Глава 15

Коротая время в номере «Хилтона», я просмотрел на ноутбуке все свои файлы, добавил в них то немногое, что мне удалось узнать в Фонде поддержки правопорядка, и наконец позвонил в Денвер Гленну, чтобы рассказать о результатах изысканий в Чикаго и Вашингтоне. Когда я закончил, Гленн громко присвистнул, и я представил себе, как он, откинувшись на спинку кресла, обдумывает дальнейшие перспективы.

Строго говоря, я уже мог бы написать неплохую статью, но меня это не радовало. Мне хотелось оставаться в гуще событий, чтобы рассчитывать не только на ту информацию, которую сочтут нужным сообщить сотрудники ФБР и полиции. Мне хотелось вести расследование самому. О том, как расследуются убийства, я писал уже сотни раз, однако сам прежде всегда оставался сторонним наблюдателем. Сейчас мне представилась возможность наблюдать за развитием событий изнутри, непосредственно в них участвуя, и я не собирался так легко выпустить ее из рук. Пока что я несся на самом гребне волны, и мои волнение и восторг, должно быть, были сродни тому, что чувствовал Шон, впервые напав на след преступника. Охотничий азарт – так он это называл.

– Эй, Джек, ты меня слушаешь?

– Что? Да, конечно. Просто я задумался.

– Когда мы сможем напечатать статью?

– В зависимости от обстоятельств. Завтра у нас пятница? Дай мне денек: у меня предчувствие, что мы еще увидимся с этим бывшим репортером из фонда. Если завтра до обеда он не проявится, я попытаюсь сунуться в ФБР – мне сказали, к кому там можно обратиться. Если и из этого ничего не выйдет, я вернусь домой в субботу и напишу статью для воскресного выпуска.

– Отлично, – одобрил Гленн. – Даже если нам придется потеснить другие материалы, оно того стоит. У тебя же настоящая сенсация: обнаружен маньяк-убийца, который безнаказанно ездит по всей стране и вот уже бог знает сколько времени убивает полицейских…

– Ну, я бы не стал утверждать это однозначно. Ничего еще точно не известно. Сейчас расследование ведется только в двух штатах, а убийца копов – существо гипотетическое.

– Все равно это чертовски интересно. Как только мы упомянем о ФБР, статья сразу приобретет общенациональную окраску, хотим мы того или нет. К тому же мы натянем нос и «Пост», и «Нью-Йорк таймс», и всем остальным. Пускай они нас догоняют.

«Не нас, а меня», – подумал я, но вслух ничего не сказал. В словах Гленна была заключена нелицеприятная правда о журналистской профессии. Среди репортеров давно уже перевелись альтруисты, наша работа, увы, более не имеет никакого отношения к праву граждан на информацию, да и пресса уже не состоит на службе обществу. Теперь мы деремся за информацию, отчаянно пиная друг друга, и все для того, чтобы не дай бог не плестись в хвосте, но обойти и обставить конкурентов, натянуть нос другим изданиям, соревнуясь в том, кто первым добудет сенсационные материалы. И кто получит Пулицеровскую премию в конце года. Скажете, что я слишком мрачно смотрю на вещи? Но, варясь в этом котле несколько лет, поневоле станешь циником.

Пообещав Гленну держать его в курсе событий, я дал отбой. После этого я некоторое время в раздумье бродил по комнате, пока не поймал себя на том, что прикидываю, какие перспективы способна открыть передо мной подобная статья. А что, пожалуй, при желании я даже сумел бы выбраться из Денвера и обосноваться в любом из городов Большой Тройки: Лос-Анджелесе, Нью-Йорке или Вашингтоне. На худой конец – в Чикаго или в Майами. Следовало подумать и о том, не написать ли мне книгу – громкие преступления пользовались у издателей хорошим спросом.

Тут мне стало стыдно. Какое счастье, что никто посторонний не способен прочесть наши потаенные мысли. Или, может, наоборот: будь это так, человечество переменилось бы к лучшему?

Мне захотелось выйти из номера и немного прогуляться, но нельзя было удаляться от телефона. Борясь со скукой, я включил телевизор, однако по всем программам шли, сменяя друг друга, абсолютно стандартные ток-шоу, в которых муссировался обычный для дневных трансляций набор историй о всякой белой рвани. На одном канале я наткнулся на репортаж о детях стриптизеров, на другом порнозвезды жаловались на ревность мужей, а на третьем некий тип убеждал зрителей, что жен необходимо держать в узде и время от времени поколачивать. Преисполнившись отвращения, я выключил телевизор, и тут мне в голову пришла светлая мысль. Я должен выйти из комнаты. Уоррен позвонит просто потому, что меня не будет на месте – жизнь научила меня верить в закон бутерброда, как в самого Господа Бога, – и мне останется только надеяться, что он оставит сообщение.

Отель располагался на Коннектикут-авеню, неподалеку от площади Дюпон. Я пешком добрался до площади и заглянул там в книжную лавку, где приобрел роман Алана Рассела «Бесчисленные раны». Эту книгу очень хвалили, и я надеялся, что чтение поможет мне отвлечься.

Прежде чем вернуться в свой номер, я немного походил перед дверями отеля, разыскивая то место, где вооруженный пистолетом Хинкли поджидал Рейгана. Я неплохо помнил фотографии, на которых были запечатлены воцарившиеся после выстрела хаос и сумятица, однако нужного места так и не нашел. Должно быть, владельцы отеля кое-что перестроили и обновили, дабы не превращать окрестности в место паломничества любопытствующих зевак.

Кстати, подумалось мне, будучи полицейским репортером, я тоже, наверное, напоминаю туриста, вот только цели моих поездок намного более мрачные. Не моргнув глазом я путешествую от убийства к убийству, спокойно переезжаю от одного места преступления к другому. Во всяком случае, так считают многие. Так говорили обо мне, и теперь, вернувшись в вестибюль отеля и направляясь к лифтам, я думал: возможно, со мной действительно что-то не в порядке, иначе с чего бы меня вдруг так потянуло к тому месту, откуда стрелял Хинкли?

– Джек?

Я круто обернулся у самого лифта. Это был Уоррен.

– Привет, Майкл.

– Я звонил тебе в номер. Никто не отозвался, и я подумал, что ты бродишь где-то поблизости.

– Да, что-то захотелось прогуляться. Я уже начал думать, что ты не придешь.

Я произнес эти слова с легкой улыбкой и с надеждой в голосе. В эти мгновения для меня решалось слишком многое. Впрочем, я обратил внимание, что Майк снял свой парадный костюм и оделся попроще – в джинсы и свитер. Через руку его было переброшено твидовое пальто. Иными словами, он выглядел как негласный информатор, который предпочитает ради личной встречи проделать долгий путь, но не оставлять никаких сообщений на пленке автоответчика.

– Поднимемся в номер или побеседуем здесь? – спросил я.

Майк шагнул к лифту.

– Лучше у тебя.

В кабине лифта мы ни о чем важном не говорили. Еще раз поглядев на его одежду, я заметил:

– Вижу, ты успел побывать дома.

– Я живу по правую сторону от Коннектикут-авеню, за кольцевой магистралью. В Мэриленде. Это совсем недалеко.

Если Уоррен живет в пригороде, тогда понятно, почему он предварительно не позвонил. Кроме того, я догадался, что отель находится как раз по дороге от его дома до фонда, и ощутил в груди легкое покалывание. Уоррен – мой или вот-вот падет в мои объятия.

В коридоре пахло плесенью и сыростью: этот запах преследовал меня повсюду, в какой бы гостинице я ни останавливался. Я вынул из кармана магнитный ключ и пропустил Майка в номер. Мой ноутбук, все еще открытый, стоял на журнальном столике, а на кровати валялись куртка и галстук – единственный, который я захватил с собой. В остальном же комната выглядела довольно аккуратно.

Майк бросил свое пальто на кровать, и мы уселись на стулья.

– Ну что, чем порадуешь? – спросил я.

– Я провел поиск. – И Майк достал из заднего кармана сложенный листок бумаги. – Прежде чем уходить, – пояснил он, – я получаю доступ к файлам главного компьютера. Ну, я и забрался в эту базу данных и прошелся по оперативным рапортам, выискивая те случаи, когда пострадавший работал в отделе по расследованию убийств. Таких набралось тринадцать человек. Я выписал фамилии, названия полицейских управлений и даты смерти. Все здесь, в распечатке.

Он протянул мне сложенную бумагу, и я принял ее с такой осторожностью, словно она была из чистого золота.

– Спасибо, – поблагодарил я. – Скажи, в системе останутся какие-нибудь сведения о твоем поиске?

– Наверняка я не знаю, но мне кажется, что нет. База данных довольно большая, с широким доступом, и программа безопасности, регистрирующая каждое вхождение, может быть просто не установлена.

– Спасибо, – повторил я, не зная, что еще сказать.

– Ну, это было проще всего, – заявил Майк. – Вот на то, чтобы порыться в архиве, потребуется гораздо больше времени. Собственно, я хотел спросить, не захочешь ли ты помочь? Из нас двоих ты должен лучше знать, какие дела важнее.

– Когда?

– Сегодня вечером. Это последняя возможность. Фонд будет закрыт, но у меня есть ключ от архива, поскольку мне иногда приходится откапывать старые сообщения по запросам прессы. Если мы не сделаем этого сегодня, завтра будет поздно – документы могут уплыть. У меня и без того было чувство, что ФБР не слишком нравится, как у нас хранятся дела, а теперь, когда они узнали, что ты хотел с ними ознакомиться… Я думаю, они явятся за ними завтра утром.

– Это Форд тебе сказал?

– Нет, вернее, не совсем. Я узнал об этом от Олин. Форд звонил в ФБР, но не Бэкусу, а некоей Рейчел Уоллинг. Она…

– Постой-постой! Как ты сказал? Рейчел Уоллинг?

Это имя было мне знакомо. Потребовалось несколько мгновений, чтобы я вспомнил: точно, эта Рейчел и была тем самым экспертом отдела ФБР по психологическому моделированию, который по запросу Шона составлял портрет предполагаемого преступника по делу Лофтон.

– Да, Рейчел Уоллинг. Она работает в ФБР аналитиком. А что?

– Так, ничего. Мне показалось, что я уже где-то о ней слышал.

– Рейчел трудится под началом Бэкуса и вроде как занимается вопросами координации усилий по известному тебе проекту между федералами и нашим НИИ. Олин утверждает, что мисс Уоллинг пообещала Форду разобраться с возникшей проблемой. Возможно, она захочет потолковать и с тобой тоже.

– Но я не хочу с ней разговаривать, во всяком случае – в ближайшее время, – отрезал я и встал. – Идем.

– Подожди, есть еще один момент. – Уоррен тоже поднялся. – Я не имею к этому никакого отношения, договорились? И ты должен пообещать, что используешь полученную от меня информацию и все эти документы только в ходе расследования. В своей статье ты не станешь упоминать, что получил доступ к архивным материалам фонда. Лучше вообще никому не говорить, что ты их когда-либо видел – твоя несдержанность может стоить мне работы. Договорились?

– Да, Майк, я абсолютно согласен со всем, что ты сейчас сказал. Обещаю, что не подведу тебя.

Мы вместе пошли к дверям.

– Смешно, – уронил на полдороге Уоррен. – Все эти годы я сам использовал источники, не понимая, чем они рискуют ради меня. Теперь я узнаю` это на собственной шкуре, и мне немного страшновато.

В ответ я только кивнул. Я боялся, что, если скажу хоть слово, он может передумать и вернуться домой.

Уже сидя в своей машине, Майк добавил к нашему договору еще несколько пунктов.

– Ты не должен будешь упоминать в статье мое имя, – сказал он.

– Ладно.

– И не ссылайся на меня как на «источник в Фонде поддержки правопорядка». Напиши просто: «по сведениям источников, близких к расследованию». Это обеспечит мне хоть какое-то прикрытие.

– Хорошо.

– Тебе нужны фамилии людей, которых мог убить этот твой гипотетический преступник. Если ты найдешь то, что тебе нужно, попробуй не разглашать, каким способом ты это раскопал. Понимаешь?

– Конечно, Майк, все понятно. Да мне это и не нужно. Можешь не сомневаться – я никогда не подставлял тех, кто мне помогает. Эти материалы необходимы только для того, чтобы найти новые подтверждения моей теории. Что-то вроде рабочих чертежей, которые никто и никогда не увидит.

Некоторое время Уоррен молчал, но потом в душе у него все-таки проснулись сомнения.

– Форд все равно поймет, что это я.

– Тогда останови машину. Я не хочу, чтобы ты потерял работу из-за меня. Придется как следует нажать на ФБР, только и всего.

Мне совсем не хотелось «нажимать на ФБР», тем более что я сильно сомневался, что это у меня вообще получится. Просто я обязан был дать ему возможность выбрать. Я еще не пал так низко, чтобы выкачивать из кого-то сведения для статьи, зная, что из-за меня человек потеряет свое место. Лишний раз отягощать совесть было ни к чему, ей, бедняге, и так приходилось несладко.

– Пока этим делом занимается Уоллинг, можешь даже не надеяться, что тебе что-то удастся выведать в ФБР.

– Ты что, знаешь мисс Уоллинг? С ней так трудно поладить?

– Да уж, настоящий кремень. Однажды я попытался втереть ей очки, но она мигом заткнула мне пасть. Олин как-то говорила, что Рейчел недавно развелась… в общем, что-то в личной жизни у нее не сложилось, вот она и лютует. Жаль, такая красавица! Видимо, до сих пор считает, что все мужчины – свиньи, и я боюсь, что это настроение у нее надолго.

У меня было что сказать по этому поводу, но я промолчал. Уоррен должен был принять решение сам, и я не хотел на него давить.

– Плевать на Форда, – сказал он наконец. – Пусть думает про меня что угодно, сделать он все равно ничего не сможет. Я стану все отрицать, и, если ты не проболтаешься, то его подозрения так и останутся подозрениями.

– На мой счет можешь не беспокоиться.

Майк нашел укромное местечко на Конститьюшн-стрит, за полквартала от фонда, и остановил машину. На улице было довольно холодно, и густой пар от нашего дыхания клубился в воздухе перед самыми лицами. Я нервничал: похоже, не только Уоррен рисковал своим местом, но мы оба подвергались опасности.

При входе не обнаружилось никакого охранника или сторожа, которому пришлось бы вешать лапшу на уши. Все штатные сотрудники давно разошлись по домам, сверхурочно никто не работал, и мы не встретили ни единой живой души. Открыть дверь при помощи имевшегося у Уоррена ключа было делом техники, а дальше все выглядело предельно просто, тем более что Майк знал, куда идти.

Комната, в которой хранились архивные документы, была размером с гараж на две машины, и вся она оказалась заставлена металлическими разборными стеллажами, на которых теснились картонные папки с разноцветными корешками.

– И как мы все это проделаем? – прошептал я.

Майк поглядел на распечатку, которую я вернул ему еще в машине.

– Здесь есть стеллаж, где собраны все материалы по самоубийствам. Мы выберем дела по списку, отнесем документы ко мне в кабинет и переснимем страницы, которые представляют для нас интерес, – когда я уходил, то оставил копир включенным, так что нам не придется ждать, пока он разогреется. И говори, пожалуйста, нормально, здесь никого нет.

Я заметил, что Майк стал слишком часто употреблять местоимение «мы», но ничего не сказал. Он же повел меня по проходу между полками, читая укрепленные на них таблички. Наконец мы нашли нужный стеллаж. Стоящие здесь папки отличались красными ярлыками на корешках.

– Вот они. – Майк обвел полки рукой.

Папки с делами были довольно тонкими, но занимали целых три полки. А ведь Олин Фредрик права: здесь были сотни, если не тысячи, досье. Каждый красный ярлычок означал чью-то смерть, и я подумал, что на этих холодных железных полках собрано слишком много горя. Только мысль о том, что часть папок попала сюда не по адресу, несколько меня утешила.

Уоррен вернул мне список фамилий, и я быстро просмотрел его.

– Неужели из всех них только тринадцать были полицейскими, которые занимались убийствами?

– Да. Фонд собрал обширные данные: приблизительно тысяча шестьсот случаев суицида – примерно триста в год. Но большинство копов – из уличных патрулей. Те, кто расследует убийства, тоже, конечно, сталкиваются с трупами, однако мне кажется, что пока они доберутся до места, их… э-э-э… переживания успевают немного улечься. К тому же в следственных отделах, как правило, работают самые лучшие, самые закаленные и толковые кадры. Сдается мне, что они не так склонны стреляться, как парни из патрульно-постовой службы. В общем, поиск выдал только тринадцать фамилий. Твой брат и Брукс из Чикаго тоже упоминались, но я не стал включать их в список, ведь у тебя, кажется, есть все документы, которые их касаются…

Я кивнул.

– Папки расставлены в алфавитном порядке, – продолжил Майк. – Ты будешь читать список, а я – доставать дела. Дай-ка мне твою записную книжку.

Чтобы разыскать все папки, нам понадобилось чуть меньше пяти минут. Уоррен вырывал из моего блокнота чистые листки и вставлял между стоявшими на полках досье, чтобы потом можно было расставить папки по местам как можно быстрее. Откровенно сказать, это была та еще работенка. Разумеется, я не готовился к покушению на президента и не встречался с осведомителем по имени Глубокая Глотка в гараже Госдепартамента, но все равно в моих жилах бушевал адреналиновый шторм.

Просто все, что мы делали, подчинялось тем же правилам. Источник, вне зависимости от того, какую информацию он предоставляет, должен руководствоваться определенными причинами и иметь некие побудительные мотивы, которые заставляют его рисковать ради тебя своим благополучием. Я смотрел на Уоррена и никак не мог понять, что он в данном случае выигрывает. Разумеется, статья обещала выйти отличной – мы оба сознавали это, – но в конце концов это ведь была моя, а не его статья. Майк же совсем ничего не получал, если не считать сознания того, что он помог другому человеческому существу. Достаточно ли этого? Я не знал ответа на этот вопрос и потому решил, что, коль скоро мы с Майком вступили в освященный веками союз между репортером и информатором, отныне мне придется держать ухо востро. Во всяком случае до тех пор, пока не выяснится, какие корыстные цели Уоррен преследует.

Набрав полную охапку дел, мы быстро прошли по коридорам, направляясь к комнате номер 303. Мы уже приблизились к ней, когда Майк внезапно остановился, и я чуть не врезался в него. Дверь кабинета была приоткрыта на пару дюймов. Уоррен указал мне на нее и, жестом велев молчать, отрицательно покачал головой, давая понять, что, уходя, он оставил дверь запертой. В ответ я только пожал плечами, всем своим видом показывая, что это его трудности, и Майк приложил ухо к щели. Мне показалось, что я тоже слышу какой-то звук, напоминающий не то шелест сминаемой бумаги, не то шорох, словно бы кто-то осторожно выдвигал ящики стола и задвигал их обратно. Тут Уоррен обернулся ко мне. На лице его были написаны недоумение и растерянность, и я почувствовал, как по спине у меня побежал холодок страха. А затем дверь неожиданно распахнулась.

Уоррен инстинктивно отпрянул, толкнув меня, и мы едва не повалились на пол, словно костяшки домино. На пороге кабинета возник низкорослый азиат с метелкой из перьев в одной руке и мусорной корзиной в другой. Вид у него был ошарашенный. Мы тоже не слишком от него отличались, так как всем троим потребовалось несколько секунд, чтобы отдышаться.

– Просить прощения, мистер, – сказал уборщик на ломаном английском. – Я был прибираться в вашей комната.

– Ах да. – Уоррен вымученно улыбнулся. – Очень хорошо. Спасибо.

– Вы оставлять включенный копир.

Сказав это, уборщик сделал несколько шагов дальше по коридору и, вооружившись ключом, висевшим на цепочке у него на поясе, отпер дверь следующего кабинета.

Я посмотрел на Уоррена и улыбнулся:

– Да уж, шпион из тебя аховый.

– Ты тоже не Джеймс Бонд. Идем.

Майк велел мне закрыть дверь, а сам включил копир и, держа папки в руках, уселся за свой стол. Я опустился на знакомый мне стул, на котором сегодня сидел уже дважды.

– Итак, – объявил Майкл, – начнем по порядку. Здесь в каждом деле должна быть страничка с кратким резюме, куда занесено все, что имеет какое-либо значение. Если тебе покажется, что она подходит к твоей теории, мы ее скопируем.

И мы начали листать папки одну за другой, но, какое бы расположение я ни испытывал к Майку, мне не нравилось, что половину дел придется отдать ему на откуп и позволить решать, что годится, а что – нет. Я хотел просмотреть все тринадцать дел сам.

– Будь внимательнее, – напомнил я ему. – Мы ищем предсмертную записку, написанную цветистым слогом и напоминающую цитату из литературного произведения, предположительно стихотворения.

В ответ Майк захлопнул папку, которую держал в руках, и бросил ее на стол.

– В чем дело?

– Ты не доверяешь мне делать эту работу.

– Нет, я просто… Я хотел быть уверенным, что мы оба настроены на одну и ту же волну, только и всего.

– Но это же смешно, – возразил Майк. – Давай лучше поступим так: скопируем все подряд и быстренько смоемся. Ты сможешь забрать бумаги в отель и просмотреть их там. Получится и быстрее, и безопаснее. К тому же тогда я не буду тебе нужен.

Я кивнул, сообразив, что именно так нам и надо было действовать с самого начала. На протяжении следующих пятнадцати минут я занимался тем, что извлекал из папок листы с кратким резюме, а потом вставлял их обратно на место, а Майк работал с копиром, причем аппарат в его кабинете оказался довольно старым, не предназначенным для интенсивного использования.

Когда мы закончили, Майк выключил копир и, собрав папки, велел мне дожидаться его возвращения.

– Я совсем забыл про уборщиков, – пояснил он. – Будет лучше, если я сам отнесу дела в хранилище, а потом зайду за тобой.

– Ладно.

Пока Майк ходил, я не удержался и начал просматривать копии протоколов, но из-за нервного напряжения мне никак не удавалось сосредоточиться. Больше всего на свете мне хотелось сунуть бумаги за пазуху и выбежать из этого здания, пока не случилось чего-нибудь непредвиденного. Стараясь успокоиться, я принялся разглядывать кабинет и даже взял в руки фотоснимки семьи Уоррена. Жена у него была прехорошенькая, этакая миниатюрная куколка, а двое детей – мальчик и девочка, запечатленные на отдельном снимке, – еще не достигли школьного возраста.

Когда Уоррен вернулся, фотографии все еще оставались у меня в руках, и я смутился, но Майк не обратил на это никакого внимания.

– Все в порядке, – объявил он.

И мы, словно двое диверсантов, выскользнули наружу, в ночную тьму.

Почти всю дорогу до гостиницы Уоррен молчал. Должно быть, он понимал, что на этом его участие в деле подошло к концу. Из нас двоих именно я был репортером, а Майк – источником. И статья тоже была моей. Я буквально физически чувствовал исходящие от него зависть и вожделение. Он тоже хотел написать такую же статью. Он скучал по работе. Он тосковал по всему тому, что когда-то имел и чем некогда был.

– Почему ты все-таки решил завязать с журналистикой? – спросил я.

Майк немного помолчал, потом открыл рот и понес какую-то чушь о жене и детях:

– Наверное, из-за семьи. Меня же постоянно не было дома, и мы с женой стали часто ссориться, причем каждый раз именно мне приходилось просить прощения. В конце концов я оказался перед выбором: или – или… Иногда мне кажется, что я поступил правильно, а иногда – что сделал ошибку. Сегодня как раз один из таких дней. У тебя должна получиться чертовски хорошая статья, Джек!

Настал мой черед молчать. Уоррен тем временем свернул на ведущую к отелю дорожку и, обогнув здание, затормозил у дверей. Не вставая с сиденья, он указал мне через ветровое стекло на небольшую нишу справа от входа:

– Видишь то место? Оттуда стреляли в Рейгана. Я был здесь, когда это случилось, и стоял в каких-то пяти футах от Хинкли, дожидаясь выхода президента. Прикинь, он даже спросил у меня, сколько времени. Нас, репортеров, было всего несколько человек – тогда, знаешь ли, большинство журналистов не давало себе труда следовать за Рейганом по пятам, куда бы он ни направлялся. Только потом, после покушения, пресса стала следить за каждым его шагом.

– Еще бы!

– Да, это была редкая удача.

Я посмотрел на Майка и с серьезным видом кивнул, а потом мы оба дружно рассмеялись. Мы-то знали, в чем тут суть. Подобное могло считаться удачей только в репортерском мире, где единственным, что ценилось выше попытки покушения на жизнь президента, свидетелем которой ты стал, было покушение удавшееся. Правда, нужно было еще изловчиться самому не попасть под пули охраны, и тогда ты мог считать, что тебе повезло вдвойне.

Я выбрался из машины и, прежде чем захлопнуть дверцу, снова засунул голову в салон.

– Вот ты и выдал свою подлинную сущность, парень.

Майкл улыбнулся.

– Возможно, – только и сказал он.