Глава 20

В знак доброй воли Рейчел Уоллинг решила первой рассказать все, что знает. Правда, она предварительно вырвала у меня обещание, что наша с ней беседа останется конфиденциальной до тех пор, пока их шеф не решит, какую именно помощь ФБР сможет – если вообще сможет – мне оказать. Собственно говоря, я не очень возражал против такого обещания, так как мои позиции по-прежнему оставались довольно сильными. Статья у меня в голове уже почти сложилась, а ФБР, безусловно, не захочет, чтобы она была опубликована – особенно в ближайшее время. Таким образом, у меня имелся рычаг давления на ее шефа вне зависимости от того, понимала это сама Рейчел или нет.

На протяжении тех тридцати минут, что мы двигались по шоссе на юг, медленно приближаясь к Куантико, она рассказывала мне, что успело сделать Федеральное бюро за последние двадцать восемь часов. Натан Форд, директор Фонда поддержки правопорядка, позвонил Рейчел в четверг около трех часов дня и проинформировал ее о моем появлении во вверенном ему учреждении, равно как и о сделанных мною неожиданных открытиях и о настоятельном желании поближе познакомиться с компьютерной базой данных и посмотреть хранившиеся в архиве дела о самоубийствах. Уоллинг полностью согласилась с решением Форда ничего ушлому репортеру не показывать и вообще выгнать его вон, а сама проконсультировалась со своим непосредственным начальником Бобом Бэкусом. Тот велел ей отложить всю текущую работу по психологическому моделированию и немедленно заняться проверкой тех сведений, что я сообщил Форду во время встречи. Между тем ни полиция Денвера, ни полиция Чикаго в ФБР еще не обращались, и Уоллинг начала с того, что подключилась со своего компьютера к компьютеру Фонда поддержки правопорядка.

– Фактически я проделала тот же самый поиск, что предпринял для тебя Майкл Уоррен, – объяснила Рейчел. – Причем мы занимались этим в одно время. Мне оставалось только идентифицировать пользователя и наблюдать за всеми его действиями на своем экране. Уже тогда я поняла, что ты обратил Майкла в свою веру и убедил помочь. Как ты сам понимаешь, передо мной встала проблема предотвращения утечки информации. Разумеется, коль скоро у нас в Куантико имелись копии всех досье из фонда, мне не было нужды ехать в Вашингтон, однако я должна была знать твои дальнейшие шаги. Здесь мне удалось добыть еще одно подтверждение того, что Уоррен стал твоим источником и что копии документов находятся у тебя. На это указывал оставленный в архиве листок из записной книжки.

Я покачал головой и поинтересовался:

– А что теперь будет с Майком?

– Сегодня утром, после того как я все рассказала Форду, он вызвал Уоррена к себе. Тот во всем признался и даже дал мне твой адрес. Форд потребовал его ухода в отставку, и Майкл написал заявление.

– Вот дерьмо!

Острое чувство вины пребольно кольнуло меня, хотя, откровенно говоря, все случившееся не произвело на меня слишком сильного впечатления. Я не был уверен, уж не сам ли Майк ковал свое увольнение, по каким-то причинам решив завязать с работой в фонде. Возможно, впрочем, что я просто пытался таким образом успокоить свою совесть.

– Кстати, – уточнила Рейчел, – на чем именно я прокололась?

– Мой редактор не знал, в какой именно гостинице я остановился. Это было известно только Майку.

После этого Уоллинг замолчала, и мне пришлось попросить ее продолжить изложение событий в хронологической последовательности. Рейчел рассказала, что в четверг, продублировав на всякий случай поиск Уоррена, она наткнулась на те же тринадцать фамилий погибших полицейских детективов, что и Майк, ну плюс еще мой брат и Брукс из Чикаго. После чего тщательно изучила все резюме, обращая особое внимание на предсмертные записки: то есть мы с нею рассуждали одинаково. Правда, в работе ей помогали штатный графолог ФБР и мощный компьютер с такой базой данных, по сравнению с которой наша реакционная библиотека в «Роки-Маунтин ньюс» выглядела как детская книжка-раскраска рядом с Британской энциклопедией.

– Включая твоего брата и Брукса, – подвела итог Рейчел, – мы нашли пять случаев, которые удовлетворяли условиям задачи.

– Итак, за три часа ты проделала работу, на которую мне понадобилась неделя, – с легкой завистью отметил я. – Кстати, по каким признакам вы включили сюда дело Маккаферти? Ведь его записки не было в досье.

Рейчел убрала ногу с педали газа и посмотрела на меня в упор, но это длилось лишь мгновение. В следующий момент она уже снова давила на акселератор.

– Мы не включили туда Маккаферти, – сказала она. – Им сейчас занимаются агенты из нашего отделения в Балтиморе.

Это было уже совсем интересно, потому что среди моих пяти жертв был и «самоубийца» из Балтимора.

– Перечисли-ка мне пять фамилий из вашего списка.

– Погоди, дай вспомнить…

– Ну, мой брат – раз, Брукс – два.

– Да, совершенно верно.

– А кто еще?

Поскольку Рейчел молчала, я открыл записную книжку и быстро просмотрел свои заметки.

– У вас есть Котит из Альбукерке? «Дорогой мрачной, одинокой, лишь ангелам больным знакомой…»?

– Да, точно, это было.

– А Гарланд Петри из Далласа? «Прискорбно, я знаю, лишился я сил…»? Стихотворение «К Анни»?

– Да, и этот у нас тоже есть.

– У меня под номером «три» значится Маккаферти. А у вас?

– Какой-то полицейский из Флориды… забыла его фамилию. Это довольно старое дело. Кажется, он был заместителем шерифа. – Рейчел тряхнула своими каштановыми волосами. – Нет, не помню. Нужно заглянуть в записи.

– Погоди-ка… – Я перевернул несколько страничек в своем блокноте и нашел то, что искал. – Клиффорд Белтран, округ Сарасота, один из помощников шерифа. Он?

– Да, правильно.

– Но Белтран в своем прощальном письме написал «Да примет Господь мою грешную душу»! Я изучил все стихи вдоль и поперек, однако ни в одном из них не было такой строки.

– Ты совершенно прав, Джек, это не из стихотворения.

– А откуда? Из рассказа?

– Нет, это были его последние слова. Последние слова самого Эдгара Аллана По: «Да примет Господь мою грешную душу». Ясно?

Я кивнул. Это не была цитата из стихотворения, но она тем не менее прекрасно подходила. Теперь убитых стало шестеро, и я замолчал, как будто в память о том человеке, который пополнил собой мой мрачный список. Белтран погиб около трех лет назад – внушительный срок, и за это время никто так и не заподозрил, что на самом деле произошло убийство.

– А что, разве Эдгар По тоже покончил с собой? – заинтересовался я.

– Нет, хотя мне иногда кажется, что сам образ его жизни можно назвать медленным самоубийством. Эдгар По был большим любителем приволокнуться за женщинами и сильно пил. Он, кстати, и умер в Балтиморе, в возрасте сорока лет, по всей видимости вследствие длительного запоя, из которого ему уже не суждено было выйти.

Покачав головой, я задумался об убийце – об этом неуловимом призраке Эйдолоне – который неизвестно почему вдохновлялся творчеством Эдгара По.

– А как ты вышел на Маккаферти? – в свою очередь спросила Рейчел. – Мы, конечно, тоже обратили на этот случай внимание, однако никакой записки он не оставил. По крайней мере, в досье информации на этот счет не было. Что тебе удалось найти?

Передо мной немедленно встала в полный рост новая проблема: Бледшоу. Он открыл мне то, что скрывал от всех, и мне казалось, что я не имею права вот так просто взять и доверить его тайну посторонним людям.

– Мне придется сделать один звонок, прежде чем я смогу тебе ответить.

– Господи, Джек, сколько уже можно скрытничать?! И это после того, как я все тебе откровенно рассказала! Мне казалось, что мы с тобой обо всем договорились.

– Совершенно верно, мы заключили сделку. Мне только нужно позвонить и выяснить кое-что. Решить проблему этического характера. Остановись у телефонной будки, и я сделаю это на твоих глазах. Не думаю, что мой человек станет возражать. Главное, что Маккаферти включен в общий список. И записку он оставил. Знаешь какую? – Заглянув в свой блокнот, я прочел: – «И порвана связь с горячкой, что жизнью недавно звалась». Это из стихотворения «К Анни», как и в случае с Гарландом Петри.

Я покосился на свою спутницу и понял, что она все еще расстроена.

– Послушай, Рейчел, я не собираюсь нарушать наш уговор. Давай я все-таки позвоню. Должно быть, ваши агенты из местного отделения уже побывали там.

– Вполне вероятно, – откликнулась Рейчел таким голосом, словно говорила: «Все, что ты можешь, мы можем гораздо лучше и быстрее».

– Тогда продолжай. Что было после того, как у тебя в руках оказался список из пяти фамилий?

Дальше Рейчел рассказала, что в четверг вечером, около шести часов, ее шеф Боб Бэкус созвал своих подчиненных на совещание, чтобы обсудить предварительные результаты компьютерного поиска. После того как Рейчел подробно обосновала, почему этих пятерых пострадавших можно считать жертвами тщательно спланированного убийства, Бэкус принял решение начать полномасштабное расследование с грифом особой важности и назначил агента Уоллинг ответственной за его проведение. Отныне она подчинялась только ему; ее коллеги в основном должны были заниматься своими прямыми обязанностями, в частности сбором подробной информации о жертвах, разработкой их психологических портретов и прочим, а сотрудники местных отделов ФБР из пяти городов Соединенных Штатов, где произошли убийства, были приданы им в помощь.

– Операция «Ворон», – сказала Рейчел.

– Что? – не понял я.

– Мы назвали преступника «Ворон». В честь самого знаменитого стихотворения Эдгара По. Каждое наше расследование получает кодовое наименование.

– Вот это да! – восхитился я. – Бульварным газетам это, ей-богу, понравится! Я уже так и вижу заголовки: «Страны полуночной гонец», «Ощиплет ли ФБР хохолок Ворону?» и прочее в том же духе. Да вы, ребята, просто сами напрашиваетесь!

– Бульварные газеты ничего такого написать просто не смогут. Бэкус намерен взять этого парня до того, как пресса успеет его вспугнуть. Ни один репортер ни о чем даже не пронюхает.

Я ненадолго призадумался, не зная, как лучше сформулировать следующий вопрос, а затем осторожно осведомился:

– А ты, случайно, ни про кого не забыла?

– Да, Джек, я помню, что ты тоже репортер и что именно ты заварил всю эту кашу. Но ты и сам должен понимать: если ты сейчас опубликуешь статью, то в СМИ поднимется такая шумиха, что мы никогда не поймаем преступника. Он испугается и заляжет на самое дно. Другой возможности у ФБР просто не будет.

– Но я-то не состою у вас на службе. Мне платят за статьи и репортажи. Никакое ФБР не может указывать мне, что писать и когда.

– Ты не можешь использовать ничего из того, что я только что тебе рассказала, – напомнила Рейчел.

– Я знаю. Между нами существует договор, и я намерен держать свое слово. Но мне и так известно больше чем достаточно. Я упустил лишь Белтрана, но мне достаточно прочесть биографический очерк в этой книге, чтобы наткнуться на последние слова великого американского поэта… и сравнить их с прощальной запиской американского полицейского. Чтобы написать статью, мне не требуются ни информация, которой располагает Федеральное бюро, ни его особое разрешение.

После моего заявления в салоне снова установилась тишина. Рейчел по-своему была права, но и я не мог отступить ни на шаг. Даже те немногочисленные козыри, что имелись у меня на руках, следовало разыгрывать весьма осторожно – в партии, которую мы вели, в случае поражения ни о каком реванше не могло быть и речи. Минут через пять такого молчания я заметил на обочине шоссе первые указатели с надписью «Куантико». Мы подъезжали к базе ФБР.

– Послушай, – предложил я. – Давай поговорим о статье немного позднее. Я же не собираюсь писать ее прямо сейчас. Для начала мы с редактором должны спокойненько обсудить создавшееся положение, и, когда мы придем к какому-то решению, я обязательно дам тебе знать. Согласна?

– Хорошо, Джек. Я надеюсь, что за разговором с редактором ты не забудешь о своем брате. Хотя сильно сомневаюсь, что твоему шефу есть дело до какого-то там Шона Макэвоя.

– Сделай одолжение, Рейчел, не заговаривай больше ни о моем брате, ни о моих мотивах. Хотя бы потому, что ты меня совершенно не знаешь и ни хрена не представляешь, что я думаю.

– Ладно.

Несколько миль мы молча дулись друг на друга. Мое раздражение понемногу улеглось, и я уже начал задумываться, не переборщил ли. В конце концов, Рейчел хотела лишь одного – поймать этого ублюдка, которого они называли Вороном. Того же хотел и я сам.

– Послушай, извини меня за резкость, – первым нарушил я затянувшееся молчание. – Давай не будем ссориться, а лучше подумаем о пользе дела. Мы могли бы сотрудничать или – кто знает? – даже поймать этого мерзавца совместными усилиями.

– Ну не знаю, – все еще сердито откликнулась Рейчел. – Не вижу никакого смысла в сотрудничестве, если все, что я говорю, может на следующий день оказаться в газете, журнале или на экране телевизора. Ты совершенно прав, Джек, я действительно совсем тебя не знаю. И у меня нет никаких оснований тебе доверять.

Сказав это, она крепко сжала губы и не проронила ни слова до самых ворот Куантико.