Глава двадцатая
о второй встрече
Надо отметить, что такого количества одежды у меня, наверное, не было никогда. Даже не так — мне ее столько никогда не покупали, ни родители, ни тем более я сам. Я, в целом, со здоровым пофигизмом отношусь к этому вопросу, основной критерий шмотки для меня удобность, а потому если вещь, которая приходится мне по душе, не трет, не жмет и не вызывает раздражения расцветкой, то она носится до той поры, пока не приходит если не в полную негодность, то в вид, наводящий полицейских на мысль: "А не спросить ли у него паспорт, он точно не бомж?".
А тут за несколько месяцев вторая массовая закупка гардероба, и это при том, что я и до первого-то обновления толком не добрался.
— Куда столько? — кротко спрашивал я у Вики, которая с жутко сосредоточенным видом прикладывала ко мне какие-то джемпера, измеряла талию (Она нашла у меня талию! Офигеть…) сантиметром и объясняла девушке-служительнице, которая, судя по ее помятому виду, явно страдала головной болью и испытывала жуткую жажду, почему эту груду вещей надо унести и необходимо принести новую, побольше.
— Запас карман не тянет, — деловито поясняла мне моя избранница. — Тем более что все расходы на себя берут наши хозяева, грех таким случаем не воспользоваться.
— Это новость, — удивился я. — С чего бы такая щедрость?
— Понятия не имею, — пожала плечами Вика. — Пришла девушка, принесла корпоративную радеоновскую карту и сказала, что все расходы на гардероб и прочее корпорация берет на себя. Хотя еще тогда, когда мы заселились, Зимин говорил про что-то такое. Повернись. Да не так, боком. Киф, ты меня вообще слушаешь? Бо-ком! Да не тем! Господибожетымой, за что мне это все! Бо-ком! Стой ровно!
Я вертелся туда-сюда, время от времени горестно вздыхая.
— Красавицы Кадикса замуж не хотя-а-ат, — замурлыкала Вика, прикладывая к моей руке рукав свитера с оленями. — Вот этот померь, он вроде как очень даже неплох.
— Да ты офигела! — я глянул на рогатую звериную морду красного цвета, которая украшала этот свитер. — Я тебе чего, клоун?
— Это сейчас самое то, — с видом Самого Главного Знатока Современных Веяний в Моде сообщила Вика. — Ничего ты не понимаешь!
— И не собираюсь, — расстроил я ее. — И вообще — поехали домой. Задолбался я манекеном работать.
— Куда домой? — Вика уперла руки в бока. — Это мы твой гардероб заканчиваем комплектовать, а свой я даже еще примеривать не начинала!
Знаете, как мужчины оценивают качество магазинов одежды? Нет? Вот если в нем есть удобный диванчик для мужей, любовников, однокурсников и прочих страдальцев, вынужденно таскающихся со своими половинками по этим адским задворкам жизни — то это магазин хороший. А если его нет вовсе, или есть какой-нибудь низенький пуфик, сидя на котором даже ноги не вытянуть, и с которого то и дело тебя норовят согнать гражданки с горящим взором — то это не магазин, а фуфло. Высшая же оценка, которую мужчина может дать магазину дамского платья, звучит так: "А, так мы в этот лабаз идем? Не, он нормальный". Но она выдается очень редко и исключительно в тех случаях, если к удобному дивану еще добавлен телевизор и автомат со снеками, причем все это должно быть в шаговой доступности. Я такое видел только два раза.
Отдельной статьей проходят магазины и отделы с дамским исподним, они квалифицируются подавляющим мужским большинством как "Да иди ты нахрен, дорогая, вот мне больше делать нечего". Мужскому большинству дискомфортно в окружении прозрачности, кружев и ироничных взглядов работниц этих заведений. Да и ходить потом не всегда удобно, так сказать — только широкий шаг после них приемлем.
Здесь магазин был фуфлыжный, я с трудом пристроился на какой-то барный стул около запылившейся пальмы и задремал, время от времени реагируя на реплики Вики высказываниями вроде: "Ага", "Да нормально, чё ты", "Бери, платим все равно не мы".
Во взглядах охранников было немалое уважение, когда им пришлось в два захода перетаскивать покупки в машину, видимо, такое они видели не каждый день. Или наоборот, это было не уважение, а исключительно хорошо завуалированная усмешка. Люди непростые, поди пойми, что у них на уме…
Зато вечером я получил приятный бонус от этой поездки — Вике было не до меня. Она начала разбирать и мерять купленные вещи, чуть позже она еще и Генриетту вызвонила, по этой причине я был предоставлен самому себе, что меня вполне устраивало. Я облобызал ручку привычно сонной в это время суток сестре Зимина, отсидел пять минут, положенных по этикету, и пошел спать. Завтра будет трудный день и, надо полагать, бессонная ночь, надо набраться сил.
Когда Вика легла спать и ложилась ли она вовсе — мне неизвестно, но меня разбудил топот в прихожей и ее голос, бодро сообщающий кому-то, видимо, очередному курьеру из магазина:
— Нет-нет-нет. Что значит — "платите, и я пойду"? Сначала мы сверим комплектность заказа, после я проверю, все ли так кондиционно, и вот только потом…
Я накинул халат, затянул поясок и заметил, выходя из комнаты:
— Дорогая, если ты будешь и дальше скупать промышленные товары в таких количествах, то нам придется ехать на твою малую родину не на легковой машине, а на трейлере.
Курьер, молодой парень в фирменном пуховике, усмехнулся, Вика же укоризненно глянула на меня:
— Я не покупаю лишнего, поверь. И потом — я не каждую неделю езжу домой, и даже не каждый месяц.
— И не каждые полгода, — продолжил я за нее. — Только не упрекай меня в том, что я лишил тебя этой возможности. Я тут ни при чем.
— Очень остроумно. — Вика внимательно посмотрела на пол около моих ног. — Странно, не вижу пыли или песка. Шутка такая древняя, что или то, или другое должно было непременно просыпаться.
— Прогрессируешь, дорогая, — поцеловал я ее в щеку. — Очень неплохо сказано, не хуже, чем…
— Чем у кого? — саркастично посмотрела на меня Вика. — Чем у Шелестовой? Так сказать — у нашего мерила злословия?
— Молодой человек, я вам сейчас принесу стул, — сказал я курьеру. — Вам выпала возможность посмотреть первый акт трагедии "Скандал в "Радеоне"".
— А почему только первый? — заинтересовался курьер.
— Второй акт — он связан с примирением, уж извините, но ни смотреть его, ни тем более в нем участвовать вам никак невозможно, по ряду причин.
— Да тьфу на тебя! — покраснела Вика и повернулась к пареньку. — Давайте, где там подписать надо?
— Как так? — Курьер явно оказался парнем с неплохим чувством юмора. — А проверить все? Комплектность, целостность, наличие? Нет-нет, так не пойдет.
— Расплатись, — сунула мне Вика пластиковую карту, подхватила два немаленьких тючка, перетянутых липкими лентами, и удалилась в комнату.
— Терпи, мужик, — сочувственно сказал мне курьер, после того как я расписался в накладной, которая была аж на трех листах, и чиркнул картой по специальному устройству. — У тебя еще ничего жена, поверь мне, я видел, я знаю.
— Да? — с сомнением глянул я в сторону комнаты, где уже трещала отдираемая липкая лента. — Куда уж хуже?
— Есть куда. — Курьер снова хмыкнул. — Такие иногда стервозины бывают, что ты! Ладно, с прошедшим тебя!
За дверью его ждал крепкий охранник в костюме, все как полагается. Безопасность на высоте, сразу видно, что шериф вернулся в город. И еще — похоже, повысились наши ставки с Викой, если курьера провели прямо во внутренние помещения, а не нас вызвонили вниз.
А время уже поджимало, я как-то разоспался. И ведь никто даже в бок не толкнет, мол — вставай, приятель, время.
— Ты помнишь, что сегодня у тебя какая-то встреча? — поинтересовалась Вика, сидевшая на полу в окружении разнообразных коробочек, коробок и даже одной коробищи. — Палыч звонил, просил тебе про это напомнить.
— Давно звонил? — полюбопытствовал я.
— С час назад, — ответила Вика, открывая одну из коробочек и улыбаясь при виде статуэтки, изображающей мальчика в шортиках и девочку в шляпке. Дети были трогательные, щекастые, и все это было еще и со смыслом — мальчик дарил девочке цветок. — Прелесть какая! Это Машке Лепеховой, она такие вещи любит!
— У нее славный вкус, — тактично отметил я. — Не помнишь, куда я свои джинсы вчера засунул?
— Какие джинсы? — открывая следующий подарок, предназначенный для друзей и знакомых, спросила Вика. — Я так поняла, что встреча будет важная, и тебе костюм погладила с рубашкой, они висят в шкафу. Что ты все как гопник бегаешь?
А почему бы и нет? Ну, хотя бы в целях разнообразия? Предстану перед Еремой в нестандартном виде, шокирую его. Хотя… Что-то мне подсказывает, что если я даже туда с фиговым листочком на чреслах приду, то его не удивлю этим совершенно. Ему по ходу просто по барабану, как я выгляжу.
— И еще. — Вика оторвала взгляд от миниатюрной вазочки перламутрового цвета. — Особо не рассиживайся на этой встрече, нам еще сегодня чемоданы паковать.
— Чемоданы? — я повертел головой, оглядываясь. — Так у нас их нет?
— Пока. — Вика убрала вазочку в ее желто-псевдобархатное вместилище. — Через час привезут. Я хочу, чтобы ты помнил, где что лежит. И еще — ты должен запомнить, что кому мы дарим.
— Зачем? — обреченно спросил я.
— Извини, не так выразилась. — Вика встала, подошла ко мне и обняла. — Мне важно, чтобы ты помнил, что мы подарим маме с папой, может быть, ты даже скажешь по этому поводу небольшой спич, ну, как ты это умеешь. А ты это умеешь, я знаю. Ну и Эльке еще подарок, она, конечно, зараза редкая, но мне сестра все-таки.
— А что мы подарим Эльке? — заинтересовался я.
— А вот. — Вика отпустила меня и шустро отыскала приличных размеров коробку. — Она всегда любила всякие такие штуки.
В коробке были какие-то гребешки, палочки, брошки, каждая из которых лежала в своем гнезде.
— Это чего? — я потыкал пальцем в гребешок.
— Набор аксессуаров для волос, — пояснила Вика. — Дорогой такой, что мама моя! Она своей гривой гордится, хотя, как по мне, безосновательно, и очень любит такие вещи. Между прочим — сделаны из слоновьей кости. Из бивня, если изготовители не врут, конечно. Но вроде сертификат есть, там тоже про это написано.
Я на секунду завис, после потер лоб и откашлялся.
— Вик, а давай немного попонтуемся, — очень серьезно сказал я жене. — Давай ей скажем, что эта красота из бивня мамонта сделана?
— Да не вопрос, — с готовностью согласилась Вика, видимо, очень довольная тем, что я ее сходу не послал с этими делами. — Сертификат только вынуть надо.
Да, чую, весело мне будет в лоне семьи Травниковых. Мама с папой, сестры и я — залог крепости домашнего очага. Надеюсь, их фамильный особняк переживет наше совместное проживание. А я переживу это приключение. Да, кстати, об особняках.
— Слушай, солнышко, я все как-то забывал спросить. — Теперь уже я присел на пол рядом с Викой и обнял ее за талию. — У мамы с папой двухкомнатные хоромы или трехкомнатные? Собственно — может, я лучше в отеле поживу? Или, что было бы совсем уж идеально — мы поживем?
— Восьмикомнатные. — Вика хихикнула — моя рука проникла под её халат.
— Так ты богатая невеста? — удивился я. Восемь комнат? Они этаж выкупили что ли?
— Мой любимый московский мальчик, — Вика повернулась ко мне и потерлась своим носом о мой, — ты забываешь о том, что не все люди в России живут в панельных, монолитно-кирпичных и прочих высотных строениях. Очень-очень много человек живет в частных домах, зачастую постройки еще того века, причем я имею в виду не таунхаусы и коттеджи. Я говорю о простых домах, у которых есть свое личное крыльцо, а не подъезд, в которых поскрипывают лестницы, в которых пахнет деревом. Вот в одном из таких и живут мои родители. И я в нем жила тоже, пока не уехала покорять столицу.
— Ишь ты, — моя рука направилась в путешествие по приятно-прохладному телу Вики. — И нам перепадет одна из восьми комнат?
— Тебе перепадет, — мягко заметила Вика. — Мои родители консервативны, и пока они не увидят колец на наших пальцах, печатей в паспортах и не покричат "горько"… Ну, ты понял.
— Винтаж, — признал я. — И как же я без радостей плоти почти неделю жить буду?
— А я в ночи буду к тебе прокрадываться. — Вика задышала чуть тяжелее — я уже безобразничал в запретных зонах вовсю. — Это будет очень романтично.
— Ну да. — Я глянул на настенные часы — время еще было. Да и потом — праведник, если что, подождет. Он проповедует смирение и терпение, ну а я люблю грешить. Дадим каждому право заниматься своим делом. — А твоя сестра будет тебя выслеживать и выдавать строгим родителям. Давай будем авансом ее звать Хуанитой!
— Почему Хуанитой? — Наши лица были совсем близко, и мы уже оба дышали прерывисто. Ну да, она решила отплатить мне той же монетой.
— А как еще? Все это напоминает один из бесконечных бразильских или аргентинских сериалов, а главную интриганку в них почти всегда зовут Хуанита. Вот мы ее…
— Да ну ее в задницу! — Вика безжалостно смела в сторону коробки, коробочки и даже коробищу. — Какое мне до нее дело? Да и до всего остального тоже, мне сейчас нужно другое!
И я, конечно, на встречу опоздал. И, если честно, ни капли об этом не жалел.
Официант "Капитала", тот самый, что обслуживал накануне нас с Юлией, увидев меня, маленько сбледнул с лица, в его глазах мелькнуло затравленное выражение, и он судорожно сглотнул.
— Не-не-не, — вытянул я руки, успокаивая его. — Ее не будет, я тут с другими целями, не рандевушными. Меня здесь приятель ждать должен.
— Харитон, друг мой. — Из-за стола в конце зала мне замахал Ерема. — Я тут.
— А, вот и он, — сказал я официанту, на лице которого явно читалось облегчение от отсутствия со мной спутницы. — И тащите сразу ваши колбаски, те, что на здоровенной тарелке, они у вас очень вкусные. И соусов к ним, поострее. И пива кружку, светлого. Литровую!
— Какого? — поинтересовался официант — Нашего фирменного или же…
— Фирменного, — решил не мудрить я. Какая разница, все равно не разбираюсь во вкусовых пивных тонкостях.
А чего скромничать? Платит приглашающая сторона, а потому я собираюсь как следует облегчить ее кошелек. Поесть дома я не успел, а та произвольная программа, которую мы прошли с Викой, порядком раззадорила мой и без того неслабый аппетит. А что я пиво не пью, как правило… Ну, раз в год и палка стреляет.
— Народу у вас прибавилось, — заметил я, проходя мимо столиков, за которыми сидели люди, налегающие на простую и вкусную немецкую кухню.
— Третье число, — пояснил официант. — Многим надоели "оливье" и заливная рыба, вот они и выбираются в город поесть. Каждый год одно и то же.
— Харитон. — Ерема протянул мне руку, я ему ответил тем же и заметил, как он скривился, заметив на моем пальце перстень, подаренный Стариком. Но рукопожатие все-таки состоялось.
— Какое безвкусное украшение. — Ерема брезгливо дернул щекой, глядя на черный камень. — Зачем оно вам?
— Подарок, — не стал скрывать правду я. — Опять же — импозантная штука. Неформат.
— Да уж. — Ерема улыбнулся, но видно было, что через силу. — Что-то закажете?
— Так уже, — бодро отрапортовал я. — Колбасок и всего другого. Составите компанию, там блюдо на четверых рассчитано?
— Я не употребляю мясо. Но я уже заказал овощи, так что, в определенном смысле, компанию я все-таки составлю.
Нет, он не пророк. Он святой. Мяса не ест, за опоздание не упрекнул, смотрит кротко, аки птаха.
— Ну, надеюсь, вид того, как я буду жадно и смачно кусать эти упоительно горячие, острые и жирные колбаски, брызгающие пряным и ароматным соком в разные стороны, и запивать их светлым, чуть горьковатым и очень холодным пивом, вас не смутит? — невинно поинтересовался я.
— Совершенно, — по-детски улыбнулся Ерема. — А вы меняетесь, Харитон, меняетесь. Вы научились искусству подавать пороки как благодеяние, а это серьезный шаг.
— Вперед или назад? — откинулся на спинку тяжелого дубового стула я.
— А это с какой стороны посмотреть, — не стал чиниться Ерема. — С моей — назад, а с вашей… Решите для себя сами.
— Пока не могу. — Я понимал, что сейчас иронизирую над своим собеседником, который смотрел на меня каким-то просто всепонимающим и всепрощающим взглядом, но удержаться не мог. — На пустой желудок у меня отсутствуют способности к системному анализу.
— Ваше пиво. — Официант положил на стол квадратик подставки и опустил на него литровую запотевшую кружку пива. — Через пару минут будут колбаски. Может, еще какие-то горячие закуски желаете?
— Нет-нет, — ответил я. — Спасибо.
Я отхлебнул фирменного "капиталовского" пива. А чего — недурственно. Не слишком горькое, чуть пряное. Очень даже.
— Как встретили праздник? — поинтересовался я у своего собеседника.
— Праздник еще не настал. — Перед Еремой поставили тарелку с овощами, приготовленными на гриле, он одобрительно глянул на официанта. — Благодарю вас. Так вот — до праздника еще три дня.
— А, Рождество. — Я вертел головой в ожидании своей снеди. Желудок от запахов еды и попавшего в него пива уже собирался пожирать сам себя — Да, светлый праздник, не стану спорить.
— Если вы не против, я бы перешел к основной теме нашего разговора. — Ерема не приступал к еде, он то ли из чувства такта ждал, пока принесут мой заказ, то ли просто есть не хотел.
— Можно, — не стал спорить я. — Но я, если вы не против, совмещу это дело с трапезой, ибо зрю, как к нам приближается податель благ земных в красном фартуке и с большим блюдом!
Ерема чуть поморщился. Ага, задел я тебя. Не по душе тебе моя аналогия.
— Ваш заказ. — Официант поставил передо мной огромное блюдо, копию вчерашнего.
— Дай тебе бог жену хорошую, приятель, — искренне пожелал я парню счастья, освободил приборы от салфетки и вонзил вилку в ближайшую колбаску. — И — детишек побольше.
— Пожалуй, сперва поедим, — посмотрев на меня, сказал Ерема и тоже взялся за вилку и нож.
Это было вкусно. Черт, я так проголодался, что убрал почти всю еду с огромного деревянного блюда, рассчитанного на четверых.
— Уффф. — Я вытер салфеткой рот и очень по-доброму посмотрел на пророка. — Нет, не понимаю я вегетарианцев, уж извините. Вот так, сознательно, лишать себя таких радостей, такого праздника? Нет, не понимаю. Отказываюсь понимать.
— Люби свою веру, но не осуждай другие, так говорят мусульмане. — Ерема отправил в рот кусочек болгарского перца. — Я не навязываю другим то, во что верю сам, но стараюсь донести до них свою веру.
— Насколько я помню, изначально ваша вера отрицала других богов. — Я отхлебнул пива. — Первые проповедники отчаянно жгли старых кумиров, уничтожали жрецов и волхвов, разве не так? Да и друг дружку тоже, достаточно вспомнить гугенотов и католиков.
— Были перегибы, — согласился Ерема. — Но в любом деле случаются проколы, ошибки, неверное понимание ситуации.
— Не во всяком деле цена ошибки — миллионы жизней, — возразил я. — Впрочем, это теософский спор со сроком давности лет эдак…
— Он вечен. — Ерема отложил вилку в сторону. — И поверьте, у меня аргументов больше, чем у вас, потому я предлагаю его завершить. У нас разные категории.
— Весовые? — предположил я.
— Нет, — негромко засмеялся Ерема. — Скажем так — видения ситуации. Поговорим о другой вещи, тоже очень важной. Поговорим о вашей безопасности.
— Как вы громко назвали то, чего у меня нет, — печально заметил я. — Так меня и норовят убить злые люди. Вы, кстати, не знаете случайно, кто?
— Увы, — опечалил меня Ерема. — Мы вышли на одного из исполнителей, но он ничего толком не знал. Все, что мы от него смогли узнать, это то, что был некий заказчик, он же и составитель планов по вашему захвату. Но кто он, откуда, имя, внешность — этот бедняга ничего не знал. Его с друзьями приставили к некоему человеку, чтобы он был на подстраховке и, если надо, помог тому физически, но и только.
— Фига себе — бедняга. — Я понял, что речь идет о ком-то из тех, кто меня пас у подъезда, из тех, кто убил Алексея — Таких бедняг в мешок надо зашивать и в сортирах топить.
— Но это все, что мы узнали, — повторил, пропустив мои слова мимо ушей, Ерема. — Увы и ах. И описать того человека, у которого он был подручным, он тоже не смог, не видел его лица, оно все время было у него закрыто.
— Жалко, — вздохнул я. — Порядком надоело от каждой тени шарахаться и в туалет с охраной ходить.
— Мы можем предложить вам убежище, — с готовностью предложил Ерема. — Одно слово — и вы под нашей защитой, и, поверьте, более надежного заслона от любых бед вам не найти. Мы очень заинтересованы в том, чтобы ваша жизнь была в безопасности.
— Спасибо, конечно, — на полном серьезе, без тени иронии произнес я. — Но у меня уже есть те, кто меня защищает.
— Они вас не защищают, — мягко, как маленькому, сказал Ерема. — Они вас используют. Вы для них марионетка, живец, полигон…
— Жнец, швец и на дуде игрец, — перебил я его. — Послушайте, милейший Ерема, мы с вами видимся не в первый раз, и всегда все сводится к одному — они плохие, мы хорошие, уйди от них, приди к нам. А к кому — вам? Вот вы мне прямо сейчас, честно и прямо, можете сказать — кто вы? Кто они? Ну? И, может быть, я приму то решение, к которому вы меня так усиленно склоняете? И самое главное — зачем я вам так нужен? Я самый обычный человек, грешный, простой. Чего ради весь этот хоровод вокруг меня кружится?
Вот ведь как меня все это допекло, а? И это ведь я пиво пил. А коли водки бы хватанул?
— Мы — Консорциум, — с каким-то недоумением сказал Ерема. — Они. — "Радеон". Что я вам еще могу сказать?
— Недопоняли мы друг друга. — Я отпил еще пива и вцепился зубами в колбаску. — Не хотите вы мне глаза на происходящее открыть. Ну и шут с вами, стало быть, все остается по-прежнему, и не говорите потом, что я не делал шаг вам навстречу.
— Правда всегда прекрасна, но бывает и так, что она губительна, — пробормотал Ерема. — Есть вещи, которые надо знать всем, есть вещи, которые надо знать избранным, и есть вещи, которые…
— Я понял, понял, — замахал я рукой. — Все, что делается, делается для моей пользы. Христос с вами, пусть будет так. Только тогда отдайте нам с этой же целью того гопника, что вы взяли в плен. Нам есть, о чем с ним поговорить, и должок за ним кое-какой остался.
— Он уже понес свое наказание, — строго сказал Ерема. — Поверьте. Ваше мщение — смерть, а наше мщение жизнь. И спорный вопрос, кто из нас более жесток.
— "Ваше" — это мое? — уточнил я. — Я не убийца, не маньяк и не насильник. Я просто человек.
— Это вы так думаете, и напрасно. Вы очень близки к тому, чтобы стать не тем, кем были, — печально сказал Ерема. — Увы, но ваша душа уже сильно изменилась, хотя ваше сердце все еще бьется и кровь струится по жилам, но вы уже иначе смотрите на мир. Я вас предупреждал об этом, и не раз, но вы были глухи. Хотя дорога назад еще есть, поверьте.
— Вы знаете, что более всего меня в вас, извините, раздражает? — абсолютно спокойно сказал я ему. — Все эти ваши намеки, полутона, лакировка. Да и не только ваши, мои работодатели тоже хороши. И вот все вы пытаетесь заставить меня что-то сделать так, как нужно вам, они по-своему, вы — по-своему, и пугаете, пугаете. Кем я стал? Оборотнем? Вампиром? Что за дичь, милейший Ерема? Гляньте за окно, там ездят машины, летают самолеты, и когда наступают сумерки, зажигаются фонари. Электрические! Я — это я, и более никто. Я человек, им рожден и им умру. И никто — ни вы, ни они, никто не сможет заставить меня сделать то, что я не хочу. Упросить — можно. Даже купить — реально. Но заставить…
— Тогда снимите перстень, — никак не отреагировал Ерема на мою горячую речь, он был все так же невозмутим. — Вот прямо сейчас.
— Да с чего бы? — снизил тон я.
— Считайте это моей финальной просьбой. — А в нем что-то изменилось. Тон, взгляд, кулаки, сжатые до белизны, лежат на столешнице. И где тюфяк и мямля, что степенно ел овощи? — Я прошу вас снять перстень.
— Спасибо, что не штаны. — Зря он так. Я ведь теперь из принципа упрусь, я себя знаю. — Ладно, пойду. Дела у меня еще.
Я тряхнул часы, с которыми теперь, выходя из номера, не расставался. Не нравятся мне такие метаморфозы. Хотя все равно ничем меня он не удивил. Что в тот раз был какой-то детский сад, что в этот…
— Я бы на вашем месте выполнил просьбу моего коллеги. — А это уже не Ерема, это кто-то стоит за моей спиной.
Тяжелая рука опустилась мне на плечо, буквально вдавив в стул. Что я там говорил про детский сад?
— Харитон, я вас прошу о двух одолжениях, — вроде как и привычно мягко, но со сталью в голосе сказал Ерема. — Снимите перстень и проследуйте с нами. Это нужно вам больше чем нам, поверьте. Если бы не особые обстоятельства, я бы не стал этого делать, но вы не оставили мне выбора.
— Была одна просьба, стало две, — саркастично бросил я. — Опять же, как вы мне по телефону говорили? "Просто посидим, поговорим". Эх, доверчивость меня сгубила, доверчивость. Говорили мне умные люди — не верь всякой шантрапе.
— Как ты назвал пророка Иеремию? — прогудел голос сзади, и началась фигня.
Мою голову как будто зажали в тиски, в висках бешено застучала кровь, и я понял, что меня, по ходу, убивают.
— Марк, остановись. — Это Ерема. — Я приказываю тебе!
— Отпусти мальчишку. — А это кто?
Жуткие ощущения сгинули, как будто их и не было, только шея болела.
— Киф, ты как? — я обернулся (блин, больно) и увидел незнакомого мне человека, который прислонил дуло пистолета к боку довольно крепкого блондина с очень красивым породистым лицом, перекошенным невероятно злобной гримасой.
— Шея болит, — ответил я.
— Само собой, он тебе ее чуть не свернул, — хмыкнул мой спаситель. — Давай на выход, пока мы тут этих шутов гороховых на прицеле держим.
Я глянул в зал и криво улыбнулся. Некоторые посетители ресторана сидели так, как будто кто-то им скомандовал "замри", при этом руки у большинства из них находились под столами.
— Он не собирался сворачивать вам шею, просто немного погорячился, — спокойно сказал Ерема. — Мой друг еще очень молод, а потому несдержан. Я приношу вам извинения за него и обещаю, что наказание его будет соразмерно провинности. И все-таки, Харитон — одно ваше слово, и мы покинем эту корчму вместе. Не знаю, будет ли еще у тебя шанс изменить свой путь, так не упускай этот.
— Я не верю вам. — Грохотнуло отодвигаемое мной кресло. — Не верю.
— Очень жаль, что всякий раз что-то мешает нам понять друг друга. — В голосе Еремы была вселенская печаль. — Что-то или кто-то.
— Киф, уходи, — сказал сзади тот, кто меня, похоже, спас. — Не задерживайся здесь.
— Надеюсь, вы оплатите счет? — поинтересовался я у Еремы, на что тот кивнул. — Ну и славно. Мне пора.
— До встречи, — негромко сказал пророк. — Я верю, что она состоится.
— Уж и не знаю, радоваться мне этим словам или огорчаться, — съязвил я напоследок. — Простите за банальность — но лучше прощайте. По крайней мере, хотелось бы в это верить.
— Блажен, кто верует, — негромко сказал Ерема.
— Да, вот еще что! — блин, ведь чуть не забыл о поручении Старика, что крайне неблагоразумно. — Валериан Валентинович просил вам передать следующее. "Радеон" не имеет к вашим хозяевам никаких претензий за те два силовых инцидента, что случились со мной, и не станет предъявлять никаких требований на возмещение ущерба.
— Он сказал так, а что скажешь ты? — Ерема улыбался, причем, как обычно, без второго дна. — Если у кого и должны быть претензии, то не у него, а у тебя.
— А я воздержусь от суждений. — Самое забавное, что я не знал, что сказать по этому поводу. Претензии у меня были, большие и серьезные, но не к ним же? — По тем двум случаям — нет. А по сегодняшнему — подумаю.
Ну что, последнее слово осталось за мной, и, пожалуй, мне пора валить отсюда, от греха подальше.
Я прошел мимо все так же недвижимых людей и у выхода столкнулся с официантом.
— Мой приятель оплатит счет, — успокоил я ресторанного служителя, заметив нервный тик на его лице.
— Да это ладно, — отмахнулся тот. — Скажите, а вы завтра придете к нам?
— А вы с какой целью интересуетесь? — даже опешил я.
— Если придете — я выходной возьму, — мученически произнес официант. — Очень вы беспокойный клиент. Всякие люди у нас бывают, и ситуации тоже, но чтобы такие геморрои два дня подряд… Я уже хотел в набат бить и милицию вызывать, но мой шеф сказал, что не надо, но как по мне…
— Не-не, завтра не приду, — успокоил я его. — Хотя мне у вас понравилось, всем своим друзьям ваш ресторан буду рекомендовать.
— Не надо, — взмолился официант. — Пожалуйста!
— Как скажете, — не стал расстраивать парня я и взял пуховик, который мне подал служитель гардероба.
Я оделся, вышел на улицу, где меня буквально зафиксировали между собой двое знакомых мне охранников, и через пару минут оказался в машине. По дороге к ней я все вертел в голове слова, сказанные тем, кто прикрыл мою спину, и которые донеслись до меня, когда я выходил из ресторана:
— Ну что, родственнички, поговорим?
Ерема, конечно, жуком еще тем оказался, но зла я ему не желал. Надеюсь, там все закончится миром.
— Уфф, — плюхнулся я на заднее сидение и сказал водителю: — И как в меня столько еды влезло?
— Киф, ты молодец, — с переднего сидения ко мне повернулся Азов. — Ты умница.
— О, Илья Палыч, — удивился я. — И вы здесь?
— Ну а где ж мне быть? — хохотнул Азов. — Вот, бдил за тем, чтобы тебе никто не навредил.
— Это да, — потрогал я шею. — Представляете, мне там сейчас чуть голову не открутили, в прямом смысле. И здоровый же лось этот Марк, еще мальца — и настал бы мне карачун.
— В курсе, в курсе. И, если тебя порадует — ему так холку намылят, что мало не покажется. — Азов потер руки. — Но в целом все они такие в Консорциуме. Чуть не по их воле что происходит — и вся позолота мигом слетает. Вот и оцени разницу в отношении к хорошему человеку, а конкретно к тебе.
Если в курсе, мог бы этого и не допустить. Или наоборот — это и должно было случиться?
— Да это понятно все, — я расстегнул пуховик. — Другое удивило — больно все это было как-то топорно сделано, показушно. Как в плохой пьесе. Нереалистично, я бы сказал.
— Мыслитель. — Азов перегнулся через сидение и потрепал меня по волосам. — Не забивай себе голову всякой ерундой, хорошо? Ты же завтра в Касимов едешь? Вот и езжай себе. Подыши чистым воздухом, на лыжах походи, водки выпей с папашей Виктории. Деньги есть?
— Наверное, — пожал плечами я. — Казной Вика ведает.
Забавное дело — раньше мне денег все время не хватало, и я точно знал, какая сумма у меня есть на жизнь. А сейчас я вовсе об этом не думаю, потому как живу на всем готовом, и это, между прочим, плохо. Все когда-нибудь кончается, и это пройдет, а жить будет сложнее — к растительному существованию уже привык, поди отвыкни. Прав народ — не жили хорошо, и нечего начинать было.
— Скажу кому надо — пусть тебе материалку выпишут, — деловито сказал Азов. — Мало ли — подарки какие будущим родственникам купить, еще чего.
— От денег не откажусь — я же не дурак, но тех подарков уже вагон с тележкой в нашем номере лежит, — отмахнулся я. — Не знаю даже, как мы их в машину потащим, там грузчиков вызывать надо. Едем-то на четыре-пять дней, а набрала Вика с собой столько, что волосы дыбом встают.
— Женщина, чего ты хотел. — Азов развернулся и скомандовал шоферу: — Поехали.
А из "Капитала" за то время, что мы беседовали, так никто и не вышел. Даже покурить.
— Быстро ты. — Вика стояла над кроватью, на которой были разложены груды вещей. Она больше всего напоминала скульптора в мастерской, в тот момент, когда он смотрит на кучу глины или на кусок мрамора и прикидывает, как из этого ничего сделать что-то. — Фу, ты пил пиво?
— Маленькую кружечку, — я шмыгнул носом. — Чтобы, стало быть, вкус хоть вспомнить.
— Теперь будет весь вечер этой гадостью пахнуть. — Она снова принюхалась. — И еще чесночное что-то ел? Орел! Ну да ладно, хоть теперь точно знаю, что не у бабы был, кто такой аромат, кроме меня, терпеть станет? А ну марш зубы чистить!
— Придумаешь тоже, — проворчал я. — Откуда такие фантазии только в голову приходят?
— Да вчера как-то беспокойно было. — Вика переложила какое-то платье из одной кучки в другую и снова впала в задумчивость. — Не знаю почему.
— Напридумываешь вечно. — Я решил не рисковать и отправился в ванную. Вот ведь чуйка у нее. Как у Джульбарса какого-нибудь…
Вика эдак зависала над вещами еще с полчаса, я чуть не задремал, но потом, видимо, кусочки паззла сложились в общую картину, и все в миг изменилось.
Чемоданы начали заполняться, причем время от времени мое внимание обращали на то, что "Этот свитер — вот здесь", "Носки в этом кармашке", "Вот здесь носовые платки".
Причем это еще и сопровождалось провокациями, то есть периодически Вика сверлила меня взглядом контрразведчика и внезапно спрашивала:
— Где носовые платки?
— Там, — вяло отвечал я, показывая рукой на чемодан.
— Там — где?
— Внутри, — зевал я. — Вик, у меня есть рукав и палец, на кой ляд мне твой платок?
— Я не хочу, чтобы кто-то не то что сказал, а даже подумал, что ты у меня дурно воспитан.
— Так я у тебя дурно воспитан, — заверил ее я. — Это на самом деле так.
— Наговариваешь на себя. — Вика застегнула один чемодан. — Любишь ты это дело — шлангом прикидываться. И зря, между прочим, тебе не идет.
После подарков папе и маме (кстати, надо своим старикам позвонить, как они там. И еще, оказывается, Вика им купила от нас подарки. Молодец, я-то это каждый год забывал делать), которые были мной изучены и одобрены, меня, к великой радости, отпустили покемарить в маленькую комнату. И это было замечательно, поскольку я даже не представлял, сколько времени я проведу в игре нынче ночью. А выезжать — утром, часов в восемь, так что, может, и вовсе спать не придется.
Глаза я продрал в районе десяти вечера, рядом сопела Вика, которая, судя по всему, собралась полностью и тоже решила лечь пораньше. Только с чего на этом диване, чего не в большой комнате? И ведь поместилась, и даже полпледа у меня отжала.
В большой комнате был филиал вокзальной камеры хранения, что объяснило мне присутствие жены на нешироком диване. Здесь было очень неуютно…
А в игре была ночь. Небо было чистое, звезды яркие, по стенам бродили стражники — все как всегда.
Я, сразу же по появлении в игре, запустил руку в сумку, достал свиток портала и отправился на уже родное мне кладбище. Надо было поспешать — Назир неведомыми путями узнавал о моем прибытии в Файролл и всегда очень быстро оказывался рядом, а брать его с собой сегодня я не собирался. Не хватало еще того, чтобы ибн Кемаль узнал о моем знакомстве с Бароном. Это все равно что ему на хранение свою жизнь сдать, добровольно…
Я пролез в знакомый провал и помахал рукой паре скелетов, которые стояли друг напротив друга и скрипели челюстями. Надо полагать, делились последними новостями и обсуждали беспардонное и вызывающее поведение дождевых червей.
— Привет, — подошел я к ним. — Барон дома, не в курсе?
Черепа неупокоенных, скрипя и похрустывая позвонками, повернулись ко мне и синхронно кивнули.
— Он у склепа? — на всякий случай спросил я. — Или, как Мороз-воевода, обходит владенья свои?
Синхронность потерялась — один скелет подтвердил мои слова кивком, второй им же опроверг.
— Вот же, — обескураженно сказал я и почесал нос. — А где он сейчас вообще?
Лучше бы не спрашивал — все стало совсем непонятно. Один скелет ткнул пальцем-костяшкой налево, второй — направо.
— Слушай, тут у вас темно, заплутаю еще, — задушевно обратился я к тому неупокоенному, что был повыше. — Проводи меня к нему, а?
Скелет замахал руками, показывая на собеседника, зашаркал ногой и взял его под руку.
— Блин. — Я понял. Это не собеседник у него, а собеседница. У них свидание. — Извини пожалуйста, я же не знал. И вот еще что — сударыня, вы прекрасно выглядите.
Ходячая засмущалась, прикрыла оскаленный в улыбке череп такой же костлявой ладонью и потупилась.
— Удачного свидания, — раскланялся я с ними. — И славной ночи!
Я был удостоен шарканья ступней с одной стороны и реверанса с другой. После скелет взял скелетиху под ручку, и они пошли вдоль могил, причем галантный кавалер то и дело поднимал руку к полной луне, видимо, читая стихи. Ментально, надо полагать.
— Вот какая она, любовь загробная, — даже как-то позавидовал я этой парочке, после повернулся к ним спиной и зашагал к тому месту, где, по моим прикидкам, должен был находиться Сэмади.
Глава двадцать первая, последняя
в которой раздается грохот и сверкает пламя
Заплутать мне не пришлось. В какой-то момент, скитаясь между могилами, я услышал голос Барона, который громко раздавал указания, через слово упоминая матушку, правда неясно чью — свою или собеседника.
Вскоре я вышел к знакомому мне склепу, что позволило мне окончательно убедиться в том, что кроме страхолюдности и кровожадности, больше ничего в черепах рядовых скелетов нет. Нет, наличия мозгов я там и не предполагал изначально, но о крохах некоего заупокойного интеллекта подумывал время от времени. И зря. Нет там его, если они даже не смогли мне дать понять, что их хозяин сейчас находится там же, где и всегда.
Сэмади сидел в огромном черном кресле с высокой спинкой. Очень высокой — она торчала над его головой, и это при том, что повелитель мертвых был далеко не карлик и не задохлик. Кстати — тонкая, однако, работа. Верх кресельной спинки был произведением столярного искусства и изображал из себя десяток змей, переплетшихся чешуйчатыми телами и злобно кусавших друг друга. Жутковатое, но красивое зрелище.
Впрочем, не думаю, что Барону было дело до красоты, тут главное, что сидеть удобно. К тому же он был еще и занят делом — с суровым видом он наблюдал за парой десятков зомби, которые занимались общественно-полезным трудом — благоустраивали собственность Сэмади, а именно — убирали мусор, который скопился то ли за предыдущие века, то ли после давешнего праздника. На них он и матерился, поскольку рабочие из зомбаков были так себе, прямо скажем.
— Природу бережем? — поинтересовался я у хозяина кладбища, который в знак приветствия приподнял над головой цилиндр. — Или так, плановая уборка территории?
— Что-то вроде этого, — подтвердил Сэмади. — Тут недавно к нам двое смертных зашли, так мне даже стыдно стало.
— Да ладно? — не поверил я. — Тебе?
— Представь себе. — Сэмади скорчил грустную гримасу. Точнее — он ее задумал как грустную, но вышла она жуткой. — Идут они по погосту и обсуждают то, что кладбище, видите ли, грязное, неухоженное, и что приличные противники тут вряд ли водятся, поскольку в таком бардаке серьезный элитник или именной монстр жить не будут. Не знаю, что такое "серьезный элитник", и про второе существо слышу впервые, но мне стало жутко стыдно.
— Обоих убил? — полюбопытствовал я.
— Ну, не сам, конечно, — кокетливо ответил Сэмади. — Мальчиков послал. Но по сути эти двое были правы? Грязь, деревья поваленные, отходы жизнедеятельности разные. Как я сам этого не замечал?
На уборке отходов жизнедеятельности (а она велась совсем неподалеку, это было ясно по запаху) у него трудилась парочка редкостно замызганных зомби, причем разнополых. Колоритная, к слову, была парочка — один, тот, который мужского пола, сохранил на лице остатки прижизненной щетины, на шее у него болтались два совершенно невзаимосвязанных предмета — чернильница и свисток. Дама же, по какой-то неизвестной мне причине, постоянно прикрывала лицо одной рукой, из-за этого второй ей мало что удавалось сделать, и в результате она отчаянно перемазалась тем, что убирала.
— Фига себе, — показал я на странную парочку. — Ты где таких красавцев откопал?
— Да там, почти за оградой. — Сэмади иронично заулыбался. — Забавные ребята. Тот, который мужского пола, теперь уже условно, конечно, был владельцем, редактором и автором затрапезной местной газетенки, при этом он абсолютно не думал о том, что писал, и охотно брался судить о вещах, в которых совершенно не разбирался. Эдакий рефери без страха, упрека, стыда, совести, инстинкта самосохранения и еще много чего.
— Обычное дело, — даже не улыбнулся я. — Куча народу так существует, а те, которые в газетах работают — почти все такие.
— Это да, — согласился Барон. — Хотя этот — отдельная песня, поверь. Тут такая беда, что клейма ставить некуда.
— А гражданка при нем? — полюбопытствовал я, поморщившись. Упомянутая дама, все так же прикрывающаяся рукой, вновь облилась редкостно вонючей жижей известного происхождения. — Она кто?
— Помощница и редактор, — пояснил Сэмади. — Так сказать — и в посмертии рядом. Но вообще, я сейчас реализовал некую высшую справедливость, поместив их после кончины туда, куда они окунали других при жизни. Согласись — есть в этом что-то сакральное?
— Не без того, — признал я. — А чего она все рукой прикрывается?
— Я приказал. — Сэмади кинул в рот орешек. — И поверь — если даже мертвые на что-то смотреть не могут, то живым этого точно лучше не видеть.
Забавно, это что ж там такое? Впрочем — какая разница. Что я, зомби не видел?
— Как скажешь, — сказал я Барону. — Да и не до того мне нынче, дел за гланды. Я к чему это говорю — мы вроде как сегодня собирались наведаться в одно очень укромно запрятанное место?
— Есть такое, — подтвердил Сэмади. — Собирались.
Не понравилась мне эта фраза, было в ней что-то неправильное, если точнее говорить, то за ней должно было последовать… Впрочем, сразу и последовало.
— Вот только одно "но" есть, — лениво произнес Сэмади. — Надо нам с тобой прежде кое о чем договориться.
— О чем именно? — ну что — все как всегда. Никто ничего бесплатно делать не хочет, любому всегда что-то да надо от меня. Черт, я начинаю понимать кенига Харальда. В самом деле, все в один голос только и твердят — "дай, дай", и хоть бы кто-нибудь сказал: "На". Ну, кроме Седой Ведьмы, хотя и та наверняка меня облагодетельствовала с дальним прицелом.
— Я помню, что тебе надо пройти в урочье Белого Пламени, и готов отвести тебя туда. — Барон повертелся в кресле, устраиваясь поудобнее. — Более того — я знаю, что ты будешь искать и другие места, вроде этого, и берусь тебе помочь с ними. Но за это ты должен поклясться мне в том, что вернешь в этот мир Чемоша, моего отца.
— Ты сын Чемоша? — невероятно удивился я. Нет, некая связь между ними для меня не была новостью, но я так думал, что они учитель и ученик.
— Не по крови, но по духу, — наставительно произнес Барон. — А такие вещи — они посильнее кровного родства.
— Слушай, а как я его верну? — вот здесь я просто-таки не знал, что делать. — Понимаешь, я же не для забавы ищу это место, у меня есть некая цель…
— Цель твоя мне понятна, — успокоил меня Барон. — Хотя я ее и не одобряю, но у каждого есть право на совершение глупостей. Не волнуйся, твоя цель останется приоритетной, и если будет стоять вопрос о том, что в этот мир из Великого Ничто сможет вернуться только кто-то один — потаскуха Месмерта или великий делатель Чемош, то пусть в него снизойдет она. Но если будет шанс вытащить сюда обоих — то ты должен будешь сделать то, что я у тебя прошу.
И этот туда же. Причем не скажу, что я этого ожидал, мне казалось, что его вполне устраивает независимость.
Надо отметить, что конкуренция возрастает, и количество почитателей богов, лоббирующих их интересы, тоже. Мессмерта, Чемош, Тиамат, Лилит — и за каждого кто-то да замолвил словцо. Плюс мой личный бог, Витар, о котором я даже не вспоминаю в последнее время. Кто еще? Вроде все. Но это только пока, не удивлюсь, если появятся и другие просители.
А ведь он меня, по сути, оставил без выбора, при этом соблюдая демократичность. Да, я могу сказать "нет", развернуться и уйти, доказав при этом самому себе, что я не бесхребетен, что у меня есть свое мнение, что я не плыву по течению и, наконец, — у меня есть мужские причиндалы. Могу. Но зачем? Сознательно усложнить себе же самому дорогу к цели, что, разумеется, мне нафиг не нужно? Какая мне разница — один бог сюда притащится, или их из Великого Ничто целый выводок выползет? Момент прихода богов — последнее, что я увижу в этой игре, поскольку после этого мои дела в ней закончатся. И что тут будет происходить дальше — мне безразлично.
Да, прямо сейчас меня опять используют, точнее, поскольку Сэмади не живой человек, а компьютерный персонаж, меня ставят в ситуацию выбора, чтобы посмотреть, что я предпочту — остаться независимым и самому влиять на ситуацию, правда при этом поставив себя в заведомо сложные условия, или же согласиться на то, что я залезаю в очередные игровые долги, которые непременно придется платить, зато за это мне откроется короткая и удобная дорога к цели.
Нет, кто-то другой на моем месте, кто-то, кто в своих мечтах видит себя супергероем, непременно крикнул что-нибудь вроде: "Нет, не бывать этому, леший меня побери сто одиннадцать с половиной раз!".
И устроил бы бунт, и пошел бы длинной и трудной дорогой, и преодолевал бы, и боролся бы, и…и…и…
Но не я. Почему? А зачем? Ну, вот просто вопрос — зачем? Практический смысл этого бунта и борьбы в чем? Борьба борьбы с борьбой? Ради нее же — борьбы? Вот условно прямой путь, вон в его финале приз в виде окончания этого самого пути — что мне еще желать? Белой птицы свободы? Так нет ее, этой свободы, нет вовсе. И не только в игре нет, ее вообще нет. Нигде.
Любой из нас связан тысячами и тысячами мелких, средних и толстых невидимых веревок, и чем старше мы становимся, тем больше становится и их. В какой-то момент веревки вообще перестают называться именно так, и обретают новое наименование — "путы". Причем заметим, в девяноста процентах случаев к ним можно добавить слово "добровольные". Просто потому, что ты их выбираешь сам.
Ты же сам себе выбираешь друзей? Женщин? Стезю? Образ жизни? Образ мысли? Сам. И сам потом тащишь за собой этот груз, поскольку все это обязывает тебя к определенным действиям, и в какой-то момент слово "могу" переходит в состояние "должен". Девушка забеременела? Женись. "Ты же мне друг, помоги", — и куда ты денешься? Помогай. Устроился на работу — соответствуй. И так день за днем, год за годом… Вроде бы мелочи, вроде бы ты в любой момент можешь распрямиться и сказать — "А пошли вы все, ухожу я от вас, уезжаю, улетаю, уплываю…". Можешь. Но не скажешь. А если и скажешь — то только зеркалу в ванной, когда вода шумит и тебя не слышно. Ну, может, добавишь еще: "Как же это все достало".
Вот это все и создает то, что называется "твоя жизнь". И никогда ты не станешь её менять, поскольку в ней все устоялось, в ней ты уже всего достиг, и сил на рывок из нее просто нет. И на то, чтобы создать новую жизнь, сил тоже нет — ты их уже израсходовал. Так что пошепчи у зеркала в ванной, натяни на лицо улыбку и живи дальше. Бери то, что доступно, живи так, как тебе удобно, и не рвись из всех жил — оно того не стоит. При жизни героев и гениев таковыми не считают, их считают безумцами, поскольку они всем мешают, а после смерти тебе уже будет все равно — помнят тебя или нет.
Так что, господа и дамы, вы можете идти длинной и кружной дорогой честных побед и благородных поражений, а я пойду короткой кривой лесной тропиночкой. И посмотрим потом, на финише, кто первым придет, при этом еще и с наименьшими потерями.
А если мои мысли кажутся кому-то крайне неприглядными и склизковатыми… Подойдите к зеркалу и посмотритесь в него — так ли я неправ? Или вы всегда и всем говорите правду, поступая, так как должно, смело и отважно двигаясь по жизни путем чести? Так в чем же наше отличие? Только в том, что я говорю об этом, а вы нет?
— Ну, какое решение принял? — поторопил меня Сэмади. — У меня сегодня еще кое-какие дела есть, я не могу до рассвета ждать ответа от тебя.
— Идет, — кивнул я. — Если будет шанс вытащить из Великого Ничто еще одного бога, то это будет Чемош.
— Нет-нет. — Сэмади слез с кресла и подошел ко мне. — Так не пойдет. Дело это серьезное, нешутейное — о богах речь идет, не о хрене собачьем. Тут нужна клятва, и не абы какая — а на крови.
— Фиг, — немедленно возразил я. — На крови клясться не буду.
Если я чего и усвоил из своих последних приключений, так это то, что кровь для мертвых — это святое, и давать им ее в руки всегда верх глупости.
— Ну вот, научил на свою голову уму-разуму, — расстроился Сэмади. — А так славно было начали договариваться!
— Я поклянусь именем богов, — предложил ему я. — Ты же понимаешь, что даже сейчас нарушать такую клятву — это все равно что с разбегу прыгать со скалы?
— Так-то оно так, — уклончиво ответил Сэмади. — Но… Ладно. Вот был бы на твоем месте кто другой — не согласился бы на это, ей-ей, не согласился. Но ты мне как родной уже стал, тебе я верю.
— Трогательно, — смахнул я из уголка глаза несуществующую слезинку.
— Но в качестве компенсации ты сделаешь для меня одну вещь, — продолжил Сэмади. — Ты возьмешь меня с собой тогда, когда будешь проводить ритуал возвращения.
Вот для чего ты все это затеял. Хитрюга Барон, как всегда, все разыграл как по нотам. А я согласен, почему бы и нет. Что-то мне подсказывает, что, когда дело дойдет до этого ритуала, там не только я и он будем. Не знаю почему, но мне так думается, и лишний лояльно настроенный ко мне союзник мне там не помешает.
— По рукам, — сказал я и, подняв голову вверх, негромко произнес: — Я, Хейген из Тронье, клянусь именем бога Витара, бога воинов, что если будет у меня такая возможность, то призову в этот мир бога Чемоша. Также клянусь в том, что Барон Сэмади, мой друг, будет присутствовать на ритуале призвания, при условии, что он поможет мне в делах моих, связанных с возвращением в этот мир божественных сущностей.
В небе громыхнуло, кладбищенские деревья качнул сильнейший порыв ветра, лицо Барона на миг из просто жуткого стало ужасным.
"Вами дана клятва, последствия которой ни вы, ни тот, кто ее от вас получил, не можете предусмотреть.
Но и не исполнить вы ее не можете, поскольку клятвы, данные именем Витара, должны соблюдаться.
В случае если вы от нее отступите или сознательно не выполните, к вам будут применены следующие штрафные санкции:
— 50 % к урону, наносимому вами любым оружием;
— 50 % к урону, наносимому боевыми умениями;
+ 50 % ко времени перезарядки боевых умений;
— 50 % к опыту, получаемому за убийства противников;
— 50 % к прочности доспехов и амуниции".
— Меня-то зачем упоминал? — зло сказал Барон.
— А как же? — я даже не потрудился изобразить удивление. — Мы же с тобой друзья?
— Да ну тебя! — Сэмади явно был недоволен тем, что теперь кто-то где-то про него знает. — Заставь, понимаешь… А, что теперь говорить, уже все сделано!
— Теперь — заклинание, — подсказал ему я. — Пошли в это урочье, сделаем то, что надо, и дальше пойдем каждый по своим делам. У меня ведь тоже еще забот полон рот.
Кстати — да. Я так и не договорился с Валяевым о том, чтобы мне штрафные санкции отключили, на то время, пока я в Касимове буду. Мне же каждый день надо в игру заходить, проверять, как мой клан живет. А если просрочка выйдет, то мне небо с овчинку покажется. Интересно, а если позвонить Валяеву ночью и разбудить, он сильно будет злиться?
— Ладно. — Барон вроде успокоился. И правильно, нечего беситься — сам виноват, надо было предупреждать о том, что тебя упоминать в клятве нельзя. — Погоди тут, я сейчас за ингредиентами схожу.
Сэмади нырнул во тьму, которая начиналась сразу за дверями мавзолея, являющегося местом его жительства, оставив меня одного в компании недвижимых личей и шатающихся вокруг зомби.
Что примечательно — я настолько к ним всем уже привык, что находил их компанией чуть не лучшей из всех возможных. А что — молчат, ничего не просят, и народ надежный, в бою меня норовят защищать. Нет, если бы не Барон, то они этого не делали бы, но все равно…
Сэмади вернулся минут через пять, неся в руках какие-то плошки, мешочки и даже треногу.
— Алхимия — мать всех наук, — сказал он мне, благодарно кивая — я перехватил у него треногу. — Кстати, не хочешь ей научиться? Я, знаешь ли, в алхимии сведущ, так что передам тебе знания в лучшем виде.
"Вам предложено постичь профессию "Алхимик".
Все детали, касающиеся данной профессии, вы можете прочесть в соответствующем разделе меню.
После ознакомления с ними, примите решение и дайте ответ тому, кто готов стать вашим наставником".
Профессия? Ну, только ее мне и не хватало. Даже читать ничего не стану.
— Нет, не надо, — отказался я. — Не мое это.
— Ну, гляди. — Сэмади запалил огонь под треногой, на которую он уже водрузил большую и мятую медную чашу. — Всю жизнь мечом не промахаешь, а в старости алхимией на кусок хлеба всегда заработаешь.
— С моим образом жизни до старости не доживешь, — отмахнулся я.
Барон чудачил минут десять, кидал в чашу какие-то куски корней, сыпал порошки, вскрыл брюхо жабе и выдавил туда ее кровь, время от времени в чаше что-то шипело, взрывалось, и оттуда еще шел вонючий, черный дым — в общем, малоприятное зрелище передо мной предстало. Вот и нафиг мне такая наука?
— Так, — деловито заявил Сэмади в какой-то момент. — Сейчас откроется дорога, вот здесь. Или вон там? Увидим, в общем, не пропустим. Проход на нее будет держаться тридцать секунд, так что времени не теряем.
— А там, с другой стороны, точно дверь будет, через которую мы выйдем? — опасливо спросил я у него. — И еще — мы там не заплутаем?
— Это будет Дорога между дорог, — пояснил мне раздраженно Сэмади. — Если ты знаешь, куда ты идешь, и будешь все делать так, как надо, ты непременно попадешь туда, куда тебе нужно.
— А как надо? — Это уже какой-то Кэролл начался, вот только мой зомбилюбивый друг не напоминал курящую гусеницу. — В смысле — что надо делать как надо?
— Хорошо сказано. — Барон закинул в котел чью-то косточку, надеюсь — куриную, и с уважением посмотрел на меня. — Редко увидишь человека, который вроде как и бред сказал, но разумный. Дорога между дорог — это одна из величайших тайн Файролла. Ну, как тайн? Про нее многие знают, но мало кто там был, поскольку открыть проход на нее непросто для меня, что уж говорить о смертных магах, которые по факту не более чем самоучки. Туда и боги попадали не по щелчку пальцев, смею тебя заверить.
— Так что делать, что не делать? — поторопил я его.
— Самое главное — не вздумай с нее сходить, — очень серьезно, даже как-то непривычно, сказал Сэмади. — Не знаю, что ты можешь там увидеть, каждому выпадает что-то свое, но ни шагу в туман, что будет по обочинам. Свернул — пропал навеки. Заплутаешь в этом тумане и будешь ходить в нем до конца времен, искать путь, но не найдешь его никогда. Нет там, в тумане, ничего — ни дорог, ни людей, ни времени. Еще что? Не называй своего имени и наших имен.
— Наших? — удивился я.
— Мальчики со мной пойдут, — показал на личей Сэмади. — Там ведь не только дорога будет, но и урочье. Чтобы Демиурги там не оставили стражу? Это вряд ли.
"Ну, с такой компанией мне куда веселее будет", — обрадовался я. Личи — это надежная защита.
— И вот еще что. — Сэмади поводил руками над зельем. — Всегда помни о том, куда мы идем, повторяй название в голове. А то можем попасть и не туда. Дорога между дорог — это клубок всех дорог Файролла, просто сжатый в одном месте до состояния тропинки. И если не помнить, куда ты идешь, то запросто можно попасть в другое место, а места — они разные бывают.
В этот момент зелье булькнуло, раздался хлопок, и перед нами, прямо в воздухе, открылся дверной проем, за которым клубился туман.
— Рафаил, Донат, — скомандовал Сэмади. — Вы замыкающие. И, если что, нашего приятеля придержите, чтобы он в сторону не сиганул. Ищи его потом ещё…
Вами выполнено задание "Заповедное место".
Награды:
3000 опыта;
1000 золотых;
Ценный ремесленный предмет;
Кусок древней карты.
— Быстро, быстро. — Сэмади, придерживая цилиндр, скакнул в проем, за ним прошелестели своими черными саванами личи, и последним туда вошел я. Причем, как только я это сделал, что-то снова хлопнуло, и, обернувшись, я уже не увидел кладбища. За спиной у меня была только узкая тропа, на которую наползали клочья тумана.
Вам предложено принять задание "Дорога в тумане".
Данное задание является вторым в цепочке квестов "Путь к первой печати".
Условие — дойти до урочья Белого Света по Дороге между дорог.
Награды за прохождение задания:
2000 опыта;
1500 золотых;
Получение следующего квеста цепочки.
Принять?
Цена за квест невысокая, стало быть, и сложность у него не такая уж запредельная. Знай только иди себе, да помни, что тебе надо в урочье Белого Пламени.
Вами открыто элитное деяние "Дорога между дорог".
Для его получения вам надо пять раз пройти по Дороге между дорог до места назначения.
Награды:
Титул "Тот, кто смог дойти";
+ 3 единицы к характеристикам (рандомно);
Пассивное умение "Бездорожье".
Подробные комментарии можно посмотреть в окне характеристик в разделе "Деяния".
Два лича пристроились за моей спиной, и я получил в нее толчок от одного из них — мол, поспешай. И то — Барон уже вовсю вышагивал по узенькой тропинке своими ногами-ходулями.
Не знаю уж, о каких страстях говорил Барон, шагалось по Дороге между дорог легко и ненапряжно, по крайней мере, никаких ужасов я по бокам не видел, в тумане никто не хрипел и не стонал, щупальца из него не высовывались и меня ухватить не пытались. Похоже, что того же мнения придерживалась и Милли Ре, которая шагала рядом. Более того — она мне сама про это и сказала.
— Все это враки, — твердо заявила она. — Этот, который в цилиндре, он тебя просто пугает. Я тебе больше скажу — он тебе нагло врет, и все это только представление, разводит он тебя, не дойдете вы отсюда никуда. И вообще — нас ждет Ведьма, так что пошли. Она узнала верный путь в урочье, поэтому не теряй времени.
Не знаю с чего, но я понял, что мне срочно надо увидеть Седую Ведьму, потому что она…
— Держи его! — рявкнул Барон и меня ухватили за пояс в тот момент, когда я почти сошел с тропы. Милли Ре недовольно цокнула языком, погрозила мне пальцем и канула в туман.
— Ну, говорил же! — покачал Сэмади головой и зло зыркнул на личей. — А вы чего? Ладно, все, движемся дальше, не стоим.
А место-то непростое. Моя усиленная ментальная защита в этом месте, похоже, не более чем пшик. Нет, маловато дают за этот квест, маловато…
Шли мы минут двадцать, не меньше, и много разного я успел повидать по сторонам. Меня звала к себе Эльмилора, трещащая крыльями, окликал Гунтер, истекающий кровью, сочащейся сквозь пробитые латы, дриада Хильда хотела меня изрубить на куски, а Назир сообщал, что все-таки меня нашел, и просил просто подать руку, чтобы он выбрался на тропу.
Туман тоже был неоднороден, иногда сквозь него удавалось увидеть, что творится по обеим сторонам, а точнее — на соседних дорогах. Чего я там только не видел — по ним тащились нищие, маршировали армии, катились телеги с купцами и селянами, куда-то бежали разбойники… Кто-то мчался во весь опор к замкам, а кто-то с перекошенным лицом спешил утопиться в пруду.
Наиболее запомнились мне два видения. В первом дорога шла от зеленого холма, где около большого раскидистого дерева стояла хрупкая эльфийка в зеленой мантии, с белой лилией в каштановых волосах, обнимающая молодого, одетого в строгий камзол темноволосого мужчину, который смотрел в спину юноше лет семнадцати, покидающему их. Грустная была картина, как-то тронула она меня.
Второе же видение запомнилось мне по другой причине, просто потому что там вовсе не было дороги. Везде были — а там не было. Была там поляна, на ней стояли три дерева, еще там был старинный фонарь, вроде тех, что зажигают вечерами на Арбате, около которого колдовал, стоя на лестнице, долговязый фонарщик. А на самой поляне сидело несколько человек — звездочет в колпаке, молодой мужчина в кожаной куртке и старинном летном шлеме, а также славный мальчуган в белом шарфе и со светлыми волосами, на коленях у которого лежал лис.
— Бывает и так, что все видят одно и то же, — сказал внезапно Сэмади, глянув на эту странную компанию. — Не все здесь обман, иногда люди на Дороге между дорог находят то место, где им на самом деле хорошо. Вот они, слава богам, нашли такое. Идем, не останавливайся.
Пока он говорил, туман снова наполз и скрыл от меня мальчика и его собеседников.
А потом все внезапно кончилось — была тропа, и нет ее, раздался уже знакомый хлопок, и мы оказались в привычном для меня мире, без тумана и под звездным небом.
Вами выполнено задание "Дорога в тумане".
Награды:
2000 опыта;
1500 золотых.
И вот как тут оценить — большая это награда за такое дело или нет?
Вам предложено принять задание "Удар по мирозданию".
Данное задание является последним в цепочке квестов "Путь к первой печати".
Условие — взломать первую печать, преграждающую богам путь в мир Файролла.
Награды за прохождение задания:
7000 опыта;
5000 золотых;
Одноручный меч (уровнем не менее элитного);
Элитный набор зелий "На все случаи";
Элитный свиток (рандомно);
Стартовый квест следующей цепочки заданий.
Принять?
И все? Цепочка из трех квестов? Нет, ну так чего не жить-то?
"Урочье Белого пламени. Когда-то это было место, куда приезжали поохотиться ближники кенига Севера, это был тихий уголок нетронутой природы. Так было — но теперь… Теперь тому, кто пожаловал сюда, следует поберечься, ибо все в мире меняется — и это место изменилось".
Я огляделся — лес и лес, вон через него заросшая дорога идет. Снега только нету, хотя вроде и Север.
— Пошли, — поторопил нас Барон и бодро потопал по дороге. — Раньше начнем — раньше закончим. И потом — интересно, кто будет защищать печать. Надеюсь, что мертвые, с ними всегда проще, чем с живыми.
Этот путь оказался не в пример короче предыдущего — минут через пять мы вышли на укромную полянку, в центре которой стояла каменная беседка с провалившейся крышей и полуразрушенными колоннами.
— Ну, вот и пришли, — заметил Сэмади, озираясь. — Так, дети мои, теперь смотрите в оба. Уверен, что нас уже заметили, и сейчас кто-то придет поздороваться.
— Не только. — Из ниоткуда, из воздуха, соткалась фигура человека с посохом в руке и, не торопясь, пошагала к нам. — Хотелось бы знать, что вы тут забыли? Это место спрятано от людей и нелюдей, сделано это давно и не просто так. Уходите прочь — и останетесь целы.
— Мертвый, как я и хотел. Но — маг, — скривился Сэмади. — Вот зараза, как я их не люблю.
— Почему? — не удержался я от вопроса.
— Мертвые маги вообще обретают немалую силу, если умудряются перейти из бренного существования в призрачное, а если их еще и ставят как стражей чего-либо — то у-у-у! — Барон покачал головой, как бы показывая, какую силу набирают мертвые маги, и при этом не отводя глаз от призрака.
— Вот видишь, — призрак остановился шагах в пяти от нас. — Ты сам все понимаешь, немертвый ученик проклятого бога. Покинь мое обиталище сам и забери своего спутника — и каждый из вас получит свое. Ты долгое посмертие, а он — жизнь.
— И рад бы. — Сэмади забросил в рот орешек и начал его жевать. — Но я приятелю обещал помочь, вот какая штука, а свое слово назад брать не привык.
— Вы выбрали свою судьбу, — как-то даже печально сказал призрак. — Право выбора есть у всех.
Он стукнул посохом о землю, и его охватило иссиня-черное пламя, которое стало очень быстро ползти по земле по направлению к нам.
В этот же момент Барон тоже гаркнул какое-то заклинание, и сверху на нас обрушился просто водопад соленой воды, который потушил огонь.
— Хейген, печать в беседке, взломай ее, — Барон крикнул это, прыгая вперед, к призраку и замахиваясь своей тростью. — Найди и взломай, я долго не смогу его блокировать! Донат, веди его!
Посох и трость скрестились, в небесах бумкнуло, земля качнулась под ногами.
— Вперед, — меня толкнули в спину, это был лич. — Мастер отдал приказ.
Можно было бы повыпендриваться, что, мол, кому мастер, а кому и черный брат, но в данный момент это было ни к чему, тем более что каша заваривалась будь здоров какая.
Земля местами треснула, и оттуда полезли какие-то существа, которым и названия сходу не подберешь. Карлики с травяными бородами, в которых были видны красные ягоды, медведи в штанах и пожарных шлемах, синерожие мертвецы с длинными клыками, вроде как у моржей — в общем, это даже паноптикумом не назовешь. И вся эта нечисть явно собиралась нас прикончить.
Я не пошел к беседке, я к ней побежал — другого выхода, кроме как сломать печать, у меня просто не было. Нет, еще можно было взять и умереть, но это не то, чего хотелось бы.
Впереди двигался Рафаил, спину мне страховал Донат, и я возблагодарил предусмотрительность Барона, который взял их с нами.
До беседки Донат не добежал — схватился с ордой жутких тварей на ее пороге, что, впрочем, не сильно мне помогло — мерзкая нежить полезла сквозь ее дырявые стены.
— Печать, — донеслось до меня. — Ломай печать!
Легко сказать — ломай печать! А где она? Я думал, что тут, внутри, будет какой-то столбик, или постамент, или что-то вроде этого — а фиг. Здесь пусто!
Я махнул мечом, и страхолюдный карлик с мохнатым телом развалился на две части. Увернулся от змеиной головы, которая была вместо кисти руки у двухголовой женщины, и отрубил ей одну из них.
— Здесь ничего нет, — отчаянно завопил я. — Нет тут печати!
— Есть! — надсадно заорал Сэмади и рявкнул что-то на незнакомом мне языке, после чего на улице началась уже настоящая буря и жутко завыл ветер. — Ищи! Думай!
Господи, ну где эта печать? Я вертелся, уворачиваясь от когтей, лап, клыков, налитых ядом (фиг знает, змея змее рознь, а ну как на них мой иммунитет не действует?), и не переставал думать о том, где может быть эта самая печать.
А может, печать — это сам призрак? Так сказать — два в одном. Сам себе и страж, и сокровище.
Нет, вряд ли. Слишком просто и очевидно.
Стоп — я крутанулся на месте и отрубил ноги мерзкой твари с ужасно длинным носом. Просто. Первая печать должна быть очень простой, это здоровая логика создателя игры, все всегда идет по нарастающей. Причем она еще и ознакомительная, сделанная так, чтобы игрок понял принцип расположения предметов в квестовой цепочке.
Толпа тварей напирала, мечи личей прорубали просто просеки в их телах, но было ясно — нас скоро сомнут.
Тут меня и сшибли с ног, я покатился по полу и буквально уперся носом в узорную мозаику пола в ее центре. Мозаику! Мозаику, которая есть только в центре беседки, остальной пол представлял собой просто мраморные плиты.
— Вставай! — прорычал лич, пластая воздух надо мной мечом. — Ищи!
— Уже нашел. — Я вскочил на ноги и воткнул меч в пол. Ну, а что еще я мог сделать? Мне же не объяснили, как именно надо взламывать эту самую печать. В данном случае прекрасно подошел бы лом, но где я его возьму?
В небесах загромыхало, пол, в том месте, где я нанес удар, начал наливаться багрянцем.
— Э-эх! — Я снова воткнул меч в пол. — Э-эх!
Не сломался бы!
Не успел. На седьмом ударе мозаика треснула, разламываясь так, как будто ее долбанули кулаком изнутри, и оттуда выплеснулся столб ярко-красного пламени, не обжигающего, но слепящего. Нечисть, уже переставшая пытаться нас убить, только завидев это пламя, одновременно жалобно взвыла и пропала с той скоростью, с которой пропадает мороженое из тарелки шестилетнего сластены.
— Что вы наделали! — это был призрак, он заорал так, что перекрыл все остальные звуки. — Что!
— Воспользовались правом выбора. — Я сделал несколько шагов назад и прищурился — очень уж ярко пыхало от разлома светом.
— Вы погубили этот мир, — призрак был уже внутри беседки, рядом со мной. — Но моей вины в этом нет, я сделал все, что мог.
Он приблизился к столбу пламенного света и шагнул в него, моментально исчезнув.
Вами выполнено задание "Удар по мирозданию".
Награды за прохождение задания:
7000 опыта;
5000 золотых;
Одноручный меч "Драконий коготь";
Элитный набор зелий "На все случаи";
Элитный свиток "Ночные тени".
А деяние? Деяние где? Ну там "Взломщик с квалификацией", или "Разрушитель реликвий"? Нету. Обидно.
Вам предложено принять задание "Храм в джунглях".
Данное задание является стартовым в цепочке квестов "Путь ко второй печати".
Условие — найти скрытую комнату в Обезьяньем храме, что в джунглях Юга, и пообщаться с тамошним обитателем.
Награды за прохождение задания:
3500 опыта;
2000 золотых;
Рецепт редкого зелья;
Получение следующего квеста цепочки.
Принять?
Опять? Я же там был уже? И вроде как больше одного раза в этот храм не зайдешь?
Прогресс выполнения цепочки заданий "Прах пяти печатей" — взломана одна печать из пяти.
Время, затраченное вами на то, чтобы сломать первую печать — 2 минуты 18 секунд.
Время, отведенное вам на выполнение данного действия (с учетом привлеченных вами сил) — 3 минуты 00 секунд.
Бонусное время, полученное вами, равняется 42 секундам. Вы сможете использовать их во время проведения ритуала призыва богов.
Примечание.
Чем меньше вы используете привлеченные ресурсы — тем больше будет время, отведенное на взлом печати. Собирайте бонусные секунды — они вам пригодятся во время ритуала.
О как. Ну, написано сумбурно и немного невнятно, но смысл ясен — я управился шустро и получил 42 секунды. Вот только вопрос — как именно я смогу их использовать. У меня сразу появились в голове два варианта развития событий, но какой из них верный?
Столб света мигнул, еще раз мигнул и погас.
— Вот и все. — Сэмади выглядел очень утомленным. — Но одно радует — раньше или позже о нас с тобой непременно будут складывать легенды. Правда, пока очень спорным является вопрос, как о ком — о великих героях или великих злодеях. Вот ты как думаешь?
— Поживем — увидим, — я поглазел по сторонам — может, тут сундук какой есть или еще что? Ну, квест же?
— Насчет "поживем" — отдельное спасибо, — засмеялся Барон. — Для меня это очень актуально. Ладно, ты сейчас куда?
— На Дорогу между дорог, как и ты, — предположил я. — Куда еще-то?
— Какая Дорога? — захохотал Сэмади. — Тебе на нее еще три месяца теперь не ступать, туда чаще ходить нельзя. Да и не откроется она для тебя раньше. И для меня тоже. А потом — это сюда просто так не попасть, а отсюда — куда хочешь можешь идти.
— Тогда я в замок, — решил я. — Спасибо тебе. И вам, ребята, тоже.
Я поклонился личам, те отсалютовали мне мечами.
— Ну, ты заходи, — пригласил меня Сэмади. — Посидим, потрещим. У меня теперь чисто на кладбище, благоустроенно.
— В ближайшее время вряд ли, — вздохнул я.
— Чего так? — Сэмади даже как-то вроде и расстроился.
— Да есть дела, — расплывчато ответил ему я. — Разные.
— Если есть — то делай, — пожал плечами Барон. — Главное не забывай о том, что нам говорил этот мертвый маг — у каждого есть право выбора.
— Есть-то оно есть, да кто ж его дасть, — вздохнул я. — Впрочем… Может, он был и прав.
— Прав, прав. — Сэмади достал свиток портала. — Давай-ка первый сваливай отсюда, от греха.
— Ага, — я кивнул и тоже полез в сумку за свитком.
Замок был тих и покоен, правда внутри маячила пара огоньков, видно, кому-то не спалось.
Я вдохнул полной грудью ядреный морозный воздух Пограничья и даже повертел от удовольствия головой. Забавно, к слову, выходит — в виртуальности воздух чище, чем в реальной жизни. В Москве, по крайней мере, такого давно нет.
А вот в Касимове, наверное, есть, и уже очень скоро я это проверю на собственном опыте, у меня будет такая возможность.
Впрочем, четыре-пять дней — ведь по сути это не так уж и долго, не правда ли?
Конец девятой книги
