Тревога – негативно воспринимаемая эмоция, выражающая ощущение беспокойства о неопределенности благополучия будущего, ожидание отрицательных событий и трудноопределимые предчувствия. В отличие от причин страха, причины тревоги обычно не осознаются в четкой форме, но она возникает для предотвращения участия человека в потенциально вредном поведении или побуждает его к действиям по повышению вероятности благополучного исхода событий. Тревога связана с рефлекторной мобилизацией психических сил и физиологических ресурсов организма для преодоления потенциально опасной ситуации. Таким образом, здоровая, функциональная тревога несет в себе и адаптивные, полезные функции, предупреждая о внешней или внутренней опасности. Она как бы подсказывает организму принять необходимые меры, чтобы предупредить опасность или смягчить ее последствия.
Тревога – эмоция, обычно возникающая вследствие катастрофических мыслей о будущем по типу «что, если…». Несмотря на то что будущего, как известно, не существует, тревожащийся человек испытывает данную эмоцию здесь и сейчас, при этом полноценно не находясь в настоящем моменте времени. Более того, он воображает не только априори несуществующее будущее, но и то, которое в большинстве случаев никогда не наступает.
Чем тревога отличается от страха? Ответ прост: тревога обладает диффузной природой, а страх предметен. Иначе говоря, страх существует в настоящий момент времени, представляет собой опредмеченную тревогу и обусловлен наличием угрозы. Как только формулируется объект или процесс, предполагаемо несущий угрозу, тревога становится страхом. В свою очередь, фобия представляет собой устойчивый и необоснованный страх перед предметами, явлениями и процессами, которые не представляют реальной опасности, но субъективно воспринимаются человеком как угроза. Фобия (от др. – греч. φόβος – страх) – обычно симптом или в редких случаях отдельная форма заболевания (нозологическая единица), например страх змей. Фобия представляет собой иррациональный неконтролируемый страх или устойчивое переживание избыточной тревоги в определенных ситуациях или в присутствии (ожидании) объекта либо процесса, с которым ассоциирован страх. Как правило, фобия приводит к быстрому возникновению страха и присутствует на протяжении более шести месяцев подряд. Человек с фобическими переживаниями идет на все, чтобы избежать ситуации, объекта или процесса, с которыми он связывает страх, возводимый в степень, превышающую реальную опасность. Если этого не избежать, человек сильно страдает.
Паническая атака – яркий и острый приступ всепоглощающего страха, во время которого человеку кажется, что он сейчас умрет, сойдет с ума или совершит какое-нибудь неправильное действие, утратив контроль. Но, несмотря на дикий, животный ужас, охватывающий во время приступов паники, он каждый раз остается жив, не сходит с ума и не теряет контроль. Что происходит в момент панической атаки? У человека автоматически, рефлекторно срабатывает защитная реакция «беги или сражайся», возникает гиперактивация симпатоадреналовой системы, что сопровождается повышенным тонусом скелетной мускулатуры и выделением гормонов стресса. Так рефлекторно организм приходит в состояние активации органов и систем, ответственных за процессы выживания. Телесные же симптомы самого стресса воспринимаются им с фобическим настроем как опасные для здоровья и жизни. В результате подобной трактовки своего состояния и ощущений возникают еще большие тревога и страх, что провоцирует новый всплеск физиологических и поведенческих реакций растревоженного человека, чем запускается еще один цикл спирали тревожного расстройства, вплоть до паники и переживания ужаса безысходности.
Таким образом, паническая атака представляет собой циклический самоподдерживающийся порочный круг переживаний с тенденцией к эскалации, обострению психоэмоционального и физиологического реагирования на ложные сигналы опасности, создаваемые системой убеждений и ментальных фильтров (когнитивных искажений) тревожного человека. Именно этот цепной защитный психофизиологический механизм прочно удерживает человека в порочном паническом круге. А ожиданием повторного приступа паники, своими тревожными мыслями и пугающими образами-предсказаниями он снова запускает этот порочный круг, что ведет к возникновению новой панической атаки.
Чем паническая атака отличается от обычного страха? Дело в том, что чувство страха обусловлено наличием угрозы. Однако в момент панической атаки место несуществующей объективной угрозы занимает внутреннее субъективное представление об опасности, которое порождает сам человек из-за привычных ложных трактовок действительности и усвоенных им схем опасности. В моменты страха он испытывает те же телесные и психические симптомы, что и при панической атаке, но не пугается их самих, поскольку объект или процесс, с которым ассоциирован страх, изолирован конкретной внешней или внутренней угрозой. В таком случае обычно не формируется самоподдерживающий замкнутый круг усиления страха за счет негативных трактовок его физических или психических проявлений.
Поэтому паническая атака – это спираль, страх своего состояния страха, приводящий к росту и еще большему развитию страха. Верование, что паника причинит существенный вред здоровью или жизни, заставляет испытывающего ее человека сканировать внешнюю и, в большей степени, внутреннюю среду на предмет опасности и угроз. Он зачарован собственными предсказаниями беды и видит в своих симптомах ее подтверждение и доказательства, которые воспринимаются как приходящие один за другим всадники Апокалипсиса. Смотрит внутрь своего мозгового «кинотеатра», где идут кадры фильма ужасов, в котором творческий тревожный человек сам себе сценарист, режиссер, исполнитель главной роли жертвы, а еще – крайне заинтересованный и вовлеченный зритель. Как и симптомы вегетососудистой дистонии, панические атаки возникают из-за возросшего уровня психоэмоционального напряжения, но если в случае с вегетососудистой дистонией (как, например, при гриппе) человек не пугается ее телесных проявлений, лишь недоволен ими, то паническое расстройство развивается и закрепляется из-за их боязни и катастрофических прогнозов в связи с возникающими симптомами и страхом дальнейшего драматического развития вплоть до летального исхода, который якобы «не за горами».
Если опираться на критерии панического расстройства, которые описаны в Международной классификации болезней десятого пересмотра (МКБ-10), то можно говорить о том, что при наличии у человека четырех и более симптомов из нижеперечисленных тринадцати ставится диагноз «паническое расстройство». Если присмотреться к данной симптоматике, можно прийти к выводу, что соматические проявления, о которых мы говорили выше как о нормальной, хоть и избыточной реакции организма, относятся к симптомокомплексу панического расстройства. Однако в момент панической атаки эти нормальные физиологические реакции на опасность катастрофически интерпретируются человеком, что порождает страх самой тревоги. Достоверный диагноз панического расстройства требует того, чтобы несколько тяжелых приступов тревоги наблюдались по меньшей мере в течение одного месяца и отвечали следующим требованиям:
• паническое расстройство возникает при обстоятельствах, не связанных с объективной угрозой (возможна тревога предвосхищения панической атаки);
• паническое расстройство не ограничивается известной, предсказуемой ситуацией;
• присутствуют свободные от тревоги периоды между приступами.
Итак, тринадцать классических симптомов панического расстройства выглядят следующим образом:
• одышка (диспноэ) или ощущение нехватки воздуха;
• головокружение, ощущение неустойчивости;
• сердцебиение (тахикардия);
• тремор;
• потливость (гипергидроз);
• чувство удушья или «комок» в горле;
• тошнота;
• деперсонализация или дереализация;
• ощущение онемения или покалывания (парестезии);
• приливы жара или озноб;
• загрудинная боль, чувство дискомфорта в груди;
• страх смерти;
• страх сойти с ума или потерять самообладание.
В момент первой панической атаки человек, естественно, не знает, что с ним происходит, и ему действительно кажется, что он умирает, сходит с ума или теряет над собой контроль. Чтобы погасить страх, он совершает массу охранительных действий (так называемое охранительное, или защитное, поведение): вызывает «Скорую», звонит родным и близким, умывается холодной водой, пьет таблетки, молится и т. п. А поскольку в конечном итоге все заканчивается благополучно, в его голове закрепляется мысль, что он не умер и не сошел с ума лишь потому, что совершал эти «спасительные» действия. Далее человек начинает все чаще смещать внимание с объективной реальности на предвзятый взгляд на свой «больной» организм и внимательно к себе прислушиваться, опасаться малейших признаков приближающейся «беды» и появления симптомов паники. Теперь он все чаще контролирует себя и каждую секунду готов в момент новой панической атаки совершить те же «спасительные», «ритуально-обрядовые» действия.
Парадокс в том, что обрядово-культовые действия и ритуалы, которые человек совершает для «спасения» и избавления от приступов паники, в действительности усиливают тревогу и способствуют генерации новых приступов паники, укрепляя порочный тревогогенный механизм. Такое научение происходит вследствие катастрофических прогнозов и фобических ожиданий тревожного человека. Однако эти ожидания и прогнозы являются нереалистичными, искаженными, по сути, игрой распаленного страхом воображения: из-за такого мышления сознание тревожного человека оторвано от объективной реальности и находится в грезах о мрачном будущем. Таким образом, дисфункциональное мышление формирует, развивает и закрепляет замкнутые поддерживающие циклы тревоги и паники. Они удерживаются именно действиями и ритуалами, совершаемыми для «спасения» в момент приступов и направленными на избыточное контролирование телесных проявлений тревоги и страха.
Контроль, как мы помним, рождает напряжение нервной системы и избыточные реакции многих органов и систем организма, эволюционно отвечающих за безопасность и выживание. Поэтому в терапии тревожных расстройств на первый план выходит не частота и сила приступов, а наличие у человека страха ожидания страха и паники, что они повторятся, который, согласно катастрофическим предсказаниям самого тревожного человека, наверняка окажется последним. Не может же чудо, спасавшее его столько раз, длиться вечно! Нервы ведь не железные. Что уж говорить о сердце и сосудах. Специфика мышления страдальца от виртуальных угроз и подводит его ко все новым и настоящим страданиям.
Первые шаги на пути избавления от панических атак можно обозначить как отказ от перестраховки и «спасательных операций» (от выпивания флаконов корвалола, забега домой или в ближайшую поликлинику до вызова «Скорой») во время приступов паники, поскольку они безопасны и не требуют обращения за помощью. Это не значит, что если вы никогда не обследовали свое сердце и сосуды, стоит и дальше бояться идти к врачу из-за страха «услышать приговор». Вам нужны объективные данные для исключения патологии, осознанных разъяснений себе фактов о состоянии своего здоровья. Поэтому первичное обращение для обследования и периодические профосмотры – нормальная и полезная практика. Но десятки ЭКГ и холтеровских мониторов не обезопасят, а скорее запугают вас, если вы не будете доверять объективным данным и мнению врачей, поведетесь на свои внутренние тревожные комментарии, предсказания «а вдруг?» и «что, если?», катастрофические сценарии и мрачные прогнозы да картинки в голове. Осознание и опыт того, что вы способны сами справиться с панической атакой, уже дает немалую часть успеха. Но одного знания о безопасности панических атак часто оказывается недостаточно. Дело в том, что, сталкиваясь с пугающей ситуацией, человек начинает воспринимать ее как причину панических приступов. Поэтому иногда панические атаки могут возникать в ситуациях и местах, схожих с теми, в которых паника уже случалась. Иными словами, человек, однажды переживший приступ паники, словно маленькая рыбка, оказывается в браконьерских сетях ассоциаций, выпутаться из которых можно, только изменив свое тревогогенное мышление и неадаптивное поведение.
Итак, человек, страдающий паническими атаками, часто избегает мест и ситуаций, в которых его настигали приступы. Он неосознанно воспринимает эти ситуации как источник и причину своих тревожных состояний. К тому же наш мозг склонен обобщать, поэтому если паническая атака случилась с человеком, например, в отделении банка, он может избегать любых отделений любого банка и очередей как таковых, а затем и любых других ситуаций ожидания.
Таким образом, избегающая модель поведения постепенно способна привести к тому, что человек станет воспринимать мир как сплошную опасную территорию и набор угрожающих ситуаций, вообще не будет выходить из дома, добровольно загнав себя в «тюремные» стены агорафобии. Тогда ему придется заново приучать свой мозг к тому, что страх и даже паника не опасны, несмотря на то что, каждый раз выходя из дома, он испытывает крайне неприятные и тягостные ощущения. Напрасно задействованный инстинкт самосохранения в данном случае играет с человеком злую шутку, и ему приходится идти против его эффективной, но не соответствующей реальным условиям работы.
Будучи одним из главных источников панических атак, ошибочное восприятие опасности, как вы уже знаете, представляет собой испуг симптоматики симпатоадреналового (вегетативного) криза, неверную реакцию на психические и телесные проявления стресса или самостоятельный вызов паники тревожными мыслями по типу «что, если…» при абсолютном физическом здоровье организма. Однако стоит подчеркнуть, что человека часто пугает не столько симптом, сколько его последствия, например страх смерти, сумасшествия или позора, боязнь не успеть выполнить необходимые перед «неминуемой смертью» важные дела, образы будущих страданий родителей и многое другое. Паническая атака иногда становится своего рода репетицией смерти, в которой происходит оценка текущего состояния жизни и того, что в ней не удалось реализовать. Так или иначе, живущий в психике тревожного человека монстр Мухослон или ужасный бог Пан могут доставить немало хлопот, несмотря на то что, к счастью, не являются реальными существами. Ведь они – лишь символ творческих способностей человека, потворствующих креативному изменению размеров чего угодно на свой вкус и набор привычек.
Часто человек, впервые пережив паническую атаку, обращается к психотерапевту со словами: «У меня паническая атака случилась недавно. Что мне делать, чтобы она не повторилась? Я ведь еще не сильно развалился! На форумах пишут, многие люди страдают десять, а то и пятнадцать лет! Я же сразу к вам пришел починиться!» Но действительно ли легче помочь такому человеку, учитывая, что он недавно «свалился» со своими паническими приступами? К сожалению, нет. Почему? Потому что паническая атака – ситуация, когда «плотину прорвало» после долгих и усердных стараний по ее подрыву. Человек не осознает, что паника – лишь симптом и он сам долгие годы титаническими усилиями делал все, чтобы рано или поздно его «накрыло». Он (чаще всего малозаметно для себя, но усердно) тренировался и учился доводить себя до пиковых тревожных состояний и кошмариться по полной программе. Иными словами, люди с паническими атаками верят, что паника – то, что случилось с ними, скажем, двенадцатого октября такого-то года. И зачастую паника создает водораздел, разделяющий жизнь на две части – здоровую жизнь до паники и беспросветную «болезнь» после приступа. Эта иллюзия заставляет людей придираться к своему телу, которое «ни с того ни с сего» расклеилось, и к психике, которая того и гляди накроется или треснет, как зеркало, расколовшись на шизофренические части (слово «шизофрения» происходит от греческих слов «схизо» – расщепление, раскалывание и «френия» – ум, мышление).
Постепенно, из-за регулярных переживаний и гиперреакций, ресурсов у тревожного человека становится все меньше, последствия стрессов накапливаются, возникает первый приступ и формируется привычка ждать панические атаки, использовать спасительные действия и избегающее поведение, что естественным путем ведет к хронизации панического расстройства. Но спасительные действия так называются не потому, что спасают человека от опасности, а потому, что закрывают от ожидаемого им ужаса и конца, хотя на самом деле – от реальности и здравого смысла. Человек словно пытается договориться с миром посредством магического мышления: «Я потревожусь, а ты, будь добр, сделай так, чтобы ничего не случилось!» Но с кем он договаривается? Вряд ли с центром Вселенной. Поэтому сказать, что человеку, впервые столкнувшемуся с паникой, будет легче их преодолевать, чем обладателю серьезного стажа панических атак, неправильно. Ведь человек, например, с десятилетним опытом имеет и знания о своих панических атаках, и значительное количество рефлексов. В любом случае, нужно понимать, что паника – лишь симптом, относительно которого человек, как правило, впадает в иллюзию, выражающуюся в словах: «Мне нужно победить только свою панику. В остальном и целом я белый и пушистый. Со мной все отлично! Если бы не одна беда…»
Чтобы развеять эту иллюзию, важно сознавать, что человек – это биопсихосоциоэкосистема, состоящая из множества факторов, к которым относятся биогеофизические и социокультурные элементы, а также актуальные межличностные отношения и внутриличностные конфликты (в частности, с приставкой психо-), лежащие в основе генерации тревоги. Кроме того что человек представляет собой биохимическую субстанцию – набор белков и кислот, он также является социальным существом. Биологическая же основа позволяет ему считывать и усваивать социальные правила за счет специфических свойств и возможностей механизмов нейронной сети как совокупности не просто нескольких десятков миллиардов «тушек» нейронов (в среднем 86 миллиардов), но и связей между ними, которых более 100 триллионов. Эти гигантские числа свидетельствуют не только о мощности мозгового «компьютера» человека, его феноменальных возможностях и способностях, работе первых и вторых сигнальных систем по И. П. Павлову, но и о нейропластичности, поскольку нейронные связи, как показывает наука и многовековая практика, можно перестраивать.
Однако биопсихосоциоэкосистема человека не железобетонная конструкция, ее элементы могут меняться. Но происходит это лишь в том случае, если осознавать, настойчиво и последовательно менять пластичную систему рефлекторных связей. Если же их не замечать, у человека нет шанса измениться, так как он продолжит худо-бедно приспосабливаться к своим симптомам, вместо того чтобы ликвидировать их причины. Тревожный человек зачастую ищет не там, где потерял, а там, где светло. Иными словами, будучи зафиксирован на своих симптомах и тревоге, он борется с ними и с местами, в которых ему случалось почувствовать дискомфорт, при этом не замечает фундамента тревоги и причинно-следственных связей, приводящих к ней. Проблемы, касающиеся системы отношений, проявляются в психике, теле и поведении в виде симптомов, которые являются поверхностным отражением глубинных системных процессов. Те же внутренние конфликты, создающие перманентное напряжение, часто не осознаются тревожным человеком, фокусирующимся лишь на их, например, телесных последствиях – учащенном сердцебиении, нарушении дыхания, проблемах с пищеварением и т. д. Оно и понятно: эти последствия бросаются в глаза, ощущаются на уровне тела и мешают человеку полноценно функционировать.
Непонимание глубоких связей заставляет человека трактовать свои симптомы как болезнь, которую можно вылечить раз и навсегда, что вызывает лишь временное облегчение. «Наконец я нашел причину своих бед! У меня вегетососудистая дистония». Однако рано или поздно выяснится, что вегетососудистая дистония – не причина, а отражение психоэмоционального состояния. При этом само эмоциональное состояние может укреплять верование в то, что у человека есть болезнь. Так возникает замкнутый круг. Однако никакой синдром раздраженного кишечника не вылечить лекарствами, поскольку он, как и многие другие беспокоящие симптомы, является здоровой реакцией на стресс, который заставляет органы и системы функционировать в усиленном режиме. Поэтому если человек не будет устранять причины беспокойства, он продолжит использовать компенсаторные стратегии, например пытаться везде «подстелить соломки», чтобы обеспечить выживание там, где оно не требуется.
Человек понимает, что ко всему подготовиться невозможно, поэтому заранее выбирает самый ужасный сценарий, как Умная Эльза из одноименной сказки братьев Гримм. Такую стратегию можно проиллюстрировать следующим иррациональным верованием тревожного человека: «Если я справлюсь с худшим вариантом развития событий, можно спать спокойно, ведь с более мелкими проблемами я справлюсь и подавно!» Однако в этом случае человек попадает в собственную ловушку: выбрав худший сценарий, он приходит к провалу, так как при этом варианте решение не найти. Поэтому попытка «подстелить соломки» часто превращается в напрасное страдание из-за регулярного перепросмотра катастрофических сценариев и внутренних фильмов ужасов, срежиссированных на их основе.
Тем не менее никто из нас не может обойтись без конфликтов и кризисов. Это неизбежная часть и важные этапы нашего развития, которые представляют собой некий выпускной экзамен в школе жизни. Если человек его не сдает и (условно) остается на второй год, он начинает испытывать напряжение, которое постепенно накапливается и рано или поздно приводит к вегетативному «взрыву». Но даже в этом случае организм пытается чему-то научить человека, который часто игнорирует уроки и даже злится на симптомы. Однако систему не обманешь. Поначалу она дает знать о себе небольшими сбоями как оповещающими тревожными звоночками на перемену (перемену жизни к лучшему). Затем может раздаваться набатный колокольный звон, которым являются, например, те же панические атаки. Но человек пытается заглушить эти сигналы организма одними таблетками, что можно сравнить с ситуацией, когда к вам пришел почтальон Печкин с заметкой про вашего мальчика, а вы взяли и пристрелили его. Тогда в следующий раз к вам на огонек заглянет уже не Печкин, а Терминатор по фамилии Шварценеггер – и «накроет» по полной программе.
Кризис не тождествен катастрофе. Неспроста в китайском языке слово «кризис» складывается из двух иероглифов: первый означает опасность, второй – возможность. Поэтому когда в результате тревожного расстройства рушатся несущие стены привычной жизни, они рушатся именно по той причине, что их давно пора менять, так как стало тесно – привычное отношение человека к себе, другим людям, жизни и будущему зашло в тупик. Стоит признать, что кризис назрел и неизбежен. Однако когда рушатся старые стены, открываются новые горизонты. Но если человек продолжает латать трещащее по швам здание старой жизни теми же способами мышления и поведения, ставит подпорки из защит, вместо того чтобы постепенно строить новое жилище, застой и разруха неизбежны. Иначе говоря, фокусирование на симптомах – не решение проблемы, а путь беспощадной и бесполезной борьбы с химерами, которые себе создает сам человек.
Человек может получать как перцепторные сигналы от реальности в виде ощущений, так и сигналы сигналов, являющиеся вторыми сигналами, дубликатами первых, из которых как из знаково-символических кирпичиков мы строим вселенную нашего внутреннего мира. Это стало известно благодаря великому открытию Ивана Петровича Павлова, которое он старался донести до психиатров клиники неврозов на 15-й линии Васильевского острова, неподалеку от своего дома. Когда он проводил там знаменитые «павловские среды», десятки учеников активно обсуждали выбранного пациента и проникались идеями Павлова о том, как в психиатрии могут быть полезны его теории условных рефлексов, а также первой и второй сигнальных систем.
Оперируя второй сигнальной системой, человек составляет своего рода ментальные карты окружающей действительности. Однако, как заметил Альфред Коржибски, основатель общей семантики, карта не есть территория, поэтому ошибки в ментальных картах неизбежны. Еще античные философы говорили, что человеку свойственно ошибаться. Ведь он мало что знает об окружающей действительности, доступной ему, как писали классики, в ощущениях и благодаря органам чувств, которых у человека раз, два и обчелся. Как вы знаете, существует пять классических чувств: зрение, слух, осязание, обоняние и вкус, с помощью которых человек получает достаточно слабые сигналы реальности. Однако эти сигналы достраиваются мозговым «компьютером», чтобы человек мог в ней ориентироваться. Поэтому мышление и речь, представляющие собой «софт» второй сигнальной системы, дополняют реальность нашими представлениями о ней. Но как любая карта не соответствует территории, являясь лишь ее моделью, так и людское представление о действительности – лишь картина реальности, автором которой является человек, довольно свободный художник.
Свободное творчество через какое-то время может превращаться в шаблоны мышления и связей между нейронами. Иногда человек запутывает и запугивает себя на ровном месте, веря, что место неровное. Тогда ошибки мышления приобретают системный характер, наслаиваются друг на друга и превращаются в снежный ком, приводящий в тупик. Ведь когда человек игнорирует искажения в когнитивной сфере, начинает «сигналить» и его физическая сфера. Проще говоря, сигналы тревоги конвертируются в телесные проявления, которые для организма – сигнал о том, что в психике и мышлении творится неладное. При этом важно понимать: плох не сам человек, а его ошибки, поэтому не стоит отождествлять человека с его искажениями. Как одежда не является самим носителем, хоть и принадлежит ему, буквально становясь второй кожей, так и ошибки не есть человек, хоть они и становятся пресловутым характером, который не следует путать с генетикой и кармой. Мысли и убеждения – это привычки дисфункционального мышления, которые можно изменить и заменить как негодную или вышедшую из моды одежду.
Если проводить аналогии с религией, можно вспомнить святых отцов, которые отрицательно относились не к душе человека, а к греху, который он совершает. Но что такое грех? В переводе с греческого языка это слово значит «промах», иными словами – ошибку, которая исправляется покаянием. Но покаяние представляет собой не посыпание головы пеплом, не самоедство и не самоистязание веригами, а извлечение урока из ошибок, выбор более продуктивного способа мышления и поведения. Ведь если хорошенько отходить себя хлыстом или вдарить серпом по мягким тканям, как скопцы, это ничего не изменит: даже с такими ранами человек продолжит совершать ошибки, если будет мыслить прежними схемами и опираться на старые убеждения. Поэтому продуктивным решением проблемы является распознание и осознание промахов вкупе с выведением когнитивных и поведенческих альтернатив и последующим их закреплением тренировками.
Следует сказать и о том, что те или иные симптомы любого заболевания, в том числе тревожного расстройства, могут становиться для человека способом получения неосознаваемых вторичных выгод. Говоря иначе, любая вторичная выгода – попытка утилизации или продажи человеком своего состояния. Действительно, еще до появления денег люди научились выгодно обмениваться вещами. Человек обладает колоссальным творческим потенциалом адаптации, поэтому в подавляющем большинстве случаев вторичные выгоды – это неосознанное решение и последующий опыт использования симптома. Иногда мы имеем дело с ситуацией, которую человек осмысливает как безвыходную. Например, если ссорятся родители, для их трехлетнего ребенка это колоссальное напряжение. Судите сами: два значимых лица так орут друг на друга, что, кажется, вот-вот поубивают. А выжить в одиночку ребенок точно не сумеет, и он это инстинктивно понимает, поэтому инстинкты предлагают ему сделать хоть что-то, чтобы справиться с критической ситуацией. Но понимание и ресурсы для ее активного разрешения у ребенка отсутствуют. От психоэмоционального перенапряжения и последующей телесной гиперреакции он начинает задыхаться. Тут родители внезапно заканчивают «баттл», обращают внимание на бледнеющего ребенка и бегут к нему. В результате у него возникает, по сути, рефлекторное подкрепление: если хочешь справиться с проблемой, для решения которой не хватает естественных ресурсов, можно использовать реакции, которые хоть и относятся к негативному потенциалу, но дают отличный результат.
Приведем другой пример. Муж задерживается на работе, и его супруга волнуется. И у нее случается паническая атака. И что? Звонок мужу с сообщением, что ей плохо, решительно ускоряет прибытие. Злоупотребляет ли женщина этим сознательно? Нет, скорее всего, она не делает ничего специально. У нее нет коварного замысла: «Сейчас я изображу паническую атаку, и он примчится – никуда не денется!» Но возникает другой «волшебный» механизм – миграция симптома: например, появляется симптом, похожий на инсульт. Однако инсульта не случается, и некоторые родственники или даже специалисты могут обвинять человека в «торговле» симптомами и попытках нажиться на вторичной выгоде. Важно понимать, что эти реакции организма очень трудно создать сознательно, поскольку обычно они являются результатом внутренних неосознанных психических процессов. В большинстве случаев вторичная выгода – это адаптационная реакция и своего рода выбор без выбора, когда человек, неосознанно жертвуя своим физическим благополучием, пытается решить приоритетные задачи – проблему отношений, работы, карьеры…
В этой связи важно осознавать, как человек приходит к идеям, выводам, заключениям и прогнозам, из-за которых у него возникает гиперреакция. Однако вторичная выгода часто «замораживает» ситуацию и создает внешнее благополучие, говоря иначе, человек адаптируется к неподходящим условиям. Приведем в пример такую метафору, как чемодан без ручки, который и нести тяжело, и бросить жалко. Часто семьи существуют именно так: в отношениях уже нет радости, любви и взаимопонимания, но человеку страшно лишиться привычной жизни, он боится, например, не найти нового партнера и остаться в одиночестве. Здесь вроде нет криминала, когда режут-убивают, но точно надо выходить из отношений, поскольку нет желания их продолжать. В результате человек, используя вторичные выгоды, не решает проблему, зато приспосабливается к ситуации и временно ее выравнивает. Однако все держится до первого кризиса, который разрушит адаптационные редуты.
Примерами вторичных выгод от тревожных расстройств могут являться такие факторы, как привлечение внимания, любви, тепла и заботы близких людей, удерживание близкого человека рядом, манипулирование его поведением и наказание путем провоцирования чувства вины. Вторичными выгодами также могут служить вызывание жалости и сочувствия окружающих; защита от тревоги, связанной с недостатком уважения и любви; перекладывание ответственности, уклонение от обязанностей, бегство от проблем. Кроме того, вторичными выгодами являются получение внутреннего права следовать своим желаниям и доказывание несправедливости мира в лице окружающих. Многие вторичные выгоды основаны на психологии жертвы – желании проявлять жалость к себе. Такому поведению часто сопутствуют фразы из серии: «Видишь, до чего ты меня довел!», «Я больше не могу здесь работать!», «Не трогайте меня, я болен!» Зачастую состояния, связанные с тревожностью, воспринимаются как способ избежать проблем, снять с себя ответственность и получить желаемое, несмотря на то что данный способ странный и доставляет массу неприятных ощущений. До тех пор пока человек использует невроз в качестве совокупности вторичных выгод, его будет сложно преодолеть. Поэтому тревожному человеку полезно чаще задаваться вопросом: «Что мне даст новая жизнь без тревоги и симптомов? Что меня в ней устраивает, а что – нет?», «Как я могу получать желаемое и удовлетворять свои потребности здоровым путем?»