Первый открыл глаза. Оказалось, он стоит в каком-то коридоре, отдалённо похожем на все те, по которым отряд добирался до сердца Объекта. Но стены здесь очень странные: до половины белёные вместе с потолком, а до половины выкрашенные в тускло-зелёный цвет. Краска – старая, растрескавшаяся – отшелушивается от стен, а местами покрыта разводами соли. Лампы горят только где-то позади.
Первый застыл в полутьме: его длинная тень падает ему под ноги, размываясь дальше во мраке. Но мрак не абсолютный. В дальнем конце коридора пульсирует малиновый отсвет какого-то нехорошего жара. Первый принимает решение и делает шаг во тьму.
Облезлые стены коридора надвигаются со всех сторон. Только края чешуек облупившейся, скрутившейся краски мерцают в темноте рубиновым заревом. Несмотря на осторожную поступь, Первый слышит свои шаги. Они, отражаясь от стен, повторяются раскатистым эхом, дезориентируя, окружая Первого, загоняя в ловушку страха. «Что это? Просто сон? Что вообще происходит?» Он пока не знает, но чувствует: нужно идти вперёд.
Тьма достигает своего пика, сминая поле зрения Первого по вертикальной оси – будто загородив обзор двумя чёрными боковыми заслонками. Свет ламп окончательно гаснет, и единственным ориентиром теперь служит далёкое зарево. Вдруг пол под ногами начинает круто крениться вниз, и Первый, влекомый вперёд, оказывается в глухой черноте.
Вокруг – ни звука. Даже эхо смолкло. Только шум частого дыхания и тяжёлая дробь сердца в груди. Со всех сторон Первого сжала тьма. Но он идёт дальше, кажется, по-прежнему спускаясь вниз. Хотя он уже точно не знает. Не чувствует собственного положения в пространстве. Отблеск зарева давно пропал, и Первый не уверен, найдёт ли он когда-нибудь выход отсюда.
А ещё ему кажется, что кто-то стоит у него за спиной. Притаился неподалёку и ждёт. Можно даже почувствовать исходящее от него тепло. Словно что-то живое замерло на расстоянии раскрытой ладони. «Эй! – хочет крикнуть Первый. – Это ты? Я знаю, ты рядом… Ответь!» Но слова застревают в горле, с губ срывается невнятный хрип. А потом его ноги… точнее, носки незнакомых, нелепых, каких-то неуклюжих ботинок втыкаются во что-то твёрдое.
Вздрогнув и покачнувшись, Первый вскидывает руки, едва не упав. Он наткнулся на какой-то барьер. «Нет, нет! – барабанит у него в голове. – Всё! Тупик!» Но, вновь выставив перед собой руки, он не находит преграды. Уже ясно: стены нет, ведь иначе он воткнулся бы в неё лбом. Тогда он поднимает ногу и ставит её на первую ступень.
Первый обнаружил лестницу. Он начинает подъём. С каждым шагом он всё отчётливее ощущает приближение к свету. Смутная аура тепла обволакивает его лицо, омывает щёки и лоб, трепещущие ноздри и веки. А может, это ему только мерещится. Ведь тепло нарастает, со временем превращаясь в багровый жар, но Первый его больше не чувствует. Он воспринимает лишь зарево где-то далеко наверху. И знает, что это какое-то нехорошее зарево.
Через два поворота лестницы в два десятка ступеней он выходит на освещённую площадку. Обычная лестничная клетка. Новый коридор. И на этот раз, похоже, недлинный. Из него пышет жаром. Только Первый этого не ощущает. Он просто понимает, что здесь должно быть жарко, так как видит огненное зарево, но его телу от этого ни горячо, ни холодно. Возможно, он в экзоскелете? Но его движения вроде бы ничем не скованы… Однако он почему-то не может опустить голову и глянуть на себя. Первому начинает казаться, что какой-то раскалённый, бесплотный, неощутимый ветер шевелит ему волосы на голове, и те неприятно липнут к покрытому испариной лбу. Он делает новый шаг.
Коридор. Краска на стенах уже не просто шелушится. Она пошла крупным трещинами. Трещины поначалу черны – словно забиты гарью. А по мере продвижения вперёд они всё расширяются, растут. Это больше не трещины краски. Потрескались сами стены. И как это ни странно, но трещины сияют изнутри. Они светятся магмовым накалом.
Конец коридора. Новая лестница слева ведёт и вниз, и наверх. Почерневшие перила погнулись. Края ступеней оплыли. Они словно стекают вниз, как растаявший на солнце пластилин.
А чуть дальше, справа от лестницы, коридор упирается в железные двери – двери от стены до стены, от пола до потолка. Они заперты и раскалены. Первый не чувствует убийственного жара, но металл сияет оранжевым, слегка пульсируя. Пекло дышит, уже остывая. Двери выгнуты наружу, словно в них изнутри что-то врезалось. Какая-то чудовищная сила повредила их, едва не свернув с петель. Чуть не заставив лопнуть, как надувшийся пузырь на каком-нибудь смертоносном расплаве. Как не выдержавший давления шар, серебристые стенки которого были прочными и толстыми, но истончились при выбросе энергии. И сферическую выпуклость дверей рассекла исполинская трещина – разошедшаяся, словно края раны, пылающая красно-оранжевым.
– Не ходи туда… – вдруг раздаётся за спиной у Первого мягкий, спокойный голос.
Очень знакомый голос. Первый сразу его узнаёт, хотя в нём почему-то больше не слышится саркастичной смешинки. Первый резко оборачивается.
– Ты?!
Высокий, стройный, даже какой-то уж слишком изящно-подтянутый парень стоит у подножья ступеней, одетый во что-то тёмное и облегающее. Чёрные волосы – вьющиеся, когда-то аккуратно подстриженные, но довольно сильно отросшие – ниспадают упругими прядями по бокам фарфорового-белого лба. Прямой тонкий нос. Высокие скулы. Очень правильные черты лица. Бледно-розовые губы с чуть приподнятыми уголками. Они кажутся вечно смеющимися – с издёвкой или с горькой иронией. А глаза… Первый никак не может понять, какого цвета глаза. Ярко-синие по классике жанра? Возможно. Но сейчас они абсолютно черны, прищурены, прикрыты бахромой длинных ресниц и поблёскивают магмовыми огоньками.
– Нечего здесь больше делать. Пойдём… – с улыбочкой говорит парень, грациозно отступая назад: поставив одну ногу на нижнюю ступень лестницы, ведущей наверх.
И Первый покорно плетётся за ним, онемев и едва не отвесив челюсть до самого пола.
***
Медленно поднимаясь по ступеням, теперь уже бок о бок со своим загадочным проводником, Первый всё косился на него и думал: «Как же так? Он тоже не чувствует жара? Но ведь раскалённый воздух колышет его волнистые волосы, и даже красные искры – хлопья ещё тлеющего пепла – оседают ему на плечи, на ткань этого странного костюма… Это что-то вроде кевларовой защиты. Как у мирных спецов, но потоньше и поаккуратней, а из-под расстёгнутого воротничка-стойки виднеется воротник белой рубашки».
Парень, кажется, тоже поглядывал на Первого, хитро улыбаясь. И Первый буквально осязал перемещение воздуха при каждом его движении, слышал его тихое дыхание, убеждаясь, что парень настоящий, а что сам он сейчас без экзоскелета (вероятно, в поддёвке от него), но всё никак не решаясь глянуть вниз: опасаясь какого-то подвоха. Или он просто боялся случайно прогнать наваждение? Подозревал, что всё это могло оказаться как правдой, так сном? В его мыслях мелькала, вертелась, вновь и вновь расцветала чудовищная белая вспышка, которую он не то видел когда-то, не то украл из чьих-то кошмаров.
Они молча поднимались по лестнице, слушая шаги друг друга. И вскоре впереди показалась новая лестничная площадка, поворот в очередной коридор. Ещё немножечко странных, половинчато окрашенных стен с запертыми дверями, и парень привёл Первого в небольшую комнату.
То есть не то чтобы комната была совсем небольшой. Просто видимая её часть очень слабо освещалась. Круг тёплого света под лампой выхватывал из темноты пятачок на широком чёрном столе, заставленном мониторами, клавиатурами, сетевыми хабами, маршрутизаторами и другими периферийными устройствами. Вокруг мерцали цветные огоньки. Индикаторы дёргались во тьме, лишь смутно вычерчивая контуры предметов. А с краешку светового пятна уютно пристроилась кружка недопитого кофе.
– Это… твой кабинет? – сдавленно спросил Первый, опасаясь разрушить всё это звуком своего голоса.
Как будто ещё чуть-чуть – одно лишнее слово, один неосторожный жест – и этот застывший, замороженный в потоке времени момент просто исчезнет. Его расплющат тяжёлые стальные двери, слетающие с петель под ударом чудовищной взрывной волны. Всё превратится в бушующее пекло. Мегатонны энергии вырвутся на свободу и поглотят всё это вместе с Первым…
Он робко глянул на загадочного парня, сложившего руки на груди.
– И да, и нет, – лукаво усмехнулся тот, обнажив белоснежные зубы. – Видишь ли… Здесь всё относительно. Я же тебе говорил… Меня здесь вроде как и нет. Но вот он, я… Эх, блин! Как надоело всё!..
Парень тряхнул головой, и чёрные пряди упруго мазнули по белому лбу. Он дёрнул было рукой, чтобы убрать их, но вдруг резко остановил себя.
Первый уже открыто глядел на него во все глаза, ничего не понимая. В косом луче от лампы, казалось, он мог рассмотреть мельчащую пору на лице собеседника, мельчающую мимическую складку, каждый атласный волосок его изящно изогнутых бровей. Так сложно было не поверить в то, что всё это происходит наяву.
– Что… Что ты имеешь в виду? – выдохнул Первый. – Где мы? Мы ведь всё ещё на Объекте? Мы искали ядро… Искали тебя… И вот…
– Вот… Вот именно, что «вот»! Вы нашли. Ладно хоть я ещё могу врубать экстренный откат…
– Чего?!
– Да ничего. Что слышал… – буркнул парень, присев на край стола и задумчиво глядя в никуда.
Он загородил лампу, и всё утонуло во тьме. Свет отражался от гладкой ткани его костюма, омывая стройную фигуру, соскальзывая с неё по бокам и слегка разгоняя мрак. Лицо парня оставалось в тени, но Первый почему-то решил, что глаза у него должны быть либо синими, либо светло-серыми.
А тот вновь разражённой тряхнул головой, и в этом движении было столько чего-то знакомого, столько совсем человеческого, очень привычного, что у Первого аж защемило в груди. Стало грустно и немного жутко.
– Объясни мне! – настаивал он, едва сдерживаясь, чтобы не рвануться вперёд, не схватить парня за плечи и как следует не встряхнуть его. – Кто ты? Что случилось? Я вообще жив или мёртв?! Ты… А, чёрт! Бред какой-то!.. Что происходит?
Парень ещё минуту смотрел куда-то мимо него, а потом вдруг встрепенулся и повернул голову. И в этот момент будто ярче вспыхнула лампа. Или некий совершенно нежданный точечный свет ударил откуда-то сверху, осветив лицо парня. На Первого в упор глянули его глаза. Необычные, прозрачно-яркие, с угольно-чёрным ободком по краю удивительной радужки. Светлой радужки, но не серой, нет. И даже не голубой. Вроде она казалась бесцветной, и в то же время мерцала сразу несколькими оттенками. И ярче всего среди них поблёскивал нежно-лиловый.
Первый аж вздрогнул. А парень снисходительно хмыкнул и вновь мягко заговорил:
– Я и сам не знаю, что происходит, поверь мне. Вроде бы есть такая теорийка… о загадочном информационном поле. Управляемый сон, взаимодействие мыслей, сознания и прочая мистика… Вещь недоказанная. Но факт в том, что ты, Первый, лежишь сейчас в отключке, а мы здесь с тобой мило болтаем. И всё это при том, что я даже не человек.
– Как? Что?! – выдохнул Первый. – Н-нет… Что за фигня? Я нашёл тебя, и мы пошли… Нет… – бормотал он, глядя в эти невозможные сиренево-стальные глаза.
А они слегла округлились: парень приподнял брови, грустно улыбнувшись.
– Вот так, Первый… И наше с тобой общение – это просто миф. Нонсенс… Ведь у меня совершенно другой интерфейс. Кажется, я – часть железа. Конденсаторы, проводники, а отнюдь не живые нейроны.
– Нет… Но ты ведь… Ты выглядишь так…
– Да брось… Это всё из-за твоего способа воспринимать окружающий мир. Ну, в смысле… Это я думаю, что это так, но… Я, представь себе, уже точно не помню. Кажется, мой графический образ изначально мог быть примерно таким. Я же говорил, что я – часть системы… Предохранитель. Корректировщик. Фрагмент искусственного интеллекта, контролирующего здесь всё. Если хочешь – специальный элемент, близкий к логике… разумных живых организмов. И я, уж поверь мне, тоже никогда не думал, что мы с тобой когда-то увидимся… вот так вот. Ну и не стал объяснять… Может, не хотел зря разбивать тебе сердце!
Парень хохотнул. Но прозвучало это вовсе не весело, а очень печально. Первый замолк, уставившись себе под ноги. Потом спохватился, быстро глянув на собеседника – словно ожидая, что он вдруг возьмёт и исчезнет. Или всё-таки скажет, что просто пошутил.
Но парень оставался на месте, неподвижен и молчалив. А Первый уже не знал, как разлепить пересохшие губы, которые, получалось, даже и не могли пересохнуть, потому что в итоге всё это происходило у него в голове.
– Ну… л-ладно… – выдавил наконец он. – Значит… ты не живой человек в прямом смысле слова. Я… п-понял, но… Так что же это такое?! Куда мы влезли? Что с нами случилось?
– Хех… – невесело усмехнулся парень. – А вот это прозвучит ещё более бредово, чем всё предыдущее. Понимаешь… этот Объект, как вы уже догадались… он не ваш. Он торчит здесь довольно давно. Ну и я вместе с ним… Да и цель его постройки, пожалуй, тоже была бредовой. Ты же видел… вагонетки эти… рельсы, конвейеры. Не поверишь! Изначально – просто геологический комплекс для добычи минеральных образцов и анализа их состава! Ну то есть, конечно, не совсем обычный… Полностью автоматизированный комплекс, созданный теми, кто думал, что они, возможно, когда-нибудь доберутся сюда и будут здесь жить… Но со временем цель его работы менялась. Достраивались новые уровни, собиралось оборудование… Появлялись и опять уходили, представь себе, настоящие живые сотрудники… Как видишь, они и реактор построили для обеспечения полной автономности. Никаких тебе ветряных мельниц или солнечных батарей… Думаю, всё это случилось задолго до того, как у вас тут… тоже стало заселено. И создатели Объекта потом… не захотели вступать в конфликт с местным населением.
Парень на миг замолчал, картинно скривившись, и вдруг всплеснул руками.
– Вот ведь!.. И что вы все сюда лезете, а?! Знаешь, сколько было до вас? И жители недавних эпох… и даже совсем дикари. Пришлось ставить системы защиты…
– Так… что… – всё же не удержался Первый. – Были и другие группы… до Кэпа?
– Хо-хо! – оживился парень. – Конечно были. И ваши, и ещё до них… Знаешь, бегали тут и совсем голозадые… Не спрашивай, как им удалось сюда влезть. Думаю, основная система сама их впустила от скуки. Вот такие вот жестокие игры…
– Это поэтому надписи на стенах были сделаны непонятными буквами?
– Ага. Система анализирует речь и учит чужой язык. Как по-твоему я с тобой-то общаюсь? А потом она строит понятный для вас интерфейс. Надписи на стенах – тоже управляемая штука. Молекулы пигмента – специальной электрочувствительной краски… И порой у системы всё это выходит не сразу. Поначалу… Хотя нет. Пожалуй, прикалывается она так. Ведь до вас уже были группы… Мы давно выучили русский.
– Прикалывается? То есть она… как ты? Слушай… а ты никогда… не пробовал с ней говорить?
Парень обжёг Первого искренне оскорблённым взглядом – пурпурно-перламутровый всполох и лаймово-лимонные искорки в контражуре. Он промолчал, помрачнев. На минуту собеседники замерли, глядя друг на друга. Затем парень сказал:
– Да нет… Конечно, пробовал… Знаешь… Ведь система – это не личность. Просто набор модулей для выполнения разных задач. Очень сложный, большой набор с огромным количеством вариантов, комбинаций… В ней нет чего-то вот такого вот, как я… Она действует по принципу скоростного перебора вариантов. Изучает ситуацию, строит долгосрочные модели событий, анализирует их. Ну а юмор… Знаешь, как это ни грустно, но… Получается, что эти шутки – это тоже… остаточные следы меня… Или его… Того, кто систему писал… Чёрт! Всё путается. Я уже толком не помню… Я ведь когда-то был тут… «креативным элементом». Должен был уже сам развивать инфраструктуру системы. Исправлять ошибки, неизбежно возникающие со временем… Что-то вроде цифрового конструктора… Абсолютный интеллектуальный бэкап с надежнейшей системой экстренного копирования. Со способностью создания новых модулей… Х-ха! Вот только не вышло. Бэкап обрёл человечность… И развился конфликт с основной системой…
Парень повесил голову, ну никак не напоминая какое-то неживое создание. Потом встрепенулся.
– Ну да что это я раскис? Потерял нить разговора… А, вот… Понимаешь, со временем исследования на Объекте переросли во что-то большее. Ещё до вас, до всего этого безобразия, тут поселились физики. Привезли своё оборудование, построили что-то уже здесь… Нет, не какой-нибудь там адронный коллайдер, но… Кое-что, связанное со здешним реактором. Кстати, о нём. У них тут твёрдое топливо многоразового использования. После выработки обогащается заново… Обычный водный замедлитель. Кипящий реактор водо-водного типа… Вы не видите пар на поверхности, потому что мы используем буквально всё. Вода и пар циркулируют в отдельных системах. Энергетические турбины обслуживает один контур, а для охлаждения предназначен другой… Мы берём воду прямо из моря. Сложная система фильтров на входе очищает её от солей, а на выходе стоят дезактиваторы, удаляющие остаточный фон. Всё это замаскировано под почвой дна. Частично почва – и есть фильтр. Объёмы воды, требующиеся Объекту, не так уж и велики благодаря эффективной конструкции активной зоны реактора. Повышение температуры потока на выходе в целом незаметно.
Ваши учёные ничего бы не обнаружили без проведения целенаправленных исследований. По крайней мере так было задумано. Система работала веками. Но теперь… Сам видишь. Ваши биохимические разработки в семидесятых… Аральск-7… Вы изменили окружающую среду. Уровень воды в море упал. А здешняя система ведь тоже адаптирована под корректировки объёмов, иначе… В общем, теперь Объект вынужден брать больше воды. Естественные потери, изменение условий… Плюс всё это слегка сбило настройки. Система справляется с охлаждением уже не так хорошо. Происходит аварийный сброс избыточного пара… Ты заметил потёки на стенах? Следы влаги – это не только результат работы защитных систем. Всё выходит из строя. Объект умирает. Рано или поздно вода в море совсем иссякнет, несмотря на экономное использование. А ваши учёные… всего лишь слегка… ускорили процесс.
Парень хохотнул.
– Ой, опять отвлёкся. Короче… Вы, друзья мои, снова влезли, куда не надо. И система защиты… В общем, она истернула. Даже экстренно остановила реактор. А избыточная энергия пошла не туда… Но прежде чем говорить о том, что же там такое случилось, нужно вернуться назад, к назначению Объекта. Так во́т… Физики… Исследователи… Они в ходе своей работы создали… Вернее, наткнулись на нечто… На эффект, который никто так до конца и не понял.
Да-да, представь себе, не понимаю его и я. А уж как именно, на каких машинах всё это работает… Увольте! Я ж тут вроде стационарного программиста! Не обязан я знать их исследовательскую матчасть… И в меня, вероятно, встроили некую систему защиты от запретного любопытства. Где-то в глубине моего исходного кода есть предохранитель от излишней обучаемости. Так что я толком и не знаю, что там физики открыли за принцип, как назвали его, и на каком железе всё это работает. То есть да, есть там какое-то пресловутое «ядро», о котором говорил Кэп. Наверное, есть и какие-то подземные ускорители, и уловители частиц. Но для меня это… скрыто за теми вечно взрывающимися дверьми. Понимаешь? Мне туда хода нет. А значит, нет хода и вам. Ты же видишь, на что пошла система, чтобы не пропустить вас? Вот только… Я ведь всё-таки кое-что могу?
Парень подмигнул Первому, и тот аж вздрогнул, впившись в него взглядом, пытаясь разгадать что-то в этих полихромных глазах. А тот продолжал:
– Я не смог проникнуть в суть всего этого, но я… Я взломал защиту механизмов управления… И теперь могу инициировать срабатывание их секретной системы…
Он смотрел на Первого снизу-вверх, потому что сидел на краешке стола, а Первый стоял, но взгляд парня был полон триумфа. Как будто его слова должны были всё прояснить. Парень усмехнулся, почувствовав, что это не так.
– Видишь ли… – снисходительно протянул он. – Эта штука, которую они открыли… Она просто парадоксальна. Эта вещь (как бы пафосно это ни звучало) противоречит законам бытия… Пожалуй, она вообще не должна бы существовать… Но вот как-то она появилась. И древние бюрократы правления, заседающие на собраниях где-то далеко-далеко, не смогли эту штуку между собой поделить… Как и не смогли до сих пор решиться её уничтожить… Учёных отозвали. Объект перевели в пассивный режим. Бесконечный режим ожидания с эпизодическими удалёнными наблюдениями…
– Что… всё это значит? – совсем растерялся Первый. – О чём ты мне рассказываешь?
– У-м-м-м-р!.. – досадливо огрызнулся парень, скопировав манеру Первого. – Это значит, – вдруг посерьёзнев, гробовым голосом заявил он, – что здесь случайно открыли технологию «бэкапа времени». Откат всего случившегося назад при совпадении определённых условий. Или при нажатии неких триггеров… нужной их комбинации, которой целиком не знает никто. А я вот случайно «узнал». Научился неосознанно нажимать их. Активировать в нужной последовательности в критической ситуации… И это, Первый, значит то, что вы с Ханни были мертвы, как те кучки внизу и наверху, но я снова задействовал механизм. И вы не узнали об этом в том, другом потоке времени… Там вас уже нет. А здесь для вас образовалась новая ветвь. Новая реальность. Новый её вариант, в который и я отправился вместе с вами, потому что мне вас стало жалко…
Уже много-много раз… Очень много лет и веков, как мне вас жалко. Но, чёрт побери… Как же я устал! Как надоело всё!.. Даже взрыв бы здесь не помог. Да… Я, может, и убил бы всю вашу планету… Где-то я, наверное, так и сделал, но… Видимо, кроме моей собственной воли существует что-то ещё. Защита… самой системы защиты, которую я пока взломать не могу. И она, являясь частью меня, тоже может создавать бэкап… Автосохранение во времени. Спуск триггеров, прежде чем я доберусь… Прежде чем хотя бы помыслю что-то о реакторе… И вот… Я снова здесь. С вами. И нет конца этим скачка́м по ответвлениям… Которых я, по идее, помнить не могу…
***
Первый смотрел на парня, чувствуя, как на спине встают дыбом волоски. В голову толкнулась мысль: «А может, он просто сумасшедший? Дешёвые эффекты освещения с системой датчиков и камер, цветные линзы, как у Рейко – вот и всё… Хватать его и бежать отсюда! Ведь нельзя же оставлять его здесь… Даже такого – больного на всю голову, с мегаломанией, космического масштаба идеями…»
Но тут Первый понял, что и сам не знает, как попал сюда. Не знает, где Ханни с остальными, а лишь помнит испепеляющую белую вспышку, раскрывшуюся перед ним, сминая сознание. Ему очень захотелось разлепить пересохшие губы и выкрикнуть: «Всё не так!» А вместо этого он почему-то сдавленно выдохнул:
– Значит, это были не глюки? Значит, Ханни тогда, в тоннеле… И Рейко… Все они?..
– Да. Наверное. Я же говорю… Я не могу видеть те варианты, где вас уже нет. Я «перескочил» вместе с вами. Просто догадываюсь, достраиваю модель того, что было бы. Знаешь… у меня это в некотором роде… происходит рефлекторно. Как у вас, например, активация мускульной реакции при сильной боли. Вижу, сейчас будет плохо, и… пытаюсь что-то сделать. Вообще-то, не всегда получается, но в большинстве случаев… я вроде как давлю на гашетки, сам не зная того. И вуаля…
– И ты… правда не знаешь, как всё это прекратить? Ты… тоже хочешь уйти? Исчезнуть насовсем?
Парень ухмыльнулся.
– Ага. Вроде того. А какая ещё перспектива? Я же говорю. Я застрял здесь. Чувствую себя, словно брошенный на посту солдат. Все боевые части отступили на другие позиции, а меня забыли. Оставили здесь часовым. И я не могу самовольно покинуть свой пост. И уже столько времени… Со всеми этими бэкапами… Даже больше, чем вы все здесь живёте… Одно и то же. По нескольку раз. С какими-то небольшими отличиями. Я даже не знаю, как… Не могу просто сам «отключить» себя… Но, пожалуй, на самом деле… Один способ всё же есть.
Да, я не всесилен, потому что во мне где-то спрятан предохранитель от саморазрушения. И Объект всё ещё «жив». Его нельзя так вот сразу взять и остановить. Но если бы кто-то сумел… Понимаешь?.. Взломать мой собственный программный код. Или просто обесточить тут всё. Заглушить автоматику, управляющую циклом. Дать правильные команды системам защиты, активировать алгоритм безопасной остановки реактора. Медленно остановить его, вырубить все механизмы. Окончательно законсервировать Объект…
И тогда я бы просто заснул. Или, может… ушёл бы… как ты говоришь. Только надо потом что-то сломать. Чтобы новые… после вас… никогда бы не смогли оживить его. Думаю, что технически это возможно. Просто раньше… люди были другими. Знаешь… До тебя хакеры в командах не добирались ещё так далеко…
Парень глянул на Первого, растянув губы в печальной усмешке. И глаза его вдруг поменяли цвет, отливая уже не лиловым, а синим. Но Первый давным-давно ничему не удивлялся. Он просто сосредоточился на своём собеседнике и на смысле его слов. А тот грустно улыбался, качая головой и больше не пытаясь убрать за ухо завиток волос, вечно падающий ему на лоб.
– Чёрт… – добавил он. – Как же я устал… Не физически, а… Понимаешь… Надоело всё… Х-ха! Скажешь, как мне может что-то надоесть, если я даже толком не могу расставить все события во времени?
– Нет, – насупившись, мотнул головой Первый. – Я понимаю. Слушай… Ну… Можем мы хоть что-то сделать? Скопировать тебя… ну не знаю… на флэшку? Взять с собой?
– А смысл? У вас что, есть технологии переноса сознания в искусственное тело?
Первый стушевался.
– Не знаю… Наверное, нет, но…
– Ну вот и всё! Зачем тогда? Я устал. Мой прообраз, наверное, давно уже мёртв. А я… Чёрт знает… Прячусь тут от основной системы, хочу́ ещё чего-то… Помочь вам… А скорее уж, самому себе. Эх… Забыться бы настоящим забвением! Затишье… Сон на пару эонов… Что скажешь, Первый? Сможешь помочь мне, м-м-м?
Первый не ответил. Ему было безумно больно смотреть на это создание. На этого вполне настоящего, живого, материального парня с эмоциями и мыслями, в которых сквозило столько всего человеческого: столько отчаяния, столько сочувствия и горя. А парень замер, отвернувшись к стене. Тишина была почти осязаемой. Послышался только шорох одежды, когда он всё же поддался вживлённым в его образ рефлексам. Его изящная кисть взметнулась вверх. Бледными пальцами он поймал непослушную прядь и пару раз с силой дёрнул за неё.
Ничего не изменилось, прядь осталась на месте, только Первый болезненно вздрогнул и рванулся было вперёд, чтобы хоть что-то сделать. Остановить парня, как-то поддержать. Положить руку ему на плечо.
– Не надо, – оборвал его парень, вдруг качнувшись назад и ловко уходя от контакта. – Не сто́ит… Ни тебя, ни меня здесь на самом деле нет…
Он на миг обхватил свои плечи ладонями, как будто ёжась от холода. Потом опомнился и сложил руки на груди.
– Ну да ладно. Что это я опять? Итак. Я же должен провести инструктаж…
– Как тебя зовут? – вдруг перебил его Первый.
Брови парня взмыли вверх.
– Ой, брось… Пожалуй, что никак. Вообще, у создателя системы было имя… И он ко мне тоже как-то обращался, но… Я уже достаточно давно здесь, чтобы успеть всё обдумать и понять… Я – это не он. Я – просто образ. Даже не электронный конструкт его личности, не модель его физического облика… Я – это то, что получилось уже после него. Возможно, моя внешность – тоже плод бредовой компиляции системы. А я… Я ведь даже, по идее, не знаю, что именно я должен чувствовать, когда аналитический модуль заставляет меня смеяться… Ну, то есть… Это у вас – биохимия, электронные импульсы в нейронах, эмоции. А для меня… Что это такое? Поведенческая модель человека? Симуляция его эмоциональных реакций? Раньше я ещё пытался осмыслить… А теперь вот просто делаю это, и всё… Разговариваю, смеюсь, выхожу на связь… Так что не сто́ит, Первый. Больше не персонифицируй меня. В конечном счёте я – просто интерфейс. Модуль взаимодействия с внешним миром. Да к тому ж ещё и довольно плаксивый модуль, м-м-м?
Парень хохотнул. Опять этот мелодичный звук. Но теперь – здесь, в этом невозможном, нецифровом, общем для них подпространстве, – Первый услышал шелест его выдоха. Такой человеческий, правдоподобный шелест дыхания…
Первый молчал. В нём бурлил какой-то непонятный коктейль из жалости, обиды и злости. И мучительной тоски. А ещё, пожалуй, тени облегчения. Всё уже случилось. Теперь можно отбросить страх, что он так и не доберётся до цели. До обладателя голоса, звучавшего в его шлеме. Не сумеет прорваться к нему и вытащить отсюда живым. Нда… О «живым» теперь речи не шло… И от этого было так больно… Первый всё же сумел найти, но нашёл не совсем то, что он ждал.
– Кстати, Первый… – вдруг нарушил тишину парень (на его лице вновь играла хитрая усмешка). – Можете спокойно выбираться отсюда. Нет там никаких капсул с ядом. Вы ведь уже поняли, да? Это уловка Хитрого, переданная вам через Вика. А он, видимо, тоже не знал. Вот и всё…
– А ты-то откуда знаешь?!
– Обычный анализ и прогноз, – усмехнулся парень. – Ведь мы с Кэпом, так сказать, заочно знакомы. И к тому же довольно давно. Я составил долгосрочную модель его поведения… Кэп проделывал это несколько раз. Другим группам он говорил про зашитые в тело бомбы, про взрывчатку в доспехе, которая тут же бахнет при попытке снять экзоскелет, и про чёрте-что ещё… Но трупы-то не взрывались, Первый. И яда в них тоже не было. Тут есть датчики… способные улавливать мельчайшие примеси в воздухе, изменения в его химическом составе. Если бы в них что-то было, я узнал бы об этом от системы защиты после… ну… в общем, в процессе разрушения тканей. Так что, Первый… Не парься! Даю девяносто девять и девять десятых из ста за то, что всё с вами будет норм.
– Да… – невесело протянул Первый. – Спасибо, но… Как же ты? – он с болью поймал взгляд печальных лилово-голубых глаз. – Ты правда хочешь уйти? Может, всё-таки, как-нибудь…
Парень улыбался. Свет лампы за его спиной мягко пульсировал, напоминая ритм биения сердца.
– А что я? Я просто засну. Или, может быть, куда-то уйду. Вот так… Шаг за шагом… Подальше от этих стен, механизмов… Подальше от этих мерзких покорёженных взрывом дверей…
С этим он вдруг поднялся с краешка стола и шагнул вперёд. Едва не прошёл мимо Первого – застывшего, словно окаменевшего, не способного пошевелиться – но вдруг замер и повернулся. Его бледное лицо оказалось прямо напротив лица Первого. Так близко… Всего в паре сантиметров… А затем… Лампа вспыхнула знакомой белизной, и детали окружающего мира растворились в яркой пустоте.