тоже был магом? – спросил я.
– Совсем недолго, – согласился наставник.
– Сердце выпило его досуха, – злорадно улыбнулась Цезария. – Он украл талисман моего мужа и тот свёл его в могилу. Ариман отомстил за себя.
И тут в мою душу закрались смутные сомненья…
Глубоко вздохнув, чтобы успокоиться и не дать мыслям позорно сбежать, я принялся рассуждать логически. Как сыщик.
Цезария – жена Аримана. Мага, сотворившего Мёртвое Сердце. И вот она оказывается в Бумбе и принимает участие в Игре. Зачем?
Ей был нужен дневник! Уж не знаю, что она собиралась с ним делать…
– Вы не хотели отдавать записи лё Биг-Мака Цезарии, – неожиданно сказал я, обращаясь к Бумбе. – "И откуда ты такой умный выискался?" – вопросили его маленькие, спрятанные за стёклами очков, глазки. – Вы не хотели отдавать ей дневник, но не могли найти повода, чтобы отказать. И придумали стравить нас в Игре…
– Это было рискованно, – заметил Лумумба.
– Вы, – король Бумба оглядел собрание. – Не оставили мне выбора. Я не мог открыто встать на чью-либо сторону.
– Или не хотел? – прищурился бвана.
– Ариман был моим мужем, – перебила его Цезария. – У меня больше прав, чем у кого бы то ни было.
– Но зачем он вам? – спросил наставник.
– Это не ваше дело!
– К чему спорить? – примирительно поднял хобот Бумба. – Дневника всё равно нет. Он находится у Линглесу…
– И вы уверены, что его руки лучше моих? – ревниво спросила Цезария.
– Когда речь идет о магии, я вообще ни в чем не уверен, – сказал Лумумба. – Кроме одного: Мальчишку необходимо найти и обезвредить. А для этого пригодился бы дневник…
– Каким образом? – трубно взревел Бумба. – Каким образом ты намерен его обезвредить?
– Нужно уничтожить Мертвое Сердце.
Настала мёртвая тишина. Только сейчас я понял, что праздник давно закончился и площадь опустела. Где-то далеко, на грани слышимости, грохотал гром. А вокруг веранды оглушительно, сводя с ума, стрекотали цикады.
Цезария поднялась из кресла. Мягко, по-кошачьи, потянулась, а потом сложила руки на груди и ласково сказала:
– Я не допущу этого. Я не допущу, чтобы моего мужа убили еще раз. Если вы встанете у меня на пути, я вас убью.
Бвана тоже поднялся. Глаза его засветились, плечи напряглись так, словно из них сейчас вырвутся крылья…
– Подождите, – быстро сказал я. – Подождите… Вы говорили, что артефакт довольно быстро выпивает силы владельца. А вы не допускали мысли, что оно уже выпило Линглесу? Может, его давно нет в живых, и надо просто найти артефакт и получше перепрятать?
– Может и так, – согласился наставник, не отрывая взгляда от глаз Цезарии. – А может, он прямо сейчас убивает сотни невинных людей.
– Любые жизни – ничтожная цена за жизнь Аримана.
Она подобралась, ногти проросли черными когтями, лицо вытянулось и почти превратилось в морду…
– А что это вы здесь делаете? – раздался голос моей напарницы.
– Маша, не сейчас! – рявкнул Лумумба.
– Да я что? – невинно задрала бровки Машка. – Я ничего… Извиниться вот хотела. За своё плохое поведение. И подарочек принесла. В знак примирения.
И помахала прямо перед носом Цезарии игрушкой. Украшенной бусинами, ярко-розовыми перьями и колокольчиком.
– Ну что же вы, тетенька? – спросила она медовым голосом и еще раз позвенела. – Я думала, все кошки любят с махалочками играть…
Ягуариха промахнулась. Она целила Машке в горло, но громадные когтистые лапы ухватили лишь пустоту.
На полу, там, где стояла напарница, сидела крошечная лягушка. Она была очень хорошенькая: с громадными печальными глазами, с гладкой блестящей кожицей, покрытой зелеными и коричневыми разводами, с золотистой полосочкой по спинке…
Задохнувшись, я посмотрел на бвану. Честное слово, до меня не сразу дошло, что лягушка – и есть Машка. Он всё таки её превратил!
– Ква? – недоуменно сказало земноводное и захлопало длинными ресницами.
– Бвана? – осторожно позвал я. – Вы не находите, что это как-то чересчур?
– Не нахожу, – раздраженно отрубил наставник. – Это послужит ей уроком.
– Может, послужит, – пробурчал я, аккуратно, двумя пальцами, подхватывая лягушку под передние лапки и сажая её себе в нагрудный карман. – А может, вы еще сами пожалеете. Ведь расколдовывать, рано или поздно, придется…
– Хозяин, а вот и я! – на беломраморных ступенях показалось новое чудо.
Наша железная птичка, пропадавшая невесть где, в буквальном смысле ползла на бровях. Была в зюзю. В ржавый, совершенно бесполезный хлам.
За пьяной вороной стоял довольный Сет. Чем они занимались, и почему Гамаюн оказалась в столь пограничном состоянии, я спрашивать не стал. И так ясно.
Только порадовался, что вовремя спрятал Машку: не ровен час, пьяная бестия приняла бы её за червяка и склевала…
– Вискариком не угостите? – взгромоздившись наконец на перила и разобравшись в лапах и крыльях, ворона уставилась на короля.
Лумумба горестно закатил глаза. Я его понимаю: потеря лица по всем фронтам. Младшая ученица квакает, старший выглядит, как чучело гороховое, говорящий артефакт так вообще надрался до розовых слонов… один Сет пока еще подавал надежды.
– Эй, дэвушка, можна пазнакомица, э?
Недолго музыка играла, недолго продолжался бал.
Цезария как-то незаметно превратилась в женщину, и наш карманный бог смерти просто не смог пройти мимо. Рефлекс у него, что ли? Или мама в детстве уронила?
– Слушай, что такой пэрсик дэлаэт в кампании таких мужланов? – Бумба хрюкнул. Лумумба втянул воздух. А Цезария, к нашему общему удивлению, покрылась нежным румянцем и скромно опустила кошачьи глазки. – Падем са мной! – нежно обнял её за талию Сет. – Пить будэм, гулять будэм! А патом… – и он, привстав на цыпочки, что-то прошептал ей на ушко.
Женщина-ягуар сделалась вовсе пунцовой, жеманно пожала точеным плечиком и… позволила увлечь себя к ступеням.
– Мы еще не закончили, – промурлыкала она напоследок бване и – была такова. В обнимку с Сетом.
– Темна вода во облацех… – пробормотал Лумумба, провожая Цезарию задумчивым взглядом.
А я присел на перила рядом с Гамаюн. Птица была горячая, как утюг.
– Как у нас в садочке, как у нас в садочке, – пропела она хриплым басом и медленно, с достоинством перевернулась кверху лапками. – Розочка цвела… – закончила ворона фальцетом, и повиснув вниз головой, как летучая мышь, отключилась. Глаза потухли, металлические перья, остывая, тихо потрескивали.
И тут поднялся Бумба. Процесс этот ничем не напоминал то обычное действо, какое производит любой человек, поднимаясь со стула. Движения короля скорее напоминали медленный и неотвратимый сход ледника. Только в обратном порядке.
– Мой царственный брат! – обратился он к Лумумбе. – Чтобы сгладить неприятное впечатление от пребывания у меня в гостях, я хочу показать тебе одну фотографию. Плохо, если ты покинешь мою гостеприимную страну с затаённой обидой.
– Ну что ты, Бумба, – великодушно махнул рукой бвана, и тоже поднялся. – Мы уже получили от тебя абсолютно бесполезное седло, пахнущий кошками ковёр и сломанный телевизор. Разве можно рассчитывать на большее?
– Значит, всё-таки сердишься, – понурился король.
– Если и сержусь, то только на себя, – вздохнул бвана. – Самоуверенность – это грех. Надо бы приравнять её к убийству – именно этим и заканчиваются излишне амбициозные планы.
– Ты о чем? – Бумба вновь снял очки, без которых его глаза выглядели совершенно… ну, по-слоновьи.
– О Цезарии. Нужно было предусмотреть её появление. И желание завладеть Сердцем Аримана… Но мы не слышали о ней больше десяти лет – я и подумал…
– Что она умерла? Оставила попытки? Бросила магию и научилась вышивать крестиком? – водрузив очки на нос, король насмешливо посмотрел на наставника сквозь стёкла.
Всё он понимал, это громадный мудрый слоняра. И о бване, и о Цезарии и даже о нас с Машкой… Понимал и то, что действующий артефакт такой разрушительной силы может повлиять на расстановку сил не только в его государстве, но и на всём континенте. Да что там континент! Во всём мире.
Если на минуту представить, что Мертвое Сердце попадет к Бумбе, например… Что нас ждет? Африканский рай в масштабах планеты?
А если к Товарищу Седому? – я на минуту задумался. – О-хо-хонюшки, лучше бы Сердце уничтожили десять лет назад. Тогда и маги были помельче, и амбиции у них были не такие масштабные. Нет, судари мои: прав бвана. Прав на все сто: найти и уничтожить – это единственно верный выход.
В кармане ворохнулась напарница и я осторожно погладил её через ткань. Ничего, Машунь, вот отойдет бвана, оттает сердцем – и превратит тебя назад. И дня не пройдет. В крайнем случае, недели. Месяц – крайний срок.
И тут мне пришла в голову другая мысль… Получается, Лумумба Машку спас!
У одного моего приятеля по Академии была кошка. Симпатичное пушистое чудо с голубыми глазками и белоснежной шерсткой. Она любила, забравшись на колени, свернуться клубочком и подремать, пока ты чешешь ей за ушком… Но, как только что-то не нравилось – тут же выпускала когти и вцеплялась зубами в палец.
Нет, к бабке не ходи: Цезария точно вырвала бы Машке горло. Одно то, как домашние кошки играют с мышью наводит на размышление… А наша новая знакомая – дикая пустынная хищница. Даром что в юбке.
– Держи, – прервал мои размышления наставник, доставая из жилетного кармашка небольшую деревянную коробочку.
– Что там? – я не спешил протягивать руку. Мало ли, что может достать из кармана разгневанный маг… Компактную сверхновую, например.
– Новый дом для твоей напарницы. Выложишь изнутри свежей травкой, да поливать не забывай – а то высохнет. А еще слизняки – лягушки их любят.
Мне оставалось только тяжело вздохнуть: в ближайшее время превращать Машку он точно не собирается.
– Да, и еще… – наставник уже направлялся куда-то вслед за Бумбой, но остановился на ступеньке. – Разыщи Сета и подготовь машину к путешествию. На рассвете мы уезжаем.
Рассудив, что Сета до утра искать бесполезно, я решил найти "Импалу". Смутно помнилось, что стоянка была где-то за дворцом, с другой стороны.
Посадив Машку в коробочку – я, по совету бваны, выстлал её мягкими банановыми листьями, полил из фонтана и даже нашел парочку толстых аппетитных гусениц – я отправился на поиски.
Да, чуть не забыл про ворону! Взбежав по трем ступенькам и привязав бездыханную птицу за лапки к поясу, на манер подстреленного фазана, я углубился в дворцовые переходы – почему-то казалось, что так будет короче…
Придворные, в отличие от простых жителей, продолжали веселиться. Ухватив друг друга за талии и выстроившись в длиннющую змею, они пьяно бродили между вилл и фонтанов, время от времени вскидывая голые конечности и нестройно выкрикивая загадочное "раз, два, три – брык!"
Мне улыбались, предлагали присоединится, зазывно протягивали калебасы с пивом и палочки с жареными пауками, но я мужественно отказывался. Цель, как говориться, превыше всего. А еще нагоняй от Лумумбы, если я не исполню того, что велено… Добрые придворные цепко хватали за рубаху.
– Эй, Бокорван, куда спешишь? Остановись, выпей снами!
– Не приставай к занятому человеку, дурья башка. Бокорван готовится выиграть скачки на слонах.
– А ты не врешь?
– Дело верное. Приятель сестры друга любовницы младшего подавальщика ночного горшка владыки Бумбы об этом слышал. А такой важный человек врать не станет.
– Эй, Бокорван! Я назову в твою честь восьмого сына своей пятой жены, если выиграешь гонки слонов…
– Эй, Бокорван, постой минутку! Сейчас я подарю тебе свою дочь! Хоть какая-то польза от паршивки…
– И как ты её сюда притащишь? Все знают, Заремба пятый год из дому не выходит: в дверь не пролазит…
– Беги скорее, Бокорван! Пока дочка старого Гакао не села на тебя, и не превратила в тонкую лепешку…
Неловко улыбаясь, кивая и то и дело отклоняя предложения выпить, переспать, а также принять в дар ребенка, козлёнка, а в одном случае – глупого лупоглазого щенка, я наконец выкатился за ворота дворца и сразу увидел стоянку: над ней горела яркая неоновая вывеска с автомобилем и грудастой красоткой.
Охранница в будочке мирно похрапывала, привалившись к стене. Наверное, здесь считалось, что по ночам имущество граждан и гостей столицы охранять не надо…
Кое-как отыскав ряд, в котором, по моим расчетам стояла "Импала", я прочесал его вдоль и поперек. Затем прочесал другие ряды – на случай, если память меня подводит.
Вернулся к первому ряду, и прошелся еще раз.
Импалы на стоянке не было.