Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
Единственный реальный способ заработать действительно много денег на бирже – вывести свою компанию на IPO. И как предприниматель, и как финансовый консультант, и как преподаватель, и как трейдер с 15-летним стажем я на 100 % уверен, что сказочно разбогатеть, покупая и продавая какие-то акции, не получится. Так что имейте это в виду, когда пойдете раскапывать золотые горы в стакане с заявками. Чтобы получить свое место в бильдербергском обществе рептилоидов, продать нужно целую компанию. Свою компанию.
Создать ее не так уж сложно. Трудно сделать ее привлекательной для тысяч биржевых спекулянтов. Но и задолго до этого придется сильно попотеть, чтобы попытаться пробиться на следующий уровень – привлечь инвестиции венчурного фонда. Конкуренция за чужие деньги высока: желающих заполучить пресловутый раунд хоть отбавляй. Многие фаундеры вообще забрасывают основной бизнес и занимаются исключительно поиском денег.
Денег в мире вроде бы тоже много, но вот сконцентрированы они в весьма узком кругу управляющих этими самыми фондами. И ищут они нечто особенное: не просто новую или интересную бизнес-модель. Не просто что-то быстрорастущее или прибыльное. Венчурные капиталисты ищут нечто такое, что может принести им миллиарды. Не сразу, конечно, а когда компания выйдет на биржу и осчастливит своим присутствием не только основателей, но и простых спекулянтов.
В 2017 году вложения венчурных фондов побили какую-то невероятную цифру в 142 миллиарда долларов – это больше, чем когда-либо в истории. Больше половины они вложили в США (81 млрд), но и остальные страны не отстают.
С 2007 по 2014 год количество 100-миллионных долларовых раундов венчурного финансирования колебалось от нуля до четырех в месяц. Сейчас настала эпоха, когда капитал льется живее, чем пивчанское. В июле 2018-го таких раундов было 55. Пятьдесят пять, сука! Каждый больше ста миллионов баксов! За месяц!
К чему это ведет? А вот к чему: капиталисты стараются залезть в бизнес еще раньше. Выходцы из акселератора Y-Combinator стоят от 6 до 12 миллионов долларов, а ведь зачастую это компании без работающего продукта (или с продуктом, но без клиентов). Только что созданные фирмочки из пары человек поднимают десятки миллионов. И таких фирм сотни.
А если заглянуть чуть глубже, за жадностью капиталистов мы заметим кое-что примечательное: стартапы – вместо того чтобы создавать работающие бизнес-модели – фокусируются на фандрайзинге, бесконечном найме и международной экспансии.
ВМЕСТО БОРЬБЫ ЗА ПРОФИТ ПРОИНВЕСТИРОВАННЫЕ КОМПАНИИ ПРЕВРАЩАЮТСЯ В ОГРОМНЫЕ МАШИНЫ ДЛЯ СЖИГАНИЯ ДЕНЕГ.
При этом все меньше и меньше стартапов получают деньги. Но успешные компании собирают какие-то колоссальные, циклопические инвестиции на самых ранних этапах. С 2012 года медианные вложения на посевной стадии выросли в четыре раза: с 500к баксов до 2 миллионов долларов, а в 2017 году восемь компаний собрали первые инвестиции в 500+ баксов (ПИЦОТ!) миллионов. Общее количество денег, влитых капиталистами в замечательные идеи на seed-раунде выросло с 5,7 до 12,7 миллиардов долларов, хотя число получателей немного уменьшилось: с 1192 до 1165.
Столько денег не текло в индустрию с пузыря двухтысячного года. Напомню, что с 1997 по 2001 годы интернет внезапно вырос из гадкого утенка в прекрасную черную какашку, утянув огромные деньги под абсолютно дебильные проекты типа всемирного магазина еды для животных. Короткие доменные имена продавались за миллионы, и, казалось, надо только придумать интересное сочетание из четырех-пяти символов с окончанием «ком», и деньги польются рекой.
НА САМОМ ПУЗАТОМ МОМЕНТЕ ПУЗЫРЯ КАПИТАЛИСТЫ ПЕРЕСТАЛИ СЧИТАТЬ ДЕНЬГИ ВООБЩЕ.
На первое место вышел хайп, и, как говорится у нас в высших кругах власти, инновации. Бабло текло просто на удачный, прости господи, урл. Логично, что черная какашка лопнула, облив инвесторов теплым поносом, и некоторые (но не все) вдруг поняли, что круто 1) смотреть на кэшфлоу и считать деньги, 2) вливать в компанию не бесконечное количество бабла, а достаточное для взлета.
Я и сам успел тогда поработать во французском стартапе ProXchange, который возмечтал сделать панъевропейскую биржу подержанного оборудования. Это была моя первая работа – вебмастером. Платили мне то ли 6600, то ли 6800 франков в месяц – чуть больше минимальной зарплаты. Евро тогда только-только появилось, за тысячу давали 6560 франков. Малюсенькую 33-метровую двушку в центре Парижа мы снимали за 7000. Жировать особо не получалось, хотя жилось неплохо – бутылочку Бордо мы могли себе позволить, а гречневые блины на углу были вкусны и полезны. Хватало даже на пару раз сгонять на выходные в Альпы (в общагу, конечно, но это не беда – зато со скипассом и едой). В Диснейленд лазили через забор, а в метро часто ездили без билетов, как негры. Золотое было время!
Но я отвлекся от темы. Сайт стартапа был написан на полумертвом ныне ColdFusion, а я занимался его переводом на русский, что из-за романо-германских языковых шаблонов было нелегко, хотя и интересно. Так вот, основатели собрали сначала 3, а потом еще 30 миллионов евро на вершине интернет-хайпа. Мы сидели в новомодном тогда оупенспейсе, и все было очень многообещающе. Офисы конторы открылись то ли в 8, то ли в 12 странах (в том числе и в России), поиском оборудования занимались топовые профессионалы из своих отраслей – за топовую зарплату, конечно.
Но самое крутое в той работе я запомнил на всю жизнь. Это была столовка, которую, конечно, язык не поворачивался назвать столовкой – это был крутейший ресторан с искусным поваром-негром, который каждый день готовил блюда разных кухонь мира. Поход на (бесплатный!) обед был лучшим моментом дня. Тогда я познал смысл французского десерта.
Контора прожгла 33 ляма за 3 года. По 11 миллионов евро в год. Я бы не отказался порулить такой темой – на чужие-то деньги! Они даже приобрели какой-то полудохлый британский аукционный дом, но это не помогло. Идея создать биржу чего-то нестандартного опасна тем, что надо одновременно привлекать и продавцов, и покупателей. Продавцы не будут тратить часы на вбивание спецификаций сложных вещей в портал, где нет покупателей. А покупатели не придут туда, где ничего не продается. Замкнутый круг.
Таких стартапов было очень много – в Америке куда больше, чем в Европе. Закончилось это, как вы помните, не очень красиво. А что творится сейчас? Фонды впрыскивают огромные деньги на все более ранних этапах развития компании. Это как если бы футбольные менеджеры скаутили пятиклашек и предлагали им взрослые контракты. В результате отрасль превратилась в казино: люди делают все более рискованные ставки в мягко говоря слабо проверенные бизнес-модели. Это и правда похоже на бешенство конца девяностых: взять хотя бы Uber с капой в десятки, если не сотни миллиардов долларов – это 10–20 годовых выручек (не прибылей!). Просто сумасшествие какое-то.
Заметьте и новые лозунги: в начале 2000-х стартаперы кричали, что они построят нам нового удобного посредника, а сейчас кричат, что посредника они как раз уберут, – взять тот же Uber, AirBnB и все такое. Хотя смысл, конечно, один и тот же: собрать денег с неуклонно растущей толпы юзеров.
Войти с помощью соц. сетей: