Глава 2. Мамины правила: как быть честным с собой и трудиться с полной отдачей

Помню себя примерно с пяти лет. Семья у нас была небольшая. Папа работал водителем грузовика, часто уезжал в командировки. На маме лежало всё домашнее хозяйство: уход за мной, стареньким дедушкой Степаном, огород, куры. Брат тогда уже учился в техникуме. Видимо, сказывалась двенадцатилетняя разница в возрасте, поэтому кроме подзатыльников я от него другого внимания не получал. Как-то раз он признался, что я для него всегда был обузой. Это детское раздражение сохранилось у него надолго.

До моего пятилетнего возраста в нашем хозяйстве была корова. Ухаживать за ней маме помогал дедушка. Каждое утро после дойки мама на коромысле разносила молоко в двухэтажки для продажи. Они стояли в двух километрах от нашего дома. Маме было тяжело, да и дедушке тогда уже перевалило за восемьдесят пять, поэтому корову решили продать и занялись выращиванием в парниках ранних овощей. Теперь два-три раза в неделю мама продавала их на рынке, а возвращаясь, садилась за стол и считала выручку.

Немалую роль в моем воспитании сыграла улица. Нас было пятеро соседей-погодок пятидесятого и пятьдесят первого года рождения. Соревновались друг с другом в счете. Организовывал эти соревнования мой сосед, третьеклассник Толик Соснов. От него я и цифры узнал. В семье на меня смотрели как на маленького, и мама на мою просьбу научить считать до ста ответила:

– Рано еще. В школу пойдешь, там научишься.

Родители мои были малограмотные: у мамы четыре класса образования, а у отца – два класса и третий «коридор». Не знаю, что это значило, но так почему-то тогда говорили взрослые, и я запомнил. Тем не менее к концу лета я уже без запинки тараторил до трехсот (больше всех) и очень этим гордился.

Однажды у нас гостили родственники, накрывали на стол, а я бегал и считал всё, что стояло на нем: вилки, тарелки, стаканы, другие предметы. Мой дядя посмотрел на меня с удивлением и спросил:

– И сколько так можешь?

– До трехсот, – гордо ответил я.

Мама, услышав это, отмахнулась:

– Маленький хвастунишка, ему еще и шести нет…

И я без приглашения стал считать, сосредоточенно и громко. Когда я досчитал до ста, все притихли и с удивлением смотрели на меня. Когда я сказал: «Триста», все захлопали. А я неожиданно для себя выпалил:

– Могу продолжить!

– Верим, верим! – воскликнул дядя. – Ты большой молодец! А маме помогаешь? – и хитро прищурился.

В растерянности я замер, а дядя продолжил:

– Запомни, мужичок: мало иметь много знаний, учись быть полезным людям!

С тех пор прошла целая жизнь. Но и теперь в общении со своими внуками я нет-нет да и прибегаю к тем дядиным «аргументам».

Запомнив дядин урок о полезности, на следующий день, как только мама вернулась с рынка, я встретил ее словами:

– Чем тебе помочь?

Она хитро посмотрела и ответила:

– Счет освоил, теперь будешь помогать считать деньги.

Став маминым помощником, я раскладывал купюры по номиналу и обязательно сторона к стороне. Потом мы вместе с мамой считали их и складывали, выучил сложение и вычитание. После подсчета общей выручки мама делала вывод, насколько удачным был день. При этом ненавязчиво учила:

– Деньги не надо любить, но их надо уважать, потому что они, если тобою честно заработаны, стоят дорого. Деньги – это мера труда: чем добросовестнее будешь трудиться, тем лучше будешь жить.

Уважение к деньгам у меня сохранилось. Мои деньги и сейчас всегда разложены по купюрам и аккуратно сложены. Хотя, признаюсь, для меня деньги, конечно, важное, но не главное в жизни. Всегда помню, что в наше время многое покупается, но ни за какие деньги не купишь настоящую любовь, дружбу, здоровье, порядочность.

В семь лет я уже запросто помогал маме в работе с парниками, самостоятельно снимал и накрывал рамы. Это намного облегчало ее труд. С восхищением наблюдал за тем, как мама разговаривала с растениями, представлял, как они ее слушают и стараются быстрее расти. От этого мой маленький труд казался значимым, он был в радость, а не трудовой повинностью. Потом, уже став отцом, я всегда старался передать своим детям уважение к труду.

После окончания сезона мы семейно подсчитывали общую выручку и планировали покупки. Мне тоже доставались обновки, при этом родители всегда подчеркивали, что я их получил благодаря добросовестному труду. Хорошо помню, когда мне купили долгожданные китайские кеды. Кстати, сейчас китайское – синоним некачественного, а тогда китайские изделия были верхом добротности. Так вот, я надевал эти новые кеды, приходил в них на наше футбольное поле, снимал и аккуратно ставил на видное место. А мяч гонял на босую ногу.

В семье был культ бережливости. Мои родные, пережив два голода и войну, прививали нам, детям, разумность в тратах. Нас учили именно бережливости, а не скряжничеству!

И я им очень благодарен. Примерно с десяти лет у меня обязанностей добавилось. Парников стало больше, урожай вырос. На рынок овощи стали возить на тачке. Теперь я вставал рано, чтобы помочь маме отвезти эту тачку. При этом успеть надо было до шести часов. А также за пять минут до открытия ворот рынка я должен был перелезть через забор, чтобы занять хорошее место в торговых рядах. В течение дня довозил овощи на велосипеде и ненадолго подменял маму за прилавком, пока она ходила в туалет. Деньги за проданные в эти пятнадцать минут овощи мама отдавала мне на карманные расходы. Но не всегда в это время были покупатели, и я стал хитрить. Как только мама отходила, я тут же снижал немножко цену – и выручка гарантировалась. Один раз увлекся и не заметил, как мама вернулась. У меня образовалась очередь, и мой обман всплыл. Мама не сказала ни слова, но укоризненный взгляд вызвал желание провалиться на месте. И всё же я вымолвил:

– Прости меня, мама, больше такое не повторится!

Она посмотрела мне в глаза и сказала:

– Сынок, никогда так больше не делай. Даже тогда, когда ты уверен, что тебя никто не видит. Помни: Бог видит не только явное, но и твои мысли. Любой обман рано или поздно раскроется. Старайся быть честен сам перед собой.

Я тогда понял, что, торгуя ложью, богаче не станешь.

Многое мне дала школа. Читать и писать научила моя первая учительница Нина Никитична Кульба. Она нам, особенно в первом классе, была второй мамой, терпеливой, заботливой и строгой. Поражала ее память: она нас всех могла узнать по голосу, и, когда спустя пятнадцать лет я ее случайно встретил на центральной площади города, она сразу назвала мое имя и фамилию.

Учился я с интересом и охотно. Желание стать отличником было большим, но не сложилось: подвел русский язык. В пятнадцать лет, после окончания восьми классов, вместе с другом и одноклассником Витькой Куценко приняли решение поступать на учебу в техникум, который находился в ста километрах от нашего города. Пример подал сосед, который там учился уже два года. Для нас он был авторитетом: его рассказы о студенческой жизни мы слушали, раскрыв рты.

Нам удалось уговорить родителей, и началась наша студенческая жизнь. Сразу же повезло. Когда с Виктором сдавали вступительные экзамены, к нам подошел взрослый парень и представился:

– Володя Трехлебов. Я вас еще на подготовительных курсах приметил. Помогите мне на экзаменах. В техникум поступаю после армии, восьмой класс шесть лет назад с трудом окончил, а сейчас вообще всё забыл.

Не задумываясь, согласились. Помогли не только ему, но и его знакомому такого же возраста, Ивану Лейбе. Завязалась дружба, снимали одну квартиру. Многое удалось почерпнуть у старших ребят! Они, будучи разрядниками, приобщили нас к спорту, выработали разумное отношение к спиртному, показали цену взаимовыручке, на всю оставшуюся жизнь отучили материться. Учился легко, всегда помнил наставления старшего брата: «Учись не ради оценки. Основной предмет знай досконально, и будешь востребованным специалистом! Всегда обеспечишь себя куском хлеба». В дальнейшем я это внушал и своим детям, добавив от себя из собственной практики: «Трудные предметы, на которых валятся другие, надо знать не хуже преподавателя! Максимум со второго курса нужно начинать работать в выбранной области, научиться зарабатывать деньги.

Именно зарабатывать, а не получать!»

Так что трудные предметы я освоил хорошо, особенно техмеханику и черчение. Это позволило уже на третьем курсе подрабатывать. Делал контрольные и курсовые – в основном заочникам, которые учились за деньги. Много не брал, поэтому желающих хватало. К четвертому курсу «сколотил» группу из трех человек: один рассчитывал, другой чертил, а третий оформлял.

Основной предмет «Холодильные машины» усвоил на «отлично». А производственные практики на Ростовском молкомбинате и Сочинском мясокомбинате помогли закрепить теорию. Начальник цеха в Ростове, Виктор Сергеевич Беда, буквально «нянчился» с нами: в течение недели лично проверял наши знания, остался доволен и поставил дублерами в смену с самыми опытными машинистами. Через четыре месяца, когда практика подошла к концу, устроил экзамен и в заключение сказал:

– Оставайтесь, поставлю в смену.

Со своим сокурсником Сережей Мальцевым мы переглянулись, и он выдал:

– Нет уж, через два года если и приедем, то на ваше место!

По возвращении в техникум преподаватель «холодильных машин» Венгер Станислав Михайлович собрал нас в аудитории, где каждый студент докладывал об итогах практики. Подошла моя очередь, и я повторил сказанные Сережей в Ростове слова. Станислав Михайлович прищурился и с ехидцей произнес:

– Что, корона начала расти? Рановато! С таким подходом вообще можешь не освоить мой предмет!

Повернулся и пошел к другому учащемуся. Меня «зацепило», и я выпалил:

– Я докажу, что освою!

Он резко повернулся, пристально посмотрел на меня и тихо произнес:

– Ну-ну, посмотрим, как тебе это удастся.

Сергей двинул меня в бок:

– Он же тебя съест после этого!

– Посмотрим, – буркнул я, но под ложечкой засосало.

Слово не воробей, пришлось поднапрячься. Но это только пошло на пользу и в дальнейшем существенно помогало в работе. К тому же Станислав Михайлович оказался порядочным мужиком: не придирался, а, наоборот, стал уделять мне больше внимания, помог с темой диплома.

Время учебы пролетело быстро. Преддипломная практика проходила на заводе по производству сухого молока, но тема диплома необычная, далекая от молочной промышленности, – «Цех термической обработки виноматериалов на Анапском винзаводе». Да и писали мы свои дипломные проекты в Краснодарском научно-исследовательском институте. Такой чести были удостоены всего десять человек. Опять повезло!

И вот диплом успешно защищен. Венгер лично пожал мне руку и сказал:

– Николай, ты сдержал свое слово: из техникума выходишь отличным специалистом. Не останавливайся на достигнутом, продолжай учиться!

Это была моя первая большая победа. Осталось получить направление к месту трехлетней отработки. Давно определился и согласовал с родителями, что еду на Украину – родину предков, в Чернигов.

Очередь на распределение определялась по итоговым оценкам в дипломе. Я четвертый. Сижу в приемной. Отличник Саша Куприн (поэтому он передо мной) уже в кабинете директора, где заседает комиссия. Мимо меня в кабинет проходит завуч механического отделения, на минутку задерживается, наклоняется ко мне и загадочно говорит:

– Ну что, красной икры пришлешь?

И, не дождавшись моего ответа, юркнул в кабинет. Туго соображаю: откуда на Украине красная икра?

Мысль прервало приглашение зайти. Сажусь в торце стола. На противоположном конце директор, он же председательствующий, спрашивает:

– Николай Иванович, куда надумали?

Бодро отвечаю:

– На Черниговский маслозавод!

Две девушки, оформляющие мои документы, вдруг заспорили между собой, одна говорит: «Черниговская область», а другая – «Приморский край». Я не обратил на это внимания, но тут строго вмешался директор:

– Какая Черниговская область? Приморский край, Дальний Восток! Не спорьте попусту, у нас впереди еще 60 человек!

Сказать, что у меня случился шок, это ничего не сказать! Я не мог вымолвить ни слова. Как в тумане подписал обязательства отработать три года и расписался за подъемные двести тридцать рублей, по тем временам сумма немалая!

Выхожу из кабинета директора и на вопрос: «Ну что?» – отвечаю: «Не знаю. Дайте атлас, нужно посмотреть, куда меня угораздило». На стенде, где показаны все места распределения, ищу свой Черниговский маслозавод и читаю сверху: «ПРИМОРСКОЕ КРАЕВОЕ УПРАВЛЕНИЕ ПО ЗАГОТОВКАМ МОЛОКА И МЯСА». Под ним: 1. Артемовский молкомбинат. 2. Черниговский маслозавод. Открываю атлас и ищу Приморский край. С трудом нахожу небольшую точечку в отрогах Сихотэ-Алиня и надпись: «с. Черниговка». Пытаюсь осознать, что произошло. Слышу знакомый голос Зои Владимировны, моей классной руководительницы:

– Мирошниченко, зачем тебе небольшой заводик в глухом селе? Надо было ехать хотя бы на Артемовский комбинат, там и перспектив больше, да и рядом город Владивосток!

Бормочу в ответ:

– Да я вообще не собирался на Дальний Восток!

Прихожу в себя… А ведь Зоя Владимировна права! Решительно направляюсь назад в приемную директора и вызываю завуча. Сбивчиво объясняю, что раз ошибся, перепишите направление в Артем, не зря же я хорошо учился. И вдруг слышу взволнованный голос своей сокурсницы Вали Мироновой:

– Так я же туда собралась!

Опять шок! Быстро соображаю: «Мое право выбирать, но ведь ей же сейчас заходить. Она туда планировала ехать, знала, что место свободное. Это для нее будет крах! Так нельзя поступать!»

Говорю:

– Валя, я всё понял. Заходи на распределение, поедем вместе в эти далекие края.

На это решение, видимо, повлияло еще и понимание того, что если уж девчонка не боится ехать в такую даль, то почему я должен трусить…

Так в мою жизнь тогда вмешался его величество случай.