Во многих случаях решение заключается в осознании, что выбора нет, что никаких реальных альтернатив на самом деле не существует. Чтобы действительно что-то изменить, нужно самому выйти за рамки схемы и найти Третью альтернативу.

Пауль Вацлавик

Тяжелые проблемы, стоящие перед нашим обществом, существуют столько же, сколько и оно само: преступность, болезни, бедность, войны, а также осквернение духа и природы, которое их порождает. Хорошо, что мы отходим все дальше от этих древних зол, — но, к сожалению, то и дело спотыкаемся.

Нам как индивидам свойственно пренебрегать проблемами общества, поскольку они намного превосходят нашу сферу влияния. «А что мы можем сделать?» — думаем мы. Но ведь они влияют на нас — и очень сильно. Мы можем и не догадываться, насколько сильно. Ученые пришли к выводу, что боль других людей, как бы далеко от нас они ни находились, в буквальном смысле ранит и нас. «Боль социума активирует те же участки мозга, что и физическая боль! Мозг чрезвычайно социализирован. Огромные объемы связей у нас в мозгу работают на социализацию». Ради собственного благополучия мы не должны прятать голову в песок и игнорировать страдания мира, в котором живем. Перефразируя Чарльза Диккенса, можно сказать: «Человечество — мое дело. Всеобщее благо — мое дело; сострадание, милосердие, снисходительность и человеколюбие — все это мое дело».

Кроме того, вы больше узнаете о применении мышления по принципу Третьей альтернативы для решения собственных проблем, если увидите, как оно используется для решения проблем общества. Раввин Марк Гопин, трудившийся ради мира в самых горячих точках планеты, считает, что единственная разница между социальным и личным конфликтом — это масштаб:

Я обнаружил, что затяжные междоусобицы враждующих народов, причиняющие столько страданий миру, и разрушительные личные и семейные битвы, так влияющие на нас как индивидов, по сути аналогичны друг другу. При очевидной несопоставимости масштабов и ставок в основе тех и других лежат одни и те же процессы, одна и та же драма.

Хотя мы можем думать, что наши самые сложные проблемы касаются только нас, в действительности они одновременно персональные и всеобщие.

Результаты нашего опроса «Серьезные препятствия» показали, что вплотную за бедствиями, которые несет война, идут «бедность и безработица» как вторая по значимости проблема нашего общества. Также респонденты выразили обеспокоенность уровнем преступности и состоянием здравоохранения. Вот несколько высказываний:

• Менеджер среднего звена из Азии: «Бóльшая часть нашего населения относится к бедным. У нас не хватает рабочих мест, уровень образования низок, инфраструктура малодоступна, долг огромен, управление просто из рук вон и пышным цветом цветет коррупция».
• Руководитель компании из Северной Америки: «Бедность очень часто провоцирует проявления злобы, ненависти, зависти и ревности, которые стоят за войнами, терроризмом и безработицей. Решение проблемы бедности дало бы нам колоссальные возможности».
• Коммерческий директор из Латинской Америки: «Очень важно победить бедность в мире. Иногда голод заставляет людей совершать ужасные поступки, лишь бы выжить».
• Начальник службы IT из Европы: «В мире, где столько богатств, не должно быть бедности».
• Бизнесмен из Азии: «Такое впечатление, что людям стало наплевать друг на друга. Общество становится все более жестоким. Каждый думает только о себе, забывая обо всех остальных».
• Руководитель фирмы из ЮАР: «Здесь коррупция — норма жизни. Это главное, что мешает нашей стране раскрыть свой потенциал».
• Бизнесмен из Европы: «Наши природные ресурсы исчерпаемы. Они когда-нибудь закончатся, а мы такие жадные. Так ничего не останется будущим поколениям, а ведь прекрасные пейзажи — это основа идентичности нашей страны. Нет, так больше продолжаться не может».
• Адвокат из Северной Америки: «Если потерял здоровье, все остальное не имеет значения».
• Менеджер из Европы: «Запретить детскую порнографию в Интернете. …Это самая серьезная проблема Европы».
• Менеджер среднего звена из Юго-Восточной Азии: «Если брать в целом, нет чистой окружающей среды — нет и жизни. Раз мы отравляем природу, значит, у планеты нет будущего».

Все хотят уничтожить насилие, голод, болезни, бездомность и загрязнение среды обитания. Все хотят, чтобы их дети унаследовали процветающий и здоровый мир без войн. Что нужно сделать, в общем, понятно, но трагедия нашего общества — раскол из-за вопроса о том, как это сделать. Две соперничающие позиции диаметрально противоположны друг другу: философия левых и философия правых. Большинство развитых стран постоянно колеблются между этими двумя полюсами, словно птица, не знающая, в каком направлении лететь. И этот разрыв не только не сокращается, а наоборот, увеличивается.

Великий раскол

Многим мыслящим людям внушает тревогу тот факт, что, говоря словами Алана Гринспена, «раскол нашего общества приобретает все более разрушительный характер».

Риторика, как показывают реальные высказывания, становится все более едкой день ото дня.

• «Либералы! С ними и жить нельзя, и пристрелить их невозможно».
• «Как избалованные злые дети, они бунтуют против нормальной взрослой ответственности и требуют, чтобы по-отечески заботливое правительство удовлетворяло их потребности от колыбели до могилы. Либерализм — это душевная болезнь».
• «Да, либералы щедро раздают деньги — чужие деньги!»
• «Либерализм совершенно деструктивен, своими налогами и законами он выдавливает нас из бизнеса и завоевывает голоса ленивых бездельников, обманом добывших себе пособия».

А вот голоса с другой стороны:

• «Консерваторы тоже люди — посредственные, эгоистичные, жадные люди».
• «Везде, где вы видите алчного босса, неимоверно разбогатевшего на бессовестной эксплуатации служащих, найдется и свора консерваторов, поклоняющихся ему, богоподобному гению свободного рынка».
• «Консерваторы хотят, чтобы мы никогда не выбрались из болезней, стрессов и неодолимой безнадежности, чтобы и дальше убивать нас безо всякого стыда своими большими инвестициями в большие лекарства и большие страховки».
• «Консерваторы — это социально безответственные, узколобые и поразительно лицемерные, убогие подделки под людей».

Пока либералы и консерваторы обижаются друг на друга и все громче выкрикивают взаимные оскорбления, социальные проблемы, о которых они спорят, становятся все серьезнее. Преступность и коррупция зашкаливают, расходы на здравоохранение растут как на дрожжах, уровень безработицы удручает, загрязнение губит природу. Середнячки, которых большинство, не зная, чему верить, и почти ни на что не надеясь, склоняются то вправо, то влево, каждые несколько лет меняя точку зрения, — а вдруг на сей раз станет лучше? Но идеологи, судя по всему, больше интересуются тем, чтобы захватить и удержать власть, чем решением сложных социальных проблем. Их главная цель — создать имидж, который будет хорошо «продаваться» на рынке, каким бы искусственным и пустым он ни был, лишь бы привлечь голоса избирателей. Идеология для них — лишь способ разжечь страсти, и это говорит о большом цинизме.

Да, большинство людей приходят в политику с искренним желанием что-то изменить и делают немало хорошего. Но слишком многие ради того, чтобы оставаться наверху, доводят до совершенства умение демонизировать своих оппонентов. Пожалуй, любой увидит неприглядную правду через риторические уловки, с помощью которых они сводят сложные вопросы к примитивной грызне по схеме «мы против них».

Однако если заглянуть глубже всей этой лежащей на поверхности чепухи, можно заметить принципиальное различие между двумя конфликтующими сторонами.

Базовый принцип правых — свобода личности. Они делают акцент на персональной ответственности и подвергают сомнению любые меры, ограничивающие индивидуальную свободу действий. Поэтому консерваторы с подозрением относятся ко всякого рода общественным действиям и даже к идее «общества» как таковой, питая убеждение, что свободный рынок сам собой устранит все социальные болезни. Вот как выразила эту мысль Маргарет Тэтчер, уважаемый политический лидер Консервативной партии Великобритании:

Слишком многим людям привита мысль, что если у них проблема, то правительство обязано ее решать. «У меня проблема, дайте мне пособие». «Я бездомный, правительство должно предоставить мне дом». Они перекладывают свои проблемы на общество. Никакого общества не существует. Есть отдельные мужчины и женщины и есть семьи.

В противоположность правым базовый принцип левых — социальная ответственность. Они подчеркивают необходимость вместе, всем обществом трудиться над излечением социальных болезней и сообща нести бремя жизни. Левые с подозрением относятся к мотивам консерваторов, которые обычно богаче их и, кажется, больше озабочены сохранением своих привилегий, чем защитой свобод. Видным либералом является Хиллари Клинтон, госсекретарь США:

Хватить думать об индивидах, пора думать о том, что лучше для общества… Все мы — члены одной семьи. Чтобы вырастить счастливого, здорового, многообещающего ребенка, нужны старания всех нас. Да, это наше общее дело.

Оба эти заявления являются провокационными, и на обеих деятельниц обрушилась волна протестов с противоположной стороны, когда Тэтчер и Клинтон их сделали. Я, как, впрочем, и вы, нахожу немало достойного в обоих высказываниях и со многим соглашаюсь в философии как консерваторов, так и либералов. Я много лет преподаю, и бóльшую часть этого времени напоминаю людям, что они — могущественные индивиды, наделенные находчивостью и инициативой и способные на великие свершения. В то же время меня тревожат проявления ничем не ограниченного эго и преследование личных целей любой ценой, без оглядки на благополучие общества.

Порой я больше соглашаюсь с одними, порой с другими, однако убежден, что оба политических фланга имеют ущербные парадигмы. С одной стороны, в либеральной идее общественного действия коренится зависимость — если всегда находится кто-то, кто должен о вас заботиться, вы становитесь бессильным, перестаете расти как личность, и ваша способность внести личный вклад угасает. С другой стороны, консервативный идеал индивидуализма чреват независимостью, что само по себе ценно. Но она не является высшей ценностью. В одиночку люди не способны к синергии. Работая вместе, они достигают намного большего, чем смогли бы, действуя независимо друг от друга.

Третья альтернатива идеалам двух политических флангов — это взаимо­зависимость. Взаимозависимые люди полностью полагаются на себя и вместе с тем полностью отвечают друг за друга. Если консерваторы и либералы возводят в абсолют какой-то отдельный комплекс ценностей, принижая все прочие, то люди, мыслящие по принципу Третьей альтернативы, ищут решение социальных проблем где-то в области взаимного влияния. И пока одни, движимые гордыней, зажатые меж двух альтернатив, обмениваются бесплодными обвинениями, другие движут вперед синергию.

Император независимости

Две с лишним тысячи лет назад индийский император Ашока атаковал и разорил мирную страну Калинга. Он оглядел кровавую бойню и руины и ужаснулся деяниям рук своим. К чести его, император посвятил остаток жизни стараниям искупить свою вину. Он отрекся от гордыни, толкавшей его на завоевания земель, и посвятил себя искоренению насилия и нищеты, как материальной, так и духовной. Ашока издал сотни вырезанных на камне эдиктов, выставленных на всеобщее обозрение по всей территории империи. В них он призывал людей к миру и великодушию, заклиная их быть почтительными, верными долгу и чистыми.

Ашока отказался от внешних атрибутов власти и оставшиеся 28 лет своего царствования провел в странствиях по империи, от Персии до Таи­ланда. Он встречался с людьми, расспрашивал об их проблемах и всеми силами старался научить своих подданных верить в себя и сострадать друг другу. Золотой век правления Ашоки называют временем наибольшего процветания и мира в истории этих земель. Вот что говорит о нем Герберт Уэллс: «Из десятков тысяч монархов, переполняющих анналы истории, всех этих величеств, светлостей, королевских высочеств и прочего имя Ашоки сияет как звезда — сияет практически в одиночестве». Ашока — возможно, первый в истории великий правитель, пытавшийся решать проблемы общества, а не усугублять их собственными гордыней и жестокостью. Он пытался учить — и следовать дхарме, закону, обязывающему любить себя и других.

Проповедуемый Ашокой идеал дхармы близок тому, что я называю взаимозависимостью. Два важнейших аспекта дхармы — самодисциплина и сострадание составляют основу ментальной установки на взаимозависимость. Если вы обладаете самодисциплиной дхармы, значит, вы — решение, а не проблема. Вы считаете собственные возможности безграничными и знаете, что инициативность и внутренние ресурсы позволяют вам выступать по отношению к обществу в роли дающего, а не берущего. Если вы обладаете состраданием дхармы, значит, вы умеете читать в сердцах других людей, а их страдания становятся вашими страданиями и их счастье — вашим счастьем. Таков великий наказ императора Ашоки, высеченный на каменных стелах по всей Индии:

То, что я желаю своим собственным детям — а я желаю им благополучия и счастья и в этом мире, и в следующем, — того же хочу и для всех людей. Вам не понять, насколько я этого хочу; а если кто-либо из вас понимает, то и ему не понять всей силы моего желания.

Руководствуясь такими принципами, этот выдающийся человек превратил самого себя из худшего продукта биполярного мышления, атакующего и уничтожающего всякого, кто с ним не согласен, в воплощение синергии. Вместе со своим народом Ашока занялся энергичным обновлением общественного организма, строил дороги и постоялые дворы, университеты, ирригационные системы, храмы и здания совершенно нового типа — больницы.

Он запретил жестокие наказания за преступления. Он никогда больше не воевал, потому что научился разрешать конфликты согласно духу дхармы. Он первым принял законы, защищающие меньшинства, и распространял веротерпимость. Он даже изобрел своего рода синергическую религию, которая должна была включать в себя то истинное, что было во всех религиях. Есть свидетельства того, что он отправлял посольства греческим и персидским правителям, предлагая вместе с ним присоединиться к этому братству людей.

«Тот, кто прежде всего творит добро, делает трудное дело», — говорил Ашока. Нужно было быть героем его уникального типа, чтобы вырваться из пут двух альтернатив «мы против них» и стремиться к радикальной перестройке. Начать с того, что у Третьей альтернативы просто нет сторонников, если все погрязли в войне между либералами и консерваторами. Во-вторых, обе команды, сражающиеся за победу в этой игре, полагаются на великие силы, не заслуживающие их веры, одна — на правительство, другая — на рынок, и обе они не более надежны, чем прогноз погоды. Но нельзя ждать, когда огромная непредсказуемая и обезличенная сила развернется в нужную тебе сторону. Синергетик вступает в игру не для того, чтобы в нее играть, а чтобы ее изменить. Он верит, что в синергии с другими изобретательными и умными людьми можно приступить к созданию будущего, о котором идеологи со всей их надоевшей риторикой не могут и мечтать.

Путь к здоровому обществу лежит через согласование социальной воли, системы ценностей с принципами синергии. Поэтому я не особенно интересуюсь спором между либералами и консерваторами. Меня гораздо больше интересует реальное дело: с помощью чудесной силы синергии найти Третьи альтернативы — инновации, действительно способные излечить болезни нашего общества. В этой главе мы познакомимся с удивительными людьми, которые уже сейчас делают это дело. Они снижают уровень преступности, исцеляют личность человека, сохраняя ее целостность, и возрождают окружающую среду. Они решают проблему хронического кризиса в здравоохранении. Они вселяют в бедняков здоровую гордость и веру в собственные силы.

Мы — не цари и не императоры, но в пределах своего круга влияния и мы способны творить в первую очередь добро. Когда Ашока отправился в странствие по своей огромной империи, им двигал дух синергии. Он был готов непримиримо бороться с несправедливостью, бедностью, болезнями и бездуховностью. Проявлял готовность советоваться с людьми. Почти наверняка у Ашоки не имелось четкого представления о том, что делать. Но где бы ни побывал император, он оставлял такие решения этих проблем, которых никто до него не мог вообразить. Именно поэтому историки называют его царствование «одним из самых светлых эпизодов в суровой истории человечества». Более 20 веков спустя другой великий синергетик, Мохандас Ганди, снова создаст новое будущее для Индии, и в центре флага современной Индии будет изображение колеса дхармы, символ императора Ашоки.

Возрождение города

Перекресток Бродвея и 42-й улицы в Нью-Йорке претендует на звание центра мира, и не без оснований. Парады победы, гигантские электронные табло с последними новостями, огромные скопления народа в канун Нового года — Таймс-сквер является неустанно пульсирующим сердцем величайшего города Америки. 100 лет назад здесь был центр района развлечений, и окрестности переполняли знаменитые театры старого Бродвея. Прекрасный отель Astor царил над суетой, словно гранитная крепость. «Великий Белый путь» притягивал зрителей со всего мира.

Но к 1970-м гг., по словам профессора Линн Сагалин, «развлекательность» некогда великого театрального района выродилась в "тягостное зрелище развращенности общества": здесь толпились "неудачники, сексуальные извращенцы, алкоголики, наркоманы, сбежавшие из дома малолетки, попрошайки, сутенеры" — "бульвар скверны вместо Великого Белого пути"». Бóльшая часть старых театров была закрыта, а в уцелевших круглые сутки шла порнография. Кризис городов, усугубляющаяся проблема национального масштаба, поразил мегаполис в самое сердце. «Худший район в городе» стал символом финансового и нравственного банкротства, пожиравшего Нью-Йорк изнутри. Многих тревожило, что эта самая опасная черная дыра проблемного города втянет в себя и поглотит всю цивилизацию.

Но ситуация радикально изменилась. Таймс-сквер, некогда символ самых страшных болезней нашего общества, сегодня тоже символ, но совсем иного рода. Сегодня он демонстрирует, как много могут достичь вместе удивительные люди, пользуясь силой синергии. История «духовного и физического возрождения Таймс-сквер», по формулировке одного писателя, показывает, как мы можем трансформировать общество, если проникнемся решимостью разорвать порочный круг мышления меж двух альтернатив и найти Третью альтернативу.

Вкладом в обновление Таймс-сквер по праву могут гордиться многие. Но импульс этой трансформации — заслуга человека, умеющего мыслить по принципу Третьей альтернативы, о котором, возможно, никто и не слышал. Это скромный местный активист Херб Стурц. Юный идеалист из Нью-Джерси мечтал стать писателем, но в итоге обрел свое призвание в участии во множестве прогрессивных общественных движений. Стурц увлекался движением бойскаутов и сразу после колледжа даже какое-то время писал статьи в его журнале Boy's Life. В открытом письме кандидату в президенты Джону Кеннеди он предложил создать особые войска для юношеской категории.

В начале 1960-х гг. молодой журналист Стурц узнал, что в тюрьмах города Нью-Йорка месяцами сидят сотни «несовершеннолетних преступников», потому что они слишком бедны, чтобы внести залог. В Конституции США он прочел, что непосильный залог не должен вменяться никому, и начал кампанию в помощь этим ребятам. Вскоре Стурц очутился в центре противостояния двух идеологий: «жесткие прагматики» считали его усилия «мягкотелым либеральничаньем», а идеалисты горели желанием помочь, но никогда не находили для этого ни времени, ни денег.

И Стурц просто пошел вперед сам. Он начал экспериментировать с прототипами системы, помогающей малолетним правонарушителям защитить свои права. В качестве консультантов привлек на добровольных началах студентов нью-йоркских юридических вузов. Они собирали данные о преступниках-подростках и с помощью новомодных перфокарточных вычислительных машин составляли их профили. Судьи получали отчеты из 40 позиций, доказывавших, что лишь немногие из заключенных действительно имеют склонность к побегу от правосудия. Стурц доказал своим оппонентам, что проект «Манхэттенский залог» обеспечивает экономию денег налогоплательщиков в размере, значительно превышающем затраты на него. Это был огромный успех.

Но Херб Стурц считал, что это лишь начало. Он посвятил много времени поискам Третьих альтернатив для наркозависимых, молодых безработных и детей из групп продленного дня. Все эти проекты продемонстрировали его дар видеть реальную проблему и создавать новаторскую систему, чтобы ее решить. Огромным преимуществом Херба было умение всегда видеть Третью альтернативу в биполярном мире. По словам его биографа, Стурц «бежал как от огня от переменчивых и рефлексивных готовых ответов», характерных для менталитета «либерал/консерватор», таких как «децентрализация/регулирование, тратить больше / тратить меньше», предпочитая решать социальные проблемы с помощью реалистичной стратегии. Об антиправительственно настроенных консерваторах Стурц говорил: «Некоторые исходят из позиции, что правительство не работает, потому что они не хотят, чтобы оно работало». Но он был убежден и в том, что в одиночку правительство не способно осуществить подлинные социальные изменения.

В 1979 г. Стурц впервые вошел в правящие круги в качестве помощника мэра Нью-Йорка. В те времена Таймс-сквер была по-настоящему страшным местом, и, как гласила старейшая в городе шутка, «что-то нужно было делать». И он определил, что именно: «Мы хотим вернуть на Таймс-сквер фантазию, которая заменит удручающую реальность».

«Полная неразбериха»

Обнародованный городскими властями план реконструкции Таймс-сквер шокировал многих. Предполагалось снести целый квартал, чтобы расчистить место для четырех новых небоскребов: «монолитных и однообразных… слишком больших, грузных, безликих, затеняющих все вокруг, никаких, безжизненных и чуждых Таймс-сквер… огромных серых призраков зданий… превращающих Таймс-сквер в дно колодца». Однако этот прототип сделал именно то, что и должен делать хороший прототип: побудил людей к действию.

Собственники домов немедленно обрушили на город десятки судебных исков. Кинулись протестовать владельцы сомнительных фирмочек, оказавшихся под угрозой закрытия. Они неплохо зарабатывали — и вдруг кто-то решил вышвырнуть их из дела? С противоположного фланга повели наступление борцы за охрану окружающей среды и городские активисты: такая реконструкция превратит Таймс-сквер в очередной безликий деловой центр. Стурц тоже этого не хотел: ему нужно было нечто, что сделает «реальностью блеск и энергетику Таймс-сквер».

Главными недовольными в этой схватке всех со всеми стали члены семейства Сеймура Дарста, владевшего большей частью недвижимости вокруг Таймс-сквер. Дарсты принципиально выступали против правительственных субсидий на частную застройку. Сеймур Дарст с таким презрением относился к бюджетным расходам, что установил на принадлежащем ему здании на Шестой авеню огромные электронные часы, посекундно отсчитывающие возрастание государственного долга США. Нью-Йорк же предлагал миллионы долларов из бюджета в помощь девелоперам, готовым инвестировать в этот городской район. Пока многие собственники торговались за наилучшие условия, Дарсты из принципа отказывались от всякого участия в программе.

И вот посреди всей этой неразберихи появляется Ребекка Робертсон, опытный градостроитель. Херб Стурц нанимает ее, а городские власти назначают руководителем проекта перепланировки. Ребекка знала, что Таймс-сквер превратилась в «клоаку Нью-Йорка». Но она также предвкушала захватывающе интересную задачу на синергию: как объединить десятки противоборствующих лидеров города и их сторонников для создания будущего сердца Нью-Йорка?

Робертсон выкинула план городской застройки и спросила у всех заинтересованных сторон фактически следующее: «Кто готов пойти дальше и построить нечто такое, о чем никто до сих пор и не мечтал?» Этот вопрос — обязательное условие поиска Третьей альтернативы.

Робертсон дала толчок дискуссии в масштабах всего города — в этом Магическом театре все могли придумывать новое волшебное будущее театрального района Нью-Йорка. Приветствовались самые разные мнения, в том числе защитников окружающей среды, историков, художников, градостроителей и частных застройщиков, от видного девелопера Карла Уасброда до Жан-Клода Бейкера, владельца экзотического ресторана Chez Josephine на 42-й улице, от «ужасных Дарстов» до Коры Каан, театрального импресарио, мечтавшей об открытии на 42-й улице детского театра.

Постепенно из этих разнородных взглядов выкристаллизовалось единое видение, набор критериев, разделяемых всеми. «Великий город делает великим его мифология», — сказала Робертсон. Мифология Таймс-сквер — это «греховная, броская, вульгарная, бурлящая 42-я улица», великие бродвейские театры и потрясающие старые постановки вроде «Бродвейской мелодии» и «Безумств Зигфелда». «Я не собиралась покончить с хаосом и популизмом этой улицы, — утверждала Робертсон. — Чистая улица, свободная от преступности, — да, безусловно! Но я чувствовала, что мифология этого места неотделима от его хаоса и шума». С точки зрения Робертсон, «приоритетом номер один должна была стать эстетическая составляющая… Люди приходят на Таймс-Сквер, чтобы увидеть всякую всячину». Задумка состояла в том, чтобы сохранить естественную «какофонию, приподнятость и демократичность здешних тротуаров, где вправе быть любой… Должен был получиться зоопарк… но отлично содержащийся зоопарк, вместо зоопарка, где выставлены депрессия, безработица и кокаинизм».

Видение Робертсон вновь вдохнуло в проект энергию. Принципиально другая парадигма, Третья альтернатива, начала переделывать умы людей. Они стали понимать, как пишет Джеймс Трауб, что «42-я улица — не просто случай заболевания города, но и великая Мекка развлечений в состоянии сильного запустения». Критерии успеха были ясными и разделялись очень многими. Пора было переходить к этапу создания прототипов.

На смену планам строительства четырех небоскребов пришел новый прототип, задействующий историю Таймс-сквер как центра развлечений. Первоначальный план создавал «не слишком привлекательный образ для компаний индустрии развлечений, поскольку для всех он был связан с судебными исками, отсрочками и офисными башнями». Новый прототип должен был «продавать имидж таких групп, как Disney и Viacom». Предполагалось, что главными его элементами станут «мощный поток пешеходов, лучший туристический рынок Нью-Йорка… 20 млн турис­тов в год, 39 бродвейских зданий и 7,5 млн театральных зрителей… 200 000 регулярно приезжающих в день». Самая новаторская черта прототипа: девелоперы Таймс-сквер получали большую налоговую льготу, если возрождали театр в здании, которое строили. Первым театром стал «Нью-Виктори», «восстановленный во всем своем блеске конца XIX в.». Затем компания Ford Motor финансировала превращение театров «Лирик» и «Аполло» в новый центр исполнительских искусств. Но, пожалуй, самым важным было согласие Disney реконструировать самый прославленный бродвейский театр «Нью-Амстердам» для постановки шоу по популярным фильмам этой компании.

Новое рождение площади

Дарсты по-прежнему упорствовали, отказываясь участвовать в каком бы то ни было бюджетном проекте. Но Дуглас Дарст, управляющий компании, начал преодолевать рамки идеологии. Некогда «архипротивник» Робертсон, он всесторонне изучил проект, подавая иски против него. Скоро Дуглас понял, что предлагаемые городом налоговые вычеты создадут возможности для развития, которые многократно окупятся, поэтому отказался от своих возражений и предложил построить на принадлежащей ему земле офисную башню революционного нового типа на Таймс-сквер, 4. О Ребекке Робертсон Дуглас сказал следующее: «Мы судились с ней очень много лет, это были трудные времена. Но работать с ней сейчас — просто потрясающе».

Сегодня обновленная Таймс-сквер бурлит энергией. Каждый день по ней движется мощный людской поток. Гигантские цифровые табло освещают ночь. Повсюду на сценах сверкающих возрожденных театров идут самые лучшие шоу. В канун 1980 г. здесь собралось 50 000 человек, а сейчас миллионная толпа наблюдает за новогодней церемонией опускания шара, состоящего из 500 кристаллических модуляторов света и вращающихся пирамидальных зеркал, — в этот самый момент и начинается Новый год. Можно даже купить модель Таймс-сквер из деталей LEGO. Ребекка Робертсон говорит: «Это новое рождение, теперь это место, где вам хочется быть. Это мечта всей жизни!»

Давайте остановимся на процессе синергии и на том, чему учит нас опыт возрождения Таймс-сквер.

Во многом успех проекта ее переустройства обусловлен мягкой настойчивостью Херба Стурца в преодолении раздоров всех со всеми. «Ничего не получилось бы без его лидерства и энтузиазма», — сказал мэр. Готовность Стурца принять Третью альтернативу заражала всех. К чести городских властей, они смогли отрешиться от своего масштабного проекта превращения Таймс-сквер в деловой центр — а ведь для этого им пришлось пожертвовать немалым объемом уже проделанной работы. Ребекка Робертсон и Дуглас Дарст так долго воевали друг с другом, что им обоим стоило больших эмоциональных сил вместе приступить к поискам решения, превосходящего все, что любой из них мог вообразить. К счастью, оба были готовы достаточно долго воздерживаться от своих предубеждений и обид, чтобы проникнуться вдохновляющим новым видением, недоступным ни одному из них в отдельности.

Появление общих критериев успеха позволило всем сторонам, участ­вующим в обновлении Таймс-сквер, выразить свои самые сокровенные желания и видение будущего. Вот некоторые из критериев:

• Новая Таймс-сквер должна унаследовать театральную мифологию старой Таймс-сквер как средоточия городских развлечений со всей их «яркой пестротой и фривольностью». Соответственно, нужно восстановить около 39 театров, начиная с революционного начинания Коры Каан — детского театра.
• Должно возродиться неустанно пульсирующее медийное сердце города. Отсюда громадные видеодисплеи, днем и ночью вспыхивающие новостными сообщениями и рекламой, а также производственная база ABC News в Times Square Studios. Здесь находится штаб-квартира MTV и Conde-Nast, издателя глянцевых журналов Vogue, The New Yorker, GQ и Vanity Fair.
• Место должно быть общедоступным и легко вмещать миллионы посетителей. Отсюда потрясающая новая станция подземки и пешеходная зона.
• Несмотря на расположение в деловом районе архитектура должна быть провокационной и авангардной, однако не впадающей в самопародию.

Посетители новой Таймс-сквер подтвердят, что эти надежды сбылись на все сто и даже больше.

Здание — Третья альтернатива

Когда Дуглас Дарст решил возвести 48-этажный небоскреб Таймс-сквер, 4, общество содрогнулось. Что если это будет очередной безликий нью-йоркский «гигантский ящик»? Не уничтожит ли он раскованно-стильную среду Таймс-сквер?

Могущественный землевладелец Дарст мог бы просто отмахнуться от голосов недовольных. Но он поступил иначе. Приглашенные им архитекторы Фокс и Фоули славились креативными и экологичными решениями. Внимательно выслушав многие заинтересованные в освоении Таймс-сквер стороны, дизайнеры сформировали собственный весьма амбициозный набор критериев успеха. Новая башня должна была стать продуктом синергии на первый взгляд взаимоисключающих культурных запросов: потребностей бизнес-сообщества — с одной стороны, и требований культовости, предъявляемых к этому всеамериканскому средоточию развлечений, — с другой. Проект мог стать успешным только в том случае, если бы ему были присущи:

• «Утонченная индивидуальность», отвечающая деловому характеру манхэттенского Мидтауна и Брайант-Парка.
• Отражение блеска и бурления Таймс-сквер — ее праздничных театров, мерцающих цифровых табло и толп туристов.
• Экологическая ориентированность, воплощение новой этики социальной ответственности — здание должно было быть максимально «зеленым».
• Привлекательность нижних этажей здания для владельцев розничных магазинов, как того требовала дружественная к туристам среда Таймс-сквер.

Каждая заинтересованная сторона представляла желаемый результат по-своему — точь-в-точь как персонажи известной притчи о слепцах, пытающихся описать слона. И каждая точка зрения заслуживала внимания. Дизайнеры должны были создать такого «слона» сами. Как выполнить все эти требования? Как построить здание, одновременно праздничное и сдержанное?

Ответом архитекторов стало воплощение синергии — коллаж элементов разнородных стилей, слившихся в прекрасное целое. Выходящее на бурлящую Таймс-сквер здание представляет собой сплошную поверхность из металла цвета платины и гнутого стекла, а также гигантскими видеоэкранами на фасаде. Вход в ту часть небоскреба, где разместились розничные магазины, возрождает давно минувшие времена прославленного нью-йоркского стиля ар-деко. Сторона, обращенная к прилегающему кварталу корпоративных зданий Мидтауна, выполнена в мозаичной серой кладке и имеет характерный банковский облик. Все здание представляет собой Третью альтернативу.

Но самая поразительная особенность сооружения невидима — это первый в мире «зеленый» небоскреб. Часть потребностей его 48 этажей в электроэнергии удовлетворяется за счет гигантских топливных элементов, вырабатывающих электричество без процессов горения и окисления. Вырабатываемое ими тепло нагревает воду для здания. Вентиляционные шахты и каналы особой конструкции очищают воздух, обеспечивая степень очистки в 85% вместо обычных для офисных зданий 35%. Помещения охлаждают установки на природном газе, а не потребляющие очень много электроэнергии кондиционеры, что дает экономию на 20%. Дополнительно электричество поступает от солнечных панелей, окружающих верхние 19 этажей.

Хотя небоскреб на Таймс-сквер, 4 потребляет больше электроэнергии, чем предполагалось, это все равно на треть меньше, чем необходимо среднестатистическому офисному зданию в Нью-Йорке. Это тем более замечательно, что энергоемкие светящиеся табло на его фасаде в буквальном смысле разгоняют ночную тьму. Ярче всего сияет NASDAQ MarketSite, цилиндрический видеоэкран высотой в семь этажей, — вершина светового клина, который представляет собой сегодняшняя Таймс-сквер.

После десятилетий обновления Таймс-сквер регулярно возглавляет список главных приманок для туристов в США. Здесь процветает бизнес — 24 000 новых рабочих мест и дополнительно $400 млн прибыли для города Нью-Йорка. Уровень серьезных преступлений в этом некогда «худшем районе» города резко снизился — теперь он один из лучших. Число особо тяжких уголовных преступлений упало с 2300 в 1984 г. (более шести нападений в день) до менее 60 на 1995 г. Преступность в целом сократилась с 2000 по 2010 г. еще на 50%.

Возрождение Таймс-сквер — это повесть о людях¸ наделенных волей и характером для трансформации общества. Их задачей было «превратить худшее в лучшее», и они с ней справились. Среди тех, кто ее решал, были совершенно разные люди — ультраконсервативные бизнесмены, либералы-общественники, борцы за чистоту окружающей среды, банкиры, импресарио, рестораторы, должностные лица и частные предприниматели. Одни поддерживали правительство, другие были его противниками. Но в конечном счете затасканная идеология — как либеральная, так и консервативная оказалась неспособной решить стоящую перед ней проблему. Всех захватил дух синергии, когда их разнородные взгляды слились в единое полноценное видение.

Конец преступности

Преступность — это ошеломляюще суровая реальность, все сильнее сжимающая мир в своей хватке. Влияние криминала очень весомо, личностно, подлинно и слишком хорошо известно политическим лидерам. Недавняя статистика рисует отрезвляющую и удручающую картину.

• Каждый год от рук преступников в мире гибнут 1,6 млн человек. Насилие является одной из главных причин смерти людей от 15 до 44 лет; на его долю приходится 14% смертей мужчин и 7% смертей женщин. На каждого человека, ставшего жертвой насилия, приходится намного больше пострадавших от ранений и разного рода физических и психических проблем. Более того, насилие ложится тяжким грузом на экономику стран — лечение пострадавших, ужесточение законодательства и потери производительности обходятся в миллиарды долларов США ежегодно.
• Каждый год в мире происходит более 10 000 акций политического террора, включая похищения, ранения и убийства. Террористы лишают жизни почти 60 000 человек в год.
• По данным ФБР, в США в год фиксируется около 1,3 млн тяжких преступлений, которые вместе с 9 млн имущественных преступлений причиняют ущерб на сумму свыше $15 млрд. Вот данные о частотности совершения преступлений: убийство — каждые 32 минуты, сексуальное насилие — каждые две минуты, ограбление — каждые 55 секунд, физическое насилие при отягчающих обстоятельствах — каждые семь секунд, кража или угон — каждые две секунды.
• Отчет ООН сообщает, что около 5% жителей Земли в возрасте 15–64 лет употребляет наркотики — примерно 200 млн человек. В мире может быть 38 млн наркоманов.
• В Латинской Америке насилие входит в пятерку главных причин смерти. Это основная причина смерти в Бразилии, Колумбии, Венесуэле, Сальвадоре и Мексике.
• Гендиректор McAfee Дэвид де Уолт сообщает, что компьютерные преступления превратились в бизнес стоимостью в $105 млрд, — это больше, чем мировой рынок незаконного потребления наркотических средств.
• По денежному ущербу должностные преступления затмевают все прочие виды незаконной деятельности. Никто не знает реальных потерь, но по прикидкам ФБР они составляют от $300 млрд до $600 млрд в год.
• В конце XX в. ущерб от преступной деятельности в США превышал $1,7 трлн в год. Кто знает, каков он сегодня?

Разумеется, за этими цифрами стоит глубокая эмоциональная боль, которую невозможно измерить. Каждый год показатели слегка колеблются, но в целом они удручающе неотвратимы. Ущерб от преступлений, если измерять его разбитыми сердцами, жизнями и отношениями, поистине неисчислим. Это мучительная боль — хроническая боль. Мы измеряем ее статистическими данными, мы привыкаем к ней, мы учимся с ней жить. «Преступления будут всегда», — говорим мы.

Причины бесконечны, и мы принимаемся лечить симптомы. Например, в прошлом мы больше полагались на жесткость — хватит разводить нюни, надо быстро добиться результата! Количество заключенных в США с 1980 г. подскочило с примерно 330 000 человек до 2 млн из-за повсеместных суровых мер и длительных сроков заключения по окончательному приговору. Сегодня стоимость содержания пенитенциарной системы становится для страны непосильным бременем, а проблемы, порождающие преступность, никуда не ушли.

Действительно ли жесткий подход снижает уровень преступности? По мнению Джеймса Линча и Уильяма Сэбола из Американского университета, «существенный рост числа наказаний в виде лишения свободы не приводит к значительному оцениваемому снижению уровня преступлений против личности». Многие эксперты полагают, что закручивание гаек на деле только заставляет преступников совершать больше злодеяний, — это накладывает на них печать позора и стыда, и они чувствуют свое полнейшее отчуждение от общества, что отнимает всякую возможность измениться к лучшему. Это лишает их надежды.

Принципу закручивания гаек противоположен так называемый терпимый подход. Никто не желает заслужить репутацию человека, «снисходительно относящегося к преступлениям», но ставится цель предупредить преступления, борясь с условиями, которые их порождают. Конечно, идея выглядит более чем разумно, но дело в том, что меры сторонников этого подхода не побеждают эти условия. Они делают или слишком мало, или слишком много. К примеру, выкупают у населения оружие, что, как показывают исследования, никак не влияет на уровень преступности. Они жалуются, что с преступлениями ничего нельзя поделать, пока вся социальная структура не изменится так, чтобы исчезли бедность, неграмотность и экономическая несправедливость. Проблема, однако, в том, что преступления совершаются уже сейчас, и жизни губятся тоже сейчас.

Жесткий подход по преимуществу связан с консерваторами, а мягкий — с либералами, но оба этих идеологических подхода просто-напрос­то бесполезны. Нужно перешагнуть через ментальную установку на две альтернативы, в которые безнадежно упирается традиционная мысль. Великий криминолог Лоренс Шерман поясняет: «В спорах по поводу преступности "предупреждение" и "наказание" часто рассматриваются как взаимоисключающие понятия, как полюса спектра от "мягкой" до "жесткой" реакции на преступление; этой дихотомии нет… В результате политический выбор делается по большей части по принципу эмоциональной притягательности, а не на основе надежных данных об эффективности тех или иных мер».

Мышление, зажатое меж двух альтернатив, не способно ни излечить, ни облегчить острую боль страдающего от преступности общества. Мы не добьемся результатов, пока не начнем мыслить по-другому. Должна быть Третья альтернатива.

Третья альтернатива в работе полиции

23 июня 1985 г. рейс № 182 авиакомпании Air India из Торонто в Нью-Дели был взорван над Ирландским морем. Погибло больше 300 человек. Бомбы находились в багаже, пересланном неизвестным человеком из международного аэропорта Ванкувера. Это привлекло внимание следователей к группе сикхских сепаратистов, живших вблизи Ричмонда, пригорода Ванкувера. Взрыв стал очередным ходом в затяжной войне индийского правительства и сикхских экстремистов, требующих независимости своей родины — Пенджаба.

То, что корни этого чудовищного злодеяния тянутся на другую половину земного шара, потрясло власти этого города-жемчужины Атлантического побережья. В Ванкувере живет больше 100 000 сикхов. Позднее аналитики пришли к выводу, что если бы полиция создала доверительные отношения с сикхской общиной, то вполне могла бы получить информацию, которая позволила бы предотвратить теракт.

Не только в Канаде, но и везде ответом на преступление должно стать нечто большее, чем ужесточение закона, по которому преступников ловят и карают уже после того, как они его преступили. Построение цивилизованного общества — вот дело, которое нужно сделать, — общества, в основе которого будут прочные отношения взаимного уважения и эмпатии. А для этого нужно креативное мышление по принципу Третьей альтернативы. Именно таким мышлением обладает Уорд Клэпхем — ныне вышедший в отставку ветеран Королевской канадской конной полиции (RCMP) с 30-летним стажем. Он отлично выглядит в красном сержантском мундире и безукоризненно чистом головном уборе и гордится «конными». Гордится по праву — это единственное известное мне полицейское подразделение, в миссии которого есть слово «проактивность». Его миссия состоит в первую очередь в том, чтобы «сохранять мир», а это гораздо масштабнее, чем просто применять закон.

В начале своей карьеры, молодым констеблем из северной части Канады, Уорд однажды разговорился с детьми коренных жителей. Он спросил, знают ли они, чем занимаются полицейские. Ребята ответили: «Вы охотник. Вы ждете в кустах и забираете наших мам и пап в тюрьму». Уорд понял, что дети его боятся, и постоянно об этом думал.

В обязанности Уорда входило в том числе и ведение дел несовершеннолетних правонарушителей. Он читал дело за делом, и у него опускались руки. Уорд знал, что многие из этих подростков кончат тюрьмой, а то и хуже, и его тревожило, что никто не имеет ни малейшего представления о том, что с этим делать. Это была огромная проблема. Ужесточение полицейских мер не помогло бы. Но он не мог и сидеть сложа руки, пока школы, церкви и правительственные учреждения спорили о том, как поступить. «Мне казалось, я стою над водопадом и наблюдаю, как течение тащит отчаянно борющихся с ним людей к краю пропасти. Видишь, что происходит, но чувствуешь свою полную беспомощность».

Потом Уорда перевели в один из городов провинции Альберта, жители которого были возмущены поведением отбившейся от рук молодежи. Однажды ему позвонил рассерженный горожанин и рассказал, что посреди улицы дети затеяли игру в хоккей и перекрыли движение. Он примчался в своем большом полицейском джипе, вылез и стоял с грозным видом, а дети смотрели в землю. Их успели предупредить. Уорд видел, как они напуганы.

В этот момент ему вдруг вспомнилась миссия — «сохранять мир». Что он мог сделать в этом случае, чтобы сохранить мир? Не сиюминутный мир, не ложный мир, который можно было обеспечить, просто услав этих неуправляемых детей с глаз долой, а настоящий и прочный мир?

Уорд сказал: «Можете выбирать. Или я выписываю вам всем штраф, или играю с вами в хоккей».

Подростки были ошеломлены. Вот перед ними полицейский — настоящий, во всей амуниции, он поймал преступников, но почему-то стоит вместе с ними посреди улицы и смеется. А теперь вот скидывает свою замечательную шляпу. Автомобилисты были недовольны проблемами с проездом, и в следующие несколько дней Уорд получил немало жалоб по поводу этого временного неудобства, но его отношения с городской молодежью изменились раз и навсегда.

За свою карьеру Уорд Клэпхем еще не раз удивлял горожан и начальство проактивным стилем мышления по принципу Третьей альтернативы. В другом городке владельцев магазинов то и дело обвиняли в продаже сигарет индейцам, за что полагался большой штраф. Уорд пошел к судье и попросил разрешения сделать нечто новое: отменить штрафные санкции, если владелец устроит у себя в лавке антиникотиновые курсы. Предложение казалось безумным, но владельцы магазинов его поддержали, и скоро продавцы и соседская молодежь уже слушали лекции о вреде курения. Продажи сигарет индейцам резко сократились. Но для Клэпхема более важным было то, что многие молодые люди уже не станут курильщиками.

Уорд всегда направляет свое внимание на корень проблемы, а не на ее симптомы. Он говорит: «Мы можем и дальше вылавливать из водопада искалеченные тела или начнем останавливать их выше по течению, чтобы они не попали в водопад». А для этого нужно мыслить по принципу Третьей альтернативы. «Мы можем — к своему стыду — просто принять как данность, что преступление и насилие являются нормой жизни для нас и наших детей. Но я говорю: "Нет-нет, есть лучший выбор"».

В свое время Клэпхем возглавил отделение конной полиции в Ричмонде (Британская Колумбия), где на тот момент проживало 175 000 человек. Но между Ричмондом и Ванкувером, городом с большим многонациональным населением, практически нет границы. Больше половины населения Ричмонда составляют выходцы из Южной Азии и Восточной Индии, и сложности, обычные для молодежи, усугубляются острыми расовыми противоречиями и экономическими проблемами. Уорд попал в типичный городской отдел полиции, «работавший в стиле реагирования на совершенное преступление, отклика на звонок по 911». Нужно было ловить плохих парней и разгонять детей с улиц. Не делалось никаких попыток завязать отношения, позволяющие предупреждать правонарушения. Клэпхем вознамерился изменить здешний менталитет и с помощью сослуживцев создать новую культуру:

Копов готовят в учебках, и единственный инструмент в их репертуаре — исполнение закона. «Мы исполняем закон». Но я стал подталкивать их глядеть шире. Я спрашивал, что значит быть «блюстителем порядка». Мы разговаривали о сэре Роберте Пиле, открывшем первый полицейский участок в Лондоне 150 лет назад. Он говорил, что это место было создано ради мира. Каким-то образом мы перешли от мира к исполнению закона. Но есть шанс вернуть полицию служению миру, создать по-настоящему цивилизованное общество — положить конец преступлениям.

«Конец преступлениям» — это подлинная Третья альтернатива. Вмес­то того чтобы вести с ними нескончаемую войну, мы кладем им конец! Мы предупреждаем их. Возможно ли это? Очень может быть, если нам удастся, как замечает Уорд Клэпхем, искоренить убеждение, что предупреждение преступлений — третьестепенное дело, если мы поймем, что это и есть наша работа.

У идеи предупреждения преступлений дурная слава. По мнению большинства, она подразумевает все те идущие против течения меры, которые призваны удерживать от совершения преступлений. Они требуют колоссальных социальных изменений, искоренения бедности, более ответственного выполнения родительских обязанностей, отличных школ. Разве это было бы не замечательно? Но это слишком масштабно, и работа полиции сводится к ловле нарушителей порядка. Удерживать их от нарушения порядка — не наша работа.

Но ведь это принципиально — не только то, что вы делаете на подступах к водопаду, хотя это имеет решающее значение. Мы предлагаем, чтобы в работе полиции предупреждение правонарушений происходило «на всем течении реки» — верхнем, среднем и нижнем.

Это потрясающее озарение в духе Третьей альтернативы меняет все. Есть то, что вы можете сделать, — то, что вам подвластно, — до преступления, во время и после него. Позиция Клэпхема трансформировала идею исполнения закона в Ричмонде. Не отрицая ценности расследования и наказания, он без устали продвигал синергические новые идеи предупреждения преступления еще до того, как оно свершится, и предупреждение следующих преступлений после того, как свершилось первое.

Изменить парадигму мышления своих сотрудников оказалось невероятно трудно. Клэпхем получил подразделение Ричмонда через считаные дни после террористического акта 11 сентября 2001 г. Там это злодеяние сразу же всколыхнуло тягостные воспоминания о рейсе № 182 Air India. «Этот кризис как никогда далеко отбросил нас обратно к привычной модели полицейской работы, — говорит Клэпхем. — Взбешенные люди требовали немедленных крутых мер, самого сурового исполнения закона, агрессивной тактики, вплоть до нарушения некоторых гражданских прав. Это возвратило нас к воинственной ментальной установке "мы против них"».

Но Клэпхем был предан своей цели. Он тут же организовал форум по принципу коммуникации с «жезлом оратора» для сотрудников полиции, первых лиц города и представителей многочисленных общин Ричмонда: мусульман, сикхов, выходцев из Южной Азии, коренных народностей — всех. Выйти к микрофону мог каждый, и представители общин спрашивали: «Чем занимается полиция? Нас называют террористами. Всех сваливают в одну кучу или раскладывают по полочкам — кто есть кто по национальности. Люди озлоблены, люди напуганы. Цвет кожи не делает нас террористами». Таксисты-азиаты из международного аэропорта Ванкувера жаловались, что пассажиры не садятся к ним в машины. Владельцы магазинов боялись собственных покупателей. Клэпхем вспоминает: «Мы дали людям возможность высказать все это, позволили им излить душу, почувствовать, что кто-то их понимает. Это большое собрание было первой возможностью сломать общие стереотипы. Величайший усвоенный мною урок — всегда задействовать "жезл оратора". А затем мы стали работать над тем, чтобы все изменилось».

Коммуникация с «жезлом оратора» была ключевым инструментом перестройки мышления собственных сотрудников Клэпхема. Как в большинстве полицейских участков, в Ричмондском подразделении конной полиции проходили «летучки» — утренние короткие собрания, когда босс садится перед подчиненными, а офицеры отчитываются и ждут его решений. Клэпхем все переделал. Ежедневные летучки превратились в Магический театр. «Что мы можем делать по-другому? Чего до сих пор не испробовали? — спрашивал он. — К слову, о сдвиге. Офицерам понадобилось шесть месяцев, чтобы привыкнуть каждый день что-то предлагать. Мы добивались того, чтобы каждый был выслушан и каждый чувствовал себя услышанным».

«Я все это перевернул. Каждый день садился где-нибудь, иногда в самом углу, и офицеры вели собрание сами. Мы всегда исходили из принципа "первым делом старайся понять". Я неизменно придерживался убеждения, что правильных ответов больше, чем один, и старался говорить об этом при любой возможности, потому что это позволяет поддерживать открытую коммуникацию и сохранять ум незашоренным».

Этот поиск свежих идей выплеснулся за пределы полицейского управления и охватил местное сообщество. Важной целью подразделения конной полиции было привлечение групп горожан к партнерскому участию в полицейских мероприятиях среди членов общин. Однажды в Ричмонд приехал ревизор RCMP и сказал: «В ваших бумагах ничего нет о партнерстве с местными жителями». Клэпхем со смехом ответил: «Ну, это все равно что потребовать от меня фиксировать каждый свой вздох и каждый взгляд. И каждого из моих офицеров, потому что именно этим мы все и занимаемся. Все, что мы делаем, и есть партнерство». Однако они начали вести записи, и выяснилось, что каждый день совершается по 30, 40, 80 партнерских контактов.

Поскольку Клэпхем использовал ментальную установку на Третью альтернативу — всегда искать лучший путь, о котором никто до сих пор не думал, он вызвал яростное сопротивление тех, кто мыслил меж двух альтернатив. «Если ты не караешь преступление по всей строгости закона, значит, ты размазня» — вот убеждение, которое ему часто приходилось опровергать.

Я вел открытую войну с привычным положением вещей. Оно защищало себя громко и недвусмысленно. От нас ожидали следования модели аварийного реагирования и модели командования и управления — за это нас вознаграждали. И если вы начали развивать во всех своих людях лидерские качества, ввели схему коллективного лидерства и объявили профилактику преступ­лений своей главной целью, то становились мишенью для скептиков.

От четверти до половины времени каждый день я тратил на то, чтобы оправдаться. Они шли и шли ко мне, чтобы доказать, что я ошибаюсь, заткнуть мне рот, заставить согласиться с существующим положением дел. Они открывали свод правил и указывали мне, что я нарушил.

Но дилемма «жесткий подход против мягкого подхода» ничего не значила для Уорда Клэпхема. Он искал Третью альтернативу, которая действительно изменила бы все. «18 000 преступлений в год я считал 18 000 наших неудач. Любое мероприятие, которое вело бы к снижению этой цифры, уже можно было рассматривать как успех».

Позитивное штрафование

Начатый Клэпхемом поиск Третьих альтернатив оказался неожиданно плодотворным. Одна идея озарила его на семинаре, руководитель которого задал вопрос: «Что случилось бы, если бы мы должны были ловить подростков, которые ведут себя правильно?» Клэпхем большую часть своей трудовой жизни занимался тем, что заводил дела на подростков, которые вели себя неправильно. А если бы все было наоборот? Что, если бы они удостаивались внимания за хорошие поступки? «Мы даем им квитанции на штраф в случае правонарушений, — ответил он. — Почему бы не давать им квитанцию за соблюдение закона? За какой-то полезный поступок?»

Так родилась идея «позитивного штрафования» — уникальный противотип. Клэпхем обратился с ней к своим бесчисленным партнерам среди местных жителей, и десятки предпринимателей щедро снабдили его купонами на фастфуд, талонами на бесплатное мороженое, флаерами на посещение дискотек и спортивных матчей. Город Ричмонд добавил бесплатные билеты в бассейн и на каток в местном общественном клубе. На «позитивной квитанции» было написано: «Приговаривается Некто, пойманный за хорошим делом!» Квитанции обменивались на что угодно, от порции пиццы до портативного плеера.

Однажды вечером тинейджер из Ричмонда, назовем его Джоном, возвращаясь домой, увидел маленького ребенка, выскочившего на проезжую часть. Не рассуждая, он бросился к малышу, схватил его и благополучно вернул на тротуар. Это увидел офицер RCMP, совершавший объезд. Джон наверняка до сих пор не знал о позитивном штрафовании, потому что, когда к нему обратился офицер полиции, отреагировал как любой подросток в такой ситуации. Он сжался, весь взмок, а его сердце заколотилось как бешеное — парень не сомневался, что попал в передрягу.

Позже мачеха Джона рассказывала: «Мой приемный сын сказал мне, что его остановил полицейский и дал ему квитанцию на штраф. Сами понимаете, сначала я возмутилась. Но Джон сказал: "Нет, мама, это позитивный штраф". Я удивилась: "О чем это ты?" Джон объяснил: "Малыш выбежал на дорогу, я догнал его и вытащил оттуда. Коп остановился, спешился и спросил, как меня зовут. Я перепугался. Я думал, он на меня зол, потому что решил, что я обижаю ребенка. Но офицер сказал, что гордится мной, что я сделал доброе дело, и дал мне билет на бесплатные посещения бассейна, катка и гольфа"».

Со слезами на глазах мачеха Джона призналась, что квитанция на позитивный штраф висит на стене в его спальне. Недавно она спросила сына, почему он ею не воспользовался. Он ответил: «Мам, я никогда не потрачу этот билет. Офицер полиции сказал, что я хороший мальчик и могу стать, кем захочу. Нет, мама, я его никогда не использую».

В среднем 40 000 таких билетов в год получают ребята, сделавшие доброе дело. «Мы охотники, — смеется Уорд. — Мы ловим их на хороших поступках». Полицейский может дать квитанцию на позитивный штраф ребенку за то, что он едет на велосипеде в защитном шлеме, или компании девочек, которые не курят и не ругаются. Подростки всегда на грани, и их можно укрепить в желании делать большое доброе дело, поощрив даже за маленькое: за то, что они переходят через улицу в положенном месте, возвращаются из библиотеки с книгами или выбрасывают мусор в урну, а не себе под ноги.

К квитанциям офицеры полиции добавляют карточку с информацией о себе. Это не привычные визитки. В них содержится фото офицера, список его хобби — «лыжи, дельтапланеризм, хоккей, музыка» и любимое высказывание о жизни. На карточке Клэпхема написано: «Чтобы получать от жизни кайф, наркотики не нужны». Это позволяет подросткам увидеть в сотрудниках полиции живых людей, а не просто копов.

Местные жители почувствовали разницу. Кейт Пэттинсон, директор Boys & Girls Club в Британской Колумбии, говорит: «Когда полиция сосредоточилась на том хорошем, что есть в ребятах, ее отношения с ними начали меняться. Подростки уже не делают непристойные жесты, когда полицейские проезжают мимо, а окликают их и рассказывают: "Слушайте, сегодня вечером кое-что намечается. Одного парня могут здорово избить, может, вы этому помешаете"».

Клэпхем тоже это замечает. «Чаще всего молодежь избегает полиции, боится нарваться на штраф. Квитанциями на позитивные штрафы мы награждаем подростков за добрые дела, и теперь они бегут к нам, а не от нас». Отношения укрепляются. Подростки могут сами обратиться к офицеру, вместо того чтобы бояться его. Полиция становится позитивной частью их жизни — это уже не внеличностное воплощение неумолимого закона, а друзья, которые помогают им найти правильный курс в бурных волнах нелегкого периода взросления.

[Клэпхем ввел аналог квитанции на позитивный штраф для собственных сотрудников. С помощью сертификатов на скромные подарки офицерам выражают признательность за их вклад в изменение культуры Ричмонда.] Разумеется, моментально начались проблемы со сводами правил: «Вы не имеете права тратить деньги налогоплательщиков на подарочные сертификаты подчиненным, чтобы вознаградить их за добрые дела». У меня отобрали государственную кредитку и отправили на четырехчасовой курс переподготовки, который я отказался посещать. Но вот что интересно: когда я рассказал об этом главам муниципальной власти Ричмонда, они спросили: «Сколько вам нужно денег, чтобы продолжить делать то, что вы делаете?» И дали кредитную карту, потому что поняли: ценность этого моего начинания выльется для них в 1000% прибыли. Кодекс правил просто не соответствует реальной жизни. Мне доверяют огнестрельное оружие и газовый баллончик, но не доверяют инструменты изменения культуры.

А городу идея понравилась. Увидев, как она успешно воплощается, его власти захотели большего. Общество — вот ради чего все мои старания. Мною всегда двигало страстное стремление к цели — покончить с преступностью в нашем городе.

Квитанции на позитивный штраф — только одна из множества синергических идей, осуществленных Уордом Клэпхемом и его подразделением для формирования личных отношений, которые позволяют предупреждать конфликты. Когда он решил, что каждый офицер должен «пойти в школу» и найти там друзей, то понимал, что никакого финансирования не получит. Но чеки, выписанные участниками его огромной партнерской сети, позволили осуществить эту идею. Они также создали программу OnSide — за счет ее фондов офицеры-полицейские водят детей на спортивные матчи. Один из них на целое лето отправился лазать по горам с несколькими ребятами, бросившими школу, и сумел убедить их туда вернуться.

Нам часто жаловались на мальчишек, гоняющих на велосипедах по общественным паркам и торговым зонам. Вместо того чтобы просто их ловить, мы собрались и нашли Третью альтернативу. Город выделил несколько зон, мы проделали всю работу по их обустройству вместе с подростками, и сегодня гоняемся и катаемся в их компании в собственном велосипедном парке. Отношения, которые у нас с ними сложились, бесценны. Кстати, и жалобы прекратились.

Истинным бедствием для полиции Ричмонда были состязания стрит­рейсеров. Когда одного из констеблей убили при попытке остановить гонку, даже Уорд задумался о жестких мерах. «Но что бы это дало? Мы боролись с ними годами, но по-прежнему четверо молодых людей ежегодно гибнут в гонках, а теперь погиб и один из нас». И Ричмондское подразделение конной полиции устроило собрание, желая с помощью синергии найти ответ на вопрос о том, как покончить со стритрейсерством. Один констебль предложил настоящий противотип: «Если мы не можем перетянуть ребят на нашу точку зрения, давайте встанем на их. Найдем MINI Cooper, обвесим его всеми примочками, которые можно легально установить на машину, и выставим на шоу. Пометим его как наш автомобиль. Думаю, ничего круче они еще не видели».

Стритрейсеры обожают «тюнить» свои машины. Они добывают огромные незаконные трубопроводы, педали акселератора, выхлопные трубы — все, что добавляет мощности, — и обожают хвастаться всем этим на автошоу. Итак, офицеры нанесли на подаренный MINI символы, указывающие на принадлежность машины полиции, и превратили ее в звезду автошоу. Их немедленно окружила толпа поклонников уличных гонок, и отношения стали завязываться сами собой. Между собеседниками возникло доверие, позволившее обсудить опасность гонок на общественных дорогах.

Разумеется, Клэпхему это так просто с рук не сошло: «Об этом прослышали мои боссы, явились на шоу и приказали избавиться от машины. Нам оставалось или не подчиниться начальству, или отказаться от единственного имеющегося у нас средства достучаться до стритрейсеров». Как вы понимаете, они нашли Третью альтернативу. Офицеры перекрасили MINI, но примагничивающиеся полицейские значки и съемные мигалки позволяли в любой момент превратить его в полицейский автомобиль. И участие в шоу продолжилось. «С 2003 г. у нас больше не было ни одной смерти в уличной гонке», — говорит Уорд.

Team Izzat

Подчиненных Уорда Клэпхема беспокоил создаваемый массмедиа стереотипный образ сикхской молодежи Ванкувера. Два десятка офицеров основали баскетбольную лигу, которую назвали Team Izzat. Слово «иззат» на пенджаби означает «часть, слава». Стать членом команды может любой, но большинство ее игроков — выходцы из Южной Азии. Рассказывает сержант Джет Саннер, организатор команды, тоже выходец из этого региона: «К южноазиатам относятся с большим предубеждением — организованная преступность, наркотики; мы же хотели объяснить людям, что это неправильное представление о нас. Почти все члены нашей здешней общины — хорошие люди».

Саннера поразило, как сильно баскетбол может повлиять на жизнь ребенка. Через три года в лигу Team Izzat входило уже 30 команд, а тренерами большинства из них были офицеры RCMP и студенты-волонтеры. Саннер старается привлекать студентов университета, потому что хочет, чтобы они послужили ролевыми моделями для ребят. Одна из его целей — пригласить 50 лучших студентов, чтобы они рассказывали подросткам из его команд о том, что такое настоящий успех.

Team Izzat — это не только баскетбол. Лига еще и спонсирует проведение молодежных форумов, где всем местным ребятам рассказывают о вреде наркотиков, сексуальном насилии и о том, как важно хорошо учиться в школе. Министр общественной безопасности Канады официально признал достижения лиги: «Я выражаю признание Team Izzat за ее выдающуюся работу — лига предоставляет молодежи возможность сделать нечто значимое в своей общине. На таких мероприятиях, как Молодежный форум Team Izzat, молодые лидеры непосредственно знакомятся с текущими вопросами общественной значимости — такими как эксплуатация детей и употребление наркотиков, — и это побуждает их участвовать в создании гармоничной и здоровой социальной среды, в которой нет места преступлениям». Вы, наверное, сомневаетесь, может ли начинание, подобное Team Izzat, преодолеть отчуждение и озлоб­ление, порождаемое такими трагедиями, как подрыв борта № 182 Air India.

Уорда Клэпхема так впечатляет страстное стремление помогать молодежи, что он произвел в своем подразделении структурные изменения, чтобы вознаградить наиболее проявивших себя в этом отношении офицеров: «Когда я возглавил отдел, то увидел, что работу с молодежью ведут не самые лучшие сотрудники. Повышение в детективы — большая награда. И я сказал: "Хватит, отныне мы будем поручать работу с молодежью нашим самым способным и самым лучшим людям. Мы будем вознаграждать тех, кто ее ведет"». И Уорд перевернул с ног на голову всю схему вознаграждения. Сегодня выдвижение в отдел по работе с подростками для полицейского — это престижная награда, поэтому, чтобы удостоиться ее, необходимо много учиться и пройти серьезное испытание на профпригодность.

Клэпхем не забыл и о тех, у кого уже есть проблемы, кто, как он говорит, «катится вниз». На этих ребят направлены огромные усилия, цель которых — реинтеграция правонарушителей в общество и предотвращение дальнейших преступлений. RCMP помогла организовать Ричмондскую программу восстановительного правосудия, которая позволяет молодым правонарушителям искупить причиненный ими ущерб, но не путем отбытия наказания. Вместо тюремной отсидки они встречаются с пострадавшими, свидетелями, полицейскими офицерами и координатором, который помогает всем сторонам достичь соглашения по вопросу компенсации вреда. Это мощный практикум эмпатического слушания, помогающий подростку понять, какой вред он причинил другим людям, а также самому быть понятым.

Молодой иммигрант из Индии солгал, будто на него напала и ограбила его компания белой молодежи. Когда выяснилось, что обвинение ложное, молодого человека включили в программу восстановительного правосудия. От ребят, на которых он возвел напраслину, парень узнал, как сильно по ним ударила его ложь. Но помимо этого у него появилась возможность излить свое долго подавляемое отчаяние из-за своего одиночества и унизительного ледяного предубеждения, которое он чувствовал в окружающих. Не без труда, но все получили «психологический воздух», а юный иммигрант сбросил груз своего проступка на общественных работах.

Какой в этом прок?

Несмотря на все успешные инновации, суперинтенданта Уорда Клэпхема немало критиковали. Говорили, что сотрудники полиции Ричмонда «играют в бирюльки» с детьми, гоняя с ними мяч и раздавая свои позитивные штрафы. «Почему вы не занимаетесь свои делом — не арестовываете плохих парней? Какой прок от всей этой возни?» — вопрошали скептики. В ответ Клэпхем свирепеет:

Польза просто огромная! Наши отношения с молодежью, позитивные посылы, которые они получают, влияют на их решения и не дают им докатиться до преступления и трагедии. Мы поощряем и благополучных ребят, и тех, кто балансирует на грани, за то, что они остаются на стороне добра. Мы видим, как дети, у которых были серьезные проблемы с полицией, меняют свою жизнь. Пройдет десять лет, и эти подростки станут взрослыми. И поддержат нас в том, что мы будем стремиться делать для них и их детей.

Кроме того, масса достоверной статистики доказывает, что Ричмондская полиция добивается потрясающих результатов:

• уровень подростковой преступности за первые три года руководства Уорда Клэпхема упал на 41%;
• затраты на ведение дела несовершеннолетнего правонарушителя за десять лет снизились с 2 200 канадских долларов до примерно 250 — почти на 90%;
• рецидивизм среди несовершеннолетних правонарушителей, прошедших программу восстановительного правосудия, упал до 12% — сравните с 61% среди тех, кто не был охвачен программой;
• Ричмондское подразделение постоянно демонстрирует высочайший моральный дух во всей RCMP.

А вот самое яркое свидетельство. В месяцы, предшествовавшие Олимпиаде-2010, регион Ванкувер захлестнуло насилие. Из-за жестко перекрытого наркотрафика стоимость наркотиков взлетела до небес, и на улицах началась война банд. Но Ричмонд это практически не затронуло. В городе все было спокойно. Ричмондское подразделение RCMP не зря переживало почти десятилетнюю трансформацию.

Прошли годы, и Уорда Клэпхема стали постоянно просить поделиться своей повестью. Он рассказывал о позитивном штрафовании в 53 странах. О нем писали в книгах и журналах. Я имел счастливую возможность ездить вместе с ним в качестве ведущего некоторых его презентаций — например, той, что мы вместе провели для руководства полиции большого Лондона и других полицейских сил Великобритании. Позвольте мне поделиться с вами тем, чему я научился у Уорда Клэпхема.

Он — живое воплощение парадигмы «я вижу себя». В самом начале своего профессионального пути Клэпхем осознал, что он — не машина для выполнения приказов и полицейской работы, как это обычно происходит. Клэпхем почувствовал в себе творческую потребность свершить нечто значимое. Он считал себя «охранителем мира», а не «охотником» или «исполнителем закона». Клэпхем неизменно прислушивается к голосу своего сознания — и не соглашается на будущее, в котором есть преступления и разбитые судьбы.

Он живет по парадигме «я вижу тебя». Молодые правонарушители, которыми занимается Клэпхем, для него не просто цифры в списке приводов за день, а личности, с которыми он хочет познакомиться и подружиться, хочет, чтобы и они узнали его и подружились с ним. И коллеги для него — не подчиненные, а талантливые люди, уникальные дарования которых можно использовать ради общего блага. С точки зрения Уорда Клэпхема, решение проблемы преступности — это создание прочных доверительных отношений между людьми.

Он на практике применяет парадигму «я обращаюсь к тебе». Я не знаю другого человека, столь же активно ищущего новые идеи в настолько разнородных источниках. Клэпхем не «возглавляет» свой отдел, начальственно восседая за столом, а считает себя его частью. Сегодня он сидит на одном стуле, завтра — на другом. Он взывает о новых идеях, исследует их и опять требует новых. Он неустанно расширяет социальную базу продуктивных мыслей. Он неустанно читает и путешествует, чтобы учиться у лучших. Такие идеи, как позитивное штрафование, никогда не появились бы, если бы не его привычка постоянно учиться.

Он истово верит в принцип «я вступаю с тобой в синергические отношения». Синергия в масштабах команды и всего города позволяет Клэпхему находить невероятные решения вечной проблемы поддержания мира. Собрания, устроенные по принципу Магического театра, чрезвычайно урожайны на Третьи альтернативы, порой диковинные, порой революционные и просветляющие, такие как позитивное штрафование, стритрейсерский MINI Cooper и Team Izzat. Вероятно, именно усилиями Клэпхема в обществе, расколотом на общины, выросло поколение, воспитанное на идеях мира и единства, хотя ничто, казалось бы, не давало надежды на такой исход. Возможно, работая с молодежью, он создал условия, в которых жестокое насилие может постепенно стать делом давно минувших дней? Клэпхем говорит: «Я был начальником полиции. Но мне нравилось, когда меня называли начальником надежды».

Клэпхем считает себя «разрушителем правил» — он уважает разумные установления, но решительно борется против неразумных. Иногда кодекс правил побеждает его. Но он не позволяет банальному «здравомыслию» взять над собой верх и упорно идет своим путем.

Мне очень нравится высказывание Генри Дэвида Торо: «На тысячу обрывающих листья с дерева зла находится лишь один, рубящий его под корень». Этот яркий образ обрисовывает последствия мышления меж двух альтернатив. «Жесткие борцы с преступностью» удовлетворяются тем, что обрывают листья с дерева зла. Сторонники «мягких мер» сплошь и рядом виновны в том, что вовсе игнорируют существование этого дерева. Они утверждают, что ничего нельзя сделать, пока мы не доберемся до корня и не решим величайшие социальные проблемы, порождающие преступность. Но если бы Торо попал в затруднительное положение, он, я уверен, признал бы, что и листья имеют значение.

Вот почему личность Уорда Клэпхема произвела на меня такое глубокое впечатление. Он лучше многих знает, что болезни общества порождают преступность, но ему не по нраву покорно ждать, когда эти болезни пройдут. Незачем Клэпхему и демонстрировать собственную крутизну, обращаясь с трудными подростками как с грязью. Он мыслит по принципу Третьей альтернативы — атакует одновременно корень и листья проблемы.

Третья альтернатива в профилактике преступлений: связующая нить любви

Лувана Мартс — одна из тех, кто эффективно подрубает корень преступности. Эта поразительная женщина, называющая себя «профессиональной нянюшкой», объезжает поселения заболоченной дельты Миссисипи в Луизиане и, помогая молодым мамочкам родить и вырастить здоровых детей, не позволяет преступности в принципе пустить корни.

Они уходят в самое начало жизни. Сегодня исследователи могут доказать существование очевидной и мощной связи между здоровьем беременной женщины и вероятностью того, что ее ребенок вырастет преступником. Если мать курит, выпивает и принимает наркотики, риск родить будущего преступника значительно выше, чем у матери, заботящейся о собственном здоровье. Дипломированная медсестра, Мартс «объезжает дома, давая советы, как составить режим дня, кормить грудью и прятать оружие в недоступные места». Она знает, что если ребенок процветает первые два года своей жизни, то его шансы угодить в тюрьму в дальнейшей жизни уменьшаются наполовину.

Мартс работает вместе с множеством других медсестер в рамках проекта «Партнерство медсестер и семей» (Nurse-Family Partnership, NFP), осуществляемого штатом Луизиана. NFP — детище подлинного мыслителя по принципу Третьей альтернативы, профессора Дэвида Олдса. Он окончил университет в 1970 г., и его первой работой стало преподавание в Балтиморском центре дневного пребывания для детей из необеспеченных семей. Это был очень удручающий опыт.

Многие дети страдали от домашнего насилия, врожденного алкоголизма и других последствий неправильного родительского поведения. Олдс вспоминает четырехлетнего мальчика, «хрупкое существо с мягким характером», который умел только лаять и мычать, потому что его мать во время беременности сидела на алкоголе и наркотиках. Другого маленького мальчика дома били, если он мочился в постель, и он боялся заснуть в тихий час.

Центр дневного пребывания обеспечивал детям хорошее начальное образование, но Олдс чувствовал, что старается во многом впустую. Он знал, что виды на будущее у детей неадекватных родителей пессимистичны. Проблемы казались неразрешимыми. В те времена всю страну охватили споры сторонников «закона и порядка» и «либералов», убежденных, что только путем оздоровления общества с помощью реформ можно покончить с преступностью. В программы образования и борьбы с бедностью вкладывались огромные средства, но для борющихся за выживание ребятишек, с которыми занимался Олдс, эти меры запоздали. Он искал Третью альтернативу.

Великим открытием Олдса стал перенос фокуса внимания с рожденных на тех, кто еще не родился. Корни преступности и безнадежности, понял он, закладываются еще в утробе. Матери более чем трети заключенных были наркоманками, страдали от нищеты и отсутствия медицинской помощи. Употребление будущей матерью алкоголя и других наркотических средств и его последствия, в том числе синдром врожденного алкоголизма, радикально увеличивает вероятность того, что ее дети не смогут жить нормальной жизнью. Правильная помощь во время беременности — возможно, главное средство предупреждения преступности. Имелись программы для беременных с низким уровнем дохода, но матери, которые находились в наихудших обстоятельствах, реже всех обращались за помощью. Что ж, если они не идут к нему, решил Дэвид Олдс, значит, он сам должен пойти к ним.

В сельских районах штата Нью-Йорк, страдающих от экономического упадка, Олдс начал экспериментировать со своей «моделью». Зарегистрированные медсестры должны были посещать на дому молодых женщин, вынашивающих первого ребенка. Они помогали матерям бросить курить, пить и принимать наркотики, учили их методам психофизиологической адаптации. Посещения медсестер продолжались и после рождения ребенка, пока ему не исполнилось 25 месяцев. Первые результаты казались многообещающими, но Олдс хотел убедиться, что его модель работает. 15 лет он собирал информацию о судьбе матерей и детей, как участвовавших, так и не участвовавших в его программе. И наконец был удовлетворен результатами: «К 15 годам среди детей, матери которых получали помощь медсестер, количество вынесенных приговоров оказалось на 72% меньше». Модель Олдса обеспечила громадный спад преступности.

Так зародилось движение «Партнерство медсестер и семей». Со времени первого эксперимента неоднократно проводились рандомизированные и тщательно контролируемые исследования, и все они подтвердили невероятную действенность модели. Матери и дети из 100 с лишним тысяч семей по всему миру процветают. С учетом снижения расходов на лечение и обеспечение соблюдения законности финансовая прибыль на инвестиции в реализацию модели составляет около 500%!

Разумеется, такой успех не дается легко. Женщины-участницы программы NFP сражаются с нищетой, болезнями, необразованностью, наркозависимостью, насилием — и привыкли никому не доверять. Каждый день их замечательные посетительницы-медсестры сталкиваются с такими проблемами, какие мало кто из нас способен себе представить. Недоверчивая Бонни, типичная молодая клиентка, жила в подвале, где по грязному полу бегали тараканы. Наставница Бонни долго ничего не могла добиться, работая с ней. Бонни пригрозила ее побить за один только совет бросить курить. Она была курильщица и алкоголичка, ее избивали в детстве, а когда женщина стала сидеть с чужими детьми, то ее обвинили в издевательствах над ними. Но после нескольких визитов Бонни призналась: «Я боюсь, что буду так же поступать со своим ребенком».

Медсестра выслушала ее. Важный элемент подхода, практикуемого в программе NFP, — «рефлективное», или эмпатическое, слушание. Это еще и один из навыков, которым медсестры обучают будущих матерей. «Мать — сама эксперт по своей собственной жизни, — замечает один из исследователей. — Сестры не диктуют ей, что делать, они проявляют уважение к ней и побуждают ее самостоятельно принимать решения».

Когда сотрудница NFP завоевала доверие Бонни, они начали вместе строить планы. Медсестра объяснила ей, что делать в случае неконтролируемого плача ребенка. Они нашли для нее новое место жительства. Малыш родился преждевременно, и медсестра помогала Бонни удовлетворять его особые нужды. Подрастая, этот ребенок избежал ловушек, в которые в юности угодила его мать, и окончил полный курс средней школы. Что самое важное, Лувана Мартс и другие медсестры-героини из NFP помогают молодым матерям, многие из которых никогда не видели любви в собственной жизни, научиться дарить ее своим детям. Они узнают, что любовь — это не только уход за ребенком; его нужно еще и вскормить, одеть, обеспечить всем необходимым и дать ему образование. С самых первых дней жизни любовь кладет конец преступлению. «Это связующая нить любви, — говорит Мартс, — это цикл. Если у ребенка нет надежного тыла — если вы не удовлетворяете его базовые потребности, не удовлетворяете его голод и не уберегаете от опасных шагов — между вами не будет доверия, не будет основы для любви. И, возможно, именно с этого начинается воспитание будущего душегуба».

Большинство преступлений порождено отчаянием людей, которых никто не уважает и не любит. Это обстоятельство никоим образом не оправдывает тех, кто нарушает закон, но все равно это факт. Лекарством от подобного яда служит умение по-настоящему видеть друг друга, стремиться понять друг друга и искать решения проблемы безнадежности по принципу Третьей альтернативы. Новая парадигма заключается в том, чтобы не просто ловить преступников и сажать их в тюрьму, а создавать партнерские отношения между полицией, системой здравоохранения, родителями, школами и молодежью, прежде всего маргинализированной молодежью. Эта новая парадигма трансформирует культуру.

Как не похожи Уорд Клэпхем, сержант Джет Саннер, Дэвид Олдс и Лувана Мартс на тех, кто хочет одного — посадить преступников под замок и потерять ключ! Как не похожи они на людей, сознающих, что все меры нашего общества по искоренению преступности неэффективны, но не способных вырваться из тюрьмы двух альтернатив! Мы говорим: преступления всегда были, есть и будут. Но вот мы встречаем людей, подобных вышеперечисленным, и они спрашивают — кто с нами, искать Третью альтернативу? Не пора ли положить конец преступности?

Благополучие личности в целом

Развитой мир переживает подлинный кошмар — затраты на здравоохранение растут как снежный ком. Наша система здравоохранения становится технически все более сложной и чрезвычайно специализированной, что повышает расходы на нее. В Северной Америке, Европе и Японии число людей трудоспособного возраста, обеспечивающих своими налогами сис­тему медицинского страхования, стремительно сокращается, а число престарелых граждан растет. К 2050 г. 40% японцев и 35% европейцев и американцев будут старше 65 лет. Поскольку пожилые люди меньше дают обществу и больше от него получают, социальная нагрузка по обес­печению их медицинской помощью неуклонно увеличивается.

Мой близкий друг Скотт Паркер, бывший президент Международной федерации лечебных учреждений, с иронией повторяет старую мудрость: «Можно иметь мобильное и высококачественное медицинское обслуживание или низкие затраты на него, но не то и другое одновременно». Парадоксально, но факт: с развитием медицинских знаний мы все менее способны благодаря им оказывать помощь всем, кто в ней нуждается.

Как же быть? Как всегда, люди склоняются к одной из двух позиций. Либеральное крыло утверждает, что у каждого есть неотъемлемое право на самое лучшее медицинское обслуживание и что общество обязано нес­ти соответствующие расходы, какими бы они ни были. Но, следуя этому убеждению, можно прийти к таким расходам, которые просто раздавят нас, не говоря уже о возможности развиваться. Многие полагают, что это приведет общество к социальному банкротству. Консервативное крыло доказывает, что здравоохранение ничем не отличается от любой другой услуги: не каждый может позволить себе самое лучшее, так пусть довольствуется тем, за что в состоянии заплатить. Предполагается, что свободный рынок в конечном счете удовлетворит нужды каждого. Но при этом мы можем лишить социальной системы поддержки престарелых, бедных и беспомощных — всех тех, кто обычно сильнее всего страдает от проблем со здоровьем.

Я сознаю, что изобразил позиции этих двух сторон в несколько гротескном виде, но тенденции именно таковы. Весь мир втянут в этот конф­ликт. В Америке враждующие идеологии наносят друг другу тяжелые удары. На обоих полюсах есть умные и принципиальные люди, у которых находится немало веских аргументов. Но они никак не зададут друг другу ключевой вопрос: «Хотите ли вы искать решение, превосходящее все, что мы или вы могли предложить?» Если бы они им задались, то пришли бы к следующим вопросам: «В чем ошибочны наши предпосылки? Откуда мы знаем, что невозможно дать каждому самое лучшее и вместе с тем снизить затраты? Какие результаты мы в действительности хотим получить? Строим ли мы систему, которая обеспечит эти результаты?»

Представьте на мгновение, что две стороны Великого противостояния сошлись вместе, чтобы достичь синергии, вместо того чтобы спорить. Представьте, что произошло бы, если бы они уделили вдумчивому осмыслению реального дела хотя бы столько же времени, сколько тратят сейчас на попытки укусить друг друга побольнее. Они поняли бы, что кризис здравоохранения вызван отсутствием не решений, а синергии.

На самом деле наше дело — не лечение болезней, а их профилактика. В любой стране великолепная индустрия здоровья — это фактически «индустрия болезни». Доктор Фрэнк Яновиц, посвятивший жизнь здоровью, а не болезням людей, любит рассказывать один старый анекдот. Студент-медик, прогуливаясь с профессором по берегу реки, замечает, что течение тащит утопающего. Студент кидается в реку, вытаскивает человека на берег, делает сердечно-легочную реанимацию и спасает ему жизнь. Разумеется, он убежден, что произвел впечатление на профессора. Вдруг происходит нечто странное: они замечают еще одного тонущего, и студент повторяет все свои манипуляции. Вот уже река кишмя кишит утопающими, студент совсем выбился из сил. «Я знаю, что я врач, и мое предназначение — спасать людей, но я не могу с этим справиться!» — восклицает он, а профессор отвечает: «Тогда почему бы вам не остановить того, кто зачем-то сталкивает этих несчастных с моста?»

Для таких людей, как Яновиц, мыслящих по принципу Третьей альтернативы, этот анекдот рисует картину индустрии здравоохранения. Мы превратили в точную науку умение вытаскивать из реки больных людей, вместо того чтобы просто-напросто не дать им туда свалиться. Джордан Ашер, выдающийся врач и руководитель организации из сферы здравоохранения, говорит:

Медицинское обеспечение в США крайне отсталое. Мы оказываем людям помощь эпизодически, когда случится что-либо плохое. Если у вас сердечный приступ, лучшего места на земле не найти, но это худшее место для того, кто хочет избежать сердечного приступа. Мы пытаемся остановить воду, пережимая шланг, вместо того чтобы выяснить, откуда она поступает в него.

Честно говоря, ситуация в Соединенных Штатах ничем принципиально не отличается от той, что сложилась повсюду. Везде начинаются вариации одного и того же Великого противостояния, едва только страна исчерпает свои возможности справляться с растущим потоком проблем со здоровьем своего стареющего населения. Все спорят о лучшем способе взять под контроль этот поток, вместо того чтобы найти Третью альтернативу — и перекрыть его или по крайней мере ослабить.

Лет 100 назад сосредоточение врачей на больных имело смысл. Большинство людей умирали от инфекционных заболеваний, которые на сегодняшний день уже давно побеждены. В этом веке только 2% нашего населения умрет от этих болезней. Сегодняшняя проблема развитого мира — это так называемые болезни образа жизни: сердечно-сосудистые заболевания, диабет, рак. Они отнимают чудовищно много жизней и денег, хотя их в значительной мере можно избежать, просто начав жить по-другому.

Всемирная организация здравоохранения определяет здоровье как «состояние полного физического, умственного и социального благополучия, а не просто отсутствие болезней или немощи». Это и есть подлинное здоровье: благополучие человека в его целостности. Третья альтернатива нынешнему кризису здравоохранения — перейти от парадигмы «индустрии болезней» к парадигме «индустрии благополучия».

Итак, где же врачи-валеологи? Где медицинские школы, в которых здоровье и благополучие не сводятся к примечанию в учебном плане? Где люди, мыслящие по принципу Третьей альтернативы, которые создадут противотип всей нынешней индустрии охраны здоровья и революционно переориентируют ее на осмысленную цель?

Я уже слышу протесты со стороны работников этой индустрии: «Но люди не думают о своем здоровье, пока не заболеют. Они даже на медосмотр не приходят. Они отказываются тратить время и силы на физические упражнения. Они не желают бросить курить. Они слишком много едят и слишком много нервничают». Все верно. Никто и ничто не снимет с нас персональной ответственности за собственное здоровье. Не ирония ли, что разумная диета и умеренные физические нагрузки могут защитить нас от большинства «болезней образа жизни»! Так почему же мы так наплевательски относимся к этой ответственности перед самими собой?

Большинство из нас винят себя за недисциплинированность. Но проблема коренится глубже. На мой взгляд, во многом виноваты толстые линзы индустриальной эпохи, через которые мы смотрим на самих себя. Мы воспринимаем свои тела как машины, которые можно «починить», если что-то выйдет из строя. Мы видим в самих себе производителей, которые должны безостановочно выдавать продукт, а не участников общего дела, нуждающихся в восстановлении сил, дружбе и возможностях духовного роста, чтобы выжить. Энергичная ходьба по парку нужна нашему духу не меньше, чем сердечно-сосудистой системе. Мы полагаем, что не можем жить без своих пристрастий, и продолжаем бесконечное производство, но что нам действительно нужно, так это правильное восприятие самих себя — невероятно одаренных и, как сказано в Библии, «дивно устроенных». Мы должны воспринимать себя в целостности — тело, ум, сердце и дух — и беречь и лелеять все эти бесценные дары.

Как это типично — растратить весь свой пыл в замкнутом круге: ставить перед собой цель заняться спортом, правильно питаться, сбросить вес — и махнуть на все это рукой. Мы клянем себя за лень и недисциплинированность. Мой опыт убеждает, что самая главная проблема — не дисциплина, а то, что мы до сих пор не научились видеть себя такими, какие мы есть.

Но другая важная причина, почему люди не заботятся о себе, — это, честно говоря, сама система медицинского страхования. Официальная медицина организует, обучает, сертифицирует персонал и оплачивает его работу с ориентацией не на профилактику, а на лечение заболеваний. Для ориентации на профилактику просто не хватает времени или денег, поскольку и то и другое пожирается неотложной надобностью в срочном лечении. Один умный исследователь этой ситуации сказал: «В здравоохранении наблюдается кризис, ставший следствием нехватки ресурсов и неправомерного перераспределения уже имеющихся в пользу более платежеспособных больных… Парадигма нехватки — люди вынуждены конкурировать за недостаточные ресурсы — господствует в западном здравоохранении и является проявлением и фактором сохранения этого кризиса».

Иными словами, имеющаяся у нас парадигма превращает медицину в ограниченный и потому дорогостоящий предмет массового спроса. Люди с ментальной установкой на нехватку убеждены, что любой ресурс имеется лишь в строго определенном количестве. В отношении врачей этот ресурс — время. Все мы знаем, что лучше предотвратить болезнь, чем ее лечить, но у докторов нет времени, чтобы уделить внимание профилактике. Они не могут провести вдумчивый ежегодный медосмотр, потому что им нужно время для лечения этих же самых пациентов, когда они заболевают. Врачи слишком заняты прихлопыванием мух, чтобы заделать дыру в москитной сетке.

Из-за ментальной установки на нехватку ресурсов мы придаем чрезмерное значение лечению в ущерб профилактике, что в свою очередь взвинчивает затраты — не говоря уже о человеческих страданиях и потерянных жизнях. Для врачей «более привычным является мыслительный процесс, применяемый к симптоматическим [то есть больным] пациентам, чем мыслительный процесс, характерный для профилактической медицины». Результат — длинные очереди в кабинеты неотложной помощи. Очереди, состоящие из людей, которые, по идее, вообще не должны были заболеть.

«Вот откуда берутся огромные затраты», — говорит Шон Моррис, руководитель организации из сферы здравоохранения Нашвилла:

Кабинеты неотложной помощи и больницы… Никто туда не хочет, но большинство людей рано или поздно все равно туда попадают. Вы идете к врачу, только когда заболеете, и вам повезло, если у него найдется для вас шесть минут. Его это тоже угнетает. Всему виной система под названием «плата за услуги», по которой оплачивается труд врачей. Им не платят за очень многое из того, что действительно помогло бы пациентам, так что работа врача — это бег в колесе. Они не могут остановиться, чтобы проверить, прошли ли вы колоноскопию или маммографию. А если вы простудились, они не заставят вас разуваться, чтобы исследовать состояние стоп и выяснить, не ухудшился ли ваш диабет.

Но Моррис не только понимает проблему, но и совместно с коллегами изобретает Третью альтернативу неотложной медицине, с одной стороны, и пренебрежению к здоровью — с другой. Это так называемый центр здоровья «Живи хорошо» (Living Well Health Center).

«Клуб здоровья» нового типа

Центр здоровья «Живи хорошо» в городе Галлатине (штат Теннесси) отличает уютная безыскусность американского Юга — кресла-качалки, выложенный камнем камин, шахматные доски. И кое-кто из тех, кто нежится в кресле у камина, пришли сюда только для того, чтобы поиграть в шахматы. Владельцы этого места называют его «ориентированным на пациентов лечебным домом», но это скорее место встреч пожилых жителей Галлатина. Тут есть коммуникабельный «посредник по услугам», который рассказывает посетителям о доступных видах обслуживания или просто общается с ними. Здесь действуют физкультурные группы, кружки живописи, составления цветочных композиций и кулинарии.

Но главная цель центра, проступающая за всей этой деятельностью, — обеспечение здоровья и благополучия клиентов. Престарелые могут прий­ти сюда в любое время, но помимо этого за их состоянием ведется внимательный регулярный контроль согласно списку из 32 факторов риска. Назову лишь одну позицию из этого списка: регулярный тест на простатоспецифический антиген для пожилых мужчин позволяет выявить рак простаты, который при ранней диагностике излечим на 99,7%. Оценивая состояние пациентов по этому списку, врачи также могут обнаружить начало таких незримых убийц, как диабет и болезни сердца. Они уделяют пациенту не шесть минут (средний по стране показатель!), а столько, сколько необходимо, чтобы пройти обследование по всему списку, выполнить процедуру или просто пообщаться. Здесь работают врачи первичной медицинской помощи, занимающиеся, по их собственному (ироничному) выражению, «ориентированной на пациента медициной». Они близко знакомятся с каждым человеком и завоевывают их доверие.

Главная цель центра «Живи хорошо» — избавить клиентов от ненужных посещений больницы. Все усилия направлены на профилактику заболеваний и контроль за хроническими болезненными процессами. Благодаря тщательно спланированному мониторингу уровень критических случаев постепенно снижается, что означает меньшее число сердечных приступов, случаев развития рака и инсультов, сокращение количества больных диабетом и другими хроническими заболеваниями.

Часть сэкономленных таким образом денег врачи получают в форме бонусов за здоровье пациентов и качество своей работы. Шон Мартин говорит: «Мы стараемся изменить всю парадигму получения врачом дохода, чтобы он мог уделять пациенту больше времени. Лечение хронических состояний отнимает много времени — как и профилактическое лечение. Больницы предназначены для критических, требующих неотложной помощи случаев. Люди не должны вообще попадать в стационар из-за того, что не сумели справиться с такими поддающимися контролю заболеваниями, как астма или диабет, которые лучше лечатся амбулаторно». Если у пациента возникает серьезное недомогание, центр здоровья «Живи хорошо» направляет его в другие медицинские организации за специализированной помощью. Но сотрудники центра отвозят пациента домой, проверяют, насколько безопасная там обстановка, и по мере необходимости улучшают ее — одним словом, делают все, чтобы человек избежал повторной гос­питализации.

Согласно национальным критериям качества Центр здоровья «Живи хорошо» работает на 55% лучше средней организации государственного медицинского обслуживания престарелых. «Мы получаем 90 баллов из 100, намного выше средних по стране 45–50%», — говорит Моррис. На практике это означает значительное увеличение числа здоровых клиентов и существенное снижение затрат как в медицинской, так и в социальной сфере.

Центр организовали люди, следующие парадигме синергии. Это результат усилий не только врачей и медсестер, но и поваров, личных тренеров, флористов, преподавателей, миссионеров и распорядителей культурно-развлекательных программ — всех, кто способствует здоровью и благополучию личности как целого, т.е. удовлетворению физических, умственных, духовных и социальных потребностей человека. Это место существует не только для исцеления физического тела, но и чтобы помочь людям узнавать новое, находить друзей и получать удовольствие от жизни.

В результате деятельность центра «Живи хорошо» наполняет новым смыслом понятие «клуб здоровья». Это место встреч, а не кабинет неотложной помощи. Это досуговый центр, а не здание офисного типа с фамилиями врачей и устрашающими аббревиатурами на дверных табличках. Это прибежище, а не «заведение». Сервант, настольные игры, большие телевизоры — его обстановка несколько напоминает круизный лайнер. Людям ведь нравится просто приятно проводить время и общаться с друзьями. Это гениальная находка людей, создавших центр здоровья «Живи хорошо», — вместо того чтобы уговаривать пациентов приходить на мед­осмотры, они добились их присутствия, создав место, которое служит потребностям всех составляющих человеческой личности.

Кроме того, центр нашел оригинальное решение одной из основных проблем здравоохранения — вознаграждения врачей. Есть два обычных метода. «Оплата за услуги» предполагает, что врач получает деньги за каждую проведенную процедуру, и это дает ему стимул принимать как можно больше пациентов и назначать как можно больше процедур. При «подуш­ной оплате» врач получает фиксированную ставку, так что ему выгодно не принимать пациентов и не назначать процедур — ведь он получит свои деньги независимо от того, были у него больные или нет. Разумеется, это спектр систем оплаты, и каждый доктор может находиться в любой точке такого интервала, смещаясь к одному или другому полюсу. И вновь мы наблюдаем результат мышления меж двух альтернатив, ни одна из которых не предполагает обоснованного стимула.

Но в центре здоровья «Живи хорошо» врачи получают деньги за работу, которую необходимо сделать, — они помогают людям оставаться здоровыми и благополучными в каждой составляющей своей жизни. Эта система оплаты называется «координированное обслуживание». Лечащий врач согласовывает все элементы медицинского обслуживания пациентов, следит за тем, чтобы они были в курсе назначенных им терапевтических процедур и результатов анализов. Врачу платят за соответствие показателям качества обслуживания пациентов, а также дают премии за то, что они не попали в больницу. Это Третья альтернатива двум традиционным способам оплаты труда врачей, которая одновременно повышает качество медицинского обслуживания и снижает затраты на него.

Очевидно, что такие места, как центр здоровья «Живи хорошо», являются Третьими альтернативами, шагнувшими за рамки идеологических споров о том, какая система здравоохранения нам нужна. Сотрудники этого центра взяли за основу знание о деле, которое действительно нужно было сделать, и просто создали более высокий и эффективный подход к оказанию медицинских услуг, вместо того чтобы ждать, чем окончится Великое противостояние.

Клиника Norman: ментальная установка на Третью альтернативу

А дебаты между тем продолжаются и по-прежнему не дают результатов.

«Разве не должен каждый человек иметь право на самое лучшее на сегодняшний день медобслуживание?»

«Но что делать с непомерными расходами? Если платить за самое лучшее для каждого, разорится любая семья и любая страна».

«Иначе говоря, мы просто бросим людей, которым врач не по средствам, болеть и умирать?»

«А кто будет за это платить? Я? Вы?»

Достаточно немного подумать, чтобы понять, что все эти дилеммы ложные. Как показывает пример центра здоровья «Живи хорошо», совершенно реально обеспечить каждого реальной заботой о его здоровье и удержать затраты на посильном уровне. В самом деле, что мешает расходам снижаться одновременно с повышением качества? Это просто вопрос поиска Третьей альтернативы.

Настоящая проблема — не затраты и не качество. Настоящая проблема — как всегда, неправильная парадигма. Сотрудники системы здравоохранения увязли в мышлении меж двух альтернатив — в странном, нелогичном менталитете, заставляющем вас выбирать, всегда выбирать между качеством и рентабельностью. Другой альтернативы нет, говорят эти люди.

Потрясающий опыт клиники Norman опровергает это убеждение.

Она функционирует при городской больнице общего профиля в Тампе (Флорида) и специализируется на лечении болезней паращитовидной железы. Ее двери открываются в пять утра во вторник, и 13 пациентов из Канады, Индии, стран Латинской Америки и нескольких американских штатов быстро проходят регистрацию у приветливо улыбающихся сотрудников. Каждого пациента провожают в небольшую комнату, где врач объясняет ему его состояние и учит правилам поведения после хирургического вмешательства. Врач рассказывает, что в течение определенного срока он должен будет принимать кальций в таблетках. Теперь пациент подготовлен.

К полудню все 13 больных малоизвестным, но совсем не редким заболеванием — гиперпаратиреозом, гиперфункцией паращитовидных желез, — благополучно прооперированы. Все люди рождаются с четырьмя крошечными, с рисовое зерно, околощитовидными гландами. Эти железы, окружающие значительно более крупную щитовидную железу, управляют уровнем кальция в крови. Случается, что одна из этих железок выходит из-под контроля и заставляет организм «вбрасывать» в кровоток все больше кальция. Организм отвечает разрежением костей, все более сильными болями во всем теле, депрессией и истощением. Если это состояние не лечить, оно может привести к инвалидизации больного, провоцировать переломы костей и онкологию.

Гиперпаратиреоз развивается примерно у одного человека из тысячи. Его причина неизвестна, а лечение простое: удаление проблемной железы. Считаные часы, и уровень гормонов в организме пациента возвращается в норму, поскольку не затронутые болезнью железы компенсируют отсутствие пораженной.

Как я сказал, лечение простое — чего не скажешь о самой хирургической операции. Паращитовидные железы находятся в горле, и хирург должен быть очень внимательным, чтобы не повредить сонную артерию, голосовые связки, гортанный нерв и другие сложные и уязвимые органы. Поэтому паратироидэктомия — это, как правило, обширное оперативное вмешательство. Нередко хирурги вскрывают горло пациента от уха до уха, и операция длится в среднем три часа. Восстановительный период — несколько дней в больнице и несколько недель дома. Типичный процесс лечения практически не изменился с 1920-х гг. Показатель эффективности лечения составляет 88–94%, в 5% случаев отмечаются осложнения. И это дорого — в США стоимость лечения может достигать $30 000.

А в клинике Norman пациенты находятся в операционной в среднем 16 минут и через пару часов уже выписываются из больницы. Единственное напоминание об операции — крохотный, около 2,5 см, шрамик в нижней части горла. Показатель эффективности лечения — 99,4%, осложнения практически сведены к нулю, а стоимость — около трети стоимости обычной процедуры.

Доктора Джима Нормана отличают прямота и суховатый юмор. «Мы не лечим это заболевание. Мы его вылечиваем», — отрывисто говорит он. Почти 100%-ная результативность дает ему уверенность в правильности избранного пути. Основатель клиники Norman, он провел более 14 000 таких операций — намного больше любого другого хирурга в истории и отработал их до совершенства. Норман делает около 42 операций в неделю — столько, сколько второй по числу прооперированных больных хирург-эндокринолог США проводит за год.

В бытность молодым хирургом Норман специализировался на болезнях эндокринной системы, но выполнял и все обычные виды операций. Однажды он пожаловался отцу, продавцу автомобилей, что операция по удалению паращитовидной железы чудовищно трудна: «Мы пытаемся извлечь одну крохотную железку из дыры шесть на восемь дюймов. Это очень большой риск, постоянный дренаж, в шее у человека столько всего важного, да еще осложнения — щитовидка, нервные волокна». Отец ответил: «Так почему бы вам не делать дырку поменьше?»

Это был зародыш идеи. В последующие годы Норманн экспериментировал со все меньшими разрезами, изобретал инструменты, которых ему не хватало, например радиоактивный зонд, и наконец создал совершенно новый метод — так называемую паратиреоидную мини-хирургию. Полнейшее сосредоточение, бесконечные повторения, тысячи часов труда сделали Джима Нормана самым лучшим, самым быстрым специалистом самой малоинвазивной паратиреоидной хирургии в мире.

В то же время он разрабатывал замечательную новую бизнес-модель. Все, кто с ним теперь работает, — это специалисты экстра-класса. Джим пригласил пару ассистентов, обещающих стать столь же блистательными хирургами, что и он сам. Рентгеновские снимки безупречны, поскольку рентгенологи делают их больше 2000 в год. Медсестры выполняют день за днем одни и те же процедуры и выработали своего рода шестое чувство: они сразу замечают, когда пациенту станет лучше — через полчаса или час. Врачам почти никогда не приходится ни о чем просить. Они могут постоянно думать об одном: «Что мы можем сделать, чтобы пациентам стало еще лучше?»

В клинике процветает синергия. Чем прочнее становится репутация Norman, тем сильнее больные со всего мира стремятся сюда, и им нужно где-то остановиться. Большинство пациентов приезжают в Тампу накануне врачебного приема, назавтра им делают операцию, и на следующий день после нее они уезжают. Поэтому клиника договорилась об огромных скидках с близлежащими отелями и службами аренды автомобилей. Пациентов встречают прямо в аэропорту и отвозят в отель, персонал которого знает все об особых нуждах этих постояльцев.

Марк Латам, управляющий клиники, говорит: «Мы стремимся полностью контролировать весь путь пациентов, начиная со времени их отъезда из дома и вплоть до возвращения обратно. Клиника обеспечивает отели большим количеством постояльцев, и они жертвуют средства нашему фонду. Мы предлагаем сотрудникам отелей экскурсию по клинике, поэтому они понимают нужды наших пациентов и не дают им таких блюд, как мороженое или фруктовый лед. Прямо в отеле можно купить препараты кальция».

Клиника Norman и больница общего профиля города Тампы находятся в гармоничных синергических отношениях. Высокая интенсивность операций в клинике выгодна всей больнице, и не только по причине приносимых ею доходов, но и благодаря невероятной эффективности организации дела. Норман использует всего две операционные, которые обеспечивают громадную отдачу. Послеоперационные палаты не нужны — всего одного пациента из примерно 4000 приходится оставлять вплоть до следующего дня. Больнице выгодна и высокая предсказуемость деятельности Norman. Рентгенологи и анестезиологи точно знают, чего можно ожидать. Лечение всех пациентов оплачено еще до операции. «Правда, большинству наших больных приходится самим компенсировать проезд до Тампы, — говорит Марк Латам. — Но если сложить все суммы, сэкономленные благодаря отсутствию продолжительной тяжелой операции, осложнений и дней в больничном стационаре, то оказывается, что гораздо дешевле приехать сюда, где работают по-настоящему опытные специалисты. Средние показатели стоимости в других клиниках несравнимо выше совокупных расходов наших пациентов».

В рамках стратегии снижения затрат специалисты Norman следят, чтобы все клиенты были как следует проинформированы еще до приезда в Тампу. С помощью развитого интернет-сайта, поддержание которого обходится дешево, врачи общаются с пациентами, обучают их, и благодаря этому клиника имеет всемирный охват. Сайт устроен так, чтобы им было легко пользоваться, и все тексты написаны на простом английском языке. Можно посмотреть видеозапись операции, прочесть рассказы и стихи бывших пациентов и даже взглянуть на карту мира, где отмечены места их проживания. Использование Интернета для обучения пациентов и обработки их данных экономит клинике время и деньги.

Итак, доктор Джим Норман предлагает пациентам обслуживание мирового уровня по цене значительно ниже той, которую они заплатили бы в любом другом месте. «Если бы вся индустрия здравоохранения обратила на нас внимание, насколько бы лучше она могла стать! — говорит Латам. — Просто поразительно, ведь мы на виду. О нас написано столько статей, произнесено столько речей, причем вся информация подкреплена результатами, но по-прежнему никто ничего такого не делает. Почему? Этого никто не знает». Разумеется, понятно, почему «никто ничего такого не делает». Идеология двух альтернатив господствует в спорах вокруг проблем здравоохранения, и идеологам даже не приходит в голову, что может быть Третья альтернатива — способ получить несравненно лучшее медицинское обслуживание за несопоставимо меньшие деньги. А ведь Третья альтернатива так отчаянно нужна! Только представьте, сколько синергических отношений сумели построить клиника Norman, больница города Тампы, отели, сами пациенты — и все это в совокупности снижает затраты и повышает качество.

Но громадные силы объединяются против людей, мыслящих по принципу Третьей альтернативы, таких как доктор Норман. «Мы обслуживаем только 12% национального рынка. Врачи не направляют к нам пациентов. Обычно бывает так: врачи, хирурги, страховщики — все они сбиваются в группки. И рекомендуют пациентам друг друга. Так называемая управляемая медицинская помощь — это же подобие средневекового цеха. Они боятся, что мы отнимем у них кусок хлеба». Большинство пациентов не выбирают, куда им обратиться. Они делают то, что им говорят врачи и страховщики, а те едва ли посоветуют больным вырваться из системы и отправиться во Флориду.

Примерно те же причины мешают приезжать в клинику Norman и многим пациентам из других стран. В большинстве из них такие операции делаются гражданам бесплатно, в рамках государственной системы медицинского страхования, и как будто нет особого смысла тратить много денег на поездку во Флориду. Однако те, кто хорошо осведомлен о возможных последствиях и достаточно богат, все-таки приезжают сюда.

И это возвращает нас к ложной дилемме — цена или качество. В рамках Великого противостояния по вопросам здравоохранения рьяные либералы заявили бы, что каждый должен иметь возможность лечиться в Norman, а государство должно оплачивать это лечение, подняв налоги. Рьяные консерваторы стали бы возражать, что всякий, у кого есть деньги, должен иметь возможность лечиться у доктора Нормана, но государство не имеет права облагать налогами всех нас, для того чтобы некоторые могли поехать во Флориду. Но обе позиции ложны, потому что ложны предпосылки, и это доказывает опыт Intermountain Healthcare.

Модель мира

«Можно иметь общедоступность, высокое качество или низкие затраты, но не все одновременно». Это старое железное правило Скотт Паркер заучил, постигая организацию больничного обслуживания в Университете Миннесоты. Все это говорили, все с этим соглашались, все знали, что это правда. Но в 1970-х гг., возглавив одну из крупнейших некоммерческих больничных сетей в Америке, он стал задумываться, а справедливо ли оно, это правило тройного ограничения.

Попечители Intermountain Healthcare (IHC), сети из 15 больниц, предложили Паркеру возглавить команду, перед которой ставилась цель превращения их системы в «образцовую модель медицинского обслуживания мирового уровня». Это была сложнейшая задача, одновременно вдохновляющая и устрашающая: IHC предстояло стать действительно выдающейся организацией, причем эта уникальность никогда не исчезла бы из формулировки ее миссии.

Разумеется, баланс качества и стоимости обслуживания — это дилемма, над которой бьется большинство больниц. Многие из них предлагают ограниченный набор стандартных услуг и довольны тем, что сохраняют аккредитацию и получают прибыль. Они отворачиваются от инноваций, ограничиваясь тем, что вписываются в среднестатистические показатели нравственного климата и заболеваемости инфекциями, и всеми силами избегают риска. Когда процедура становится стандартной, они начинают ее использовать, особенно над ней не размышляя.

Руководители IHC задались вопросом: «Что отличит нас от всех остальных? Что мы можем делать лучше? Что нужно изменить, чтобы создать "образцовую" систему?» Особых надежд решить проблему соотношения цены и качества они не питали, поэтому решили сначала сосредоточиться на вопросе доступа пациентов к медицинским услугам — третьему ограничителю в вышеназванном правиле.

Обычно больницы стараются лечить всех и каждого, кто войдет в их двери. Поэтому приемные покои забиты людьми, в том числе неплатежеспособными. Сеть IHC тоже считала своей обязанностью помогать всем, кто появляется на пороге больницы. Но команду Паркера заинтересовали те, кто не входит в ее двери, потому что слишком беден или находится слишком далеко, чтобы до нее добраться. IHC обслуживает обширную территорию в западной части США — свыше 100 000 квадратных миль, и во многих маленьких отдаленных городках вообще не было врача. Поэтому сеть IHC решила сама «прийти» к живущим там пациентам. Хотя в то время это не давало экономической выгоды, на Западе стало возникать много маленьких больниц и клиник IHC. Они постепенно развивались, у них стали появляться пациенты. Прошло много времени, прежде чем эти больнички стали себя окупать, зато тысячи человек наконец-то получили возможность показаться врачу.

Затем в конце 1980-х гг. к Скотту Паркеру обратился выпускник Гарварда, специалист по медико-санитарной статистике и хирург Брент Джеймс. Он заявил, что можно резко повысить качество медобслуживания и в то же время существенно сократить расходы. Паркер ему не поверил — это противоречило всему, что он, как ему самому казалось, знал. Паркер был убежден, что даже небольшие улучшения результатов лечения невозможны без огромных инвестиций. 90% пациентов покидали больницы в хорошем состоянии, и чтобы повысить эту цифру даже минимально, требовались неподъемные затраты.

Но Брент Джеймс убедил руководство IHC уделить ему несколько дней и ознакомиться с его научным методом совершенствования процессов. Паркер начал удивляться: «Неужели IHC действительно может стать Третьей альтернативой старому противопоставлению качества и затрат? Неужели мы могли бы достичь совершенства такими путями, которыми не шла еще ни одна больница?» И Джеймс получил возможность поставить свой эксперимент. Хирургам IHC предстояло сыграть роль подопытных кроликов. Благодаря опыту статистика Джеймс выразил в конкретных параметрах буквально все, что происходило с пациентом, когда им занималась команда хирургов: диагностику, госпитализацию, подготовку к операции, анестезию, саму операцию, послеоперационное выхаживание, восстановительный период, питание, медикаментозное лечение, выписку и последующее наблюдение. Затем он встретился с представителями отделений-участников и продемонстрировал им данные, задав вопрос: «Какова ваша роль во всем этом? Что мы можем сделать, чего никто еще не делал, для улучшения процессов?»

Место собрания превратилось в Магический театр. Каждое отделение внесло свои предложения. Медсестры придумали, как усовершенствовать процедуры подготовки к операции. Хирурги нашли возможности для точнейшего согласования работы каждого, чтобы сделать процесс более эффективным. Они обнаружили, что антибиотики после операций назначаются наобум. Даже диетологи подсказали, как обеспечить пациентов самой подходящей пищей. Собрав идеи, экспериментаторы отправились воплощать их в жизнь.

Каждую неделю Брент Джеймс встречался с командой и отмечал недельные результаты на кривой распределения. Началось соревнование отделений — кто сильнее ужмет кривые, т.е. станет все более последовательным в выполнении всех процедур. Это произвело на Паркера такое впечатление, что он уверовал в систему Джеймса и предложил ему превратить свои «научные проекты» в целостную систему управления оказанием медицинской помощи. Постепенно этой критической проверке было подвергнуто более 50 клинических процедур.

Вот как работает эта система. Команды оценивают все то, что делают на данный момент, и разрабатывают прототипы инструментов, например контрольных листов и рекомендаций, которые усилят единообразие, сэкономят время или позволят эффективнее использовать какой-то ресурс. Прототипы тестируются снова и снова, пока не дадут измеряемое улучшение.

Результаты говорили сами за себя. Существенно снизилась заболеваемость внутрибольничными инфекциями — бичом современных больниц. Наполовину сократились случаи неправильного или неудачного применения лекарственных препаратов (недостаточной дозировки, передозировки, аллергической реакции). Каждый год с воспалением легких госпитализируются более 1,7 млн американцев, 14% из них умирают, но IHC снизила этот показатель на 40%. Смертность среди пациентов, перенесших операции на сердце, упала до 1,5% (для сравнения, средний показатель по стране — 3%). Случаи повторной госпитализации по сравнению с другими больницами редки. А все это — тысячи спасенных жизней в год.

Менее важно с общечеловеческой точки зрения, но совсем нелишне с финансовой — это еще и экономия сотен миллионов долларов ежегодно. «Мы просто начали учитывать в ходе наших клинических испытаний параметр затрат, и через считаные месяцы убедились в эффективности новой модели», — вспоминает Брент Джеймс. Не ирония ли, что в силу действующей системы возмещения страховщиком понесенных больницей затрат они не экономили, а теряли деньги из-за того, что перестали проводить ненужные процедуры. Смущенный этим обстоятельством Джеймс счел нужным принести извинения руководству IHC и, к своему удивлению, услышал: «Вам незачем извиняться за лучшие результаты лечения». «Мы, администраторы, должны выяснить, как вам навести порядок в финансах», — заявил финансовый директор Билл Нельсон. В итоге для больниц IHC повсеместно стало нормой взимать с пациентов на целых 30% меньше, чем в средней американской клинике.

Денежный вопрос оказался не единственной трудностью. Сложнее всего было изменить менталитет медицинского персонала. Причины объясняет Брент Джеймс:

Оспаривая качество моей работы как врача, вы в каком-то смысле ставите под сомнение мою компетенцию — профессиональную компетенцию, а это удар по моей личности… Многие врачи и медсестры видят в такой ситуации большую угрозу.

Чтобы модель заработала, врачи должны совершенно изменить восприятие самих себя. Действительно, прежде я был самостоятельным индивидом и держал отчет только перед Богом и самим собой. Чтобы показать вам, насколько я был хорош, я вспоминал бы, сколько добра сделал пациентам. Но сегодня мы измеряем это добро — в этом вся разница. И приходим к выводу, что далеко не так хороши, как полагали, исходя из одних только результатов, отразившихся на улучшении здоровья наших пациентов. Естественно, это признание открывает возможность для огромных улучшений.

Разумеется, проблема довольно скоро была решена, поскольку врачи по своему характеру склонны к конкуренции. Они не желают отставать в погоне за превосходным качеством.

Ныне Скотт Паркер наслаждается заслуженным отдыхом, но с удовольствием вспоминает свое участие в борьбе за качество медобслуживания. Он так ценил новые идеи, что ехал в любую больницу, где мог чему-то научиться. Паркер завязал дружбу с множеством руководителей больниц, и те поймали его на слове — точнее, на оригинальной идее совместных закупок расходных материалов и страховок с огромными скидками. Это также позволило сэкономить сотни миллионов долларов. В признание заслуг перед медициной Паркера сделали президентом Американской больничной ассоциации, а впоследствии и Международной больничной федерации.

По мнению Паркера, старое правило о невозможности сочетать высокое качество с низкими затратами — просто ошибка. По всем показателям качество обслуживания в IHC значительно превышает средний уровень по стране, а затраты почти на треть ниже среднего. Очевидно, что миссия IHC выполняется — это действительно образцовая модель организации здравоохранения. Доктор Джон Веннберг (Дартмутский колледж), много лет изучающий системы оказания медицинской помощи, уверен: «Это лучшая в стране модель того, как можно изменить здравоохранение». А в статье в The Wall Street Journal говорится: «Если бы только все остальные организации страны могли обеспечить такое качественное малозатратное медицинское обслуживание, которое… предлагает Intermountain Healthcare, то проблема здравоохранения в Америке была бы решена».

То, что Джим Норман сделал в ограниченном масштабе, команда IHC постаралась перенести на всю организацию. Разросшаяся сеть включает 23 больницы и обслуживает полмиллиона клиентов. Это процветающая Третья альтернатива устаревшему убеждению, что медицинские услуги необходимо строго нормировать, или расходы взлетят до небес. Ни Нормана, ни Паркера не занимает Великое противостояние вокруг здравоохранения. Оба давно переросли любую идеологию, поскольку знают, какую работу должны выполнять — обеспечивать пациентам все более качественную помощь за все меньшие деньги. Великое противостояние — это грустная сказка об упущенных возможностях по созданию Третьих альтернатив, которые послужили бы выполнению этой задачи.

Но современная медицина не провальна. Наоборот, это подлинное чудо. А растущая синергия между пациентами и профессионалами из сферы медицинского обслуживания обещает нам прекрасное будущее. Как говорит Брент Джеймс, «мы далеко не так хороши, как станем».

Благополучие Земли

Некогда прекрасное морское побережье у ливанского города Сайды ныне представляет собой огромную ядовитую свалку. Она растет с каждым часом, с каждым новым грузовиком мусора из близлежащих городов. Гора высотой с четырехэтажный дом и объемом в полмиллиона кубометров регулярно обрушивает в море пласты мусора. Эти отвратительные айсберги загрязняют Средиземное море, губят уникальных морских черепах и загрязняют берега даже в Сирии и Турции.

Все, от живущих поблизости ливанцев до соседних стран, хотят, чтобы эту грязь убрали.

Городские власти заявляют, что это проблема государства. Государственная власть перекладывает ответственность на город. Обе стороны защищают свою позицию аргументами, и в хитросплетениях политики уже можно заблудиться. Пока же стороны спорят, мусорная гора продолжает расти и отравлять воду и воздух, убивая рыбу и поражая болезнями местных жителей, особенно детей, среди которых растет заболеваемость астмой.

Мусорная гора Сайды — лишь один из примеров того, как мышление меж двух альтернатив превратило уничтожение природной среды в проблему мирового масштаба. Ни одно место на Земле не застраховано от экологического бедствия. Этот вопрос не относится к числу «противостояний либералов и консерваторов», однако они яростно по нему спорят. Для любого общества здоровье планеты — одна из труднейших проблем, стоящих сегодня перед людьми. Участники проведенного нами опроса «Серьезные препятствия» включили «решение проблемы окружающей среды» в одну из трех главнейших проблем мирового масштаба. Об этом свидетельствуют и типичные ответы выходцев из разных частей мира:

• Чили: «Большинство мировых проблем проистекает из неумения людей жить экологически сбалансированной жизнью».
• Индия: «Необходимо позаботиться об окружающей среде. Мы так над ней издеваемся, что это в голове не укладывается».
• Нидерланды: «Страны Бенилюкс могут жестоко пострадать из-за нашего разрушительного воздействия на среду обитания».
• Соединенные Штаты: «Если говорить серьезно, то нельзя и дальше идти этим путем, нужно радикально изменить способ нашего существования. Природные ресурсы ограничены. Им есть предел, а мы непомерны жадны. Так мы ничего не оставим будущим поколениям».

Да, с этими утверждениями можно спорить, но они отражают страхи людей всего мира. Вокруг проблемы экологии кипят страсти, о чем свидетельствует массовое участие в интернет-акции «Час Земли»: людям и организациям по всему миру предлагается каждый год в определенный час выключать свет. Такие сооружения-символы, как Эйфелева башня и Сиднейский оперный театр, а также миллионы домов погружаются во тьму, чтобы сэкономить электричество, необходимое на один час освещения. По иронии, во многих городах Час Земли отмечается шествиями с факелами, черная копоть которых отравляет воздух, наглядно демонстрируя, как трудно даже при наличии благих побуждений правильно обходиться с нашей общей природной средой.

Дебаты по экологическим вопросам могут приводить к резкой поляризации на любом уровне общества, от самого личного до почти общемирового. Они очень быстро скатываются на уровень местной общины, жилого района. Я живу и сейчас пишу эти строки в красивом штате Юта, тысячи жителей которого возмущены решением властей штата снести их дома, чтобы построить дорогу, вместо того чтобы проложить ее западнее, через хрупкие экосистемы болотистых низин, граничащих с участками нетронутой природы. «Кто важнее, — восклицают они, — моя семья или какая-то редкая лягушка?» Другие возражают: «Вы всегда сможете найти другой дом, а лягушки — нет!»

Стоящую перед нами проблему можно выразить провокационным вопросом писателя Дэвида Пеппера: «Можно ли найти для конфликта между развитием и окружающей средой решение "выиграл/выиграл", а не с нулевым итогом? Можем ли мы преуспевать как глобальное технологическое общество в природном окружении, становящемся все богаче по мере того, как богатеем мы?»

Во всем мире люди испытывают страх из-за предположений ученых, что человеческая деятельность может быть причиной изменения климата к худшему. К чести ученых, большинство из них искренне стремятся сообщать о своих открытиях максимально объективно и часто выражают неуверенность в собственных выводах. Так и должны вести себя ученые, однако для тех, кто все-таки должен принимать решения, это становится проблемой.

Большинство ученых как будто склоняются к точке зрения, что наша промышленная технология вызывает противоестественный перегрев планеты, и некоторые утверждают это со всей определенностью. «Наших внуков ждет серьезное ухудшение ситуации, — говорит физик Джеймс Хансен из Института космических исследований NASA. — Над планетой Земля нависла опасность». По его прогнозам, подъем температур вследствие массового сожжения минеральных энергоносителей приведет к «исчезновению льдов арктических морей, таянию материкового льда и глетчеров», что в свою очередь вызовет климатический хаос, «угрожающий не только остальным миллионам видов, обитающих на планете, но и выживанию самого человечества».

Но другие видные ученые считают опасность преувеличенной. Ричард Линдзен, метеоролог MIT, утверждает: «Нет веских оснований прогнозировать существенное потепление климата планеты на основании наблюдаемых увеличений выбросов второстепенных парниковых газов, таких как двуокись углерода, метан и хлорфторуглеводороды».

Эта дискуссия могла бы иметь умеренный, чисто академический интерес, если бы не было так много поставлено на карту для всего нашего общества. Если климат действительно может измениться настолько, что мы не сможем выжить на нашей планете, кто-то должен решить, как поступить. И не делать ничего — решение в той же мере, что и делать что бы то ни было. К сожалению, вопрос приобрел ярко выраженный политический характер, и сторонники одной из двух альтернатив неустанно сбивают с толку нас и демонизируют друг друга. Одна сторона отрицает, что на изменение климата нужно как-то реагировать:

[Защитники окружающей среды] хотят, чтобы вы жили более скудно, менее привычно, менее удобно, более дорого, менее радостно и ни на что не надеясь. И нравственные запугивания «зеленых» — это только начало, судя по тому, как страстно они стремятся к возможности силой закона ограничивать вашу мобильность, рацион, домашнее потребление энергии, размер вашего жилища, дальность ваших поездок и даже количество детей в вашей семье.

…Жить «по-зеленому» на самом деле означает находиться под чьим-то неусыпным контролем буквально во всем — обуздывать свои мечты и втискивать каждого из нас в новехонький социальный порядок… Это значит жить по указке «зеленых».

Другая сторона с той же настойчивостью доказывает, что скептики ошибаются:

Отрицание факта изменения климата распространяется как заразная болезнь. Оно существует там, куда не могут пробиться свидетельства или обоснованные аргументы; любая попытка привлечь внимание к результатам научных исследований наталкивается на яростное сопротивление. Эта сфера отрицания расширяется с устрашающей скоростью… Эти книги и сайты обслуживают новый литературный рынок: людей с IQ не выше комнатной температуры… Меня неизменно потрясает, что люди… объявляющие себя скептиками, верят любой старой, рассчитанной на дешевый эффект ерунде, лишь бы она соответствовала их взглядам.

Разумеется, это голоса людей, мыслящих меж двух альтернатив, видящих мир в черно-белом свете и знающих, что, перебрасываясь обвинениями, можно привлечь к себе большое внимание. Как легко заклеймить оппонентов, назвав их умственно отсталыми, бесчестными или просто тупыми! По данными Gallup, мнение мировой общественности по поводу этих утверждений раскалывается надвое приблизительно в средней части спектра между двумя крайностями.

Что мы за существа?

Очевидно, что споры по поводу окружающей среды являются болезненными для многих людей, испытывающих глубокое возмущение нынешним положением дел. Есть экстремисты — как левые, так и правые, — но многие из нас просто хотят иметь чистый воздух, чистую воду и плодородные земли, не жертвуя выгодами нашей цивилизации. Это соперничающие, если не взаимоисключающие цели. Но если людям, ищущим синергии, говорят, что есть только две альтернативы, они отбрасывают ложную дилемму и с восторгом первооткрывателей отправляются на поиски Третьей. А еще они знают, что для этого необходимо.

Мы должны видеть в себе не только представителей определенной точки зрения, но и личностей, способных учиться и решать проблемы. Мы относимся к другим людям с уважением и эмпатией. Мы обращаемся к ним с желанием понять их точку зрения, а не втянуть в порочный круг изматывающих споров. Наконец, мы имеем общую цель — достичь синергии, создать Третью альтернативу, благодаря которой выиграет весь мир — земля, воздух, вода, дикая природа, мы сами и наши близкие.

Когда я рассказываю о принципах синергии, то часто задаю вопрос: «Есть ли среди вас строгие пуристы, считающие себя принципиальными сторонниками защиты и сохранения окружающей среды, воды и воздуха?» Обычно около половины аудитории поднимает руки. Тогда я спрашиваю: «Кто из вас считает, что пуристы перегибают палку и недостаточно уважают нашу потребность в прогрессе и развитии?» Обычно поднимает руки вторая половина слушателей. Тогда я приглашаю по одному представителю каждой стороны и спрашиваю обоих: «Готовы ли вы искать решение, превосходящее те, что каждый из вас имеет на данный момент?»

Если они соглашаются, я подчеркиваю, что теперь их общая цель — синергия, нахождение решения, которое будет лучше тех, с которыми оба сюда пришли. Представители двух противоположных взглядов должны увидеть в синергии конечную цель их дискуссии. Если они недостаточно «укоренены» в собственной индивидуальности, если не уверены в своей искренности и взаимном уважении, то едва ли смогут обрести синергию. Эти люди не должны судить друг друга по своим глубинным убеждениям. Поскольку они согласились искать Третью альтернативу, значит, оба так или иначе настроены на решение «выиграл/выиграл», просто не знают, что произойдет дальше. А случится вот что: из двух умов родится третий.

И я предлагаю им просто начать разговаривать. Вот какая дискуссия развернулась на одном из моих семинаров между женщиной и мужчиной:

Она: Они загрязняют нашу планету. Вред будет непоправимым. Поглядите, что они делают с влажными тропическими лесами. Вам стоило бы увидеть наши каньоны. Леса, долины должны оставаться нетронутыми, чтобы мы могли наслаждаться ими в их первозданном виде. Думаю, нам не нужен весь этот прогресс.

Он: Я могу понять эту точку зрения, но некоторая степень прогресса и развития технологий нам все-таки нужны.

Она: Зачем? Именно это они и говорят всю нашу историю, и посмотрите сами, к чему это привело!

Он: Я все понимаю, но, возможно, я мог бы нас примирить. Ваша одежда случайно не из синтетики?

Она: Нет, это натуральный шелк.

Он: А обувь? Никаких убитых животных? Никакой кожи?

Она: Я не знаю…

Он: Мне нравятся мои кожаные туфли.

Она: Да, но кожа — это от коровы.

Он: Значит, это не химия, не из нефти? А это у вас что?

Она: Это хлопок. Просто натуральное волокно.

Он: Так не кажется ли вам, что кроме сохранения первозданности нам нужен и разумный уровень технологичности?

Она: А не кажется ли вам, что прогресс зашел слишком далеко?

Он: Вам, очевидно, кажется. Есть определенный уровень производства, в котором мы действительно нуждаемся. Но есть и мнение, что производственная машина слишком разогналась и что мы засоряем окружающую среду. Мы должны быть ответственными. Мы должны быть разумными. Вы не согласны?

Она: Они всегда так говорят.

Отсутствие взаимопонимания очевидно. Дискуссия быстро превратилась в перепалку, которую оппоненты вели раздраженным тоном, возвращаясь к тому, с чего начали. И я рассказал им о коммуникации с «жезлом оратора», о ментальной установке на эмпатическое слушание и соответствующих инструментах. Главное правило: вы не можете приводить собственные аргументы, пока не сформулируете позицию своего оппонента удовлетворяющим того образом. Другой должен почувствовать, что его поняли.

И женщина попробовала это сделать. Она неуверенно взглянула на собеседника и сказала: «Вы полагаете, что если мы будем осторожны, то сможем двигать прогресс и в то же время сохранять нетронутой окружающую среду. Если спрос на продукты производства высок, а правовой контроль состояния окружающей среды слаб, легко допустить, чтобы всем правила выгода. Вот вы и утверждаете, что если бы мы поддерживали должный баланс, то могли бы более мудро организовать производство и не причинять природе такого вреда, который обрекает божьих тварей на вымирание».

Это не значило, что женщина согласилась с оппонентом. Она не встала на его позицию — просто пыталась понять. Но ее оппонент не был удовлетворен. Ему показалось, что женщина говорит не с полным пониманием, а просто механически повторяет его слова. Ей еще нужно было встать на его точку зрения, взглянуть на ситуацию его глазами. Но атмосфера начала меняться. Враждебности между ними заметно поубавилось.

Затем я предложил мужчине: «Оцените по шкале от одного до десяти, хорошо ли женщина вас поняла». Он дал пять баллов. Она дала сама себе один балл, что меня не удивило. Уже сама попытка воспользоваться приемом коммуникации с «жезлом оратора» дает людям ощущение, что их стали лучше понимать, даже если до этого еще далеко. Пытаясь кого-то понять, вы на самом деле работаете над собой. Вы говорите самому себе: «Я не стану судить и оценивать. Удержусь от этого желания. Я собираюсь действительно увидеть ситуацию глазами этого человека и почувствовать то же, что чувствует он».

Теперь была очередь мужчины попытаться понять собеседницу. Я призвал его постараться набрать восемь баллов, девять, а то и десять, выразить ее позицию так же, как она сама, и проявить ту же глубину убежденности. Он сказал: «Качество окружающей среды снижается. Животные страдают, ландшафты страдают, и через какое-то время качество жизни людей понизится, потому что состояние окружающей среды становится все хуже. Дети получат от нас в наследство нечто менее качественное, чем имеем сегодня мы. Мы разрушаем качество жизни животных и растений своим мусором».

Женщина поставила ему семь баллов. Он дал самому себе несколько меньше. На мой взгляд, его тон и выражаемые им чувства свидетельствовали о великодушном отношении к ней. Мы двигались к эмпатии.

Я спросил обоих: «Вы ловили себя на том, что готовите собственную речь? О чем вы думали — о том, что скоро ваша очередь говорить? Или стремились понять собеседника с подлинной эмпатией? Были ли вы полностью открыты, действительно ли жаждали понять другого?»

Они признали, что двигаются в правильном направлении, но затем мужчина задал мне вопрос: «Но чего мы добиваемся, проделывая все это? Какой цели служит этот процесс?»

Очевидно, он упустил из виду нашу цель. Я ответил: «Что было вашей целью с самого начала? Синергия. Решение более высокого уровня, чем прежнее. Вы оба живете на этой земле. Вы, ваши семьи, все человечество, все живые существа взаимосвязаны». Мужчина кивнул и, похоже, впервые понял, чего мы стараемся вместе достичь.

Ни на что больше нам не хватило времени, но я был вдохновлен тем, что они начали испытывать эмпатию, ведь это принципиально для синергии. В результате оба стали почтительнее и уважительнее относиться друг к другу. Возможно, если бы у нас было время, они смогли бы в конце концов решить проблему всего нашего мира.

В конечном счете природная среда неотделима от нас. Уважение и эмпатия к самому себе и к другим людям неотделимы от уважения и эмпатии ко всему живому. Начиная взаимодействовать с окружающей средой, мы обязательно должны заглянуть в свое сердце и найти самые глубинные мотивы нашего к ней отношения. Мы расточительны? Равнодушны? Высокомерны и ограниченны? Узколобы? Алчны? Фанатичны? Как говорят некоторые мудрые ученые, «прежде чем отвечать на вопрос "Что нужно сделать?", мы должны спросить себя "Что мы за существа?"».

Окружающая среда: «Что нужно сделать?»

В идеале синергия начинается с общего понимания того, какое дело нужно сделать. Если нет критериев успеха, вы даже не знаете, что есть успех, и ваши решения будут нефункциональными. Именно поэтому необходимо умение с эмпатией отнестись к разным точкам зрения — невозможно прийти к Третьей альтернативе, если высмеивать и обвинять друг друга. Гораздо выше шансы найти ее у тех, кто глубоко и исчерпывающе понимает предстоящее дело со всех точек зрения.

Когда толпы радикалов выключают свет, чтобы уменьшить загрязнение окружающей среды электростанциями, а затем маршируют по улицам с коптящими факелами, более разумные люди недоумевают: кто-нибудь вообще понимает, что нужно сделать? Если такого понимания нет, мы действуем неэффективно и предлагаем слабые или даже приводящие к обратным результатам решения.

Например, несколько десятилетий назад на северо-западе Америки инженеры производили дноуглубительные работы, чтобы ликвидировать мощные древние заторы, скопившиеся на реках, впадающих в залив Пьюджет-Саунд. Они стремились не только расчистить путь для водного транспорта, но и облегчить лососю движение в верховья рек. Инженеры не сочли нужным поинтересоваться мнением индейцев, веками ловивших рыбу в этих водах, поскольку считали их невежественными и «неучеными». Скоро, однако, великолепный лосось чавыча, некогда кишмя кишевший в реках, таинственным образом начал исчезать.

А никакой тайны не было. Индейцы скаджиты или сноквалми объяснили бы инженерам, что излюбленные места обитания чавычи — глубокие заводи вокруг заторов, скапливавшихся несколько веков. Исчезли заводи, и чавыче стало негде жить. Но это было лишь начало конца. За десятилетия стремительное развитие Сиэтла привело к загрязнению вод залива, отравлению рыбы и нехватке кислорода для ее дыхания. Строительство дамб и бесконтрольный промысел еще сильнее сократили поголовье чавычи. Сегодня тихоокеанский лосось находится под угрозой исчезновения. За последние полтора столетия его численность упала на 40%, и скорость ее сокращения продолжает увеличиваться. Рыба совершенно исчезла в трети прежних мест обитания. А теперь ученые убеждаются, что потеря полумиллиона тонн питательных веществ в год истощает леса и приводит к исчезновению диких животных вокруг Пьюджет-Саунд. В конце концов весь этот регион может постичь катастрофа. Ученый из Сиэтла Джон Ломбард говорит об этих красивейших местах: «Мы потеряем собственную душу, если станем бездеятельно наблюдать, как они вырождаются в голую унылую пустыню, населенную одними призраками».

Разумеется, такая перспектива никого не радует, и обвинения сып­лются как из рога изобилия: рыбаки проклинают лесорубов, те клянут девелоперов и все винят правительство. Одни пожимают плечами, говоря, что исчезновение лосося — плата за прогресс. Другие, шокированные этой позицией и ослепленные собственными предубеждениями, требуют положить конец вырубке леса, рыбной ловле или строительству. Рыба или люди, но кто-то непременно должен проиграть. Но большинство из нас с полным на то основанием не желают соглашаться с результатом «выиграл/проиграл» или «проиграл/выиграл», когда речь идет об окружающей среде. Нам нужен результат «выиграл/выиграл», или в конце концов проиграют все.

Это и есть то дело, которое нужно сделать. Слово «экология» фактически описывает синергию в природе: все связано со всем остальным. Именно во взаимосвязях каждый элемент максимально раскрывает свой творческий потенциал. Мы живем на планете взаимозависимостей, где целое многократно превышает сумму частей, и не можем рассматривать эти части изолированно или не принимать какие-то из них в расчет. Как и в случае с командой профессионалов — если отдельные ее члены не выигрывают, то не может выиграть и команда. Доктор Питер Корнинг предупреждает, что нам пора научиться воспринимать мир через парадигму синергии:

Жизнь постоянно заставляет нас расширять свое понимание того, каковы все «части» наших систем, и считаться с созданными этими системами схемами взаимозависимости. Неустраним риск того, что наша близорукость обернется для нас неприятными (или фатальными) сюрпризами. Иными словами, мы должны научиться лучше, совершеннее понимать масштабные, системные последствия наших действий.

Наш мир — чудо синергии, и его благополучие есть благополучие целого. Нередко мы принимаемся решать проблемы окружающей среды, лишь когда дошло до беды. Мы уже убедились, что точно так же относимся к собственному телу — как к машине, которую можно «починить», если в механизме что-то испортится, — воспринимая себя сквозь призму идеологии индустриальной эпохи. Так же мы относимся и к окружающей среде — как к механизму. Тот же менталитет превратил медицину в индустрию болезни, тогда как ей следует быть индустрией здоровья.

Но, как отмечает Корнинг, «детерминистские, механистические модели биологических процессов в корне неверны». Мир — это живая система, а не мертвый механизм. Это реальность взаимозависимостей, где благополучие каждой части обусловлено благополучием целого. Среди бесчисленных примеров — африканский медоуказчик, птица, часть рациона которой составляет пчелиный воск. Однако, чтобы до него добраться, она не может разрушить улей. Найдя его, птица привлекает внимание медоеда — животного, похожего на барсука. Медоед разрушает улей и ест мед, а медоуказчик — воск. Это единственная птица, в желудке которой живут особые бактерии, умеющие расщеплять его на питательные вещества. Наконец, люди из племени боран в Кении тоже следуют за медоуказчиком и участвуют в пиршестве. Живущие скотоводческими племенами, они гонят по саванне свой скот, который разрыхляет и удобряет землю, отчего лучше растет трава. В свою очередь, пчелы собирают нектар с цветущих трав, чтобы делать мед.

Вырвав из этого симбиотического цикла один элемент, мы рискуем погубить все, от бактерий до народа боран. А добавив еще один элемент — скажем, европейский скот с иными привычками кормления, рискуем превратить пышный травостой в пустыню. Благополучие целого невероятно чувствительно, и воспринимать его нужно как нечто неделимое, для чего абсолютно необходимо всеобъемлющее и глубокое понимание реальности.

Я должен узнать от каждого о фрагменте этой реальности, которым он владеет. Помните мантру синергии: возможно больше идей от возможно большего числа людей и как можно быстрее. Прежде чем ломать заторы на реках Пьюджет-Саунда, я бы выслушал индейцев-скаджит. Если я хочу, чтобы в Восточной Африке была процветающая саванна, то должен пожить с людьми племени боран, поработать с ними и проконсультироваться у них. Эмпатия с людьми — это эмпатия с землей, на которой они живут.

Кроме того, я должен видеть взаимозависимость всего в жизни. С одной стороны, став непримиримым защитником нетронутой природы, я рискую прийти к отчуждению от остальных людей — фермеров, стремящихся обеспечить нас пищей, и семейств, пытающихся заработать себе на жизнь. Я рискую в одиночестве проталкивать меры, которые окажутся неэффективными, если не хуже, — вроде отравления воздуха коптящим факелом ради того, чтобы выключить свет. Непримиримая кампания за спасение чавычи свидетельствует о ментальной установке на «ремонт сломавшегося механизма», а не на целостное восприятие действительности.

С другой стороны, если я не уважаю защитников окружающей среды, то отсекаю от участия в поиске решения именно тех людей, у которых больше всего знаний и сил для этой работы. Можно быть приверженцем экономического роста и прав собственности и в то же время испытывать подлинную эмпатию к редкой лягушке и к людям, борющимся за ее выживание. Для человека, мыслящего по принципу Третьей альтернативы, никакая ситуация не сводится к примитивному «или/или».

Благополучие Пьюджет-Саунд и любого другого уязвимого природного ареала требует, по словам Джона Ломбарда, «видения всей картины в целом — не только моря или только лосося, а всего природного наследия всей территории, питающей своими водами залив… Восстановление рек Пьюджет-Саунда — никоим образом не сказочная фантазия».

Ломбард, кстати, не жалея сил продвигает Третью альтернативу — так называемое развитие с минимальным воздействием, которое предполагает очистку вод вблизи источника загрязнения, а не сброс этих вод в океан в надежде, что он их поглотит. Люди могут строить дома и лосось может жить — но для этого нужен хотя бы один человек, верящий в Третьи альтернативы, не сбрасывающий со счетов возможность синергии и способный помочь созданию видения того реального дела, которое нужно сделать.

Итак, что есть успех? Мы видели, насколько расходятся люди во взглядах на этот вопрос, но очевидно, что для Пьюджет-Саунда и всего мира успех может быть только целостным. Это результат «выиграл/выиграл» для людей и для их природного дома.

Представьте огромную, поросшую соснами гору, где обитают волки и олени. Если мы вознамеримся их сберечь и убьем всех волков, то гора будет страдать от оленей, бесконтрольно расплодившихся в отсутствие волков. Они съедят всю растительность, превратят гору в пустыню, и под воздействием воды и ветра начнется эрозия почв. По словам великого эколога Альдо Леопольда, «[мы] не научились думать как гора. Поэтому у нас происходят пыльные бури и реки смывают в море наше будущее».

Дело, которое нужно сделать, — это научиться «думать как гора», способствовать синергии человека и природы. Леопольд использует слово «сбережение» для описания этой синергии, «подлинной Третьей альтернативы» беззастенчивой эксплуатации — с одной стороны, и защите природы от «разрушителей-людей» — с другой.

Пейзаж из Третьих альтернатив

Если я имею ментальную установку на синергию, то мыслю вне рамок двух поверхностных альтернатив. Я также знаю, что достижение синергии требует, по словам Питера Корнинга, «напряженной, дисциплинированной, даже кропотливой работы. Она идет вразрез со всеми установками культуры горячих голов и скороспелых решений, культуры, приверженной технологическим инновациям независимо от степени их проработанности». Я знаю: за Третью альтернативу придется чем-то платить.

Горячие головы вечно заняты попытками одолеть друг друга. Радикальные защитники окружающей среды в Нью-Йорке выступают против «капитализма больших денег», который, по их мнению, своей безумной урбанизацией, питаемой алчностью, превратил морскую гавань этого города в пустыню. Бесчувственные деловые люди в свою очередь нападают на них, вопрошая: «А что мы, по-вашему, должны сделать? Снести Манхэттен? Вернуть его индейцам?» Ни одна группа не проявляет ни уважения к оппонентам, ни эмпатии, ни самодисциплины, без чего невозможно движение к синергии.

Но если бы удалось соединить пыл «зеленых» с «ноу-хау» предпринимателей, они могли бы прийти к потрясающим Третьим альтернативам. Живое воплощение синергии — Натали Еремиенко, австралийская активистка, защитница окружающей среды, мечтающая превратить город Нью-Йорк в урбанистическо-экологический рай, не снося его. Еремиенко изучает аэрокосмическую технику, биохимию, неврологию и физику и объединяет знания всех этих наук в небольших проектах, призванных вызвать большие изменения.

Долгие годы гавань Нью-Йорка страдала от загрязнений большого города. Было немало сделано для того, чтобы изолировать ее от канализационной системы, но во время дождя с улиц смывается в море огромное количество кадмия, нейротоксинов — пролившегося бензина и дизельного топлива, а также пыли от тормозов миллионов автомобилей. Покончить с этим можно, только срезав с нью-йоркских улиц весь асфальт; другого способа нет — если только вы не Натали Еремиенко.

Ее идея состоит в том, чтобы посадить вокруг каждого пожарного гидранта в городе небольшой сад. Растения будут отфильтровывать токсичные примеси из дождевой воды в сточных канавах и послужат островками живой красоты. Если изредка здесь и припаркуется спецмашина, то лишь примнет несколько растений, которые постепенно восстановятся. Какие последствия это повлечет? Если вспомнить, что в Нью-Йорке примерно четверть миллиона пожарных гидрантов, то окажется, что крохотные садики на каждом перекрестке в совокупности смогут отфильтровать очень много дряни.

К несчастью, морских обитателей эстуария отравляют сточные воды множества промышленных предприятий. Еремиенко разместила вдоль берега хитроумные флуоресцентные буйки, начинающие мигать, когда вокруг них собирается рыба. Туда могут подплыть люди и скормить ей особый корм, нейтрализующий яды.

Также Еремиенко разработала солнечную вытяжную трубу, которая отводит из здания теплый воздух и пропускает его через фильтр, поглощающий углерод из углекислого газа. Ее фильтры могут задержать 80–90% углекислоты, производимой десятками тысяч нью-йоркских зданий. А из угля, отложенного на фильтрах, можно делать карандаши!

Но самый масштабный проект Еремиенко — городская ферма. Если бы удалось выращивать пищу в городе, удалось бы избежать потерь денег и продуктов при их транспортировке с ферм. Верх здания мог бы стать идеальным местом для огорода, но большинство крыш не выдержат веса тонн почвы. И Еремиенко разработала оригинальную конструкцию из легкой стали и полимеризованной кожи, которая «сидит» на верху здания, словно космический корабль с ногами. Внутри каждой конструкции в водной среде выращиваются под светом растения на гидропонике, а «ноги» передают нагрузку на несущий каркас здания. Оригинальная система трубопроводов обогревает его и охлаждает все сооружение, а «серые» стоки идут на полив растений. Эти похожие на личинок серебристые конструкции однажды могут заселить небо над Нью-Йорком, чтобы снабжать город свежими овощами и фруктами и экономить огромное количество энергии.

«Звезда мира альтернативного искусства» и инженер-новатор, Еремиенко непринужденно пересекает привычные границы между искусством и технологией, между творениями природы и человека. Ей представляется «природа, в которую мы включены и с которой взаимосвязаны, где урбанистические формы являются ее частью и функционируют словно природные системы». Еремиенко считает свои работы не ответами на наши экологические проблемы, а провокационными вопросами: «Что это за трубки в воде? Что это за сверкающие конструкции на каждой крыше? Почему вокруг каждого гидранта в городе растет герань?» Она стремится озадачить окружающих настолько, чтобы люди задумались, что они могли бы создать. Великолепная Натали Еремиенко, заселяющая ландшафт Третьими альтернативами, — это редкий случай профессионала, практикующего синергию.

В противоположной от Нью-Йорка точке земного шара, в индийском городе Дели загрязнение воздуха убивает 10 000 человек в год. Пока влас­ти отважно сражаются с этой проблемой, делийцы задыхаются в городе, воздух которого — один из самых грязных в мире. Когда Камал Миттл, владелец делийского офис-парка, понял, что его убивает буквально каждый вдох, то не мог больше ждать, пока власти наконец выиграют битву за чистоту. Он провел собственное исследование и обнаружил, что определенные растения могут прямо в доме производить весь необходимый человеку свежий воздух. Камал наполнил офисы арековыми пальмами, интенсивно выделяющими кислород, и денежными деревьями, поглощающими токсины из воздуха. По ночам здание очищает сансевьера — «тещин язык» (прозванный так за необычайно жесткие и острые листья), растение, не нуждающееся в солнечном свете для преобразования двуокиси углерода в кислород.

При достаточно количестве этих трех самых обычных растений, считает Камал, «вы можете находиться в бутылке с закрытой крышкой и не испытывать недостатка в свежем воздухе». Анализируя результаты, он выяснил, что присутствие растений снижает раздражение глаз наполовину, раздражение дыхательных путей — на треть и головные боли — на четверть. «Наш опыт свидетельствует о замечательном увеличении производительности труда — на 20% и о снижении энергопотребления в зданиях на 15%». Поскольку почти половину энергии в мире потребляют устройства для вентилирования, обогрева и охлаждения зданий, экономия от использования этих растений может быть потрясающей.

В западной Индии гончар Мансукх Праджапати изобрел дешевый холодильник Mitti Cool — глиняный сосуд оригинальной конструкции, в котором вода, фрукты, овощи и даже молоко остаются холодными и свежими по нескольку дней. Он стоит меньше $60 и совсем не потребляет электроэнергии, что делает его доступным для бедняков, уже купивших несколько тысяч таких сосудов. В мире в целом холодильники потребляют огромное количество энергии, для производства которой сжигается минеральное топливо. Таким образом, подобные решения могли бы сберечь миллионы тонн угля и природного газа и миллионы баррелей нефти.

Благополучие земли

Отрезвляющая угроза жизни на нашей планете — это исчезновение почвы. По словам одного ученого, «мы понемногу теряем землю… Каждый год американские фермы лишаются такого количества почвы, что ею можно было бы наполнить кузова пикапов всех семей страны. Это колоссальные объемы… Во всем мире ежегодно гибнет примерно 24 млрд тонн почвы — несколько тонн на каждого жителя планеты. Каждую секунду река Миссисипи смывает очередной грузовик растительного грунта в Карибское море». Вследствие применения современных технологий сельхозобработки, роста населения и перевыпаса скота значительная часть пахотных земель мира превращаются в пустыню.

Около 40% нашей планеты страдает от засухи, пустыни расширяются, а биологическое разнообразие уменьшается. Один дюйм плодородного грунта формируется примерно 500 лет, а значит, возрождение земель — невероятно трудная задача. «Технология просто не способна решить проблему, когда ресурс потребляется быстрее, чем создается, — однажды у нас его вообще не останется». Итак, что мы сделаем — начнем сельскохозяйственную революцию, которая накормит мир, или оставим будущим поколениям в наследство бесплодную, голодающую планету?

Один мастер мышления по принципу Третьей альтернативы, биолог из Зимбабве Алан Сэйвори удостоился премии имени Бакминстера Фуллера за опровержение этой ложной дилеммы. Ежегодная премия лучшему мастеру синергии вручается людям, предлагающим масштабные, радикальные решения, казалось бы, неразрешимых проблем». Предложенный Сэйвори масштабный метод восстановления почвы на самом деле довольно прост: он прогоняет по земле сверхплотные стада домашнего скота, которые взрыхляют ее и удобряют своими испражнениями, и нарастание нового плодородного слоя благодаря росту растений занимает несколько лет вместо нескольких веков. Если правительства некоторых стран пытались для спасения почв ограничивать выпас скота, то биолог из Зимбабве сделал все наоборот — и возродил к жизни тысячи акров земли.

Сэйвори называет этот противотип «целостным управлением» землей. Когда вы видите, как скот подъедает всю траву подчистую, то испытываете рефлекторное стремление оградить почву от такой нагрузки — и удаляете скот. Но это типичное проявление ментальной установки на то, чтобы «наскоро разобраться с проблемой» там, где требуется ментальная установка на комплексное благополучие. «Наше настоящее дело, — говорит Сэйвори, — противоречит поверхностному здравому смыслу и заключается в том, чтобы управлять природной системой как целым». Тогда мы не будем разрушать ее скороспелыми попытками что-то исправить:

Возьмем нашествие вредных ядовитых растений — если будете решать эту проблему изолированно, то потерпите неудачу. Власти Монтаны потратили более $50 млн на уничтожение василька. Они могли бы объявить его символом штата, потому что теперь он расплодился как никогда. Дело в том, что василек никогда не был проблемой сам по себе — он просто стал симптомом снижения биологического разнообразия. Техасцы потратили более $200 млн на расчистку земли от мескитовых деревьев, на гербициды и выкорчевку, и теперь его там больше, чем когда-либо. И мескитовые деревья никогда не были проблемой, но являлись симптомом снижения биологического разнообразия.

Биологическое разнообразие — признак здоровой почвы. Если взять лопату и копнуть хорошую землю, увидишь и почувствуешь энергию жизни бактерий, гумуса, земляных червей, изобильного произрастания растений — баланс рождения, жизни и разложения. Мертвая земля бесплодна — и это мрачная реальность для того, кто понимает, что будущее человечества зависит от благополучия почвы. Без аэрации и удобрения она умирает, а вместе с ней — и биологическое разнообразие. За 30 лет наблюдения за жизнью африканской саванны Алан Сэйвори научился действовать согласно этим принципам, а не против них.

У предложенного им метода есть критики, и в одних местах он работает лучше, а в других хуже, но тем не менее Сэйвори наделен инстинктивной способностью к синергии, небанальным умом и не желает соглашаться на одну из двух привычных альтернатив, ища простую и восхитительную Третью альтернативу. Он замечает протяженные связи между человеческими культурами, в том числе их животными, дикой природой, землей, водой, и благополучием всей планеты:

Целостное управление разведением домашнего скота и других пастбищных животных может способствовать чрезвычайно быстрому восстановлению растительного слоя, в значительной степени утраченного везде, где насвинячило человечество со своим сельским хозяйством. Этот новый плодородный слой с неизбежностью будет содержать огромное количество угля, извлеченного из атмосферы, которого хватит — при одновременном сокращении выбросов газов, вызывающих парниковый эффект, что происходит при сожжении минерального топ­лива, — чтобы вернуть атмосферу в нормальное состояние, как до начала индустриальной эпохи.

Я не знаю, сработает ли Третья альтернатива Сэйвори. Но я уважаю подобных ему людей за свободу от мышления меж двух альтернатив и от банальности любого Великого противостояния. С одной стороны, они свободны от фанатичности «зеленых», «стремящихся ограничить человеческую целеустремленность, вдохновение и власть, вместо того чтобы высвободить их и направить в нужную сторону», как замечает один мудрый обозреватель. С другой стороны, такие люди свободны и от хронической слепоты тех, кто отказывается видеть в своих хищнических деловых устремлениях опасность для нашего общего дома (особенно если от умения не замечать этот факт зависят их прибыли). Они не присоединяются и к основной массе середнячков, которые покорно следят за Великим противостоянием и ни на что не надеются.

Способность найти Третьи альтернативы как разрушению планеты, так и отказу от привычного образа жизни ограничена только ментальной установкой людей. Противотипы используемых нами энергоемких методов неисчислимы. Как мы убедились, даже те Третьи альтернативы, что кажутся пустяком, игрой ума, могут оказать колоссальное воздействие на окружающую среду. Высвободив мощь синергии, мы сможем восстановить изобилие и красоту общего для всех нас мира.

Мир, где нет бедности

Возможно, самая жгучая проблема нашего общества — это бедность, причина огромного количества преступлений, актов жестокости и насилия, а также большинства других социальных бед. Мы смотрим на бедняков с душевной болью и чаще всего в бессилии разводим руками. Разумеется, бедность — культурно обусловленное явление, и тот, кто считается бедным в одних странах, может считаться вполне благополучным в других. Однако бедняки страдают везде, а люди доброй воли страдают вместе с ними. Участники нашего опроса «Серьезные препятствия» со всего мира глубоко обеспокоены социальными последствиями бедности, порожденной огромным экономическим неравенством:

• «Бедность очень часто служит катализатором озлобленности, ненависти, зависти и ревности, которые порождают войны, терроризм и безработицу, — решение проблемы бедности стало бы величайшим достижением».
• «В мире еще столько людей, не имеющих самого необходимого — того, что многие из нас считают само собой разумеющимся».
• «Ни один человек не должен провести жизнь в бедности. Она — корень других глобальных проблем, таких как низкий уровень образования и плохое состояние окружающей среды».
• «Бедность господствует на планете, являясь главной причиной возникающих серьезных проблем вроде терроризма… Бедные необразованные люди очень податливы [к промыванию мозгов]».
• «В последнее время тратится столько денег буквально на все, что стало уже очевидно — война с бедностью, наркотиками, безработицей вовсе никакая не война. Нам врали и продолжают врать, а мы продолжаем платить — порой собственными жизнями — за богатство немногих избранных».
• «Уровень безработицы в нашей стране вырвался из-под контроля… У огромного множества безработных почти или совсем нет надежды на лучшее».
• «Наша страна — одна из беднейших в Азии. Это крик души… бóльшая часть населения относится к бедным. У нас не хватает рабочих мест, уровень образования низок, инфраструктура малодоступна, долг огромен, управление просто из рук вон и пышным цветом цветет коррупция».
• «Лучший мир, на мой взгляд, — это мир без бедности».

Избавить мир от бедности было бы легко, утверждают как левые, так и правые, если бы мы только последовали их рекомендациям. Мало найдется вопросов, по которым оба крыла проявляли бы больше определенности относительно собственной идеологии и вместе с тем меньше растерянности в плане конкретных действий.

Каждую зиму, по утверждению некоторых исследователей, в Великобритании гибнет от холода от 25 000 до 30 000 человек, в основном из числа престарелых и других групп повышенного риска. И это в одной из самых развитых стран мира! Левые, по справедливости возмущенные этим фактом, недоумевают, почему в Великобритании с ее мягким климатом замерзает насмерть больше людей, чем в Сибири, и возлагают вину на «экономическую элиту, которую не трогают и не беспокоят беды, поражающие других людей». Высокая цена топлива бьет по беднякам, а энергетические компании обогащаются, заявляют они. Это в корне несправедливо. Решение: контроль над ценами и «перераспределение денег от более богатых потребителей в пользу более бедных».

Однако правые требуют, чтобы бедные перестали зависеть от государства и научились сами себя обеспечивать. Британские консерваторы замечают, что «порочный круг» зависимости предыдущее поколение передает в наследство следующему, и количество людей трудоспособного возраста в семьях безработных подбирается к 5 млн. Они говорят, что система социального обеспечения, «первоначально призванная помогать беднейшим членам общества, ныне удерживает их в том самом положении, которое с ее появлением должно было исчезнуть». Иначе говоря, чем больше получают бедняки дармового тепла, пищи или медицинских услуг, тем глубже увязают в своей несамостоятельности.

С одной стороны, любой нормальный человек согласится с призывом к большей ответственности за собственную судьбу. С другой стороны, невозможно спокойно наблюдать, как страдают бедные, беспомощные люди, когда остальные члены общества наслаждаются благополучием. Это дилемма для людей, мыслящих меж двух альтернатив, и им приходится выбирать ту или иную сторону. Тем временем «господствующие середнячки» вообще не видят решения этой проблемы и не верят, что оно возможно: «Бедность неискоренима!»

Я не собираюсь выставлять болванами и болтунами ни левых, ни правых. Обе стороны преданы своим принципам социальной или личной ответственности и обе сделали немало для нашего экономического процветания, зачастую уже тем, что служили противовесом друг другу. Но упрощенческое «перетягивание каната», затеянное идеологическими противниками, не в силах разорвать порочный круг бедности. Пособие по безработице делает некоторых людей безответственными, и увещевания «отделаться от этой привычки и пойти работать» на них больше не действуют. Люди, стремящиеся к синергии, устали от метаний меж двух альтернатив. Мы хотим, чтобы их сторонники присоединились к нам и нашли лучшее решение, чем может предложить узкий биполярный взгляд. Наша великая, высшая цель — это мир без бедности.

Богатство первостепенно или второстепенно?

Путь к этому лучшему и высшему будущему начинается с меня, с моего шага. С одной стороны, не взираю ли я на бедняков с чувством превосходства? Не пребываю ли в убеждении, что будь они столь же добродетельны и даровиты, как я, то не были бы бедны? С другой стороны, если я не столь благополучен, как мне хотелось бы, не считаю ли я себя жертвой? Не привык ли думать, что те, кому повезло больше, обязаны для меня что-то сделать? И если я смотрю на мир сквозь идеологические очки, какая «линза» в них сильнее — правая или левая? Что, если мою идентичность похитила, заменила собой та или иная политическая партия?

Ни насильник, ни жертва не способны найти решение.

Пока существуют физические, умственные и эмоциональные расстройства — причиненные самому себе, наследственные или ставшие результатом несчастья, в нашем обществе всегда будут люди, зависящие от всех остальных. Я знаю молодого человека по имени Фрэнк. Он страдает мышечной дистрофией. Единственное, что он может, — печатать тексты слабыми нажатиями на кнопки клавиатуры, чем и зарабатывает несколько долларов в неделю. Фрэнка нужно кормить и обслуживать как новорожденного. У него нет ни семьи, ни капитала — ничего, кроме одежды; даже его инвалидное кресло принадлежит государству. Но я бы не назвал этого парня бедным — он богат друзьями, умом и благородством характера. Говоря о мире без бедности, я имею в виду мир, богатый дарами, которыми щедро наделен Фрэнк. Это особое богатство.

Деньги — лишь один из его видов, признак второстепенного успеха. Первостепенный успех, как я уже говорил, является следствием нашего характера и измеряется нашим вкладом в общее благо. Искренность, честность, упорный труд, сострадание к людям — если мы живем по этим принципам, то у нас никогда не будет недостатка в первостепенном богатстве. В мире, населенном такими людьми, не будет ни одного бедняка, не будет даже слабых и недееспособных. Духовное богатство — это богатство первостепенное. Часто (хотя не обязательно) ему естественным образом сопутствует и второстепенное.

Активы, обычно обеспечивающие материальное процветание, неизменны — это сильный характер, образование, способности и отношения, которые развиваются со временем, а также терпение. В данном случае работают естественные законы, и людей, живущих по ним, отличает сочетание смирения и уверенности в себе. Правда, некоторые люди обладают богатством, не имея за душой этих активов, — в силу рождения, удачного случая или даже преступления — и, видя это, нетрудно проникнуться горечью. Но если я считаю себя жертвой, то буду ждать, пока общество станет «справедливым», вместо того чтобы развивать у себя те первичные активы, которые приведут меня к материальному благополучию. Наоборот, если я вижу во всех бедняках ленивых паразитов, то приду к убеждению, что давать этим людям пособие означает наносить моральный ущерб им самим и всему обществу. И потом, разве справедливо по отношению ко мне, если они незаслуженно что-то получат?

Но тех из нас, кто стремится к синергии, не слишком волнует такая вещь, как справедливость, — мы хотим пойти дальше нее, к Третьей альтернативе. Мы согласны, что первостепенный успех превосходит материальное благополучие и что в первую очередь мы должны развить в самих себе и в обществе качества, способствующие такому успеху. В то же время мы не согласны, что бедняки — это дебильные выродки, только и мечтающие урвать что-нибудь задарма, за наш с вами счет. Бедняки нуждаются в нашем уважении и эмпатии больше всех людей на Земле. Мы воспринимаем их согласно духу Убунту — как незаменимых, уникально одаренных личностей, без которых мы сами не дотягивали бы до звания человека. Мы помогаем им взглянуть ввысь и вдаль, чтобы и они могли разглядеть свои достоинства и потенциальные возможности. Обретя это видение, бедняки начнут приобретать то духовное богатство, которое ведет к материальному.

Как многие другие неимущие, молодой Уэлдон Лонг был бездомным без гроша за душой. Он бросил школу в 15 лет, не имея никаких профессиональных навыков, востребованных на рынке, и находил забвение в пиве и наркотиках, едва удавалось раздобыть немного денег. Уэлдон совершенно не представлял, что такое самоуважение. К 32 годам он три раза отсидел в тюрьме за ограбление и не имел ни денег, ни надежды, ни будущего. «Лонг был самым обыкновенным неудачником. У него никогда не было постоянной работы и собственного жилья. Он бросил трехлетнего сына. Всю свою взрослую жизнь этот человек провел в самом безысходном отчаянии». Уэлдон Лонг был беднейшим из бедных.

Угодив в третий раз за решетку, он от нечего делать стал брать книги в тюремной библиотеке и наткнулся на труды Ральфа Уолдо Эмерсона. Одно из величайших откровений философа потрясло его: «Мы становимся тем, о чем думаем дни напролет». Уэлдон примерил эти слова к себе, глубоко задумался над ними и мысленно повторял их снова и снова в своей камере, глядя на свое отражение в зеркале.

Он без устали размышлял над этими словами, взирая на неприглядную реальность собственного существования. Он думал и задавался вопросами. Может ли что-нибудь еще произойти в его жизни? Что нужно для того, чтобы это узнать? Есть ли у него хотя бы призрачные шансы изменить свою, на первый взгляд, безнадежную судьбу, если он изменит то, о чем «думает дни напролет»?

Препятствие казалось непреодолимым, но он решил попытаться.

Так началось его путешествие к революционному изменению собственной жизни. Он был в отчаянии, а отчаянные люди совершают отчаянные поступки. Он преисполнился решимости переломить ход своей судьбы.

Он начал думать о «новом» Уэлдоне Лонге, любящем отце и муже, образованном человеке, честном предпринимателе, активном участнике общественной жизни. Уэлдон рассказывал себе выдуманные истории, в которых играл все эти роли. Он изо дня в день с утра до вечера заполнял свое сознание картинами этого первостепенного успеха. Изменение в образе мыслей изменило его поведение. Уэлдон прочел все вдохновляющие книги, какие смог найти: Эмерсона, Библию, литературу по самосовершенствованию. Каждую неделю он писал письма своему маленькому сыну. Прошел все учебные курсы, которые предлагались в тюрьме, и получил степень бакалавра и МВА с отличием (теперь Уэлдон шутит: «Я окончил тюрьму, а не Йель!»).

Я пришел к убеждению, что целиком и полностью отвечаю за процесс самоизменения. Я не мог контролировать окружавших меня людей и события, а значит, принимая на себя ответственность, должен был отказаться от всяких жалоб и самооправданий. Не было никаких гарантий, что я сумею воплотить воображаемые картины в жизнь. Тем не менее я должен был взять на себя ответственность… и сделать все, что было в моей власти, чтобы стать порядочным человеком.

Когда я, отсидев третий срок, выходил из тюрьмы в 2003 году, все изменилось. Я изменился. Вместо того чтобы делать то, что делал всегда — пить, принимать наркотики и совершать преступления, — я был чист и трезв. Я посвятил всего себя задаче добиться успеха и создать жизнь, основанную на самоотверженном труде, искренности и личной ответственности.

Оказавшись на свободе, Уэлдон пережил самое тяжелое испытание в жизни. Скатится ли он к прежнему существованию или победит свои страхи и построит новую жизнь? К счастью, теперь у него была привычка представлять самого себя в новых продуктивных ролях. Найти работу было трудно — мало кто готов был рисковать, нанимая зэка. Наконец Уэлдон сумел устроиться продавцом обогревателей и вентиляторов и в первый же месяц поставил рекорд продаж. Впервые в жизни он обеспечивал себя честным трудом. Скоро Уэлдон организовал собственную компанию по продаже оборудования и благодаря упорному труду преуспел. Теперь ему с женой и сыном принадлежат красивые дома в Колорадо и на острове Мауи.

Я лично знаю Уэлдона Лонга и восхищаюсь им. Ничего этого не произошло бы, если бы этот человек не открыл, каков он на самом деле — полная сил личность, возможности которой ограничены только собственным выбором. Духовные искания управляют восприятием, восприятие управляет поведением, а от поведения зависят результаты. Если вам действительно удастся заставить людей смотреть на все через призму своего вклада в общее благо, это сразу же настроит их ум на духовный лад. Если возвысить сердца бедняков, если помочь им увидеть в самих себе существа с безграничными достоинствами, то они начнут выбираться из бедности. Это и есть та работа, которую нужно выполнить.

Сделать то, что сделал Уэлдон Лонг, может любой, но сдвиг парадигмы от «самого обыкновенного неудачника» к талантливому, находчивому, успешному и продуктивному члену общества был для него устрашающим прыжком в неизвестность. Если спросить его об этом, он ответит, что главной помехой для этого прыжка был страх: «Я понял, что страх был причиной всех моих неудач… Мои трусливые мысли стали самореализующимися пророчествами». Бедняк сталкивается с удручающей дилеммой. Многие начинают жизнь нездоровыми и в неполноценных семьях. Их образование хромает, а без него нет хорошей работы. Идут годы, и бедняки видят перед собой ширящуюся пропасть — нужны необычайная сила воли и отвага, чтобы ее перепрыгнуть. Поэтому очень многие так и не отваживаются на попытку. Для них выбор выглядит мрачным: вставать и падать снова и снова или сдаться и все больше погрязать в бедности.

Почему бы им просто не найти работу?

Разумеется, эта дилемма ложная, как и любая другая. История Уэлдона Лонга доказывает, что всегда есть Третья альтернатива. Однако традиционная культура действительно обрушивает на бедняка, пытающегося встать на ноги, свои сокрушительные удары. Наше общество увязло в ловушке — одна сторона возмущенно вопрошает: «Почему бы им просто не найти работу?», а другая из ложно понятой доброты консервирует бедность деморализующими подачками. В наше время «просто найти работу» может быть невероятной трудностью для человека со слабым здоровьем, плохим образованием или отсутствием связей. Что касается проявления доброты к бедным в виде подачек, не требующих никаких усилий с их стороны, то великий моралист Клайв Льюис мудро заметил: «Любовь есть нечто более суровое и величественное, чем простая доброта». Наше общество могло бы сделать для бедняков массу гораздо более полезных дел, чем раздача талонов на питание и бесплодные проповеди.

Посвятив 32 года крупной бухгалтерской фирме, Дэйв Филипс не чувствовал ни малейшего желания уйти на покой и посвятить свои дни гольфу. Много лет они с женой Лайаной отдавали свое свободное время различным благотворительным инициативам и стремились сделать для своей общины в Цинциннати (Огайо) еще больше. Узнав, что за последние десять лет уровень безработицы в их городе подскочил с 12% до 24%, супруги были потрясены и решили отдать остаток жизни тому, чтобы помочь бедным выбираться из нищеты.

Они не представляли, как это сделать, но Дэйв обладал серьезным деловым опытом, и оба супруга были щедро одарены способностью к эмпатии. Они постарались узнать как можно больше о проблеме бедности и возможной помощи. После внимательного изучения множества программ занятости, действовавших в стране, супруги Филипс обобщили возникшие у них идеи и организовали Cincinnati Works, некоммерческое «членское общество», ныне признанное «образцово-показательным опытом создания решений типа "выиграл/выиграл" для бедняков и для предприятий, нуждающихся в достойных сотрудниках низового уровня». Модель переняли в разных городах по всем Соединенным Штатам.

Cincinnati Works (CW) — подлинная Третья альтернатива для бедняков. Из-за отсутствия прочных социальных связей с людьми, которые могли бы им помочь, бедняки обычно вынуждены рассчитывать только на государственные службы занятости, многие из которых делают все возможное, чтобы связать соискателей с потенциальными работодателями, научить их составлять резюме и организовать интервью. Когда клиент устраивается на работу, они считают свою миссию выполненной. Но это слишком узкий подход для того дела, которое должно быть сделано. Хронические безработные редко удерживаются на первом же месте, которое сумеют получить. В первые три месяца от 15% до 20% этих людей вновь оказываются на улице — ужасающие цифры. Настоящее дело, говоря словами Лайаны Филипс, — это «применить к соискателю комплексный подход». Она воспринимает бедняка как целостную личность, нуждающуюся не только в материальной, но и в эмоциональной, умственной и духовной поддержке.

В CW хронические безработные — не «клиенты», а «члены» клуба взаимной поддержки, призванного способствовать их карьере с помощью отношений, которые завязываются на всю жизнь. Большинство членов клуба — женщины-афроамериканки, матери-одиночки, пытающиеся одновременно зарабатывать на жизнь и растить детей. «У них столько трудностей, — говорит Ширли Смит, сотрудник CW. — Приходится оставлять детей то на одну, то на другую няньку, добираться на работу на перекладных, пытаться растянуть деньги до зарплаты… Им необходимо, чтобы им снова и снова говорили "Ты сможешь, ты справишься", потому что больше ни от кого они этого не слышали. Члены нашего общества должны чувствовать, что здесь о них позаботятся, что здесь в них заинтересованы и что здесь с ними пройдут все шаги на их пути из бедности».

Эмоциональная поддержка, на которую всегда можно рассчитывать, имеет решающее значение. Исследование Филипсов показало, что 60% членов их клуба страдают хронической депрессией. Это относится к безработным не только в Цинциннати — везде. Симптомы депрессии часто воспринимаются как признаки лени. Лайана Филипс говорит:

Мы установили, что это мнение совершенно ошибочно. Большинство бедняков, знакомых нам, вовсе не лентяи. Для них каждый день — борьба, каждый день приходится решать бесконечные проблемы. Дела, которые мы делаем автоматически и без усилий, требуют от них больших затрат энергии: добраться на работу и домой без машины, найти еду и заплатить за нее, обналичить чек (если есть что обналичивать), не имея банковского счета… Самый наглядный пример: мы начали представлять глубину их отчаяния и разочарования, которые вызваны бесконечными неудачными попытками найти работу.

В CW работает специалист по психическому здоровью, оказывающий медицинскую и эмоциональную поддержку членам клуба, пытающимся справиться с негативными последствиями бедности. Вся прошлая жизнь, полная неудач и отказов, наполняет их страхом. «Обращаться за работой очень страшно, — говорит один из членов CW. — Когда мне отказывают, я разочаровываюсь в самом себе. Начинаю спрашивать себя, что сделал не так и когда ошибся». Другой рассказывает, как «страшно просто выйти из дома, пойти и найти работу, страшно, что тебя развернут или вышвырнут, страшно, что тебе не перезвонят». Эти люди мучительно переживают свою оторванность от общества и бесконечные свидетельства того, что с ними что-то не так. Для многих, какой бы тяжкой ни была их жизнь, слишком болезненно делать еще одну попытку, рискуя вновь потерпеть неудачу.

Из-за тяжелых эмоциональных ран зачастую реальная проблема бедняка — не найти работу, а удержаться на ней. Это стало главным открытием Филипсов. Устроившись на место, многие увольняются, потому что кто-то из коллег обошелся с ними неуважительно, они опоздали на автобус или у них заболел ребенок. Теряя работу снова и снова, эти люди теряют и уверенность в себе, и шансы найти новое место. «Сгоряча или столкнувшись с проблемой — реальной или воображаемой — бывшие безработные увольняются по первому же импульсу, не осознавая, что их будущее зависит от того, удержатся ли они на службе». Дэйв изучил эту проблему своим бухгалтерским умом и пришел к выводу, что типичному члену их клуба нужен год, чтобы закрепиться на работе, и что наибольший риск вылететь с нее наблюдается в первые три месяца. Поэтому в CW действует строгая система мониторинга с трехмесячным периодом, с частыми встречами и проверками. Члены клуба, как заклинание, учат фразу «Прежде чем уволиться, позвони». И если в состоянии стресса кто-то из них создает проблемную ситуацию, то пользуется горячей линией.

Год на работе обычно знаменуется материальной и эмоциональной стабилизацией. Вот что говорит один из членов CW: «Думаю, когда у меня не было работы, это невероятно усиливало депрессию, да еще изоляция… чувство, что все у тебя не так, как у людей. Но когда я трудоустроен, а в своем небольшом деле я дока, то чувствую себя великолепно. У меня есть цель. Я ощущаю, что все со мной хорошо. Я вместе со всеми связан с другими людьми».

Кроме того, CW не жалея сил обогащает умственную жизнь членов клуба. На семинарах их обучают «неписаным правилам игры» на рабочем месте, учат строить прочные отношения с сослуживцами, правильно вести себя с конфликтным боссом и никогда не увольняться без предварительного звонка. Члены клуба учатся сосредоточивать усилия на «следующем шаге» выхода из бедности: приобретении востребованных на рынке труда навыков, свидетельств и степеней, а может, водительских прав.

Выгодой для бизнесменов Цинциннати, которые нанимают и обучают членов CW, является намного более высокий, чем в среднем, уровень удержания работников: CW «значительно снизил текучку во многих компаниях — иногда более чем наполовину, устроив на работу 4000 бедняков и хронических безработных и затем предоставляя им услуги, способствующие их удержанию на местах… В банке Fifth Third 90% работников, нанятых в рамках этой программы, трудятся там по крайней мере один год. Для сравнения: средний уровень удержания новых сотрудников в Fifth Third в течение первого года — 50%». По CW в целом этот показатель для членов клуба составляет 80%.

CW оказывает поистине революционное воздействие на судьбы людей. Если государственные службы занятости Цинциннати обычно тратят $30 000 в год на обслуживание каждого бедного домохозяйства, то CW помогает человеку найти и сохранить работу, единовременно затратив $1200. За десять лет клуб может сэкономить обществу более $100 млн. «Почему бы им просто не найти работу? Это вопрос на миллион долларов, если речь идет о хронических безработных, — говорит Лайана Филипс. — Ведь эта огромная цифра — сумма минимальных расходов общества на каждую бедствующую американскую семью за весь срок ее существования».

Очень многие хронические безработные упираются в выбор: сдаться или прибегнуть к сомнительной помощи перегруженного механизма государственной службы занятости. Целостный подход Cincinnati Works — это подлинная Третья альтернатива. Лишь избранные, такие как Уэлдон Лонг, самостоятельно находят и проходят путь из бедности. Но для многих из 37 млн американских бедняков «суровая и величественная» любовь сторонников мышления по принципу Третьей альтернативы, подобных Филипсам, может обернуться началом самостоятельности и концом нищеты.

Как покончить с нищетой: взгляд изнутри

Большинство из нас не способны представить себе мир без бедности. На планете 878 млн человек не могут себе позволить такие предметы первой необходимости, как чистая вода, пища и кров. Среди них — 10 млн беспризорных детей. Более 11 млн детей бедняков умирают, не дожив до пяти лет. Людей доброй воли ошеломляет сложность задачи избавления страдальцев от невзгод.

Но не все так мрачно. С 2005 по 2010 г. число бедняков сократилось почти на полмиллиарда благодаря экономическим достижениям развивающихся стран. Как отмечает Лоуренс Чэнди (Брукингский институт), «снижение уровня бедности подобного масштаба не имеет аналогов в истории: никогда еще такому числу людей не удавалось вырваться из нищеты за столь короткое время». Похоже, развивающийся мир наконец-то действительно начал развиваться, и, возможно, забрезжила надежда на полное искоренение бедности.

10 млн человек поступили примерно так же, как Уэлдон Лонг, вытянули себя из нищеты и нашли свое место на рынке труда. Конечно, катализатором этих процессов служит развитие глобальных рынков в Азии, Африке и Латинской Америке, но радостно сознавать, что столь многим удается самостоятельно ухватиться за возникшую счастливую возможность.

Повсеместно некогда бедные люди находят Третью альтернативу прозябанию в нищете и ожиданиям, когда придет кто-то и спасет их. Она находят ее в собственных внутренних ресурсах. Государственные инстанции и благотворительные организации уже сделали для бедняков очень и очень много, но в конечном счете самыми эффективными оказываются те решения проблемы нищеты, которые изыскивают сами бедняки. Продиктованные благими намерениями усилия извне снабдить людей деньгами и всем необходимым оказываются попросту безрезультатными, пока что-то не изменится в них самих. Это нечто — рождение чувства самоуважения.

Люди извне могут помочь этой перемене. Много лет назад Джерри и Моник Стернин основали благотворительный фонд, желая улучшить питание детей во Вьетнаме. Здоровые малыши в тысячах отдаленных деревень гибнут просто из-за недостатка нужной пищи. Вьетнамское правительство пригласило Стернинов оценить ситуацию на месте и решить, что можно сделать. Они не были первыми. Много групп успело побывать здесь с молоком и высокобелковым печеньем, но когда у них заканчивались припасы и готовность помогать, сворачивали свою деятельность. «Они приезжают, кормят, уезжают, и ничего не меняется», — замечает Стернин.

«Понять причины неудач было нетрудно, — уверен Джерри. — Деревни пассивно принимали благотворительную помощь, ничто не побуждало и не заставляло их жителей менять ни одну из привычных схем, приводящих к неправильному питанию собственных детей». И Стернины, хотя и привезли кое-какие припасы, решили не превращать еду в манну небесную, достающуюся без усилий, а принялись с эмпатией искать ответ среди самих крестьян. Во-первых, они встретились со старостами четырех деревень и выяснили, что до сих пор их никто ни разу не привлекал к решению вопроса о том, что не так со здоровьем детей. Когда вьетнамцам задали этот вопрос, они с пылом кинулись искать ответ. Доб­ровольцы взвесили каждого ребенка и сопоставили эти данные с величиной семейного дохода. Жители деревень были потрясены, узнав, что среди детишек, которые лучше всего питаются, немало тех, кто живет в самых бедных семьях. Все были поражены, всем не терпелось узнать, что эти семьи делают по-другому. Так началось интенсивное эмпатическое слушание. Селяне как губка впитывали все, что узнавали от соседей, пусть даже находящихся в самом низу социальной лестницы.

Скоро выяснилось, что беднейшие из бедных к скудному рациону риса в изобилии добавляли крохотных креветок и свежую зелень дикого батата, выполотого на рисовых чеках. Вдруг выяснилось, что эти «отбросы», которые большинство селян считали непригодными для детского питания, являются ценным источником белка и витаминов. Эти и другие открытия, которые впоследствии спасли от фатальных ошибок в питании тысячи детей, оказывается, все время были известны селянам, но из-за недостатка самоуважения родители просто отказывались видеть собственные сильные стороны. «У нас бедная деревня, — все время говорили они. — Мы не знаем ответов. Мы страдаем, пока не придут богатые и образованные, чтобы помочь нам».

Мысля по принципу Третьей альтернативы, Стернины понимали, что, если не произойдет сдвиг парадигмы, деревенские дети так и будут жертвами мышления меж двух альтернатив, которое было свойственно очень многим беднякам: «Никто не хочет нам помочь, а сами себе мы помочь не можем». Во Вьетнаме Стернины узнали, что «традиционная модель социальной и организационной перестройки не работает. И никогда не работала. Невозможно укоренить привнесенные извне решения». Но если дать беднякам возможность самостоятельно искать выход из нищеты и помочь им увидеть в себе одаренных и способных на все личностей, то они могут предложить блестящие решения.

Стернины тоже подают пример создания противотипов — искусства обретения синергии путем отказа от прописных истин. Высокообразованные, технологически подкованные западные люди, они были приглашены во Вьетнам спасать «примитивных» селян. Но Стернины все перевернули с ног на голову. Они приехали учиться, а не учить. Они слушали, а не навязывали свои идеи. Они вступали с людьми в синергические отношения, а не диктовали им свою волю. И нашли самые плодотворные решения в подсказках беднейших из бедных.

При поиске Третьих альтернатив для решения проблемы нищеты Магический театр не признает границ между людьми ни в социальном плане, ни в уровне образования. Бедняки — мастера инноваций, ведь им часто приходится находить самые оригинальные решения сложных проблем, просто чтобы прокормиться. При мысли об инновациях нам вспоминаются Apple, Google и сложно устроенные корпорации с громадным бюджетом и исследовательскими лабораториями. Но некоторые самые революционные инновации современности в изобилии рождаются в лавчонках и на полях изобретательной бедноты.

Дважды в год студенты Индийского института управления в Ахмедабаде отправляются в странствие по сельской глубинке на срок от восьми до десяти дней. Во время этой шодхьятры, или пешего путешествия, студенты ищут Третьи альтернативы — оригинальные идеи, удивительные или новые творения, порожденные необходимостью их появления в отдаленных индийских деревнях. Участники шодхьятры с восторгом приветствуют даже самые скромные положительные изменения. Обнаружив какой-то необычный метод или приспособление, придуманные фермером или ремесленником, они добавляют информацию о новинке в банк данных Honey Bee Network — национальной организации, занятой поиском и использованием новых знаний.

Ее название переводится как «пчелиная сеть», поскольку пчелы, цветы и мед составляют симбиоз. Профессор Анил Гупта, основавший Honey Bee Network, видит в ней средство обретения синергии новаторами из народа, венчурными предпринимателями и учеными. Классический противотип, организация в своей деятельности исходит из принципа, что величайший в Индии ресурс знаний — это ее провинция, а не университеты. «Когда говорят об Индии как о стране, экономика которой основана на знании, предполагается, что сельские жители будут заняты только на самых низовых уровнях создания добавленной стоимости и никогда не станут источником знания. Но это абсурд», — убежден Гупта.

По меньшей мере полвека над парадигмой развития главенствовала мысль о том, что роль государства или гражданского общества сводится к обеспечению тем, чего не хватает беднякам, — т.е. материальными средствами, возможностями получения навыков, ресурсов или работы. Эта парадигма не способна задействовать то, чем зачастую богаты бедные люди, — их знания.

Если человек беден с экономической точки зрения, это еще не значит, что он беден знаниями. Но принято считать, что бедняки, находящиеся на самых нижних уровнях экономической пирамиды, находятся и в самом низу пирамиды знания. Это утверждение как никакое другое далеко от реальности.

Honey Bee поставляет данные Национальному инновационному фонду, скопившему более 50 000 новаторских решений, собранных по всей Индии. Знания о них распространяются в равной мере среди инвесторов и сельских жителей — всех, кому они могут пригодиться. Студенты добросовестно записывают лекарственные травяные сборы, оригинальные способы использования маленьких моторов (например, старый Sony Walkman использовался для вращения вентилятора) и даже местные рецепты карри. Они обращают внимание и на маленькие чудеса — например, один ребенок знал названия и сферу применения 300 с лишним местных растений.

Иногда удается обнаружить подлинно новаторские идеи, способные преобразить жизнь бедняков. Одним из таких успехов стал холодильник Mitti Cool Мансукха Праджапати, сделанный из оригинального треугольного глиняного сосуда и не требующий электричества, — ныне их используется несколько тысяч. Он также изобрел плуг, приводимый в действие мотоциклом, и глиняную сковороду с антипригарным эффектом, которая, по отзывам, ничем не уступает тефлоновым, но стоит всего доллар.

Там, где мельницы не принимают заказов мелких фермеров, найдется умелец, который сделает передвижную мельничку на двух колесах и не даст пропасть вашему урожаю. Ее легко превратить в стиральную машину, если вам заодно захочется постирать. Изобретатель приспособления для лазания по кокосовым пальмам в настоящее время продает его на международном рынке. Растительная мазь от экземы, рецепт которой придумали в одной фермерской деревушке, стала популярной во всем мире. Один мужчина придумал велосипед-амфибию, на котором пересекал реку, чтобы повидаться с подружкой. «Мне было некогда ждать лодку, — говорит он, — потому что я назначил свидание своей возлюбленной. Страсть превратила меня в изобретателя. Даже любви нужна помощь технологии». Этот велосипед — не пустая забава: изобретатель видит в нем средство спасения для жителей районов, подверженных наводнениям.

Для профессора Гупты и его Honey Bee Network вся Индия — Магический театр, богатый на Третьи альтернативы всякой обыденности. Сама его организация — это громадный противотип, процветающий на революционных — и прибыльных — идеях, зародившихся в самом сердце бедной сельской глубинки, а не в лабораториях могущественных корпораций. К его чести, Гупта не жалеет сил на защиту интеллектуальной собственности тысяч новаторов Honey Bee Network. «Если мы чему-то научились у людей, то должны поделиться с ними», — говорит он. И делится не только знаниями, но и прибылями.

Но еще важнее экономической духовная ценность работы Гупты. Когда к их знаниям относятся с уважением, когда кто-то ценит вносимый ими вклад, бедняки откликаются всем сердцем. Деревня, на которую столько времени никто не обращал внимания, вдруг оказывается неисчерпаемым источником знаний о травах, и все общество с почтением учится у нее. Деревенские ребятишки наперебой торопятся продемонстрировать свои изобретения, и гордость за свои достижения побуждает их дух стремиться к новым высотам.

Великая синергия

«Бедность не должна присутствовать в цивилизованном человеческом обществе. Ей место в музее. Там она и окажется», — убежден нобелевский лауреат Мухаммад Юнус. Создатель отрасли микрокредитования — блис­тательной Третьей альтернативы, — Юнус понимает, что проблема бедности по сути имеет духовный характер. Она поражает человеческую личность целиком. Невозможно отделить физическую бедность от скудости ума, сердца и духа. Чтобы искоренить бедность, нужна международная позитивная синергия, захватывающая все составляющие человеческой природы. Деградирующее и голодающее тело, угнетенное неоцененное сердце, необразованный ум, отчаявшийся дух — все это составляет негативную синергию, которую мы и зовем бедностью.

Юнус верит в возможность высвободить личностный потенциал бедняков, который позволит им самостоятельно выбраться из нищеты. В 1970-х гг., будучи профессором экономики в Бангладеш, он пришел к выводу, что материальная бедность главным образом является следствием мышления меж двух альтернатив: неимущим людям нужны кредиты, чтобы начать собственный небольшой бизнес, но банки не дают им денег, поскольку они бедны; ссуды, которые им нужны, слишком незначительные, чтобы с ними связываться, да и риски велики. В итоге бедняки были обречены зависеть от ростовщиков, которые требовали за сырье разорительные проценты. Они просто не могли вырваться из этого замкнутого круга — вся их прибыль уходила ростовщикам.

И Юнус предложил Третью альтернативу: банк микрокредитования, дающий мелкие ссуды бедным пастухам и фермерам, чтобы постепенно они могли поправить свои дела и не попасть в лапы ростовщиков, которые нещадно их эксплуатировали. Он достаточно хорошо знал свой народ, чтобы доверять его искренности и честности; уровень возврата долгов по микрокредитам превышает соответствующие показатели большинства крупных клиентов банков. Сегодня более 100 млн человек выбираются из нищеты с помощью движения микрокредитования. Хотя отдельные нечестные люди пытались извратить эту идею, она остается надеждой миллионов. Когда я ужинал с доктором Юнусом, он поведал мне, что цель его жизни — увидеть конец нищеты.

Юнус верит, что великое политическое противостояние по проб­леме бедности затрагивает это явление лишь поверхностно, поскольку ограничивается политэкономией, а она «в отсутствие человеческого элемента суха и безжизненна, как камень». По его мнению, крайне левые, надеющиеся решить проблему бедности простым перераспределением денег, настраивают малоимущих на саморазрушение: «Вы ничего не можете, правительство вынуждено заботиться о вас. И вы зависите от нас». Крайне правым с их идеалом невмешательства в свободный рынок, который будто бы сам все сделает, Юнус напоминает: «Свободные рынки не предназначены для решения социальных проблем; наоборот, в действительности они могут лишь усугубить проблемы бедности, болезней, загрязнения окружающей среды, коррупции, преступности и неравенства». По мнению Мухаммада Юнуса, ни одна сторона не имеет ясного представления о том, какое дело на самом деле нужно сделать. А оно заключается в том, чтобы пробудить в бедняках человеческое достоинство.

Юнус мечтает о великой синергии между миром корпораций и бедняками, чтобы мощь капитала объединилась с их вдохновенной способностью творить Третьи альтернативы, которые он называет «социальными предприятиями». Их назначение, по его словам, — скорее «положить конец социальной проблеме», нежели дать прибыль акционерам. GroupeDanone, французский пищевой гигант, совместно с Мухаммадом Юнусом организовал некоммерческую Grameen-Danone Company, давшую работу тысячам неимущих в Бангладеш. Компания производит обогащенный йогурт, доступный по цене бедным детям этой страны. Grameen-Danone Company укрепляет их здоровье, в больших объемах закупает молоко местного производства и дает людям работу, которая укрепляет их чувство собственного достоинства. Вот пример модели социального бизнеса в действии — бизнеса, далеко превосходящего сумму своих частей. Это синергия, способная трансформировать всю страну.

Юнус верит, что такая Третья альтернатива — социальный бизнес — способна в короткий срок подарить нам мир, в котором нет бедности. Это невозможно предсказать. Инвесторы Danone знают, что единственная прибыль от предприятия в Бангладеш, на которую они могут рассчитывать, — «психологическая и духовная [отдача] от помощи беднякам, находящимся на противоположном конце земного шара». Возможно, обещание первостепенного богатства привлечет достаточно капитала, чтобы такого рода изменение могло осуществиться. Юнус уверен в этом: «Не всякий бизнесмен думает только о максимальной прибыли. У компаний может быть иная цель: служение общественному благу. Нам нужны бизнесмены, которых влекут не деньги, а стремление делать что-то хорошее для общества».

Независимо от того, осуществится ли видение Юнуса, я глубоко восхищаюсь его ментальной установкой на Третью альтернативу, которая уже позволила миллионам бедных людей начать борьбу за лучшее будущее благодаря собственным силам и инициативности. Кроме того, он отводит решающую роль бизнесменам и правительству. Сочетание личной ответственности с возможностями организаций, стремящихся к социальной справедливости, может укрепить человеческое достоинство бедняков и покончить с их бедственным положением. В этой книге я пытаюсь выступать в роли шодхьятри, искателя Третьих альтернатив в нашем обществе. Они повсюду, будто сигнальные костры, тут и там вспыхивающие во тьме. Каждый такой огонь разгорелся потому, что кто-то где-то применил парадигму синергии вместо парадигм обороны и нападения.

Я вижу себя. Вот Уэлдон Лонг, беднейший из бедных, с глубоким сосредоточением вглядывается в свое отражение в зеркале и осознает, что нищета — нравственная, материальная, эмоциональная — результат его собственного выбора и что ему вполне по силам сделать иной выбор.

Я вижу тебя. Вот Анил Гупта, профессор в сфере управления, горожанин до мозга костей, видящий в глазах бедных селян Южной Азии не беспомощное невежество, а сокровища знаний, способные обогатить весь мир. Он говорит: «Люди могут быть бедны в экономическом отношении, но это не говорит о скудости их умов. Умы тех, кто ниже всех стоит на общественной лестнице, — вовсе не низкие умы».

Я обращаюсь к тебе. Вот Уорд Клэпхем, канадец, суровый офицер Королевской конной полиции. Он охотится за подростками не для того, чтобы арестовать их, а чтобы наградить за то хорошее, что в них есть, чтобы чему-то у них научиться и поработать вместе. Клэпхем видит не «малолетних преступников», а будущих продуктивных членов общества, родителей, партнеров по синергической миссии, состоящей в том, чтобы построить гражданское общество для будущих поколений.

Я вступаю с тобой в синергические отношения. Вот Натали Еремиенко, она объединяется с художниками, инженерами, садовниками и морскими биологами — со всеми, кто хочет участвовать в Магическом теат­ре, — чтобы трансформировать экологию огромного города маленькими чудесами синергии.

Если я ее ищу, как все эти великие люди, значит, я смотрю на наше общество и воспринимаю его болезни как возможности для трансформации, как призыв изменить правила игры и создать будущее, превосходящее все мои мечты о нем. Если мы оба стремимся к синергии, я и ты, значит, самые непримиримые противоречия между нами становятся не более чем смутным воспоминанием. И неважно, велик или мал круг нашего влияния, т.е. идет ли речь о маленькой семье или обо всем обществе, — последствия наших поступков со временем распространяются все дальше. Нам незачем бездействовать в параличе, вызванном ложными дилеммами. Незачем ждать, пока общество изменится. Мы можем сами изменить его своими осознанными усилиями.

Учите, чтобы учиться

Самый лучший способ учиться по этой книге — учить кого-то еще. Всем известно, что учитель узнает гораздо больше ученика. Так что найдите кого-то — сослуживца, члена семьи, и знакомьте его с открытиями, которые сделаете на этих страницах. Задайте следующие вопросы для осмысления или сформулируйте собственные.

• Алан Гринспен говорит о «великом расколе в нашем обществе, который становится все более деструктивным». На каких предпосылках основаны взгляды на общество обеих враждующих сторон? В чем ограничения позиций каждой из них?
• Что такое «взаимозависимость»? Почему люди, мыслящие по принципу Третьей альтернативы, считают взаимозависимость ценной для решения социальных проблем? Каким образом идея дхармы могла бы помочь нам как индивидам противостоять возникающим у нас проблемам?
• Как история возрождения Таймс-сквер может помочь нам решить вопросы в собственном жилом районе или общине? Как она демонстрирует ценность участия самых разнородных групп в решении социальных проблем? Как процесс создания прототипов был использован для обнаружения Третьей альтернативы?
• Каковы ограничения «жесткого» и «либерального» подхода к проблеме преступности? Почему Уорд Клэпхем организовал деятельность полицейского управления на принципе синергии? Что делает противотипами такие его решения, как «позитивное штрафование» и гоночный полицейский MINI Cooper?
• Опишите две стороны Великого противостояния по проблеме здравоохранения. Почему это дебаты вокруг ложной дилеммы?
• В чем заключается наша личная ответственность по охране своего здоровья? Что значит «заботиться о здоровье человека в целом»?
• «Мощная индустрия здравоохранения в действительности является "индустрией болезни"». Что означает это утверждение? Что мы узнали о Третьих альтернативах в сфере здравоохранения из историй центра здоровья «Хорошая жизнь», клиники Norman и IHC?
• Что мы узнали об эмпатическом слушании из сюжета о мужчине и женщине, которые обсуждали вопрос охраны окружающей среды?
• Потенциальное широкомасштабное воздействие мелких, узконаправленных Третьих альтернатив: чему нас учит опыт Натали Еремиенко и Алана Сэйвори?
• В чем отличие первостепенного богатства от второстепенного?
• Почему именно первое в отличие от второго имеет решающее значение для нашего благополучия?
• Уэлдон Лонг говорит, что страх — главное препятствие для людей, пытающихся вырваться из нищеты. Что порождает этот страх? Как его можно преодолеть, судя по опыту Уэлдона Лонга?
• Что мы имеем в виду, говоря, что победу над бедностью принесет только процесс, развивающийся «изнутри наружу»? Какие подтверждения этого принципа вы находите в повестях Джерри и Моник Стернинов и организации Honey Bee Network?

Пробуйте!

Какие социальные проблемы или возможности вы видите в своем жилом районе или общине? Приступайте к созданию прототипов Третьих альтернатив. Привлеките к участию других людей. Пользуйтесь инструментом «Четыре шага к синергии».