Глава 32
Глэдден смотрел на бегущие по экрану слова. Они казались ему прекрасными, словно написанными незримой рукой Бога. Все здесь было так ясно и понятно. И он стал перечитывать их снова.
Теперь они знают обо мне, и я готов. Я жду. Я с радостью займу свое место в пантеоне имен и лиц. Сейчас я подобен ребенку, который ждет, когда откроется дверь чулана и он сможет лицезреть Его. Узкая полоска света под дверью. Грузные шаги. Мой маяк и мой ориентир в пыльной тьме. Я помню, как следил за светом и тенями, жадно впитывая звук шагов. Так я узнавал, что Он здесь и что Его любовь ждет меня. Я – яблоко в его саду. Мы становимся тем, во что нас превращают, но в конце концов они всегда бросают нас. Мы – парии, отверженные. Мы скитаемся до срока меж теней, скитаемся в неизбывной печали, и наше разочарование, наши поруганные чувства трансформируются в боль, которая определяет все наши поступки. Я – Эйдолон – мщу за всех детей, я – орудие их возмездия. Порой меня называют хищником, которого люди должны искать в самих себе и промеж себя, но это не так. Я – игра цвета, смесь мрака и огня, хотя история моей жизни не богата лишениями и тяготами. Я был рад каждому прикосновению и не боюсь в этом признаться. А вы? Я желал, вожделел, стремился к любой ласке, но мои кости и члены росли, и тогда я узнал, как больно бывает, когда тебя отталкивают. Я был глубоко ранен, и эта боль обратила меня в скитальца темной страны. Я был изгнан из того мира, в котором дети должны вечно оставаться детьми.
Задребезжал телефон, и Глэдден поднял голову. Аппарат стоял в кухне на стойке, так что из гостиной его было хорошо видно. За все время это был первый телефонный звонок.
После третьего сигнала включился автоответчик, воспроизводя записанный на пленку голос Дарлен. Глэдден сам составил текст и заставил эту овцу трижды прочесть его перед микрофоном, прежде чем на четвертый раз ему показалось, что сообщение прозвучало убедительно. «Ну и дура же она была, – подумал Глэдден, прислушиваясь к шороху и потрескиванию ленты. – И актриса никудышная, во всяком случае – в одежде».
«Алло, это Дарлен. Я… я не могу сейчас ответить на ваш звонок, потому что мне пришлось внезапно уехать из города по срочному делу. Оставьте свой… свой номер телефона, и я перезвоню вам, как только освобожусь».
Ее голос звучал взволнованно, и Глэдден вдруг испугался, что по тому, как она дважды повторяет одно и то же слово, звонивший догадается, что Дарлен читает по бумажке. Потом раздался сигнал, и он услышал сердитый мужской голос:
– Где ты шляешься, черт тебя побери? Свяжись со мной немедленно: ты хоть понимаешь, в какое положение меня поставила! Какого хрена не предупредила заранее? Смотри, останешься без работы!
Послышался щелчок брошенной на рычаг трубки, и Глэдден подумал, что его уловка сработала. Очевидно, Дарлен разыскивает босс. Ну что же, теперь ему придется искать новую служащую…
Он поднялся с кушетки и стер записанное сообщение. Задержавшись в дверях кухни, Глэдден почувствовал запах. Что ж, этого и следовало ожидать. Забрав с журнального столика коробок спичек, он пошел в спальню и там встал у кровати, внимательно разглядывая труп.
Лицо покойницы все еще напоминало бледно-зеленый пудинг, но теперь оно приобрело чуть более темный оттенок. Сукровица понемногу вытекала изо рта и из ноздрей: тело начинало разлагаться. Он читал об этом в учебнике судебной медицины, который ему удалось достать в Рейфорде. Книга оказалась очень поучительной и интересной, и теперь Глэдден жалел, что у него нет с собой фотоаппарата, чтобы он мог зафиксировать происходящие с Дарлен изменения.
Прежде чем уйти, он поджег еще четыре брикета жасминового ароматизатора и положил их в пепельницы по углам кровати. Закрыв за собой дверь в спальню, Глэдден подсунул под нее мокрое полотенце, надеясь таким образом замедлить проникновение запаха в гостиную, в которой ему нужно было прожить еще два дня.
