Глава четырнадцатая в которой все весело-весело встречают Новый Год

Назад: Глава одиннадцатая в которой герой немного ностальгирует

Дальше: Глава семнадцатая в которой почти все удивляются, только каждый своему

Глава четырнадцатая
в которой все весело-весело встречают Новый Год

— Ура, — негромко сказал Старик, и зал незамедлительно грянул указанное слово, на редкость сплоченно и дружно. Было не до конца понятно — то ли радуемся наступившему Новому Году, то ли пришествию нашего хозяина, но уточнять подробности никто не рискнул.

Меня же больше заинтересовало, да что там — обескуражило появление Азова. Не то, чтобы я его совсем уж списал со счетов, но почему-то думал, что он фигура, которую уже сняли с шахматной доски. Однако же вот он — весел, выбрит и даже в отглаженном костюме. И в каком-то смысле — на коне.

А я молодец, я тогда очень грамотно провел с ним последний разговор, и повода сводить со мной счеты у него точно нет. Наверное.

"Ура" отгремело, кто-то фальцетом, не разобравшись в тонкости момента, выкрикнул: "С Новым Годом!" и захлопал в ладоши, но быстро замолчал.

— Правильно, правильно, — милостиво помахал дланью Старик. — Что замерли, чего насторожились? Мы тоже рады этому празднику, мы тоже будем веселиться и, может быть, даже потанцуем. Илья, ты как насчет танцев?

— Я свое еще в Испании оттанцевал, — хохотнул Азов. — С тех пор — не любитель.

— Да? — Старик вопросительно изогнул черную тонкую бровь. — Ну и ладно. Тогда пойдем, вина выпьем.

Трость как будто сама дернулась вверх, он сжал ее посередине и сказал окружающим:

— Веселитесь, веселитесь! Музыка, танцы до упаду, добрая еда — вот что вас ждет этой ночью. А кому-то может повезти и в любви!

Синхронно громыхнули телевизоры, народ как будто вышел из транса — зашумел, зазвенел бокалами, зашуршал платьями и затопал ногами.

Перед Стариком и Азовым как будто раскрывался живой коридор — люди в зале расступались перед ними, некоторые склоняли головы, дамы приседали в книксенах, причем такое ощущение, что происходило это как-то непроизвольно, неконтролируемо для них самих.

Старик милостиво кивал тем или иным людям, некоторых приветствовал, кому-то даже протягивал руку — чувствовалось, что он немного демократ и любит, чтобы о нем думали и говорили хорошо. Его черная трость впечатывалась в пол, гулко цокая по мрамору.

Я голову опускать не стал, хоть и был среди тех, кто сделал три шага назад, образуя проход из живых тел.

— А, мой юный друг, — Старик увидел меня и улыбнулся. — Ты здесь? Это славно.

Азов за его спиной подмигнул мне, весело так, залихватски. Это меня приободрило, тем более что я и тогда был на его стороне, и к настоящему моменту ничего не изменилось. Эдвард этот… Палыч лучше, в общем.

— А где мне быть? — не полез я за словом в карман. — Я теперь здесь живу.

— Да-да, Илья говорил мне о том, что у тебя были некоторые проблемы. — Старик указал тростью на Азова. — Но не волнуйся, все это лишь суета, я такое много раз видел. Если человек силен и уверен в себе, то подобные мелочи лишь укрепят его тело и разум.

— Пуля в лоб вряд ли укрепит разум, — засомневался я. — Расколет череп — это да, но точно ума не добавит.

— Молодец. — Набалдашник трости ударил меня в грудь, одобрительная улыбка скользнула по губам Старика. — Не лезет за словом в карман.

— Но иногда молчит о том, что следовало бы сказать, — добавил Азов, но без злобы, скорее шутейно.

— Мальчик знает, что слово — серебро, а молчание — золото, — наставительно произнес Старик. — Присоединяйся к нам, Харитон Никифоров, пошли, выпьем вина.

Рукав пиджака дернули сзади — Вика обеспокоилась, что я ее оставлю тут и не возьму с собой.

— Я не один, — негромко сказал я, после чего Вика вынырнула из-за моего плеча и тревожно заулыбалась.

— Странно было бы, если бы ты был один в такую веселую ночь, — засмеялся Старик. — Странно и нехорошо. Как зовут твою спутницу?

— Виктория, — сказал ему Азов. — Славная девочка, трудолюбива и умна.

— Редкое сочетание в наше время, — отметил Старик. — При нынешнем-то падении нравов… Виктория, надеюсь, вы составите нам компанию? Я хочу, чтобы ваш кавалер сопроводил меня к столу, но приглашать в мою компанию его одного будет не слишком правильно. Ну и потом — ваша красота несомненно украсит эту славную ночь, а я давний поклонник всего прекрасного.

— Разумеется, — непривычным грудным голосом ответила ему Вика. — Это для меня огромная честь.

— Не надо лишнего чинопочитания, не люблю, — холодновато ответил ей Старик, движением трости указал мне на мое место за его спиной и двинулся вперед, в распахивающийся перед ним коридор из тел в платьях и костюмах.

Путь его лежал на то самое возвышение, которое я приметил перед боем курантов. Там стояли с бокалами в руках и немного натужно улыбались сплошь знакомые лица — Зимин, Валяев, Марина Вежлева, отдельные граждане, знакомые мне по давней вечеринке с виски, Эдвард (надо же, как он быстро вошел в элиту) и… Елки-палки, приведшая себя в порядок Ядвига тоже тут. Эх-эх, вот только ее мне и не хватало…

— Ну, вот и я. — Старик развел руки в стороны, как будто хотел их всех обнять. — Не ждали? Напрасно. Вы ведь мой любимый филиал, да что филиал — уже фактически головная организация, по тем делам, что у вас тут творятся.

— У нас все под контролем. — Валяев излучал уверенность и внешним видом, и твердым голосом. — Все происходит в штатном порядке.

— Даже не стану сомневаться в твоих словах, Никки, — заверил его Старик, скидывая приталенное пальто на руки одного из своих сопровождающих. — Ты всегда был добросовестным работником, этого у тебя не отнять. Но сегодняшний день требует от нас большего, чем просто добротное и точное выполнение приказов, инструкций и догм. Время изменилось, оно физически движется так же, а вот по факту — бежит куда быстрее. И если ты не сможешь этого понять, то твое существование станет куда более сложным, чем ранее.

— Всех с наступившим, — бодро поздравил присутствующих Азов, широко при этом улыбаясь. — Как же я рад вас всех видеть!

— А уж мы-то, — сообщил ему Валяев и забросил в рот стопку водки.

Если честно, мне было крайне неуютно, причем сразу по нескольким причинам. Во-первых — я попал на чужие разборки. Все присутствующие более-менее знали детали теперь уже неудавшейся отставки Азова, и только мы с Викой могли предполагать, что там было на самом деле, какие плелись заговоры, и кто на какие рычаги давил. А то, что сейчас здесь будет разбор полетов — я не сомневался.

Нет-нет, никаких топаний ногами и указующих на двери перстов — все будет по-другому, тихо, мирно, по-семейному, но от того не менее неприятно для случайного зрителя. И еще неизвестно — не поменяется ли после этого статус "случайный зритель" на категорию "нежелательный свидетель".

Во-вторых, нас, судя по всему, не слишком-то и собирались сюда звать — здесь столы накрыты не по фуршетному, как внизу, тут вон — приборы лежат, тарелки стоят, бокалы всех мастей и кресла, по числу участников застолья. И незаметно, чтобы за столом были пустые места. Не-не, я не в претензии. Я — только за.

В-третьих — мне явно придется в очередной раз выбирать — с кем я. Непременно кто-нибудь проапеллирует ко мне, и всё — я либо с теми, либо с этими. Причем потом они помирятся и все такое, но каждый из них будет помнить, что мне доверия нет, потому как могу предать. Нет, я не спорю — могу, и запросто, собственно, как и вы меня, но конкретно здесь и сейчас — я не при делах. Это не моя война, господа!

Все эти мысли вертелись в моей головушке, пока я завистливо разглядывал народ внизу, который уже бахнул по паре стопок и потихоньку начинал пускаться в пляс под нестареющие танцевальные хиты (трансляцию ТВ отключили, по экранам запустили просто подборку музыкальных роликов, причем время от времени по низу экрана, лихо изгибаясь в ритме танца, проходил козел с гармошкой, неизменно вызывая взрыв хохота), шел перекурить в специальную комнату или просто выбирал себе объект для флирта.

У них — жизнь. А у меня…

— Я смотрю, за вашим столом для нас места нет, — с печалью отметил Старик. — Жаль, жаль, я хотел побыть с вами, с народом, в такие ночи всегда хочется быть в толпе.

— Вам стоит лишь приказать, — подала голос Вежлева. — Буквально минута — и все будет сделано.

Старик обозначил кивок головой, Марина что-то шепнула паре официантов, стоящих у стены, и те шустро сбежали вниз, надо думать, за приборами и креслами.

— Не хотел вам доставлять неудобства. — Старик снова оперся на трость. — Право, я чувствую себя как Одиссей, вернувшийся домой из странствия — вроде все и рады мне, а с другой стороны — очень некстати мое появление.

— Как вы можете только предположить подобное? — немного пьяно сообщила ему Ядвига. — Да без вас здесь ни-че-го не работает. Мне ли не знать?

— Да? — удивился Старик. — А мне вот Илюша совсем другое говорил — что все, наоборот, крутится, вертится, все решения принимаются быстро и в срок. Вот, кстати, Никки, это к нашему с тобой разговору дополнение. И примером тебе может служить Максимилиан. Он уже понял, что надо быть созвучным нынешним скоростям, и не теряет времени даром. Он принимает решения сам, без оглядки на меня, и сам же их реализует. И неважно, какие они и с чем связаны — игра ли это, кадровый вопрос или даже вопрос, связанный с нашими оппонентами. Все сам, все быстро. Молодец!

Лицо Азова было непроницаемо, Зимин был бел как вата и недвижим, окажись тут случайный человек, он вообще мог бы подумать, что это статуя, Валяев явно хотел было еще выпить водки — но не рискнул.

— Вот, например, Илья, — Старик показал на Азова. — Он всего лишь отправился со мной в одну поездку, как это бывало встарь. И что же? Максимилиан решил, что наша семья не может оставаться даже на такой краткий срок без защитника, и вытащил на белый свет своего кузена по отцовской линии, который и занял этот пост. Разве это не похвально? Кто-то скажет — кумовство! А я отвечу этому недалекому человеку — оценка перспективного сотрудника в реальной обстановке. Ведь все именно так, Максимилиан, ты ведь именно такие мотивы вкладывал в свои решения?

— Именно такие, — Зимин улыбнулся кончиками губ. — Илья Павлович отъехал, и я не знал — надолго ли. Между тем активизировались определенные…

— Я знаю, — прервал его Старик. — Или вот — наш юный друг.

Меня выдвинули вперед и на меня указали рукой.

— Да, случилось так, что пару раз ему угрожала небольшая опасность. Да, возможно, мы немного увлеклись, создавая ситуации, в которых он исполнял роль… Скажем так — подсадной утки. Но результат-то есть!

У них есть результат — это прекрасно. А у меня есть первые седые волосы. Хотя — не факт, что все было именно так, и я на самом деле был приманкой для… Для не знаю кого. В речах Старика ирония, угроза, правда и ложь слились в такой монолит, что понять из них, что является чем, не представлялось возможным. Его голос обволакивал и заставлял то чувствовать свою вину, которой не было, то гордиться собой.

— Вот, все готово, — Вежлева показала на торец стола, где шустрые официанты установили массивное кресло и положили поблескивающие серебром приборы и посуду.

— Отлично. — Старик улыбнулся Марине, но тут же помрачнел. — А места для моих юных друзей? Я ведь сюда пришел не один, если вы не заметили.

— А для них сейчас принесут отдельный стол, — Вежлева выдала очаровательнейшую улыбку. — Его приставят к этому краю стола и…

— Я подожду здесь, — перебил ее Старик. — Ничего, я не слишком хочу есть. Но это я.

Он повернулся к Вике и заботливо спросил ее:

— Liebes kind, вы не слишком голодны?

— Да нет. — Вика, по-моему, потерялась в событиях — она ждала от этого праздника чего угодно, но только не подобных развлечений. А тут всего и столько!

— Так "да" или "нет"? — Старик повернулся к так и стоящим сотрудникам высшего звена "Радеона" и доверительно сказал: — Этот русский язык — в нем нет четкости и точности. Впрочем, чего гадать?

Старик взял Вику за руку и отвел на то место, которое предназначалось ему.

— Я думаю, что за то время, пока вы готовились к этому празднику, вы порядком проголодались, по этой причине — не отказывайте себе ни в чем.

Вика села в кресло и посмотрела на Старика. Тот с отеческой улыбкой взирал на нее и одобрительно покачивал головой.

— Максимилиан, ты же хозяин стола, — вдруг сказал Старик. — Почему ты не ухаживаешь за своей гостьей? Это не слишком учтиво. Положи ей мяса и хлеба, налей ей вина. Это твой дом, ты в нем хозяин. Или ты забыл правила вежества?

Зимин приблизился к Вике и поинтересовался у нее:

— Виктория, что вам положить?

— Я не знаю, — негромко сказала девушка. — Наверное — рыбы.

Зимин взял длинную двузубую вилку и нацелился на блюдо, в котором лежал средних размеров разделанный осетр, почему-то уже без головы.

— Максимилиан, Максимилиан, — встревожился Старик. — Ты же можешь измарать рукав своего отменного костюма. Нет-нет, мы этого ни в коем случае не можем допустить. Немедленно накинь на руку полотенце. Вон стоит молодой человек, местный служитель, думаю, он тебе не откажет в любезности и одолжит свое.

Он помахал рукой, и официант накинул на руку Зимина своё орудие производства. Зимин криво улыбнулся и плюхнул на серебряную тарелку кусок осетра.

— И лимон, — Старик строго помахал пальцем. — Есть этот сладчайший плод водоемов без лимона — это преступление.

В тарелке Вики оказались лимон и петрушка.

— И вино. — Старик окинул взглядом батарею бутылок на столе. — Мммм… Что же тут подойдет, что же подойдет… Вот, "Виньо Верде". Надеюсь, это не подделка, надеюсь, оно, как и водится — молодое и терпкое? А то сейчас подделывают все — вина, книги, даже чувства.

Зимин стоял не мигая, Вика потихоньку зеленела, понимая, что добром для нее это не кончится, я же думал о том, что лучше бы сейчас Снегурочку от злобного Коша спасал и с Кро потом хороводы водил. Я бы сам водил, а не меня водили…

— Наливай, наливай, — и Зимин наполнил бокал Вики ароматной золотистой влагой. — А ну-ка, Виктория, попробуйте — хорош ли осетр? И славное ли вино в бокале?

Вика положила в рот белоснежное мясо, отпила глоток вина. Зимин было собрался поставить бутылку на стол и отойти в сторону, как Старик его остановил:

— Максимилиан, — в его голосе была добрая укоризна. — А если наша гостья захочет еще вина? А если это не подойдет? Нет уж, встань за ее кресло и подожди. И — не снимай пока полотенце, не надо. Мало ли — вдруг она и закусок еще захочет.

Старик смотрел на Вику, которая автоматически клала в рот кусок за куском, и потер ладони, соединив их с сухим хлопком.

— Ах, как она аппетитно ест — у меня даже слюнки потекли. — И тут я получил тычок в бок. — Да и ты, дружок, смотрю, проголодался. В конце концов, в годы моей юности было такое правило — странники, проделавшие долгий путь и пришедшие в пустой дом, могли расположиться в нем как хозяева. Тогда вообще многое было проще. О чем я? Ах, да. Так вот — мы путники и мы в своем праве.

Старик показал мне на место слева от Вики, Азову — справа, а сам демократически занял чье-то кресло в середине стола.

— Максимилиан, раз ты уже с бутылкой в руках — налей-ка и нам веселящей влаги!

Зимин двинулся к нему, но тот замахал руками:

— Нет-нет, я подожду. Сначала Илье — он еще в самолете говорил мне, что хочет выпить.

Струя вина ударила в дно бокала, который Азов подставил Зимину.

— Лей, лей, лей, — приговаривал Старик с улыбкой на лице. — До верха — праздник же!

— Я тоже вина хочу, — вдруг сказала Ядвига. — И ноги у меня устали.

— Так и сядь, — разрешил Старик. — Что вы все стоите — мне, например, непонятно. Впрочем, мы заняли чьи-то три места… Но, думаю, Максимилиан не откажется побыть сегодня кравчим, как и его дальний родич. Эдди?

— Почту за честь, — невозмутимо подтвердил Эдвард, беря со стола бутылку красного вина.

— Никки, я так понимаю, что тебе тоже некуда сесть? — Старик сочувственно покачал головой, но Валяев только обаятельно улыбнулся, давая понять, что это, по сути, такие мелочи, что о них и говорить не стоит.

Зимин подошел ко мне, я увидел его белые от гнева глаза и помотал головой:

— Я водку пить буду!

— Отличный выбор, — благодушно сказал Старик. — Водка — одно из величайших изобретений человечества. И, кстати — это же ваш ученый изобрел ее идеальную формулу?

— Их, их, — подтвердила Ядвига, уже выпившая и протянувшая руку с пустым фужером Эдварду. — Менделеев. Но он был химик, может, чего другое хотел сделать?

— Ну да, — хмыкнул Валяев. — А вышла водка, этакий коварный раствор.

Я не стал гадать, что там великий бородатый химик хотел сделать, а просто хлопнул две рюмки, одну за другой, зацепил прямо с общего блюда кусок розовой семги с лимоном и веточкой петрушки и засунул его в рот.

— Что мне по душе в этом мальчике, — показал на меня Старик — так это его мимикрия. Он умеет сидеть за столом, я это точно знаю, и он в курсе, что такое хорошие манеры. Но сейчас это никому не нужно — и он ведет себя так, как ему удобнее. Это то качество, которое в людях следует уважать.

— Я просто хотел выпить и закусить, — прожевал семгу я. — Уже полчаса как Новый год — а я ни в одном глазу. Непорядок. Не по-русски это.

— Хороший тост, — Азов отставил в сторону бокал с вином и взялся за водочную рюмку. — И слова — правильные.

Он глянул на Зимина и сам взялся за графин с водкой.

В этот момент принесли стол, который мигом составили с уже имеющимся, застелили скатертью и заставили тарелками.

— Ну, вот и места появились, и официанты пришли, — добро улыбнулся Старик. — Максимилиан, Эдди, что вы все бегаете? Садитесь уже — выпьем за Новый год и за то, чтобы каждый в этом году получил то, что заслужил, и понял то, что не понял в прошлом. Никки, ты ничего не хочешь к этому моему тосту добавить?

— Все предельно ясно и точно изложено, магистр, — четко и ясно произнес Валяев. — Думаю, что с этими дефинициями согласны все за этим столом.

— Вот это очень важно, чтобы все. — Старик поднял бокал. — Прозит!

Вика тем временем съела весь немаленький кусок осетра и сейчас просто тыкала вилкой в его хрящи и кожу. Я толкнул ее ногой под столом и поднял вверх рюмку с водкой.

И все выпили, в том числе и Вика, поспешно отложившая столовый прибор и вцепившаяся в бокал.

— Ну, у кого какие планы на эти славные зимние деньки? — Старик вольготно раскинулся на кресле. — Вот, например, что планируешь делать ты?

Мужчина, которого я раньше видел, но имени не знал, поперхнулся маслиной, отправленной перед этим в рот, и выдавил из себя:

— С семьей собирался съездить в горы. На лыжах покататься.

— Спорт — это прекрасно, — кивнул Старик. — Горы — вдвойне. А куда именно?

— В Швейцарские Альпы, — побагровел от натуги мужчина.

— Ну да, ну да, — Старик вздохнул. — Но будьте осторожны — там и лавины случаются. Ни с того ни с сего как зашумит, заревет — и беда тому, кто попадет под груды снега, ползущие с гор.

— Я буду осторожен, — закивал мужчина.

— А мы к моим родителям поедем, — вдруг сказала Вика. — Хочу Кифа с ними познакомить.

— Благое дело, — улыбнулся ей Старик. — Родителей забывать нельзя.

— Вика, скушай еще рыбки, — Азов плюхнул ей в тарелку новый кусок осетра и негромко ей (а точнее — явно мне) шепнул: — Ты молодец, ты все уже сделала. Скушай — и идите отсюда.

Вика активно заработала вилкой, гвардейски разделываясь с деликатесом.

— Ну что, еще по рюмочке? — предложил Валяев. — Так сказать — закрепим?

— Отчего бы и нет? — разрешил Старик. — В конце концов — праздник.

Я тяпнул еще водки и заел ее каким-то очень вкусным копченым мясом. В голове приятно зашумело.

— Ну, мы танцевать, — я подал руку Вике. — Надеюсь, никто не против?

— Вот молодцы! — Старик даже похлопал нам, так сказать — поаплодировал. — Берут от жизни все. Танцы до упаду и вино рекой! Идите, друзья мои, и даже не оглядывайтесь на нас, старых и скучных.

Я взял Вику за руку и повел за собой. Она глубоко дышала, ладошка ее была мокрая-мокрая.

Уже спускаясь вниз, я все-таки обернулся — Старик уже сидел в своем огромном кресле, официанты ставили перед ним новые приборы.

— Меня сейчас стошнит, — пробормотала Вика. — В жизни осетрину больше есть не буду! Киф, мне надо в уборную.

— Ну, вот ты побывала на самом верху. — Я двинулся в сторону туалета. — И чего, оно тебе такое надо?

— Такое — не надо, — призналась Вика. — Блин, мне конец, Зимин не простит.

— Скорее — не забудет, — поправил ее я. — Но мстить не будет, он не дурак. Ладно, иди, делай там чего хотела, а я тут покручусь. Пойду вон еще водки выпью.

— Не увлекайся, — слабым голосом попросила Вика и ушла в кафельное царство.

Я огляделся и было собрался впрямь пойти к барной стойке (в зале их было целых три, и везде наливали бесплатно) и шарахнуть еще одну противострессовую дозу, как меня обняли за шею, обдали ароматным облаком духов и вжали во что-то упругое и мягкое, податливое. Кровь на мгновение застыла в жилах, а после помчалась по ним с бешеной скоростью. От головы — и все ниже и ниже.

— Думал, я тебя не найду? — шепнули мне в ухо и слегка укусили за его мочку. — А вот и нет. Ты мой, я тебя где хочешь сыщу.

Рыжие волосы, молочно-белая кожа, зеленые глаза. Это не Новый год, это какой-то лабиринт опасностей и соблазнов. Но каких соблазнов! Самых лучших в мире соблазнов. Самых сладких. Самых желанных. Неповторимых. Единственных.

— Надо спешить, — губы карминного цвета буквально вогнали слова в мой мозг. — Скоро твоя клуша из клозета выползет, и тогда эта ночь не будет нашей.

Какой нашей? Какая клуша? Почему — не будет? О чем она? И почему так шумит в голове и стучит в висках? Выпил-то вроде немного.

— Идем, — горячее и доступное тело прижимается ко мне, и по моим жилам растекается жгучий огонь, с которым я не хочу спорить, это что-то из древности ползет внутри, это проснулись первобытные инстинкты и оттуда, из тьмы веков, заявили на меня свои права.

Меня берут за руку и ведут куда-то как телка на привязи, причем у меня нет желания сопротивляться, напротив — в глазах стоит вырез бордового шелкового платья и то, что в этом вырезе есть. Боги, это лучшее, что я видел в жизни. И это может быть мое? Прямо сейчас? Вот так просто?

Какие-то коридоры, какой-то закоулок, какая-то каморка с тусклой лампой ночного света.

— Ну вот, здесь нас никто не станет искать, — очи Дарьи, зеленые, колдовские, с золотистыми искрами напротив моих, я впервые понимаю смысл фразы "утонуть в глазах". Только я не тону, я растворяюсь в них, как кусок сахара-рафинада в кипятке.

Ее пальцы расстегивают воротник моей рубашки, ослабляют узел галстука, ее губы целуют мою шею, жадно, как будто кусают, запах ее волос сводит с ума.

Боги, и я боялся этой женщины? Надо давно было ползти за ней на коленях и требовать, просить, умолять, чтобы она хотя бы посмотрела на меня. Как горячо!

Два щелчка раздались одновременно — щелкнула пряжка моего ремня под умелыми руками Дарьи и дверной замок, который то ли она не закрыла, то ли он просто не работал.

— Харитон Юрьевич. — В дверном проеме появилась стройная девичья фигурка. — А я вас обыскалась. Надо идти.

— А? — Я, наверное, смотрелся забавно или, скорее, кинематографически-комично — расстегнутые ворот и ремень, растрепанные волосы и красотка в обьятьях. — Куда? Зачем?

— В зал, ко всем, — требовательно сказала Лика. — Виктория Александровна может вас искать и очень волноваться. Это неправильно.

— Ты кто такая? — прорычала Дарья, черты ее лица как-то изменились, и еще, по-моему, у нее зрачки стали вертикальные. Я зажмурил глаза, потряс головой — да нет, померещилось, нормальные глаза, злые только. Но зато с меня спало какое-то наваждение, кровь перестала долбить по вискам, как по барабану, и я начал понимать, что чуть не наворотил ненужных дел. Радости плоти — это, конечно, прекрасно, но все должно происходить в подходящее время и в подходящем месте.

— Я? — невинно улыбнулась Лика. — Девушка прохожая, вот его знакомая. А ты кто?

— Видела я тебя, прохожая, — ногти Дарьи буквально вонзились в ее же ладонь. — Прогони ее, Никифор. Прогони — и ты получишь такое, что никогда не забудешь.

Ой, ладно. Как говаривал Толстый Вилли: "Девчонки новые — ощущения старые". И что вообще на меня нашло? Бред какой-то. Страсти испанские.

— Даш, с такой женщиной, как ты, заниматься чем-то в этом, — я огляделся — ведра, швабры, тряпки. — Хм. Это склад, что ли? В общем — это тебя не уважать. Тебя надо любить на шелковых простынях, на большой кровати, но никак не стоя в позе "упор к стенке".

— Ты не понимаешь, мой хороший, — ее ладонь скользит по моей щеке, я чувствую аромат степи, ее разнотравье, и по жилам снова начинает струиться одурь.

— Харитон Юрьевич прав, — меня дергают, и забытье отступает. Моя рука в ладошке Лики. — Ваша любовь впереди. Может быть. А может и не быть.

— Ох, я тебе это не забуду, — Даша смотрит на Лику, на лице у нее не улыбка, а оскал, и я вижу белые, мелкие и очень острые зубки. — Поверь, мышка, не забуду.

— А и не надо, — какая выдержка у этой девочки. — Не забывай. А сейчас мы уйдем — и не ходи за нами.

Надо же — какие большие подсобные помещения на первом этаже. Какие-то рекреации, повороты, кабинеты. Вообще не заметил дороги туда.

— Стойте, — останавливает меня Лика, внимательно смотрит назад и достает платок из выреза платья. — Надо вас в порядок привести.

Со щеки и шеи она стирает остатки помады, застегивает воротник, затягивает узел галстука, приговаривая:

— Ну, взрослый же мужик, жизнью битый — и за кем пошел, за этой шалавой. А если бы Виктория Александровна заметила? А если бы Ядвига Владековна заметила? Это скандал, а он вам зачем? И потом — это же Дарья, она…

— Кто она? — я был абсолютно трезв, будто и не пил, только голова немного звенела, и мысли в ней устроили игру в чехарду.

— Да какая разница, кто она, — внимательно посмотрела на меня Лика. — Не надо с ней никуда ходить. Никогда. Особенно вам. Все, идем, идем.

Мы вынырнули из-за какого-то поворота и снова оказались в зале. Звучала медленная музыка, что-то очень старое, инструментальное, народ топтался в медленном танце, несколько основательно поддатых пар выделывали лихие па в стиле "супертанцоры", как это обычно и бывает на таких мероприятиях.

Здравствуй, привычный мир.

— Руки мне на талию, — скомандовала Лика, явно что-то заметив и закидывая свои лапки мне на плечи. — Танцуем!

— Два вопроса. — Кавардак в голове прекратился, и я решил кое-что прояснить. — Как и почему?

— Сначала помашите рукой Виктории Александровне, — приказала Лика. — Вон она на нас смотрит и, по-моему, здорово злится. Левее голову поверните.

Я подчинился и у стены увидел Вику, руки у нее были скрещены на груди, и взгляд и впрямь был недобрый. Ну да, она в гневе или что-то вроде этого.

Выдав улыбку в стиле "все нормуль", я помахал ей рукой, получив в ответ взгляд "поговорим потом".

— Ну вот и ладушки, — Лика улыбнулась. — Итак — почему. Все просто — я же сказала, что ставлю на вас, а значит, моя обязанность — охранять свою будущность. А с "как" вообще все просто — увидела, что вас захомутала эта рыжая бестия, и пошла следом. Что она задумала, мне было ясно сразу, оставалось только вовремя вмешаться в нужный момент.

— Я такой предсказуемый? — этот вопрос становится традиционным. Плохо.

— Как и любой мужчина. Да и эта особа ничего нового не придумает, одно и то же, все они одинаковы, — пренебрежительно ответила Лика. — Не расстраивайтесь, все же кончилось хорошо.

— Она там следов на шее не оставила? — тихонько поинтересовался я. — Просто…

— Все чисто, — заверила моя спасительница. — Я проверила. И — совет. Постарайтесь в ближайшие два-три дня с ней не встречаться, даже случайно. Не надо.

— А и не выйдет, — заверил девушку я. — У меня дел — у-у-у-у сколько! Это у нормальных людей выходные и праздники, а мне как блошкам по песику бегать.

— Очень хорошо, — порадовалась Лика.

А она молодец. Уж не знаю, что там плохого в этой каморке со мной могло случиться, в принципе, полагаю, ничего нового, но кто знает, как оно потом обернулось бы — Дарья эта, похоже, девка с подвывертом. И накрыло меня нешутейно, сроду такого не было, есть в этом некая неправильность. Бррр. До сих пор потряхивает мышцы, и еще кое-какой дискомфорт есть, я потому и танцую на пионерском расстоянии от Лики, чтобы ее не смущать. Так что, как ни крути, а меня сейчас вытащили из потенциально неприятной истории.

— Слушай, — сказал я ей. — Понимаешь, у меня не все так просто, и может выйти так, что вообще ничего не будет — ни кресла, ни кабинета, ни должности. Все на таких соплях, прости за прямоту, висит. Хочешь, я за тебя слово замолвлю, у меня есть такая возможность? Подыщут тебе место, хорошее, теплое. А если все выгорит — сразу ко мне перейдешь.

— Да нет, я подожду, — спокойно и с достоинством ответила Лика. — Я не спешу. Ну вот, музыка кончилась. Подыграйте мне.

Она изобразила книксен, я с достоинством кивнул, после меня взяли под руку и препроводили прямиком к Вике.

— Виктория Александровна, — Ликин голос изменился, он стал чуть выше и более детским. — Спасибо вам за вашего мужа.

— В каком смысле? — голосом Вики можно было обкладывать рыбу в леднике, меня даже озноб пробил.

— Он меня спас, — приблизила свое лицо к Вике девушка. — От вон того дядьки!

И тоненький пальчик Лики показал на багроволицего расхристанного толстяка, с галстуком, закинутым на плечо, и волосатым животом, который виднелся из-под расстегнутой внизу рубахи. Он стоял у стойки бара и глушил водку, рюмку за рюмкой.

— Он меня танцевать потащил, — с ужасом в глазах сказала Лика, прижав ладони к щекам. — Он такой страшный, потный и вонючий, ужас просто!

— Да уж, не Аполлон, — согласилась Вика, в глазах которой появилось сочувствие. — Жуть какая!

— Вот-вот! — затараторила Лика. — А Харитон Юрьевич меня узнал и спас, он так подошел к нам, мою руку у него отобрал и говорит ему: "Она этот танец мне обещала". Тот было что-то вякнул, но Харитон Юрьевич, он вот так на него посмотрел, и все. Теперь эта страшила вон стоит, водку жрет. Козел.

— А я вас где-то видела, — прищурилась Вика. — Точно-точно.

— Я на этаже у вас на посту сижу, — заулыбалась Лика. — Мы сегодня виделись, даже два раза. То есть — вчера уже.

— А-а-а-а, — закивала Вика. — Ну да, ну да!

— Ну ладно, я к своим девчонкам, — хлопнула в ладоши Лика. — Спасибо вам еще раз, Харитон Юрьевич!

— И тебе спасибо, — я подмигнул девушке. — Давно я так не танцевал.

— Ну, какие ваши годы. — Мне был показан розовый язычок, и Лика упорхнула, скрывшись в толпе весело пляшущих радеоновцев.

— И вправду жуть. — Вика брезгливо посмотрела на безобидного толстяка, который, хлопнув очередную стопку водки, пытался протолкнуть ее по кишечнику внутрь. Коварный напиток явно сопротивлялся. — Бедная девочка.

— Ну да, — я покивал. — Потому и пошел спасать.

— Слушай, я все волнуюсь. — Вика взяла меня под руку. — Зимин — он точно не станет мне гадости делать?

— Да успокойся ты, — скривился я. — Ему до тебя и дела нет. Скажи, ты станешь сжигать в костре рукоять грабель, если на них случайно наступишь?

— Нет. — Вика передернула обнаженными плечами.

— Аналогия понятна? — разжевал ей смысл фразы я. — Ты была не более чем инструментом, средством. Зимина сейчас больше всего будет волновать вопрос о его позициях — насколько они пошатнулись у него и насколько усилились у Азова. Все остальное — это даже не гарнир вокруг мяса, это перечная пыль на краях тарелки.

— Ну и сравнения у тебя сегодня, — удивилась Вика, явно более-менее успокоившись. — Есть, что ли, хочешь?

— Ну да, — я вдруг понял, что и вправду хочу есть. Причем зверски.

— А тут только закуски, — опечалила меня она.

— Может, вернуться наверх, к руководству? — задумчиво сказал я, чем немало переполошил свою спутницу. — Там мясо есть и заливное.

— Ну нафиг, — заканючила она. — Давай не пойдем. А еще лучше — пошли домой, мне тут не сильно и нравится, народ, похоже, задался идеей просто забухать. В редакции и то веселее было.

— Не скажи, — не согласился с ней я. — Вон, кажись, конкурсы сейчас будут.

И впрямь — музыка стихла, а у елки появились Дед Мороз и Снегурочка, в которой я безошибочно узнал все ту же Инну Ионидину.

— Ну, вот и мы! — пробасил Дед Мороз и потряс в воздухе перевитым мишурой посохом. — Заждались?

Народ бодро отозвался, что, мол, "А то", "Само собой" и "Не то слово".

— Молодцы, — продолжил новогодний волшебник, но я дальше слушать не стал — ничего нового я тут не увижу. Все те же конкурсы, все те же шутки, и вопрос только в градусе пошлости последних. В смысле — ограничится дедушка карандашом с веревочкой и бутылкой или же дойдёт до бананов и презервативов.

Мне куда интереснее было блюдо с бутербродами, которое я заприметил на стойке бара. Вроде как и с колбасой там есть, и с рыбой. Аккуратненькие, в пленочку затянутые, и много их…

— Киф, — меня взяли за локоток и повернули к себе. Это был Азов. — Пошли.

— Куда? — я повернул голову к харчам и сглотнул слюну. — И зачем?

— Наверх, приятель, наверх, — пояснил безопасник. — Старик собирает в своем кабинете узкий круг, по традиции. И ты тоже приглашен.

— А я? — с беспокойством спросила Вика. Уж не знаю, что ее больше волновало — то, что ее не пригласили, или наоборот, что позвали.

— Это мужские посиделки, — важно сообщил ей Азов. — Извини. Ты вон с народом повеселись пока.

К Деду Морозу и Снегурочке тем временем присоединились два клоуна, у одного в руках была гроздь бананов.

— Но не в этом конкурсе, — попросил я ее. — Очень тебя прошу. И дождись меня здесь. Или позвони, если пойдешь домой, это как вариант. Илья Палыч, можно я один бутер на дорожку зацеплю, а? Жрать охота — сил нет.

— Валяй, — разрешил Азов, дождался, пока я, урча, вцеплюсь зубами в невероятно вкусную колбасу, и пошагал к лифтам.

Я, жуя на ходу, поспешил за ним.

Глава пятнадцатая
в которой наконец-то праздник подходит к концу

— Надо было два бутерброда взять, — расстроенно сказал я Азову, стряхивая с пиджака крошки прямо на пол лифта. — Только аппетит раздразнил.

— Странный ты человек, Никифоров, — задумчиво сказал Азов, глядя на меня. — Все пьют — ты ешь. Все наверх рвутся, локтями друг друга расталкивают — тебе это, такое ощущение, напрочь не нужно. Землю тебе подарили, с домом, с подсобными помещениями — так ты даже не соизволил туда хотя бы раз доехать, глянуть, что к чему, я уж молчу об официальном оформлении бумаг. Иногда я даже думаю — ты, вообще, от мира сего?

— От мира, от мира. Да и был я там один раз, — заверил я его. — Просто на все, что вы перечислили, ну кроме пьянства, время нужно и свобода перемещения. А где я все это возьму? Сами же за горло берете, результатов требуете, да еще и под замок посадили.

— Это мера временная, но необходимая, — отозвался Азов. — Понимать должен.

— Понимаю, — согласился с ним я. — Я ж слова не сказал, вы сами начали. И еще — я искренне рад, что вы вернулись. Мне этот Эдвард… Ну, не очень, в общем. Хороший, по сути, мужик, но какой-то замороженный, снулый, как рыба без воды.

— Не врешь, — по-моему, удивился Азов, глядя мне в глаза. — Даже странно.

— А чего мне врать? — изумился я. — Говорю, как есть. Я парень честный, искренний.

— Ну да, ну да, — покивал Азов. — Скажи мне, честный, искренний — про Иеремию кто разговор завел? А именно о том, что с ним встретиться надо.

Я почесал затылок — вроде было недавно, а поди вспомни.

— Да я сам, наверное, — уверенности в моем голосе не было. — Там как было — я Зимину письмо от Еремы отдал, он почитал его и забрал себе. А потом сказал, что надо повстречаться, хуже, мол, не будет. Ну, на третье число и назначили встречу. А чего, что-то не так? Я Ереме этому еще не звонил, все запросто можно в другую сторону повернуть. Да и не рвусь я на эту встречу. И в Касимов тоже не рвусь, причем совершенно.

К слову — вот кто меня спасет!

— В Касимов свой езжай, нечего девочку расстраивать, — немедленно разбил мои надежды безопасник. — Да и польза в этом есть — тебе передохнуть надо маленько, выглядишь ты не ахти. Бледный ты какой-то стал.

— От работы кони дохнут, — угрюмо ответил я ему. Чего веселиться — только ведь обрадовался, подумал, что вывернулся. — Тут сбледнешь с лица.

— Кстати — странно, ты час назад, когда водку хлестал, нормальный был. — Лифт остановился и открыл двери, но Азов не обратил на это внимания. Он неожиданно ухватил меня за подбородок своими очень крепкими и холодными пальцами и задрал мою голову вверх. — Вот тебе и раз. Ты с кем волохался, ущербный?

— Ни с кем, — пробормотал я, говорить с зафиксированной нижней челюстью было неудобно. — Только с Викой, если вы про то, о чем я подумал. И не сегодня.

— Твою мать, на неделю отъехал. — Азов был явно зол. — Развели в головном здании, понимаешь…

— Приехали, — подбородку было больно. — Выходить надо.

— Потом поговорим еще, — пригрозил Азов и вышел из лифта.

Интересно, что он имел в виду? Впрочем, чего тень на плетень наводить — речь сто процентов о Дашке шла, про нее он спрашивал. Это что же он такое на моей шее углядел, что так разозлился? Явно не засос, мне бы Лика о нем сказала, я же у нее специально спрашивал. Засос и помада на мужике — они как прыщ на лице молоденькой девушки, их сразу видно, издалека, прячь, не прячь.

А если это не то и не другое — то про что? И как это связано с тем, что у меня там, в этом тряпочно-ведерном закутке, просто башню снесло, как у девятиклассника при виде голой соседки? А то, что это все взаимосвязано — не сомневаюсь.

— Чего встал? — шикнул на меня Азов и трижды ударил костяшками пальцев по высоченной желтой двери, которая сразу же распахнулась, как бы приглашая нас входить внутрь.

А здесь с моего прошлого визита ничего не изменилось — все тот же полумрак, все тот же уют и кружащий голову запах — апельсина и еще чего-то неуловимо знакомого, чего-то из детства. Ваниль? Кардамон? Персики? Не могу понять.

— А, вот и неразлучная парочка друзей! — Старик сидел за своим столом, он уже снял пиджак, и его белоснежная сорочка ярко выделялась в полумгле кабинета — Что, дружок, скучал по Илье? Ну, давай, как на духу.

Зимин и Валяев, сидящие за небольшим столиком, уставленным скромными, но явно вкусными закусками, бледные и напряженные, синхронно повернули ко мне головы, ожидая ответа. Лица Старика я не видел, оно расплывалось в глазах, да и полумрак был сильнее, чем мне показалось сначала.

— Мы все здесь одно — неторопливо начал отвечать я — Как в том венике прутики. Вынь один — и посыплется к нехорошей маме вся конструкция. Соответственно, вы Илью Палыча забрали — и всё, кто его заменит? То же и все остальные, — вон если Максима Андрасовича в командировку послать — кто его нам заменить сможет? Никто.

— Ответ хитреца, — захлопал Старик, я уловил блеск его миндалевидных глаз. — И дипломата. Много слов, все хорошие и правильные, но четкого ответа на ясный вопрос я не получил.

— Так Илья Палыч не девушка, чтобы я по нему томился, — немного развязно прокомментировал его реплику я. — Он очень двусмысленно прозвучал просто.

— А, так это я вопрос не так задал? — захохотал Старик. — Вот ведь! Ну орел, на ходу подметки режет. Максимилиан, ты подбираешь славные кадры, но только вот через небольшое количество лет такие удальцы могут отправить тебя в никуда, желая занять твое место.

— Впредь я буду более осторожен в подборе кадров, — пробормотал Зимин.

— Впредь надо думать, кому следует поручать их подбор, а кому нет, — неожиданно сказал Азов. — "Кадры решают все" — так ведь говорил один известный нам всем человек?

— Ну, не будь столько категоричен, Илья, — благодушно сказал Старик и махнул рукой, разрешая мне сесть. Я плюхнулся на кресло рядом с Валяевым, не в силах бороться с собой, взял со столика кусок хлеба и начал намазывать его икрой, остро сожалея об отсутствии здесь масла. — Да, в чем-то ты прав, но не принимай поспешных решений и не говори слов, о которых потом можешь пожалеть.

— Илья прав, — глухо сказал Зимин, опуская глаза и всей своей фигурой показывая глубочайшее раскаяние. — Это моя вина, мой недосмотр, ряд моих же поспешных и даже неверных решений…

— Киф, приятель, не сочти за труд, возьми с полки во-о-он того шкафа какую-нибудь книгу поувесистее, — внезапно попросил меня Старик. Я положил бутерброд, от которого только что откусил изрядный ломоть, на столик, кивнул и, жуя, подошел к книжному шкафу.

Елки-палки, шкафчик-то раритетный. Я не большой знаток антикварной мебели, но есть какие-то вещи, глядя на которые ты сразу понимаешь, что перед тобой овеществленное Время. Терпкий запах ушедших дней, не сегодняшняя тонкость и добротность работы, индивидуальность во всем — вот признаки таких вещей. Они как бы говорят: "Мы всё видели, всё знаем, всё прошли. И тебя переживем, мальчишка".

Я открыл дверцу (без скрипа, без усилий, она плавно обозначила движение, как бы сама, без моей помощи) и дернул за корешок какую-то толстенную книгу в плотной темно-синей обложке, оказавшуюся при этом невероятно легкой.

— Вот эта подойдет? — с набитым ртом спросил я. — Это… Как ее?

Я вчитался в буквы на обложке — они оказались не совсем русскими. Такое ощущение, что автор этого труда смешал наш алфавит с греческим.

— Мате…Мате… матике, — наконец прочел я. — А автора не знаю, нерусский какой-то, из одного слова.

— Византиец, — любезно подсказал Старик. — Н-да, хорошая книга, жалко немного мне ее. Ну да ладно, для милого дружка, так сказать… Ты, Киф, положи ее на поднос, да и подпали, хоть бы даже вон от той свечи.

Я глянул налево — и впрямь, там, у окна стоял шандал с горящими свечами. Странно, а чего я его сразу не заметил? С голодухи, не иначе, внимание рассеянное стало.

— Жалко, — я повертел в руках книгу. — Ей же, небось, лет пятьсот, а то и поболе.

— Поболе, поболе, — подтвердил Старик добродушно. — Но нам нужен пепел.

Его фраза не оставляла сомнений в том, что я должен спросить: "Какой?". Ничего хорошего из этого выйти не могло, но и оказаться на месте этих двоих я не хотел. Сейчас не спросишь — потом опалу жди. Нет уж, нафиг такие игры.

— Какой пепел? — с немного малахольным видом спросил я.

— Такой. — Голос Старика начинал леденеть. — Легкий. Летучий. Вонючий. И много. Чем-то ведь Максимилиану фон дер Эйнфрейну надо посыпать свою главу? Свою пустую, безмозглую, заносчивую главу, которую надо было бы сейчас не склонять вниз с покаянным видом, а попросту усечь! Усечь!

Последние слова Старик ронял в полной тишине, он не кричал, напротив, говорил очень негромко, но я даже и дышать-то почти перестал, знай прижимал к себе книгу неведомого мне автора, как бы пытаясь прикрыться хоть чем-то, как будто мне это могло помочь. Мне реально стало страшно, причем природа страха мне была неясна — орут не на меня, я даже вроде как наоборот — при деле. Но все равно — моя бы воля, я бы в окно прямо сейчас выскочил, и хрен с ним, с высоким этажом, такая жуть меня взяла.

— Ваше право, магистр, — Зимин сполз с кресла, его колени, глухо стукнув, оказались на дереве пола. Кстати — паркет тут такой же добротный, как и все другое. Темно-бордовый, сделанный на совесть, каждую жилочку дерева, на него пошедшего, видно. — Все будет так, как вы пожелаете.

— Мне книгу-то жечь? — выдавил из себя я неохотно. Ну да, лезть в это все не слишком по уму, но Зимина надо было спасать. Если его сейчас укоротят на башку, у меня будет сразу две неприятности. Первая — его место может перейти к пьющему Валяеву, а этого не хотелось бы, — пьяница-мать — горе в семье. И вторая — я буду свидетелем убийства, тем более ритуального, а это отягчающее обстоятельство. Эти все выкупятся, а я сяду как исполнитель и организатор этого злодеяния. И это не шутка — от этой компании можно ожидать чего угодно. Да и вообще, — я тут недавно уже сострил по поводу отрубания головы — и чем дело кончилось? Но там игра была, а это жизнь.

Все повернулись ко мне, я цыкнул зубом — вроде как мясо ели, — и снова спросил:

— Жечь книжку или нет?

— Ты думаешь, что пепел лучше меча? — Старик смотрел на меня с интересом. — Эффективней?

— Я думаю, что и в том, и в другом особого смысла нет, — убрал я книгу на старое место. — Как по мне — так надо выпить.

— Хотелось бы обоснование. — Старик подпер рукой подбородок, на его лице гуляла улыбка, свойственная бездетным женщинам и воскресным папам при виде смышленого ребенка. — В общих чертах.

— Книгу не восстановишь, голову обратно не приделаешь, — пояснил я, садясь на свое место. — А работу дальше работать будет надо, она же никуда не денется? Ну, вот не станет Максима Андрасовича — стало быть, и всех нас меньше станет. А чем нас меньше — тем врагам удобнее.

Мне очень хотелось глянуть на Азова и понять, что он по этому поводу думает, поскольку, если что, точку зрения на этот вопрос изменить недолго. Головы рубить никто никому уже, похоже, не станет, а сила сейчас у него. Но поди поверни башку, когда на тебя Старик глазеет.

— Максимилиан, плесни мне вина. — Старик протянул руку с чашей, красивой, дорогой, сразу видно — тоже старой работы. Нет, у него не кабинет, у него тут филиал какого-то крупного музея. — Думаю, что твой человек прав — надо выпить.

Зимин шустро поднялся, в его руках оказалась пыльная бутылка, и секундой позже из нее, мелодично булькая в чашу, потекла густая красная жидкость. Запахло пряно и сладко одновременно — садом, поздним летом, какими-то ягодами. Приятный такой аромат, успокаивающий.

— Славное вино. — Старик сделал несколько взбалтывающий движений рукой. — По крайней мере — на вид.

— И на вкус не хуже, — заверил его Зимин. — Надеюсь.

— Опять "надеюсь", — поморщился Старик. — Ты должен говорить: "Именно так". Или — "Заверяю вас". Все эти "может быть" и "наверное" оставь для властей, они и не такое съедят, особенно если это подкрепить купюрами. Я же хочу, чтобы мои приближенные точно знали, что делают, и были готовы нести за сделанное их руками и головой ответственность. Личную. Персональную.

Съедят. Ох, я бы бутерброд доел! Но как-то неудобно — вроде как беседа идет.

Старик тостов говорить не стал и другим налить не предлагал — он отхлебнул вина и с видом знатока покачал головой:

— Улей и сад, — негромко произнес он. — Да, это славное вино. Ах, какое было солнце в Андалусии, какие женщины! Как они меня любили, как почитали. Увы, увы им, увы им всем, ибо те, кто любит, должны помнить о том, что частенько отданная любовь возвращается дарителю в виде трехкратных мук. Огонь, вода и боль — вот что ждало этих крепкотелых и вместе с тем трепетно-нежных дев.

Старик опустил свою голову, в черноволосье которой не было ни единого седого волоска, и вроде как задремал.

Я шустро скользнул за столик, запихнул в рот остатки ранее сделанного бутерброда и начал его с наслаждением жевать.

— Что ты все жрешь? — одними губами сказал мне Валяев. — Проглот московский!

— Он свел короткое знакомство с одной из красоток Алины, — так же еле слышно ответил за меня Азов. — Естественно, что сейчас он хочет есть.

Меня схватили за челюсть и снова задрали голову вверх, да так, что ни жевать, ни глотать я не мог. Что за повадки?

— Я ей глотку перережу, — прошипел Зимин. — Она совсем очумела?

— Да она и не в курсе, скорее всего, — ответил Азов. — Ее девицы по всему зданию рассосались, поди уследи за всеми. Они теперь везде работают, во всех службах, и не всегда поймешь, кто есть кто. А я предупреждал!

— Да они не хуже и не лучше, — прошептал Валяев. — Нормально работают, и получше иных прочих. Да и чего тут страшного случиться могло? Подумаешь, делов-то. Опять же — удовольствие бы парень получил.

— Такие удовольствия дорого потом обходятся. — Азов сдвинул брови. — Не городи чепуху!

— Палыч, не нуди, — попросил Валяев. — Мы свое уже огребли, ты на коне, мы… в этой самой. С нас приходится, ты это знаешь, и мы это знаем. Потом договоримся о компенсационном пакете. А с Кифом — все обошлось, и ладно. И забыли. В крайнем случае устроим показательное аутодафе потом.

Азов коротко кивнул, глянув на меня и показывая тем самым, что все он услышал, запомнил, и вот, если что, даже свидетель в наличии.

— Да. — Старик явно не спал, он просто ушел в воспоминания, как в рыба в глубину моря. — Это было славное время.

— Еще вина, магистр? — с сыновьей почтительностью спросил Зимин.

— Пожалуй, — рука с огромным перстнем снова протянула бокал к зелено-матовому горлышку бутылки. — Славная ночь, славное вино и недурственная компания. Согласитесь, это неплохой расклад, а?

— Точно так, магистр, — бодро рявкнул Валяев. — Лучше не придумаешь!

Я взял еще кусок хлеба (ох и вкусный! Свежий, ноздреватый, с хрустящей корочкой и таким ароматом…), закинул на него кусок сыра и несколько кусков ветчины.

— Кто хорошо ест — тот хорошо работает, — отметил Старик, глядя на меня. — Не замечал раньше за тобой этакого раблезианства.

— Вчера весь день не ел, — пояснил я, не желая, чтобы меня снова хватали за подбородок. — А тут глянул на ваше изобилие — и все. Желудочный сок фонтаном хлещет.

— Ешь, ешь. — Старик отпил вина. — Ночь длинная. К тому же, это ваша традиция — набивать в эту ночь живот.

— А чем плохо? — я с удовольствием откусил от бутерброда еще кусок. — Поели, выпили, поплясали — хорошо же. Еще фейерверки можно популять в небеса.

— Ну, если в небеса, — мелодично и негромко засмеялся Старик. — Тогда ладно, хорошая забава. Так когда ты встречаешься с этим…

Он защелкал пальцами.

— Иеремией, — подсказал Азов.

— Да, с ним. — Старик отпил вина. — Не слышал о таком, видно, один из низших.

Однако переходы у него — поди перестройся с темы на тему.

— Третьего января, — коротко и четко, как он любит, ответил я. — Днем.

— Хорошо. — Старик поставил чашу на стол. — Скажешь ему, что "Радеон" не имеет к его хозяевам никаких претензий за те два силовых инцидента, что случились с тобой, и не станет предъявлять никаких требований на возмещение ущерба. Ясно?

— Предельно, — кивнул я. — Запомнил, передам слово в слово.

В этот момент в кармане у меня закурлыкал телефон.

— Извиняюсь, — смутился я. — Не выключил вот.

— Так праздник же, — развел руками Старик. — Не иначе, как поздравить тебя кто-то хочет.

— Нет, это жена, — на дисплее высветилось имя "Вика". — Наверное, домой пошла, на этаж.

— Так ответь, — непонимающе сказал хозяин "Радеона". — Надо же узнать — так это или нет?

— Да, — принял я вызов. — Чего?

— Я уже дома, — немного нервно сказала Вика. — Жду тебя. Слушай, при оказии узнай там — Зимин на меня сильно зол?

— Хорошо, — ответил ей я, нажал "Отбой" и с улыбкой сказал: — Ну, так оно и есть — покинула вечеринку, домой пошла.

— И ты иди, — мягко сказал Старик. — Женщина ждет. Исторически это их судьба, но, если есть выбор между ней и компанией собутыльников, пусть даже и очень хороших, всегда выбирай женщину.

— Да? — такое мне в голову в жизни не приходило.

— Да. — Старик сплел пальцы и откинулся на спинку кресла. — Вот если бы мы собирались на битву — тогда другое дело. Тогда мы были бы куда важнее, чем она, ибо ради битв рождается мужчина. Его судьба — воевать и умирать, входя в бессмертие. Ибо тот, кто бежит от битвы — умирает от страха многократно, а тот, кто успевает убить своего противника, даже пронзенный вражеским копьем, — тот будет жить вечно. Впрочем, все это только красивые слова, которые не стоят ничего, по сравнению с тем, что ждет тебя в твоем жилище. Ступай.

Я встал, не зная, что делать. Поклониться, что ли? Или руку ему сунуть? Или кивнуть? Блин.

— Как я мог забыть? — Старик покачал головой. — Самая главная традиция новогодней ночи. Подарок.

Еще и подарок. Приятно, но стремно.

— Подойди ко мне, — поманил меня ладонью Старик и достал из ящика стола массивную шкатулку, причем интересную такую.

Она была сделана из какого-то черного камня. Из камня точно, видно, что увесистая — может, это агат, может, что-то в этом роде. По краям она была отделана желтым металлом, надо полагать — золотом, и из него же был сделан декор на ее крышке — несколько игральных карт, разложенных веером. Прикольно.

— Вот это отдай своей женщине, — откинув крышку, Старик покопался в шкатулке и протянул мне небольшой футляр, обтянутый черным бархатом — Она сегодня помогла мне, и я ей за это крайне признателен. Я очень ценю людей, которые выполняют мои просьбы, ничего не требуя взамен и ни на что не рассчитывая. Бескорыстие — это добродетель, требующая награды.

Я принял футляр и молча изобразил полупоклон.

— Ну и ты, — Старик, звякнув чем-то в недрах шкатулки, достал из нее массивный перстень. Он блеснул тусклым желтым цветом, вделанный же в него черный камень был темен как ночь. — Я хотел бы подарить тебе вот это. Носи этот перстень как память обо мне и об этой веселой ночи. Ну, а коли припрет нужда — его всегда можно и продать!

— Подарки не продаю — твердо заявил я. — Не дело это. Тем более — такие.

— Позиция, — кивнул Старик. — Уважаю. Протяни ко мне свою руку.

Его пальцы напомнили мне сухой лед, они просто обжигали морозом. Он сам надел мне перстень на безымянный палец левой руки, к моему крайнему удивлению, он угнездился на нем как влитой.

— Вот и славно. — Старик захлопнул шкатулку. — А теперь иди, и надеюсь, что этот год принесет тебе удачу.

— А уж я-то как на это надеюсь! — усмехнулся я — Спасибо вам за подарок, и — еще раз с Новым Годом вас! Ну, я пошел.

— Я провожу, — поднялся Зимин. — Мало ли.

— Ну-ну, — Старик снова взял в руки чашу и, по-моему, уже забыл обо мне.

Желтые створки закрылись за мной и, если честно, я с облегчением выдохнул. Впрочем, окончательно меня не отпустило — за спиной стоял все еще бледный Зимин.

— Макс, ты это… — повернулся я к нему, но осекся, увидев знак, которым он велел мне замолчать.

— Значит, так, — остановив меня, заговорил он. — Я хочу сказать тебе две вещи.

Мама, роди меня обратно. Если верить приметам, то меня ждет такой год, который я буду вспоминать в старости, как самый жесткий из всех, что я прожил. Ну, при условии наступления этой старости, разумеется.

— Первое. — Зимин подошел к лифту и нажал кнопку вызова. — Я всегда добро и зло помню одинаково. Хотя нет — зло лучше, потому и плачу за него сторицей. Но добра я не забываю, хотя бы потому, что редко его вижу. Сегодня ты помог мне, уж не знаю — намеренно или случайно, но, тем не менее, это так. Так вот — я запомню это и, возможно, когда-то смогу тебе воздать за твое добро тем же.

— Да ладно, — махнул я рукой. — Не чужие же люди.

— И тем не менее. — Зимин был непривычно строг. — Я сказал — ты меня услышал.

Надо было что-то сказать, но я не знал что.

— И второе. — Подошла кабина лифта и раскрыла двери. — Вике своей скажи, чтобы не паниковала, наверняка она уже всякой ерунды себе напридумывала. Она тут ни при чем, таить зло на нее за то, что случилось, это все равно что злиться на пистолет за то, что из него в тебя выстрелили. Пусть живет безмятежно и не забивает голову всякой ерундой.

— Вот за это спасибо, — оживился я. — И впрямь — она вся извелась уже. У нее и в голове не было, чтобы тебе насвинячить.

— Перстень береги. — Зимин подтолкнул меня к лифту. — Впрочем, ты его и не потеряешь просто так, даже если захочешь. Все, иди домой.

Я помахал ему рукой и нажал на цифру "1". Не знаю почему, но на душе стало вдруг спокойней. Наверное, потому, что из всей этой компании, бесспорно, предельно опасной и непредсказуемой даже в самом спокойном состоянии, именно Зимин был мне симпатичнее других. Хотя, как по мне, и его бы сто лет не видать.

Я поднял руку к глазам и рассмотрел перстень. Большой. Золотой. Красивый. Камень не столь велик, как мне сначала показалось, но все так же непроницаемо-черен, даже в свете ламп дневного освещения не было ни бликов на нем, ни золотистых точек. А вот золотая полоска, облегающая палец, оказалась куда как забавней камня. На ней переплетались чешуйчатыми телами несколько змей, их пасти жадно кусали основание перстня. Гады были сделаны очень искусно, казалось, я даже различаю ярость, сверкающую в их безжизненно-холодных глазах.

— Веселая картина — коза дерет Мартына, — пробормотал я. — А вот наоборот — Мартын козу дерет.

Я потянул перстень с пальца — не люблю я их, мешаются они мне. Пусть в кармашке полежит, а потом я его в сейф положу, чтобы не потерялся. Мало ли, что Зимин говорит, все равно — подальше положишь, поближе возьмешь.

Перстень не снимался с пальца. Ну вот вообще никак. Он как будто врос в него.

— Елки-палки, — я потянул сильнее, но результат был тот же.

Кабина лифта остановилась, на табло горела цифра "10", и в раскрывшиеся двери ввалилась парочка порядком подгулявших сотрудников. У девушки на щеках горел специфический румянец, у молодого человека было лицо кота, сожравшего банку сметаны, причем чужой. Понятно, народ перешел от стадии "флирт" к стадии "никто и не заметит, что нас нет".

— С наступившим! — радостно гаркнул молодой человек, девушка же явно была не рада меня видеть. Ну, это нормально.

Я дружелюбно помахал рукой, перстень блеснул золотом, и это неожиданно для меня возымело определенное действие.

Молодой человек судорожно сглотнул слюну и поправил галстук, узел которого был у него почти в районе плеча. У девушки со щек схлынул румянец, в глазах же появилось немного затравленное выражение. Вот тебе и раз. Это что же за цацку я получил?

— Мы просто поднимались наверх… — сбивчиво заговорил юноша. — Надо было там кое-что проверить…

— Да ладно вам, — мне стало немного неприятно, даже неловко, не люблю я таких вещей. Чего передо мной оправдываться, я вообще тут чужой человек? Так, живу в гостевом крыле — и все. Да в конце концов — мне вообще нет никакого дела до того, кто кого шпилит.

К тому времени, когда мы приехали на первый этаж, юноша полностью запутался в деепричастных оборотах, и я с радостью вышел из кабины, услышав за спиной два облегченных вздоха, прозвучавших в унисон.

Хорошее колечко подсунул мне Старик, что уж там. И так все не слава Богу, а теперь от меня еще и люди шарахаться будут.

А люди, собственно, уже догуливали. Пока суд да дело, пока я шлялся по техническим комнатам и высоким кабинетам с апельсиново-неразборчивым запахом, новогодняя ночь продолжалась, народ бодро накачивался спиртным разной крепости, и к настоящему моменту в холле остались самые крепкие гуляки, так сказать — сливки общества.

Большинство из них веселилось на импровизированном танцполе, бодро долбя каблуками его мрамор. С немалым удивлением я увидел среди изгибающихся в танце тел сестру Зимина, Генриетту. Обычно вялая и какая-то сонная, сейчас она производила совершенно другое впечатление. Короткое платье из черного шелка не столько скрывало ее безупречное тело, как подчеркивало его достоинства, обнаженные руки с двумя золотыми браслетами были подняты над головой, роскошные белокурые волосы растрепались, она вся отдалась ритму музыки и явно приковала к себе взгляды большинства условно дееспособных мужчин в этом зале. Это и правда было красиво, без дураков. И странно — чего это ее так расколбасило? Тогда в коридоре стреляли — и ноль эмоций, а тут — погляди-ка.

— Я всегда получаю свое, — меня приперли к стенке, быстро и стремительно. Одна маленькая, но крепкая ручка придерживала мое плечо, вторая же сгребла в горсть мое достоинство, причем без всякой нежности. Елки, меня впервые в жизни взяли за… Ну вы поняли. В прямом смысле взяли, не переносном. Ощущения, признаюсь, сильно ниже среднего.

— Это прекрасно, — шутки шутками, а во всем надо знать меру. После такого начала продолжать мне уже совсем не хочется. — Но давай эту тему перенесем на потом, а?

— Сегодня и сейчас, — скомандовала Дарья, и я прислушался к своим ощущениям — не накроет ли меня снова?

Не накрыло. Ну, Дарья, ну рыжая, зеленоглазая и белокожая — и чего? Нет, оно неплохо бы с ней познакомиться на тактильном уровне, я, в принципе, не против, но не сегодня. Я устал, я хочу есть и еще спать. Тем более что уже совсем скоро мне еще в загробный мир идти…

— Даш, ты офигенная, — устало сказал я девушке — И я правда совсем не против с тобой лечь в постель, но слушай — давай потом? Я устал, как не знаю кто, и очень хочу спать. В очи мои мутные глянь — они, блин, как у кролика — красные уже все.

В подтверждение этого, я поднял руку к лицу и показал ей на левый глаз — вот, мол, смотри сама.

Дарья хотела что-то сказать, но тут все тот же перстень попался ей на глаза. Они как будто на мгновение поменяли цвет — зелень из них ушла и полыхнул какой-то багрянец, словно в них отразилось огромное пожарище. В тот же момент давление на меня ослабло, что невероятно порадовало — был в нижней части тела некий дискомфорт. И потом — а если скажу не то, и она сдавит чуть посильнее? Беда может выйти.

— Потом — так потом, — покладисто сказала девушка и очаровательно улыбнулась. — И то — куда нам спешить? Чем дольше оттягивание желанного момента — тем больше радости и удовольствия от него. Но ты обещал!

— Слово скаута, — поднял я вверх правую ладонь, сжатую в кулак. — Я буду трепетно ждать той минуты, когда мы двое станем одним.

— И я, — меня облобызали в щеку и, прошуршав платьем, Дарья скрылась в толпе танцующих.

Что я там говорил про подарок Старика? Да нет, вещичка-то, похоже, полезная.

В номер я не вошел, в номер я ввалился. Если честно — как выматывают все эти коллективные празднования.

— Ну? — Вика не спала, она явно ждала моего прихода, сидя на кухне и попивая чай.

Нет, я не устану поражаться женщинам. Они сутками готовятся к тем или иным мероприятиям, наводят красоту, чтобы поблистать пару часов в виде неприступных красавиц, после приходят домой, скидывают все это, как змея кожу, и становятся снова нормальными, родными и привычными. И не могут понять, что такими мы их любим куда больше.

— Нормально все, — я плюхнулся на стул и выразительно глянул на чайник. — Отмучались.

— В каком смысле? — насторожилась Вика, наливая мне кипяток в чашку.

— В прямом. — Я потянулся. — Праздник отгремел, можно спокойно жить дальше.

— Ага, и ждать, что меня не сегодня-завтра отсюда на улицу выкинут. — Она нервно тряхнула рукой, и лимон плюхнулся в мою чашку. — После того, что было…

— Нормально все. — Я отхлебнул горячего чая и блаженно зажмурился. — Макс велел тебе передать, причем персонально — все нормально, он никакой обиды не таит и все прекрасно понимает. Какой с тебя спрос? Тебя просто использовали. Это конкретно его слова, так что — дыши спокойно и не через раз.

— Да ладно? — обрадовалась Вика и села на стул, поджав одну ногу под себя. С учетом длины ее халатика, зрелище вышло еще то. Завораживающее.

— Ага, — кивнул я. — Теперь твоя душенька довольна?

— Не то слово. — Она цапнула мою руку и вгляделась в перстень. — Ого. Дорогой, наверное. Это тебе кто подарил?

— Старик, — ответил я и поморщился. — Совсем памяти нет. Он же и тебе подарочек прислал со мной, как с почтовым голубем.

Я достал из кармана черный футляр и протянул его Вике.

— Блин, надо тебя почаще к нему отпускать, — сообщила мне она и приняла подарок хозяина "Радеона".

Щелкнула тоненькая застежка футляра, он открылся, обнажая свою шелково-красную сущность и кулон, лежащий у него внутри.

Он, похоже, был сделан из такого же камня, что и мой перстень. Внешне это была черная ограненная капля, которую за маленькое золотое колечко, вделанное в нее, придерживала тонкая девичья рука, и все это великолепие венчала искусно сплетенная золотая цепочка.

— Ох. — Вика явно была под впечатлением. — Красота какая.

— Недешёвая, — отметил я. — Работа тонкая. Я, само собой, не ювелир, но сразу видно старую добротную вещь.

— С чего это он? — Вика все не решалась примерить это украшение. — Такие штуки так просто не дарят.

— Ну, он сказал мне, что это тебе за то, что ты такая умница и красавица, — сказал ей я. — Ты же ему вроде как помогла. А вообще, у богатых свои причуды. По нашим меркам — вещь цены немалой, по его — мелочишка. Разница в восприятии ценностей у нас большая.

— Да? — неуверенно сказала Вика и, встав, вдруг захлопнула футляр. — Потом примерю. Под платье.

Я немного удивленно посмотрел на нее — моя сорока-белобока не кинулась к зеркалу с новой цацкой? Чудны дела твои, господи.

Вика вышла из кухни, вскоре в комнате хлопнула дверца сейфа, и послышался ее голос:

— Надеюсь, сегодня я не буду спать одна?

— Надейся, — сообщил ей я, допивая чай. — И жди.

Само собой — не будет. Уж не знаю, что со мной делала Дарья, но остатки дурмана, которыми она меня обволакивала, все еще бродили в крови и требовали выхода. Ну, так и чего сопротивляться зову природы? Оно мне надо?

Это, наверное, было самое необычное пробуждение после Нового Года за последние лет двадцать. Даже в армии ощущение послепраздничья было острее, что уж говорить о других новых годах. А здесь — как обычный день. Ни запаха табачного перегара, ни ароматов пустивших сок салатов, ни пустых бутылок под ногами, которые я спустил с кровати. Где все это? Нету. Ну, а значит, и праздника нету, потому как первая мужская радость после веселой встречи наступившего года — это пойти на кухню, там достать из холодильника все недоеденное, слегка заветревшееся, разложить перед собой, после достать салатницу, где лежит оливьешка, пропитавшаяся майонезом до самого "не хочу", засадить "полтинничек", который наконец-то угомонит куранты, долбящие по вискам, и начать все это есть. Степенно, с удовольствием, с чуть зачерствевшим хлебушком, не торопясь, практически священнодействуя. Вот это — праздник. Вот это — Новый Год.

Ах, да — еще включить телек. "Чародеев" там или еще какую-нибудь симпатичнейшую древность.

А у меня — ничего этого нет. То есть нарезки в холодильнике есть — но это все не то. Это как в той шутке — поддельные новогодние украшения, выглядящие как настоящие, но от которых радости нет.

А время-то уже двенадцатый час. Однако пора в игру, надо еще Кролине подарок вручить, да и Гунтер мог вернуться в замок.

Вика спала, волосы ее разметались по подушке, верхняя губа по-детски оттопырилась. И еще она, по-моему, улыбалась — наверное, ей снилось что-то очень хорошее. Ну и славно, пусть спит. А я — пойду.

Глава шестнадцатая
о том, что мертвые не так уж просты

Тишина — вот то, на что я сразу обратил внимание. Нет шума, который сопровождал меня в игре последние дни, нет гвалта, визгов детворы, топота ног. Тихо падает снежок, тихо посапывают стражники на постах, даже собака грызет кость у лестницы как-то приглушенно, по-интеллигентному. Кабы ей на шею салфетку повязать — так от иного ресторанного сидельца и не отличить. Тишина и покой.

— Ну, наконец-то. — Я сразу Кролину и не заметил. Она, оказывается, устроилась на охапке сена, которую невесть кто и невесть зачем притащил к основанию лестницы, ведущей во внутренние помещения замка. — Думала, что проспал.

— Да нет, с чего бы? — удивился я — Я гулеванил в меру, годы у меня уже не те. Это вам, молодежи, лишь бы танцы до упаду, а я дядька уже старый, меня даже на каток не пускают уже.

— А на каток-то почему не пускают? — изумилась Кро.

— Так из меня песочек уже сыплется, пусть и то-о-оненькой струйкой, зато постоянно, — жалобно поведал ей я. — Народ из-за этого скользить не может. А лед — он на то и сделан, чтобы скользить.

— Да ну тебя, — отмахнулась Кролина. — Напугаешь сейчас меня, а я девушка впечатлительная, трепетная, склонная к самокопанию. Возьму и передумаю с тобой встречаться завтра.

"А и передумай", — подумалось мне. — "Я не против. И лень мне, и вообще…".

— Не ценишь ты моего хорошего к тебе отношения, — немедленно начал закреплять свои позиции я. — А зря. Я сразу тебя предупреждаю, на дальних подступах, чего тебя ждет, какое преотвратнейшее зрелище.

— Слушай, мне с тобой не жить, — хмыкнула Кролина — А если кто чего и подумает — так это только для твоего самолюбия плюс. Все, хорош в остроумии состязаться, тем более что я все равно побежу. Победю… Тебя сделаю!

— Шиш ты меня сделаешь, — парировал я ее самонадеянный выпад. — Таких как я уже лет десять не выпускают. А может, и пятнадцать. Но чтобы подсластить эту пилюлю — на вот, держи. С Новым годом тебя, любимая замша.

И я протянул Кро кольцо, не без удовольствия заметив, что она удивилась — видно, не ожидала такого. Ну и зря, праздник же.

— Спасибо. — Девушка приняла подарок и повертела его перед глазами. — Ох ты, какая славная штучка! Ты ж за нее небось столько отвалил!

— Не будем о деньгах, дорогая, — барственно ответил ей я. — Мои чувства к тебе не исчисляются в денежном эквиваленте.

— Балабол. — Маленький кулачок Кролины ударил меня в плечо. — Язык у тебя без костей, честное слово.

Она надела кольцо на большой палец правой руки, предварительно сняв с него другое, с бриллиантиком, и снова повертела его перед глазами.

— Вещь. А я свинка, тебе ничего не приготовила.

— Ничего, — утешил ее я. — На 23 февраля подаришь мне какой-нибудь хлам. Пробник мужских духов или носков дюжину.

— Фу, — сморщила носик эльфийка. — Это пусть тебе жена дарит.

— Не женат я, моя милая Кролина. — На моем лице появилась вселенская грусть. — Видно, такова моя судьба-судьбинушка.

— Да ты что? — Ладошки Кро прижались к щекам, в глазах появилось почти искреннее сожаление. — Так помимо того, что ты старый, так еще и одинокий, совершенно никому не нужный? Вы только посмотрите на него — и он еще не хочет провести пару часов в кофейне с юной и прекрасной девушкой, ну хотя бы для того, чтобы было что вспоминать одинокими зимними ночами. Самому с собой, наедине…

— С тобой хорошо одно дело наперегонки есть. — Елки-палки, а она меня уела. Вот же язык без костей. — Пока я ложку зачерпну, ты всю тарелку опустошишь.

— Какое дело? — не поняла Кролина.

— Жидкое, блин. — Ну не объяснять же ей, какое именно. — Все, пошли к этому старому черту, день не резиновый. Да, слушай, Гунтер не появлялся?

— Нет, — мотнула головой Кро, пряди волос мотнулись по лицу. — Запропал мой верный рыцарь.

Странно. По идее, он должен был прибыть сюда еще вчера. Он же НПС, он же не игрок?

— Зато вон твой верный сторожевой песик здесь. — Кро показала мне за спину, обернувшись, я увидел Назира. — Как без него?

— Привет. — Я помахал ассасину рукой, получив в ответ вежливую улыбку.

У шатра годи ничего не изменилось, тут как будто никто и не заморачивался с празднованием Нового года. Впрочем, может, так оно и есть — во-первых, они служители языческого культа, во-вторых, здесь же не центральная площадь, тут народ просто так не шляется, только по делу приходит. И праздники у них небось свои.

— Годи, — гаркнул я перед входом в шатер. — Дядька Талиен, ты тут? Откликнись, коли живой!

— Никак пришел? — из шатра послышался скрипучий голос годи. А после появился и он сам — обнаженный по пояс, костлявый, патлатый и с каким-то рисунком на груди. Похоже, что он его только что сам себе нарисовал, причем кровью. — Думал — струсишь. Правда-правда. А ты вон какой оказался — отважный, смелый и… Молодец, короче.

"И глупый", — закончил я фразу за него. Ну да, спасибо Барону, предупредил, что это за тип.

— Ну, а как же еще? — захлопал глазами я. — У нас в Тронье как? Пацан сказал — пацан сделал.

— Без сомнения — достойный город. — Годи явно был доволен. А вот с чего? Хотя догадываюсь я, в чем тут дело. Сдается мне этот пакостник хочет своего учителя вытащить из небытия и снова его в земную плоть одеть. Вот только какова его конечная цель? Какой смысл уступать высший пост в иерархии, который уже стал твоим, кому-то другому? Это нелогично. А в добрые устремления этого старого крысюка я не верил. Не в его случае — всё в лице годи говорило о том, что он записная сволочь, а кровавый знак на груди это подтверждал.

— Ну чего, папаша? — немного фамильярно подмигнул я священнослужителю. — Будем разговоры разговаривать или все-таки делом займемся?

— Никогда раньше не видела, чтобы человек так на тот свет стремился, — отметила Кро. — Ты там давай поосторожнее, если что, я одна с этой дикой дивизией могу и не справиться. Мистер Вонючка, хвала богам, куда-то запропал, но и без него у нас уникумов полный мешок.

— Жди меня, и я вернусь, — щелкнул я Кро по носу пальцем и шагнул в шатер, куда секундой раньше нырнул и годи. Назир было сунулся за мной, но его придержала Кролина, разумно заметив:

— Все равно выгонят.

Годи в полумраке выглядел крайне импозантно. Он успел напялить на себя ожерелье из чьих-то зубов, причем их размер говорил о том, что при жизни это был либо небольшой медведь, либо очень большой человек, и какую-то расписную накидку вроде плаща, причем сделанную явно из кожи. И надеюсь, что не человеческой. Он сейчас мне напомнил одного шамана из Заполярья, довелось мне с ним общаться года три назад, я туда в командировку ездил. Тот тоже перед камланием любил атмосферы нагнать, рассказать о том, что великий охотник Айеке-Тиермес все гонит по небу оленя Мяндаша, и как только он его стрелами нашпигует, так и всему миру капец. Ну? Согласитесь, при свете дня и домашнем комфорте вроде звучит как бред, но в его жилище, в духоте и полумраке, да под бубен, да после брусничной водки под бобрятину тушеную, я вправду начал верить и в оленя, и в громовика, и даже в Сациен — хозяйку вод.

— Руку давай, — деловито сказал годи. — Кровь твоя нужна.

— А вот это шиш, — заявил я ему и убрал руки за спину. — Я на такое не подписывался, мне моя кровь самому нужна.

— Ритуал такой. — Талиен угрожающе засопел. — Чтобы попасть на ту сторону, мне нужна твоя кровь.

— Я готов не через парадный вход идти, я могу через заднюю калиточку войти, — моя уверенность в том, что он перетопчется и без крови, все крепла. — Сказано — не дам.

Годи что-то зафырчал и отправился в дальний угол шатра.

— Пей, — через пару минут сунул он мне под нос миску с какой-то красноватой жидкостью. — До дна, до дна!

Я, признаться, с детства не слишком люблю пить то, что не видел, как наливали. А с учетом того, насколько я этому типу не доверяю…

— Не буду, — оттолкнул я от себя миску. — Тебе надо — ты и пей.

— Не понял? — годи, по-моему, удивился. — Это как?

— Ртом, — пояснил ему я.

Годи явно передумал входить в транс и с какой-то даже обидой посмотрел на меня: — Слушай, я понимаю, что ты человек с Запада, что у вас там своя культура — но и наши традиции надо уважать. — На этот раз удивился я. Надо же, годи и по-людски разговаривать умеет? — Как я тебя через Врата Забвения отправлю, если ты не выпьешь зелье очищения духа? Ну не хочешь кровь давать — не надо. Но без этого — никак.

— Да? — В принципе, годи прав. Ритуал есть ритуал. Да и потом — нет ему смысла меня травить. Ему ведь и вправду надо, чтобы я на ту сторону смотался, там ведь мое тело ждут.

— А обратно как? — строго спросил у годи я.

— Через час по нашему времени сам вернешься, не может душа больше часа в мире мертвых оставаться. Вот кабы на крови делали заклинание — так три бы вышло, а так только час, — нетерпеливо сказал годи, топоча ногами, одетыми в мягкие черные сапожки без каблуков. — Пей давай!

— Погоди, — отодвинул я от себя миску и высуну голову наружу. — Назир!

Ассасин, по обыкновению, расположился радом с шатром, увидев меня, он встал на ноги и стал ждать указаний.

— Если через полтора часа я отсюда не выйду — убей тут всех, — приказал я ему. — Кто бы что ни говорил.

Ассасин кивнул и снова сел на коврик, который он предусмотрительно расстелил на снегу. Не знаю, насколько он эффективен, впрочем, может, тут и простатита нет. Игра же?

Я опростал в себя миску с красной жижей (против моих ожиданий это была не кровь, это был какой-то травяной напиток) и подождал системного сообщения — не добавилось ли у меня чего, или наоборот — не убавилось ли.

Нет, все осталось как было, зато оживился годи. Он загнусил тягучую песню, затопал ножками в каком-то танце, а после кинул на угли костра, тлеющие в углу шатра, несколько щепоток порошка, которые извлекал из мешочка, висящего на шее.

Вспышки озаряли помещение после того, как порошок падал на угли.

Красная!

Желтая!

Зеленая!

— О, зеленый, можно идти, — слегка очумело пробормотал я — в голове все немного кружилось, уж не знаю — от зелья ли или снова, как тогда у шамана в Заполярье — от духоты?

— Ну так и иди, — благожелательно напутствовал меня годи и ткнул пальцем в лоб. И я куда-то полетел…

"Страна мертвых… Она в Файролле повсюду, ведь здесь даже Смерть не последняя инстанция. Смелый и отважный воин, умный и хитрый маг, да и просто удачливый приключенец всегда могут надеяться на то, что их посмертие будет не менее интересно, чем жизнь.

Но для этого надо постараться. Постараться понравиться Смерти".

Лаконичненько так. Но многообещающе. Стало быть — не одиночное явление прогулка на тот свет, еще и в других областях Файролла такие Врата есть.

Вами открыто деяние "Места, которых нет".

Для его получения вам необходимо побывать еще в шести местах Файролла, которых вроде бы как и нет.

Награды:

Титул "Путешественник за грань";

+ 2 единицы к интеллекту;

Картина с изображением одного из этих мест (рандомно) в резной рамке в вашу комнату в гостинице (при наличии таковой).

Подробные комментарии можно посмотреть в окне характеристик в разделе "Деяния".

А вот и подтверждение тому. Это хорошо. Такие места, конечно, веселыми не назовешь, но я и игрок неформатный — вместо нормальных, приличных, неплохо освещенных и людных локаций, в которых можно заработать опыт и получить разное полезное добро, мне в основном достаются разные закоулки и темные подворотни игрового мира. Здесь особо не обогатишься, но кто бы меня спрашивал о том, хочу я этого или нет?

Странно, этот мир от того не сильно и разнится. Нет никакой туманной дымки, не сильно тут и холодно, никто вон в близлежащем лесу не завывает дурным голосом. Разве только, что тут солнца нет и света маловато. Такое ощущение, что у них тут сумерки.

А вообще здесь, в мире мертвых, все вполне логично. Вон даже дорога одна, не свернешь никуда.

Я обернулся — а вот обратной дороги нет. Лес стоит сплошной стеной, непроходимый, непролазный, как бы говоря: "Нет приятель, только вперед". Впрочем, я успел заметить отсветы истаивающей в нем арки, видно той самой, через которую я сюда попал.

"Время, которое вы можете провести на этом плане бытия в своем теперешнем воплощении, равняется одному часу. После его истечения вы будете принудительно возвращены на исходную точку отправки.

Желаете включить таймер, показывающий остаток времени, отведенного на изучение данной локации?".

Сервис, елки-палки. Пусть будет, почему бы и нет?

— Привет. — Невесть откуда, чуть ли не из-под земли, появился крепкий горец в традиционной для них одежде, с открытым и приятным лицом. — Ты оттуда, с той стороны?

— Оттуда, — подтвердил я. — А ты местный?

— Уже лет сто как или даже больше, — засмеялся горец. — Я — Хрон.

Он протянул мне руку и замер, ожидая того, что я назову ему свое имя. И ведь что примечательно — если бы не предупреждение Сэмади, я бы так и сделал.

А годи не так уж и умен — до Оэса я даже не дошел бы. И все, весь его план летит коту под хвост. Или… Может, ему надо было не того, чтобы я дошел до Оэса, а того, чтобы я просто исчез из плана истинной реальности Файролла? На время или лучше вообще насовсем?

Нет, надо будет этого служителя культа по возвращении взять за козлиную бородку, да и потрясти как следует. Только тихо и незаметно — гэльты народ суеверный, могут не понять.

— Очень приятно, — помахал я конечностью в воздухе. — Рад встрече. Слушай, к последнему становищу эта дорога ведет?

— Она, — подтвердил гэльт. — Так как, ты говоришь, тебя зовут?

— Чего меня звать? — я поправил меч. — Я сам всегда прихожу куда надо.

Таймер отсчитывал минуты, и я, кивком поблагодарив любопытного и хитрого гэльта, быстро зашагал по дороге.

— Чего там, в Пограничье, происходит-то? — догнал меня Хрон. — Кто у власти сидит?

— Никто, как и раньше, — ответил ему я. — Демократия в действии. Режут все друг друга помаленьку, но делают вид, что ничего не происходит.

Не хватало еще с покойничками откровенничать. Хотя — кто бы говорил?

— Узнаю, узнаю родное Пограничье! — радостно сообщил мне Хрон. — Века идут — а ничего не меняется. Стабильность. А что, брат… Как там тебя?

— По-разному, приятель, — хмыкнул я.

Как раз в это время мы повернули за поворот, и я увидел шагах в ста от себя поселение или даже палаточный город. По-иному это и не назовешь — куча разноразмерных и разноцветных шатров, причем большая куча, не меньше сотни. А может, и больше. Видно, это оно и есть — Последнее Становище.

— Ладно, пойду я, — вздохнул Хрон. — Хитрый ты или ученый кем, уж не знаю, что из этого правда.

Злобы в его голосе не было, одна тоска смертная.

— Дураки все уже померли, там, наверху, одни умные остались, — кивнул я. — Но ты не теряй надежды, может, кто поглупее меня свалится сюда.

Гэльт кивнул и пропал, шагнув за поворот, я же зашагал к шатрам — среди этого бардака еще надо было найти один, искомый, с Великим годи внутри.

— О, смотри-ка ты, живой. — Почти сразу, у первого же шатра меня остановила троица воинов. — Ты откуда взялся?

— С того света, — честно ответил я, понимая абсурдность фразы. — В гости к дядюшке Оэсу приехал.

— Ну, у тебя и родственнички, — покачал головой совсем еще юный гэльт. Это что же он такое героическое сотворил, что сюда попал?

— Какие есть, — пожал плечами я. — Их не выбирают.

— Что там у вас происходит? — Похоже, здесь это вопрос номер один. Хотя — что удивляться, естественный это вопрос в их ситуации. — Чего давно новых героев не видать? У вас там войны кончились или отважные воины перевелись?

— Вроде нет, — пожал плечами я. — И воюем, и смелого народа хватает, да и смертей немало. Не знаю, чего они до вас не доходят. Но спрошу, как вернусь.

— Давай-давай, полюбопытствуй, чего это живущие обычаи старые забывать стали, новых героев сюда не шлют, — седоусый гэльт хлопнул меня по плечу. — Скучно тут без новостей, а так хоть развлечение будет. Флар, проводи его к Оэсу, а то заплутает еще тут.

И старшие воины продолжили свой путь, чем удивили меня несказанно — я думал, что они тоже будут пытаться мое имя узнать.

Мудрить я не стал, и напрямую спросил у юного Флара:

— Слушай, а вы здесь разные все, оказывается. Ты вот и друзья твои мне помогаете, а тот хмырь, что меня до входа довел, наоборот — старался подгадить.

— Какой хмырь? — явно не понял юноша.

— Он мне представился как Хрон, — пояснил я.

— А-а-а-а, — Флар рассмеялся. — Хрон-пройдоха. Он не наш, он вообще сам по себе. Я тебе больше скажу — он даже в селение войти не может. Над ним все потешаются невесть сколько времени — он же сам себе ту яму выкопал, в которую упал.

— Это как так? — я даже с шага сбился. Даже тут бардак.

— Он очень хотел сюда попасть, думал, что здесь все даже лучше, чем там, в той жизни, — давясь от смеха, начал свой рассказ Флар. — Уж не знаю как, но он сумел уломать одного из богов, которые тогда еще откликались на просьбы живущих, чтобы тот его после смерти отправил именно сюда, в Последнее Становище.

— Не знаешь, какого именно бога этот хмырь просил о милости?

— Думаю, что Лайва, — пожал плечами Флар. — На Западе его называют Витаром. Он покровительствовал нам всем, так что кого же еще?

— И что было дальше? — я как-то так и думал. Витар.

— Бог согласился, но сказал Хрону, что тот до смерти должен выполнить двенадцать подвигов, и даже сказал каких, без этого он в Становище не попадет. Кстати, подвиги и несложные, в общем, были — большую змею убить, льва, еще какие-то мелочи. Но Хрон мало того, что жуликом был, так еще и лентяем, ничего делать не стал. И вот результат — сюда он попал, а внутрь войти не может. С тех пор он и отирается у входа, дурачка простодушного ждет.

— Однако, — повертел головой я. — Вот жох!

Флар вел меня мимо шатров у которых сидели и стояли крепкие мускулистые гэльты, опоясанные мечами или чистящие их, некоторые даже лихо сражались, отпуская шутки и, похоже, совершенно не опасаясь прибить друг друга. Против моих ожиданий, на меня никто не таращился и не хватал за руку, максимум вяло говорили: "А, живой. Ну, и как там, у вас?".

— Слушай, а чего всем до меня дела нет? — наконец не выдержал я — Будто у вас каждый день гости из того мира бывают.

— А что у тебя спрашивать? — Флар иронично глянул на меня. — Про наших родных ты ничего не расскажешь, они все давно умерли, до ваших войн нам дела нет. Вот и выходит, что ты есть, что тебя нет — все едино. А обратно выбираться путем подлости, одурачив тебя и узнав твое имя, нам честь воинов не позволяет, понимаешь?

— Понимаю, — кивнул я, подумав о том, что тут порядки получше будут, чем там, наверху. Или внизу?

— Но то мы, — Флар остановился около высокого, черного с золотом шатра. — А Оэс — он не такой. Будь с ним осмотрителен, он был величайшим из годи тогда, при жизни, а сейчас, померев, он может даже сильнее стал. Мои командиры его очень уважают, а значит — побаиваются. Следи за собой, будь осторожен.

— Это его место жительства? — я мотнул головой, показывая на мрачный шатер, и получил в ответ утвердительный кивок.

Вами выполнено задание "Последнее становище".

Награды:

2500 опыта;

1000 золотых.

— Ну, вот и добрался, — пробормотал я вслух.

— Следи за собой, — снова пожелал мне Флар и отправился обратно, туда, откуда мы пришли.

Вам предложено принять задание "Мрачные тайны темного прошлого".

Данное задание является четвертым в цепочке квестов "Сим топором я буду править".

Условие — Узнать у Великого годи Оэса, где находится то место, в котором он спрятал топор Дуллаха.

Награды:

4000 опыта;

1000 золотых;

Пассивное умение (рандомно)

Получение следующего квеста в цепочке.

— Оэс, — я отогнул полог шатра и просунул голову внутрь. — Оэс, к вам можно?

Ответа не было. Может, великий годи спал, а может — на пробежку ушел.

Я вернул полог на место и призадумался. А что теперь делать? Время идет, я стою, но без приглашения в такое место лезть чревато — вернется хозяин, начнет орать, мол: "Кто сидел на моем стуле, кто лежал на моих шкурах". Был бы это какой-нибудь обычный человек — я бы его послал, но тут-то колдун из неслабых, да мне еще от него надо и правдивой информации добиться, которую, причем, он мне выдавать и не обязан. Вот же елки зеленые!

— Кто там? — послышалось из шатра.

— Здравствуйте, Оэс, — оживившись, я снова просунул голову внутрь. — Я вам весточку принес с того света и привет сердечный.

— С того света? — голос вроде как немного озадачился. — Ну, заходи, гость нежданный, но желанный.

Фольклорный такой старичок прямо. И такой, с душком, сразу чувствуется.

Внутри было сумрачно, но не до безумия. Как ни странно, то место, куда я просовывал голову, было чем-то вроде прихожей. В жизни такого быть не могло, ну да ладно.

Оэс оказался достаточно тщедушным старичком, мне по плечо, одет он был в длинную черную рубаху и не первой свежести подштанники. Он стоял посреди довольно большого помещения, явно большего, чем весь шатер в диаметре, и с интересом смотрел на меня.

— Ну? — наконец нарушил он молчание. — И кто тебя ко мне прислал?

— Талиен, — ответил я. — Велел кланяться вам, сказать, что все помнят ваш великий вклад в общее дело, что чтут вас до сих пор, что…

— Цыц, — махнул рукой Оэс, и я замолчал. — Что ж он такое паршивое тело для меня подобрал? Выйду наверх — ох, я ему устрою. Как был небрежным мальчишкой, так им и остался.

— Чем это мое тело плохо? — даже возмутился я. Надо же — мало того, что на него претендует, так еще и хает.

— Слабоват, невысок и со всякой дрянью путаешься, судя по всему. Боги, их слуги, еще какая-то пакость, — пояснил Оэс и обошел меня по кругу. — Да и вообще.

— Зубы не показать? — окончательно возмутился я. — Как лошадь осматриваете.

— Мне в тебе жить, — чуть ли не пристыдил меня великий годи. — Как ты сам-то думаешь — должен я тебя изучить, прежде чем вселиться?

— Я против того, чтобы вы в меня вселялись, — на всякий пожарный уведомил годи я. — Мне мое тело самому нравится, нечего в него подселяться. Это не коммуналка.

— Цыц, говорю. — Оэс неожиданно ловко приложил ладонь к моему лбу. — Имя! Назови свое имя, смертный!

"К вам применено ментальное воздействие шестого уровня.

Ваша воля слабее, чем сила этого существа, и вы не в состоянии сопротивляться ему более чем пятнадцать секунд, четырнадцать секунд, тринадцать…"

Елки-палки! Противный старикан уставился в мои глаза, и такое ощущение, что гипнотизировал меня, по крайней мере, в башке лениво шевелилась только одна мысль: "Надо сказать ему имя, и все кончится. И все будет хорошо".

— Имя, — почти ревел Оэс, вызывая здоровое удивление — откуда в такой тщедушной тушке эдакий басина? — Имя-а-а-а!

Палец кольнуло, я опустил глаза и увидел, что глаза перстня-черепа снова ожили и ярко светятся красным.

Финик! Надо срочно сожрать финик!

За две секунды до того, как моя воля рухнула, я успел забросить в рот подарок Сэмади и пару раз его жевнуть.

Вы получаете следующие способности сроком на один час по игровому времени:

+ 40 к отражению ментальных атак;

+ 40 к защите разума от черного колдовства;

+ 40 к защите разума от магии мертвых;

+ 20 к внушению;

+ 20 к искусству угрозы.

Предупреждение:

Не забывайте о штрафах за употребление данного предмета.

Меня отпустило, шум в ушах утих, круговерть в глазах прекратилась.

"В данный момент ваша воля чуть сильнее, чем у Великого годи Оэса, и вы можете противостоять ему".

Лаконично, но приятно. Я прожевал финик, аккуратно выплюнул косточку в ладошку и спрятал ее в сумку.

— Имя, смертный, скажи мне имя! — надрывался дедуля, с удивлением смотрящий на мою жующую рожу.

— Тарапунька. — Не знаю, из каких недр подсознания вылезло это имя, но к этому моменту оно подходило.

— Ага. — Мне в лицо прилетела горсть какого-то порошка, сразу после этого Оэс протарахтел какую-то галиматью и закрыл глаза.

— Я чего хотел спросить? — кашлянул я в кулак через полминуты. — Товарищ Оэс.

— Не понял. — Старик открыл глаза и ощупал себя. — Почему я не переместился в тебя?

— Так я сразу сказал, что против, — застенчиво пояснил ему я. — И потом — у меня дело к вам, но не по этой части.

— Какое дело? — возмутился Оэс. — Какой части?

— Важное, — чуть понизил голос я и сделал загадочное лицо. — Государственное.

— Бред какой-то. — Старичок потер сухенькие ладошки. — Ладно, начнем сначала.

— Начнем, — согласился я.

— Тебя Талиен прислал? — уточнил у меня Оэс.

— Талиен, — подтвердил я.

— На всякий случай — это молодой и недалекий годи, с вечно взъерошенными черными волосами, круглыми глазами и забавным шрамом на щеке? — Похоже, старикан взялся за дело всерьез.

— Да нет, он худой как щепка и в годах, — расстроил я старичка. — Но это и не странно — в те годы, когда вы его знали, он, наверное, таким и был — молодым и глупым. Времени-то прошло немало.

— Ну да, — согласился годи. — Ладно. Ты… Как тебя зовут?

— Агент Смит, — немедленно сообщил ему я. — Но вы порошок не тратьте, это тоже не настоящее имя.

— Так скажи мне настоящее! — снова начал выходить из себя годи. — Что ты тут за цирк устроил?

— Извините — но нет, — твердо сказал ему я. — Мне мое тело самому нужно. И еще раз повторю — я здесь по другому поводу.

Старичок замолчал и уставился на меня. Я таращился на него, искренне надеясь, что он не заведет по новой сказку про белого бычка.

— А что тебе нужно? — спустя минуту выдавил из себя годи.

— Вот. — Я был доволен, дело стронулось с мертвой точки. — Я так сразу спрошу, напрямки, без исторических экскурсов — вы куда топор Дуллаха спрятали?

— О как. — Дед явно опешил. — Никак Лорды Смерти вернулись?

— Вернулись, — подтвердил я печально. — Не то слово.

— Тогда я просто обязан вам помочь, — пылко сказал старичок и достал откуда-то бумажку. — Ах ты ж… Рисовать-то нечем, живем мы тут по-скромному…

С этим я согласился, созерцая шёлковые подушки и золотую посуду.

— Извини, воин, но мне надо несколько капель твоей крови, чтобы карту дороги к захоронению нарисовать, — торжественно сказал старик. — Но ты силен и крепок, что тебе такой смешной урон!

Да, это крепкий орешек. Может, его придушить малость?

— Почтенный Оэс, — как-то даже расстроился я. — Вы порядком отстали от жизни, на такие трюки современного человека не поймаешь. Давайте уже без всех этих закидонов, а?

— Да, время идет, — пригорюнился старик. — Я половину твоих слов не понял. Но смысл уловил — ты мне помочь не хочешь?

— В вашем понимании — нет, — не стал я кривить душой. — В том смысле, что я свое тело люблю и расставаться с ним не желаю.

— Ну, тогда бывай, воин, — сухонькая ручка указала мне на выход. — Давай-давай, отчаливай, у меня здесь и так душно. Если ты мне навстречу не идешь, так и я не собираюсь этого делать.

— Хорошо, — не стал спешить удаляться из шатра я. — Но есть же другие варианты. Чего бы нам их не обсудить?

— Например? — дед плюхнулся на подушки и насмешливо посмотрел на меня.

Оп-па. А я и не знаю, что этому старому хрычу предложить. Варианты… Но какие?

— Ну, к примеру… — я замолчал.

— Вот, — бледный и тощий палец годи назидательно подвигался в воздухе. — Лишь бы сказать хоть что-то, а мыслей — нет. Все спешите, спешите куда-то, торопитесь. Нет, чтобы остановиться, поразмыслить и уже потом — бежать.

— Согласен, батя, — немного фамильярно сказал я. Старый хрен пошел на контакт, это уже хорошо. Спасибо тебе еще раз, Барон, кабы не твой бонус… — Твоя правда.

— Знаю, что моя. — Оэс снова поднялся на ноги. — Ладно, есть один вариантик. Не то, конечно, что хотелось бы, но лучше, чем ничего.

Он подошел к небольшому столику и, открыв стоящую на нем шкатулку, достал из нее перстень с темно-красным рубином.

— Вот, — показал он мне его. — Этот перстенек отдашь кому-нибудь… Хотя нет, таким как ты все разжевывать надо. Отдашь его крепкому и сильному мужчине в расцвете лет, и будем считать, что мы в расчете. Зачем — объяснять не буду, не совсем же ты дурак. Так, что еще? На все про все я даю тебе месяц. И заметь — все на доверии. Ты свою часть договора еще только должен будешь выполнить, а я тебе про заветное местечко прямо сейчас все расскажу.

Вам предложено принять задание "Баш на баш".

Условие — вручить перстень Великого годи Оэса какому-либо игроку, на ваше усмотрение.

Награды:

3000 опыта;

700 золотых;

+ 5 единиц репутации с Великим годи Оэсом;

+ 1 единица характеристики "Ум".

Информация о месте захоронения топора Дуллаха (будет получена сразу после того, как будет принят данный квест).

Внимание!

На выполнение данного квеста вам выделяется 30 дней по игровому календарю. По прошествии данного времени и при условии, что перстень до того момента будет находиться у вас, квест будет считаться проваленным, а вы перенесетесь в то место, где будет находиться квестодатель (Великий годи Оэс).

В дальнейшем из этого места вы будете выбираться сами, без посторонней поддержки.

Внимание!

Данный перстень может быть вручен только игроку.

Внимание!

Игрок, выбранный вами, не должен знать о том, что из себя представляет этот перстень.

Предупреждение!

Не исключено, что данный квест может спровоцировать вражду между вами и тем игроком, которому вы его вручите. Помните об этом.

Принять?

И вот здесь я призадумался всерьез, тут с количеством плюсов и минусов разобраться с наскока было сложновато. Точнее, надо было четко разложить по полкам минусы.

Ну, то, что задание на подлость — это ясно. Впрочем, моральный аспект меня здесь заботил мало — в конце концов, подсунуть такую бяку какому-нибудь Мюрату, это святое дело, его жалеть — себе вредить. Да и других кандидатов на это колечко немало, закадычных врагов у меня два мешка.

Меня беспокоил другой аспект. Что этот старикан силен — несомненно. И то, что он зловреден и опасен, как среднеазиатская змеюка, тоже не вызывало никаких сомнений. Стоит ли выпускать в мир вот такого злыдня, и не вдарит ли это по моей репутации как молотком? Я уже притащил с островов одного такого деятеля, теперь всякий раз, встречаясь с ним, озираюсь по сторонам, чтобы меня с ним никто не увидел.

И еще — он родом из Пограничья, и в первую очередь начнет чудить там. А вот чью он сторону примет, это неизвестно. А если не нашу? Усилить Мак-Праттов вот таким упырем — это все равно что под самого себя бомбу подложить. Не смертельно, но рискованно.

Хотя это все лирика. В первую очередь меня беспокоит моя репутация. Хотя и прочие мелочи отметать нельзя — тому же Мюрату это колечко впихнуть еще будет надо, а при нашей взаимной любви, согласии и доверии друг к другу это не так уж просто сделать.

Нет, заманчиво, конечно, — но нет.

— Извините, почтеннейший, я откажусь, — твердо заявил старику я.

— Ты из этих, что ли? — Оэс брезгливо кивнул в сторону выхода. — Из смелых, отважных, честных, глупых, и потому мертвых?

Чудовищно интересно — как его сюда вообще занесло? Дедулька явно не дружил при жизни с совестью.

— Не смешите меня, — ухмыльнулся я. — С чего бы я тогда спутался с Талиеном? Нет, тут другие резоны, но я их оставлю при себе. Но моральный аспект тут точно ни при чем.

— Н-да. — Оэс поскреб ногтями грудь под засаленной черной рубахой. — И что же нам делать?

— Не знаю, — честно признался я. — Угрожать я не хочу, на совесть вам давить бесполезно, нет ее у вас. Но и так не уйду, мне позарез информация нужна.

— Настырный ты, — погрозил мне пальцем Оэс. — Люблю таких. Когда вернусь наверх — а я все равно вернусь — не буду я тебя убивать. Чую — много мы друг другу пользы принесем.

— Так может, в знак будущей дружбы, так сказать?… — произнес я задушевно и даже подмигнул мерзкому старику.

— И не думай даже, — осклабился тот. — Я за просто так даже для глав кланов не гадал, а уж для тебя и пальцем не пошевелю. Ладно, вот тебе мое последнее предложение.

Я навострил уши.

— Пошли сюда Талиена, — медленно произнес Оэс. — Ко мне. А дальше я все сам сделаю.

— У-у-у-у, — я даже присвистнул. — Да он сюда не ногой, вы чего…

— Просто убей его, — всплеснул руками годи. — Сам или не сам — мне все равно. Главное, чтобы он умер.

— Убить — это пожалуйста, — оживился я. — Это не проблема, это я… Сделаем, короче. Но чтобы он сюда попал — это же надо какой-то обряд делать?

— Не суетись, — сварливо сказал годи и все из той же шкатулки достал черный мешочек. — Вот, когда он помрет, сразу сунь ему это в карман или в руку, или еще куда. А еще лучше — сделай это перед тем, как ты его уберешь. Дальше — не твоего ума дело.

Вам предложено принять задание "Билет в один конец".

Условие — убить годи Талиена и перед его смертью, или сразу после нее, положить на его тело мешочек с могильной землей, переданный вам Великим годи Оэсом.

Награды:

2500 опыта;

500 золотых;

+ 5 единиц репутации с Великим годи Оэсом;

Внимание!

В дальнейшем из этого места вы будете выбираться сами, без посторонней поддержки.

Внимание!

Вы можете убить годи Талиена сами или чужими руками. Право выбора остается за вами.

Принять?

А вот это уже вариант. Этого хмыря не жалко, он меня сюда сосватал и глазом не моргнул. Плохо, правда, то, что этот неприятный старикан на волю выберется, но это уже детали. Да и то, что задание имеет срок выполнения, тоже не есть хорошо, но другого варианта не будет, это к гадалке не ходи.

— Идет, — сказал я и нажал "Принять"

— Тогда лови. — Оэс бросил мне мешочек. — Сделка заключена.

Я поймал магическую хрень и мельком глянул на нее.

"Мешочек могильной земли из Последнего Становища.

Квестовый уникальный предмет

Выбросить, передать, потерять, продать — невозможно".

Понятно.

— А теперь — где топор? — убрал я мешочек в сумку и пытливо взглянул на Оэса.

— Топор? — годи гадливо улыбнулся. — Глубоко. Очень глубоко. Ты с историей нашего мира как? Знаком хоть немного?

— Ну, если только немного. — Мне было не до шуток — опять под землю лезть. Да они надо мной издеваются! Все издеваются — и те, и эти…

— Немного, — вздохнул Оэс. — Да-а-а, не то сейчас образование дают молодым людям. Впрочем… Тебе название "Уртау" что-нибудь говорит?

Назад: Глава одиннадцатая в которой герой немного ностальгирует

Дальше: Глава семнадцатая в которой почти все удивляются, только каждый своему

Глава пятнадцатая в которой наконец-то праздник подходит к концу

Глава шестнадцатая о том, что мертвые не так уж просты