Глава 50
Вскоре после ухода Рейчел я перебрался на кушетку и уснул мертвым сном, так что даже шум двигателей вертолета не смог меня разбудить. Когда я наконец очнулся – сам, без посторонней помощи, – было три часа ночи. Сразу после этого меня немедленно отвезли в штаб-квартиру местного отделения ФБР и поместили в маленькую допросную на тринадцатом этаже. Два агента с мужественными, но заспанными лицами принялись задавать мне вопросы, заставляя меня снова и снова рассказывать всю историю с самого начала. Длилось это пять часов, так что в итоге меня начало слегка подташнивать от усталости и бесконечного повторения одного и того же. Дело двигалось вдвойне медленно еще и потому, что происшедшее непосредственно касалось сотрудников ФБР, и оба дознавателя не спешили вызывать стенографистку, которая могла бы занести мой рассказ в протокол. В конце концов у меня сложилось впечатление, что агенты пытаются заставить меня придать своему рассказу такую форму, которая, будучи в результате записана на бумагу, послужила бы их целям наилучшим образом.
Когда пробило восемь утра, мне наконец разрешили спуститься в кафетерий и позавтракать, предупредив, что через полчаса я должен вернуться, чтобы сделать официальную запись допроса, на сей раз с помощью стенографистки. К этому времени я успел повторить свой рассказ столько раз, что прекрасно знал, как именно следует отвечать на каждый заданный вопрос.
Аппетита у меня, естественно, не было, но маленькая комнатка настолько мне опостылела, что я уже не чаял оттуда вырваться и готов был соглашаться со всем, что бы мне ни говорили. Впрочем, выходя в коридор, я был почти благодарен агентам за то, что им не вздумалось конвоировать меня в буфет.
В кафетерии я обнаружил Рейчел, которая в одиночестве сидела за столиком. Я купил чашку кофе и пончик, обсыпанный комками сахарной пудры и выглядевший так, словно ему уже исполнилось не менее трех дней. Со всем этим я подошел к ней.
– Можно?
– Садись. У нас свободная страна.
– Порой я начинаю в этом сомневаться. Эта парочка, агенты Купер и Келли, мурыжили меня пять часов подряд, и это еще не конец.
– Постарайся кое-что понять, Джек. Ты для них – предвестник больших неприятностей. Они оба знают, кто ты такой, и им не надо объяснять, что ты скоро выйдешь из этого здания и расскажешь обо всем, что случилось, журналистам, а может быть, даже напишешь книгу. Благодаря тебе весь мир узнает, что в семье не без урода и что даже в ФБР попадаются яблоки с гнильцой. Как бы мы ни старались, скольких бы преступников ни поймали, это уже ничего не изменит. Одного-единственного Бэкуса вполне достаточно для большой-пребольшой обличительной статьи. Ты станешь богатым и знаменитым, а нам придется жить со своим позором. Вот вкратце основные причины того, что Келли и Купер обращаются с тобой не как с рок-звездой.
Некоторое время я смотрел на нее. Несмотря на горечь, прозвучавшую в словах Рейчел, и на одолевавшие ее дурные предчувствия, она тем не менее явно позавтракала с аппетитом. На стоявшей перед ней тарелке я заметил крошки яичного желтка и остатки салата.
– Доброе утро, Рейчел, – сказал я. – Может, попробуем начать сначала?
Это разозлило ее.
– Послушай, Джек, если ты надеешься, что я буду с тобой больше чем просто любезна, то зря. Интересно, на какое отношение с моей стороны ты вообще рассчитывал?
– Не знаю, – пожал я плечами. – Просто все эти пять часов я отвечал на дурацкие вопросы, а думал о тебе. Вернее, о нас с тобой.
Я надеялся, что она как-то отреагирует на мои слова, но Рейчел, по крайней мере внешне, оставалась совершенно безразличной и неприступной. Взгляд ее был устремлен в пустую тарелку.
– Послушай, – снова заговорил я, – я мог бы сейчас перечислить все причины, которые заставили меня подозревать тебя, но это абсолютно ничего не даст. Все дело во мне, Рейчел. Во мне, похоже, есть какой-то изъян. Во всяком случае, то, о чем ты сейчас говорила – ну, о поддержании репутации и фамильной чести ФБР, – я не в силах воспринять иначе как со скепсисом и цинизмом. Моя версия событий проклюнулась из маленького сомнения, выросла и вдруг расцвела пышным цветом, теряя все разумные пропорции. Я прошу у тебя прощения, Рейчел, и обещаю, что, если у меня будет возможность начать наши отношения сначала, я буду стараться изо всех сил, чтобы преодолеть разделяющий нас барьер и заполнить вакуум, который образовался в моей душе. И клянусь, я сумею добиться своего.
Все так же никакой реакции. Она даже не смотрела на меня. Это была полная отставка. Я понял, что для меня все кончено, и лишь поинтересовался:
– Могу я задать один вопрос?
– Какой?
– О твоем отце. И о тебе… Он… делал тебе больно?
– Ты хочешь спросить, трахалась ли я с ним?
Я молча смотрел на Рейчел.
– Это касается только меня, и я не собираюсь это ни с кем обсуждать.
Я опрокинул на стол кофейную чашку и теперь смотрел на нее так, будто это была самая интересная вещь в мире. Поднять на Рейчел глаза я не смел.
– Ладно, – сказал я наконец. – Мне пора возвращаться. Меня отпустили всего на полчаса.
И сделал движение, чтобы подняться, но Рейчел неожиданно остановила меня.
– Ты рассказал им про нас с тобой? – спросила она.
– Нет, я стараюсь всячески обходить эту тему.
– Можешь не стараться. Они и так уже все знают.
– Ты сама им сказала?
– Да. Нет смысла что-то скрывать.
– Хорошо. А если они вдруг спросят, продолжаются ли наши отношения или нет, что мне ответить?
– Скажи, что присяжные еще совещаются.
Я кивнул и встал. Упоминание о присяжных заставило меня мысленно вернуться во вчерашний день, когда я тоже взял на себя смелость судить и, кажется, даже выносить приговор. Мне казалось только справедливым, что теперь настал черед Рейчел тщательно взвешивать все аргументы pro et contra.
– Дай мне знать, когда судья огласит приговор.
Я бросил пончик в мусорную корзину у выхода из кафетерия и быстро пошел к лифтам.
Когда я закончил с Келли и Купером (вернее, они закончили со мной), был уже почти полдень. Естественно, что никаких новостей о Бэкусе агенты мне сообщить не удосужились, да они, скорее всего, и сами ничего не знали.
Проходя по коридорам, я впервые обратил внимание, как малолюдно и даже пусто было сегодня в здании ФБР. Двери многих комнат были распахнуты, а рабочие столы стояли аккуратно прибранными, и вид у них был какой-то сиротливый. «Словно бы в управлении объявлен траур и сотрудники ушли на похороны», – подумал я и только потом сообразил, что в конечном счете так оно и было. Мне захотелось вернуться к моим инквизиторам и спросить, что, собственно, происходит, однако, учитывая их отношение ко мне, это вряд ли было разумно. Даже если бы Келли с Купером что-то знали, они вряд ли поделились бы со мной информацией.
Шагая мимо комнаты связи, я услышал характерные сигналы радиопередатчика. Заглянув внутрь, я увидел Рейчел, сидящую перед консолью с несколькими микрофонами. Кроме нее, в помещении никого не было, и я отважился войти.
– Привет.
– Давно не виделись.
– Купер и Келли закончили меня допрашивать и велели убираться на все четыре стороны. А почему ты одна? Где все?
– Ушли на прочесывание. Ищут его.
– Бэкуса?
Она молча кивнула.
– Как же так? Я думал… – Я не закончил. Мне стало ясно, что у подножия скалы, с которой упал Бэкус, тела не нашли. Я не спрашивал об этом раньше просто потому, что был уверен: труп давно обнаружили и отправили куда следует.
– Господи Исусе, но как такое возможно?!
– Как он выжил, ты хочешь спросить? Кто знает… Когда наши люди спустились вниз с собаками и прожекторами, его уже не было. Прямо под окном дома растет высокий эвкалипт, на верхних ветках которого остались следы крови. Видимо, Бэкус попал прямо на него и дерево смягчило удар. Собака потеряла след на дороге ниже по холму. Вертолет ничем нам не помог, он только перебудил всю округу… за исключением тебя. Перекрыли все дороги, оповестили все больницы, но тщетно. Правда, поиски еще продолжаются…
– Господи!..
Бэкус на свободе и где-то прячется. Я просто не мог в это поверить!
– Я бы на твоем месте особо не беспокоилась, – заметила Рейчел. – Вероятность того, что Бэкус попытается в ближайшее время добраться до тебя или до меня, очень невелика. Сейчас у него другая задача – уйти от преследования. Выжить.
– Я не это имел в виду, – поспешно сказал я, хотя Рейчел интерпретировала мое восклицание совершенно правильно. – Мне страшно, что такой человек вообще находится на свободе… Неизвестно где… Неужели нельзя как-то рассчитать… упредить…
– Над этим сейчас работают. Брасс и Брэд стараются изо всех сил, но не так-то это просто. До сих пор никто из нас не замечал за Бобом никаких странностей. Стена, разграничивающая две его жизни – тайную и явную, – должна быть непроницаемой, как дверь банковского хранилища. Некоторых преступников, подобных Бэкусу, нам вообще не удается разгадать или дать разумное истолкование каким-то их поступкам. В таких случаях единственное, что знаешь наверняка, это то, что некое семя зла таилось в них с самого начала. Какое-то время поведение этих людей остается в пределах нормы, но внутри зреет опухоль, а потом вдруг ни с того ни с сего появляются метастазы, и человек начинает вытворять такие вещи, что нормальным людям и в страшном сне не приснится.
Я молчал. Не то чтобы совсем уж не знал что сказать, просто мне очень хотелось, чтобы она продолжала говорить со мной.
– Они начали с отца, – сказала Рейчел. – Я краем уха слышала, что Брасс собирается в Нью-Йорк к Бэкусу-старшему. Не хотела бы я быть на его месте. Представь себе, любимый сын пошел по твоим стопам, выбрал карьеру агента ФБР, и вдруг он же становится твоим самым жутким кошмаром. Как там у Ницше? «Кто сражается с чудовищами…»
– «…Тому следует остерегаться, чтобы самому при этом не стать чудовищем», – закончил я цитату.
– Вот именно.
Некоторое время мы оба молчали, размышляя о том, как все повернулось.
– А ты почему не с ними? – спросил я наконец.
– Меня пока оставили дежурить в управлении, до тех пор, пока не выяснят все обстоятельства перестрелки с Бэкусом… ну и кое-что еще.
– А что тут особо выяснять? Тем более что Бэкус, скорее всего, жив?
– Ну, есть и некоторые другие моменты.
– Наши с тобой отношения? – догадался я.
Она кивнула:
– Можно сказать, что моя способность действовать хладнокровно и принимать взвешенные решения оказалась под вопросом. Согласись, что близкие отношения между агентом и свидетелем, к тому же журналистом – это не совсем то, к чему привыкли в ФБР. А тут еще эта фотография…
Она взяла со стола какой-то листок бумаги и протянула его мне. Это была распечатка присланной по факсу черно-белой фотографии. Я увидел себя, сидящего на кушетке в приемном покое больницы, и нежно наклонившуюся ко мне Рейчел. На снимке был запечатлен наш поцелуй.
– Помнишь того любопытного врача, который подглядывал за нами? – спросила Рейчел. – Так вот, никакой это был не врач, а папарацци, который сделал снимок и продал его таблоиду «Нэшнл инкуайрер». Должно быть, мерзавец специально переоделся в белый халат, чтобы пробраться в больницу. В свою очередь издатели, руководствуясь высшей журналистской этикой, прислали это сюда и попросили дать им интервью или, по крайней мере, прокомментировать снимок, как будто мало того, что ко вторнику фотография окажется на газетных стендах во всех супермаркетах страны. Что ты об этом думаешь, Джек? Может быть, в качестве комментария посоветовать им подтереться этой бумажкой? Как, по-твоему, напечатают такой комментарий?
Я положил бумагу на стол.
– Мне очень жаль, Рейчел…
– Что ты заладил одно и то же? «Прости, Рейчел… Мне очень жаль, Рейчел…» Впрочем, теперь тебе только это и осталось, Джек.
Я чуть было не произнес сакраментальную фразу еще раз, но вовремя спохватился и несколько секунд просто смотрел на нее, мрачно размышляя над тем, как меня угораздило так страшно ошибиться. Мне было уже ясно, что Рейчел вряд ли меня простит. Не переставая жалеть себя, я обдумал все части мозаики, некогда составлявшие в моем мозгу единое целое. Довольно скоро я убедился, что кое-что проглядел. Но оправданий, как я их ни искал, не было.
– Ты помнишь тот день, когда мы впервые встретились и ты привезла меня в Куантико?
– Да, помню.
– Тот кабинет, в котором ты меня оставила, принадлежал Бэкусу, правда? Ну, та комната, откуда я звонил по телефону? Я думал, что это твой кабинет.
– У меня нет отдельного кабинета, только рабочий стол. Я отвела тебя в кабинет, чтобы ты чувствовал себя посвободнее. А что?
– Нет, ничего… Просто одна из деталей, которая так хорошо укладывалась в мою схему. На столе я увидел календарь, в котором стояла отметка об отпуске. Значит, это Бэкус был в отпуске, когда погиб Орсулак… А я-то думал, что ты солгала мне, сказав, что давно не отдыхала.
– Давай не будем говорить об этом сейчас.
– А когда же? Если мы не обсудим все сейчас, то другой возможности у нас не будет. Я ошибся, Рейчел, и у меня нет ни одного мало-мальски приемлемого оправдания. Просто хочу рассказать тебе, что мне было тогда известно и почему я…
– Да мне плевать!
– Может быть, тебе всегда было плевать на меня?
– Не пытайся переложить все это на мои плечи. Это ты поскользнулся на куче дерьма, а не я…
– Что ты делала в ту первую ночь, когда ушла от меня? Я звонил, я стучался к тебе в номер, но тебя там не было. А потом я встретил в коридоре Торсона. Он возвращался из аптеки. Ведь это ты послала его туда, верно?
Рейчел смотрела в сторону, и каждая секунда тянулась для меня как вечность.
– Ответь хотя бы на этот вопрос, Рейчел!
– Я тоже столкнулась с Гордоном в коридоре, – негромко начала она. – Еще раньше. Это случилось сразу после того, как мы с тобой расстались. То, что он тоже оказался там и что Бэкус его притащил, так меня разозлило, что я просто вскипела. Мне хотелось уязвить его, унизить… Любым способом…
В общем, Рейчел пообещала бывшему мужу, что будет ждать его в номере, и отправила в аптеку за презервативами. Но когда он вернулся, ее там уже не было.
– Когда ты звонил и стучал, я была у себя и не открыла только потому, что думала, это Гордон. Дважды кто-то стучал, и дважды кто-то звонил. Я не отозвалась.
Я кивнул.
– Я нисколечко не горжусь тем, что сделала, – добавила Рейчел. – Особенно сейчас.
– У всех людей есть поступки и мысли, которыми они не могут гордиться, – сказал я. – Но это не мешает им жить дальше. Не должно мешать.
Рейчел не ответила.
– Я пойду, Рейчел. Надеюсь, что у тебя не возникнет на службе неприятностей. Позвони мне. Я буду ждать.
– До свидания, Джек.
Я поднял руку и осторожно коснулся ее подбородка. Наши глаза ненадолго встретились. Несколько мгновений мы смотрели друг другу в глаза, а потом я повернулся и тихо вышел.
