Два огня
Глава первая
в которой герой катается как сыр в масле
Это было вкусно. Я обмакнул промасленный блин в сметану, тяжело вздохнул, чувствуя, что он, скорее всего, будет совсем уж лишним, но все равно засунул его в рот. Слаб человек по сути своей, а мужчина вдвойне, особенно в тех случаях, если речь идет о вкусной еде.
— Лопнешь, — предостерегла меня Вика, отхлебнув чаю. — Вон, живот как пузырь уже раздулся.
— Видать, плохо ты своего мужика кормишь, — попеняла ей тетя Света, ее мама, миловидная, невысокая, русоволосая и немного полноватая женщина. — Вон он как блинцы-то скородумки уплетает, стало быть, давно их не ел. Кушай-кушай, Харитоша, не слушай ее.
— Не слушаю. — Я дышал тяжело, как после пробежки. — Ем. Теть Свет, мне правда уже некуда их пихать, только я все равно остановиться не могу. Уберите блины, а? Я ведь сейчас даже со стула встать не смогу, вот как накушался.
Мама Вики, которая уже три дня как была для меня тетей Светой, довольно заулыбалась — незамысловатая похвала ей пришлась по душе. При этом я ей совершенно не льстил, а говорил чистую правду.
— Так надо это дело наливочкой заполировать, — немедленно предложил дядя Женя, отец Вики. — Вот мы сейчас клюковки жахнем! Для улучшения пищеварения это самое то, так и батя мой говорил. А он знал, что в этой жизни почем.
Жилистый, высокий, с роскошными светлыми буденновскими усами, слегка пожелтевшими от табака, он потер руки от предвкушения.
— Папа! — возмутилась Вика. — Времени десять утра!
— А чего бы и не накатить? — с трудом выдавил из себя слова я. — Оно и впрямь полезно сейчас будет. Наверное.
— Наверняка. — Дядя Женя, как фокусник, вытащил откуда-то графинчик с приятно-красного цвета жидкостью и цыкнул на Вику: — А ну, неси лафитнички. Расселась тут, понимаешь, учит мужиков, что им делать, что нет. У, коровища! И марш потом посуду мыть, а то разбаловалась ты в столице-то, как я погляжу!
И чего я не хотел сюда ехать? Чего меня так от этого коробило? Мне здесь было так хорошо, как не было… Да даже и не знаю, когда мне в последний раз было так хорошо.
Родители Вики оказались прекрасными людьми, без всяких шуток. Они не занимались всей той хренотенью, которую так любили делать родители моих предыдущих пассий при знакомстве. Они не задавали хитровывернутых вопросов, они не старались изображать из себя невесть что и не разведывали у меня мои же далеко идущие планы. Они просто сразу приняли меня таким, какой я есть — и все. И этим сразу завоевали симпатию.
— Хорошо, что не сопляк, — первым делом сказал ее отец, оглядев меня во дворе своего дома, сразу после того, как мы в него вошли. — Служил?
— А то, — ответил ему я. — Три солдата из стройбата заменяют экскаватор.
— Ну, это нормально, — мне протянули руку для пожатия, что, видимо, означало, что я прошел первый тест. — Водку пьешь?
— И пиво, — степенно кивнул я. — Под закуску, разумеется.
— Господи Христе, отец, что ты сразу о водке-то? — возмутилась женщина, выскочившая на крыльцо. — Ребята на порог еще не взошли…
— Евгений Дмитриевич, — не обращая на нее внимания, сказал мужчина. — Пошли в дом, примем с дороги.
— Харитон, — ответил ему я. — Оно было бы неплохо, укачало меня в этом "гелендвагене".
— Да, дороги у нас тут не ахти, — кивнул мужчина. — Как фашист отступил, стало быть, так с тех пор и не чинил их никто. Под выборы-то обещают ремонт, понятное дело, но потом как-то забывают.
Я отцепил от себя руку Вики и поспешил за ее отцом, который уже затопал по светло-желтому крыльцу.
— Пап, у нас еще вещи! — заверещала моя избранница, на что Евгений Дмитриевич невозмутимо сообщил:
— Ну так и носи их сама, не надорвешься. Он, небось, сначала их с тобой выбирал, потом ты ему всю плешь проела, что тут кому подаришь, а после еще их в машину грузил. Так?
— Да я один хрен не запомнил, что там кому, — искренне признался я. — Да и не стремился. Оно мне надо? А водочка какая у вас? "Казенка" или же своя, на травах? Просто у меня, если что, тоже с собой есть. Немецкая, двойной очистки.
Пяток литровых бутылок "Абсолюта" в плотном пакете мне сунул в руки Азов, на мой немой вопрос он сказал:
— Это наше все. Тебе с ее батей знакомиться, так хоть не с пустыми руками в его дом войдешь, понимать должен — Викино барахло тут не в счет. Да и так просто может пригодиться, для компрессов там или как снотворное. Опять же — в провинции это универсальная валюта. Так что бери, бери.
И он, как всегда, оказался прав.
— Светк, сало неси на стол, капустку и грибы соленые, а то понаставила тут чепуху всякую, ни поесть, ни закусить, — гаркнул Евгений Дмитриевич от порога. — Кажись, наша кобылища хоть одну толковую вещь в жизни сделала, нормального мужика себе нашла. Теперь будем его умасливать, чтобы он от нее не сбежал, характер-то у нее твой, паскудный.
— Па-а-а-ап!!! — возмутилась Вика, но ее уже никто не слушал.
Я потоптался пару секунд, все-таки неудобно — ну не будет же она сама таскать все эти сумки и пакеты? Впрочем, я увидел наших охранников, которые уже нагрузились всем этим добром и, похрустывая по свежему снежку, тащили их к дому, после чего с чистой совестью шагнул за порог.
Сопровождающих у нас было много. Ну, по моим меркам много, а по чьим-то другим, может, и не слишком.
Нас сопровождали пять человек, трое из них ехали на головной машине, двое с нами, в большом и удобном "гелендвагене", который вызвал безумное оживление Вики. Ее тщеславие явно радостно плясало джигу и предвкушало сладкие моменты торжества, когда его хозяйка на такой машине и с охраной начнет наносить визиты одноклассницам.
Что до меня, так я безмятежно проспал большую часть дороги, плюнув на то, что она может быть небезопасна, тем более что чем-то удивить меня, после той предновогодней ночной гонки по набережной, было уже сложно. Опять же — я ведь толком даже не прилег, Вика вскочила в шесть, и в полседьмого мы уже вышли из дома. Я бы и до самой точки назначения продрых, да меня разбудили для последнего инструктажа.
— Если вы куда-то собрались — перед этим отзвонитесь, — повернувшись к нам с переднего сидения, втолковывал Арсентий, старший команды сопровождения. — Жить мы будем совсем рядом с вами, в гостинице "У трех дорог". В идеале, конечно, было бы неплохо, если бы кто-то из ребят поселился в вашем доме, но, как мне кажется, этот вариант маловероятен.
— Мои не поймут, — подтвердила Вика. — Нет, если надо…
— Вот и я про то, — Арсентий вздохнул. — Харитон Юрьевич, часы с руки не снимайте вовсе, и это не просьба.
— Ага, — зевнул я. — Само собой. Ехать далеко еще?
— Уже нет. — Вика поправила волосы. — Арсентий, но у нас будет много разъездов.
— Много — значит, много, — кивнул телохранитель. — Главное, не забывайте нас ставить о них в известность.
— Гостиница-то у вас хоть приличная? — не рисуясь, с искренним интересом спросил я.
Ну, а чего? Сам в командировках бывал, в таких отелях случалось жить — мама моя. Как-то раз, в славном городе Старица, я реально всю ночь воевал с тараканами, они явно сочли меня агрессором, вражиной и захватчиком, после чего развернули серьезную общевойсковую операцию, с контратаками, обходами с флангов и прорывами. Ей-богу, я после той ночи всерьез заподозрил, что у них, у тараканов, есть некий коллективный разум, и это не смешно. Как только начало светать, я из этого номера свалил ломая ноги. Так я там одну ночь жил, а парням несколько дней в гостинице кантоваться. Городок замухрышистый, так что кто знает, как оно там?
— Судя по фото — вполне, — степенно ответил Арсентий. — Да и неприхотливы мы.
Это было правдой, ребята попались славные, они сноровисто перетаскали вещи в дом, почтительно поздоровавшись с Викиной мамой, которая расширившимися глазами смотрела на растущую в большой прихожей кучу набитых до отказа пакетов и чемоданов.
— Тьфу, — так отреагировал на это дело отец Вики. — Я ж говорю — вся в мать, такая же барахольщица, хорошо хоть старшенькая не в нее пошла. Но, парень, я тебе так скажу — там тоже все не слава Богу. Ребята, по маленькой?
Телохранители, притащившие последнюю партию груза, дружно помотали головами, поблагодарили гостеприимного хозяина и покинули дом.
— Харитон Юрьевич, — окликнул меня Арсентий, выходивший в двери последним. — Ждем звонка. И…
Он постучал по экрану своих часов, многозначительно глянув на меня. Я кивнул.
— Чего, дела еще? — с сочувствием спросил отец Вики. — А я-то думал…
— Какие дела? — хмыкнул я и стянул пуховик. — Это он намекнул, чтобы мы сильно не увлекались, мол — рановато еще. Заботится о нас.
— Хороший человек, — толкнул ко мне ногой тапочки Евгений Дмитриевич. — Сразу видно. Ну чего, пошли?
— А то, — я снял казаки и с удовольствием пошевелил пальцами ног. — Там про сало вроде речь шла?
— А то, может, щец? — предложил хозяин. — Моя-то там конечно приготовилась, пирогов напекла, селедку под шубой, салаты настругала разные, холодец опять же. Но это ж все так, баловство. В жидкости вся сила!
— Можно и щец, — не стал привередничать я, чем явно еще больше расположил к себе хозяина дома. — Оно с дороги первое дело, да и "беленькая" идет под суп лучше.
— Под щи, — уточнил Евгений Дмитриевич. — Суп — это суп, а щи — это щи.
Когда Вика и ее мама закончили осматривать содержимое пакетов и, наконец, вспомнили о нас (нет, Светлана Игоревна порывалась пойти ко мне, я это слышал, но Вика ее держала крепко и цепко, как крабик, и фразы вроде "Так гость в доме, доча, как же?" к рассмотрению не принимала), мы с хозяином дома, сидя на кухне за накрытым столом, уже закинули в себя грамм по двести с гаком и сошли на "ты". Я стал называть его "дядя Женя", а он меня или "Харитоша", или "зятек". Как ни странно, отторжения у меня это не вызвало.
— Эта-то у меня побашковитей будет, — сказал дядя Женя, показывая рукой на Вику, подошедшую к столу и неодобрительно смотрящую на меня. — Всегда смышленая была, с детства. И настырная. А вот вторая дочка — там другое дело. У Эльки характер — кремень. Если чего решила — стену свернет, лоб расшибет, — а сделает. Я так тебе скажу — хоть она у меня и слабого пола, а с причиндалами. Собственно, потому и в девках до сих пор, кому такое надо?
И дядя Женя разлил по лафитничкам остатки водки из бутылки, после, пробормотав: "Покойника под стол", убрал в указанное место пустую тару.
— Не пора ли притормозить? — грозно засопела Вика. — Солнце только встало, а они уже поллитру на двоих усидеть успели! Ма-а-а-а-ам!
— Жень, — появилась хозяйка. — И вправду, ребята только с дороги. Харитон, вы что же вчерашние щи-то хлебаете? Вон же салатики, холодец…
— Света, где грибочки и капуста? — грозно рявкнул дядя Женя.
— Теть Света, да нормально все, — столь вольная трактовка имени хозяйки выскочила из меня просто и естественно, да, собственно, никто, кроме Вики, на это внимания и не обратил. — Щи отличные, пирожки вообще язык проглотишь. Вы бы с нами присели?
— А чего ж? — не стала кокетничать тетя Света. — Сейчас, только солений принесу.
— Принесу, — проворчал дядя Женя, встал из-за стола и пошел к холодильнику за второй бутылкой. — Говорил тебе — поставь на стол сразу. И капусту ту неси, что с брусничкой квасили и с яблоками.
В этот момент меня и торкнуло. Мне стало хорошо. Тут, наверное, смешалось сразу все — напластовавшаяся усталость, постоянный нервный прессинг, тишина и покой этого дома, неспешная суета хозяйки, ну и водочка тоже…
— Э, парень, да ты поплыл, — бдительное око дядя Жени не дало осечки. — Давай-ка на сало вон наваливайся, а то со второй-то совсем размякнешь, а нам сегодня еще в баню идти, зря я ее топил, что ли? Вика, брысь картошку чистить и с грибами потом ее пожарь. Помнишь, где грибы-то? Или там, в Москве, тебе всю память отшибло?
И что примечательно — пошла. Без звука. Однако!
— Закормите меня, — предупредил я гостеприимного хозяина. — Может, пойдем перекурим?
— А пошли, — легко согласился хозяин. — Я, правда, бросаю…
— Который год, — хмыкнул я и заслужил одобрительный удар по спине. Определенно, я пришелся к дому.
И дни засвистели один за другим, я даже начал подумывать зависнуть здесь до конца праздников. А что? Город Касимов оказался вполне себе приятным местом — эдакий пряничный городок из книжек девятнадцатого века, чистенький, аккуратненький. Ну, не без примет времени, вроде гопников или ханыг, но поскольку на прогулках нас сопровождали трое крепких ребят, то все вопросы снимались сами собой.
А какой тут воздух! Чистый, морозный, пахнущий снегом, а не выхлопами. Я даже не знаю, от чего у меня башка вечером первого дня болела больше — от похмелья, поскольку мы с дядей Женей в результате нахлобыстались очень здорово, или от кислородного пресыщения.
Нет, были и сомнительные радости, поскольку меня демонстрировали подругам, перед этим долго инструктируя, как с кем себя вести, но это все было не слишком-то и утомительно. Да и спорный вопрос, что эти подруги испытывали, глядя на гордую Вику — зависть или сочувствие. "Гелендваген" и крепкие охранники — это, конечно, был аргумент "за", а вот пошарпанный я… Не факт, не факт…
Тем не менее Вика была довольна, это было видно по ней, особенно на третий день, когда меня предъявили некоей Анне Разумовской, надо думать, "той самой" подруге.
У всякой порядочной девушки есть "та самая" подруга, которая вроде как по факту лучшая, а по сути — первая соперница. Корни этой сомнительной дружбы, как правило, уходят еще в начальную школу, а то и в детский сад, оттуда же проистекает все остальное. За заверениями в дружбе в данном случае всегда стоит готовность к бою и немедленному действию.
Ради правды сказать, эта самая Разумовская произвела на меня немалое впечатление, которое я тщательно скрывал. Красивая гражданка, что уж тут говорить, все при всем. Впрочем, это славное впечатление о себе она сама же в моих глазах и смазала, когда, уловив момент, без тени смущения продемонстрировала мне, где у нее чулки начинаются. Я все понимаю, но это явно было лишнее.
А все остальное было великолепно. Нет, конечно, это ощущения туриста, но, черт побери — мне же здесь и не жить? Так что я — он и есть.
И еще — как меня кормили! Ой, как я потешил свой желудок! И вот сейчас я набил его вкуснющими блинами до упора, так, что даже дышать было тяжело.
— Пап, ну нам сегодня еще к Ленке ехать, — заныла Вика, глядя на то, как дядя Женя разливает по лафитникам зеленого стекла ярко-красную ароматную настойку. — Мамка его закормила уже, сейчас он с тобой еще и выпьет, а после спать пойдет, я его знаю!
— Так и пусть идет, — мягко сказала тетя Света. — Мужику надо отдыхать, понимать должна. Он весь год небось пахал не разгибаясь, чего ж ему десять дней не передохнуть? А ты и одна съездишь, тем более Ленка твоя еще та потаскуха, прости Господи, как и мать ее. Трое детей — и все от разных мужей.
— Ну, началось, — дядя Женя причмокнул, слизав каплю настойки с горлышка графина. — Теперь, пока всю Машкину родню не переберет до прабабки, не успокоится.
— Машка — это кто? — я подхватил лафитник и с удовольствием втянул ноздрями божественный аромат его содержимого. Интересно, а даст мне дядя Женя с собой пару бутылочек этой амброзии, если попросить?
— Мать Ленки, — пояснила Вика.
— Шалава, — более емко выразилась тетя Света.
— Красивая была женщина в молодости, — со знанием дела подытожил дядя Женя, и мы с ним чокнулись лафитниками. — Не такая красивая, как моя Светка, но тоже очень ничего.
И мы немедленно выпили.
— Вот что я тебе скажу, — тетя Света разошлась не на шутку. — И впрямь — езжай-ка ты к ней одна. Нечего Харитону там делать.
— Ма-а-а-ам! — возмутилась было Вика, но тетя Света уперла руки в бока и как-то так по-особому на нее глянула, что та сразу замолчала.
— Вот это правильно, — одобрил дядя Женя. — А мы с ним на рыбалку махнем!
— Нет уж! — взвилась как ракета Вика. — Знаю я вашу рыбалку, накидаетесь там и поморозите себе все. Тебя, папка, не сильно жалко, а вот Харитоново хозяйство мне еще пригодится.
— Как все-таки город портит людей, — посетовал дядя Женя, наливая еще по полстопки настойки. — Уезжала туда — тихая была, спокойная, уважительно с отцом разговаривала. А сейчас?
— Верно-верно, — поддержала Вику ее мать. — На улице уже мороз за двадцатку перевалил, и похоже, что еще крепчать будет. Дома сидите, рыбаки.
— Ну, дома — так дома, — покладисто согласился дядя Женя, доливая лафитники до верха. — Мы тогда сейчас графинчик допьем и пойдем в нарды играть. Харитоша, ты в нарды играешь?
— Я во все играю, — сообщил ему я. — Только если не на деньги, меня батя еще в детстве от этого отучил.
— Положительный мужчина, — одобрила поведение моего родителя тетя Света. — Сразу видно — знает в жизни толк.
— Есть такое, — присоединился к ней дядя Женя. — Приезжай с ним летом, рванем на косу Оки рыбку половить. На недельку отчалим, так, чтобы отдохнуть по-людски. Он у тебя как — рыбак?
Сдается мне, что Вика им моих стариков уже описала, и они их одобрили. Ну и славно.
— Будь здоров какой, — ответил я. — Я ему в подметки не гожусь в этом плане.
— Познакомимся — увидим, — философски сообщил всем дядя Женя, мы чокнулись емкостями и было собрались их опорожнить в рот, как грохнула входная дверь, в прихожей что-то упало и раздалась заковыристая брань, впрочем, не матерная, а так, локальная.
Знакомый голос перебрал все пороги, двери и замки мира, сообщив нам, что с ними надо делать и куда они могут идти.
— Вот и старшенькая приехала, — подмигнул мне дядя Женя. — Как успокоится малость — познакомлю. Сейчас не стоит — пусть проорется вволю.
И выплеснул в рот настойку.
— Мы знакомы, — обрадовал я его и поступил так же.
Вот и все, вот и кончилась тихая жизнь.
— Эль, успокойся ты, — послышался голос Вики. — Меньше нервов, меньше. Ну, упала…
— Могли бы и встретить! — на высокой ноте проверещала Эльвира.
— Могла бы и сообщить, что приезжаешь, я бы за тобой машину послала, — спокойно сказала Вика. — Я тебе, между прочим, звонила несколько раз, хотела узнать, когда ты прибываешь, но у тебя телефон недоступен. Абонент не абонит, так сказать.
— Сел, — чуть тише сказала Эля. — Забыла зарядить. А что значит — "машину послать"? Такси, что ли? Так я и сама его на вокзале взяла.
— Вика и Харитоша на двух машинах приехали, — с некоторой гордостью сообщила старшей дочери тетя Света. — С водителями!
— Ммм, вон как, — неприятно хохотнула Эльвира. — Сестренка, ты выбилась в люди?
— Есть немного, — с достоинством ответила Вика. — И, представь себе — своим трудом, не на чужом горбу в рай въехала.
Сдается мне, что надо вмешаться в беседу. Насколько я понимаю, сейчас Травникова-старшая скажет некую глупость, которая серьезно обострит наше совместное проживание, что-нибудь вроде: "Не на горбе? А, ну да, на спине", или сладкое место сестрицы помянет.
Как я успел до этих слов переместиться к прихожей — не знаю, но успел.
— Добрый день, Эля, — с улыбкой глянул я на так и не снявшую длинную шубу девушку, ради правды, очень неплохо выглядящую. — Рад тебя снова видеть.
Ненужные слова так и не прозвучали, что, по-моему, порядком расстроило Вику. Сдается мне, я нарушил ее очередную комбинацию, впрочем — да и ладно.
— Харитон, — Эльвира задержала дыхание и выдала очаровательную улыбку. — Рада тебя видеть, хотя и удивлена, что ты все-таки приехал.
— Я собираюсь жениться на твоей сестре, — уведомил я ее. — Как же я не поеду? А познакомиться с родителями, которые должны увидеть того, кому они отдают свою дочь? А посмотреть те места, где она росла? И потом — я же без нее и дня прожить не могу, все не то, все не так.
Вика и тетя Света обменялись короткими взглядами, дядя Женя распушил усы. Ну да, слова прозвучали, но это же только слова? Впрочем — а чем плоха Вика? Среди прочих равных это не самый скверный вариант. По крайней мере, не белоручка. А что характер её многим не по нраву — это дело такое, личное. Смею заверить — бывают варианты куда хуже.
— Как это благородно с твоей стороны, — если бы я не знал эту женщину, то подумал бы, что она искренне радуется за сестру. — Хотя и немного несовременно. Сейчас редко спрашивают согласие родителей.
— Так и я уже не мальчик, — развел я руками. — Вообще, я опасался, что увидев меня, ваши родители скажут что-то вроде: "Вика, зачем тебе этот пенсионер"?
— Харитоша, да ты что! — тетя Света даже закашлялась. — Какой же ты пенсионер? Наоборот — такие браки самые хорошие. Ты уже и жизнь знаешь, и перебесился, и деток воспитать сможешь как надо.
— Деток? — расширились глаза у Эли, а вредная Вика тут же положила ладонь на живот, выдав улыбку Джоконды.
— Ты так и будешь стоять одетой? — поинтересовался я у оторопевшей Эли. — Давай, шубу приму.
Девушка сбросила на мои руки верхнюю одежду, не отрывая взгляда от Вики, причем та тоже не спешила отводить глаза, чем, похоже, ее здорово удивила. Сдается мне, до этого старшая сестра всегда одерживала верх. Всегда — но не сегодня. Воздух помаленьку начал искриться от накопившегося в нем электричества.
— А я тебе говорил — пошли на рыбалку, — сказал у меня за спиной дядя Женя. — Зачем мою послушал?
— Элечка, ты ж с дороги! — тетя Света решила перехватить инициативу и разрядить обстановку. — Что мы тут встали, пошли чаю попьем! У меня пирог с вишневым вареньем есть, твой любимый! А то, может, чего посерьезней покушаешь?
Чувствовалось, что старшую дочь мать любит немного сильнее, чем младшую. А может — инстинкты включились, младшенькая вон к мужику уже прилепилась, а старшая-то все в девках бегает. Ее жальче.
— Чайку? — наконец цепь взглядов разомкнулась, и первой сдалась Эля. — Конечно, мам. Да, я вам подарки привезла!
— Ох, задарили нас на этот Новый Год! — радостно пожаловалась хозяйка дома.
— Много не мало, — сообщил ей я, вешая шубу Эльвиры. — В радость же и от сердца!
— Мы тебе тоже подарок приготовили, — порадовала сестру Вика. — Тебе понравится!
И вот именно в этот момент я понял, что с шуткой своей я переборщил, пожалуй. Ой, как она не к месту будет сейчас, совсем не к нему! Впрочем, я еще могу… А, нет, уже не могу.
— Смотри, — Вика вытащила невесть откуда коробку с подарком для старшей сестры. — Все как ты любишь — гребешки, заколки… И все это сделано из бивня мамонта! Ты когда-нибудь видела бивень мамонта?
— Из чего? — тихо спросила Эльвира.
— Врут, небось, — неуверенно предположил я. — Откуда китайцы тот бивень возьмут? Да ну!
— Ну, как же? — повернулась ко мне Вика. — Ты же сам тогда сказал?
— Спасибо, — Эльвира взяла из рук сестры коробку. — Очень хороший подарок. Всегда хотела посмотреть бивень мамонта, правда, в музее. Или в планетарий сходить.
Чего я там говорил про то, чтобы тут остаться до конца праздников? Нет, это я погорячился, времена благоденствия кончились, сейчас пойдет канонада позиционных боев!
И снова я ошибся. Вспышка, которая могла перейти в пожар, потухла сама собой. Уже через пятнадцать минут все семейство, включая и меня, сидело за столом, пило чай и мило беседовало. Точнее, трещали, не умолкая, сестры, родители же их с удовольствием смотрели на своих чад.
Оборвал эту идиллию басовитый гудок, раздавшийся за забором.
— О, это за нами, — вскочила Вика. — Киф, поехали.
— А нарды? — возмутился дядя Женя и показал на графинчик с настойкой.
— Вечером поиграете, — отрезала девушка и потеребила меня за плечо. — Давай-давай, одевайся, пошли.
— Вик, я не хочу, — твердо ответил ей я. — Езжай сама. Как по мне — я свой почетный долг свадебного генерала уже выполнил сполна. Разумовской ты меня предъявила, дюжине других подруг тоже. Хватит уже.
— И то, Викушка, — поддержала меня тетя Света. — Чего ему туда ездить? Да и сама бы дома посидела, что ты все по подругам своим бегаешь, как будто на шило села? Нет, чтобы к бабушке съездить, проведать ее.
Эля знай молча отхлебывала чай, дядя Женя же одобрительно глянул на меня, звякнул лафитниками и мотнул головой в сторону комнаты.
— Споишь ты мне мужа, папка, — вздохнула Вика и махнула рукой. — Ладно, пойду, скажу, что мы сегодня едем к бабушке.
— Вот и хорошо, — обрадовалась тетя Света. — Сейчас все и поедем.
— Вы поедете, — уточнил дядя Женя. — А мы — нет.
После небольшой перепалки, выигранной нами, женская половина где-то через час отбыла, мы же потом полдня праздновали победу, причем окончания празднования я толком и не помню.
Проснулся я в своей комнатке на втором этаже, в той самой, в которой меня поселили гостеприимные хозяева сразу после приезда (разумеется, отдельно от Вики), от того, что скрипнула дверь, и кто-то в нее вошел. Во рту было сухо, в голове какой-то негодяй играл на барабане, глаза не хотели разлепляться, но я все-таки выдавил из себя:
— Кто там? Вика, ты?
Было дело — через день после приезда, в глухой ночи, она меня навестила, и надо заметить, что этот визит мне запомнился. Судя по всему, сама мысль о грехопадении под крышей отчего дома ее порядком завела, а еще и все эти конспиративные изыски… Женщины любят некий символизм и парадоксальность, потому той ночью Вика была невероятно неудержима и изобретательна, просто на удивление. И все бы ничего, но вот только добрая тетя Света уложила меня, как желанного гостя, на перину, а с учетом того, что комнатка была небольшая, в ней было немного жарковато. Елки-палки, когда все закончилось, у меня было ощущение, что я только-только вышел из парной. Пот лил с меня ручьями, и сердце шарашило о грудную клетку так, что становилось страшновато — не хватит ли меня карачун?
Так что я к повторению этой произвольной программы не стремился. К тому же, если к предыдущим пунктам добавить еще и мое текущее похмельное состояние, то в случае чрезмерной Викиной активности у меня есть хороший шанс прямиком отсюда отправиться в уютное помещение в подвале местной больницы, где добрые ребята в условно-белых халатах накроют меня простынкой и повесят на большой палец ноги бирку с номером.
— Поговорим? — голос был не Вики.
Да, собственно, это была и не она. Это была Эля.
Одетая в халат, ненакрашенная, в тапочках-собачках, она присела на край моей кровати и протянула мне кружку.
— Яд? — на всякий случай уточнил я, хватаясь за ее ручку.
— Сулима, — кивнула Эля. — Да вода это, у тебя ж наверняка сушняк. Папкина настойка — вещь коварная. Пьешь ее, пьешь, она вроде слабенькая, как компотик. А потом встать пытаешься — и все, тебя с нами нет. И отходняк с нее адский. Мне ли не знать, сколько я её у него перетаскала, когда подростком была.
— Ты была способна на безрассудства? — удивился я, глотая ледяную воду.
— А разве я сейчас их не совершаю? — Эля хмыкнула. — То есть мой ночной визит в твою комнату ты считаешь делом нормальным?
Я промолчал, поскольку полностью с ней был согласен. В общем и целом — да, стандартным ходом это назвать было нельзя. Разумным, впрочем, тоже.
— Уффф, — вода в кружке кончилась, а жаль. Я бы еще попил. — Спасибо тебе, милая Эля, спасла ты меня от неминуемой смерти, это несомненно. Доконала бы меня интоксикация. И сразу хочу заметить — если тебя здесь застукают, хреново будет нам обоим, ты Вику знаешь. Оружия у нее, конечно, нет, но поверь — она заморочится.
— Так — поговорим? — настырно спросила девушка, проигнорировав мое предупреждение.
— Вроде бы уже, — я сел на постели и помассировал виски. — Черт, душно здесь как!
— Есть такое, — Эля села повольготней, полы халата немного разошлись, показывая молочно-белую кожу ног.
— О чем будем беседовать? — поинтересовался я. — Надеюсь, не о том, кто что в игре кому задолжал? Если об этом — то без меня, я на отдыхе.
— А что — "Файролл" для тебя работа? — немедленно спросила Эля.
— От забав тоже надо отдыхать, — назидательно сказал я. — Иной раз они выматывают почище работы.
— Ну, в твоем случае это понятно — столько на тебя всего навалилось, — в голосе Эли была бездна сочувствия. — Клан, война, обязательства перед союзниками… А если еще вспомнить о….
И тут она многозначительно замолчала.
— О чем? — равнодушно поинтересовался я. — Слушай, давай без этих всех недомолвок. Ты взрослая девочка, я взрослый мальчик…
Елки-палки, не в ту степь меня понесло. Фраза звучала двусмысленно, хотя как раз намеков на интимность я в нее и не включал.
— Извини, но как мужчина ты мне безразличен, — как ни странно, Эля вроде как смутилась. — Я пришла сюда не за этим.
— Да я про "это" и не говорил даже, — горячо заверил ее я. — Я в том смысле, что если есть что-то конкретное — так и спрашивай напрямую. А уж отвечу я тебе или нет — это дело десятое.
А вообще забавно было бы сестер сравнить. Тьфу, что за хрень в голову лезет? Хотя — атмосфера располагает. Перина и духота — нет, а вот сама ситуация — да.
— Что ты знаешь о Черном Властелине? — помолчав с полминуты, спросила Эльвира. — Что ты о нем знаешь — это без вариантов, больше тебе скажу, я уверена, что ты с ним даже знаком. И я хочу знать о нем все то, что знаешь ты.
— Ты слишком многого хочешь. — Я рывком опустил ноги на пол, совершенно не стесняясь молодой женщины, сидящей рядом. А чего — почти родственники же? И потом — я ж не нагишом сплю? В исподнем, как-никак. — И это даже в том случае, если мы просто допустим тот факт, что я с ним знаком.
— Многого, — согласилась Эля. — Но не вижу причин для отказа. В конце концов — это же просто игра?
— Эль, глянь на меня повнимательней, — попросил я девушку. — Ну вот — вглядись в меня.
— Зачем? — отодвинулась от меня она. — На всякий случай — я плаванием занималась, КМС. Не вольная борьба, конечно, но мало не покажется, если приставать начнешь.
— Вот какие тебе глупости в голову лезут, — даже обиделся я. — Я просто хотел, чтобы ты убедилась в том, что явных признаков дебилизма у меня в лице нет. Эта игра давно уже не игра. Как на ней первые деньги люди заработали, так и не игра. Там, где есть деньги, игры кончаются. И уж точно заканчиваются откровения и дележ ценной информацией, пусть даже и на бескорыстно-родственном уровне.
— Пафосно, — заметила Эля. — И где-то даже верно. Но это утверждение истинно не для всех. Для меня игра — все еще игра. Да, еще и место для самореализации, врать не стану, но все равно — игра.
— Ну, это каждому свое, — я встал с кровати и прошлепал к маленькому окну, за которым была темнота и снег. — Но все равно — информация — это информация, и делиться ей я не собираюсь. Причем некоторой даже взаимообразно. Слушай, как ты думаешь, если я форточку открою, то мне покурить можно будет?
— Мама не любит, когда в доме курят, — сказала Эля и прилегла на кровать, опершись на локти и вытянув ноги. — Но к утру выдохнется, так что дыми. Я тебя не сдам.
На улице и впрямь серьезно подморозило, холодный воздух, ворвавшись в духоту комнаты, ударил меня по голове как кувалда.
— Слушай, Киф, — примирительно сказала Эля. — Давай так. Не рассказывай мне того, что не хочешь, но хотя бы скажи — он игрок или НПС?
— А я и этого не хочу делать. И потом — откуда мне это знать? — пыхнул я дымком в форточку. — Давай я тебе лучше что-нибудь другое расскажу?
— Что именно? — Эля встала с кровати, подошла ко мне, вынула из моих пальцев сигарету и затянулась ей. — Надеюсь, что-то серьезное?
— Ну, не знаю даже, — я перебирал в голове всякое-разное, что в ней накопилось за последние полгода. — Вот, например. Гиртенскую трясину знаешь?
— Ну? — Эля сделала еще одну затяжку и вернула мне сигарету.
— Если стартовать с южной части трясины и топать всю дорогу прямо, то через часок будет остров с необобранным никем данжем. Рупь за сто его до сих пор никто не выпотрошил, — вдохнул я еще немного морозного воздуха. — Но сразу говорю — места там лихие, поганые.
— Забавно, но не то, — требовательно коснулась моей ноги нога Эли.
— Хорошо. — Я отправил окурок за окно, он блеснул красной точкой и исчез. — Если грохнуть Короля-из-под-Кургана, это на Севере, левее Хексбурга, то есть шанс получить сетовую шмотку. Механизм рандома не знаю.
— Расскажи мне еще, что падает из гоблинов, — почти в ухо шепнула мне Эльмира. — Не то, Хейген, не то.
Однако пора лезть под одеяло, по крайней мере, мне. Может выйти неловкая ситуация, если она так и дальше мне в ухо шептать будет. Тут, конечно, полумрак — но вдруг бедром заденет? Чай не девочка уже, поймет, что к чему.
— Ну, не то — так не то, — развел руками я. — Что знал — рассказал.
— Киф, — Эля явно прекратила давить на меня своей женской сущностью, голос из интимного стал деловым. — Я все понимаю, информация чего-то да стоит. Но — давай так. Ты знаешь что-то, что нужно мне. Я могу знать что-то, что нужно тебе. Мы можем договориться, почему бы и нет.
— Почему бы и нет? — задумчиво повторил я, захлопнул форточку и вернулся на кровать, плюхнувшись на нее.
Да по всему бы и нет. Не верю я тебе, потенциальная родственница, ни на грамм. А потому на твою брехню я буду выдавать свою. Вот и пообщаемся.
Эля присела в изголовье, совсем рядом со мной, и вольготно откинулась на подушку.
— А почему бы и нет, — наконец ответил ей я. — Но начнем с тебя. Если ты дашь мне полезную информацию по вопросам, которые мне интересны — то я расскажу тебе что-то такое, что будет любопытно тебе.
— Спрашивай, — покладисто ответила Эля.
В этот момент скрипнула дверь, и на пороге появилась Вика, причем явно капитально подготовившаяся к свиданию со мной. Дверь закрылась, тут же прошуршал шёлк халата, опускающегося на пол.
— Киф, — произнесла она томно и тут же наткнулась взглядом на собственную сестру, которая, то ли рефлекторно, то ли из вредности, еще и начала перебирать мои волосы своей рукой. Вика булькнула и, моментально изменив тон, зло прошипела: — Ты?
— Хорошее белье, — со знанием дела ответила ей Эля, обозревая те несколько кружев, что были на ее теле, и которые хоть за какую-то за одежду принять было трудно. — Недешевое. Но в бедрах ты располнела, сестричка, и здорово. Для твоих лет это непорядок.
Вот что любопытно — всякого я ждал от этой поездки, но вот такого даже представить не мог.
И еще я подумал о том, что если я прямо сейчас сигану в окно, то с голым задом на морозе у меня будет на порядок больше шансов уцелеть, чем здесь.
Глава вторая
в которой кое-кто умирает
— Что? — ноздри у Вики раздувались, и еще мне показалось, что ногти у нее на пальцах значительно удлинились. Сейчас пойдут выяснения вроде: "Что она тут делает? Ты ее уже успел?…" Черт, а ведь как все неплохо начиналось, и как трагично все закончится. — Что ты сказала? Это у меня бедра толстые? Ты ляжки свои видела вообще? И ты всерьез на этот целлюлитный холодец пытаешься моего мужика подцепить?
Мне резко полегчало — судя по всему, в грехопадении меня обвинять прямо сейчас не будут, а то и вовсе минет меня чаша сия. Тут затронули более высокие сферы, что там какая-то измена…
Но — ради правды — Вика верно все сказала. Ляжки у Эльвиры и впрямь толстоваты, видно, сказывается лежаче-сидячий образ жизни.
— Да мне он сто лет не сдался, — злобно прошептала Эльвира. — Тоже мне нашла элитный экземпляр самца. Такого только из жалости пригреть можно, да и то при условии, что он хоть как-то будет полезен. Гвоздь там прибьет, или кран починит.
Шуметь сестры боялись, видимо, чтобы не разбудить родителей. И правильно делали, поскольку если они застанут нас втроем в моей комнате, то делить на своих и чужих не будут, а сразу всем выдадут по первое число. И еще отдельно всыплют Вике, за такое белье. Я даже знаю, как дядя Женя его охарактеризует, каким словом.
— Чего ж тогда ты к нему ночью приперлась? — Вика прищурилась и сверлила сестру взглядом контрразведчика. — А?
— Ты не поверишь, — Эля сказала это уже не взвинчено, а как-то… Уклончиво, что ли? — Про игру поговорить. Про "Файролл".
Вика тоже убрала с лица зверскую гримасу и почесала нос.
— Ты знаешь — поверю, — услышал я то, что меня немало удивило. — Ты, сестрица, на всю голову ушибленная, потому и поверю. Только непонятно, что ты у моего узнать хотела, он этой игрой не особо и интересуется, только в рамках служебной компетенции.
— Да что ты? — Эля сделала невозможное — хохотнула шепотом. — Ты хочешь сказать, что он в "Файролл" не играет вовсе?
— Не хочу, а говорю, — невозмутимо ответила Вика, подошла к кровати, небрежным движением бедра (и впрямь налитого, как яблоко) подвинула Элю и полезла под одеяло. — Подвинься. О чем мы? А, игра. Хочешь верь, хочешь не верь, но почти не играет. Залезает в эту жестяную банку с проводами раз в неделю, да и то по казенной надобности. У нас, сестричка, других дел полно, нам эту реальность виртуальной подменять не надо. Семья у нас, понимаешь? Хотя — куда тебе такое понять, у тебя жизнь-то цифровая, ненастоящая, с подсластителями, идентичными натуральным, и усилителями вкуса.
И зацепила ведь она сестрицу сейчас. Крепко подозреваю, что разговор такой у них не в первый раз происходит, и раньше этот трюк не проходил, а вот сейчас — выстрелил. Я это понял по улыбке Вики, торжествующе-радостной.
— И вообще — шла бы ты отсюда, — Вика повернулась к сестре затылком, а ко мне лицом. — Мамка пироги затеяла сегодня печь, тесто поставила, стало быть, часов в пять она уже встанет. А нам одного раза мало. Ну, ты же понимаешь, о чем я? Или объяснить?
— Приятно провести время. — Эля все-таки решила сохранить остатки невозмутимости, так сказать — сохранить лицо. — И не забывай предохраняться, не дай бог вы размножитесь. В мире и так черт знает чего творится, так если еще и Вика родит, совсем всё в тартарары покатится.
— Так себе шутка, — сказал я, причем вполне объективно. — Правда — очень посредственная, не тянет даже на среднюю. Как грубость — ничего, но как шутка…
— Как умею — так и шучу, — буркнула Эля и напоследок громко бахнула дверью, надо полагать — из чувства вредности.
— Дал же бог сестрицу, а? — прижалась ко мне Вика. — Чего она приходила? Нет, я догадываюсь…
— Да правду она тебе сказала. — Девушка была очень горячей, и я содрогнулся, представив повтор жуткого давешнего банного ада. — Про игру говорили. Слушай, а ты зачем ей сказала, что я туда не хожу вовсе?
Вика приподнялась на локте и постучала меня наманикюренным ноготком по лбу.
— Какая нормальная женщина скажет другой женщине, что ее мужчина не с ней время проводит, а в виртуальных мирах шляется? Нет уж, по официальной версии ты всегда со мной, понятно? Кстати — и по жизни неплохо бы ограничить эти твои игры, а то ты скоро совсем в виртуальной реальности растворишься. А мне, молодой и красивой, надо регулярное мужское внимание.
— Хорошо бы, — согласился с ней я и резво скакнул с кровати на пол, поняв, что у нее на уме. — В смысле — ограничить. И, между прочим, я это уже сделал — вот, я же здесь, с тобой. Сейчас, покурю только…
— Мамка не любит, когда в доме курят, — заметила Вика немного разочарованным голосом. — Но тебе, так уж и быть — можно. А потом…
Ее ладонь похлопала по одеялу, и я понял, почему приговоренные к смерти всегда так растягивали курение последней сигареты.
Метель разошлась не на шутку, снег шел всю ночь и утро, засыпав все, что только можно.
— Ишь ты, — заметил дядя Женя, глядя в окно. — Вчера мороз, сегодня снег. Довели страну, понимаешь… При коммунистах такого не было, и в мире был порядок, и с погодой тоже.
— Да ну, в самом деле, — расстроенно сказала Вика. — Я хотела сегодня к Павловской съездить, повидаться, поболтать — и на тебе.
— Бешеной собаке семь верст — не крюк, — равнодушно сказала Эля. — Ты, если чего в голову возьмешь, так все равно это сделаешь. Можно подумать, что метель тебе помеха.
— Злая ты, — обвинительно сказала Вика. — Потому и одинокая. Или наоборот — ты одинокая, а потому и злая? Киф, как думаешь — какое из этих утверждений правильное?
Я в это время зевал, и потому ответить не успел. Да и не стал бы — я себе не враг, влезать в эти их дрязги, формально я предпочитал держать нейтралитет. Впрочем, за меня это сделала тетя Света, отвесившая равновесные крепкие подзатыльники обеим.
— Одной за длинный язык, — пояснила она свои действия сестрам, потиравшим затылки. — Другой за злобу ненужную.
— Ты, Свет, им работу какую найди, они от безделья дуреют, — посоветовал дядя Женя, лежавший на диване и смотревший какой-то фильм. — Картошку вон в подполе пусть переберут.
Он подцепил моченой морошки из тарелки, которая стояла у него на пузе, и отправил ее в рот.
— Что вы за люди такие? — сокрушенно спросила у сестер, надувшихся как мыши на крупу, тетя Света. — Светлый праздник на дворе, Рождество. Люди сегодня должны друг друга любить, радоваться жизни, а вы…
— Уже седьмое, — решил я немного перевести тему, поскольку дальнейшее развитие событий могло бы быть достаточно негативным. Одно неосторожное слово любой из сестер запросто станет тем первым камнем, который стронет лавину взаимных упреков. Не то, чтобы меня это сильно беспокоило, но быть свидетелем и зрителем семейных разборок в чужом доме — это занятие малоприятное. — Дни летят, однако… Скоро на работу идти.
— И не говори, Харитоша, — поддержал меня дядя Женя. — Раньше-то два дня гуляли — и все успевали, а теперь десять — так они как вода в песок уходят, кроме изжоги не остается ничего.
Вика открыла рот, чтобы что-то сказать, но тут у меня зазвонил телефон.
— Харитон Юрьевич, — это был старший охранников, тон у него был деловито-настороженный, и у меня в животе немного похолодело. Чего, опять какие-то неприятности наметились?
— Ну-у-у, — неуверенно протянул я. — Случилось чего?
— Да нет, — бодро отрапортовал охранник. — Просто сегодня ни вы, ни супруга ваша не звонили, хотелось бы намерения ваши узнать… Да и планировали вы здесь первоначально три дня провести только, насколько я помню. Вот и желательно мне узнать, уж не сочтите за нескромность — изменилось чего, или сегодня обратно все-таки поедем, в Москву?
Вот же блин. Так человека дураком сделать недолго! Хотя… Далеко ли я от него ушел? Я так думаю, что, если бы мою историю рассказать, ну…. Да хотя бы тысяче людей, то половина из них назовет меня подлецом, еще процентов двадцать — натурально, дураком. И это в лучшем случае. Вот только бы засунуть их на мое место и глянуть, как они будут крутиться, когда со всех сторон припекает не по-детски.
— Я пока не знаю, — помолчав, ответил я. — Погода нынче — снег, сам же видишь.
— Чего там? — спросила Вика, внимательно смотря на меня.
— Душа моя, наша доблестная охрана хочет знать наши планы на сегодня, — прикрыл я динамик ладонью. — Определись уже — отправляемся мы куда или нет?
— Едем-едем, — не оставляющим места для сомнений тоном заявила Вика. — К Павловской. И ты тоже едешь со мной, нечего тебе дома сидеть, киснуть. Воздухом хоть здесь подыши, ты же на улице вообще не бываешь, все кабинет, кабинет.
Не думаю, что основным аргументом здесь выступала забота о моем здоровье, скорее она просто не хотела меня оставлять в компании своей сестры. Поняла это и Эля, которая немедленно спросила у Вики, невинно и при этом вкрадчиво:
— Сестричка, так можно я вам на хвост упаду?
— Зачем это? — недружелюбно процедила Вика, сверля Элю недоверчивым взглядом. — Я к Светке еду, а ты с ней вроде дружбу не водила никогда?
— С ней — нет, — не стала спорить Эльвира. — А вот с бабкой ее пообщалась бы. Мам, старая Павлючиха еще не померла?
— Да эту чертовку старую ни одна лихоманка не возьмет, — чуть ли не сплюнула тетя Света. — Она нас всех переживет.
— Это да, — подтвердил дядя Женя. — Ей лет сто, наверное, как ворону. Сам посуди, Харитоша — она, надо думать, еще Ленина помнит, причем функционирующего.
— Это сколько ж твоей подруге лет? — удивленно глянул я на Вику. — Ну, если она ей бабка?
— Да бог с тобой, — засмеялась Вика, без особой приязни глядя на сестру и понимая, что выбора особого нет, так просто ей не откажешь. — Её просто все так называют, а по сути она Светке, однокласснице моей, прабабка. А может и пра-пра… Фиг знает. Скажи, пусть через час подъезжают.
Я передал ее пожелание охраннику, выслушал заверения в том, что они будут всенепременно, и нажал "отбой".
Тетя Света явно не одобряла визит своих дочерей к этим Павловским. Она особо не протестовала, но зато выражала свое недовольство громким бряканьем посудой и еле слышным ворчанием.
— А что здесь не так? — подошел я к ней. — Почему вам не по душе, что девчонки туда поедут?
Во мне проснулось мое извечное любопытство — надо же было понять, что так вывело из себя всегда добродушную и дружелюбную хозяйку этого дома.
— Да нет ничего хорошего ни в Светке этой, ни в матери ее, — тетя Света в очередной раз громыхнула вымытой тарелкой, помещая ее в стойку для посуды — Про старую Павлючиху я уж не говорю, вообще непонятно, как ее земля носит. Ведьма она, Харитоша, как есть ведьма. И не я одна это знаю, все это знают. Но этим молодым разве ж объяснишь, что нельзя с ней вожжаться, что не будет от этого добра.
— Теть Света, да ладно вам, — я понял, в чем тут дело. В каждом порядочном городе есть свои ведьмы и сумасшедшие, надо думать данная старуха просто попала в эту категорию благодаря своему долголетию. — Какие сейчас ведьмы, откуда? Они все давно на телевидении, по фотографиям пропавших актеров из массовки разыскивают.
— У вас в столице, может, и так, — тетя Света упрямо сдвинула брови, и я понял, откуда у Вики появилась эта привычка. Мать и дочь в этот момент были очень похожи. — А мне про то, что у старой Павлючихи нутро все черное, моя мать рассказала, когда я к той на гаданье под Ивана Купалу намылилась с подружками сбегать. Рассказала, да еще и тряпкой отходила, чтобы не таскалась, куда не надо. Я и не пошла, а подружки мои, Галка да Маринка, к ней сбегали.
— И чего? — всегда любил сельские страшилки, есть в них что-то такое… Исконное, сладко-жутковатое. И ведь понятно, что чушь да суеверия, а все одно — интересно слушать.
— Да ничего хорошего, — тетя Света вытерла руки полотенцем, висящим у нее на плече. — Маринку через месяц Сашка Фролкин ссильничал, а Галка связалась с каким-то приезжим, да и уехала с ним из города. Говорили, что по воровской она пошла, а потом по лагерям ее закрутило. Вот так-то на гадание к Павлючихе ходить.
— Так может, отговорим этих двоих? — я кивнул на прихожую, где копошились сестры. — Во избежание.
— Отговори, — обреченно сказала тетя Света, невесело усмехнувшись. — Они теперь взрослые, сами все знают, сами все умеют. Одна вообще вон уже мужняя жена, почитай. Ты мне скажи — она хоть еще не на сносях?
— Да вроде пока нет, — не стал включать дурака я. А смысл? Умная немолодая женщина, все понимает. Чего крутить? — Но собирается, да и я не против, не мальчик уже, пора размножаться.
— И хорошо, — кивнула тетя Света. — И правильно. А то, боюсь, вторая у меня так яловой и помрет, наверное, от ума лишнего да от гонора ненужного. А я внуков хочу понянькать. Твои-то родители небось тоже ждут не дождутся?
— Все темечко проклевали, — подтвердил я ее предположение. — Как тот ворон.
— Ну, а что ты хотел? — тетя Света вздохнула. — Первый ребенок — последняя кукла, первый внук — первый ребенок. Так что не затягивайте уж с этим. А что до гадания — Светлое Рождество сегодня, нечего бояться, нет у таких, как она, силы в этот праздник, мне так моя свекровь говорила, а она-то в этом деле разбиралась, поверь мне.
Хорошая женщина. И потому мне стало вдруг достаточно пакостно — знала бы она, в какую свистопляску я ее дочку втравил. Хотя нет — пусть лучше не знает, не надо. Мне и так паршиво, а после этого я вовсе ей в глаза смотреть не смогу.
Но, правды ради — не теща будет, а золото. Живет далеко, в столицу фиг поедет от хозяйства, и потому встречи с ней всегда будут короткими и нечастыми, а значит, радостными и приятными.
И на лето будет куда детей отправить.
После этой мысли я потряс головой — фига себе меня мысли-скакуны занесли. Какие дети, какое лето, какая теща? Нет, буколическое бытие разлагает.
Хотя тут летом, наверное, очень хорошо.
Впрочем, тут и зимой было неплохо, несмотря на то, что метель разгулялась, и мириады снежинок закружились вокруг нас, как только мы ступили за порог.
Но, елки-палки, как это было красиво! Сквозь серые тучи время от времени пробивались лучи солнца и подсвечивали снежный хоровод как бы изнутри, под ногами разлетались в прах наметенные за несколько часов невесомые сугробы, добавляя в круговерть метели новые силы.
— Пчхи, — чихнула Вика и потерла нос белоснежной меховой варежкой. — Отвыкла я от родного климата.
— В Москве такой метели не увидишь, — согласилась с ней сестра. — Там только мокрый снег бывает. Экология не та, загадили планету…
Родись Эля в начале двадцатого века, быть бы ей или суфражисткой, или революционеркой. Клеймить, протестовать и греметь кандалами на каторге.
Жили пресловутые Павловские совсем недалеко, пешком — минут десять идти, не дольше. Хотя тут все жили недалеко, это тебе не мой любимый город, в котором расстояния измеряются пробками и пересадками. И скажу вам так — есть в этом что-то притягательное. Тишина, размеренность бытия, некое подобие стабильности, поскольку здесь меняться особо нечему и спешить особо некуда. Это то, чего у меня не было никогда и никогда не будет. Наверное.
Хотя, если откровенно, это философия человека, рожденного в городе который никогда не спит. Мы, дети мегаполисов, именно так и представляем себе тихую гавань, которая якобы является для нас некоей панацеей от стрессов, бега на разные дистанции и постоянных "дедлайнов". Мы думаем, что в таких городках и деревеньках мы сможем наконец остановиться, отдохнуть душой и, может быть, даже задуматься о смысле жизни, чтобы понять, что мы неверно существовали.
Чушь это все, чушь и придумки литераторов с кинематографистами. Здесь, если копнуть поглубже, наверное, кипят такие страсти, от которых Шекспир удавится.
Да и не сможем мы сменить среду обитания, как бы ни старались. Морская рыба не живет в стоячей воде. Если уж ты окунулся в круговорот бытия в большом городе — ты навек в нем останешься, если даже не телом, то душой наверняка. И пребывание в любом другом месте, даже самом тихом и прекрасном, будет для тебя восприниматься как отпуск, и не более того.
Элька забарабанила в дверь дома — очень красивую и качественно сделанную, сразу видно, что не теперешней работы. Она мне напомнила паркетины в кабинете Старика — на ней тоже было видно каждую жилочку дерева, надо думать, большой мастер такую дверь делал. Да и дом был добротный, хотя и очень старый.
— Умели раньше строить, — донеслось до меня от машины, как видно, охранники думали о том же.
Дверь распахнулась, на пороге стояла грудастая молодка.
— О как, — сказала она вместо "здрасьте", на меня ощутимо пахнуло запахом недавно принятого спиртного, причем невысокого качества. — Сестрички Травниковы, сто лет вас видно не было. Вы ж теперь вроде птицы высокого полета, в столице нашей родины живете?
— Свет, хорош выделываться, — Вика скорчила рожицу. — Сама ж в гости звала позавчера.
— Так и память девичья, — накрашенный глаз молодки нахально мне подмигнул. — Что поделаешь?
— Так и будешь на пороге держать? — поинтересовалась у нее Эля. — Или мы пройдем?
— Заходите, коли пришли, — не стала спорить Светка. — Чего уж.
Если честно — я так и не понял, накой мы сюда приперлись. И нам тут не слишком рады, да и местечко то еще. Темно оказалось в доме, сыровато, здесь пахло мышами и какой-то кислятиной — то ли бражкой перебродившей, то ли капустой перестоявшей. Плюс меня отдельно напряг нестройный гул достаточно молодых голосов, который отчетливо был слышен в коридоре. Народу в доме было немало и он уже здорово поддал, что могло, в принципе, создать мне определенные проблемы. Не любят москвичей везде, кроме самой Москвы, чего уж греха таить. Исключение составляют, пожалуй, города-курорты, вроде Сочи, там москвичей как раз очень даже уважают, приблизительно так же, как животноводы любят коров-рекордсменок.
Ну, а поскольку исключения только подтверждают правила, вывод был прост — сейчас я рисковал огрести хороших… Ну, вы поняли. Если в трезвом виде москвичей просто не любят и над ними нехорошо подшучивают ("А чё, у вас в Ма-а-а-аскве правда все мужики гомосеки?"), то в пьяном могут и хорошенько отволохать, вкладывая в удары всю нелюбовь к тем, кто, по их мнению, забрал себе все народные деньги, мечты и чаяния.
И глупо объяснять, что мы не такие, и не следует судить о нашем городе и его жителях только по сериалам, детективам и программам в стиле "фэшн-ТВ". Все равно не поверят. А зря. Ну да, есть у нас всякие люди в городе, чего врать, наличествуют и такие, которых любить особо не за что, но их не так уж и много по факту. А остальные все живут так же, как и вся страна — от зарплаты до зарплаты. И еще спорный вопрос, где выживать легче — в наших каменных джунглях или здесь, в Касимове.
Я даже призадумался о том, что неплохо было бы высвистеть сюда хотя бы одного охранника, от греха, но довести это благое начинание до конца не успел — Вика прихватила мою руку и буквально вволокла в большую комнату, где за накрытом столом сидело человек десять, они выпивали, закусывали и оживленно о чем-то говорили.
— Опа-опа, — немедленно отреагировал на наше появление широкоплечий здоровяк в тельняшке-безрукавке и с татуировкой, из которой становилось ясно, что не так давно он успел отдать свой долг родине в воздушно-десантных войсках. Не скажу, что эта информация добавила мне оптимизма. — Это же Вика-Викуся из десятого "А". Ого, а ты, я погляжу, поднялась так неплохо. Да и вообще, выглядишь ничего так.
Это было правдой. Не то, чтобы другие девушки в комнате были одеты как-то не так, напротив, все было очень даже комильфо. Но да — Вика отличалась от них, причем я даже не могу сказать, чем именно. Лоском, что ли, каким-то внешним?
— Илюшка? — прищурилась Вика. — Илюшка Шишкун? Ничего себе тебя разнесло, а был глист глистом.
— Да вот, поднакачался мало-мало, — крепыш согнул руку и поцеловал вздувшийся бицепс. — Войска дяди Васи, туда абы кого не берут. Что ты хотела, детка, — это чистый экшн. Это тебе не просто так, это настоящее мясо, для мужиков.
— Н-да? Мясо? Экшн? — с сомнением сморщила носик Эля. — А разве не ты с Тагиркой Тимуровым года четыре назад по улицам шарился? Ну, с тем, которого Тагир-заде прозвали, за его… кхм… определённые склонности, назовем это так?
— Чего сразу "шарился"? — глаза Илюшки тревожно забегали по сторонам. — Мы соседи были — и по домам, и в школе за одной партой сидели. Просто дружба!
— Да мы верим, верим, — захихикала какая-то девушка за столом. — Все так тогда и подумали. Тагирка тоже так говорил, правда, таким тоном, с такими придыханиями…
Илюшка насупился, достал из кармана пятирублевую монету и начал ее сгибать и разгибать пальцами, как видно, разгоняя подступившую тоску суровыми мужскими занятиями. Экшн, чо…
Меня представили обществу, причем, против моих ожиданий, никто мне бубну выбивать не собирался, напротив — налили стакан вина и усадили за стол.
— Чем занимаешься? — спросил у меня немного повеселевший Илюшка после того, как я опрокинул в рот означенный стакан. — Бизнес или как?
— Или как, — не чинясь, я заел крепленое вино квашеной капустой, преотменнейшего засола, надо заметить. — Журналист я. Сочинитель, так сказать. Практикуюсь, светскую жизнь освещаю.
Пусть лучше думают так. Стоит ли всем знать "кто" да "что"?
— Бабские романы пишешь, что ли? — презрительно сморщился Шишкун. — Тьфу ты! Это разве дело?
Я не стал вступать с ним в дискуссию. Это было бессмысленно и небезопасно. Уж не знаю, каков этот крендель был в годы своей доармейской юности, прошедшей под светлыми флагами юношеской дружбы с неизвестным мне баловником Тагиром-заде, но сейчас он производил впечатление человека, который за неосторожное, а может, даже и просто непонятное слово, запросто мог сделать краниотомию без хирургических инструментов, анестезии и санитарок в накрахмаленных халатах.
— А бабуля твоя дома? — донесся до меня вопрос Эли, адресованный Светке. — Мне бы с ней поговорить.
— Понятно, — скривила та рот. — Это вы опоздали.
— Никак померла? — ахнула Вика. — А мамка говорила…
— Да помрет она, как же, — непочтительно хмыкнула Светка. — Она нас всех переживет, а то и детей наших. Не в этом дело. Здоровье-то у нее ого-го какое, а вот на голову она ослабла. Несет всякую чушь, хорошо хоть под себя не делается.
— Вот тебе и раз! — расстроенно сказала Эля. — А мы хотели, чтобы она нам погадала…
— Э-э-э-э, — махнула рукой Светка — Она уж года два как это дело забросила, до того ещё, как головой поплыла. А жаль, какая-никакая денежка нам за это дело капала.
— И много ли тебе пользы с той денежки было? — хриплый старческий голос, больше похожий на карканье, заставил меня, да и всех остальных, чуть ли не подпрыгнуть на месте.
Когда и откуда появилась грузная седая старуха в засаленном халате, никто не заметил. Но, тем не менее, она стояла в центре комнаты и обводила глазами притихших людей.
Не знаю, не знаю, насколько верны были слова Светки о том, что у этой бабули с головой не все в порядке, из-под клочковатых седых бровей нас буровил более чем вменяемый взгляд. Скажу больше — он был не просто вменяемый, он был какой-то даже оценивающий, выбирающий.
— Ба, ну чего ты вылезла? — недовольно сказала Светка и подошла к старухе, которая переводила свои буркалы с одного лица на другое. — Иди, иди к себе.
— Цыц, — ответила та, топчась на месте. — Помолчи уже.
— Ну и зря ты на старушку наговаривала, — сказал Светке Шишкун, ухмыляясь. — Как по мне — в себе она. Выглядит страшновато, но на чокнутую никак не тянет.
Да, выглядела бабуля жутко, было в ней нечто отталкивающее, пугающее — то ли неопрятность неухоженной старости, то ли еще что-то, что не объяснить словами. По крайней мере, Вика явно напряглась и переместилась за мою спину, я почувствовал ее руку на своем плече.
Старуха уловила движение, повернула голову в нашу сторону и уставилась на Вику.
— А я чуяла, — проклекотала она внезапно, вытянула морщинистую руку и ткнула пальцем в мою спутницу. — Я знала, что знак будет. Сегодня будет.
— Ну и что ты на это скажешь? — язвительно спросила Светка у Илюшки. — Знак она увидела теперь какой-то. Ба, иди к себе, а?
Бабка тем временем, не обращая внимания на просьбы внучки, довольно шустро приблизилась к нам, не отрывая взгляда от Вики, точнее, от ее груди. Мне стало любопытно, что она там такое углядела, я обернулся и увидел на ней кулон, тот самый, что в качестве новогоднего подарка ей передал Старик. Странно, что я сразу на него внимания не обратил.
— Ты кто есть-то такая? — вполне миролюбиво спросила Павлючиха у Вики.
— Травникова я, — пробормотала Вика, явно уже сожалеющая о визите сюда.
— Травникова? — старуха заклекотала, судя по всему, это она так смеялась. — Никак Таисьина внучка?
— Да, — кивнула девушка.
— От же, — от Павлючихи пахло так, что даже мне стало не по себе, что уж говорить о побелевших сестрах. Смешанный запах мочи и немытого старческого тела был просто невыносим. — Вот она бы посмеялась, узнав кому ее внучка служить подрядилась. А ты, стало быть, за мной пришла?
— Я погадать хотела, — окончательно растерялась Вика. — Теперь, правда, уже не хочу.
— Тебе? Гадать? — старуха окончательно развеселилась. — Да тебе-то это зачем? Твоя судьба уже сплетена, ее смотреть не надо, в ней же теперь уже ничего не изменишь. Ни добавишь в нее ничего, ни убавишь, так-то.
— Ну да, — подал голос Шишкун. — Твоя правда, Светуся, с головой у бабушки беда.
— Надо ее в дурку определять, — деловито заметила одна из девиц, сидящих за столом. — У меня бабка так же умом тронулась, так чуть дом не спалила ночью. Хорошо папка с бодуна мучался, за рассолом пошел к холодильнику, заметил. Светк, может звякнем куда надо, пусть машину пришлют с крепкими ребятами и носилками?
Старуха протянула толстый грязный палец к кулону, болтающемуся между грудей Вики, и осторожно потрогала его, загадочно улыбаясь. Бедная девушка даже дыхание затаила, уж не знаю от чего — от страха или от брезгливости.
— Бабуля, — мне все это надоело, да и супругу стало жалко, у нее в лице уже не было ни кровинки. — Шли бы вы уже. Раз с гаданием не сложилось — так и ладно, и ступайте баиньки.
— Баиньки? — старуха басовито захохотала, раззявив пасть и явив нам на удивление крепкие, молодые зубы. — Будут мне сегодня баиньки, не сомневайся даже. Крепко усну, ох, крепко! Так и хорошо это, заждалась уже…
— Вот и славно, вот и договорились, — примирительно сказал я, вставая со стула. — А мы пойдем, пожалуй. Так сказать — мир этому дому…
— Да куда тебе идти-то? — Павлючиха отсмеялась и уставилась на меня в упор. — Некуда тебе идти. Сам рассуди — куда может пойти тот, кто уже все потерял?
— Что я потерял? — мягко и терпеливо спросил я у старухи, стоящей на моем пути. Ну, а что мне делать, не толкать же плечом? — Я ничего не терял.
— Да все ты потерял, правда, и сам того не заметил, — в тон мне, по-доброму, ответила та. — Все потерял, а что не потерял — то сменял, по простоте своей да недомыслию. И теперь, чтобы найти все то, что потеряно, надо будет очень многое отдать. Да что там многое — все, что приобрел, да крохи того, что осталось у тебя, отдать надо будет, до самого донышка, и тогда у тебя появится махонький шанс на то, чтобы снова вернуть себе самое главное, что ты доброй волей выбросил.
У меня возникло ощущение, что сейчас мои мозги закипят. "Отдал", "потерял" — что за хрень эта старуха несет?
— Но все равно ты поумнее этой дурочки будешь, — старуха кивнула в сторону совсем уже белой Вики. — Ты-то напоказ свою новую личину не кажешь, а она ее как флаг на демонстрации несет. Потому у тебя этот шанс будет, а у нее нет. Хотя он ей и не нужен вовсе, ей и так хорошо.
На самом деле это все было уже не смешно, да и старуха, похоже, не так и безумна была, как мне сначала показалась. То, что она несет, здорово похоже на бред, вот только больно этот бред похож на кое-что другое.
— Бабуля, — вкрадчиво сказал я, намереваясь задать один вопрос, который давно меня мучал. А вдруг старушка и впрямь из тех, которые знают больше, чем человеку положено?
— Бабуля, бабуля, — старушка прищурилась и внезапно показала мне толстый шершавый язык. — Все, что хотела, я тебе уже сказала, большего не жди. И того-то говорить не стоило, как бы мне теперь это там не аукнулось. Но напоследок надо же чего-то доброе сделать? Да и знак вы мне явили, так что — квиты.
В комнате уже явно никто ничего не понимал, на лице Илюшки Шишкуна гуляла блаженная улыбка, Светка и остальные девушки знай хлопали глазами.
— Один вопрос, — попросил я старуху. — Только один.
— Отстань, пора мне, — отмахнулась та и поманила пальцем ту девчонку, что предлагала санитаров со смирительными рубашками позвать. — Иди-ка сюда, чего дам!
В руке у бабки невесть откуда появился золотой перстень с тускло блеснувшим камнем.
— Ба, с чего это ты ей собралась чего-то отдавать? — возмутилась было Светка, но ее подруга оказалась шустрее и, лихо сиганув через два стула, попыталась цапнуть украшение с ладони старухи.
В этот же момент Павлючиха неожиданно ловко ухватила ее ладонь, крепко сжала, глаза ее закатились под лоб, дыхание участилось.
— Отпусти! — взвизгнула девчонка, пытаясь освободиться, но это было тщетно — старуха держала ее крепко, очень крепко.
Светка, то ли перепугавшись за подругу, то ли за перстень, подскочила к парочке и было собралась чего-то сделать, но тут бабка громким басом рявкнула несколько слов на неизвестном мне языке, ее вместе с девушкой тряхнуло так, как будто через них пропустили электрический ток, и рухнула на пол. Рядом с ней упала и девушка, чью руку она так и не отпустила.
— Ё! — ошарашенно выдохнул Шишкун. — Экшн, твою мать! До серьезного недотягивает — но все же!
— Она, по ходу, не дышит, — одна из тех девушек, что сидела за столом ткнула пальцем в Павлючиху, не спеша, впрочем, вставать со стула. — Померла, кажись.
— А Ленка? — встрепенулся парень, который сидел рядом с ней. — Свет, глянь!
— Чего я-то сразу? — хозяйка дома опасливо встала на колени рядом с девушкой, все еще лежащей на полу, и поднесла ладонь к ее лицу. — Вроде жива. А бабка, точно, окочурилась. Вот же блин, теперь еще на похороны тратиться.
День был испорчен окончательно. После всей той чепухи, которая произошла в этом доме и которая давала большую пищу для раздумий, нам еще пришлось поучаствовать во всех официальных процедурах, сопутствующих внезапной кончине человека не в присутственном месте, сиречь — больнице. Нас опросила полиция, на нас таращились санитары труповозки и пьяненький социальный работник. После, между прочим, мне еще пришлось объясняться и с моей охраной, на лицах которых было написано одно: "Господи, ни дня без приключений!".
— Саша, потом заедешь в местный участок, пусть протоколы перепишут, — приказал старший охраны водителю. — Чтобы никаких упоминаний о Харитоне Юрьевиче и Виктории Евгеньевне в них не было, понятно? Денег дашь, сколько скажут. Знаю я эти дела, неровен час чего, так начнут их дергать сюда, просто так, для забавы.
— А обо мне? — вроде как обиделась Эля.
Арсентий повернулся ко мне и вопросительно поднял брови. Я утвердительно кивнул.
— И о сестре Виктории Евгеньевны тоже, — дополнил свою команду он. — Верно, если убирать упоминания, так обо всех сразу. И еще — предупреди их там, чтобы с остальными поработали, чтобы все, кто в доме был, о них забыли.
— Арсентий, — окликнула Вика старшего. — Мы завтра с утра уезжаем отсюда, ты тогда часам к девяти машины к дому подай.
— Еще одно верное решение, — кивнул старший. — И праздники заканчиваются, да и вообще… Сестра с нами поедет?
Эле явно не нравилось, что о ней говорят в третьем лице, да еще так, как будто ее вовсе тут нет, но и на электричке ехать ей явно тоже очень не хотелось, потому никаких язвительных реплик не последовало.
— Ты с нами? — устало поинтересовалась у неё Вика. — Или выпендриваться будешь, как всегда?
— Не буду, — буркнула Эля. — С вами.
Тете Свете мы про все происходящее рассказали, конечно. И, естественно, она нам выдала порцию фраз вроде "Никогда мать не слушаете" и "У них вся семья такая". Правда, под конец она, успокоившись, задала Вике вопрос, который меня немного удивил:
— Значит, перед этим она Ленкину руку ухватила?
Как выяснилось, девицу, руку которой перед смертью схватила Павлючиха, звали Еленой, и приходилась она семейству Травниковых дальней родней, троюродной племянницей с чьей-то стороны. Впрочем, тут, похоже, все были родня, в той или иной степени.
— Ну да, — подтвердила Вика. — Да сильно так!
— Жалко девку, — вздохнула тетя Света. — Ох, жалко. Ну да ладно, главное, что не вам сила досталась.
Мне стало жутко интересно, что она имела в виду, но тетя Света наотрез отказывалась говорить на эту тему. После же она узнала, что мы завтра уезжаем и совсем уж расстроилась, видимо окончательно выбросив все эти новости из головы.
Впрочем, возможный ответ на свой вопрос я все-таки нашел, правда, уже потом, ночью, в сети, когда покопался в наладоннике. Но он был настолько абсурден, что я, плюнув на все произошедшее, попросту уснул, рассудив, что утро вечера мудренее.
