Последние годы были для меня особенно тревожными: беспокоила тяжелая болезнь моей мамы. За тысячи километров я чувствовал ее молитвы. В конце 1992 года ее не стало. В сердце поселилось огромное чувство вины, пусть и беспричинное, но от того особо тягостное. А еще возникло осознание, что своим уходом мама как бы сняла барьер, ограждающий меня от зияющей бездны небытия. Исчезло чувство защищенности. И буквально после этого в моей судьбе начались ошибки.
Перемены начала девяностых коснулись и нашего угольного объединения. В стране ощущалось начало неизбежной инфляции. Особенно это пугало людей, работающих в регионах Крайнего Севера и Дальнего Востока, имеющих на сберкнижках солидные по тем временам вклады, неиспользованные льготы. Это грозило бегством кадров на материк, развалом производственного потенциала. Руководители предприятий лихорадочно искали дополнительные возможности закрепления работников.
Наверное, поэтому в это непростое время наш директор с двумя замами из объединения организовали строительство домов в Краснодарском крае для небольшого круга своей команды. В то время эти решения прошли мимо меня. Но однажды Николай Абрамович собрал срочное совещание замов. Там я и узнал о том, что недалеко от Славянска-на-Кубани выделены восемь участков и начато строительство коттеджей. Проблема, со слов директора, заключалась в том, что эта так называемая «секретность» о частных стройках утрачена. Если станет известно широкой публике и особенно партийным органам, могут возникнуть нежелательные кривотолки и разбирательства. Что можно придумать в оправдание этого строительства и как его узаконить?
Для решения этой задачи меня как бывшего жителя Краснодарского края отправили в командировку.
На Кубани меня встретил Вячеслав Курячий, техник нашего завода, который возглавлял это «начинание». Из его объяснений я понял, что во всей схеме главным является председатель колхоза, где выделены земельные участки под строительство. По договору в обмен на техническую помощь для ремонтных подразделений колхоза запланированы поставки в Нерюнгри овощей и фруктов. О будущих коттеджах в договоре не упоминается. Участки под них были выделены в частном порядке. И в этом никакого преступления не было.
Первым делом поехали в правление колхоза, к его председателю. Встретил нас степенный мужчина лет шестидесяти со звездой Героя Социалистического Труда на пиджаке и представился:
– Иван Васильевич Марковский, председатель колхоза имени Мичурина, – проницательные глаза с небольшим прищуром вызывали неподдельное доверие.
Издалека заходить не стал и сразу изложил ему причину моего приезда. Он выслушал, не перебивая. Лишь в конце промолвил с досадой:
– Ведь предупреждал же не торопиться. Осенью отгрузили бы хотя бы одну рефсекцию наших груш, началось бы сотрудничество – всё бы сложилось по-другому. Я не за себя беспокоюсь. С моей стороны наше сотрудничество законно и в интересах колхоза. Участки под индивидуальное строительство мы вам выделили в частном порядке. К договору о сотрудничестве это отношения не имеет.
– А если рассмотреть наше сотрудничество в плане организации строительства жилья в вашем районе?
Он ответил не задумываясь:
– Это можно. Я и ранее об этом говорил. Но в таком случае технической помощью не отделаетесь. Нужен более весомый ваш вклад в сотрудничество. Поехали, я вам кое-что покажу.
Я поразился, с какой оперативностью принимал решения этот мудрый человек. Под его руководством хозяйство стало колхозом-миллионером. Тут ежегодно производились десятки тысяч тонн зерна, почти под тысячу тонн мяса, около трех тысяч тонн молока, 3,5 миллиона штук яиц, овощи, плоды, виноград. Кроме Звезды Героя и двух орденов Ленина, Марковский имел еще пять орденов и множество медалей. Избирался депутатом Верховного Совета РСФСР. Всё это заслуженно.
Привез Иван Васильевич нас на кирпичный завод, принадлежащий колхозу. После моего внимательного осмотра пояснил:
– Мы здесь выпускаем простенький кирпич для собственных нужд. А облицовочный приходится завозить из других регионов. Предложите своему руководству реконструировать наш завод. Или построить новый рядом. Это будет веским основанием целевого выделения для вашего объединения колхозных земель под строительство индивидуальных домов.
– А на сколько участков можно рассчитывать? – задал я вопрос.
Председатель с крестьянской хитрецой, выдержав паузу, ответил:
– Это как раз тема для обсуждения! Но для начала речь может идти о двухстах-двухстах пятидесяти участках, соток по пятнадцать каждый.
– Это как раз то, что нужно! Можно будет организовать официальное строительство для наших работников, проработавших более пятнадцати лет на Севере, включив туда и восемь уже выделенных участков, – сказал я.
– Это уже сами будете решать, для кого строить, – перебил он. – Для меня главное, чтобы было решение по кирпичному заводу. Да и для вашего строительства оно будет как нельзя кстати!
С этим предложением я и уехал назад в Нерюнгри.
Итоги моей командировки одобрили на первом же совещании. Более того, эту инициативу директор озвучил в объединении «Якутуголь». Она оказалась довольно популярна, и к ней примкнули еще два наших смежных предприятия. Поддержали это начинание и в министерстве. Строительство кирпичного завода было заложено в план капитального строительства объединения. Под приобретение оборудования были выделены валютные средства, на которые в Бельгии закупили оборудование для производства отделочного кирпича.
По предложению председателя колхоза Марковского площадку под строительство выделили рядом с существующим колхозным заводом. Сразу после оформления контракта на поставку из Бельгии оборудования и подписания договора сотрудничества местная администрация выделила земельный участок для строительства индивидуальных домов на окраине хутора Крикуны, всего в пятнадцати километрах от города Славянск-на-Кубаи. Туда уже были подведены все коммуникации. И это была только первая очередь.
Организовать это строительство и его возглавить поручили мне. Так завершилась моя «якутская эпопея», и в мае 1993 года мы переехали на новое место жительства.
Для строительства первой очереди домов и кирпичного завода нами было создано дочернее предприятие ТОО «Кубнерстрой». Основными учредителями были три нерюнгринских предприятия ПО «Якутуголь» и местный колхоз имени Мичурина. Директором был назначен я, а моим заместителем стал Вячеслав Курячий, который уже почти год занимался здесь подготовительной работой.
В течение трех месяцев нам доставили всю необходимую строительную технику из Якутии. Пришли несколько выгонов с лесом и металлопрокатом. Колхоз выделил площадку для строительной базы и помещений дирекции предприятия. К началу лета стройка шла полным ходом. Первые строящиеся коттеджи были сразу распределены, и к нам на смотрины стали приезжать их будущие обладатели.
Жизнь просто бурлила. Поездки за границу, контракты и поставки оборудования для кирпичного завода, постоянные встречи с проектировщиками и подрядчиками сменялись, как в калейдоскопе.
Чего только стоило оформление карьера для добычи глины под будущий завод! Начинания наши приветствовала местная власть, и это помогало в получении необходимых документов. Задержек и волокиты никогда не было. Но времени обычно не хватало.
Даже местные бандиты нас не трогали, хотя в те годы это было редкостью. Здесь большую роль сыграло то, что мы сразу договорились всё делать в рамках закона. Никаких «левых» схем.
Через год под крышей уже были тридцать семь коттеджей и заложено почти столько же цокольных этажей для будущих домов. Был возведен корпус нового кирпичного завода. Ожидали поставку для него импортного оборудования.
Но мы считали, что способны на большее. По согласованию с директором колхоза было организовано российско-бельгийское предприятие по изготовлению фруктовых концентратов для производства соков. Наши бельгийские партнеры проявили большой интерес к поставкам якутских алмазов и золота. Учитывая перспективу, начали строить специализированный магазин для продажи ювелирных изделий. Иностранные специалисты как кураторы регулярно посещали наш будущий кирпичный завод.
К концу 1994 года начались первые неприятности на строительстве кирпичного завода. Импортное оборудование для производства кирпича было поставлено и установлено. А вот со строительством обжиговой печи появились проблемы. Из-за большого роста инфляции постоянно не хватало денег, и работы несколько раз останавливались. Добились дополнительного финансирования. Приняли предложение наших иностранных партнеров и решили закупить комплектующие к печи у них, включив в стоимость и достройку печи.
И снова срыв. Комплектующие пришли, а подрядчик, которому мы оплатили за достройку, разорился.
Как раз в это время стройку посетил генеральный директор «Якутугля». Увидев незавершенку с недостроенной печью, учинил приличный разгон. Его главный вопрос:
– Куда ушла выделенная дополнительно валюта, если недострой остался?
Следом после генерального приехал Чаусский. «Разбор полетов» продолжился. И здесь наши «доброжелатели» из числа приближенных к Николаю Абрамовичу меня с Курячим умело «подставили». Строительство домов в Славянске-на-Кубани преподнесли так, словно мы последнее время только ими и занимались, забросив основную стройку. Нам приписали, что мы якобы учиняли поборы за выделение некоторым работникам дополнительных земельных участков.
В итоге нас обвинили в нецелевом использовании дополнительных валютных средств. Встретиться с директором и разобраться в сложившейся ситуации возможности не представилось. Начались бесконечные проверки и ревизии, что еще более усугубило положение дел на кирпичном заводе. Работы остановились совсем.
Вскоре из нерюнгринского отдела внутренних дел приехал оперативник. Опросил меня по акту ревизии, о котором я ранее и не знал. Там, оказывается, фигурировала недостача стройматериалов на двадцать шесть миллионов рублей. Я объяснил, что это или недоразумение, или явная фальсификация. Если меня хотят убрать, то я готов сам уйти добровольно. Если это сделано с целью шантажа, чтобы на меня повесить растрату валютных средств, то вообще пустая затея. Во всех валютных операциях я участвовал только на стадии подготовки документов. В конце разговора, уже держа в руках подписанный мною протокол, оперативник неожиданно произнес:
– Мне ситуация понятна. Но мой тебе совет: помирись с Чаусским. Иначе вы зайдете слишком далеко, и для тебя это будет чревато.
Как потом оказалось, это была последняя точка невозврата. Надо было прислушаться к этому совету. Предпринять всё возможное и невозможное, чтобы добиться встречи с директором завода, и приложить все усилия для прояснения всех недоразумений. Но осознание пришло слишком поздно.
Директор мне всегда полностью доверял. За время совместной работы у нас существовали довольно близкие отношения: он меня посвящал в свои личные проблемы и переживания. Я должен был понять, что в сложившейся обстановке у него появилась уверенность в моей лживости и непорядочности. Я же знал, что он терпеть не мог эти качества в своем окружении. А здесь еще хуже: человек, которого он настолько приблизил к себе, получалось, манипулировал им. Только этим можно было объяснить его дальнейшие неимоверные усилия по моему преследованию и жажде мести.
Директора не остановило даже отсутствие в моих действиях оснований для уголовного преследования. Они были грубо сфабрикованы. Какие усилия нужно было предпринять, чтобы уголовное дело было возбуждено Якутским отделом по борьбе с организованной преступностью в отношении человека, проживающего и работающего почти три года в Краснодарском крае?
Более того, на карту была поставлена судьба с таким трудом организованного хорошего начинания по строительству жилья для своих работников-северян.
Конечно, в развале наших отношений моя прямая вина. Такие ситуации сами не разрешаются. Но тогда мне не дано было это понять, поэтому все сложилось, как сложилось.
События развивались стремительно. Через неделю прибыл заместитель директора по экономике. И сразу выдвинул ультиматум:
– Или ты признаешь растрату валюты, или уголовное дело.
Я спокойно послал его подальше:
– Мне бояться нечего: я не воровал, и посадить меня не удастся.
Буквально тут же последовало временное отстранение меня от должности и предписание срочно явиться в Нерюнгри на заседание совета учредителей.
Я обратился к знакомому краснодарскому юристу и получил неутешительный ответ.
– Ситуация намного сложней, чем тебе кажется. Если к тебе приезжал оперативник и ты подписал протокол, завести на тебя уголовное дело – это чисто технический вопрос. Из-за угрозы ареста ни в коем случае туда ехать нельзя.
Через два дня, возвращаясь из Краснодара, по пути заехал к руководителю «Райгаза». Пробыл у него минут десять, и уже при выходе он мне задал вопрос о предоплате за проектирование. Чтобы ответить, звоню в нашу бухгалтерию. В трубке отвечает мужской голос:
– Слушаю.
Я удивился тому, что ответил мужчина, но по привычке представляюсь:
– Это Мирошниченко, передайте трубку Нине Ефимовне. – Так звали главного бухгалтера.
– Здравствуйте! – в голосе мужчины радостные нотки. – Николай Иванович, а мы как раз здесь вас ждем. Вы скоро будете?
В груди что-то екнуло.
– Простите, а кто это «мы» и зачем я вам нужен? – вопросом на вопрос ответил я.
Голос сразу изменился:
– Начальник отдела РУБОП (Республиканское управление по борьбе с организованной преступностью. – Прим. автора), капитан Семенов.
– Вы из Краснодара? – перебил я его.
– Нет, мы прибыли из Якутска. Так вы скоро приедете? Нам надо с вами побеседовать.
Пауза… В голове промелькнуло предупреждение юриста. Как можно спокойней продолжаю:
– Что же вы меня заранее не предупредили? Я звоню из Краснодара, через три часа вылетаю в Москву. Поэтому ничем помочь вам не смогу.
В голосе появляется недовольство:
– Настоятельно рекомендую вам срочно вернуться. Беседа много времени не займет, дело очень серьезное. Сейчас приехать сюда в ваших интересах.
Спокойно негромко отвечаю:
– Да, как раз из-за этого серьезного дела я и вылетаю в Москву. Назавтра меня записали на прием к Генпрокурору. До свидания.
Уже кладя трубку, услышал:
– Не дури!
Вернулся в Краснодар к юристу. Рассказал о случившемся. Заключил с ним договор адвокатской защиты. Он опять предупредил:
– Необходимо время, чтобы во всем разобраться и определить, как строить защиту. Обвинение тебе не предъявлено, поэтому твоя основная задача – уехать и нигде не показываться. Главное, чтобы тебя не арестовали и не увезли в Нерюнгри. Об остальном я позабочусь.
С переговорного пункта позвонил домой жене, она взволнованно:
– Мне сейчас принесли повестку в горотдел милиции. Что делать?
– Ничего не бойся и иди. Но прежде позвони своей сестре в Армавир, пусть срочно приедет и заберет к себе детей. Вечером я позвоню.
Помня слова адвоката, в Славянск-на-Кубани не вернулся. Уехал я в Крымск, к своему другу.
– Загоняй машину в гараж, поедем к моим родителям, – скомандовал он, не вдаваясь в подробности. – Живи, сколько понадобится. Здесь ты в безопасности.
Договорились, что вечером он завезет одежду и свозит меня на переговорный пункт.
Оставшись один в комнате, я почувствовал гнетущую безысходность. Вспомнил о преследованиях своих дедушек и бабушек – кулаков. Неужели история моего рода повторяется? Что будет с семьей? Почему вызывают жену?
Мысли роились в голове, неизвестность угнетала, время тянулось очень медленно. К вечеру пришел к выводу, что надо продолжать искать выход. Есть хороший адвокат, которому полностью доверяю. Друзья, у которых я себя чувствую в безопасности. И главное – на мне нет вины.
Подъезжая к переговорному пункту, я уже был спокоен.
– Да, – голос Любы напряжен.
Спрашиваю:
– Ты не одна?
Отвечает уже знакомый голос капитана:
– Тебе лучше быстрее приехать, подумай о своей жене и детях.
– Я уже в Москве, быстро не получится. А что вы делаете у меня дома? – стараюсь себя держать в руках, хотя дрожь в голосе выдает волнение.
– После допроса твоей жены производим обыск, – явное ударение на слове «допрос».
Перебиваю его:
– На каком основании обыск?
– Мы знаем, что ты не уехал. Брось дурачиться и приезжай сюда. Не усугубляй свое положение и подумай о семье.
Мой вопрос будто не слышат. Я опять перебиваю:
– Так на каком основании…
– Уголовное дело на тебя заведено. Жену твою мы уже с ним ознакомили. Не делай хуже, мы тебя ждем.
Я положил трубку и сразу позвонил адвокату.
– Чем чревато это для моей жены? – задал ему вопрос после пересказа услышанного.
– Ничем, это простое запугивание. Им нужен ты. – И после паузы: – Видишь, подтвердились мои худшие предположения: они приехали тебя арестовать и увезти к себе. Позже постарайся дозвониться жене и дай мой телефон. Пусть завтра позвонит и подробно мне всё расскажет. При необходимости я туда приеду. Сам туда соваться не вздумай.
Решили звонить домой после десяти вечера, а пока друг повез меня к своему юристу. И он почти слово в слово повторил предостережение моего краснодарского адвоката. А еще дал совет:
– Если дозвонишься, продиктуй жене текст заявления, который сейчас напишем. Завтра утром пусть идет с ним в прокуратуру и сидит там до тех пор, пока кто-нибудь ее не примет. Это должно охладить пыл приезжих.
Все так и сделал. Обыск закончился как раз перед моим звонком. Из разговора узнал, что детей сестра жены уже увезла в Армавир. Любе оставили повестку на завтра и предупредили, чтобы пришла со мной. И подчеркнули, что в противном случае она там останется. Люба подробно рассказала о шестичасовом допросе и обыске. Я был поражен ее выдержке. Ни страха в голосе, ни грамма паники или отчаянья. Записала под мою диктовку заявление в прокуратуру и даже попыталась меня успокоить. Договорились, что я позвоню в 17.00. Если будет не одна, трубку брать не будет. Повторно буду звонить через каждые два часа.
Ничего этого не понадобилось. После обеда за мной заехал друг и сказал:
– Я не выдержал, позвонил твоей жене. Мы договорились с ней о встрече в хуторе Троицком у моих родственников. Едем! Она, наверное, уже там.
От неожиданности я даже не спросил, как она туда доберется. Мой первый вопрос:
– Кто тебя привез?
Люба показала на стоящий велосипед.
– Сама добралась!
У меня глаза полезли на лоб – это же двадцать километров! Но продолжать эту тему не стал, только с тревогой спросил:
– Почему рискнула приехать?
– Краем уха услышала, что они уезжают, – ответила Люба и продолжила: – Утром мне повезло, меня сразу принял дежурный помощник прокурора. Внимательно выслушал, взял заявление и сказал: “Идите, мы разберемся”.
Когда подходила к милиции, из дверей быстрым шагом вышел вчерашний капитан. Он молча прошел мимо Любы и направился через дорогу в прокуратуру. В кабинете, где ее вчера допрашивали, его спутник, не здороваясь, недовольно вымолвил: “Ждите в коридоре”.
Минут через двадцать появился капитан и на ходу бросил ей фразу: “Идите домой”.
Прошел в кабинет, хлопнув дверью. От удара она немного приоткрылась, и Люба услышала обрывок фразы: “Надо уезжать! Можем и на неприятности нарваться”.
Из этого она поняла, что им сейчас не до нас.
И, показав на велосипед, жена добавила:
– У меня же разряд по лыжам, так что двадцать километров на велосипеде для меня пустяки.
Ни до ни после мне не приходилось видеть ее на велосипеде. Я долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за горизонтом, и думал: «Сколько горя предстоит вынести семье из-за моих необдуманных поступков!»
Почему-то вспомнилось, как три месяца назад ко мне домой приезжала главный бухгалтер завода. У нее тоже вышел конфликт с директором. Она со слезами на глазах просила меня, чтобы я уговорил Чаусского ее выслушать. Только выслушать! Теперь я ее понимаю. А тогда отмахнулся, даже до конца не дослушал.
За всё в жизни надо платить. И я заплатил сполна. Меня уволили по статье за прогулы. На всякий случай два месяца вынужден был жить у родственников на Украине. На всё наше имущество был наложен арест. С помощью адвоката с жалобами дошел до Генеральной прокуратуры. В ответ – только отписки или молчание.
Но мир не без добрых людей. Мой сокурсник по институту и товарищ по горным походам Александр Неговора в то время был первым заместителем мэра Армавира. Он-то и рассказал о моих мытарствах депутату Государственной Думы Владимиру Ростиславовичу Пашуто. Тот, выслушав меня, сказал:
– Убедил, постараюсь тебе помочь. Приезжай через неделю ко мне в Государственную Думу. С моими помощниками составим запрос в Генпрокуратуру.
Через три месяца я получил по почте письмо с решением о закрытии уголовного дела. Интересной была формулировка: «В связи с изменившимися обстоятельствами». Но меня это уже не волновало.
Месяц потратил на снятие ареста с имущества. Продал всю нашу недвижимость в Славянске-на-Кубани. Моя семья вновь переезжала. На этот раз мы возвращались в родной Армавир. Вырученных от продажи средств хватило на покупку квартиры и обустройство на новом месте.
К этому времени Люба уже почти год занималась сетевыми продажами импортной косметики. Деньги небольшие, но при неработающем муже были хорошим подспорьем.
После переезда в Армавир мне удалось при помощи старых друзей арендовать крошечное муниципальное помещение в центре города. Люба продолжала распространять косметику по уходу за кожей лица. Я же, будучи безработным, помогал ей во всем. Был и бухгалтером, и слесарем-электриком, и курьером.
Уже стала входить в привычку жизнь свободного человека, которого перестали преследовать. Но просто так пережитая ситуация меня не отпускала. Как-то поехал на своем стареньком «жигуленке» в Пятигорск за косметикой. На посту ГАИ в Курсавке (Ставрополье) меня остановили для проверки документов. Подхожу к будочке инспектора, очередь в семь человек, движется быстро. Проверяют, как обычно, только технические паспорта на машину. Очередь доходит до меня, протягиваю техпаспорт. Инспектор проверил, смотрит – за мной никого, и просит права. Щелкает по клавишам компьютера, замирает и меняется в лице.
– А паспорт с вами? – обращается ко мне.
Достаю и протягиваю паспорт. Он его неспешно пролистал и спрашивает:
– А вы знаете, что находитесь в федеральном розыске? – и поворачивает монитор компьютера ко мне.
Я в ступоре, смотрю на экран. На синем фоне большими белыми буквами мои фамилия, имя и отчество. Остальное сливается от охватившего волнения. И только в самом низу написано крупно: «ДЕЛО №». Доходит до сознания, что это номер уже закрытого дела. Сразу вернулся дар речи:
– Это уголовное дело закрыто два месяца назад.
– А вы можете это подтвердить? – доброжелательно произносит инспектор и внимательно смотрит мне в глаза.
– Да, конечно. Но эти документы у меня дома, в Армавире. Я ведь даже и не подозревал о федеральном розыске, – чувствую, как спадает напряжение в моей голове.
Инспектор покачал головой:
– В таком случае я обязан вас задержать и доставить в РОВД станицы Курсавки.
Он распечатал на меня ориентировку и приказал следовать за его машиной. По приезде заходим в РОВД к дежурному. Инспектор объясняет ему и передает мои документы. Дежурный поворачивает голову ко мне и спрашивает:
– Сможет ли кто-то привезти из Армавира подтверждающие документы?
– Да, – говорю, – жена привезет, только нужно ей позвонить.
– Хорошо, – он убирает мои документы. – Арестовывать я тебя не буду. Садись на этот диванчик и жди. Скоро вернется с обеда инспектор по розыску и решит, что с тобой делать.
Присел, перевожу дыхание, в голове вопросы: «Сколько же еще меня будет преследовать мое прошлое?» Задумавшись, даже не обратил внимания на рослого майора, подошедшего к дежурному. Пришел в себя только тогда, когда он уже стоял передо мной с моими документами:
– Ну рассказывай, почему сбежал из Нерюнгри. У тебя же подписка о невыезде…
Мои глаза округлились:
– Я там уже три года не живу. У вас же в руках мой паспорт, где до прошлой недели моя прописка была в Славянске-на-Кубани, а теперь – в Армавире. О подписке о невыезде от вас только сейчас узнал.
Майор полистал мой паспорт:
– Да, действительно. У меня такое впервые, – говорит он и протягивает мне чистый лист бумаги и ручку. – Пиши, я тебе продиктую текст заявления. Это для меня будет основанием тебя отпустить. А ты завтра с документами о закрытии дела иди в свой отдел милиции. Сотрудники сделают официальный запрос, и всё разрешится.
Всё так и получилось. Буквально через день моя фамилия исчезла из федерального розыска, я вновь обрел свободу.
Но в УВД города Армавира узнал, что в федеральном розыске я был все семь месяцев. То есть с того времени, когда за мной приезжали якутские рубоповцы. Еще в начале той истории, когда оперативники из Якутска на меня «охотились», я, приехав в Армавир, всё рассказал своему отцу. Потом узнал, что в ближайшее воскресенье он собрал всех наших родственников. Вместе пошли в церковь, усердно там молились и просили у Бога защиты для меня.
Кому-то мои рассуждения могут показаться несерьезными и даже смешными. Мне же моя вера в Бога на протяжении всей жизни помогала. Но свои убеждения я не навязываю. Даже наши дети воспитывались вне религии. Хотя и Катя, и Вера тоже говорят, что им помогает Вселенная. Для меня же церковь – это то место, где собирается множество людей. Молясь, они посылают Богу (Вселенной, Космосу, Высшему Разуму – называйте, как хотите) совокупные потоки информации и энергии. И это работает!
Когда я показал отцу полученное письмо о закрытии уголовного дела, он промолвил:
– Слава Богу! – и перекрестился, глядя на образа. Повернувшись ко мне, твердо сказал: – Сын! Крепко запомни: для нашего Господа нет ничего невозможного. Никогда не переставай благодарить Его за свое спасение. Обязательно посети всех наших родных и близких и поклонись каждому за их молитвы. И хорошо подумай обо всем случившемся!
Раздумывая о причинах и последствиях случившегося, я сделал два вывода.
1. Даже если всё складывается успешно, всегда необходимо определять главное и ставить его в приоритет. Это главное должно приносить твоему окружению добрые плоды, дарить людям радость и удовлетворение. О своем интересе нужно думать меньше и всегда иметь чувство меры. Не хвататься за всё сразу. Тем более не искать во всем личную выгоду.
2. Все неприятности я воспринимал как свалившееся на меня несчастье. Но только теперь понял, что это, как раз наоборот, счастье! Судьба остановила мою неоправданную гонку по жизни.
На работу я не устраивался, мне сначала нужно было восстановиться на старом месте как незаконно уволенному. Для этого понадобились череда судов и около четырех лет жизни. В итоге меня восстановили, но в оплате вынужденного прогула отказали, сославшись на срочный трудовой договор, по которому я был оформлен. Однако к этому времени я уже был индивидуальным предпринимателем, и наш небольшой бизнес в индустрии красоты успешно развивался. Девочки начали приглядываться к маминой работе, а Юра после годового изгнания самостоятельно организовал мини-типографию. Вскоре, переехав со своей семьей в Ростов, там и продолжил свое дело. Теперь это стал их семейный бизнес, который они продолжают развивать. И есть ради чего: у них подрастают пятеро детей.