Глава двадцать шестая
Популярное кафе в необъятном цветущем и круглосуточно людном фойе «Белладжио» носило родное для русского уха армянское имя «Petrossian». Вероятно, правильнее было читать «Петроссиан», но соотечественники наши, составлявшие в тот июньский вечер костяк самого желанного контингента заведения – ведь только они позволяли себе заказывать здесь иранскую икру с шампанским, – величали кафе по фамилии самого знаменитого и самого ругаемого комика отечества: «Петросян».
Антон появился в «Петросяне» без четверти восемь. Он рассудил, что глоток виски перед встречей с «любимой» не помешает. Единственный свободный столик подпирал местный рояль, на котором виртуозно импровизировал пожилой музыкант. Почти все «козырные» места были облюбованы парочками, и лишь за одним столом устроился квартет российских парней, методично употребляющих французскую водку под миндаль и оливки.
Из расположенного на перекрестке гостиничных потоков кафе открывался единственный в своем роде вид на праздно шатающуюся, типичную для Вегаса толпу. Часть народа была облачена в вечерние одеяния, другая же часть, не менее многочисленная, состояла из подчеркнуто опрятных служащих отеля. Что касается третьей группы местных прохожих или даже постояльцев, то ее представители всем своим видом демонстрировали право отчаянно пренебрегать основами вкуса и мнением окружающих.
Антон заслушался умелой импровизацией пианиста и наградил его аплодисментами, лишь только тот доиграл мелодию. Его порыв яростно поддержала группа «водочников». Антон заказал двойную порцию ирландского виски. Двойную, так как знал точно: одного, даже щедрого американского «шота», будет мало. А ирландского – потому что слышал где-то лестные отзывы о системе очистки именно ирландского виски. Лишь только официантка поставила на стол стакан и «этажерку» с закусочками, у стола возникла Рита.
Антон встал и протянул ей руку для приветствия. Она же деликатно отвела ее в сторону и поцеловала его в щеку.
Да… он был рад этой встрече. Теперь это стало ясно. Он чувствовал, как его пронзила искра счастья, «стрела Амура», выражаясь высокопарным слогом.
Девушка из Германии по имени Рита, служащая тамошней разведки, прибывшая в Лас-Вегас по заданию своего «центра», была ему в эту минуту милей всех на свете людей. И даже строгий образ полковника в отставке Александра Валентиновича Тихонова померк и временно покинул сознание Антона Ушакова. Короче, Антон потерял бдительность и заново влюбился в «свою Риту».
Когда он отодвинул стул, чтобы помочь ей устроиться в узком пространстве между роялем и столиком, один из пьющих русских парней дружески подмигнул ему: дескать, молодец, земляк, успехов!
Понять его можно. С тех пор как они расстались, Рита даже похорошела. Ее красота была неотразима. «Славянская» внешность, смеющиеся глаза – большие, карие. И европейский, прохладный и слегка надменный взгляд из-под ресниц, что, впрочем, чертовски ей к лицу. Даже традиционную летнюю «форму» американской туристки она носила как-то по-особому, с гордостью и нордическим чувством собственного достоинства.
И тем не менее было что-то в ее внешности чужое и это невозможно скрыть: нечто неуловимое, выдающее в ней шпионку в командировке.
Тем временем пианист заиграл фирменную мелодию «Белладжио» – «Время попрощаться» в исполнении дуэта Сары Брайтман и Андреа Бочелли, ту самую, что сопровождает кульминацию шоу поющих фонтанов.
– Музыка не совсем подходящая… – проговорила Рита, разглядывая Антона.
– Ты про Time To Say Goodbye? Да уж… – он не сводил с нее глаз.
– Ты в отличной форме, – улыбнулась она. – О! И на столе твой любимый напиток. «Джек Дэниелс»?
– Почти. Выпьешь что-нибудь?
– С тобой за компанию? Выпьем!
Рита открыла меню, быстро просмотрела и положила на стол. Возникшую тут же официантку она попросила принести бокал любого белого вина – типичное решение человека, планирующего провести беседу в трезвом уме и твердой памяти.
Они некоторое время молчали, словно собираясь с мыслями. Но на самом деле каждый точно знал и понимал, чего хочет.
Наконец молчание Антону порядком надоело. Когда принесли белое вино и они выпили, он понял, что точки над «i» надо расставить незамедлительно, после чего, не без усилий, прогнал с души романтический настрой и пошел в наступление:
– Да, вообще-то, многое хотелось бы тебе сказать, – Антон старался говорить достаточно громко, так как пианист над ухом вошел в раж и отчаянно бил по клавишам рояля. – Но не в подобных обстоятельствах. Рассказывай давай, почему ты меня искала, зачем хотела встретиться, какое задание получила в своей «фирме» относительно меня?
Рита поставил бокал на стол и, глядя на Антона пристально, с оттенком нежности во взгляде, произнесла:
– У вас, русских, все устроено иначе…
Антон невольно усмехнулся.
– Вот именно, я и говорю – все иначе. Даже восприятие. Я имела в виду, что вы или часами ходите вокруг да около, или сразу срываете все одежды. У вас еще говорят: «с места в карьер». Нет чтобы держаться золотой середины.
– Научи меня, я способный.
– В другой раз… И зачем только ты решил сразу же испортить нашу встречу?
– Рита, трогательный романтический ужин в моей компании можно было бы организовать значительно раньше и не так далеко от тех мест, где мы обитаем, согласись. Перейдем к делу… пожалуйста.
Антон сам себя не узнавал. Чувства противоречили друг другу. Его все еще словно магнитом притягивало к этой женщине, но он находил в себе силы не верить ей, быть начеку и все время напоминать себе про обстоятельства их сегодняшней встречи. Ему хотелось поскорей покончить с реверансами и получить разъяснения – в чем интерес ее работодателей к нему.
– Антон, мне сказали, у тебя есть кое-какие вещи, представляющие некоторую научную ценность. Меня не дезинформировали? – спросила Рита.
Их беседа шла на английском языке, поскольку по-немецки Антон говорить пока не научился, а Рита по-русски знала только дурацкое словосочетание «на здоровье», слова «привет» и «пока». По-английски фраза «кое-какие вещи» буквально так и звучала – “some things”. Антону не понравился вопрос, а еще больше тон, которым он был задан, – сухой, жесткий, требовательный.
– What things? – переспросил Антон, глядя не на собеседницу, а на стакан с виски, в котором постепенно таял лед.
– Я же говорю: вещи, представляющие ценность для науки.
– А ты тогда при чем? Или снова БНД ищет Янтарную комнату? Но тогда это не ко мне. Я приехал в Штаты как турист.
– Ты знаком с Привольским?
– Нет.
– Ну, фамилию по крайней мере приходилось слышать?
– Нет.
– Очень странно.
– Почему?
– Именно Привольский рекомендовал моему руководству установить с тобой контакт. Кстати, хорошо, что контакт устанавливаю я. Это лучше, чем… Другими словами, к тебе, по всей видимости, попали в руки некоторые вещи… ценная находка. И это полбеды. Плохо, что она еще и опасная.
– Для кого плохо?
– Для тебя, полагаю.
– Угроза?
Рита вздохнула. Антон смягчился, рассудив так: в сущности, девушка на работе, что с нее взять? Поэтому больше слушай, а также получай удовольствие от общения.
Антон взял стакан в руки и с удовольствием выпил виски. Перерыв в употреблении алкоголя (по наблюдениям доброжелателей, он в какой-то момент стал с этим делом перегибать палку), скорее всего, внес вклад в стабилизацию физического здоровья. В остальном же Антон на время оказался один на один с моральными перегрузками, с которыми раньше ему немало помогали бороться «совещания» во славу Бахуса с друзьями.
Рита что-то сказала, но Антон не расслышал – пианист все еще был в ударе и теперь играл, игнорируя паузы.
– Прости, плохо слышно! – прокричал он.
– Мы не сможем здесь поговорить, – вздохнула Рита. – Найдем местечко потише?
– Давай еще посидим, я только что попросил принести нам another round.
– Нам?
– Да, виски и белого вина.
– Какого черта ты заказал мне белое вино? Я ведь взяла его только потому, что надеялась на нормальный деловой разговор с тобой. Так как его не получилось, буду пить виски, как и ты.
– А тебе не нагорит от начальства? Виски притупляет бдительность…
– Заткнись. И не забывай – я немка. Мне все нипочем, даже пиво со шнапсом. Так что ты напьешься первым, вот увидишь.
«Как бы так временно отключить ту часть сознания, которая постоянно напоминает мне, что Рита на работе? – подумал Антон. – Мне абсолютно не рекомендуется вступать в какие бы то ни было серьезные переговоры, пока не дочитаю дневник Плукшина и не пойму, что ж такое я провез через три границы в Лас-Вегас… Как дальновидно было оставить таблички у Сашки! Впрочем, быть может, стоило сдать их в сейф».
Официантка принесла две порции виски.
– Они разные, заметила? – Антон указал на бокалы. Содержимое их отличалось по цвету. – У тебя, наверное, яблочный сок.
– Ага, буду пить и стараться имитировать опьянение. Дорогой мой, ты же должен знать, что имитация – не мое. Впрочем, можешь проверить.
Она взяла бокал и протянула его Антону. Он сделал небольшой глоток и все понял.
– Maker’s Mark? Бурбон кентуккийский. Мы его пили в Австрии, в Мильштатте. Респект.
– «Мы его пили»! – передразнила Рита. – Это вы его пили, господин Ушаков, один. И еще потом читали мне стихи…
– Есенина.
– Точно. Ох, как же я тебя тогда любила! – Рита покачала головой, щеки ее покрылись легким румянцем, будто она устыдилась своего искреннего порыва.
Антон удержался от соблазна поинтересоваться, как обстоят дела с ее чувствами к нему сейчас. Вместо этого он поступил, как ему показалось, гордо, по-мужски. Поднял бокал и, произнеся традиционное prozit, выпил, сделав вид, будто не обратил внимания на последнюю фразу.
«Интересно, – думал Антон, – Рита здесь одна или есть “сподвижники”? И что это она заговорила про любовь? Определенно, тут беседа не заладится, слышу через слово – этот “пианист и педагог” просто уже достал. Но играет он, конечно, здорово…»
– Супер! Ты выпила до дна? – Антон искренне удивился, увидев, что бокал Риты пуст.
– Да, я с тобой поступаю честно, а ты притворяешься, что пьешь.
– Ничего я не притворяюсь, – прошептал Антон по-русски и одним махом опрокинул бокал.
– Ух! – выдохнула Рита. – Мне что-то жарко уже. Подождешь? Я приду скоро…
Антон улыбнулся и кивнул, а про себя подумал: «Все, пошла на встречу с сообщниками».
Вдруг ему пришло в голову проверить правильность своей догадки. Лишь только Рита скрылась за углом магазина, торгующего предметами современного искусства, Антон встал из-за стола, попросил официантку повторить виски и бурбон и быстрым шагом поспешил за Ритой. Она шла к туалетным комнатам и разговаривала по мобильному телефону. «Сообщников» вокруг не было.
– Так, – ворчал Антон, возвращаясь в кафе. – Инструкции новые будут получены по телефону. Может, напоить ее? Отчего не попытаться? И не забывать бы себя контролировать, а то мне уже весело и совсем не страшно… Надо сначала напоить, а там посмотрим.
Рита вернулась посвежевшая. В руке она несла блузку. Так, в одной майке с тонкими бретельками, немка выглядела еще лучше и, как показалось захмелевшему Антону, чрезвычайно сексуально.
Увидев на столе новые порции алкоголя, Рита рассмеялась:
– Ну что, русский, напоить меня решил?
– Что ты! И в мыслях такого не держал. Какой смысл? Мне от тебя сведения не нужны, а вот ты всю жизнь чего-то от меня добиваешься.
– Заметь, несколько раз мне удавалось даже добиться тебя самого.
– Вообще-то, это я тебя добивался.
– Какая разница? Ты считаешь, мне так уж необходимо набивать себе цену? Слушай, пока мы еще достаточно трезвые, ответь: ты не станешь рассказывать про те самые находки, о которых знает мое начальство и русский ученый Привольский?
– А… Так он ученый. Слушай, где-то я эту фамилию все-таки слышал.
Антон осекся. Надо быть аккуратней. Раз уж решил не признаваться, что знаком с Григорием Привольским, следует придерживаться этой позиции.
– Давай еще выпьем, – предложил он.
– Na pososhok? – игриво поинтересовалась Рита.
– Хотя бы. Не забыла, выходит?
– Как это можно забыть? Именно благодаря этому вашему na pososhok ты и затащил меня в свой номер в Мюнхене.
Антон вспомнил прохладный вечер, бар в гостинице «Торброй», оркестр, немного фальшиво выводящий «Lady in Red» Криса де Бурга, и их первый и последний медленный танец.
«Почему последний? Вот она, здесь, передо мной, в Лас-Вегасе. Прилетела специально, чтобы меня увидеть. И не имеет значения, для чего. Может, рассказать ей что-нибудь про таблички? Или про Плукшина?»
– Антон, – Рита прервала его размышления. – Ты не против, если мы отсюда сбежим? Я трепетно отношусь к фортепьянной музыке, но у меня скоро от перекрикивания маэстро горло разболится.
– Уже поздно, куда мы пойдем? Спать тебе не пора?
– А тебе?
– Нет, но я бы посидел где-нибудь поближе к кровати.
– Антон, твоя нерешительность меня поражает. Мне что, самой себя приглашать к тебе в номер?
– Ты смелая девушка. Не боишься идти в номер к мужчине, русскому?
– Абсолютно не боюсь. Мы ведь только поговорить.
– Да?
Пока они преодолевали расстояние от фойе «Белладжио» до жилой башни, Антон вспоминал их последнюю встречу. Было дело в Москве… Пять счастливых дней он демонстрировал ей хрестоматийные и даже нераскрученные достопримечательности города. Пять дней и ночей они провели вместе, не расставаясь. На четвертый день, поздно вечером припарковав машину у красивого старомосковского особняка, где, как говорят, не раз гостил сам А. С. Пушкин, Антон легкомысленно признался Рите в любви. Он произнес три слова по-английски, в абсолютной уверенности, что так оно и есть – он ее любит. И Рита ответила ему тем же, не колеблясь ни секунды. Потом они еще целый час целовались в машине…
На следующий день оказалось, что ей пора возвращаться домой, в Германию. Он узнал об этом во время романтического ужина у него дома, с вином, при свечах… Порывы ее души бросить работу и найти себе применение в Москве оказались не более чем тенью твердых намерений.
Антон проводил Риту в «Домодедово», откуда самолет «Люфтганзы» благополучно доставил ее в аэропорт имени Йозефа Штрауса в Мюнхен.
Вот так буднично завершился этот непродолжительный интернациональный роман, начавшийся в пивной «Хофброй» по заданию германской контрразведки и закончившийся в дождливой Москве, в прекрасной квартире, расположенной в новостройке близ метро «Сокол».
Вечером того же дня Антон в одиночку напился. От полноты нахлынувших чувств ему трудно было дышать. С одной стороны, словно камень упал с души: он вновь не был ни к кому привязан, не нужно было думать о том, как дальше жить на две страны, решать разные бытовые вопросы, пытаясь найти компромисс между русским размахом и немецкой щепетильностью. С другой же стороны, ему было грустно и одиноко. Вот, потерял Риту навсегда… Если бы можно было отправить вместе с ней его чувства, на том же самолете!
И вот теперь они снова шли вместе, уже не по ночной Москве, а по стильным галереям «Белладжио». Шли молча. Антон посматривал на Риту и гадал, о чем так сосредоточенно она думает. Он не знал, что, прилетев в день их расставания в Мюнхен, Рита отыскала на парковке свою машину, села за руль, включила зажигание, но не смогла никуда уехать. К горлу подступил ком, из глаз ручьем потекли слезы. Капитан БНД позорно плакала, как вполне обычная женщина. Ей, практичной, умной и расчетливой, хотелось тогда только одного: чтобы ее русский любовник взял на себя смелость не отпускать ее из своей жизни. Ну разве существуют препятствия для свободных, любящих друг друга людей?! Границы? Визы? Психология? Мишура…
Любовь-то все одно сильней.
Ох, как же скучала она по Антону и как же одновременно зла была в тот день на него! Именно поэтому, когда шеф ее департамента, Ханс Майер, проинструктировал Риту относительного нового задания, она с большим трудом сдержала эмоции. Рита захотела отомстить Антону за потухшее чувство, за нерешительность, за то, наконец, что так и не сумела его позабыть и всякий раз сравнивала всех мужчин с этим русским. Сравнение выходило не в их пользу. Были среди них красавчики да умники, а вот душевности в отношениях не хватало.
Встретившись с Антоном Ушаковым в Лас-Вегасе, она поняла: задание будет выполнить нелегко. От чувства мести не осталось и следа.
«Определенно, девчонок нельзя брать в разведку», – думала Рита, входя с Антоном в лифт.
Поднявшись на двенадцатый этаж, они прошли по коридору и остановились у номера Антона. Он долго искал ключ, который всего лишь минуту назад предъявлял перед лифтом охраннику в малиновом костюме. В голове у Антона шумело от виски. Он чувствовал, что близок к стадии безоглядного продолжения, невзирая на возможные последствия. Наконец электронная карточка отыскалась, но упорно не желала отпирать дверь.
– Помнишь, что в «Красотке» Ричард Гир говорит в подобной ситуации? – спросила Рита, улыбаясь.
В ее речи теперь слышался явный немецкий акцент, что свидетельствовало и о ее уже далеко не первой трезвости.
– I miss keys – скучаю по ключам, – ответил Антон, и дверь отворилась.
Они вошли в номер. Антон прошел в гостиную, включил торшер и остановился как вкопанный. Посреди комнаты, по-хозяйски развалившись в кресле, сидел незнакомый ему человек и держал в руке серебристый пистолет. Антон испытал липкий, выключающий все остальные чувства страх смерти, через который ему уже довелось однажды пройти в Воронеже, когда на них с Игорьком один «крендель» вот так же наставил револьвер.
– Таблички, – произнес незнакомец по-русски. – Прошу без промедления сообщить, где они находятся. Только очень быстро, пожалуйста. Вы мне безразличны, поэтому я могу вас убить, а могу оставить в живых.
Он говорил спокойно, с чуть различимым «прибалтийским» акцентом, пистолет с навернутым на ствол глушителем держал направленным на Антона. Незнакомец имел вид вполне обычный: роста невысокого, телосложения скорее даже щуплого, более того, он щурился, что свидетельствовало то ли о близорукости, то ли о дальнозоркости.
Этот недостаток не помешал ему, хотя и с некоторым опозданием, различить в темноте коридора фигуру Риты. Он на секунду отвлекся и отвел пистолет в сторону, видимо, имея намерение «попросить» Риту присоединиться к Антону.
Действие вновь опередило мысль – Антон схватил торшер и, не раздумывая, движимый лишь желанием избавиться от непрошеного гостя, встрявшего в его добрые романтические планы на вечер, нанес незнакомцу сокрушительный удар.
Удар пришелся по руке, в которой тот держал пистолет. Оружие отскочило в сторону, под ноги Рите. Она поспешно подняла пистолет, проверила предохранитель и для верности передернула затвор. Затвор выбросил на пол пулю и дослал в ствол другую.
Тяжело дыша, хозяин оружия держался за локоть. Его левая щека заметно покраснела. Глаза выражали абсолютную растерянность.
– Давай, гадина, рассказывай, какие у тебя здесь дела, а то она тебя пристрелит, – сказал Антон и тут же почувствовал, как к нему возвращается трезвость, а вместе с ней беспорядочные мысли о том, как дальше следует поступить. – Или ты не знаешь, что такое «гадина» по-русски?
Вместо ответа незнакомец что-то промычал, пытаясь пошевелить ушибленной рукой, и громко застонал от боли.
Антон и Рита переглянулись.
– Полицию звать? – спросил Антон.
Рита покачала головой. Антон кивнул в сторону незнакомца, дескать, «а с этим что делать?»
– Может быть, из окна его выкинуть?
– Не выйдет – окна не открываются. Не бить же стекла – нам тут еще жить.
– Нам?
– А как ты хотел? Столько стресса и напрасно?
– Как же ты мне нравишься, Рита!
– Раньше ты говорил, что любишь меня. Эй, тихо сидеть, а то прострелю вторую руку! – прикрикнула Рита на незнакомца, и стало ясно, что английскую речь тот понимает. – Милый, – она протянула Антону пистолет, – надо посмотреть карманы мальчика. Сладишь с этой штуковиной?
– Ask… – ответил Антон и кивнул. – Только можно я больше не буду передергивать затвор, а то раскидаем патроны по всему номеру?
– Уже шутишь? – удивилась Рита. – Вот это выдержка! Может, и ты из разведки?
Оружие было что надо. Надежная «беретта», пятнадцать патронов в магазине, один – в стволе. Пока Антон разглядывал пистолет, незнакомец окончательно пришел в себя и энергично зашевелился в кресле.
– Не двигайтесь, – попросил его Антон, – а то я могу случайно нажать на курок, потому что нечасто держу в руках оружие.
Незнакомец исподлобья глянул на Антона и даже выдавил из себя подобие улыбки. Чувствовалось: нелегко дались ему улыбка и речь. Очевидно, удар торшером стал примером непропорционального применения силы.
– Да вижу я, что вы любитель, – произнес он по-английски, и стало очевидно, что это его родной язык. – Отдали бы таблички, и были бы свободны. А теперь уж вам точно не жить… – незнакомец закашлялся и скривился от боли.
– Последнюю фразу не расслышала, – Рита достала из внутреннего кармана его пиджака бумажник, паспорт и какие-то визитки.
– Угрожает, – с видимым спокойствием пояснил Антон.
Ему было неприятно слышать угрозу. Уж очень натурально она звучала… Фатально…
– Не страшно. Они обычно всегда угрожают.
– Они? – переспросил Антон. – Обычно?
Рита не ответила. Она открыла бумажник, порылась в нем, извлекла сложенный вчетверо лист бумаги, небольшую фотографию. Потом бросила все, кроме листа, на кровать. Внимательно прочтя содержимое записки – а это была записка, – Рита нахмурилась так сильно, что в полумраке комнаты ее лицо на секунду показалось Антону незнакомым, так исказились его черты.
– Что-то не так, дорогая? – Антон не сводил глаз с незнакомца и не убирал палец с курка.
– Да, – ответила Рита. – Что-то не так.
В дверь постучали. Рита вздрогнула, Антон усмехнулся.
– Кто это может быть? – прошептала Рита.
– Ничего страшного. Мы ведь с тобой по дороге заказывали обслуживание в номере…
Громкий голос за дверью торжественно объявил:
– Housekeeping!
– Черт! Это горничная! – воскликнула Рита.
Антон бросился к двери, намереваясь попросить горничную прийти попозже, но тут неожиданно подал голос незнакомец:
– Come in, please!!! – что есть силы закричал он. – Входите, пожалуйста!
Горничная отворила дверь своим ключом и вошла в номер.
