Глава 21

Когда мы въехали на территорию, было уже довольно темно, и я почти ничего не видел вокруг. Академия и Исследовательский центр ФБР располагались в самом центре военной базы морской пехоты США и занимали три длинных приземистых кирпичных здания. Корпуса были соединены между собой стеклянными галереями-переходами и ограничивали со всех сторон крытый внутренний двор. Рейчел свернула на автостоянку, обозначенную табличкой «Только для сотрудников ФБР», и остановила машину.

Мы вышли наружу. Рейчел продолжала молчать, и я почувствовал, что это начинает здорово действовать мне на нервы. Почему-то мне очень хотелось, чтобы ей было со мной легко и свободно, и я ни в коем случае не мог допустить, чтобы она считала меня самовлюбленным болваном и эгоистом.

– Самое главное – это, конечно, арестовать убийцу, – сказал я, пытаясь нащупать почву для примирения. – Покажи мне, где здесь у вас телефон, и я сделаю пару звонков: своему источнику и еще главному редактору в Денвер. А потом мы обязательно что-нибудь придумаем. Хорошо?

– Валяй, действуй, – неохотно согласилась Рейчел, и я немедленно ощутил себя почти счастливым: наконец-то мне удалось выжать из нее хоть слово.

Мы вошли в центральный корпус, прошли по коридорам, спустились вниз по лестнице и оказались в Национальном центре по анализу преступлений, связанных с насилием, который размещался на минус первом этаже. Рейчел провела меня через приемную в большое помещение, которое мало чем отличалось от нашего отдела городских новостей. Здесь тоже стояло два ряда рабочих столов со звукопоглощающими перегородками, а вдоль стены справа виднелись двери личных кабинетов. В одну из них мы вошли, и я сразу подумал, что эта комната принадлежит Рейчел, хотя обстановка в ней была самая спартанская, лишенная всякой индивидуальности. Единственной фотографией был портрет президента на стене.

– Вот, можешь звонить отсюда, – сказала Рейчел. – А я пока разыщу Боба и узнаю, есть ли какие-нибудь новости. И не беспокойся, телефон не прослушивается.

Хотя в голосе молодой женщины прозвучали саркастические нотки, взгляд ее скользнул по поверхности стола. Агент Уоллинг явно хотела лишний раз убедиться в том, что не оставила в доступном месте никаких важных документов. Удостоверившись, что на столе ничего нет, она ушла. Я уселся поудобнее и нашел в записной книжке телефон, который мне дал Дэн Бледшоу. Это был его домашний номер.

– Добрый вечер, Дэн, это Макэвой. Я сегодня был у тебя.

– Да, я помню.

– Слушай, после того как я вернулся в Вашингтон, на меня вышли ребята из ФБР. Они начали расследование того дела, о котором мы говорили, и сумели обнаружить аж пятерых убитых. Но они не включили в свой список Маккаферти, так как им не было известно, что он оставил записку. Я мог бы сообщить им, как все обстояло в действительности и что Джон – или не Джон – написал в своем последнем письме, но решил сначала переговорить с тобой. Ты не против? Если я все объясню федералам, они наверняка пришлют к тебе кого-то из своих сотрудников. Хотя не исключено, что они сделают это даже в том случае, если я ни слова им не скажу. Так как, ты не возражаешь?

Пока Бледшоу думал, я рассматривал стол агента Уоллинг. Стол был совершенно чистый и пустой, если не считать большого табеля-календаря, который, по всей видимости, служил также промокашкой. Судя по нему, Рейчел только недавно вернулась из отпуска – вся предыдущая неделя была аккуратно зачеркнута, а рядом стояла карандашная пометка: «Отп.». Сокращения имелись также и против других чисел, но их я расшифровать не смог.

– Скажи им все, – произнес наконец Бледшоу.

– Ты уверен? Не передумаешь?

– Нет. Если ФБР заявится в наши края и объявит во всеуслышание, что Джонни Мак был убит, то его вдова получит и пенсию, и страховку в полном объеме. Именно этого я добивался с самого начала, так что скажи федералам правду. Мне они уже ничего не сделают. Не смогут. Кстати, эти шустрые ребята уже побывали в нашем полицейском управлении. Мне недавно позвонил один старый приятель и предупредил, что они весь день рылись в старых делах.

– Ну хорошо, Дэн. Спасибо.

– Тебе-то хоть что-нибудь с этого обломится?

– Пока не знаю. Приложу все силы.

– Это твое дело, Джек, держись за него зубами и когтями. Но не доверяй ФБР – они сначала используют тебя, а потом выкинут на обочину, словно собачье дерьмо.

Я поблагодарил его за совет и положил трубку. Как раз в этот момент мимо распахнутой двери кабинета проходил какой-то человек – типичный фэбээровец, если судить по стандартному серому костюму. Заметив меня за столом, он остановился и заглянул в кабинет. На его лице ясно читалось любопытство.

– Прошу прощения, могу я узнать, что вы тут делаете?

– Жду, пока вернется агент Уоллинг.

Это был крупный мужчина с узким красным лицом и коротко остриженными черными волосами.

– А вы…

– Джек Макэвой. Агент Уоллинг сказала…

– Просто выйдите из-за стола. – Он махнул рукой, показывая, что я должен встать с места Рейчел и пересесть на один из стульев напротив.

Я не стал спорить. Незнакомец вежливо поблагодарил и пошел дальше по своим делам. Весь этот эпизод, однако, лишний раз напомнил мне, почему я так не люблю иметь дело с ФБР. Абсолютное большинство сотрудников этой почтенной организации просто на интуитивном уровне чувствуют, когда надо взять тебя за то место, на котором ты сидишь.

Убедившись, что поборник порядка удалился, я протянул руку через стол, подтянул к себе телефонный аппарат Рейчел и набрал прямой номер Грега Гленна. По денверскому времени было начало седьмого, и я знал, что в эти минуты редактор просматривает срочные сообщения и занят по самую маковку, но выбора у меня попросту не было.

– Джек? Ты не мог бы перезвонить попозже?

– Нет, мне надо срочно с тобой поговорить.

– Хорошо, только поторопись. У нас тут новое сообщение о стрельбе в клинике, и мы как раз корпим над материалом для первой полосы.

Я быстро ввел Гленна в курс дела. По-моему, он тут же забыл о своей клинике и слушал с напряженным вниманием, лишь изредка вставляя восторженные замечания типа того, что мой материал – это просто фантастика и что статья из этого выйдет, на зависть конкурентам, убойная. Излагая последние события, я, правда, опустил то, что Уоррен по моей милости потерял работу, а агент Уоллинг пыталась оказать на меня давление. Вместо этого я сообщил Гленну, где нахожусь в данный момент и что собираюсь предпринять дальше, и получил от него карт-бланш.

– А у нас тут такие дела, Джек, – сказал Гленн. – Нам, наверное, понадобится весь подвал под эту историю с клиникой и движением против абортов. В ближайшие два дня свободного места тоже не будет – это я тебе говорю. Ты не представляешь, какая у нас запарка! Будь ты здесь, я бы усадил тебя «расписывать»…

– Жаль, что я не с вами, – лицемерно вздохнул я.

– Да, жаль, но не расстраивайся. Действуй по своему усмотрению и попытайся выжать из них все по максимуму. И сразу дай мне знать. Это будет просто нечто, Джек, настоящая сенсация.

– Будем надеяться.

Гленн снова заговорил о моих возможностях и перспективах, рассуждая на сей раз главным образом о журналистских наградах и литературных премиях, а заодно вскользь коснулся искусства вставить конкурентам хорошо смазанный фитиль. Пока я слушал его разглагольствования, в кабинет вернулась Уоллинг. Ее сопровождал незнакомый мне мужчина – видимо, тот самый Боб Бэкус. Он тоже был в сером костюме, однако держался более властно и уверенно, чем его давешний коллега. На первый взгляд я бы дал ему от тридцати пяти до сорока лет, однако, несмотря на это, он сохранил вполне приличную физическую форму. Лицо его казалось доброжелательным, хотя голубые глаза смотрели пронзительно и внимательно, а короткие светло-русые волосы придавали лицу вид решительный и мужественный.

Я поднял вверх палец, показывая, что уже почти закончил, и прервал разливающегося соловьем редактора:

– Грег, все, меня зовут.

– Хорошо, Джек, держи меня в курсе. И еще одно…

– Да?

– Добудь хоть несколько картинок.

– Ладно, попробую.

Укладывая трубку на рычаг, я подумал, что напрасно подал ему надежду. О том, чтобы ввести в это дело также и фотографа, можно было только мечтать. Мне самому еще предстояло изловчиться, чтобы не оказаться за бортом.

– Джек, познакомься, это спецагент Боб Бэкус, наш шеф, который отвечает за всю операцию в целом. Боб, это Джек Макэвой из «Роки-Маунтин ньюс».

Мы пожали друг другу руки, причем моя словно в тисках побывала. Это было так же типично для мужественных фэбээровцев, как и серый костюм. Потом Боб заговорил, машинально поправив лежащий на столе календарь:

– Всегда рад встретиться с одним из наших друзей, принадлежащих к «четвертой власти». Особенно с тем, кто приехал издалека.

Я лишь кивнул в ответ. Все это были просто вежливые слова, и каждый из нас прекрасно это знал.

– Вот что, Джек, пойдем в зал заседаний и выпьем в честь знакомства по чашечке кофе, – предложил Бэкус. – Заодно я немного покажу тебе наше здание.

Пока мы поднимались наверх, Боб Бэкус не сказал ничего, что имело бы отношение к делу, если не считать выражения соболезнований по поводу гибели моего брата. Только когда мы трое уселись за столиком кафетерия, который здесь почему-то называли «залом заседаний», он отхлебнул кофе и приступил к делу.

– Наша беседа носит неофициальный характер, – начал Бэкус. – Что бы ты ни увидел и ни услышал в Куантико – все это не для печати. Надеюсь, ты не возражаешь?

– Пока не возражаю.

– Очень хорошо, Джек. В случае, если тебе захочется изменить условия игры, ты должен будешь поговорить с Рейчел или со мной, и мы, несомненно, найдем возможность пойти тебе навстречу. Ты готов сотрудничать с нами при таком раскладе?

– Да. Только я хотел бы писать свою статью сам.

Бэкус кивнул, словно этой репликой я заработал очко в свою пользу.

– Это справедливо, – признал он, отодвигая в сторону недопитый кофе и стряхивая со стола невидимые глазу крошки. Затем он наклонился ко мне поближе. – Видишь ли, Джек, через пятнадцать минут у нас начнется оперативное совещание. Рейчел, несомненно, сообщила тебе, что мы спешим изо всех сил. И на мой взгляд, с нашей стороны было бы настоящим преступлением действовать как-то иначе. Расследованием занимается все мое подразделение, которому придано во временное пользование… – тут он усмехнулся, – …придано дополнительно восемь агентов из отдела психологического моделирования, два технических сотрудника и оперативный состав местных отделов в шести известных тебе городах. Я даже не припомню, когда в последний раз ФБР проводило такую широкомасштабную операцию.

– Я рад это слышать… Боб.

Боб Бэкус перешел со мной на «ты» с первых же минут нашего знакомства и даже не поморщился, когда я ответил тем же. Для меня это было своего рода тестом. Очевидно, называя человека на «ты» и по имени, он считал его равным себе, и я решил проверить, что будет, если я попробую сделать то же самое. Покуда все шло хорошо.

– Ты проделал большую и важную работу, Джек, – продолжал Бэкус. – Благодаря этому мы начинали не с абсолютного нуля и теперь вот уже больше суток трудимся в заданном направлении довольно интенсивно.

За спиной Бэкуса я разглядел фэбээровца, который сделал мне замечание в кабинете Уоллинг. Он поставил на ближайший столик чашку кофе и тарелку с бутербродами, сел, задумчиво посмотрел на нас и принялся за еду.

– Мы еще коснемся тех значительных сил и средств, которые привлечены для решения поставленной перед нами задачи, – вещал Бэкус, – однако на данный момент наша основная проблема – это предотвращение утечки информации.

События развивались именно так, как я предвидел, и мне пришлось приложить некоторые усилия, чтобы Боб ничего не прочел по моему лицу. Покуда у меня оставался способ в случае чего надавить на Бэкуса, я плевать хотел и на ФБР, и на утечку информации.

– Иными словами, – негромко заметил я, – вы не хотите, чтобы моя статья была опубликована.

– Совершенно верно! – подхватил Бэкус, обрадованный моей понятливостью. – Во всяком случае – не сейчас. Разумеется, я понимаю, что даже без тех сведений, что ты, вероятно, узнал от нас, у тебя достаточно много материала, и материал этот – ого! – первый сорт. Статья выйдет довольно взрывоопасной, и, даже если ты опубликуешь ее в Денвере, она непременно привлечет к себе внимание прессы по всей стране. Дня не пройдет, как эта история уже будет на телеэкране и в каждой газете, включая таблоиды. О ней узнает все население, кроме, разумеется, глухих и слепых… Так что, говоря откровенно, Джек, мы не можем допустить, чтобы такая статья появилась. Едва преступнику станет известно, что мы догадались о его существовании, как он просто-напросто исчезнет из поля нашего зрения и затаится. Если только этот парень не дурак – а мы уже знаем, что он, напротив, чертовски умен и хитер, – он заляжет на дно, зароется в ил, забьется под камни. И уж тогда нам ни за что его не достать в течение долгого-долгого времени. Ты же не хочешь этого, Джек? Ведь речь идет о человеке, который убил твоего брата. Подумай хорошенько и скажи, каким будет твое решение.

Я кивнул в знак того, что все понял, и ненадолго задумался, подбирая правильные слова для ответа. Взгляд мой переместился с Бэкуса на Уоллинг и вернулся обратно.

– Наша газета, – начал я, – уже вложила в это расследование чертову уйму денег и времени. А теперь представьте, что статьи не будет. Как вы сами понимаете, я мог бы написать ее уже сегодня вечером и сообщить читающей публике, что федеральные службы ведут общенациональное расследование многочисленных преступлений, совершенных маньяком, который безнаказанно убивал полицейских на протяжении трех последних лет. Это будет первоклассный материал.

– Я уже сказал, что ты проделал отличную работу, и никто не сомневается, что за статья может из этого получиться.

– Так что же ты предлагаешь? Спрятать ее в шкаф, а самому убраться с дороги, дожидаясь, пока в один прекрасный день, когда преступник будет схвачен – если такое вообще произойдет, – вы соберете пресс-конференцию?

Бэкус слегка откашлялся и откинулся на спинку стула. Я посмотрел на Уоллинг, но ее лицо ничего не выражало.

– Ты умный человек, и я не стану темнить, – сказал Боб. – Да, я хочу, чтобы ты немного попридержал статью.

– До каких пор? Немного – это, по-твоему, сколько?

Бэкус оглядел кафетерий с таким видом, словно попал сюда впервые. И ответил, даже не взглянув на меня:

– До тех пор, пока мы не поймаем убийцу.

Я негромко присвистнул.

– А что я за это получу? И что получит «Роки-Маунтин ньюс»?

– Во-первых – и это главное, – таким образом ты поможешь нам обезвредить преступника, который прикончил твоего брата. Если этого недостаточно, то мне кажется, мы могли бы дополнительно заключить какое-нибудь соглашение об эксклюзивном праве на информацию по задержанию преступника.

Довольно долгое время никто из нас не проронил ни слова. Рейчел и Боб молчали, поскольку, фигурально выражаясь, мяч находился на моей половине поля; я же был занят тем, что тщательно обдумывал ответ. Наконец я собрался с мыслями и заговорил, слегка подавшись вперед:

– Вот что, Боб, я полагаю, тебе уже ясно, что в данном случае обстоятельства сложились совсем не так, как обычно, и у Федерального бюро на руках не все козыри. Это расследование в значительной степени мое, понимаешь? Я его начал и не намерен бросать дело на полпути просто так, за здорово живешь. Я не собираюсь, вернувшись в Денвер, тупо сидеть за столом, смотреть на телефон и ждать вашего звонка. Я уже влез в это дело, я почти ваш коллега, и если сейчас ты откажешься сохранить статус-кво, то мне придется немедленно отправиться в отель, чтобы успеть подготовить статью. Ты увидишь ее в нашем утреннем воскресном выпуске – в этот день тиражи «Роки-Маунтин ньюс» расходятся как никогда быстро.

– И ты решишься так обойтись со своим братом? – заговорила Уоллинг странным голосом, словно бы ей челюсти свело от гнева. – Неужели тебе до такой степени наплевать, что с ним случилось?

– Рейчел, прошу тебя… – прогудел Бэкус. – В том, что говорит Джек, есть рациональное зерно. Мы…

– Мне вовсе не наплевать, – отрезал я. – Более того, я оказался единственным, кому было не наплевать, так что не надо пытаться сделать меня виноватым. Шон мертв и останется мертвым вне зависимости от того, поймаете вы убийцу или нет, напишу я статью или не напишу!

– Все, Джек, успокойся! – Бэкус поднял ладони к груди и сложил их так, словно умолял нас обоих опомниться. – Никто не собирается обсуждать причины, которые толкают тебя на тот или иной поступок. Лично меня смущает иное обстоятельство: вместо того чтобы сотрудничать, мы пытаемся соперничать друг с другом. Почему бы тебе не сказать нам открытым текстом, чего конкретно ты хочешь? Я уверен, что мы сумеем договориться обо всем еще до того, как остынет кофе.

– Все очень просто, – быстро ответил я. – Ты должен ввести меня в рабочую группу в качестве наблюдателя и обеспечить беспрепятственный доступ ко всем материалам. Со своей стороны я не опубликую ни строчки до тех пор, пока мы либо не схватим этого сукиного сына, либо вообще не откажемся от идеи его поймать.

– Это шантаж, – вставила Уоллинг.

– Ничего подобного, это всего лишь условия соглашения, которое я предлагаю заключить, – возразил я. – Собственно говоря, я даже иду вам на уступки, потому что моя статья фактически уже готова. Придержать ее теперь значило бы совершить то, против чего восстает все мое существо, я уж молчу о том, сколько денег могу заработать на сенсации.

И я выжидающе взглянул на Бэкуса. Уоллинг продолжала сердиться, но это не имело значения. Решение зависело от Боба, и только от него.

– Навряд ли мы сможем это сделать, – промолвил он наконец. – Подобное совершенно против правил. К тому же участие в расследовании может оказаться опасным.

– Не заговаривай мне зубы. Я предлагаю сделку, и вы либо соглашаетесь, либо отказываетесь. Если надо, можешь даже позвонить своему вышестоящему начальнику, но это мои условия, и я от них не отступлю.

Бэкус придвинул к себе чашку с кофе и уставился в нее, словно надеялся разглядеть на дне ответ. Кофе еще не остыл, и над черной смоляной поверхностью поднимался пар.

– Этот вопрос вне моей компетенции, – признал Боб. – Я и впрямь должен позвонить.

– Когда я узнаю ответ?

– Я позвоню прямо сейчас.

– А как насчет оперативного совещания?

– Без меня в любом случае не начнут. Можете подождать меня здесь, я скоро вернусь.

Бэкус поднялся и аккуратно задвинул стул под стол.

– Итак, еще раз повторю условия, – быстро сказал я, пока он не ушел. – Если мне будет обеспечен статус официального наблюдателя со всеми вытекающими отсюда последствиями, я обещаю ничего не писать об этом деле до тех пор, пока преступник либо не будет схвачен, либо вы сами не решите, что дальнейшие усилия бесполезны, и не сосредоточите свое внимание на чем-нибудь другом. Тут, правда, возможны два исключения…

– Что еще? – спросил Бэкус угрюмо.

– Во-первых, я мог бы опубликовать статью по вашей же просьбе. Ведь может наступить такое время, когда вам понадобится напугать преступника и вынудить его к поспешным, необдуманным действиям, – тогда я напишу ее для вас. И во-вторых, я имею право опубликовать свои материалы, если эта история все же просочится в прессу. Как только в газетах, по радио или по телевидению пройдет сообщение о вашем расследовании, все обязательства аннулируются. Немедленно и взаимно. Даже если я пронюхаю, что кто-то только собирается опередить меня, я сделаю это первым – в конце концов, это моя статья!

Бэкус выслушал меня стоя и кивнул.

– Я скоро вернусь, – повторил он и ушел.

Когда Боб скрылся из вида, Уоллинг посмотрела на меня и негромко заметила:

– На его месте я бы решила, что ты блефуешь.

– Какой уж там блеф, – возразил я. – Это серьезно.

– Если это действительно серьезно, то возможность найти убийцу брата значит для тебя меньше, чем перспектива опубликовать сенсационную статью, и мне тебя искренне жаль, Джек. А сейчас я хочу еще кофе.

Она встала и ушла, оставив меня одного. Я смотрел, как Рейчел идет к стойке, и думал над тем, что она только что сказала. Наконец мой разум успокоился на строчках из стихотворения Эдгара По, которые застряли у меня в памяти с прошлой ночи: