Нельзя пожать друг другу руки со сжатыми кулаками.

Индира Ганди

Семья Мохаммеда Даджани решила провести долгожданный выходной на побережье возле Тель-Авива. К блокпосту израильских вооруженных сил выстроилась длинная очередь автомобилей. Престарелая мать Даджани страдала астмой. Начался приступ, она стала задыхаться, но не смогла воспользоваться ингалятором, потому что в суматохе сборов забыла его дома. Внезапно женщина потеряла сознание — признаки сердечного приступа были очевидны. Пытаясь сдержать панику, Даджани стал умолять израильских солдат быстрее пропустить их через демаркационную линию, чтобы он мог как можно скорее отвезти мать в больницу.

Это был критический момент в жизни Даджани. Долгие годы он проходил проверки на блокпостах. Парень был палестинцем, его предки испокон веков жили на этой земле, и Мохаммед чувствовал себя униженным всякий раз, когда его останавливали и обыскивали вооруженные люди, которых он считал чужаками. Род Даджани жил в Палестине с незапамятных времен. Несколько веков назад султан возложил на это семейство почетную обязанность хранить гробницу царя Давида в Иерусалиме — обязанность, передававшуюся из поколения в поколение. Но в 1948 г. власть оказалась в руках правительства государства Израиль. В представлении семьи Даджани и множества других палестинских семейств это была аль-Накба — Катастрофа, несправедливое воцарение чужого правительства и чужой культуры. Семью Даджани выгнали с насиженных мест.

«Долгие годы с тех пор, — говорит Мохаммед, — я мечтал очистить нашу землю от израильтян». Учась в университете в Бейруте, он понял, что может с успехом служить этой миссии. Сегодня стены его кабинета увешаны фотографиями, начиная с 1970-х гг., — Даджани выступает перед огромными толпами с призывами к освобождению Палестины. Скоро он стал сподвижником Ясира Арафата, лидера палестинского сопротивления израильскому государству. «Я долго пребывал в убеждении, что сила — единственное решение», — говорит Даджани.

Большинство из нас прекрасно знает суть конфликта между Израилем и Палестиной. Он начался в XIX в., когда набрал силу сионизм — движение за создание еврейского государства на территории, которую евреи называют Эрец-Исраэль, своей древней родиной в Палестине. Европейский антисемитизм, кульминацией которого стали ужасы холокоста, побудил многих мировых лидеров поддержать идею основания государства Израиль. И оно было создано после подписания декларации ООН 14 мая 1948 г. Но палестинские арабы, в массе своей мусульмане, считали цели сионизма чудовищно несправедливыми. С их точки зрения, это было самое настоящее посягательство на их прародину. Они немедленно взбунтовались против власти израильтян. В последующие годы обе стороны пережили несколько ужасных периодов, когда взрывались террористы-смертники, наносились ракетно-бомбовые удары, случались вспышки насилия и политические убийства.

Палестино-израильский конфликт давно стал неотъемлемой составляющей трений между мусульманским миром и странами Запада. Захваченные противостоянием могучие альянсы оказались перед угрозой войны. Усилия дипломатов урегулировать конфликт снова и снова проваливаются. Шансы на мир кажутся удручающе призрачными.

Этот стародавний спор, такой сложный и кровопролитный, является, как и множество других, результатом мышления меж двух альтернатив. Фактически обе стороны говорят друг другу: «Мои права на эту землю выше твоих. Моя религия выше твоей. Ты должен уступить». Господствует ментальная установка на недостаток — земли не хватит на всех. Это игра с нулевым итогом — одна сторона может выиграть, только если проиграет другая.

Эта глава расширит наше представление о применимости Третьих альтернатив в мире, в котором мы все живем, — конфликтном мире, существующем в ситуации реальной угрозы катастрофической войны. Участники нашего опроса «Серьезные препятствия» назвали необходимость «покончить с войнами и терроризмом» самой важной проблемой, стоящей сегодня перед миром. Вот некоторые из их высказываний:

• «Терроризм остается одной из самых серьезных проблем в мире. Он грозит уничтожить свободу и прогресс, которые развитые демократии стремятся поставить на службу жителям всей планеты».
• «Кровопролитные войны и терроризм ложатся на граждан тяжким бременем. Уничтожаются здания, гибнут люди, огромные деньги тратятся на продолжение этого уничтожения — ради чего?»
• «От войны страдает весь мир, в котором накапливается все больше оружия массового уничтожения».
• «Если бы людям не приходилось вести войны и бороться с терроризмом, мы могли бы уделить больше внимания оздоровлению экономики и устранению бедности».
• «Войны и терроризм лишают людей возможности жить безопасной жизнью, обеспечивать себя и своих детей и получать достойное образование».

Палестино-израильский конфликт — лишь один больной вопрос. Мы все заинтересованы в мирных креативных решениях проблем наших сообществ, государств и народов, которые может предложить мышление по принципу Третьей альтернативы. Нам нужна не менее чем революционная перестройка принципов ведения политического спора и дипломатических отношений. На Ближнем Востоке немало выдающихся людей, которые пытаются найти Третью альтернативу, и их усилия по достижению синергии в собственном круге влияния могут многому нас научить.

Упрочение мира: революционный переворот во внутренней дипломатии

Один из таких людей — Мохаммед Даджани. В тот ужасный день, когда его мать умирала в очереди у блокпоста, он понял нечто, что изменило всю его жизнь. До сих пор все контакты Даджани с израильтянами сводились к проверкам на таких вот пунктах, когда его досматривали молодые солдаты с автоматами. И вдруг те же самые солдаты принялись помогать его матери. За считаные минуты подъехали две машины скорой помощи. Его мать отвезли в израильский военный госпиталь, потому что он был ближе всего. «В тот день я увидел, как мой враг борется за жизнь моей матери. Это было очень важное событие в моей жизни. Для меня оно стало одним из многих поворотных пунктов от "мы или они" к "мы и они"».

Ныне Мохаммед Даджани, профессор университета Аль-Кудс, — один из самых активных участников поиска Третьей альтернативы для Палестины, парадигмы «мы и они». Пережитый им переворот сознания побудил его основать Wasatia — организацию, которая целенаправленно отучает молодых палестинцев от мышления меж двух альтернатив. Название организации связано со стихом Корана, в котором говорится: «Мы сделали вас общиной васатан». Слово «васатия» имеет разные переводы и в общем означает нечто вроде «точка зрения в промежутке между двумя противоположными мнениями». Таким образом, цель Wasatia — переступить через крайности и достичь лучшего, более сбалансированного подхода ко всем аспектам жизни.

Профессор Даджани говорит: «Корни проблемы тянутся к тому обстоятельству, что палестинская молодежь вырастает на двух уроках: единственный способ преодолеть конфликт или различия — через формулу "выиграл/проиграл"; мусульмане, христиане и иудеи не способны нормально сосуществовать, не говоря уже о том, чтобы процветать рядом друг с другом». Вот оно, классическое мышление меж двух альтернатив.

На мой взгляд, исламская идея васатия очень близка представлению о Третьей альтернативе. Это отказ от мышления меж двух альтернатив, которое, по словам Даджани, захватывает людей в ловушку «слепой пристрастности, круговой поруки по племенному принципу, фанатизма, расизма, нетерпимости и предубежденности — всего того, что превращает человека в смертельного врага человека». Последователи васатия ищут высших, лучших путей, нежели компромисс враждебного сосуществования. Они стремятся к Третьей альтернативе — совместному процветанию на общей земле.

Что побудило Даджани возглавить это влиятельное движение своих соплеменников-палестинцев? Главным образом, проявленная израильскими солдатами эмпатия. Это впечатление усилилось, когда отец Даджани лечился от рака в израильской больнице. «Персонал веселил его, шутил, никто не обращался с ним как с арабом, и это стало для меня откровением», — говорит Даджани.

Раввин Рон Крониш, глава Межрелигиозного координационного совета Израиля (ICCI), посвятил свою жизнь тому, чтобы израильтяне и палес­тинцы получили возможность эмпатически слушать друг друга. Таково обязательное условие обретения мирной Третьей альтернативы на этой неблагополучной земле — и в любом другом месте.

«Палестинцы и израильтяне почти не встречаются в обычной жизни, — говорит ребе Крониш. — Мы запуганы созданными СМИ стереотипными представлениями друг о друге. Палестинцы пересекаются с израильтянами в основном только на контрольно-пропускных пунктах. Евреи для них — солдаты, служащие оккупационных войск. Евреи в свою очередь считают палестинцев террористами, а ислам — религией смерти, которая поощряет людей становиться бомбистами». Однако есть люди, которых Крониш регулярно собирает на продолжительные, содержательные и трогательные встречи, — женщины, молодежь, преподаватели, религиозные деятели — люди, которые могут стать распространителями новых представлений друг о друге в своих общинах и кругах. «Чем мы занимаемся в ICCI? Мы вовлекаем людей в диалог, чтобы они могли изменить свои представления и отношение по поводу вероятности и преимуществ мирного сосуществования и теперь, и в отдаленном будущем».

Когда люди вступают в глубокий диалог с другим — с врагом, то испытывают глубокое потрясение, обнаружив, что другие — тоже люди, что у каждого человека своя уникальная повесть, которая обычно тоже сплетена с масштабным религиозным или политическим конфликтом. Кроме того, немного ознакомившись с религией друг друга, они понимают, что, в сущности, их религиозные взгляды объединяют общие гуманистические ценности. Евреи в своем кругу никогда не откроют Коран, а и мусульмане и христиане практически ничего не знают об иудаизме. В одной группе мусульманский религиозный лидер впервые услышал строку из Талмуда: «Если ты спас одну человеческую жизнь, это равносильно спасению целого мира» и воскликнул: «У нас в Коране есть такие же слова!» Изучая священные тексты друг друга, иудеи, христиане и мусульмане Израиля и всего региона учатся взаимному доверию, ведь они учатся друг у друга.

ICCI создает среду, где люди, втянутые в конфликт, могут осознанно обращаться друг к другу и слушать один другого. Доктор Крониш говорит, что «они делятся своими взглядами на важные вопросы. Случается, страсти так накаляются, что мы думаем, не прервать ли встречу, но участники настаивают на продолжении». Хотя диалоги в ICCI очень часто даются с огромным трудом, большинство участников остаются, захваченные огромной потребностью в том, чтобы их выслушали с эмпатией. Эти люди хотят понять друг друга, понять, как они могут жить все вместе. Недавно один из евреев-участников таких встреч сказал: «Я прочитал в новостях тревожное сообщение и в своей группе захотел узнать, что чувствует и думает в этой связи мой друг и коллега — будь то палес­тинский мусульманин или христианин. Что он действительно думает?» Участники диалогов придают личностную окраску самым масштабным общенациональным вопросам.

Чтобы привлечь молодежь, ICCI в партнерстве с Теологической семинарией г. Оберна (штат Нью-Йорк) организовал диалоговый процесс продолжительностью в один год. В программу включен летний лагерь для палестинских и израильских студентов, а также старшеклассников из Южной Африки, Северной Ирландии и некоторых частей США. В лагере «Лицом к лицу / Верой к вере», каждое лето действующем в северной части штата Нью-Йорк, они едят кошерную, халяльную и вегетарианскую пищу, делят ночлег, спорят — и плачут, когда расстаются, как это бывает в любом молодежном лагере.

Бок о бок с ребе Кронишем в ICCI трудится Маргарет Каррам, палес­тинка арабского происхождения. Она говорит: «У меня сложная идентичность. Я израильтянка, христианка-католичка и палестинка арабского происхождения». Ребенком ей приходилось страдать при встречах с еврейскими детьми в своем квартале на склонах горы Кармель. Подражая действиям взрослых, дети швырялись друг в друга камнями и обменивались оскорблениями. «Я все время плакала», — вспоминает Маргарет. После очередной потасовки она, прихрамывая, пришла домой. Ее мама, редкостная женщина, в это время пекла. Она предложила дочери позвать к ним на кухню еврейских детей и каждому дала арабский хлеб, чтобы те отнесли его домой, в свои семьи. Евреи пришли поблагодарить ее, и скоро они уже приглашали друг друга на свои национальные праздники. В этом небольшом квартале Хайфы между соседями начали складываться потрясающие отношения.

В 15 лет Маргарет Каррам присоединилась к «Фоколари» — международному католическому движению, призванному способствовать диалогу на всех уровнях между самыми разными людьми и религиозными конфессиями. Следуя примеру матери, Маргарет привязалась к своим друзьям-иудеям, а будучи католичкой, захотела узнать о них побольше. Она поехала в Лос-Анджелес изучать иудаизм в Иудейском университете. «Я шесть месяцев не открывала рта», — вспоминает Маргарет. Другие студенты считали ее иудейкой, но впоследствии выяснили, кто она такая. Они были ошеломлены, узнав, что изучают Тору и Талмуд вместе с арабской девушкой, палестинкой. Маргарет объяснила, что учится здесь ради того, чтобы преодолеть пропасть между ними и ее народом: «Для этого я должна вас узнать». Через пять лет эмпатического слушания Маргарет окончила университет и вернулась на родину — арабская девушка с университетским дипломом, удостоверяющим, что она понимает еврейский народ.

Сейчас Маргарет Каррам читает лекции по еврейско-христиано-арабским отношениям и делает все возможное, чтобы навести мосты между этими народами и религиями. Она посвятила свою жизнь налаживанию диалога и поддержке эмпатии. «Я мало что могу изменить, — говорит Маргарет, — разве что шажок за шажком двигаться вперед». Полагаю, она недооценивает свое влияние. Общаясь, люди, подобные Маргарет Каррам, и члены таких групп, как ICCI и Wasatia, проникаются взаимным доверием и искренней приязнью друг к другу. Они знают, что одного только диалога недостаточно, но это первый и принципиально важный шаг к созданию новых возможностей. И это, на мой взгляд, объясняет, почему так много формальных дипломатических инициатив доказывает свою неспособность разрешить такие конфликты, как ближневосточный. Отрицая возможность создания между людьми столь необходимой им эмпатической связи, обычная дипломатия не создает «психологический воздух».

Традиционный подход к миротворчеству — это рациональные переговоры, которые великий политолог Самуэль Хантингтон называл «культурой Давоса». Каждый год представители правительственной и деловой элиты ведущих мировых держав устраивают саммит в роскоши швейцарского города Давоса. Они хорошо знают друг друга и формируют нечто вроде «транснационального соглашения денежных мешков, контролирующих практически все международные организации, правительства многих стран и львиную долю мировых экономических и военных возможностей». Но утонченная до разреженности атмосфера Давоса не дает психологического воздуха миллионам людей, испытывающих подлинные страдания.

Например, соглашение в Осло от 1993 г. было провозглашено прорывом «в давосском стиле», которое все изменит. Представители Израиля и Палестины согласились признать друг за другом «право на самоопределение» и разделить территорию. Делегаты, обмениваясь улыбками, говорили об окончании конфликта и о том, что принципиальное решение достигнуто, а детали можно доверить юристам.

Как столь непримиримые противники смогли достичь такого прорыва? Дело в том, что эти переговоры не были традиционной формальной встречей дипломатов, — они представляли собой обсуждение «по закрытым каналам», без шумихи и вдали от СМИ. Делегаты несколько недель прожили в одном доме под Осло, ели за общим столом и вместе подолгу прогуливались в норвежских лесах. За это время они неплохо узнали друг друга и имели достаточно возможностей для коммуникации с «жезлом оратора». К изумлению профессиональных дипломатов, стороны сумели достичь жизнеспособного соглашения, которое обе они могли поддержать.

К сожалению, этот процесс обретения эмпатии не был повторен при практической реализации соглашения. Люди, которым предстояло воплощать его в жизнь, не получили психологического воздуха. Несмотря на подписи официальных лиц на официальных документах, после соглашения в Осло прошло много лет, но никаких практических шагов не последовало.

Доктор Марк Гопин, выдающийся ученый и практик, много сделавший для установления мира на Ближнем Востоке, понимает важность эмоциональных, персональных связей, без которых невозможно креативное решение проблемы. Формальных договоренностей недостаточно. «Урегулирование конфликтов как сфера деятельности находится на самой начальной, примитивной стадии развития, — утверждает Гопин. — Судя по всему, теоретики — не мастера справляться со своими собственными чувствами и перекосами. Дипломаты совершенно не понимают последствий в виде психологической травмы. Они этого избегают». Рационализм участников переговоров не оставляет возможности для того, чтобы по-настоящему увидеть друг друга.

Во многом то хорошее, чего удалось достичь на встрече в Осло, было уничтожено на конференции 1999 г. в Кэмп-Дэвиде, где встретились лидеры Израиля и великий и ужасный глава палестинцев Ясир Арафат. Хотя палестинцы глубоко его почитали, в глазах многих израильтян он был жестоким террористом. Израильская делегация проявила по отношению к нему невероятное неуважение. Они заставили Арафата прождать несколько часов, затем явились с готовым, уже написанным планом, швырнули его на стол и стали диктовать лидеру автономии, что ему отвечать. Тогда Арафат встал, вышел и никогда больше не встречался с израильтянами. Встреча в Кэмп-Дэвиде закончилась провалом. После нее Арафат стал отрицать, что евреи вообще когда-либо в истории жили на территории Палестины, а значит, всякие их претензии на «так называемую святую Землю» необоснованны.

По иронии, за 20 лет до этого события в том же Кэмп-Дэвиде премьер-министр Израиля Менахем Бегин и президент Египта Анвар Садат за тем же столом переговоров зашли в тупик при обсуждении условий мирного соглашения. Представитель третьей стороны, президент Джимми Картер, сделал все возможное, чтобы наладить между двумя главами государств теплые взаимоотношения, и Садат был готов подписать документы. Но, как выяснил Картер, Бегин не желал окончательного соглашения. На 13-й день переговоров, когда провал конференции, казалось, был неизбежен, Картер поручил своему секретарю узнать имена всех внуков Бегина. Затем он взял совместное фото трех лидеров и подписал каждому из детей персонально по экземпляру. Присутствовавшие при этом вспоминают: «Бегин был явно тронут, увидев имена внуков на фотографиях. Вскоре после этого он согласился убрать из текста документа последнее условие, препятствовавшее подписанию соглашения».

Возможно, именно подсказанный эмпатией поступок Картера стал переломным моментом, после которого Израиль и Египет заговорили не о войне, а о мире? Может быть, глядя на имена своих внуков, премьер-министр Бегин задумался о том, какой мир им уготован? Никто не знает этого наверняка. Но бесспорно то, что Картер сделал очень много для формирования отношений между лидерами враждующих стран. Они подолгу разговаривали вдвоем. Президент США и миссис Картер устроили неофициальный обед для Бегина и его супруги, во время которого Бегин рассказал, как потерял родителей и брата во время нацистского холокоста. Бегин понимал, что Картер дал ему психологический воздух. Невозможно сомневаться, что в сердце этого человека что-то дрогнуло, когда он видел и беззвучно повторял имена внуков на адресованных им фотографиях.

Марк Гопин убежден, что такого рода поступки, подсказанные эмпатией, имеют принципиальное значение для поиска Третьей альтернативы. В один из худших моментов палестино-израильского конфликта Гопину представилась возможность лично встретиться с Арафатом и совершить такой поступок.

Как преодолеть непреодолимую пропасть

Весной 2002 г. израильская армия и палестинцы вели жестокие уличные бои в жилых кварталах на Западном берегу реки Иордан. Невинным мирным жителям грозила смерть. Израильтяне изолировали Арафата в его резиденции. Потрясенный этой бойней Марк Гопин решил на свой страх и риск попытаться преодолеть блокады и лично встретиться с Арафатом. Это был пугающий момент, и Марк с внутренним трепетом спрашивал себя: «Должен ли я его обнять? Нужно ли вручить ему подарок?» Гопину предстояло решить, способен ли он сам перешагнуть через свои предубеждения и страхи и по-дружески держаться с заклятым врагом своего народа.

Садясь с ним рядом, я впервые в жизни прикоснулся к человеку, убившему столько евреев и до сих пор отдающему приказы их убивать. Но я подумал: «Если это спасет даже одну жизнь, это того стоит». Вот с чем нам пришлось столкнуться. Каждый день совершались убийства, и Арафат был ключевой фигурой в этом круге нескончаемого насилия. Если бы он только смог произнести несколько слов, способных разрядить ситуацию!

И я посмотрел ему в глаза, как если бы передо мной был просто обычный, приятный пожилой человек, и искренне сказал, как мне жаль всех погибших палестинских детей. Я рассказал, что в иудаизме есть мицва [заповедь] утишать скорби. Добавил, что в еврейской и в исламской традициях существует обычай обмениваться священными текстами друг с другом. Это сакральная связь. И в Талмуде есть слова о том, что мир стоит на трех вещах: доверии, мире и справедливости. Ребе Муна сказал: где нет справедливости, там никогда не будет и мира.

Арафат знал, что я признаю потребность его народа в справедливости, но что я в то же время критикую его методы борьбы за нее. По большей части он слушал молча. Затем посмотрел на меня и с большим чувством сказал: «Знаете, когда я был мальчиком, то молился у Стены плача. Знаете… Стена. Вместе со стариками. Они возносили свои молитвы, и я возносил свои».

Я был потрясен. И его приближенные были потрясены. Вам следует понять, сколько нюансов подразумевало это признание. Что фактически сказал мне Арафат? Он признал, что Западная стена в Иерусалиме действительно является священным местом для евреев и что мусульмане и евреи могут молиться бок о бок. И этот самый человек в Кэмп-Дэвиде отрицал, что евреи вообще когда-либо в прошлом жили в Иеру­салиме. На этом основании он обрек на провал конференцию в Кэмп-Дэвиде.

На следующий день после визита Гопина Арафат отдал своим сторонникам официальный приказ прекратить нападения на израильских мирных жителей.

Гопин замечает: «Да, Арафат был мрачной фигурой. Он был коррупционером, хранил на тайных счетах миллионы долларов и финансировал террористов. Но цель моего рассказа — показать, как много может зависеть от проявления уважения. Иногда оно значит больше, чем что-либо другое. Вспомните тот момент на встрече Картера, Бегина и Садата, когда Картер напомнил Бегину о его внуках, — как его может объяснить теория международных отношений?». Рационалисты-дипломаты, профессиональные переговорщики совершенно не готовы совершать такого рода поступки. Но это необходимый первый шаг на пути к подлинному разрешению любого конфликта.

Во время восстания в Палестине в 2003 г. улицы Иерусалима обез­людели. Ни одного туриста, лишь отдельные предприниматели. Марк Гопин вспоминает, как оказался одним из немногочисленных постояльцев в крупнейшем иерусалимском отеле. Вечером он вышел на улицу, чтобы поймать такси. На его стороне стояло пять свободных машин и только одна — на противоположной. Один из пяти таксистов подошел к Гопину и сказал: «Не садитесь в ту машину. Ее водитель — араб». Но Марк недаром посвятил свою жизнь преодолению непреодолимых пропастей. Он перешел через улицу и сел в машину араба.

Он сидел в одиночестве и весь пылал. Он знал, что я еврей. Знал, что я недаром к нему подсел. Он молчал. Я сказал ему едва ли с десяток слов: «Для вас и вашей семьи все это очень тяжело». Еще бы, все водители такси бедствовали, оставшись без заработка. Парня прорвало, и, удивительно дело, он сказал немало такого, что навлекло бы на него серьезные неприятности, если бы его услышал кто-то из соплеменников-палес­тинцев. «Этот человек, Арафат, он все погубил. Мы ладили, пока он не появился. Он все это начал». И знаете, то, что парень отвел душу, стало для меня замечательным подарком, но все это стало возможным только потому, что я проявил к нему немножечко эмпатии. Он знал, что, сев к нему в машину, я пошел против соплеменников.

Вот что происходит, если вы выражаете готовность сделать шаг навстречу другому. Проявления уважения и почтительности очень заразительны — как заразителен и гнев. В тот вечер я услышал от этого таксиста больше откровенных признаний, чем было во всех тупых переговорах дипломатов, когда каждый играет роль и не говорит ничего по существу. Подлинное разрешение конфликта начинается с одной личной связи.

Симфония синергии

Израиль и Палестина однажды сошлись в лондонском отеле буквально лицом к лицу — это была одна из тех личных связей, о которых говорит Гопин. Великий израильский пианист и дирижер Даниэль Баренбойм, сидя в холле отеля, поздоровался с человеком в соседнем кресле. Тот представился: Эдвард Саид, араб-палестинец, прославленный профессор литературы из Колумбийского университета. Тем вечером два человека, вроде бы представляющие абсолютные противоположности по своим политическим пристрастиям, завязали диалог, продолжавшийся много лет.

Баренбойм и Саид стали ближайшими друзьями. После смерти друга в 2003 г. Баренбойм сказал: «Эдвард Саид не относился ни к какой категории. Он воплощал то, что составляет самую суть человека, поскольку понимал свои ограничения… Он боролся за права палестинцев, вместе с тем понимая страдания евреев, и не считал свою позицию парадоксальной». В нашей терминологии Саид был человеком, мыслящим по принципу Третьей альтернативы: «Он всегда искал нечто такое, что "за пределами" идеи, что "незримо" для глаза и "неразличимо" для слуха».

Саид в свою очередь говорил о Баренбойме следующее: «Он сложная фигура… крепкий орешек, почти оскорбление для традиционно покорного большинства». Пожалуй, один из величайших музыкантов в истории, Баренбойм был дирижером Чикагского симфонического оркестра и Берлинской оперы, записал больше классической музыки, чем любой другой солист, и все это время открыто и активно выступал за мир на Ближнем Востоке. Он стал первым и самым известным израильским музыкантом, которого пригласили выступить на палестинском Западном берегу реки Иордан (приглашение организовал Саид), а его эмпатия в отношении к обоим народам вошла в легенду.

В ходе многолетнего обсуждения разворачивающегося на Ближнем Востоке кризиса ни Саид, ни Баренбойм не высказывали особых надежд на то, что мир может быть достигнут в результате официальных, формализованных контактов на правительственном уровне. Они пришли к выводу, что конфликт коренится во взаимном невежестве палестинцев и израильтян, в их незнании друг друга: «Невежество — неподходящая политическая стратегия для народа, а значит, каждый своим собственным путем должен прийти к тому, чтобы узнать и понять запретного "чужака"», — писал Саид.

Если люди не хотят этого делать, то у них складывается чрезмерно упрощенное представление друг о друге — это следствие парадигмы, которую я называю «я вижу только свою сторону». Если, глядя в зеркало, я вижу себя исключительно как представителя группы, к которой принадлежу, — партии, страны, пола, вероисповедания, этноса, то никогда не смогу ясно увидеть сложную и разностороннюю идентичность — ни свою собственную, ни людей с другой стороны. Выступая как араб, Саид заключает:

Со стороны арабов было очень глупой и бесплодной политикой столько лет… отказываться понять Израиль и проанализировать его действия, руководствуясь тем, что само его существование следует отрицать, раз он повинен в «дне катастрофы» палестинского народа. История — динамический процесс, и если мы требуем, чтобы израильские евреи не оправдывали фактом холокоста ужасающие нарушения человеческих прав палестинцев, то и сами должны стать выше идиотских утверждений, будто холокоста вообще не было, и что все израильтяне, мужчины, женщины и дети, обязательно наши заклятые враги и антагонисты.

Разочарованные буксующим процессом примирения, Баренбойм и Саид задумались, какую Третью альтернативу они могли бы предложить, чтобы помочь обеим сторонам конфликта узнать друг друга. Им пришла в голову мысль создать оркестр из молодых палестинских и израильских музыкантов. Саид вспоминал: «Мы решили посмотреть, что произойдет, если эти люди будут играть в одном коллективе». Для начала они разослали приглашения с просьбой принять участие в работе творческой мастерской в германском городе Веймаре, не зная, откликнется ли хоть кто-нибудь. На Баренбойма и Саида обрушился вал заявок. Как и большинство экспериментов с Третьими альтернативами, предложенный ими был захватывающим, рискованным и непредсказуемым. Скоро проект стал «самой важной вещью» в жизни обоих.

Баренбойм каждый день проводил репетиции, а Саид каждый вечер устраивал дискуссии «о музыке, культуре, политике… Никого из участников абсолютно никто не принуждал отказываться от каких бы то ни было убеждений». Там были студенты-евреи из Израиля, России и Албании и студенты-арабы из Сирии, Ливана и Палестины. Саид начал дискуссию вопросом: «Итак, что же люди думают обо всем этом?» Еврейский музыкант сразу же пожаловался на дискриминацию — арабские музыканты не позволили ему учиться исполнять их национальную музыку на своих джем-сейшенах после официальных репетиций: «Они сказали, что я не могу играть арабскую музыку. Что это под силу только арабам».

Баренбойм настаивал: они здесь не для того, чтоб подавлять свои чувства, а напротив, чтобы открывать их друг другу. Он сказал музыкантам: «Мы не предлагаем вам согласиться с тем, что все мы здесь музыканты и что было бы прекрасно просто играть музыку, забыв обо всем прочем. Наоборот, в этом проекте у каждого есть возможность, право, а фактически и обязанность открыто высказать свое мнение». Через несколько недель трений и жалоб, благо психологического воздуха для их высказывания было достаточно, ситуация начала меняться. «Тот самый парень, который заявлял, будто только арабы могут исполнять арабскую музыку, учил Йо-Йо Ма, как настроить виолончель в соответствии с арабским ладом. Очевидно, он полагал, что китайцам под силу играть арабскую музыку. Постепенно кружок расширился, и вот уже все они играют Седьмую симфонию Бетховена. Это было выдающееся событие».

Из этого мастер-класса вышел вполне зрелый и полноценный оркестр молодых исполнителей, «Западно-восточный диван», объединивший музыкантов из Египта, Ирана, Израиля, Иордании, Палестины и Сирии. Название оркестра позаимствовано из сборника поэм Гете, посвященных прекрасным взаимосвязям восточной и западной культур. С 1999 г. сотни самых талантливых молодых музыкантов Ближнего Востока благодаря участию в оркестре смогли наладить связи друг с другом. Оркестр становился лауреатом музыкальных премий, выступал в десятках стран, в том числе на израильской и палестинской территориях, что подчас было небезопасно. Когда «Диван-оркестр» играл в нью-йоркском «Карнеги-холле», зрителям пришлось входить в зал через металлоискатели. Даниэль Баренбойм говорит:

«Диван-оркестр» был задуман как проект борьбы с невежест­вом… Людям совершенно необходимо узнать друг друга, понять, что другой думает и чувствует, не обязательно соглашаясь с ним. Я не пытаюсь перетянуть арабских участников «Дивана» на точку зрения израильтян и не пытаюсь перетянуть израильтян на точку зрения арабов. Но я хочу создать основу, на которой две стороны могут не соглашаться друг с другом, не хватаясь, однако, за ножи.

До сих пор много тысяч израильтян ложатся спать с мечтой, что, когда они проснутся утром, палестинцев больше не будет. И то же — с другой стороны… Их невежество настолько полно, что они видят друг в друге каких-то чудовищ. Но если они вместе исполняют симфонию Бетховена, если день за днем и неделю за неделей пытаются сыграть одни и те же ноты с одинаковой экспрессией, это не решает политических проблем, но, я думаю, влияет на то, как они воспринимают друг друга.

Повлиял ли «Диван-оркестр» на своих участников? Вот что говорит об участии в нем один израильский исполнитель:

Главная проблема заключается в том, что каждый живет в своем собственном мире, который его окутывает и ослепляет. Мы ничего не знаем о них, а они ничего не знают о нас, и, нравится нам это или нет, мы должны вечно жить бок о бок друг с другом… Нам пора начать учиться жить вместе, мы должны сломать стену, выстроенную в нашем собственном уме, и нам придется научиться друг друга понимать.

Израильский виолончелист Ноа Чорин говорит: «Когда я играю бок о бок с Даной из Сирии, я не думаю, что "она из Сирии", я думаю, что "она мой друг"». Чорин вспоминает, что случилось после выступления оркестра в палестинском городе: «Одна девушка сказала, что мы — первые увиденные ею израильтяне, не являющиеся солдатами. Когда пришла пора прощаться и расходиться по своим дорогам, люди плакали».

Два одаренных пианиста, выступавшие с «Диваном», Шаи Воснер из Израиля и Салим Аббуд Ашкар из Палестины, быстро стали близкими друзьями. Баренбойм вспоминает: «Они предпочитали играть друг с другом, а не заниматься у меня индивидуально, и начали готовить концерт Моцарта для двух фортепиано. Когда они играли вместе, это выглядело очень благородно. Их игра была проникнута пониманием и глубокой приязнью к исполнению и стилю друг друга… Это было еще и очень символично — потрясающая возможность для всех нас». Баренбойму нравился этот символизм: «Когда я вижу за пианино маленького Карима, палестинца из Иордании, а рядом израильтянку Инбал с ее виолончелью, то испытываю невероятную радость».

Баренбойм преуменьшает собственную роль в этом маленьком чуде. Благодаря «Диван-оркестру» ему удалось привести много талантливой ближневосточной молодежи к преодолевающему любые препятствия мышлению по принципу Третьей альтернативы. Он, говоря словами Карла Роджерса, создал «ситуацию, в которой каждая из сторон начинает понимать и видеть другую сторону с ее собственной точки зрения. На практике этого удается достигнуть, как бы ни разгорелись страсти, благодаря влиянию личности, стремящейся к эмпатическому пониманию каждой точки зрения».

Как любого другого отважного искателя Третьих альтернатив, Баренбойма критикуют. Пропалестински настроенные активисты обвиняют его в создании «утопического алиби» израильской агрессии и в поддержании несправедливого статус-кво. В то же время многие сородичи не доверяют ему за то, что он проявляет эмпатию к арабам и «якшается с врагами Израиля».

Но Баренбойм не питает иллюзий по поводу «Диван-оркестра». Он знает, что сам по себе как музыкант не добьется установления мира на Ближнем Востоке, как не считает, что израильтяне и палестинцы несут сколько-нибудь равную вину за это противостояние. Баренбойм открыто критикует правительство собственной страны. Тем не менее оркестр дает представителям обеих сторон возможность узнать и по крайней мере начать понимать друг друга.

В 2004 г. за выдающиеся достижения в области искусства Даниэль Баренбойм был удостоен премии Вольфа. На церемонии ее вручения перед парламентом Израиля он описал свою Третью альтернативу установления мира на его родной земле:

Найти решение необходимо. Я спрашиваю себя: зачем ждать, пока оно появится? Вот почему я вместе с моим ныне покойным, горячо оплакиваемым другом Эдвардом Саидом организовал творческую мастерскую для молодых музыкантов изо всех стран Ближнего Востока — и евреев, и арабов. По самой своей природе музыка способна возвышать чувства и увлекать воображение израильтян и палестинцев в новые, невообразимые сферы.

В 2008 г. после благотворительного сольного фортепианного концерта в Рамалле Баренбойму был вручен палестинский паспорт. Он стал первым и, возможно, единственным в мире обладателем и израильского, и палес­тинского паспортов. Выражая свою признательность, дирижер и пианист назвал этот паспорт «символом вечной связи израильского и палестинского народов».

Наличие двух паспортов делает Даниэля Баренбойма живой, воплощенной Третьей альтернативой. В этом отношении он уникальное явление в мире. Если мышление меж двух альтернатив лишило гуманности столь многих обитателей ближневосточного региона, то Баренбойм не позволяет ни одной стороне определять, кто он такой. Для него это глубоко осознанный нравственный императив — видеть за рамками обеих сторон многообещающую Третью возможность: быть гражданином обеих великих культур.

Парадигма миротворчества

Дает ли деятельность этих достойных подражания людей надежду на обретение Третьей альтернативы, которая сумеет преодолеть смертоубийственную вражду на Ближнем Востоке и принести мир? Никто не знает. Синергия непредсказуема по определению, иначе это не синергия. Мы знаем лишь одно: она работает. Это верный принцип. Описанные мною люди, мыслящие по принципу Третьей альтернативы, не могут изменить парадигмы других людей. Однако они нашли возможности для создания синергии в пределах своего круга влияния.

Не исключено, что мощная позитивная синергия, создаваемая усилиями таких мусульман, как Мохаммед Даджани, таких христиан, как Маргарет Каррам, и таких иудеев, как Даниэль Баренбойм, приведет к потрясающему решению. Если это произойдет, то благодаря заложенной ими основе — эмпатии. Они сумели укоренить в умах и сердцах стольких людей фундаментальные парадигмы «я вижу себя» и «я вижу тебя»! Эти люди много потрудились, чтобы помочь оппонентам принять парадигму «я обращаюсь к тебе» в стремлении к взаимопониманию. Как показывает история, все в мире конференции дипломатов и соглашения о перемирии бессильны, если не следовать этим парадигмам.

Чему учит нас знакомство с опытом провозвестников мира на Ближнем Востоке? Какие открытия, накопленные ими, мы можем применить в собственной жизни?

Во-первых, мы убедились в абсолютной необходимости следования парадигме «я вижу себя». Каждый из этих людей подверг себя глубокому самоанализу — обязательный шаг для каждого, кто действительно хочет искать Третью альтернативу. Вместо того чтобы бездумно принять куцее самоопределение, навязываемое огромной массой единоверцев, они подвергли его сомнению. Эти люди не желают, чтобы их идентичность определяли голоса экстремалов и маргиналов, вознамерившихся изгнать из их веры всякие признаки великодушия и любви.

Размышляя о том, что отличает от остальных людей его коллег по движению к миру, Марк Гопин замечает: «Мы всецело сосредоточены на внутреннем мире. Работая с миротворцами, подлинными адептами мудрости миротворчества, я убедился, что это совершенно особая категория людей. Все они без исключения работают прежде всего над собой. Они постоянно спрашивают себя: "Почему я поступил так-то? Что я сделаю дальше?"»

В истории любой религии, как отмечает Гопин, самые трудноопределимые вещи — любовь, сострадание, справедливость — всегда оказываются и самыми важными, но их отвергают именно в силу неопределенности. Следовать внешней стороне — ритуалам, предписаниям по поводу одежды, пищи или праздников неизмеримо легче. Но любить своих врагов? И как, скажите на милость, жить по этому правилу? Поэтому люди за деревьями не видят леса. Гораздо проще соблюдать ритуалы и чувствовать себя добрым верующим.

«Возлюбить ближнего как самого себя» — это самая суть Торы для иудея и величайшее обязательство христианина. Но как мне возлюбить своего ближнего? Даже того, кто подходит ко мне с топором? Нравственные законы полны величия, но чтобы жить по ним, нужен самый безжалостный самоанализ.

Этот самоанализ — подлинная сущность любой великой религии, в том числе и тех, чьи последователи воюют друг с другом на Ближнем Востоке. В иудаизме она называется хешбон ха-нефеш, или отчет перед самим собой. Слово хешбон буквально означает «отчет». Если мною грозят овладеть нетерпимость, страх или злоба, я должен задуматься и подытожить: «Что происходит? Как я должен реагировать? Каковы последствия? Что я делаю? Что во мне правильно и что неправильно?»

В исламе есть понятие мусахабах — «оценивать и судить самих себя»: «Это оценка наших поступков с полнейшей честностью, требующая от нас подлинного (и частого) самоуглубления». Гопин говорит: «В момент, когда вы подводите итог, происходит очищение вашего ума. Если вы ослеплены гневом, то в тот момент, когда вы говорите себе: "Я собираюсь остановиться и поразмыслить о своем гневе", ваш ум меняется. Это самый важный момент как для великих мусульманских и иудейских мыслителей, так и для далай-ламы».

Между любым раздражителем и нашей реакцией на него имеется ментальная пауза. Это и делает нас людьми. Мы — не животные, которыми управляют инстинкты. В нашей власти выбирать реакцию на ситуацию, человека, мысль или событие. У нас есть «встроенный прерыватель», которым мы можем воспользоваться, прежде чем действовать, чтобы задуматься о том, кто мы такие и что говорит нам наше сознание. Я всегда был убежден, что это первая и самая важная привычка высокоэффективных людей. Это также и основа миротворчества.

Второй урок для нас — это абсолютная необходимость следования парадигме «я вижу тебя». Она позволяет заглянуть дальше банального — и примитивного — стереотипа и установить связь с другой подлинной человеческой личностью, которая, так уж случилось, отличается от вас.

В пять утра весной 1990 г. израильские солдаты выбили дверь дома в Восточном Иерусалиме, где спали пятеро братьев-арабов, и, наставив на них автоматы, закричали: «Вы швыряли камни?» Старшего брата, 18-летнего Тайсира, вытащили из постели. Проснулась их мать, но несмотря на ее мольбы солдаты увели Тайсира. Две недели его избивали, пока он не признался, что бросал камни в израильские автомобили. После этого Тайсир почти год провел в тюрьме безо всякого суда. Наконец его освободили, тяжело больного и кашляющего кровью. Три недели спустя он умер.

Это рассказ Азиза, его брата, которому на тот момент было десять лет. Азиз вспоминает: «Меня охватили такая горечь и злость! …Я рос с огнем этой злости в сердце. Я жаждал справедливости. Я жаждал возмездия». Азиз стал журналистом и написал множество статей, «распространяющих ненависть». «Однако, — говорит он, — чем больше я писал, тем более опустошенным и озлобленным становился». Азиз знал, что ему необходимо выучить иврит, чтобы получить хорошую работу в Иерусалиме. Когда-то он отказывался учить «вражий язык», но теперь поступил в еврейскую школу.

Впервые в жизни я оказался в одной комнате с евреями, которым не был подчинен. Впервые я видел лица евреев, которые не были солдатами на блокпостах. Те солдаты забрали моего брата; эти студенты были похожи на меня. Я был растерян: «Как это возможно, что они обычные люди, такие же, как я?» Меня поразило, что я смог с ними подружиться и проникнуться их проблемами. Мы вместе ходили в кафе. Мы вместе учились. Для меня это стало поворотным моментом.

Я вдруг понял, что с нашей жизнью творится нечто ужасное, с чем мы не можем справиться. Десятилетний ребенок не может одолеть солдата, который забирает его брата. Но теперь, став взрослым, я могу управлять своей реакцией на эти удары. Солдаты поступили несправедливо и убили Тайсира, но у меня был выбор — и я до сих пор могу выбирать, идти ли и мне той же дорогой.

Сегодня Азиз Абу Сарах — уважаемый журналист, руководитель Ближневосточного проекта в американском Университете Джорджа Мэйсона. Он выступал с речами о палестино-израильском примирении перед европейским парламентом и в ООН и является коллегой Марка Гопина в Институте анализа и урегулирования конфликтов.

Когда Азиз установил связи со своим «врагом» — понял, что это обычные люди, и узнал о трудностях и чаяниях «другой стороны», он начал действовать на основе парадигмы «я вижу тебя». В суматохе обыденности нам совсем не просто жить в соответствии с ней. Но если подумать о том, какие испытания привели таких людей, как Азиз и Мохаммад Даджани, к их мучительному внутреннему перевороту, для нас тоже станет очевидной необходимость принять осознанное решение действительно видеть конкретных людей, не сводя их к стереотипам «сторон».

Невозможно переоценить значение такого рода личных отношений. Марк Гопин говорит: «Мне неважно, сколько тут государств — одно, два, да хоть три. Нас с Азизом это больше не интересует. Для нас отношения — это все. Время рационального обсуждения еще придет. Ни у кого нет никакого контроля над политической ситуацией; мы властны только над межличностными связями».

Пока одни используют религию как повод для вражды, такие люди, как Гопин и Азиз, обретают каждый в своей вере прочную основу для любви к человеку, великодушия и единения — все атрибуты парадигмы «я вижу тебя».

В представлении Гопина основной смысл иудаизма сводится к максиме «возлюбить гер — пришельца — среди вас». Хотя, как он указывает, эта заповедь повторяется в Библии 37 раз, враждебность окружающего мира побудила многих евреев вложить в понятие «гер» иной смысл — инородец, принявший иудаизм. Это трагический сдвиг парадигмы, но важно понимать, что к нему привела жизнь многих поколений во враждебности и поругании.

У палестинских арабов также достаточно исторических причин для безотчетного гнева в адрес Израиля. Тем не менее, по мнению еще одного глубоко почитаемого исламского религиозного деятеля и борца за мир в Иерусалиме, шейха Абдула-Азиза Бухари, «нельзя быть мусульманином, если в сердце нет любви ко всем людям». Бухари прославился интерпретацией мусульманского понятия джихад как повседневной борьбы человека за преодоление гнева. Вместе с иудеями и соплеменниками-мусульманами он молится за прекращение борьбы «из-за 3% различий в наших священных книгах, тогда как 97% общего в них игнорируется». Говоря словами шейха Бухари, задачей является снова увидеть людей в тех, кого мы превратили в демонов.

Для борцов за мир в Иерусалиме религия — не стена между людьми, а мост взаимопонимания. Никоим образом не восставая против своих собственных религиозных традиций и не отвергая их, эти люди нашли в них главенствующую парадигму «я вижу тебя»: я уважаю тебя, я объединяюсь с тобой, я ценю то, что отличает тебя от меня.

Третий урок — безусловная необходимость следования парадигме «я обращаюсь к тебе», ментальная установка, гласящая «Вы не согласны со мной? Я должен вас выслушать». После чего это действительно должно быть сделано.

Основные усилия поборников мира, с которыми мы познакомились на этих страницах, направлены на создание такой ментальной установки. Больше 300 организаций пытаются наладить межконфессиональный диалог между израильтянами и палестинцами. Хотя их усилия разрознены, недооценены и недостаточно финансируются, им удается вовлечь в диалог студентов, общественных лидеров, раввинов, имамов, матерей — в общем, всех, кто готов в нем участвовать.

Не следует недооценивать эмоциональные проблемы, с которыми сопряжен этот диалог, однако он невероятно результативен в изменении парадигм, которым следуют люди. Марк Гопин говорит:

Если вы пытаетесь добиться сдвига парадигмы в чьих-то чувствах, вам приходится сбивать людей с толку готовностью по-настоящему их слушать. Я готов принять любую гадость, которую бросят мне в лицо. Я готов услышать возмутительные вещи, порой справедливые, порой нелепые — услышать свидетельства полнейшей демонизации меня и моего народа и само­оправдания собственных преступлений. И мне так хочется ответить тем же!

Но Гопин этого не делает. Он приучил себя стремиться прежде всего понять. И убедился, что его усилия окупаются сторицей. «Люди на Ближнем Востоке невероятно добросердечны, они очень сострадательны. Уважение и забота, проявленные в нужный момент, могут совершенно изменить ситуацию на Ближнем Востоке — в особенности на Ближнем Востоке».

Что касается мусульман, то шейх Бухари тоже понял, как важно подлинное понимание страсти и устремлений Другого. «Силен тот, что смог воспринять жестокость и гнев другого и обратить их в любовь и понимание. Это непросто; для этого нужно много труда… Но это и есть настоящий джихад».

Четвертый урок для нас — безусловная необходимость следования парадигме «я вступаю с тобой в синергические отношения». Эта парадигма вопрошает: «Хотите ли вы искать Третью альтернативу?» Людей, которые ей следуют, таких как Даниэль Баренбойм и Эдвард Саид, она заставляет задавать друг другу этот вопрос и демонстрировать готовность к такому поиску. Однако пока критическая масса израильтян и арабов не признает взаимную потребность в уважении и эмпатии, Третья альтернатива недостижима.

Поэтому Мохаммед Даджани, Рон Крониш и подобные им люди перестали говорить о миротворчестве. По горло сытые политикой сдерживания, царящей в регионе, они теперь стремятся к миростроительству — Третьей альтернативе порочному кругу мышления меж двух альтернатив, которое никуда не ведет. Традиционное миротворчество, утверждают они, имеет целью оговорить условия соглашения. Напротив, миростроительство ни о чем не торгуется. Его суть — синергия, естественное взращивание процветающего сообщества, и ведет к этой цели изобилие межличностных связей. Поэтому эти люди зовут себя «миростроителями».

Ментальная установка на миростроительство направлена на более высокую цель, чем заключение международных договоров, которые зачастую лишь пытаются замаскировать страсти, вызванные конфликтом. «27 лет я наблюдаю, как международные договоренности проваливаются одна за другой, поскольку не имеют ничего общего с чувствами гордости и уважения, глубоко переживаемыми людьми», — говорит Марк Гопин.

Относительно любых проявлений насилия — например, израильских блокпостов — существует общее непонимание. Бронированное препятствие перегораживает вам проезд по воле мальчишек с автоматами. Это пробуждает в палестинцах ужасные воспоминания. Почему вместо них там не могут стоять приветствующие гостей военнослужащие, которые ведут себя с бóльшим уважением? Почему они не могут говорить: «Добро пожаловать, мы лишь досмотрим ваш багаж»? Переговоры и соглашения возводятся в абсолют в ущерб проявлениям и поступкам, способным разрядить напряженность.

Идея «военнослужащих, приветствующих гостей» — воплощение мышления по принципу Третьей альтернативы, которым необходимо овладеть лидерам Израиля и Палестины. Однако они заперли себя меж двух альтернатив и обрекают свои народы на негативную синергию противостояния. Вот как она работает. Сначала я дегуманизирую вас и объявляю своим врагом. По словам историка Самуэля Хантингтона, «люди всегда склонны делить окружающих на нас и их, своих и чужих, нашу цивилизацию и тех варваров. Ученые исследовали мир в терминах Востока и Запада… Мусульмане традиционно делят мир на дар аль-ислам и дар аль-харб — территорию мира и территорию войны».

Если вы варвар, вас нужно подчинить себе. Если же моей группе это сделать не удастся, я должен напасть на вас, рассчитывая спровоцировать синергию иного рода — извращенную, негативную Третью альтернативу, которая не признает вас человеком и отрицает вашу личность, вашу повесть и всякое достоинство. Поэтому так много арабов и израильтян мечтают, проснувшись однажды утром, обнаружить, что «другие» исчезли. Они обманывают себя, будто такая разрушительная Третья альтернатива будет лучше, чем статус-кво.

Этот порочный круг реакций провоцирует все вооруженные противостояния. Древнегреческий историк Фукидид, современник Пелопонесских войн, говорит о них как о своего рода циклическом заболевании — на одну битву отвечали другой, пока не погиб великолепный золотой век Греции. То же бездумное движение по кругу привело к бедствиям Первой мировой войны — ее спровоцировали реактивные отклики в Вене, Берлине, Лондоне и Санкт-Петербурге. Первая мировая война с неизбежностью влекла за собой Вторую, поскольку унизительнее, взывающее к отмщению положение со временем заставляло проигравших взбунтоваться с неудержимой яростью. Ты ударил меня, я в ответ ударю тебя. Лучше всего, если я смогу ударить достаточно сильно, чтобы от тебя и следа не осталось. Война — это крайнее проявление ментальной установки на игру с нулевым итогом.

Позитивная синергия противоположна войне. Она проактивна, а не реактивна. Она исходит из идеи изобилия, а не нехватки. Она требует сознательного поиска Третьей альтернативы: «Поддержание мира требует действенной приверженности творческой дипломатии… а не судорог отчаяния и не бряцания оружием в военных акциях, предпринимаемых в надежде на лучшее. Нечто лучшее в таких случаях почти всегда оказывается чем-то худшим». Разумеется, творческая дипломатия требует куда бóльших усилий, чем нетворческая.

Один из самых творческих актов в истории мировой дипломатии — план Маршалла, подлинная Третья альтернатива затяжной европейской войне. Когда все крупные города Европы лежали в руинах, когда миллионы людей голодали и не имели крова над головой, конгресс США проголосовал за решение выделить $13 млрд на то, чтобы накормить и обеспечить жильем граждан и восстановить инфраструктуру своего вчерашнего противника. (Если эта сумма не кажется вам значительной, учтите, что Америке пришлось выделить $1 из каждых $27 своего ВНП за 1948 г., — огромные средства.) План Маршалла — практическое воплощение ментальной установки на изобилие, говорящей: «я могу помочь своему врагу, мне есть чем поделиться, мы вместе сумеем построить лучшее будущее». Реализация плана привела к возрождению Европы, вырвавшему ее из многовекового порочного круга насилия.

Я хотел бы упомянуть о собственном участии в деятельности Группы лидеров по американо-мусульманскому единению. Это была встреча христиан, иудеев и мусульман, поставивших целью улучшить отношения Соединенных Штатов и мирового мусульманского сообщества. В одном зале собрались ведущие ученые, дипломаты и защитники мира, в том числе бывший госсекретарь США Мадлен Олбрайт, имам Фейсал Абдул Рауф — глава Американского общества по продвижению мусульман, и д-р Марк Гопин. Они согласились, чтобы в день открытия конференции я обучил их коммуникации с «жезлом оратора», и, не получив его, в последующие два дня ни один человек не открывал рта.

Я имел возможность наблюдать полнейшую трансформацию этой уникальной группы. Люди, занимавшие противоположные позиции практически по всем вопросам — культурным, социальным, религиозным, начали понимать, уважать и любить друг друга.

Это происходило на моих глазах. Мадлен Олбрайт призналась мне, что не видела ничего более действенного и что этот прием мог бы совершить переворот в мировой дипломатии. Она объяснила, что дипломатия по большей части заключается в попытках выяснить, кто располагает властью и какие компромиссы с ними можно заключить. В представлении большинства людей единственная альтернатива — это компромисс. Предел их надежд — пересечься с оппонентом где-то на полпути; они и не помышляют о подлинно креативной и результативной Третьей альтернативе.

Я читал Коран, Ветхий Завет и Новый Завет — это вдохновляющие и возвышающие книги. Я верю, что мусульмане, иудеи и христиане Ближнего Востока могут найти плодотворные Третьи альтернативы войне за свои религиозные убеждения.

Одна из ключевых рекомендаций нашей группы — завязать живой диалог между представителями различных конфессий, чтобы люди могли понять друг друга и на основе того общего, что есть в их религиозных взглядах, построить мост в лучшее будущее. Самое главное — создать прочные межличностные отношения, преодолевающие все «демаркационные линии», чтобы сформировалась социальная сеть из тысяч человек, понявших друг друга и научившихся друг другу доверять. Культурный обмен в ходе таких отношений может быть намного плодотворнее конференций в давосском стиле. Если люди чувствуют, что их с эмпатией выслушали и поняли, то удовлетворенность души ведет к открытости ума. И если такого рода трансформация зашла довольно далеко, никто уже не сможет воспрепятствовать появлению множества Третьих альтернатив. Достигается точка невозврата — люди перестают принимать неприемлемое и вместе отправляются в цветущее общее завтра.

Ключ к успеху хранится в человеческом сердце. Изменения невозможны, пока мы не постигнем людские сердца, а не только умы и идеологию. Поэтому совершенно необходимо предоставить людям возможность услышать друг друга всем сердцем, умом и душой. Лишь тогда они смогут перейти от прежних деструктивных схем к «чему-то лучшему».

Архиепископ Десмонд Туту сознает действенность Третьей альтернативы в качестве «лучшего пути»:

Мы снова и снова замечаем отсвет чего-то лучшего… когда весь мир оживляется духом сострадания и потрясающими проявлениями великодушия; когда ненадолго нас вдруг соединяют узы бережного, гуманного отношения друг к другу, универсальный дух Убунту, когда победившая сторона создает план Маршалла, чтобы помочь восстановлению сокрушенного бывшего врага.

Если противники международных конфликтов начали обмениваться символическими свидетельствами своей склонности к миру, отбросили привычные представления о своих врагах и стали с ними разговаривать, могут измениться и их действия.

Какой это был бы чудесный подарок всем жителям планеты, особенно в преддверии нового тысячелетия, если бы подлинный мир мог прийти на землю тех, кто говорит «салама» или «шалом», — на землю Христа.

Нация, которой не должно было существовать

Когда меня просят разъяснить суть моей философии Третьей альтернативы, я могу ответить одним словом: «Швейцария». Нередко мне кажется, что ее жители имеют представление о том, что я имею в виду.

В представлении большинства из нас Швейцария — мирная процветающая страна красивых гор и отличного шоколада. Но эта родина 7 млн человек представляет собой нечто гораздо большее — потрясающий пример мышления по принципу Третьей альтернативы в национальном масштабе.

Синергия — «фирменный знак» швейцарского образа мышления. Если в полдень вы зайдете в кафетерий крупнейшей фармацевтической компании в Базеле, то под окнами, выходящими на Рейн, увидите за столиками людей со всего мира, трапезничающих вместе. Вы услышите разговоры на сотнях языков. Вы сможете подслушать бесчисленные страстные обсуждения вопросов науки, медицины, бизнеса и целительства как искусства. Инновационные идеи новых продуктов для лечения заболеваний сыплются как из рога изобилия. Кажется, здесь собрались самые яркие люди планеты.

Что привлекает их сюда?

История швейцарского народа — это безусловная история успеха. Швейцарские рабочие — самые продуктивные в мире. По доходу на душу населения Швейцария опережает всех. Швейцарское правительство — «одно из самых эффективных и открытых в мире». По данным Всемирного экономического форума, Швейцария захватила место лидера в международной конкуренции. Ее отличает «совершенная способность к инновациям… Научно-исследовательские институты Швейцарии — одни из лучших в мире, а благодаря прочному сотрудничеству научных и деловых кругов в сочетании с высокими расходами компаний на исследования и разработки последние в значительной своей части превращаются в реализуемые на рынке продукты и процессы».

По данным проекта «Всемирная база данных о счастье», Швейцария совсем немного проигрывает Дании в борьбе за звание счастливейшей страны на свете.

А ведь швейцарцев как нации даже не должно было существовать.

Ничто в Швейцарии не благоприятствует формированию народа. Этому препятствует география: швейцарцы живут по разные стороны могучих Альп, почти лишены природных ресурсов и не имеют выхода к морю. Этому препятствует язык: на западе говорят по-французски, на севере и востоке — по-немецки, на юге — по-итальянски. Этому препятствует религия: Швейцария имеет долгую историю противостояния католиков и протестантов. Историки недоумевают: «Только представьте себе попытки объединить разнородные общины ратующих за свою независимость фермеров и торговцев, тем более что узы религии, языка, а также власти нередко вынуждали их отворачиваться друг от друга».

В истории Швейцарии значительно меньше счастливых страниц, чем принято думать. Многократно порабощаемые, завоевываемые и разделяемые 22 кантона Швейцарии без устали воевали друг с другом тысячу лет. Кантоны ревниво оберегали свои границы и права. Веками купцы избегали этих мест: «Штука ткани, голова сыра или другой товар, продвигаясь по стране… облагался примерно 400 налогами на перевозку грузов». Существовала жуткая путаница с деньгами. Каждый кантон чеканил собственную монету, и в хождении их было более 700.

Но самой главной проблемой стал религиозный вопрос. «Начиная с рас­прей внутри католической церкви времен Средневековья и до противостояния в период Реформации» Швейцария в полной мере пережила все ужасы религиозных войн, раздиравших Европу. К 1845 г. кантоны объединились в протестантскую и католическую лиги, и в 1847 г. между ними разразилась гражданская война. Предвидя полный беспредел, Австрия, Франция и Германия уже готовились поделить между собой ошметки Швейцарии.

Но правительственным силам этой страны посчастливилось — их возглавил генерал Гийом-Анри Дюфур. Разносторонне одаренный военный инженер, он участвовал в наполеоновских войнах и сконструировал первый в мире стационарный подвесной мост в Женеве. Кроме того, Дюфур был сторонником мира, страдающим при виде бедствий войны. О нем было сказано: «Дюфур — солдат, но в солдате он находит человека. Он ведет войну, но превращает ее в прелюдию к миру».

Когда Дюфур принял командование швейцарской армией, то отдал солдатам приказ, «достойный остаться в памяти своей гуманистической направленностью»: «Когда пересечете границу, оставьте позади свой гнев и думайте только о том, чтобы выполнить долг, возложенный на вас родной страной… Поскольку победа будет за нами, оставьте всякую мысль о мести; поступайте как милосердные воины; этим вы докажете, что действительно храбры… Принимайте под свою защиту всех беспомощных; не допускайте, чтобы им чинили обиды или дурно обращались с ними. Ничего не разрушайте без нужды; ничего не теряйте; одним словом, ведите себя так, чтобы завоевать уважение». Войска Конфедерации продемонстрировали в ходе войны «огромную воздержанность», и историки убеждены, что это заслуга Дюфура.

Главным образом путем переговоров и перемирий Дюфур умело привел войну к завершению за 26 дней. Состоялось лишь несколько сражений, и погибло только 128 солдат. (Для сравнения — восемью годами ранее Гражданская война в США унесла жизни 618 000 человек.) Исключительная забота Дюфура о раненых вражеских солдатах и великодушные условия мира обеспечили ему восхищение бунтовщиков и помогли объединить Швейцарию. И этим вклад Дюфура не исчерпывается. В 1863 г. он возглавил первую Женевскую конвенцию, где был организован Международный комитет Красного Креста.

В 1847 г. гражданская война столкнула либеральную, промышленную протестантскую Швейцарию с консервативной, аграрной и католической. Сегодняшняя Швейцария — Третья альтернатива этому политическому, экономическому и религиозному конфликту. Писатель Майкл Портер говорит: «Бедная нация вплоть до XIX в. [Швейцария] поставляла на экспорт главным образом собственных граждан-эмигрантов. К первым десятилетиям XX в. Швейцария превратилась в индустриальную державу, значимость которой намного превосходила ее маленький размер». Как это могло случиться? Каким образом Швейцария перешла от чуть не погубившей ее раздробленности к положению едва ли не самого успешного суверенного государства на планете?

В значительной мере это следствие руководства Дюфура, его великодушия, милосердия и готовности прощать, проявленных к противникам. Со времен Реформации между католиками и протестантами царила непримиримая ненависть, поскольку каждая сторона числила за другой длинную череду жестоких актов возмездия. Уистен Оден писал: «Мы знаем по школьным азам, / Кому причиняют зло, зло причиняет сам».

Однако после гражданской войны что-то изменилось. Швейцарцы придумали национальное правительство, не похожее ни на одно в мире. Чтобы разорвать порочный круг вражды, породивший войну, они учредили систему прямой демократии, закрепленную Конституцией 1848 г. Законы создаются законодательными органами власти, однако каждый гражданин может опротестовать любой закон, подав петицию. Затем все, кто имеет право голоса, голосуют по этому вопросу. Такие голосования ныне происходят около четырех раз в год. «После голосования принято говорить "суверен сказал свое слово"». Согласно выводам аналитиков, подобная система обучает общественность, способствует делегированию полномочий и уважению к меньшинствам, а также побуждает творцов политики к умеренности и поиску согласия. Само собой, случаются ошибки, и если произошло ущемление прав человека, Федеральный верховный суд может отменить действие закона.

Эта форма правления, представляющая собой Третью альтернативу, каким-то образом помогла покончить с распрями между кантонами. Когда все швейцарцы наконец почувствовали, что их голос услышан, страна пережила потрясающую трансформацию. Исчезла пестрая мозаика пошлин и денежных единиц, а также неразбериха в законах. Руководящим принципом стало поддержание мира; в последующее столетие две опустошительные мировые войны совершенно не затронули Швейцарию.

Итак, демократия отчасти объясняет швейцарский феномен «единства разнообразия», но это не исчерпывающее объяснение. Свой вклад внесли и другие факторы, например система образования, активно продвигающая общее для всех креативное единство и нивелирующая былые трения. Кроме того, закон совершенно не признает этническую идентичность — только индивидуальную. По словам профессора Кэрол Шмидт, «такое отношение, предполагающее уважение к меньшинствам, означает, что многочисленность группы никоим образом не имеет определяющего значения, что могло бы поставить индивида в проигрышное положение лишь потому, что он относится к меньшинству». По сути, Швейцария обязана своим успехом тому, что я называю «этикой уважения».

В исследовании, посвященном странам, населенным крупными нацио­нальными группами, Шмидт замечает, что «успешное сосуществование этнических групп в значительной степени зависит от равенства в их положении… Обострение напряженности вероятно, если в положении этнических групп осознается существенная разница». Осознание такой разницы — огромное препятствие для синергии. Этнический конфликт, говорит Шмидт, почти всегда становится следствием высокомерия элитной группы: «В жестоких обществах наблюдается значительное экономическое и политическое неравенство».

Разнородные и все-таки единые, исповедующие несколько религий и говорящие на многих языках, швейцарцы демонстрируют миру, как создавать культуру — Третью альтернативу. Древние культуры кантонов окружены глубоким почтением. Все люди, конфессии и языки пользуются уважением: немецкий, французский, итальянский языки имеют одинаковый статус — таков «принцип равенства перед законом, который был призван озарить будущее». Благодаря тому, что швейцарцы обменивались знаками уважения, «исчезли варварские предрассудки, превращавшие людей в соперников, затем — во врагов и наконец — в рабов». Результатом стало синергическое «слияние германской глубины с французской элегантностью и итальянским вкусом», — писал Фредерик Лагарп, один из создателей Конституции Швейцарии. Если люди почитают этику уважения и сознательно стремятся выиграть благодаря своему большому разнообразию, им невозможно помешать прийти к синергии.

Может ли земля, принудительно разделенная между Израилем и Палес­тиной, стать второй Швейцарией? Только если ее жители решат перенять ментальную установку на взаимное уважение и высокую оценку различий. В противном случае, по мнению некоторых, конфликт неразрешим. Но неразрешимых конфликтов не бывает! Успех Швейцарии неслучаен. Живущие здесь немцы, французы и итальянцы, веками обескровливавшие друг друга в этнических и религиозных распрях, решили измениться. Ученые знают, что «Швейцария возникла благодаря тому, что человеческой изобретательности в критические моменты удавалось преодолевать огромные трудности». Иными словами, Швейцария — это результат выбора.

Нет ни одной причины, по которой другие не могут предпочесть то же самое. Земля, которую многие называют Святой, могла бы стать второй Швейцарией. Представьте, какие Третьи альтернативы стали бы возможными благодаря слиянию энергии арабов и изобретательности израильтян? Это не прекраснодушная мечта. Эндрю Рединг (Институт мировой политики) предложил Швейцарию в качестве модели для Израильско-Палестинской федерации. В 2010 г. Альваро Варгас Льоса, яркий латиноамериканский писатель, объехал дома, предприятия и уличные рынки Святой земли. Увиденное взбудоражило его: «Израильская экономика переживает бум, а на палестинских территориях [Западного берега реки Иордан] процветает свободный рынок… Экономический размах палестинцев и колдовской предпринимательский дар израильтян демонстрируют нам, каких чудес эти два социума могли бы достичь вместе. Удручает не то, как далека от этого реальность, а то, насколько легко себе это представить».

Тем не менее я питаю оптимистичные ожидания, что человечество в целом склоняется к миру. Есть разочаровывающие зоны конфликтов, но их становится все меньше. Есть психопаты, способные на чудовищные поступки, но они оказываются во все большей изоляции. Я верю, что международная торговля и демократизация продолжат свое развитие. Мы наблюдаем, как в развивающихся странах, от Марокко до Индонезии, молодые образованные люди берут в собственные руки свое будущее, лишая власти над ним силы прошлого, запятнавшие себя возведением препятствий и барьеров.

Журналист Роберт Райт говорит о том, какую потрясающую роль сыг­рало мышление по принципу Третьей альтернативы в истории человеческих конфликтов. Он отмечает, что наша жизнь на планете Земля прошла множество фаз с нулевым итогом, когда царит менталитет ограниченности ресурсов и всегда есть победитель и побежденный. Приходит завоеватель и обращает людей в рабов, чтобы впоследствии быть побежденным другим завоевателем. Но Райт утверждает, что история всегда развивается в направлении фаз «с ненулевым итогом», когда правит изобилие и выигрывает каждый: «Задумывались ли вы когда-нибудь, покупая машину, сколько разных людей на разных континентах приняли участие в ее производстве? Фактически с этими людьми вы играете в игру с ненулевым итогом». Человеческая синергия может привести к прекращению конфликтов между людьми и странами, ведь совместное участие в создании будущего связывает их неисчислимыми нитями. По мере того как в центре нашего внимания оказывается наш вклад в развитие единого, глобального общества, старая ненависть исчезает. Я вижу мудрость в выводах Райта:

По сумме баллов, считаю я, история выигрывает в игре с ненулевым итогом. И залогом этого служит нечто, больше всего восхищающее, больше всего впечатляющее и возвышающее меня, — что в истории есть нравственное измерение, нравственный вектор. С течением времени мы наблюдаем прогресс нравственности.

Учите, чтобы учиться

Самый лучший способ учиться по этой книге — учить кого-то еще. Всем известно, что учитель узнает гораздо больше ученика. Так что найдите кого-то — сослуживца, члена семьи — и знакомьте его с открытиями, которые сделаете на этих страницах. Задайте следующие вопросы для осмысления или сформулируйте собственные.

• Что рассказывает нам о нравственной силе мышления по принципу Третьей альтернативы история Мохаммеда Даджани?
• Маргарет Каррам говорит об учебе в иудейском колледже: «Я не открывала рта шесть месяцев». Почему, на ваш взгляд, она молчала? Что демонстрирует нам ее пример ценности эмпатии?
• Как проходила встреча представителей Палестины и Израиля в Осло в 1993 г.? Что мы узнаем о процессе обретения синергии из этой истории?
• Как Джимми Картер способствовал заключению договора в Кэмп-Дэвиде? Почему эту историю можно считать примером того, как важно предоставлять людям «психологический воздух»?
• Какую роль играют «эмпатические жесты» в разрешении конфликта, по мнению Марка Гопина?
• Почему Даниэль Баренбойм — это «ходячая Третья альтернатива»?
• Какую роль, на ваш взгляд, играет «Диван-оркестр» в поиске мира на Ближнем Востоке? Чему вас научил опыт музыкантов оркестра?
• Объясните значение каждой из парадигм синергии для поиска мира.
• Каковы роль самосознания и самоанализа согласно обеим традициям, иудейской и мусульманской, в разрешении конфликта?
• «В момент, когда вы подводите итог, происходит очищение вашего ума», — говорит Марк Гопин. Что он имеет в виду? Почему этот момент так важен для разрешения конфликта?
• «Если вы пытаетесь добиться сдвига парадигмы в чьих-то чувствах, вам приходится сбивать людей с толку готовностью по-настоящему их слушать». Какова роль эмпатического слушания в поиске мира?
• Объясните разницу между миротворчеством и миростроительством. Что означают слова «суть миростроительства — в синергии»?
• Объясните, почему позитивная синергия — противоположность войны.
• Почему ученые говорят, что швейцарцев как нации даже не должно было существовать? Чему учит нас сравнение истории Швейцарии с историей палестино-израильского конфликта?
• Что в направлении развития истории может внушать нам оптимизм?

Пробуйте!

Есть ли в ваших личных отношениях, среди ваших соседей и в общине серьезные конфликты, разрешению которых вы могли бы помочь? Приступайте к созданию прототипов Третьих альтернатив. Привлеките к участию других людей. Пользуйтесь инструментом «Четыре шага к синергии».