Глава 44
Картина, представшая моему взору, была достойна кисти художника-сюрреалиста. Люди стремительно метались по разгромленному магазину, что-то кричали, склонялись над мертвым и умирающим и снова принимались двигаться так быстро, что у меня зарябило в глазах. Вместе с тем я воспринимал все это, словно в замедленной съемке. В ушах у меня негромко, но назойливо звенело, а раненая рука наливалась болью и пульсировала. И через весь этот содом шествовала, словно ангел-хранитель, присланный спасти грешника, моя Рейчел.
Она остановилась надо мной, взяла мою здоровую руку в свои и легонько сжала. Ее прикосновение, словно магический жезл, мигом вывело меня из ступора. Я вдруг осознал, что́ со мной случилось и что́ я только что совершил. В эти минуты все мысли о мести и справедливости отступили куда-то очень далеко, и меня переполнила примитивная, незатейливая радость: я все-таки остался в живых.
Потом я посмотрел на Торсона. Им уже вовсю занимались врачи: один сидел на Торсоне верхом и, упершись руками ему в грудь, проводил непрямой массаж сердца. Второй прижимал к лицу Гордона маску, а третий пытался поместить его распростертое на полу тело в специальный кислородный костюм. Бэкус стоял на коленях рядом с поверженным сотрудником и, растирая ему запястье, твердил словно заклинание:
– Дыши, Горди, дыши! Ну же, давай, черт тебя возьми, дыши!!!
Но все было тщетно. Никакие усилия не могли воскресить Торсона. И врачи прекрасно знали это, однако не прекращали своей деятельности. Даже когда сквозь разбитую витрину вкатили носилки на колесах и Торсона уложили на них, один из медиков снова взгромоздился ему на грудь и, зафиксировав локти, продолжил массаж. В таком положении их и вывезли наружу.
Я перевел взгляд на Глэддена. Его руки были скованы спереди наручниками, но им никто не занимался. Очевидно, его просто бросили умирать. Все надежды на то, что, допросив Ворона, можно узнать нечто новое и интересное, испарились в тот же миг, когда его нож вонзился в горло Торсона.
Заметив неподвижный, устремленный вверх взгляд Глэддена, я было подумал, что он уже мертв, но тут губы его шевельнулись. Он что-то сказал, но я не расслышал, что именно. Потом его голова медленно повернулась в мою сторону. Сначала Глэдден смотрел на склонившуюся ко мне Рейчел. Это продолжалось не дольше секунды, но я заметил, как их глаза встретились. Может быть, Глэдден вспомнил ее. Затем он уставился прямо на меня. И я увидел, как жизнь быстро покидает его простреленное тело.
После того как Рейчел вывела меня из магазина, мне пришлось сесть в машину «скорой помощи» и ехать в больницу под названием «Синайские кедры». Торсон и Глэдден попали туда еще раньше, и к моему приезду врач уже констатировал смерть обоих. Доктор в приемном покое осмотрел мою руку, промыл рану при помощи какого-устройства, напоминающего черную соломинку для коктейлей, и зашил ее. Ожоги он смазал какой-то мазью и крепко забинтовал кисть.
– Ожоги – это ерунда, – приговаривал он. – Пусть они вас не беспокоят. Что касается раны, то тут дело обстоит сложнее. Должен сообщить вам две новости: хорошую и плохую. Хорошая заключается в том, что пуля прошла навылет, не задев кость. Плохая же новость состоит в том, что пуля повредила сухожилие, и, если оставить все как есть, то ваш большой палец вряд ли будет двигаться. Но ничего, я дам вам координаты хорошего хирурга. Он сделает вам операцию, потом назначит специальный комплекс упражнений, и все будет в порядке.
– А можно набирать текст на компьютере?
– Некоторое время воздержитесь.
– Я имел в виду – в качестве упражнения?
– Ну, наверное. Обсудите это с хирургом.
Он похлопал меня по плечу и вышел. Когда минут через десять в смотровую вошли Рейчел и Бэкус, я все еще сидел в одиночестве на кушетке.
У Бэкуса было усталое лицо человека, планы которого в одночасье рухнули ко всем чертям.
– Как самочувствие, Джек? – спросил он.
– Нормально. Поверь, Боб, мне очень жаль Торсона. Честное слово…
– Ничего не поделаешь, подобные вещи иногда случаются.
Воцарилось непродолжительное молчание. Потом мы с Рейчел переглянулись, и она спросила:
– А ты точно нормально себя чувствуешь?
– Ну конечно. Врач сказал, что я легко отделался. Правда, я некоторое время не смогу печатать, но это ерунда… А как там мистер Кумбс?
– Он до сих пор в шоке, но с ним все будет в порядке.
Я перевел взгляд на Бэкуса:
– Послушай, Боб, я ничего не мог сделать. Все произошло само собой. Как будто каждого из них вдруг осенило свыше, кто стоит перед ним… Лично я ничего не понимаю. Почему Торсон не стал действовать по плану? Почему он не отдал Глэддену фотоаппарат, как было условлено, а потянулся за пистолетом?
– Потому что он хотел быть героем, – пояснила Рейчел. – И вознамерился лично арестовать преступника. Или убить его.
– Мы этого не знаем, Рейчел, – возразил Бэкус. – И никогда не узнаем. Но зато я хочу получить ответ на другой вопрос: Джек, какого черта тебя туда понесло? Зачем ты вообще поперся в магазин?
Я поднес к глазам забинтованную кисть, а здоровой рукой коснулся щеки, которая казалась непривычно голой.
– Не знаю, – сказал я. – Просто так вышло… Я увидел на мониторе, как Торсон зевает, и подумал… Однажды он угостил меня кофе, и я хотел отплатить ему услугой за услугу. Мне казалось, что Глэдден уже не появится.
Я солгал, но открыть Бобу истинные мысли и побуждения было выше моих сил. Да я и сам не очень-то мог в них разобраться. Просто весь день накануне меня не оставляло предчувствие, что стоит мне войти в магазин, и Глэдден непременно придет туда тоже. И я не просто так сбрил накануне бороду. Я хотел, чтобы он снова увидел лицо моего брата.
– Ладно, – вздохнул Бэкус после недолгой паузы. – Надеюсь, до завтра ты придешь в норму и сумеешь уделить некоторое время стенографистке? Я понимаю, Джек, что ты ранен, но нам нужно снять с тебя показания, чтобы как-то подвести итоги. Должны же мы что-то предъявить окружному прокурору.
– Хорошо, я приду.
– Дело в том, Джек, – пояснил Бэкус, – что, когда Глэдден подстрелил видеокамеру, звук тоже выключился, и мы не знаем, как дальше развивались события в магазине. Вспомни, Глэдден не говорил ничего важного?
Я ненадолго задумался, восстанавливая картину в памяти.
– Сначала Глэдден сказал, что никого не убивал. Но затем признался, что действительно убил моего брата.
Бэкус удивленно приподнял брови, а потом кивнул:
– Хорошо, Джек, увидимся завтра. – Он повернулся к Рейчел. – Ты доставишь его обратно?
– Конечно, Боб.
– О’кей.
Бэкус вышел из приемного покоя с низко опущенной головой, и на душе у меня стало муторно. Наверное, он не принял моего объяснения и теперь станет до скончания века винить меня за то, что все закончилось так скверно.
– Что ему будет? – спросил я.
– Ну, во-первых, в вестибюле полно репортеров, и Бобу придется объяснить им, почему мы сработали так топорно. А во-вторых, я подозреваю, наш директор затеет служебное расследование. Специальная комиссия начнет искать изъяны в плане операции, и… В общем, ничего хорошего ожидать не приходится.
– Но это же был план Торсона, разве нет?
– Да, но Боб одобрил и утвердил этот план, так что все шишки посыплются на него. К тому же Гордон погиб, с него теперь не спросишь.
Тут в открытую дверь заглянул какой-то врач, проходивший мимо по коридору. В руке он держал стетоскоп, а из кармана белого халата торчали колпачки нескольких ручек.
– Все в порядке? – спросил он.
– Да.
– Моя помощь не нужна?
– Нет, спасибо, – ответила Рейчел и снова повернулась ко мне. – Правильно я сказала?
Я согласно кивнул.
– Какое счастье, что тебя не убили. Откровенно говоря, Джек, ты вел себя на редкость глупо.
– Мне просто подумалось, что кофе Гордону не повредит. Я не ожидал, что…
– Нет, я имею в виду, когда ты стал вырывать у Глэддена оружие.
Я пожал плечами. Может быть, и глупо, а может быть, этим я спас себе жизнь.
– Рейчел, а как ты догадалась?
– Догадалась о чем?
– Помнишь, ты спрашивала меня, что будет, если я встречусь с Вороном лицом к лицу. Ты как будто знала все наперед.
– Ничего я не знала, Джек, просто проявила элементарное любопытство.
Рейчел подняла руку к моему лицу и провела пальцем по подбородку совсем как раньше, когда я еще носил бороду. Потом она слегка приподняла мою голову пальцем – так, чтобы я посмотрел ей в лицо, – и, наклонившись, крепко поцеловала меня. Ее поцелуй был одновременно и чувственным и целебным, и я закрыл глаза. Моя здоровая рука поднялась вверх и легко коснулась под курткой ее груди.
Когда Рейчел отстранилась, я открыл глаза и снова увидел в дверном проеме давешнего врача.
– Вот ведь какой любопытный, – проворчал я.
– Кто?
– Да этот врач. Он за нами подглядывал.
– Не обращай внимания. Ну что, ты готов покинуть больницу?
– Вполне.
– Тебе прописали болеутоляющее?
– Да, купим в киоске в вестибюле.
– Но, Джек, тебе нельзя туда соваться. Там полно репортеров, и стоит только выйти, как они все мигом набросятся на тебя.
– Черт! – воскликнул я. – Совсем забыл!
Я посмотрел на часы. В Денвере было почти восемь. Грег Гленн, должно быть, уже весь извелся, ожидая от меня вестей. Пора подписывать в печать макет завтрашнего номера, а я обещал ему новую статью, которой все нет и нет. Надо срочно позвонить в редакцию.
Я огляделся по сторонам в поисках телефона и увидел его на стене в дальнем конце комнаты, за шкафчиком с медицинскими инструментами и лекарствами.
– Ты не могла бы пойти в регистратуру и сказать, чтобы подготовили бумаги? – попросил я Рейчел. – А мне нужно пока позвонить в «Роки-Маунтин ньюс» и сообщить, что я еще жив.
Когда я наконец пробился к Гленну, он был вне себя от беспокойства.
– Куда ты, черт возьми, пропал?
– Ну, я вроде как был занят. Я…
– С тобой все в порядке? По телеграфу только что передали, будто бы тебя подстрелили. Ты действительно ранен?
– Ничего страшного. Просто некоторое время придется печатать одной рукой.
– Передавали также, что Ворон мертв. Ассошиэйтед Пресс цитирует какой-то источник, который утверждает, будто бы его убил ты.
– Все правильно.
– Господи, Джек!..
Я не ответил.
– Си-эн-эн ведет прямой репортаж с места событий каждые десять минут, но у них нет ничего конкретного – одна пустая болтовня. Говорят, в больнице состоится пресс-конференция.
– Совершенно верно. Поэтому, если ты выделишь мне человека, который будет все записывать, я сумею надиктовать неплохую статью для первой полосы. Такого эксклюзива у тебя еще не бывало.
Как ни странно, Гленн ничего не сказал в ответ.
– Эй, Грег?
– Минуточку, Джек, дай подумать. Ты…
Он не закончил фразы и снова затих, но я все-таки перемолчал его.
– Вот что, Джек, соединю-ка я тебя с Джексоном. Расскажи ему все, что хочешь сказать и что считаешь важным. А потом он дополнит материал тем, что сообщат на пресс-конференции, если Си-эн-эн будет ее транслировать.
– Постой, Грег, я не хочу ничего рассказывать Джексону. Дай мне просто стенографистку, и я надиктую тебе статью. Это будет намного лучше и интереснее того, что могут сообщить на пресс-конференции.
– Нет, Джек, так не пойдет. Все изменилось.
– Что ты имеешь в виду?! – с тревогой воскликнул я.
– Ты больше не освещаешь эти события, потому что сам стал их частью. Ты остановил преступника, который убил твоего брата. Это ты прикончил Ворона, поэтому наша статья теперь будет о тебе. Писать ее сам ты не можешь, поэтому я и поручаю это Вану Джексону. И еще, сделай одолжение – держись подальше от других репортеров, не общайся с конкурентами. Предоставь «Роки-Маунтин ньюс» эксклюзивное право хоть денек попользоваться тобой.
– Но послушай, Грег, я ведь и прежде находился внутри этих событий, что не мешало мне про них писать!
– Только до тех пор, пока ты не нажал на спусковой крючок. Репортеры обычно никого не убивают. Это работа полиции, а ты перешел черту. Мне очень жаль, Джек, но теперь это не твоя статья.
– Я был вынужден, Грег. Или я, или он…
– Я не сомневаюсь, что так все и было, и благодарю Бога, что из вас двоих погиб именно Ворон. Но это ничего не меняет, Джек.
Что я мог сказать? В глубине души я понимал, что главный совершенно прав. И все-таки это не укладывалось у меня в голове. Ну как же так? Это была моя статья, мое расследование – и вдруг у меня все отняли. Я остался непосредственным участником событий, но уже не мог освещать их как журналист.
Джексон появился на линии как раз в тот момент, когда Рейчел вошла в комнату с целой пачкой бумаг, которые я должен был подписать. Джексон первым делом заявил, что статья получится просто высший класс (как будто я сам этого не знал), а затем принялся задавать вопросы. Я ответил на все и еще добавил от себя несколько неизвестных ему фактов. Параллельно я подписывал бумаги, которые подкладывала мне Рейчел, показывая, где именно я должен поставить свой автограф.
Интервью закончилось быстро. В завершение Джексон сказал, что хочет посмотреть пресс-конференцию, чтобы иметь официальные комментарии и подтверждение моей интерпретации событий. Он также спросил, не могу ли я перезвонить через часик на случай, если возникнут какие-то дополнительные вопросы, и я согласился. На этом наша беседа завершилась, чему я был искренне рад.
– Ну вот, а теперь, когда ты отказался от своего первого ребенка и завещал больнице свое мертвое тело, можешь идти на все четыре стороны, – заметила Рейчел, складывая все бумаги в папку. – Ты точно не хочешь взглянуть на то, что сейчас подписал?
– Точно. Давай лучше поскорее уйдем отсюда. Тебе, часом, не дали болеутоляющее? А то у меня что-то рука разболелась.
– Минуточку. – Рейчел вынула из кармана куртки пузырек с лекарством и вручила его мне вместе с пачкой каких-то розовых бланков. – Вот, это мне тоже дали в регистратуре.
– Что за… – Я с удивлением рассматривал длинный список телефонов. Кто только ни хотел со мной связаться: три ведущих телеканала, популярное ночное ток-шоу и две утренние информационные программы, а также репортеры из «Нью-Йорк таймс», «Вашингтон пост» и множества изданий пониже рангом.
– Ты в одночасье прославился, Джек, – сказала Рейчел. – Еще бы, человек встретился лицом к лицу с самим дьяволом и победил. Людям любопытно узнать, как он себя при этом чувствовал. Все, что касается дьявола, неизменно возбуждает интерес у нашего просвещенного зрителя.
Криво улыбаясь, я засунул бланки в задний карман.
– Ты не будешь им звонить?
– Нет. Идем отсюда.
На обратном пути в Голливуд я сказал Рейчел, что не намерен больше оставаться в «Уилкокс-отеле». Я мечтал о том, как закажу ужин в номер и, лежа в мягкой и чистой постели, стану смотреть телевизор, держа в руке пульт, а в убогом номере «Уилкокса» это было в принципе невозможно. И Рейчел со мной полностью согласилась.
После того как я выписался из гостиницы и забрал вещи, Рейчел поехала по бульвару Сансет в сторону побережья. У отеля «Шато-Мармон» она затормозила и сидела в машине, пока я ходил к стойке регистрации. Я заявил портье, что хочу снять комнату с хорошим видом из окна и что деньги значения не имеют. Мне предложили номер с балконом, который стоил больше, чем я вообще потратил на гостиницы за всю свою репортерскую карьеру. С балкона были видны огромный рекламный щит с изображением Ковбоя Мальборо и другие достопримечательности бульвара. Меня это вполне устраивало. Как и то, что Рейчел поселилась вместе со мной.
Поглощая ужин, доставленный в номер, мы почти не разговаривали, наслаждаясь уютной тишиной и тем молчаливым взаимопониманием, которого обычно достигают супружеские пары, прожившие вместе много лет. После ужина я залез в ванну и долго лежал в горячей воде, слушая краем уха репортаж Си-эн-эн о стрельбе в «Дата имэджинг». Ничего нового, впрочем, они не сказали. Вопросов у них было много, а ответов – почти ни одного. К тому же основная часть сообщения была посвящена Торсону и той великой жертве, что агент ФБР принесен на алтарь… ну и так далее и тому подобное. Тут я впервые подумал о том, как справится со всем этим Рейчел. Она как-никак потеряла бывшего мужа, и хотя со временем стала чуть ли не презирать этого человека, однако связывавшие их когда-то отношения все же нельзя сбрасывать со счетов.
Из ванной я вышел в роскошном махровом халате с эмблемой отеля. Рейчел лежала на кровати, подложив под спину подушки, и смотрела телевизор.
– Сейчас начнется программа местных новостей, – сказала она.
Я вскарабкался на постель и поцеловал ее.
– Как ты?
– Нормально, – удивилась она. – А почему ты спрашиваешь?
– Просто… Как бы ты ни относилась к Торсону, ты наверняка переживаешь из-за его смерти, да?
– Ну а как же иначе? Мне очень его жалко.
– Я тут подумал… может, погасим свет?
– Конечно.
Я выключил телевизор и погасил все лампы. Держа Рейчел в объятиях, я почувствовал на ее щеке соленую влагу, а она прижалась ко мне крепче, чем когда-либо за всю недолгую историю наших отношений.
У нашей сегодняшней близости был горько-сладкий привкус. Мы занимались любовью так, словно два одиноких и несчастных человека случайно встретились и договорились излечить друг друга от отчаяния. Когда все закончилось и мы лежали, отдыхая, Рейчел свернулась калачиком и прильнула к моему плечу. Вскоре она задремала, а вот я не мог заснуть, как ни старался. На глаза отчего-то наворачивались слезы, да и память о сегодняшних событиях была все еще слишком свежа.
– Джек, – неожиданно прошептала Рейчел, – почему ты плачешь?
Я ответил не сразу, поскольку тщательно подбирал слова.
– И сам не знаю, – сказал я в конце концов. – Трудно объяснить. Должно быть, все это время я подсознательно мечтал только о том, чтобы мне представилась возможность… В общем, Рейчел, радуйся, что тебе никогда еще не приходилось совершать то, что сделал сегодня я. Поверь, здесь есть чему радоваться.
Сон еще долго не приходил ко мне, хотя я принял одну из тех таблеток, что мне прописали в больнице. Рейчел тоже не спала и наконец спросила, о чем я думаю.
– Я все думаю о том, что Глэдден сказал мне напоследок. Я не понимаю, что он имел в виду.
– А что он сказал?
– Якобы он убил Шона, чтобы спасти его.
– От чего?
– Чтобы Шон не стал таким, как он сам. Этого-то я и не могу понять.
– Возможно, мы никогда не отгадаем, что Ворон имел в виду. Ты должен просто забыть об этом. Все уже позади.
– Глэдден прошептал что-то еще. Уже умирая, когда вы все были внутри. Ты не слышала?
– Вроде бы слышала. Он сказал что-то вроде: «Так вот она какая…»
– И что, по-твоему, это означает?
– Мне кажется, он узнал тайну…
– Смерти?
– Ну да. Глэдден увидел, как она приближается к нему. Он узнал ответы на все вопросы, заглянул ей в лицо и произнес: «Так вот она какая…» А потом умер.
