Адаптация этнокультурная (лат. adaptacio – приспособление) – процесс активного приспособления индивида к условиям иной этнокультурной среды на основе целевой и ценностно-ориентационной установки индивида, индивидуальных возможностей достижения (знаний, опыта), результатом чего является выбор адекватной стратегии поведения и позитивной этнокультурной идентичности. Исследования усвоения чужой культуры и адаптации к переменам остаются одними из самых популярных и применимых на практике. Культурное разнообразие, расширение межкультурных контактов, отмена госконтроля законов занятости, интенсивные миграционные потоки и перемещения, социальная мобильность увеличили мультикультурный характер многих стран, добавляя к числу языков и религий иные этнич. и культурные фоны на континенте. Контакты носителей принципиально разл. этнокультурных ценностей и норм поведения, социальных образцов и стереотипов восприятия, знаний и культурно-исторического опыта, установок, представлений имеют инновационный и динамичный характер развития, причем достаточно проблемный и не всегда адекватный характер. В этом отношении А. э. выступает формой научения культурно-специфическим навыкам, необходимым для нахождения общего языка с новым культурным окружением. Учитывая это, культура может и должна рассматриваться как результат деятельности человека, как предпосылка и как следствие поведения индивида, а не только как его детерминанта или фактор, предшествующий это деятельности.

При кардинальной смене среды обитания (напр., места проживания), деятельности и социального окружения индивида, возрастает т. наз. «общий адаптационный синдром» (термин предложен Г. Селье). Смена среды обитания, деятельности и социального окружения может привести либо к трансформации культурной идентичности, в том числе и набора убеждений и установок в отношении себя и своего членства в культурной группе; либо к аккультурационному стрессу как ответу индивида на события жизни, коренящиеся в межкультурном контакте, когда те превышают его возможности справляться с ними (схоже с понятием культурного шока). Существуют разные стратегии преодоления стресса и повышения адаптивности. Например: 1) наступление (планирование, сворачивание прочей деятельности и активное преодоление), при этом снижается уровень депрессии; 2) избегание (игнорирование на поведенческом уровне, отрицание, отсутствие позитивной интерпретации), при этом усугубляются депрессивные тенденции; 3) принятие (признание проблемы и сдержанная реакция на нее); 4) поиск социальной поддержки (стремление найти эмоциональную и практическую поддержку).

Для характеристики полиэтничности и поликультурности совр. общества представляется целесообразным выделить социокультурную адаптацию (или аккультурацию) как процесс, в результате к-рого происходит изменение внеш. поведенческих стратегий индивида в ответ на требования новой социокультурной среды, и психол. адаптацию как процесс, в результате к-рого достигается внутр. равновесие, психол. и физич. благополучие, удовлетворенность в новом социокультурном контексте. Эконом. адаптация прогнозируется не только по тем же параметрам, но включает и мотивацию миграции, восприятие нехватки или утраты статуса при первом вступлении в рабочий мир. Неизбежным результатом массовых международных, межэтнич. перемещений и контактов становятся разл. варианты интеракций с принимающим этнич. большинством, сложность построения идентичности, принятия ценностей личности, семей и общин, общества в целом. Существенным являются психол. особенности личности – мотивы, установки, ценности и индивидуально-личностные возможности, весьма изменчивые, влияющие на процесс аккультурации, что характеризует состояние и развитие межкультурных отношений. Наиболее значимым в данном контексте выступает наличие признаков отличительности групп – численность, власть, права, ресурсы, включенность в межкультурные связи как личности или как группы. Выделяют 3 критерия, позволяющих дифференцировать группы усваивающих чужую культуру – индивидуальных и этногрупповых адаптантов: мобильность – наличие или отсутствие перемещений в пространстве (оседлые/мигранты); степень свободы выбора (добровольность/вынужденность действий); стабильность (постоянные/временные). Имеются данные о гендерных различиях в идентификации и аккультурации: ассимиляция мальчиков и мужчин осуществляется быстрее, а женщины относятся к ассимиляции более негативно, имея более выраженную склонность к сохранению идентичности культуре происхождения. Суть трудностей взаимодействия состоит в понимании и принятии иной культуры, ее отличия от собственной, предсказании поведения других, сохранении этнич. своеобразия и личной индивидуальности. Значение и смысл в понимании социального поведения, частота встречаемости разных типов поведения в культуре, элементы сходства (степень похожести), а не только акцентирование на различиях позволяют избегать непонимания во взаимоотношениях представителей разных культур. Уровень А. э. зависит и от степени дисперсности расселения этнолокальных групп в преобладающей культурно-языковой среде. Основой этнич. идентичности является совокупность объективных этнодифференцирующих признаков (маркеров) – общность языка, осн. черт материальной и духовной культуры, субъективных характеристик: национ. характер, стереотипы поведения, представления об общем территориальном и истор. происхождении, антропологическое сходство и религия. Диапазон восприятия колеблется от полного отрицания существования иных культур до интеграции («инкультурации» – вхождения, «врастания») в новую, иную культуру, когда ее нормы и ценности, традиции и стандарты поведения, разл. атрибуты начинают восприниматься как свои собственные. Общее правило гласит: чем больше культурные или поведенческие различия, тем больше потенциальный негативизм их оценки. Чем более негативны и конфликтны отношения между культурами, тем ниже уровень воспринимаемого культурного сходства. Г. Триандис отмечает, что чем больше культурная дистанция, тем непродуктивнее культурные контакты.

А. э. может улучшать или не улучшать «соответствие» между индивидом и окружением – можно принять позицию тождественности, сходности (как результат ассимиляции) либо сопротивления, изменчивости (через сепарацию). Она может рассматриваться как изменение от «первичного контроля» до «вторичного контроля», как долговременный и продолжительный процесс, где вариации возможны от весьма положительного до очень отрицательного показателя образа жизни в новом культурном окружении, т. е. адаптация к аккультурации есть изменчивый и многогранный процесс. Психол. адаптацию определяют личностные переменные – качество и количество связей, социальная поддержка и события, к-рые изменяют жизнь, тогда как социокультурная адаптация базируется на культурных знаниях, степени контакта и положительных межгрупповых установках, ее изменения более предсказуемы: сначала адаптация стремительна, затем темп стабилизируется. Отношения с обеими культурами, продолжительность проживания в новой стране, общие социальные навыки, постоянные связи с соотечественниками, наследственной культурой, с членами общества проживания – особенно если они соответствуют ожиданиям – являются прогнозируемыми показателями успешной адаптации.

Этнич. многообразие большинства стран и регионов требует переориентации обществ. сознания на идею поликультурности. Обучение, интерес к др. культуре, дружба с носителями этой культуры будут развивать социальные навыки и «социальные сети». Наметившийся переход от идеи образования для «разных по культуре» к «образованию для всех» представляется концептуально важным, ведет к познанию многообразия мира, знакомству с традициями разл. народов и привитию навыков взаимодействия с людьми разных культур.

• Кросс-культурная психология. Исследования и применение / Дж. Бери и др. Харьков, 2007; Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.

Аккультурация (англ. acculturation) – усвоение новой культуры в результате непосредственного контакта с ней. В совр. понимании термин А. имеет 2 значения: 1) постепенное приобретение детьми форм поведения, характерных для культуры (субкультуры), внутри к-рой они растут, и 2) процесс заимствования, восприятия культуры др. группы в условиях тесного взаимодействия с ней. Этнопсихологи, как правило, говорят об А. во 2-м значении. Впервые термин А. отмечается в 1880 г. у Пауэлла из Американского этнографического общества, к-рый, изучая языки коренного населения Сев. Америки, назвал А. психол. изменения, происходящие в результате кросс-культурного подражания. Его коллега МакГи говорил об А. как процессе обмена и взаимных улучшений, с помощью к-рого общества проходят путь от первобытности к варварству, затем к цивилизации и просвещению. Редфилд, Линтон и Херсковиц определили А. как «результат непосредственного, длительного контакта групп с разными культурами, выражающийся в изменении паттернов культуры одной или обеих групп».

Факторы, влияющие на ход А. и успешность адаптации, подразделяют на общегрупповые и индивидуальные. Общегрупповые факторы определяются характеристиками взаимодействующих культур. Особую важность представляет степень сходства или различия между исходной и принимающей культурой, для оценки к-рых Бабикер предложил термин индекс культурной дистанции, определяемый языком, религией, структурой семьи, уровнем образования, материальным комфортом, климатом, пищей, одеждой и др. На индекс культурной дистанции влияет история отношений между двумя народами – наличие конфликтов, войн, геноцида. Индивидуальные факторы он подразделяет на демографические и личностные. Среди демографических факторов основным является возраст: быстро и успешно адаптируются маленькие дети, в то время как для взрослых, особенно для пожилых людей этот процесс оказывается сложным, часто болезненным. Мужчины, как правило, адаптируются легче, чем женщины, а симптомы культурного шока меньше проявляются у высокообразованных людей. К личностным факторам, способствующим успешной А., относят: когнитивную сложность, отсутствие авторитарности, толерантность, гибкость, интернальный локус контроля, терпимость к неопределенности; выносливость, низкий уровень тревожности, самообладание, самоэффективность и самоконтроль. Эти качества способствуют психол. комфорту и помогают овладевать новыми социальными нормами, ценностями и языком. Процесс А. и адаптации проходит легче у людей с реалистичными ожиданиями. Важнейшим фактором успешной адаптации и показателем А. является знание местного языка, к-рое помогает преодолению чувства беспомощности и зависимости способствует установлению контакта с местными жителями. Для снижения негативного воздействия новой культуры важно предварительное знакомство с историей, культурой и жизнью в принимающей стране, а также наличие аккультурационного опыта. Особое значение может иметь добровольный или вынужденный характер миграции. Интерес к др. культуре и дружба с носителями этой культуры, расширение контактов способствуют совершенствованию социальных навыков, что помогает преодолеть стресс и облегчает А.

• Мещеряков Б. Г., Зинченко В. П. Современный психологический словарь. М., 2006; Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999; Уорд К. Азбука аккультурации // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003.

Аккультурация: теории. В зарубеж. психологии существует достаточно много теорий среднего и низшего ранга (согласно классификации Куна) объясняющих суть и механизм аккультурации (А.). Рудмин описывает 126 теорий А., разработанных в период с 1918 по 2003 г. Долгое время А. представляла интерес только для антропологов, этнографов и социологов, к-рые исследовали взаимовлияние и взаимоотношения этнокультурных групп. Со временем А. стала сферой интересов психологов, причем применение термина А. у них касалось личности. В психол. теориях А. обычно имеют в виду трансформацию ценностных ориентаций, ролевого поведения, социальных установок, а также психол. изменения и динамику эмоциональных состояний индивидов в процессе адаптации к др. культуре. Уорд отмечает 3 теоретических подхода к исследованию А., рассматривающих этот процесс с разных сторон и представляющих собой «азбуку А.» (the ABC’s of acculturation). Аффективный подход представлен теорией стресса. Согласно этой теории, перемещение в чужую культуру понимается как ряд жизненных изменений, вызывающих стресс, преодоление к-рого требует мобилизации адаптивных ресурсов. Причем сильное психич. потрясение, к-рое может вызвать контакт с иной культурой, обозначается термином культурный шок (предложен Обергом). В рамках данного подхода разработана пятиступенчатая модель динамики А.: 1-й этап («медовый месяц») характеризуется энтузиазмом, приподнятым настроением и большими надеждами; на 2-м этапе непривычная окружающая среда начинает вызывать негативные ощущения, усиливается чувство непонимания, отвержения местными жителями, появляется разочарование, замешательство, фрустрация; на 3-м этапе симптомы культурного шока могут достигать критического уровня и проявляться в депрессии, болезнях, чувстве полной беспомощности; на 4-м этапе депрессия постепенно уступает место оптимизму, возвращается ощущение уверенности и удовлетворения; 5-й этап характеризуется относительно стабильной адаптацией индивида к новой культуре

Поведенческий, или бихевиористский, подход апеллирует к теории социального научения. А. понимается как освоение культуроспецифических навыков, к-рые требуются для пребывания в новом культурном окружении. В рамках этого подхода рассматриваются различия в коммуникативных стилях, включая вербальные и невербальные составляющие, а также законы, традиции и нормы и их влияние на эффективность взаимодействия представителей разных культур. Приверженцы поведенческого подхода уделяют значительное внимание формированию адекватных коммуникативных навыков и подготовке к межкультурному взаимодействию в форме просвещения, ориентировки, инструктажа или тренинга, получившего в последнее время особое распространение, поскольку в процессе тренинга не только предлагается конкретная информация, но также предоставляется возможность переносить полученные знания на новые ситуации. Когнитивный подход отличается использованием теории социальной идентификации. С позиции когнитивизма акцент делается на такие когнитивные составляющие процесса А., как социальные установки по отношению к представителям своей и чужой культурной группе, восприятие исходной и усваиваемой культуры, этнокультурная идентификация и ее изменение. В рамках этого подхода рассматриваются разл. стратегии А., напр., 4-факторная модель Берри. Согласно 4-факторной модели перед мигрантами встают 2 осн. вопроса, касающихся идентичности с исходной и новой культурой и отношений с окружающими: «Стоит ли сохранять мое культурное наследие?» и «Стоит ли поддерживать отношения с др. группами?» Сочетание ответов на эти вопросы позволяет выделить след. стратегии А.: 1) маргинализация – отказ от своей культуры при отсутствии тесных контактов с новой культурой; 2) сепаратизм – сохранение своей культуры и отказ от контактов с новой; 3) ассимиляция – отказ от своей культуры при поддержке контактов с др. культурой; 4) интеграция – сохранение своей культуры и одновр. установление тесных контактов с другой. Наиболее адаптивными стратегиями считаются интеграция и ассимиляция, наименее – сепаратизм и маргинализация.

• Уорд К. Азбука аккультурации // Психология и культура / Под ред. Д. Мацумото. СПб., 2003; Rudmin F. W. Catalogue of acculturation constructs: Descriptions of 126 taxonomies, 1918–2003 / W. J. Lonner, D. L. Dinnel, S. A. Hayes, & D. N. Sattler (Eds).

Аксиология внутриэтнического общения. Аксиология (от гр. ἄξιος – ценный, λόγος – понятие, учение) понимается (в этике и социальной психологии) как опр. система личностно и общественно значимых представлений, установок, стереотипов поведения и регулирования взаимоотношений. Ценностные ориентиры, правила и нормы речевого О. в значительной мере предопределяют тематику, выбор языковых средств и доминирующую тональность межличностного дискурса, сформировавшегося в «силовом поле культуры» (В. С. Библер) того или иного этноса.

Русская речевая культура выработала самобытную коммуникативную стратегию, направленную на достижение в межличностном О. полноты взаимопонимания, взаимодействия и взаимоотношений. Системообразующая роль ценностной ориентации на взаимность проявляется в эволюции таких релевантных параметров межличностного дискурса, как: 1) типическая концепция адресата и искомой с ним общности, выступающая в кач. его содержательного ядра, 2) семантико-смысловое поле О., выполняющее роль его функц. базиса, и 3) диалогические отношения с характерной аксиологической модальностью, в к-рых находит выражение его жанрово-стилевое оформление. Направленность на достижение взаимности как искомой ценности в межличностном диалоге выражается также в «союзнической экспрессии», энергийной заряженности высказываний и в интенсивном накоплении общезначимых мыслей, представлений и переживаний, на фундаменте к-рых формируется интеллектуально, эмоционально и духовно общий мир коммуникантов. Поэтому в русском межличностном дискурсе слова не только являются носителями опр. значения, но отражают эмоциональное отношение и состояние говорящего и искомую общность с адресатом Функц. значимость идеала взаимности (ср. с принципом кооперации Г. П. Грайса), отличающего русское межличностное О. Это позволяет рассматривать его в кач. релевантного признака и онтологической основы «диалога личностей», а принцип взаимности – в кач. исторически сложившейся эмоционально-смысловой доминанты межличностного дискурса. Осмысление ценностной стороны межличностного дискурса способствует пониманию его виртуального развития, к-рое протекает в отсутствие адресата.

Самобытность межличностного О. проявляется и в его «вплетенности» в разл. дискурсы, включая институциональный. Это объясняется тем, что разнообразные социальные контакты воспринимаются в русской языковой среде как перспектива, позволяющая строить взаимодействие исходя из ценностных представлений, характерных для межличностного диалога. В итоге носитель языка обычно сохраняет в разл. социальных ролях внутр. идентификацию с самим собой и не ограничивается ролью пользователя языком в программируемой ситуации. Этические оценки, предопределяющие национ. своеобразие речевого взаимодействия, являются результатом длительной эволюции духовных потребностей. Аксиология русского речевого поведения, восходящая к православному и отчасти языческому миропониманию, по-прежнему сохраняет, согласно проведенным масштабным исследованиям, свою ориентацию на такие ценностные представления, как вера, совесть, справедливость, правда и общинность. Западноевропейская речевая культура избрала в кач. образца интеллектуальное О. античных философов. Это способствовало дальнейшей «персонализации индивида» (И. С. Кон) и формированию такого стиля речевого поведения, в к-ром проявлялись личностные особенности самостоятельно и оригинально мыслящих коммуникантов. Традиционный акцент на индивидуальность привел к утверждению рациональной доминанты О. и к доминированию в оценке человека представлений о его свободе, личностном достоинстве, инициативности и способности к самореализации. В итоге отличительными особенностями западноевропейского речевого поведения стали: акцентуация личностного начала, умение владеть собой, подчеркнутая категоричность и пафосность высказывания, к-рые связаны с формированием индивидуалистической культуры. Аксиология речевого поведения в странах т. наз. конфуцианского региона, напротив, не предполагала автономии отдельного человека и строилась на основе идеи иерархической организации общества. Ощущая себя частью семейного клана, человек осознавал себя включенным в единую социальную цепь и приобретал соответствующий статус (социальное «лицо»), предписывающий следование опр. этическим правилам. Этика «лица» как доминанта речевого поведения практически нивелировала индивидуальное своеобразие, сводя О. к демонстрации масок, соответствующих этикету. Общая для наследников конфуцианских этических ценностей готовность придерживаться традиционных образцов речевого поведения сформировала в этом регионе национально самобытные культуры коллективистского типа. Так, напр., китайское О. ориентировано на демонстрацию «всеобщей любви» и достижение «взаимной выгоды», а к числу его ценностных ориентиров неизменно относятся приоритетность силы, трезвого расчета и практически полезного результата.

Т. о., аксиология речевой культуры является своего рода ключом, раскрывающим ее национ. своеобразие, а присущие ей ценностные идеалы и представления позволяют глубже проникнуть в язык и созданный на его основе дискурс.

• Бахтин М. М. К философии поступка // Философия и социология науки и техники. Ежегодник 1984–1985. М., 1986; Российский менталитет: вопросы психологической теории и практики / Под ред. К. А. Абульхановой, А. В. Брушлинского, М. И. Воловиковой. М., 1997; Кон И. С. Открытие «Я». М., 1978; Грайс Г. П. Логика и речевое общение // Новое в зарубеж. лингвистике. Вып. XVI. Лингвистическая прагматика. М., 1985.

Барьеры межкультурных отношений опр. препятствия или проблемы, возникающие вследствие непонимания вербальных или невербальных сигналов пространственно-временного действия, затрудняющих интеракцию и мешающих обмену информацией, которые сопровождаются дискомфортом и отрицательными переживаниями. В межкультурных отношениях выделяют: барьеры (коммуникативные и психологические), трудности (субъективно переживаемые или объективные) или нарушения контактов коммуникации. Данная градация понятий считается неск. искусственной и скорее служит для дифференциации исследовательских задач либо разделения практического и науч. языка. Общим для них является непреднамеренность возникновения и порой бесконфликтность проявлений наряду с эмоциональным напряжением. Б. м. о. различаются – по тяжести протекания, степени вовлеченности партнеров, возможности изменений, степени результативности. Коммуникативные барьеры включают недостаточное владение техниками и приемами О., социальными навыками и умениями. В основе барьеров психологических заложены предрассудки, стереотипы, предубеждения. Б. Д. Парыгин, выделяет такие разновидности социально-психол. барьеров, как внутренние (нормы, установки, ценности, личностные особенности) и внешние (непонимание, дефицит информации и пр.). Е. В. Залюбовская указывает на феномен «индуцированного барьера», часто неосознаваемого, возникающего при контактах с людьми скованными, напряженными. Диапазон переменных, влияющих на эффективность межличностных взаимодействий, может включать как внеш. параметры (средовые и ситуативные, социальные и нормативные признаки, стандарты и ориентация культур), так и внутр., индивидуальные характеристики (психич. склад и опр. свойства личности, коммуникативная компетентность и опыт О., целевая и мотивационно-смысловая стороны). Эффективная межкультурная коммуникация требует «изоморфичных атрибуций», в том числе одинаковых интерпретаций поведения ее участниками. В осн. используются общие категории (язык, система образования, мифы, семейные структуры и пр.), но их содержание зачастую сильно отличается и есть различия в деталях. Именно детали культурных отличий порождают непонимание социального поведения, способствуя возникновению барьеров О. Косвенным индикатором наличия барьеров может служить их отражение в сознании участников интеракции. Особенно проявляется это при контактах коммуникантов в условиях жизни, отличной от их привычной среды обитания или проживания, напр., в условиях др. этнокультурной среды. Перемещаясь из одной культурной среды в другую, можно пережить состояние «культурного шока», когда приспособление к иному окружению вызывает проявление ряда физич. и психол. симптомов. Чем больше культурная дистанция между «старым» и «новым» (узнаваемым и неизвестным), тем ярче проявляются эти симптомы, включающие и чувство утраты контроля. Но они будут выражены меньше, если у человека больше опыта знакомства с «иным» (другим). Этноцентризм и культурная дистанция формируют восприятие несхожести, неодинаковости, негативных стереотипов, что приводит к конфликтам и барьерам в О. Барьеры О. связаны и с изменениями, к-рым подвергается как личность, так и культура. Барьерами, к-рые снижают эффективность интеракций, являются различия когнитивных схем, используемых представителями разных культур. Наиболее ярко дифференциация моделей восприятия проявляется при столкновении с иным мировоззрением, мироощущением и т. п. Препятствием и помехой контактам могут стать и стереотипы в случае, если они: а) не позволяют выявить индивидуальные особенности людей, несмотря на персональные вариации; б) повторяют и усиливают опр. ошибочные убеждения и верования до тех пор, пока люди не начинают их принимать за истинные; в) основаны на искажениях и дают неточные представления о людях, с к-рыми осуществляются межкультурные контакты. Индивиды сохраняют свои стереотипы, даже если реальная действительность и жизненный опыт им противоречат. В ситуации межкультурных контактов важно уметь эффективно обходиться со стереотипами, осознавать и использовать их или отказываться от них при их несоответствии реальной действительности. Культурные контакты зачастую оказываются неэффективными в силу привычек, самоопределения и разного восприятия ситуации, тем самым субъективная культура – совокупность типичных представлений о своем социальном окружении и характерные способы его восприятия и оценки – представляется базовой информацией для предсказания поведения личности в ответ на поведение др. человека.

При взаимодействии в разных культурах необходимо обращать внимание на элементы субъективной культуры: категоризацию, ассоциации, убеждения, цели, оценки, нормы, роли, ценности и др. элементы. Напр., категоризация позволяет сформировать представления о разл. формах социального поведения на основе обмена осн. ресурсами. Для улучшения контактов желательно определить пределы функционирования терминов, делать акцент на анализе О. (словарного запаса), выделять количество употребляемых слов и выражений, частоту совместного их использования. Чем больше одинаковых ассоциаций – тем лучше коммуникация. Связи между категориями и ассоциациями достаточно сложные в разных культурах, а интерпретация их содержания может существенно отличаться: индивидуалистическому типу культуры свойственны диспозиционные суждения, коллективистским – контекстуальные. Учет комплексного характера элементов субъективной культуры позволяет сделать опр. прогноз поведения. Личная эффективность (или успешность взаимодействия в незнакомой среде) зависит от чувства контроля над окружающей обстановкой, широты жизненного опыта и способности преодолевать препятствия, от степени рассогласования между ожиданиями и реальными событиями, от социальной поддержки и осведомленности, навыков взаимодействия и др.

Б. м. о. будут исчезать при наличии знаний о др. культуре, приобретения навыков в условиях межкультурного тренинга, который повышает значимость изоморфных характеристик культур и увеличивает шансы воспринимать людьми друг друга как похожих, вызывая межличностные симпатии, сокращая социальную дистанцию и повышая их самоэффективность. Модель «межкультурной сенситивности» позволяет расширить культурное познание, снять беспокойство/неопределенность в разных кросс-культурных ситуациях.

• Куницына В. Н., Казаринова Н. В., Погольша В. М. Межличностное общение. СПб., 2001; Триандис Г. К. Культура и социальное поведение. М., 2007.

Диалог в межкультурной коммуникации: гармонизация диалога в структуре «автор – адресат». В межкультурной коммуникации (М. к.) диалог «автор-адресат» в силу разных причин может иметь разные степени эффективности. Если эту эффективность изображать на шкале, то один ее полюс – это максимальная эффективность, или диалогическая гармония, а другой – минимальная, или нулевая, эффективность, вплоть до коммуникативного провала. В эффективном процессе М. к. имеет место адекватное взаимопонимание участников коммуникативного акта, принадлежащих к разным национ. культурам. Напротив, в случаях низкой коммуникативной эффективности, как отмечают Е. М. Верещагин и В. Г. Костомаров, включаются доп. факторы риска, к-рые могут лишить диалог не только коммуникативной гармонии, но и коммуникативного эффекта вообще, привести к полной коммуникативной неудаче. Гармонизацией О. в этой ситуации может считаться устранение или ослабление влияния факторов коммуникативной дисгармонии. Многое определяется уже на стадии интенции автора при порождении текста и отражается в его речемыслительной деятельности, начиная с отбора конкретного содержания, к-рое нужно передать, заканчивая отбором языковых средств для реализации (вербализации) авторского замысла. Автор стремится предотвратить любой возможный сбой в своем О. и для этого он старается пояснить все, что только может привести к снижению понимания. Для нарративного текста универсальным способом гармонизации является метатекст, к-рый может быть либо включен в ткань повествования, либо представлен во внетекстовом варианте. Термин «метатекст» – это «текст о тексте», реализующий метаязыковую функцию и тем самым эксплицирующий «заботу» автора о том, чтобы читатель понял его правильно, точно, адекватно. В лингвистическом смысле понятие «метатекст» объединяет как особого рода синтаксич. конструкции – пояснительные, так и более развернутый (выходящий за рамки одного предложения) внетекстовый социокультурный или языковой комментарий. В М. к. на лингвокультурной «границе» метатекст приобретает особое значение, его необходимость обусловлена след. факторами: 1) множеством незнакомых реалий др. культуры (субкультуры), составляющих этнографические лакуны; или 2) их иноязычными (или принадлежащими др. субкультурному коду) наименованиями. Иными словами, пояснительный метатекст порождают «забота» (Г. П. Уханов) о читателе и естеств. желание автора расширить его кругозор, удовлетворить его познавательный интерес.

Осн. условием коммуникации считается фоновое знание, т. е. «знание реалий и культуры, к-рым взаимно владеют говорящий и слушающий». С. Г. Тер-Минасова отмечает, что пояснительный метатекст призван восполнить недостаток фоновых знаний, и что он является специфическим средством, для «обслуживания» подобных ситуаций. Пояснение может строиться по модели реальной дефиниции, когда дается логическое определение через «род + видовое отличие». В др. случаях может иметь место простое переименование, или «перекодирование». Малоизвестному или иноязычному слову в ряде случаев дается общеупотребительное соответствие или русский эквивалент. Кроме внутритекстовых способов гармонизации диалога «автор – адресат», существует ряд внетекстовых способов: редакционные предисловия, послесловия, комментарии, примечания, сноски и т. п., цель к-рых – обеспечить наиболее полное и адекватное восприятие текста. По содержанию это может быть краткая дефиниция, типа перевода иноязычного слова. Иногда у автора возникает необходимость дать более пространный социокультурный комментарий, восполнить недостаток фоновых знаний, без к-рых коммуникация не может быть эффективной. Комментарии могут разниться не только по характеру заключенной в них информации, но и по тому, кто их составляет. Особый случай представляет собой такой тип гармонизирующего метатекста, как авторский комментарий, хотя он находится не на границе, а в пределах одной лингвокультурной традиции. Для заинтересованного читателя такой контекстуально ориентированный комментарий необходим, т. к. он помогает точнее понять замысел автора и обеспечить максимально приближенное к нему восприятие текста. В отсутствие авторских комментариев свою гармонизирующую функцию могут сыграть комментарии от переводчика, от издателей, редактора. По типу комментария, даже по самому факту наличия или отсутствия его, можно определить, кому адресован текст, т. е. на какой уровень читательской компетенции он рассчитан.

• Верещагин Е. М., Костомаров В. Г. Язык и культура. М., 1983; Воробьева О. П. Текстовые категории и фактор адресата. Киев, 1993; Котова Л. Н. Нарратив в зеркале диалога «автор-адресат». М., 2007; Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2000.

Дискурс в межкультурной коммуникации. С развитием психолингвистики, прагматики и теории коммуникации на смену изучения языка как системы, независимой от реальности, пришло понимание языка и речи, к-рые отражают действительность и создают дискурс. Вбирая в себя речевую/текстовую деятельность вместе с соответствующим социокультурным контекстом, дискурс выступает как главный хранитель общего опыта, знаний, мыслей, ценностных представлений и переживаний. Поэтому в оценке себя и личностного бытия человек исходит не только из собственного Я и характера взаимоотношений внутри своего круга О., но и из дискурса, к-рый также дает опр. оценку как той действительности, к-рая находит в нем свое выражение, так и самой личности, унаследовавшей его идейно-духовные представления. Особую значимость обращение к «совокупности всего говоримого и понимаемого в опр. конкретной обстановке в ту или иную эпоху жизни данной обществ. группы», по выражению Л. В. Щербы, приобретает при рассмотрении межкультурной коммуникации. Это объясняется тем, что представители разл. лингвокультурных общностей усваивают ценностные представления, нормы и правила О., сценарии «строительства отношений» и номенклатуру ролей, прежде всего из дискурса, к-рый носит этноспецифичный характер. Если в монокультурном О. процесс восприятия собеседника носит «свернутый» характер в силу тождественности или близости предшествующего опыта, то при взаимодействии с носителем иного языка и иной культуры оно может осложняться действием языкового, коммуникативного, ценностно-смыслового и др. барьеров. Поэтому в межкультурной коммуникации знание дискурса обеспечивает восприятие аксиологических и поведенческих особенностей собеседника как освещенных традицией и, следовательно, как естеств. и ожидаемых. Например, для русского дискурса, фиксирующего особенности обыденного сознания носителей языка, характерно понимание О. как включающего не только обмен информацией (разговор), но и представление о характере общности (друзья), о взаимопроникновении (беседа по душам) и о положительном отношении к О. в целом (возможность высказаться и обрести душевное равновесие). Свойственные русскому дискурсу задушевность, искренность, доверительность и интенсивность отношений нередко воспринимаются представителями иных лингвокультурных общностей как нежелательные и обременительные (в оценке представителей западноевропейской культуры) или даже шокирующие (с т. зр. представителей восточноазиатской культуры). Неодобрительное отношение, как правило, вызывают установка на достижение взаимности и эмоционально-оценочная модальность О., отличающие русский межличностный дискурс. С др. стор., достижение взаимопонимания может быть также осложнено подчеркнутой этикетностью О. и непривычным для русских строгим контролем за мимикой лица, к-рый присущ всем представителям восточноазиатского региона. Поэтому одним из условий достижения взаимопонимания в межкультурной коммуникации является осмысление и сопоставление национ. особенностей тех дискурсов, к-рые лежат в основе речевого поведения коммуникантов. Так, напр., косвенное, ненавязчивое выражение мыслей и чувств и особая деликатность, исключающая внесение в разговор какого-либо диссонанса, к-рые особенно ярко проявляются в японском дискурсе, плохо согласуются со свойственной русскому О. непосредственностью. Согласно японской этике, дружеское поведение должно быть жестко направлено на ранжирование взаимоотношений в зависимости от статусных ролей: Этикет надо соблюдать даже в дружбе. Поэтому японский дискурс включает базовую понятийную сетку, опр. образом программирующую дружеское взаимодействие: shinyu – «близкий друг», tomodachi – «друг» и др. Этнокультурная специфика языковой и речеповеденческой картин мира и унаследованного дискурса предопределяет формирование национально самобытной экзистенциальной картины мира, своего рода «экзистенциальной пространственности» (М. Хайдеггер), в к-рой разворачивается личностное бытие носителей языка. Поэтому рассмотрение межкультурной коммуникации с необходимостью включает анализ этикопсихолингвистических особенностей дискурса как важнейшего феномена, принадлежащего одновр. языку, культуре и личности.

• Вежбицка А. Язык. Культура. Познание. М., 1996; Владимирова Т. Е. Призванные в общение: Русский дискурс в межкультурной коммуникации. М., 2007; Степанов Ю. С. Константы: Словарь русской культуры. М., 2001; Седов К. Ф. Дискурс и личность: эволюция коммуникативной компетенции. М., 2004; Тер-Минасова С. Г. Язык и межкультурная коммуникация. М., 2004.

Идентичность этническая (англ. ethnic(al) identity, от гр. ἐθνικός – народный и ср. – лат. identicus – одинаковый, тождественный) – переживание личностью своей принадлежности к опр. этносу, осознание наличия типичных для его представителей качеств, оценка этнически обусловленных предпочтений в сфере О. и деятельности. Первое использование термина ethnical identity приписывают амер. социологу Д. Рисману и относят к 1953 г. Однако косвенные описания И. э. обнаруживаются в антропологической и социол. литературе начала XX в. В определениях И. э. подчеркивается осознание или переживание принадлежности к этнич. общности, отождествление с ее представителями при обособлении от др. групп, представление об общем происхождении, эмоционально-ценностное отношение к этнич. территории (родине), истор. прошлому этноса и его месту в совр. мире, сопричастность этнокультурной традиции. Т. Г. Стефаненко определяет И. э. как результат когнитивно-эмоционального процесса самоопределения индивида в социальном пространстве относительно многих этносов, как осознание, восприятие, понимание, оценивание и переживание своей принадлежности к этносу. Согласно Дж. Финни, И. э. – это динамический многомерный конструкт, касающийся осознания себя как члена этнич. группы, текущее и переменчивое понимание себя, конструируемое и модифицируемое осознание своей этничности.

Психол. смысл И. э. проявляется при ее сопоставлении с такими родственными категориями, как национ. идентичность (отождествление не с этносом, а нацией), этнич. самосознание (результат самоопределения личности в этнич. контексте жизнедеятельности), чувство этнич. принадлежности (эмоциональное восприятие своей причастности к этносу), этничность (общее социальное определение и самоопределение личности в этнически значимом мире), этнич. идентификация (процесс обретения И. э.), этнич. самоидентификация (осознанное причисление себя к этнич. общности). Наиболее значимыми признаками И. э. являются язык, происхождение, образ жизни, традиционная культура, ценности и нормы, истор. память и мифология, религия, чувство родины, гражданство, характер, внешность. Говоря о структуре И. э., исследователи обычно подчеркивают наличие сознательного и бессознательного уровней (Г. У. Солдатова), когнитивного и аффективного компонентов (М. Барретт). К когнитивному относят знания и представления об этнич. особенностях человека и группы, осознание принадлежности к этносу, содержание этнич. ауто– и гетеростереотипов. Аффективный компонент включает отношение к этнич. общностям, оценку принадлежности к этносу, направленность этнич. стереотипов, этнич. предпочтения. Изредка добавляют и поведенческий компонент, заключающийся в этнически окрашенной специфике действий и поступков. Дж. Финни выделяет в И. э. этнич. осознание, этнич. самоидентификацию, этнич. установки, этнич. поведение. И. э. бывает положительной и отрицательной. Г. У. Солдатова считает нормой положительную И. э., отклонения от к-рой могут происходить по типу этнич. индифферентности, гипо– и гиперидентичности. В объяснениях социально-психол. природы И. э. преобладают 3 подхода: примордиалистский, конструкционистский и инструменталистский (Э. Д. Смит, Т. Х. Эриксен). Сторонники примордиалистских взглядов рассматривают И. э. как врожденную, предзаданную сущность человеческого существования – инстинктивную и естественную, устойчивую либо неизменную. Для конструкционистов И. э. – социальный конструкт, продукт человеческих взаимодействий, устанавливаемый, обусловливаемый и изменяемый, существующий в зависящих от ситуации восприятиях, чувствах и отношениях. Ф. Барт отмечает ситуативность и относительность И. э., подчеркивает ее сравнительный и релятивный характер. Инструменталистские толкования отрицают онтологическую реальность И. э., являющейся всего лишь инструментом для отстаивания индивидуальных и коллективных интересов, механизмом достижения опр. целей и социальной стратификации. К осн. факторам формирования И. э. относятся: этнич. структура социума, количественные соотношения этносов, их социально-истор. статус, характер этнокультурных взаимодействий. Важным условием формирования И. э. является наличие конкурирующего взаимодействия 2 или неск. этносов. Моноэтничность или слишком пестрая полиэтничность замедляют процессы этнич. идентификации. У представителей этнич. большинства И. э. формируется на основе чувства полноценности и превосходства, а меньшинства – ущемленности и ущербности. Принятию своей И. э. содействует принадлежность к доминирующей по разл. признакам группе. По Ф. Барту, И. э. является результатом согласования внеш. предписаний и внутр. самоидентификаций. Личность как бы выбирает свою И. э., хотя определяющим оказывается влияние среды, образа жизни и культуры этнич. группы.

Обобщая взгляды Ж. Пиаже, Дж. Финни, В. Ю. Хотинец, можно выделить 3 осн. этапа формирования И. э. 1-й этап – диффузная идентичность – начинается в старшем дошкольном и охватывает младший школьный возраст. Формируются фрагментарные представления об этнич. принадлежности, идентификация с окружающими постепенно приобретает этнич. окраску. 2-й этап приходится на подростковый возраст и связан с общим поиском идентичности. Пробуждается интерес к этнич. ценностям, усиливается идентификация с референтными группами и деление на «своих» и «чужих». На 3-м этапе (ранняя юность) происходит полное осознание своей этнич. принадлежности, развивается этнич. мировоззрение. Существенным качеством И. э. является ее защитная и психотерапевтическая направленность. Наличие И. э. помогает человеку в обретении смысла жизни, обеспечивает чувство сопричастности, предоставляет психол. поддержку и ощущение безопасности, содействует повышению самооценки.

• Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998; Хотинец В. Ю. Этническое самосознание. СПБ., 2000; Barth F. Introduction In Ethnic Groups and Boundaries: The Social Organization of Cultural Difference. Oslo, 1969; Ericksen Th. H. Ethnicity and Nationalism: Anthropological Perspectives. London, 1993; Phinney J. Ethnic identity and acculturation // Acculturation: Advances in theory, measurement, and applied research / K. Chun, P. B. Organista, & G. Marin (Eds). Washington, DC, 2003.

Интегративная теория речи (от англ. integrate – объединять, интегрировать из отдельных частей в единое целое) – теория, рассматривающая речь в многообразии и единстве ее сторон: лингвистической, психической, психофизиологической, поведенческой, деятельностной. И. т. р. предложена И. М. Румянцевой (1989) в прикладных целях обучения иноязычной речи. И. т. р. учитывает то, что речь имеет семиотический (знаковый) характер, что является ее лингвистической стороной. Это языковой код, действующая языковая система, то средство, при помощи к-рого человек мыслит и осуществляет О. с миром и др. людьми. Однако речь – это и явление психики человека, его высшая психич. функция, особый психич. Процесс, поэтому И. т. р. учитывает тот факт, что речь включается в деятельность человека и сама по сути своей организации может быть деятельностью. Кроме того, речь по своей природе – явление психофизиологическое, результат согласованной деятельности многих областей головного мозга человека. Различают сенсорный (восприятие речи, понимание того, что говорят другие) и моторный аспекты речи (произнесение звуков, собственно говорение), к-рые, однако, теснейшим образом связаны между собой. Речь напрямую сопряжена и с мышечной моторикой. Наконец, о речи можно говорить и. как о речевом поведении и как о речевой деятельности (см. Речевой деятельности теория А. А. Леонтьева). При обучении речи важным является не только «высший» деятельностный аспект, но и психический и физиологический. Поэтому в обучении родной и иноязычной речи следует учитывать не только уровень сознания, но и подсознания. В И. т. р. учитываются многие психол. теории. Напр., бихевиоризм рассматривает не только внеш., но и внутр. психич. процессы через призму поведенческих реакций или поведений особого рода, а теория деятельности находит в этих процессах все признаки деятельности. Речь можно назвать и поведением, как это делает бихевиористская школа, и деятельностью, как утверждает теория деятельности, и когнитивным процессом, как принято в когнитивной психологии, или психофизиол. процессом, как постулируется в психофизиологии. Проблема заключается в том, что речь как сложный психол., и психолингвистический, феномен совмещает в себе все эти аспекты, включая и самую главную для нее лингвистическую сторону. Поэтому И. т. р. предлагает комплексный подход, рассматривающий речь во всей полноте и многогранности ее аспектов.

• Леонтьев А. А. Речевая деятельность // Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990; Леонтьев А. Н. Проблемы развития психики. М., 1972; Румянцева И. М. Психология речи и лингвопедагогическая психология. М., 2004.

Интегративный лингвопсихологический тренинг ИЛПТ (от англ. integrate – объединять, интегрировать из отдельных частей в единое целое) – групповой метод обучения взрослых людей иностр. языкам. Представляет собой совокупность психотерапевтических, психокоррекционных и обучающих программ, направленных на развитие навыков самопознания и саморегуляции, О. и межперсонального взаимодействия, коммуникативных и профессиональных умений и вместе с этим – на овладение человеком иноязычной речью. ИЛПТ разработан И. М. Румянцевой (1989) на базе интегративной теории речи. Он представляет собой метод, приводящий в действие процесс научения и комплекс явлений, происходящих в ходе взаимодействия и О. людей. В ходе обучения иноязычной речи через ИЛПТ психол. техниками достигается коррекция, если это необходимо, опр. психич. процессов, свойств и состояний личности, что, в свою очередь, помогает формированию такого психич. процесса, как речь. Применение психотерапии и психол. коррекции в обучении иноязычной речи оправдано динамизмом и стрессогенным характером совр. жизни, необходимостью перерабатывать большие потоки информации. Но главное – речь сама принадлежит психике человека, а следовательно, влияние на психику при помощи психотерапевтических и психокоррекционных средств оказывается для развития и формирования иноязычной речи эффективным. Оно позволяет облегчить и интенсифицировать учебный процесс: при помощи ИЛПТ всего за 7 нед. (при режиме 3 вечерних занятия в нед., 100 академических часов), человек достаточно свободно (на основе всей нормативной грамматики и в объеме 3–4 тыс. лексических единиц) начинает общаться на иностр. языке. При этом ИЛПТ используется не как вспомогательный элемент обучения, а вплетен в его лингвистическую канву, где лингвистика, педагогика, психология и психотерапия в данном случае образуют единый организм. Фундаментом ИЛПТ являются достижения мировой психологии, психотерапии и психокоррекции, а именно процедуры и приемы тренингов О., сенситивности, коммуникативных умений, креативности, психодрамы, групп встреч, гештальт-групп, телесной психотерапии, музыкальной терапии, арт-терапии, хореотерапии, психогимнастики и др., переработанные для целей обучения иноязычной речи. Обучение с помощью ИЛПТ строится с учетом сходства и различия механизмов формирования родной и иноязычной речи. Если игровые методы обучения иностр. языкам (В. В. Петрусинский и др.) вводят игру как элемент обучения, то ИЛПТ представляет собой целостную систему целенаправленных и взаимообусловленных техник, упражнений и процедур (куда включены и игры), охватывающую языковые, коммуникативные, когнитивные и психодинамические стороны речевого процесса. Из множества теорий и методов выбираются наиболее продуктивные способы решения поставленных задач, к-рые творчески видоизменяются и интегрируются в единый комплекс.

Язык необходим человеку для выражения своих мыслей и чувств, для О., поэтому обучение иноязычной речи в процессе ИЛПТ происходит в форме О., для чего используются социально-психол. тренинги. В этих тренингах на базе иностр. языка люди в ходе совместной деятельности учатся устанавливать и развивать межличностные контакты, постигать стратегии и тактики восприятия друг друга, взаимопонимания и взаимодействия. Вместе с тем люди обучаются иноязычной речи, успешному усвоению к-рой способствует их личностный рост. Т. к. в процесс формирования речи во время О. включаются психофизиол., познавательные и эмоциональные процессы, в ИЛПТ введены упражнения, направленные на отработку психосенсорных и психомоторных связей, приемы воздействия на ощущения, восприятие, внимание, память, мышление, воображение, эмоции и чувства, способствующие развитию речи, а также речевые и языковые, психолингвистические, техники тренировки речи. Все эти техники взаимосвязаны друг с другом, инкорпорированы одни в другие и составляют единую систему, составные части к-рой направлены на разработку одновр. неск. проблем; а все вместе они служат общей цели – овладению человеком иноязычной речью через воздействие на механизмы ее формирования.

• Румянцева И. М. Психология речи и лингвопедагогическая психология. М., 2004.

Интеграция этническая (англ. ethnic(al) integration, от гр. ἐθνικός – народный и лат. integratio – пополнение, восстановление) – процесс сближения этносов или субэтносов и их дальнейшего объединения в более крупную этнич. либо надэтнич. общность. И. э. имеет 2 разновидности – внутриэтническую и межэтническую. Внутриэтнич. интеграция (часто называемая консолидацией) означает внутр. сплочение и стирание различий между представителями одного этноса, относящимися к его разл. подгруппам, но имеющими общее или близкое этнич. самосознание. Более сложной в полит. и психол. отношении является межэтнич. интеграция (собственно И. э.), заключающаяся в объединении разл. этносов в некую надэтнич. общность вплоть до образования нового этноса, народа, нации. И. э. является лишь одним из многих возможных вариантов межэтнич. взаимодействий. Так, Дж. Берри в числе стратегий аккультурации эмигрантов выделил наряду с интеграцией (одновременная ориентация индивида на свою и чужую группу) также ассимиляцию (ориентация на чужую группу и отказ от своей), сепарацию (ориентация на свою группу и отказ от других) и маргинализацию (отказ и от своей, и от др. групп). При этом стратегия И. э. отражает стремление индивида сохранить собственную этнокультурную принадлежность при одновременном принятии ценностей и образцов поведения, установлении связей и интенсификации О. с представителями др. этнич. группы. Согласно С. Бочнеру, также возможны 4 типа межэтнич. взаимодействий: геноцид, ассимиляция, сегрегация и интеграция. В данном контексте И. э. предполагает признание обществом права индивида и этноса на обладание собственной этнич. идентичностью, сохранение и проявление этнич. своеобразия как внутри общества, так и вне него. Э. Гидденс пишет о 2 моделях И. э. – «плавильного котла» (формирование новых образцов культуры на основе многих специфических обычаев) и культурного плюрализма (оптимальное сосуществование этнич. вариантов образа жизни). Наряду с И. э. всегда существует и ей противодействует этнич. дифференциация, ведущая к этнич. дезинтеграции. Процессы интеграции и дезинтеграции интенсифицируются в условиях глобализации: с одн. стор., под давлением внеш. факторов внутри общества нарастают дезинтеграционные тенденции, а с др. стор. – подобное развитие усиливает стремление к сохранению традиционных внутр. связей и привычной среды О. Важнейшим фактором, определяющим направленность и протекание И. э., являются взаимоотношения между этнич. большинством (обычно это титульный этнос) и меньшинством (меньшинствами). Этнич. большинство, как правило, имеет преимущества в определении модели обществ. жизни и форм культурно-ментального сосуществования. Этнич. меньшинство, по Э. Гидденсу, часто подвергается дискриминации со стороны большинства, испытывает чувство групповой солидарности, обусловленное общим опытом изоляции. Прочие многочисл. факторы И. э. можно объединить в след. группы: географические, исторические, этнографические, языковые, культурные, религиозные, политические, экономические. Результатом И. э. оказывается особая надэтнич. (чаще всего национально-государственная) общность, к-рая представляет собой группу этносов, обладающих элементами общего самосознания и объединенных на основе культурно гетерогенных полит. структур. Ярчайшим, хотя и неудавшимся примером такой общности был «советский народ». Процессы И. э. в разной степени присущи всем полиэтнич. государствам и направлены на вовлечение разнородных этнич. групп в состав общества. Сложнейшей задачей при этом является обеспечение гармоничного сочетания роста общенацион. (государственной) идентичности и сохранения этнич. самосознания и развития культуры.

Исследования И. э. на постсоветском пространстве касаются прежде всего вопросов этнич. развития в условиях демократизации обществ. – полит. жизни, становления обществ. структур в новых независимых государствах, трансформации межэтнич. отношений в разл. регионах России и др. стран, перспектив развития малочисленных этносов, миграционных процессов. На уровне отдельной личности процессы И. э. более всего связаны с ее этнич. идентичностью и отношениями с этнич. окружением. Решающим фактором оказывается положительная либо отрицательная идентификация индивида со своей или чужой этнич. группой. Во влиянии внутри– и межгруппового О. на протекание И. э. определяющую роль играют механизмы проекции и замещения.

• Гидденс Э. Социология. М., 2005; Handbook of Cross-Cultural Psychology / J. W. Berry & others (Eds). V. 1–3. Boston, 1997; Culture in Contact: Studies in Cross-Cultural Interaction / S. Bochner (Ed.). Oxford, 1982.

Интерференция (англ. interference, от interfere – сталкиваться друг с другом; интер– + лат. ferio ударять, поражать) – взаимоподавление одновр. осуществляющихся процессов, прежде всего относящихся к познавательной сфере, обусловленное ограниченным объемом распределяемого внимания. Происхождение понятия И. связано с разработкой метода изучения И. как явления функц., речевого. Метод изучения И. впервые был предложен и описан в 1953 г. амер. лингвистом У. Вайнрайхом в книге «Языковые контакты», к-рая получила широкое признание в академической среде и стала рассматриваться в кач. основополагающего исследования в области билингвизма. И. рассматривается в связи с процессами взаимодействия языков как явление, возникающие в фонетике, грамматике и лексике контактирующих языков. В работе У. Вайнрайха излагаются психол. и лингвистические основы теории двуязычия; освещается роль социальной и культурной среды контакта, социол. и языковые последствия, а также методика исследования языковых контактов. В настоящее время термином «И.» в работах, касающихся культуры языка и методики преподавания языков, называются нежелательные изменения в структуре любого языка, родного или изучаемого, вызванные влиянием одного или другого. Они нарушают языковую норму и особенно ярко проявляются в условиях активного двуязычия. Хотя социопсихолингвистика накопила значительный фактический материал и выработала необходимые теорет. основы исследования и преодоления И., несмотря на огромное количество трудов, посвященных решению этой проблемы, интерферология как наука, изучающая И., до сих пор не имеет общепринятого определения даже самого объекта своего исследования. И. определяется то как языковое взаимопроникновение (Мартине, 1963), то как наложение 2 языковых систем одна на другую (Хауген, 1972), то как отклонение от норм др. языка под влиянием системы первого (А. Е. Карлинский, М. М. Михайлов), а также как перенесение элементов одного языка на другой (трансференция) (Э. М. Ахунзянов) или их проникновение (В. Д. Стариченок) либо как бессознательное или осознанное смешивание систем 2 языков, вследствие чего происходит отклонение от общепринятых норм в том языке, к-рый в данной ситуации использует билингв в процессе коммуникации (Шинкаренко, 1995). Природа данного явления обусловлена влиянием неск. факторов: индивидуально-психол., социальных, историко-этнических и др.

И. может проявляться двояко: во-первых, при непосредственном перенесении полной и неполной речевой способности в новые условия и, во-вторых, при ошибочном предвидении существования аналогии в изучаемом языке. Причиной возникновения такого переноса является свойство нашего сознания использовать, узнавать предметы или явления, сопоставляя их с ранее известными, устанавливать сходство и отличие, отбирая именно отличительные признаки. С т. зр. психологии, И. связана с таким взаимодействием навыков, при к-ром ранее приобретенные навыки имеют влияние на создание новых. В зависимости от критериев, на к-рых базируется разграничение, принято различать след. типы И.: по происхождению – внутреннюю и внешнюю; по характеру переноса навыков с родного языка – прямую и косвенную; по характеру проявлений – явную и скрытую; по лингвистической природе – фонетическую, грамматическую, лексико-семантическую (или лексическую и семантическую). Порожденная контактированием языковых систем И. приводит к разного рода отклонениям, нарушениям норм взаимодействующих языков, не задевая, однако, сами языковые системы. Этим И. принципиально отличается от общеизвестного понятия заимствования во всяческих его разновидностях, задевающих системные связи (гл. о. словарь и грамматику) контактирующих языков. Поскольку лексика есть наиболее чуткой подсистемой языка по отношению к экстралингвистическим факторам, поэтому любые, даже самые маленькие, изменения в социальной жизни непосредственно и очень быстро отображаются в лексике. Взаимодействие языков и разнообразные процессы, вызванные таким влиянием, также регистрируются в лексике. Перенесение лексических норм своего языка в изучаемый (или наоборот) в какой-то степени приводит к перестройке речевых моделей, к замене дифференцирующих признаков слов др. языка отличительными признаками первого, что в конечном результате в нек-рой степени искажает или затеняет смысл сказанного. Но даже самые грубые интерферентные отклонения в речи не приводят к разрушению коммуникативного акта; взаимопонимание разговаривающих происходит независимо от степени И. Для обозначения этой особенности И. близкородственных языков В. Н. Манакин вводит термин «семантическая индифферентность И.». При этом, как отмечает В. И. Кононенко, интерферирующее влияние прежде всего родного языка на другой имеет социальные последствия, поскольку неправильная, смешанная речь может создавать впечатление о недостаточном культурно-образовательном уровне говорящего, вызывая у него психол. дискомфорт. Т. о., проявления И. снижают общий уровень культуры речи билингвов. На лексико-семантическом уровне И. определяется: несовпадением семантических объемов слов 2 языков; разной иерархией их значений; несовпадением схем лексического соединения и систем ассоциативных связей в родном и изучаемом языках; неодинаковым количественным составом и семантической разницей между членами синонимического ряда контактирующих языков; смещением паронимических лексем и др. подобными факторами. Характер и степень И. предопределяется тем, на каком уровне она проявляется. Большинство исследователей склоняются к тому, что рядом с фонетическим, лексико-семантический уровень наиболее ярко отображает влияние родного языка билингва, поскольку особенности лексики (ее открытость, динамичность, связь с др. уровнями языка) способствуют проникновению элементов одной языковой системы в другую. В условиях близкородственного двуязычия, по мнению Г. П. Ижакевич, И. на морфологическом и словообразовательном уровнях практически не ограничена. По мнению Г. В. Колшанского, В. М. Русанивского, К. К. Цилуйко и др., целенаправленное и всестороннее изучение И. как явления социопсихолингвистического возможно только при условии объединения возможностей ряда науч. отраслей, центральное место среди к-рых должны занимать социолингвистика и психолингвистика.

• Вайнрайх У. Одноязычие и многоязычие. Языковые контакты. Состояние и проблемы исследования. Киев, 1979.

Интолерантность этническая (от лат. intolerantia – непереносимость, нетерпимость) – 1) свойство этнич. общности или отдельного его представителя, характеризующееся неприятием или отрицанием культуры, традиций, ценностей, поведенческих и коммуникативных моделей, образа жизни др. этносов; 2) неадекватно негативное групповое восприятие иной этнич. группы и ее культуры; 3) меж этнич. отношения, основанные на враждебности, неприятии культуры, образа жизни, ценностей друг друга; 4) идеи отрицания прав иных этносов на собственные ценности, культуру, коммуникативные и поведенческие модели, образ жизни. И. э. проявляется на 3 уровнях. На эмотивном уровне это отношения, основанные на неприятии, неприязни, ненависти, вражде по отношению к др. этносам вообще или к конкретной этнич. общности и отдельным его представителям. На конотивном уровне это направленность поведения и действий по отношению к представителям др. этносов на неприятие и вражду. На когнитивном уровне: идеи, концепции, оправдывающие негативные отношения и враждебные действия по отношению к представителям др. этносов вообще или к отдельно взятой этнич. общности. Проявление И. э. надо рассматривать как трансформированный внутр. мир представителей этнич. общности, а внутр. состояния индивидов как отражение социокультурных явлений и вызванных ими состояний данной общности. Поэтому И. э. характеризуется на уровнях группы и индивида. Признаками И. э. на уровне этнич. группы являются: фанатизм, цинизм, агрессия по отношению к др. этносам или их представителям; фиксация образа врага в лице какого-либо этноса; негативные этнич. установки; провокационные поведение и действия. Признаками И. э. на уровне индивида – представителя этнич. группы – являются: раздражение, гипертрофированная значимость собственной этнич. принадлежности, потребность в этнич. ассоциированности, гиперболизация статуса этнич. принадлежности. Формами проявления И. э. являются: 1) ксенофобия – первая ступень нетерпимости, выражается в неприятии и нетерпимости к людям иных этнич. общностей; 2) избегание эмпатии по отношению к ситуациям, вызывающим психол. дискомфорт. Отсюда – неприятие представителей этнич. общностей, оказавшихся в трудных жизненных ситуациях, социально незащищенных; 3) ассимиляция – поглощение одной этнич. культуры другой ввиду неприятия иной картины мира – или принуждение к ассимиляции; 4) сегрегация – отстранение доминирующим этнич. большинством представителей этнич. меньшинств от ключевых позиций жизни общества; 5) дискриминация – ограничение прав по признаку этнич. принадлежности; 6) национализм и шовинизм – доминирование этнич. ценностей над общечеловеческими ценностями и на этой основе выражение превосходства своего этноса над другими; 7) физич. насилие над представителями иной этнич. группы; 8) концептуально обоснованные проявления неприятия и враждебности к др. этносам (расизм, фундаментализм, интегрализм и др.); 9) геноцид – предельная форма интолерантности. Можно выделить ряд факторов И. э. на уровне этнич. группы. 1) Кризис этничности, выражением к-рого является этнич. напряженность. По мере развития этноса меняются формы этнич. идентичности и этнич. самопрезентации. На фазе перехода появляются негативные компоненты этнич. идентичности, такие как: когнитивный диссонанс, к-рый ведет к утрате уважения и самоуважения, развивает комплекс вины; нарушение целостности этнич. чувства и сознания Мы. В итоге разрушается ощущение этнич. целостности, и срабатывает инстинкт самосохранения, к-рый чаще выражается в утверждении своей этничности в противоборстве с др. этнич. группами. Это первая причина этнич. напряженности. Вторая – связана с несоответствием этнич. потребностей, прав и обязанностей возможностям их реализации. В частности, территориальный спор, социальная незащищенность, эконом. и этнодемографические проблемы актуализируют негативные представления об этнич. группах, находящихся в лучшем положении. 2) Столкновение разл. культур в результате миграционных процессов. Поскольку культурная среда создает для этноса необходимый минимум психол. комфорта, появление инокультурной среды нарушает чувство защищенности и полноценности бытия. 3) Доминирование индивидуалистической направленности этнич. сознания приводит к этнич. разобщенности, дегуманизации человеческих связей и отношений внутри группы. Это порождает интолерантность внутри этноса и за ее пределами. Доминирование коллективистской направленности этнич. сознания, не подкрепленное позитивными социокультурными условиями жизни внутри этноса ведет к интолерантности по отношению к др. этнич. группам. 4) Непропорционально развитые эмпатические отношения внутри этнич. общности трансформируются в высокомерие и амбициозность по отношению к представителям др. этнич. групп.

Факторы И. э. на уровне индивида: 1) противоречие между идеальным и реальным Я личности трансформируется в ненависть к мнимым виновникам внутр. конфликта; 2) гипертрофированное чувство жалости и сострадания к себе, поддерживающее ненависть или неприязнь к предполагаемым обидчикам; 3) внутр. несоответствие между реальным поведением человека и тем поведением, к к-рому обязывает его этнич. идентичность.

• Бгажноков Б. Х. Основания гуманистической этнологии. М., 2003; Брандт З. В. Толерантность и интолерантность: два полюса одной культуры // Ломоносовские чтения. М., 2002; Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998; Тавадов Г. Т. Этнология: Современный словарь-справочник. М., 2007.

Исследование общения в этнопсихологии. Активное исследование этнопсихологического О. началось в психологии во 2-й пол. XIX в. В это время в Германии в журнале «Die Zeitschrift für Völkerpsychologie und Sprachwissenschaft», основанном М. Лацарусом и Х. Штейнталем, публиковались данные о нормативах и особенностях О. у разных народов и представителей разных социальных слоев населения. Многие публикации были выполнены в рамках идей теории, получившей название психологии народов (В. Вундт). Центральное утверждение теории состоит в том, что первичной формой человеческого взаимодействия является культурное (языковое) сообщество и в нем происходит формирование человека как личности и его обучение. Авторов многочисл. статей и монографий, разрабатывавших психологию народов, интересовала специфика языка О., его взаимосвязь с мышлением и др. познавательными процессами. В XX в. внимание ученых привлекали традиции, ритуалы, особенности О. у разных народов в праздники и будни. Разрабатывались системы описания этнопсихол. особенностей О. представителей разных народов, накапливались разрозненные исследования гендерной специфики О. в разных культурах. Ученых интересовали вербальные и невербальные средства передачи информации. Большое значение для этнопсихологии приобрели работы М. Мид и ее концепция влияния типа культур и взаимоотношений между поколениями на формирование свойств личности. Важным этапом развития этнопсихол. знания стало его использование с целью улучшения межгос. отношений. Предпринимались попытки составления соответствующих программ, одной из к-рых стала программа «Прорыв», созданная в конце 1980-х гг. коллективом ученых из США и Советского Союза с целью восстановления благожелательных отношений народов 2 стран друг к другу и преодоления «образа врага» у амер. и советских граждан путем использования возможностей их непосредственного и опосредованного СМИ О. и взаимодействия. К концу XX – нач. XXI в. в этнопсихологии накопился большой пласт данных, касающихся разнообразных вопросов О., восприятия, взаимоотношений и взаимодействия людей, принадлежащих к разным народам, нациям, гос. и межгос. объединениям. Эти исследования были направлены на выявление общих и специфических особенностей О., феноменов, закономерностей и механизмов взаимоотношений, О. и взаимодействия этнич. групп и людей разных национальностей, принадлежащих к тому или иному этнич. или полиэтнич. объединению. Изучались межэтнич. взаимоотношения и О. вплоть до О. культур. Разнообразие выявленных типов, видов, закономерностей, феноменов и механизмов межэтнич. и этнокультурного О. представлено работами, выполненными по след. направлениям: О. культур, в рамках к-рого были выделены объекты и субъекты межэтнич. и межкультурного О.; феномены, механизмы и закономерности восприятия и понимания людьми разных национальностей себя и друг друга; отношение этносов к своим и чужим этнокультурным и этнорегиональным объединениям; социальные регуляторы внутриэтнич. и межэтнич. поведения в процессе контактов и взаимодействия; типология межкультурной, межэтнич. и этнич. коммуникации; вербальные и невербальные средства О. у разных народов; исследование языка как средства межличностного, национ. и внутригос. О.; исследования личности – носителя языка; национальные особенности построения семантической сферы сознания с ее системой значений и смыслов; условия и закономерности обучения О. с представителями тех или иных национальностей, подготовка к О. в той или иной этнокультурной среде; феноменология и закономерности межкультурного, межэтнич. взаимодействия и причины межэтнич. конфликтов; исследования и разработка инструментария реконструкции жизни народов прежних времен: их восприятия, специфики О. и отношений друг к другу и народам-соседям.

Большое разнообразие имеющихся на сегодняшний день терминов, применяемых в этнопсихологии и характеризующих те или иные аспекты О. и отношений людей, принадлежащих к разным культурам, позволяет ставить вопрос о необходимости их систематизации. Такая систематизация необходима в силу того, что этнопсихология представляет собой науч. дисциплину, возникшую и развивающуюся на стыке целого ряда наук. К ним принадлежат: психология, этнография, филология, история, антропология, этногеография, культурология, этнолингвистика, этнопедагогика и др. Изучение этнопсихол. проблем О., осуществляемое с позиций разных наук, благоприятствует исследованиям, но одновр. с этим создает и опр. трудности в определении понятий и толковании терминов. Кроме того, в этнопсихологию из др. наук «перекочевали» и методы исследования, приобретшие свою специфику. Все это способствовало неоднозначности в применении терминов и понимании смыслов феноменов и закономерностей, к-рые с их помощью описываются.

• Вундт В. Проблемы психологии народов. М., 1912; Пашукова Т. И. Основные направления исследований общения в этнопсихологии // Вестн. Моск. гос. лингв. ун-та. Вып. 7 (586) Психологические науки. М., 2010; Прорыв: Становление нового мышления. Советский и западные ученые призывают к миру без войн / Ред. кол. А. Громыко, М. Хеллман и др. М., 1988; Триандис Г. К. Культура и социальное поведение: учебное пособие. М., 2007; Die Zeitschrift für Völkerpsychologie und Sprachwissenschaft. 1859–1890.

Когнитивные структуры в межкультурном общении – от когнитивные (от лат. cognitio – знание, познание) и структуры – инварианты человеческого восприятия, к-рые отражают содержание и структуру знаний человека о действительном и возможном мирах и определяют их категоризацию. Понятие К. с. в м. о. с неразрывно связано с понятием ментальной репрезентации – гипотетического объекта, существование к-рого косвенно выводится из наблюдений за поведением индивида, в т. ч. и речевым. Причина наблюдаемого поведения индивида – недоступные для наблюдения внутр. состояния – ментальные репрезентации. Когнитивная система индивида как иерархическая совокупность когнитивных структур позволяет составить представление о мире, опираясь исключительно на внутр. репрезентации. Когнитивная деятельность поэтому – манипулирование репрезентациями, главной характеристикой к-рых является их интерпретируемость (символичность). В связи с невозможностью прямого изучения ментальных репрезентаций осн. способ их анализа – построение моделей, к-рые не имеют прямой связи с работой головного мозга и даже с процессом когнитивной деятельности индивида, а связываются с ними феноменологически, через транспозицию их на рефлексивный уровень. Традиционно выделяют 3 осн. группы ментальных репрезентаций: пропозициональные модели (репрезентации описываются связанным набором дискретных символов – пропозиций), модели аналогической репрезентации (постулируется изоморфизм между представляемым и представляющим мирами), коннекционистские модели (репрезентации не локализованы, а рассредоточены в большом количестве субсимволических компонентов модели). Все эти модели, а в особенности последняя группа, позволяют объяснить роль К. с. в м. о. Каждая из схем первых 2 групп, будучи фиксированной схемой прошлого опыта индивида, обеспечивает опр. форму активного упорядочения присваиваемой индивидом информации. Совокупность таких схем, абстрагированная от разных видов деятельности этноса, дает представление о базовых закономерностях переработки информации в рамках этого этноса. В межкультурном О. представители разных культур часто сталкиваются с когнитивными структурами, не имеющими аналогов в их деятельности. Эффективность межкультурного О. зависит от опр. универсальных познавательных структур, к-рыми располагает любой этнос в силу единства природы человеческого сознания и от знания и степени владения базовыми инокультурными К. с. в м. о. Помимо когнитивных структур как фиксированных форм опыта (прототипы, перцептивные схемы, фреймы, сценарии, семантические универсалии и др.) существуют когнитивные структуры как интегрированные формы опыта, как продукт интеграции предшествовавших этапов познавания (понятийные психич. структуры Л. С. Выготского, операциональные структуры Ж. Пиаже и др.). Они включают разные способы кодирования информации, визуальные схемы разной степени обобщения и иерархически организованные семантические признаки. Именно такие когнитивные структуры играют доминирующую роль в межкультурном О. Особенно очевидно это обнаруживается в речемыслительной деятельности. В случае достаточной языковой компетентности и очевидности дискурсивных связей речевого произведения индивид понимает его содержание и при отсутствии операционального отношения между стабильными ментальными содержаниями и стабильными языковыми единицами, т. е. при отсутствии у него специфической инокультурной когнитивной структуры. Это достигается за счет активизации и/или создания в межкультурном О. механизмов, способов и средств порождения и репрезентации новых интегративных когнитивных структур (моделей). Разные способы формирования таких структур обнаружены экспериментально (Н. Р. Романовская). Поэтому возможность взаимопонимания в межкультурном О. определяется не только устойчивостью и универсальностью некоего «базисного» образа мира, но и спецификой когнитивной способности человека, позволяющей ему образовывать новые познавательные модели на основе имеющегося ассоциативно-апперцепционного содержания мышления, в т. ч. познавательных моделей, схем, процедур. Индивид способен формировать навыки операционального замещения «исходных» К. с. в м. о. когнитивными структурами др. этнич. сознания, что по сути обозначает образование новых познавательных структур. В межкультурном речевом О. наблюдается сложное взаимодействие языковой компетентности и языковой способности на уровне значения слова (при этом и значение слова рассматривается как когнитивная модель). Установлено, что механизм трансформации когнитивных структур в межкультурном О. имеет разную степень операциональности у разл. индивидов. Нерешенным остается вопрос о наличии специфических механизмов интегрирования К. с. в м. о. и факторах, детерминирующих эту интеграцию.

• Величковский Б. М. Когнитивная наука. Основы психологии познания. М., 2006; Найссер У. Познание и реальность. Смысл и принципы когнитивной психологии. СПб., 2008; Романовская Н. В. Когнитивная и языковая способность как детерминанта перевода: экспериментальное исследование. М., 2003; Солсо Р. Когнитивная психология. СПб., 2006; Холодная М. А. Психология интеллекта. Парадоксы исследования. СПб., 2002.

Контакты культурные – это взаимодействие людей и организаций как в пределах одной, так и неск. культур в системе знаково-символических смыслов и пространственно-временных ракурсов. К. к. выполняют функции поддержания информационного потока и координации деятельности, при этом значение имеет принадлежность к какой-либо культурной группе, в т. ч.: расовой, этнической, религиозной, национальной, семейной и пр. Совр. общества различаются по степени разнообразия и несходства внутри себя. Можно выделить несходства: языковые, половые, религиозные. Кроме того, общества отличаются профессиональными предпочтениями, различиями в образе жизни и др. Положительность разнообразия культур состоит в более качественном решении проблем и превалирующем творческом подходе, а отрицательность проявляется в меньшем уровне сплоченности, конфликтах и противостоянии из-за территориальных, национальных, расовых и пр. разногласий. Предпосылкой межкультурных взаимодействий является первичный К. к., к-рый имеет шансы на переход к продолжительной коммуникации, что предполагает расширение поля взаимодействия – от уровня индивидуальных, межличностных контактов к контактам на уровне семьи, рода, локальной культуры в целом. Значения конкретной культуры оформлены в моральных принципах, требованиях и ожиданиях, традициях, способах и стереотипах восприятия мира. К. к. зависят от типа культур. Люди, принадлежащие к коллективистским (контекстуальным) культурам, как напр., жители вост. стран, больше стремятся изменить себя и приспособиться к окружающей среде. Они делают акцент на доброжелательности действия и стремлении «сохранить лицо» (свое и партнера), ценят сообщения уважаемых членов семейного клана, немногословие и бесстрастность, нуждаются в непосредственных контактах – для них больше важен процесс: что и как говорится, делается, обнаруживается, им ближе объединение (ассимиляция). Представители индивидуалистических культур, к-рые, как правило, населяют зап. страны, в большей степени настроены трансформировать окружающую среду, больше уделяют внимание проблеме истинности, ясности и точности, доверяют значимым источникам информации и делают акцент на целях: что получится в итоге. Они более тяготеют к дифференциации в отношениях. Рассматривая К. к., следует принять в расчет то, что в обществе, культуре и языке в равной мере наблюдаются тенденции и к обособлению, и к унификации. С одн. стор., наблюдается обособление культур и их носителей, с др. стор., происходит интеграция культур в единую всемирную культуру, что нацеливает человечество на формирование универсальной общечеловеческой культуры. K. О’Коннор предупреждает, что общество рискует потерять то свое своеобразие, к-рое делает такой существенный вклад в сложность и креативность человеческого мышления. Д. Мацумото и Г. К. Триандис отмечают, что на К. к. влияет продолжающийся процесс постепенной трансформации мира по образцу зап., индивидуалистической культуры. Глобализация осложняет процесс осмысления культуры: с одн. стор., она снижает различия между культуральными группами, с др. стор. – по мере уменьшения культурной изоляции возрастает важность понимания региональных, местных, семейных и индивидуальных различий. Достижение продуктивного диалога между представителями разл. культур, цивилизаций рассматривается как важнейшая задача по преодолению духовной разобщенности и недоверия во взаимоотношениях между народами. Межкультурные контакты и отношения приводят к созданию новых культур-гибридов, появляется гетерогенная глобальная система – культурная сложность повышается, а не понижается. Выделяют т. наз. «культурные синдромы», характеризующиеся как опр. набор разделяемых установок, убеждений, категоризаций, самоопределений, норм, ролевых предписаний и ценностей, организованных вокруг «некоей темы». Для того чтобы понять изучаемую группу, необходимо выделить и охарактеризовать след. осн. элементы: 1) культурную сложность: количество элементов, характеризующих культуру; 2) активность – пассивность: количество элементов каждого типа; 3) коллективизм, задающий относительную ценность группы в целом; 4) индивидуализм, определяющий относительную ценность отдельного человека в группе; 5) вертикальные и иерархические отношения, т. е. степень иерархичности группы; 6) закрытость и степень принуждения в группе; 7) честь, т. е. личные элементы, включающие, возможно, понятие стыда или вины. Важная роль при контактах отводится стереотипам, к-рые отражают обществ. опыт людей, наиболее общее и повторяющееся в их повседневной практике. Стереотипные представления о др. народах и культурах при всем своем схематизме и обобщенности подготавливают индивида к столкновению с чужой культурой, ослабляют культурный шок и позволяют составить представление о мире в целом, выйти за рамки своего узкого социокультурного окружения. Степень стереотипизации обратно пропорциональна опыту межкультурного взаимодействия. В ситуации межкультурных контактов стереотипы эффективны тогда, когда они используются как первая и положительная догадка о человеке или ситуации, а не рассматриваются как единственно верная информация о них. Стереотипы становятся неэффективными и затрудняют коммуникацию, когда, ориентируясь на них, ошибочно относят людей не к тем группам, некорректно описывают групповые нормы, когда смешивают стереотипы с описанием опр. индивида и когда не удается модифицировать стереотипы, основанные на реальных наблюдениях и опыте. Нек-рые исследователи считают, что создание и развитие индигенных социальных психологий, к-рые соответствуют опр. обществу или региону, позволит трансформировать 2 важных параметра культурной вариации – разнообразие и обязательность ролей. Дифференциация и стратификация как ключевые особенности социальных структур общества направляют характер и способ выполнения характерных для них ролей. Большинство ученых, занимающихся вопросами К. к., утверждают, что невозможно разработать одну модель взаимодействия, пригодную для универсального, повсеместного применения. Надо выходить за рамки привычности, расширить границы применения культурных традиций и смыслов, пересмотреть фундаментальные посылки и выйти из одномерной модели О. в разнообразный мир индивидуальных трансформаций. Необходимо развивать этнокультурную компетентность и межкультурную толерантность на основе знаний о разности и подобии, различии и сходстве, одинаковости и многообразии. Следует выдерживать баланс между необходимостью делать всеобъемлющие генерализации и обобщения, и необходимостью обращать внимание на индивидуальность и частные особенности, находить своеобразный компромисс. Для эффективного осуществления К. к. важна помощь в осознании и оценке аспектов многообразия человека, выработка и развитие опр. навыков, постоянное приобретение специфических культурных знаний и знания о культурах, применение новых социальных поведенческих феноменов, к-рые адекватны локальной социокультурной действительности.

• Кросс-культурная психология. Исследования и применение. Харьков, 2007; Триандис Г. К. Культура и социальное поведение. М., 2007.

Конфликт межнациональный любая форма гражданского, полит. или вооруженного противоборства, в к-ром стороны, или одна из сторон, мобилизуются, действуют или страдают по признаку национ. различий. К. м. сопровождается напряженностью в межнацион. отношениях. Эта напряженность – одна из характерных черт кризисно-катастрофического состояния общества. Социальная неоднородность общества, различие в уровне доходов, власти, престиже и т. д. нередко приводят к конфликтам. Как и любой конфликт, К. м. – это трудно разрешимое противоречие, связанное с острыми эмоциональными переживаниями. К. м. является обществ. явлением, в к-рое вовлекаются политика, дипломатия, конфессии и др. К. м. проявляется в войнах, попытках отстоять обычаи и т. д. Он проходит через судьбы, жизнь и отношения конкретных сообществ, людей, а также их семей, друзей, близких. К. м. оказываются особенно острыми и жесткими в «горячих точках» с поликультурной средой (как, напр., на Сев. Кавказе), в регионах активной миграции, вызванной сложными эконом. и социальными причинами. Истоки К. м., его масштабы, степень напряженности могут быть разными. Выделяют истоки: а) устойчивые и широкозахватные, исторически сложившиеся, передающиеся от поколения к поколению, а потому трудно преодолеваемые; б) местные, обостряющие первые и обостряемые ими (локальные, бытовые, вплоть до межсемейных, клановых; теперь все чаще возникают противоречия субкультур, напр., в отношении к гастарбайтерам и т. п.); в) ситуативные – обостряющие те и другие. Степень напряженности конфликта в каждом случае разная: от монотонности к вероятности обострения, взрыва по конкретному поводу с его тяжелыми последствиями для всех участников. Суть К. м. – утверждение каждой стороной собственной особости и превосходства при одновременном отрицании того и другого у «противника». Национальные (исторические, конфессиональные, бытовые) признаки выступают своеобразной социальной метой, критерием оценки других и самооценки. К. м. – столкновение разных, в т. ч. противоположных представлений и соответствующих им образу жизни, культуры, традиций. Такой конфликт истоками и причинами восходит, как правило, к особенностям истории и природы, религии и быта того или иного народа – в сравнении с другим (другими) этносами и культурами. При этом в менталитете у каждого есть черты, более или менее приемлемые другими, действительно негативные или кажущиеся, считающиеся таковыми. Однако сама исторически сложившаяся национ. разнородность региона вовсе не всегда приводит к открытой напряженности, конфликтности межнацион. отношений. В К. м. могут вовлекаться дети, поскольку семьи, в к-рых они живут – это носители истор. памяти, передающие ее новым поколениям. Сложная и многообразная причинно-следственная и содержательная реальность К. м. требует сознательного к ним отношения, доступного возрасту и этнопсихол. подготовленности детей и молодежи, а также тех, кто озабочен формированием их толерантного сознания. Среди важнейших гуманистических задач формирования содержательной сущности толерантного сознания – сохранение, развитие и обогащение региональной и национ. культур.

• Психологический словарь / Под ред. В. В. Давыдова, А. В. Запорожца, Б. Ф. Ломова и др. М., 1983; Солдатова Г. У. Психология межэтнической напряженности. М., 1998.

Конфликт этнический – форма гражданского, полит. или вооруженного противоборства, в к-ром стороны, или одна из сторон, мобилизуются, действуют или страдают по признаку этнич. различий. Под К. э. следует понимать разного вида конкуренцию между группами – от противоборства за обладание ограниченными ресурсами до социальной борьбы за права – во всех случаях, когда в восприятии хотя бы одной из сторон др. сторона характеризуется по этнич. признакам. Причины возникновения К. э. широко изучаются специалистами в обл. социологии, политологии. Достаточно популярными являются психол. теории подобных конфликтов. Так, автор одной из первых психол. концепций – В. Макдугалл описывал такие конфликты с т. зр. изучаемого им «эффекта коллективной борьбы», в основе к-рой он ставил «инстинкт драчливости», присутствующий в характеристике любого человека и выступающий одной из сторон агрессивности. З. Фрейд относил такого рода конфликты к «конфликтам интересов» и считал, что разрешать их путем насилия наиболее простой и продуктивный для человека способ. При этом сам факт существования конфликта интересов, порождаемых им агрессивности, враждебности и активности ученый считал позитивным, поскольку такая ситуация способствует стабильности, установлению чувства общности у членов этнич. групп, а враждебность к др. такой группе является способом объединения одних групп против других, выступающих для первых в роли варваров. Идеи З. Фрейда оказали прямое влияние на исследования Т. Адорно. Обобщив результаты эмпирических исследований Т. Адорно сформулировал т. наз. «синдром авторитарной, или этноцентрической, личности», к-рая характеризуется жесткой, ригидной системой социальных установок, общей тенденцией неприятия всех чужих групп и завышения оценки собственной группы. По мнению Т. Адорно, это формируется в результате чересчур строгого семейного воспитания, подавляющего чувства обиды и агрессии по отношению к родителям. Исследователи и после Т. Адорно пытались объяснить расовые и этнич. конфликты авторитарностью или др. личностными характеристиками. Интересны исследования М. Шерифа, к-рый, изучая реальные конфликты, усматривал причины межгрупповых конфликтов в факторах непосредственного взаимодействия между группами и в наличии несовместимых групповых интересов. Позже А. Тэшфел в ходе реального эксперимента установил, что несовместимые групповые цели не являются обязательными условием для возникновения межгрупповой конкуренции и враждебности. Достаточным основанием может оказаться осознание принадлежности к группе, т. е. социальная идентичность и связанные с ней когнитивные и перцептивные процессы. Др. линия исследований связана с именем К. Лоренца, к-рый, изучая агрессивное поведение людей, проявляющееся в ситуациях войны, преступления и т. п., полагал, что оно является биологически заданным и для человека вообще характерна внутривидовая агрессия, направленная на враждебных соседей и способствующая сохранению группы. Согласно гипотезе фрустрации-агрессии Н. Миллера и Д. Долларда, универсальное агрессивное побуждение перерастает в агрессивное поведение, если человек подвергается фрустрации, понимаемой как любое условие, блокирующее достижение поставленной цели. Объектом агрессии может стать не только отдельная личность, но и те, кто ассоциируется с ней по тем или иным признакам, в т. ч. и расовой и этнич. принадлежности (Л. Берковец).

Часто К. э. бывают связаны со статусными или территориальными притязаниями. Напр. в России, находящейся в ситуации социально-эконом. нестабильности, К. э. чаще всего носят социальный или полит. характер и характеризуются доминированием идеи суверенитета территории, народа или этнич. группы. Конечно, проблема К. э. более сложна, чем мы ее видим по отдельным фактам. Как показывает анализ конфликтов, беды человеческих сообществ происходят прежде всего оттого, что люди до сих пор не научились конструктивно взаимодействовать, идти на компромисс, они также не воспитывают своих детей в духе миролюбия и терпимости. В жизни многое зависит от сформированности умения жить в обществе в мире и согласии, в понимании. Это закладывается в детстве, идет от воспитания в семье.

• Тишков В. А. Очерки теории и политики этничности в России. М., 1997; Александренков Э. Г., Заседателева Л. Б., Зверева Ю. И. и др. Этнология. Учебник для высш. учебн. заведений. М., 1994.

Конфликты этнические: способы разрешения установлено неск. эффективных способов разрешения этнич. конфликтов. В конфликтах этнических возможно применение правовых механизмов. Правовая стратегия и законность в подобного рода вопросах снижает уровень конфликтности. Совершенствование системы информирования разных сторон о своих позициях и намерениях составляет т. наз. информационную стратегию и соответствующие ей способы. Социально-психол. стратегия представляет свои способы решения этнич. конфликтов. Она основана на реализации принципов взаимоуважения, взаимопонимания и взаимного компромисса. Основу реализации такой стратегии задают дипломатические переговоры или при невозможности их проведения, привлечение третьих, заинтересованных в положительном исходе ситуации, лиц. Однако большинство исследователей проблемы считает практически невозможным полное их разрешение психол. методами, поскольку чаще всего в их основе лежат социальные проблемы, к-рые невозможно разрешить средствами психологии. Тем не менее, психол. подходы могут играть опр. роль в данном процессе, способствовать объединению людей вокруг общих целей и влиять на ситуацию.

• Стефаненко Т. Г. Этнопсихология. М., 1999; National Center for Health Statistics. Advance report of final mortality statistics. 1986 Monthly Vital Statistics Report. V. 37, № 6. Hyattsville-MD: Department of Health and Human Services, 1988.

Конфликты этнические: технологии разрешения. Отеч. и зарубеж. учеными выявлено неск. технологий разрешения этнич. конфликтов. Наиболее известными стали след. технологии, применяемых в разных странах для разрешения межнацион. и этнич. конфликтов. 1. «Переориентировка агрессии». В случаях межнацион. и этнич. конфликтов надо сделать попытку изменить направление человеческой агрессии, чтобы она не обязательно находила свое выражение в виде агрессивных и воинственных действий. Здесь следует стремиться к установлению эмоционально положительных связей между людьми, к формированию единого понимания исхода проблемы на основе общности чувств (нежелании кровопролития, достижение стабильности, сохранение авторитета сторон и др.). 2. «Переориентированная агрессия» (термин Л. Лоренца) способна предотвратить отрицательные ее проявления. Такая переориентация в случаях молодежных конфликтов возможна через спорт, молодежные фестивали, личное знакомство людей разных национальностей и народностей и т. д. 3. «Постановка надгрупповых целей. Выявление и введение в урегулировочный процесс надгрупповых целей, равно привлекательных для всех групп, участвующих в конфликте, достижение к-рых требует объединения усилий всех представителей противоборствующих групп. 4. «Определение и сглаживание различий». (Здесь мы пользуемся описанной выше информационной стратегией разрешения конфликтов см.: Конфликтов этнических стратегии разрешения). Информация о сходстве и различиях между культурами и их представителями в значительной мере способствует улучшению отношений между ними. Хорошие результаты дает формирование т. наз. надгрупповой идентичности. Конечная цель такой стратегии – устранение различий между своей и чужой группами, единение и трансформация понимания культурных, расовых и др. межгрупповых различий и сглаживание процесса их предъявления другим. Многие межнацион. и этнич. конфликты связанны с нетерпимостью по отношению к людям др. национальности, с чувством негативизма, агрессии к представителям др. этносов. Поэтому следует уже с детства воспитывать в ребенке чувство терпимости, уважения не только к своей культуре, но и к представителям др. наций. В этой работе значительную роль должны играть не только семья и школа, но и средства массовой информации и др. социальные институты.

• Емельянов С М. Практикум по конфликтологии. СПб., 2000; Синягина Н. Ю., Косарецкая С. В., Косарецкий С. Г. Неформальные объединения молодежи: профилактика асоциального поведения. СПб., 2006; National Center for Health Statistics. Advance report of final mortality statistics. 1986 – Monthly Vital Statistics Report. V. 37. № 6. Hyattsville-MD: Department of Health and Human Services, 1988.

Ксенофобия (от гр. ξένος – чужой, φόβος – страх): в Словаре иностранных слов (М.: «Русский язык», 1981) этого слова нет; но в более позднем, 1992 г., издании данного словаря оно есть и определяется как «навязчивый страх – боязнь незнакомых лиц; враждебность ко всему чужому, не своему, иностранному (образу жизни, идеям, мировоззрению)». В более поздних словарях понятие К. уже ставшее общепринятым, приводится с пометкой спец. как «заболевание психич. характера, проявляющееся в болезненном страхе перед незнакомыми людьми», или прямо с пометкой мед. как «болезненное состояние» или в др. значении: «ненависть, неприязнь, нетерпение к кому, к чему-либо незнакомому, чужому». Понятие же фобия определяется как «ненавидящий, враждебный, боящийся, яростный противник чего-либо». Т. о., К. толкуется как выражение субъективного отношения человека и к др. человеку, и – обобщенно – к социальным явлениям. Фобия – страх, провоцирующий, рождающий агрессию против «чужого», т. е. иного человека, народа, языка. Особенно опасна для настоящего и будущего времени зараза К., поражающая детей и молодежь, кем и каким бы ни был этот «ксенос», т. е. чужой. Более острым и агрессивным социальным феноменом выступает нередко возникающий из К. и во многом воплощающий ее экстремизм. Особенно он опасен, когда овладевает подростками и молодежью, воплощаясь, скажем, во взглядах и практике скинхедов и им подобных. Неизбежным следствием и практическим выражением и К., и экстремизма является конфликт, в т. ч. межнациональный. Проявления К. и экстремизма имеют внеш. и внутр. основания. Первые связаны с тем, что это происходит между этносами, живущими на общем территориальном (природном, социальном, духовном) пространстве и обладающими региональными особенностями культуры, обычаев. Вторые – с исторически сложившимися властными, конфессиональными или территориальными притязаниями, претензиями на первенство, взаимными обидами, столкновениями на религ. почве. Все это и подобное проявляется в обособленности землячеств – реальном и активном социокультурном фоне напряженности межнацион. отношений, субъектами к-рой зачастую выступают представители старшего поколения – носители обоюдной враждебности кланов, тейпов, семей. Хотя именно эти поколения и являются носителями лучших черт своего народа (фольклор, язык, национ. достоинство, традиции гостеприимства и мн. др.). Иная ситуация у младших: совместная учеба (интернацион. состав учителей и преподавателей, учащихся и студентов в школе, вузе), влияния СМИ, общее увлечение Интернетом, неформальные группы, все чаще оказывающиеся разно национальными. При этом тенденции ребят к сближению нередко пресекают старшие – в семье, «на улице», вмешательством в отношения между детьми представителями разл. этносов. Младшие не возражают «предкам», но нередко поступают по-своему, «заражаясь» др. от др., что называется, вопреки им и проявляя тем самым и позитивный потенциал толерантного сознания. В этом отчетливо просматривается взаимовлияние национ. и общей культуры.

• Большой толковый словарь русских существительных / Под общ. ред. проф. Л. Г. Бабенко. М., 2005; Словарь иностранных слов. М., 1981, 1992; Советский энциклопедический словарь. М., 1984; Современный толковый словарь русского языка. М., 2004.

Культурный шок – понятие, принятое в зарубеж. культурологи и этнопсихологии для обозначения состояния дезадаптации человека, попавшего в др. культуру. Термин К. ш. ввел амер. антрополог Ф. Боас и подробно описал К. Оберг в 1960 г. К. ш. характеризуется след. признаками: напряженностью, к-рая требуется в процессе психол. адаптации к новой культуре и ведет к утомляемости (часто называется «культурная утомляемость»); переживаниями из-за потери О. с близкими друзьями и привычного статуса вследствие оторванности от привычного окружения; чувством непринятости новым окружением; дискомфортом, вызванным осознанием различий между культурой, в к-рой человек находился раньше и в к-рой живет сейчас; путаницей в ролевых ожиданиях, ценностных ориентациях и возникающей в связи с этим проблемой социальной идентичности, если произошло переселение на длительный срок или на постоянное место жительства; чувством бессилия из-за понимания неэффективности взаимодействия с новым окружением в новых условиях. Переживания К. ш. связаны с тем, что человек чувствует себя чужим в новом для него мире и сам мир воспринимается им как чужой. К факторам, к-рые влияют на степень выраженности К. ш. и длительность культурной адаптации, относятся: 1) степень сходства или различия между культурами и национ. ценностями (молодые люди с высшим образованием и хорошо развитым интеллектом адаптируются быстрее); 2) индивидуальный опыт пребывания в новой социальной и этнич. среде (быстрее адаптируются и выходят из состояния К. ш. люди, у к-рых выше интеллект, культура О., волевые качества).

Проблема К. ш. рассматривается многими учеными в контексте пятиступенчатой модели динамики аккультурации (см. Аккультурация), в т. ч. ее динамика иллюстрируется U-образной кривой, к-рая отражает увеличение и ослабление переживания К. ш. и трудностей адаптации к новой культуре. В 1992 Г. К. Триандиса представил теорию К. ш., в к-рой выделил факторы, способствующие его снижению. Особое внимание в данной теории обращается на воспринимаемую схожесть культур и возможность культурного контакта, а также наличие изоморфных характеристик. Этими факторами Г. Триандис считает: отсутствие истории конфликтных отношений между странами или культурами; небольшую культурную дистанцию; знание индивидом характеристик др. культуры; владение разговорными навыками др. культуры; наличие сети социальных связей; наличие контактов с людьми равного статуса, наличие высших целей.

• Триандис Г. К. Культура и социальное поведение. М., 2007; Oberg K. Culture shock: Adjustment to new cultural environments // Practical anthropology. 1960. № 7.

Культуры индивидуалистические и коллективистичекие. Разделение национ. культур на индивидуалистические (К. и.) и коллективистические (К. к.) было предложено Г. Хофстеде (G. Hofstede) в 1980-х гг. в рамках разработанной им классификации. Анализируя анкеты сотрудников компании IBM и ряда др. транснацион. корпораций более чем из 50 стран мира, ученый обратил внимание на различия в ответах у представителей разных наций на одни и те же вопросы о ценностях и взаимоотношениях между людьми. Г. Хофстеде выделил след. дихотомичные шкалы для классификации и описания культур: 1) Дистанция власти (большая-малая); 2) Избегание неопределенности (высокое-низкое); 3) Индивидуализм-коллективизм; 4) Маскулинность-фемининность; 5) Долгосрочная-краткосрочная ориентация. Любую страну можно расположить на каждой из 5 шкал ближе к одному или др. полюсу. Шкала индивидуализма-коллективизма получила наибольшее распространение среди психологов, социологов и экономистов, особенно в США, к-рые, по Хофстеде, являются ярко выраженной индивидуалистической национ. культурой. В настоящее время индивидуализм и коллективизм признаны фундаментальными характеристиками, применимыми ко всем обществам мира, а их исследование занимает важное место в кросс-культурной психологии. Индивидуализм с одн. стор. и коллективизм с др. стор. являются характеристиками общества, а не личности. Они отражают степень интегрированности людей того или иного общества в группы. В К. и. связи между людьми слабые. Принято считать, что здесь каждый заботится о самом себе и своих близких. В К. к. люди с рождения и до конца жизни интегрированы в сплоченные группы, часто включающие семью в широком смысле (дяди, тети, дедушки, бабушки и т. д.), к-рые продолжают покровительствовать им в обмен на безусловную лояльность.

Культура классифицируется как К. и. либо К. к. на основании след. признаков: тип взаимосвязи индивида с группой и обществом; самосознание и социальное восприятие; принятие решений и отношение к конфликту; отношение к образованию; нормы и правила поведения и взаимоотношений между индивидами; роль государства и принципы правового регулирования взаимосвязаны; представления о мироустройстве, социальной и природной действительности. И. к. культуры характеризуются таким типом взаимосвязи индивида с группой и обществом, при к-ром акцент ставится на индивидуальности, уникальности, стремлении к самоактуализации. Предполагается, что каждый сам заботится о себе и своих близких. Индивиды со сходными целями могут объединяться в группы и оставаться с группой до тех пор, пока это отвечает их потребностям. Самосознание и социальное восприятие отличаются Я-сознанием: базовой единицей социального восприятия является индивидуальность, а личностная идентичность более значима, чем социальная. Решения принимаются быстрее, чем в К. к., и ориентированы в будущее. Приветствуется наличие и открытое высказывание собственного мнения. Конфликт может иметь конструктивное значение. В речи часто встречается слово «я». Цель образования – научиться учиться. При распределении материальных ресурсов преобладает норма справедливости: вознаграждение должно соответствовать индивидуальному вкладу. Представление об атомистической взаимосвязи индивида и общества: индивид является высшей ценностью, а общество – это сумма независимых индивидов. «Фрагментарная» картина мира, природы и общества.

К. к. по типу взаимосвязи индивида с группой и обществом отличаются приоритетом интересов группы над личными интересами: люди принадлежат большой семье (группе), к-рая заботится о них. Индивиды осознают себя членами меньшего количества групп, но связаны с ними более тесно. Самосознание и социальное восприятие можно характеризовать как «Мы-сознание», т. е. базовые единицы социального восприятия в этих культурах – группы; люди воспринимаются как члены своей или чужой группы. Социальная идентичность более значима, чем личностная. Гармония здесь важнее личного мнения. Характерна забота о влиянии своих решений и действий на сообщество и воздержание от высказывания мнений, к-рые могут противоречить общим интересам. Конфликт недопустим, слово «я» избегается. Цель образования – научиться делать. Групповые нормы – более важный регулятор поведения, чем социальные установки. Нарушение норм сопровождается чувством стыда. Высоко

ценится «жизнь по обычаю», «как у людей». Поощряется зависимость от группы: одалживание денег или вещей способствует сохранению сети отношений, основанных на взаимности. Правовое сознание развито слабо, преобладают моральные представления, апелляция к межличностным, а не правовым отношениям. Взаимоотношения важнее дела. Принцип приоритетного контроля государства над производством и распределением товаров и сферы услуг. Приоритет групповых прав и обязанностей по сравнению с индивидуальными. Регуляция согласования потребностей общества с индивидуальными и групповыми интересами на основе принципа иерархии, равенства удовлетворения потребностей и консенсуса. При распределении ресурсов превалируют нормы равенства и удовлетворения потребностей. Представления о мироустройстве, социальной и природной действительности предполагает осознание, что общество – не сумма отдельных независимых индивидов, а органическая целостность. Принцип целостности в видении картины мира, природы и общества.

К наиболее К. и. этнопсихологи относятся англоговорящие страны, в первую очередь США и Великобритания, а также Австралия, Нидерланды, Канада. Наиболее К. к. сложились в странах Азии и Ю. Америки – Тайвань, Гонконг, Сингапур, Перу, Колумбия. Япония, по мнению Хофстеде, занимает промежуточное положение, хотя др. исследователи рассматривают Японию как страну с выраженной коллективистической направленностью. У. Ким считает, что образование К. и. связано с тем, что в Зап. Европе новые этнич. сообщества появлялись в результате разъединения уже существующих коллективных образований (таких как семья, община, клан и религия). Основой формирования новых коллективов были не общинно-родовые связи, а общие интересы, опыт и цели. К. и. складывались в результате перегруппировки такого типа, а в К. к. сохранились связи, основанные на семейной и социальной общности. Берри связывает индивидуалистическую или коллективистическую ориентацию национ. культуры с экологическими условиями становления первобытных сообществ и их истор. специализацией: охота и собирательство требовали индивидуальной ответственности и личных достижений, в то время как в сельскохозяйственных, пастушьих общинах большее значение имели согласованность действий и сознательность. Высокие баллы по шкале индивидуализма имеют выраженную корреляцию с национ. благосостоянием, в результате чего возникли идеи о необходимости пропаганды индивидуализма среди К. к. в целях их эконом. развития. Однако Хофстеде считает, что имеется обратная зависимость – благосостояние приводит к индивидуализму. Согласно Кольцовой и др., реальный национ. – культурный тип общества является сочетанием характеристик как индивидуализма, так и коллективизма с преобладанием того или другого, а общая тенденция эволюции обществ состоит в их движении по направлению к центру шкалы «индивидуализм – коллективизм», причем данная тенденция выражена сильнее в странах с индивидуалистической ориентацией. Г. К. Триандис, развивая идею индивидуализма-коллективизма, предложил доп. характеристику – горизонтальная и вертикальная ориентация. Культуры горизонтального типа подчеркивают равенство, в то время как культуры вертикального типа делают акцент на иерархии. Следует отметить, что шкала горизонтальности-вертикальности Триандиса описывает те же характеристики общества, что и шкала «дистанция власти» классификации Хофстеде.

• Триандис Г. К. Индивидуализм и коллективизм: прошлое, настоящее и будущее // Психология и культура. СПб., 2005; Hofstede G. Dimensions of national cultures in fifty countries and three regions // Expiscations in cross-cultural psychology. Liss, 1983; Keller H. Culture and development: Developmental pathways to individualism and interrelated ness // Psychology and Culture. 2002.

Межкультурная компетенция – Понятие М. к. вошло в науч. дискурс в 1990-х гг. в результате переосмысления концепции коммуникативного обучения иностр. языкам, вызванного необходимостью преодоления разрыва между глобальными образовательными целями, вставшими перед объединенной Европой, и прагматическими установками в обучении иностр. языкам. Появление нового понятия было связано с необходимостью разрешения противоречий и внутри самого коммуникативного метода, обусловленных недооценкой специфики восприятия изучающего иностр. язык, его лингвокультурного опыта в рамках родной культуры. Являясь ключевым понятием лингводидактики, М. к. в то же время характеризуется как понятие междисциплинарное, базирующееся на положениях целого ряда наук, в т. ч. философии и культурологии о системном представлении культуры народа в его языке, на выводах психологии и сравнительного страноведения о существенном влиянии родного языка и родной культуры на процессы овладения иностр. языками и культурами, на данных этнопсихолингвистики о специфике речевого поведения представителей разл. лингвосоциумов. Многоаспектность изучаемого явления объясняет многообразие существующих подходов к его науч. осмыслению и определению. Большинство исследователей рассматривают данный вид компетенции как системное образование с поведенческими, когнитивными и аффективными аспектами. Исходя из основополагающего для совр. лингводидактики положения о том, что обогащение концептуальной картины мира связано с освоением и использованием языкового кода, Ю. Н. Караулов, И. И. Халеева и др. в составе М. к. выделяют коммуникативную компетенцию, осмысливая содержание М. к. с т. зр. взаимосвязи между освоением иноязычного кода и развитием культурного опыта человека. В. П. Фурманова, И. А. Голованова и др., подчеркивая коммуникативный характер данного явления, для обозначения рассматриваемого понятия используют термин «межкультурная коммуникативная компетенция». Др. исследователи разводят понятия М. к. и межкультурная коммуникативная компетенция. Полагая, что М. к. нацелена на сопоставление языков и культур и ее формирование может осуществляться на родном языке, в то время как развитие межкультурной коммуникативной компетенции требует изучения иностр. языка, они, по существу, уподобляют М. к. общим компетенциям (см. Межкультурная коммуникативная компетенция). В отношении роли когнитивного аспекта М. к. ученые проявляют большее единодушие, связывая М. к. со знаниями специфики культурного фона, в т. ч. знаниями культурного модуса поведения, выявленными в результате сравнения культуры страны изучаемого языка и родной культуры. Подчеркивая, что изучение иностр. языка и иной культуры тесно связано с развитием опр. качеств личности, исследователи отмечают роль таких показателей, как способность к рефлексии, эмпатия, толерантность по отношению к иной культуре и ее представителям, открытость и любознательность.

Обобщение результатов многочисл. исследований позволяет определить М. к., вслед за В. Мальковой, как способность личности к самореализации в рамках «диалога культур». Данная трактовка дает возможность охватить онтологический аспект становления личности: развитие ее коммуникативного и культурного опыта, выработку личностной позиции в деятельности, становление индивидуальных форм О. с др. культурой/культурами. Существенным уточнением данного понятия является определение М. к. как высшего уровня владения способами осуществления межкультурной коммуникации между партнерами по взаимодействию, представителями разл. культурных социумов. Такой подход позволяет рассматривать М. к. как специфическое системное образование, реализуемое в контексте межкультурного О./обучения межкультурному общению и не сводимое к общим компетенциям личности. В содержательном плане М. к. объединяет целый комплекс умений. В него входят: умения оперировать знаниями о системе изучаемого языка в процессе коммуникации, а также фоновыми знаниями своей культуры и культуры инофона, умения интерпретировать явления иной культуры с позиции ее представителей, воспринимать и понимать иную ценностную систему, умения общаться с носителями иного языка, иной культуры, осознавая при этом различия в использовании средств иностр. языка в зависимости от ситуации, репертуара ролей, норм, обычаев иноязычного речевого поведения, культурных традиций в сравнении с родным языком и родной культурой.

• Караулов Ю. Н. Русский язык и языковая личность. М., 1987; Халеева И. И. Основы теории обучения пониманию иноязычной речи (подготовка переводчика). М., 1989.

Межкультурная компетенция коммуникативная Понятие М. к. к. используется в науч. дискурсе в 2 осн. значениях: как синоним лингводидактического термина «межкультурная компетенция и как самост. понятие. Разводя понятия межкультурная компетенция и М. к. к., ряд авторов полагает, что М. к. к. не тождественна ни коммуникативной, ни межкультурной компетенциям: межкультурная компетенция нацелена на сопоставление языков и культур и ее формирование может осуществляться на родном языке, в то время как развитие М. к. к. требует изучения иностр. языка. При таком подходе межкультурная компетенция уподобляется общим компетенциям, а М. к. к. трактуется, напр. К. М. Ирисхановой, как способность и готовность строить отношения с представителями др. культур, как способность и желание достичь понимания в межкультурных контактах вербальными и невербальными средствами. Это компетенция, к-рая позволяет языковой личности выйти за пределы собственной культуры и приобрести качества медиатора культур, не утрачивая собственной культурной идентичности. В содержательном плане М. к. к. представляет собой систему знаний, способностей, умений и психол. характеристик индивида: а) знания условий и усилий, необходимых для обеспечения эффективного межкультурного О., что подразумевает знание изучаемого языка в системе культуры, осознание общего и различного между родным и изучаемым языками/культурами с т. зр. социокультурных практик, включая дискурсивные, этические и коммуникативные способы видения и осмысления мира; б) умения осуществлять межкультурное взаимодействие, что предполагает коммуникативное умение на изучаемом языке, умение учитывать различия в восприятии и описании мира, умение приобретать и оперировать знаниями, существенными для изучаемой культуры, умения интерпретировать события, факты, убеждения, поведение с т. зр. не только собственной, но и изучаемой культуры, умения проявлять толерантность и эмпатию. Речь идет о множественности перспектив или более широком поле зрения, позволяющем индивиду в межкультурных ситуациях преодолевать до нек-рой степени свой эго– и этноцентризм; в) эмоциональное отношение, связанное с желанием или нежеланием достичь понимания в межкультурном О. и признанием ценностных ориентаций собственной культуры как одной из возможных точек зрения.

Разведение понятий межкультурной компетенции и М. к. к. признается обоснованным не всеми исследователями на том основании, что формирование концептуальной картины мира сопряжено с освоением и использованием языкового кода, следовательно, развитие межкультурной компетенции всегда носит коммуникативный характер (см. Межкультурная компетенция). В этом смысле уточнение М. к. к. оценивается как избыточное и двусмысленное, т. к. создается впечатление, что существует М. к. к. и некоммуникативного типа.

• Ирисханова К. М. Межкультурная коммуникативная компетенция и учебно-методический комплекс для вузов неязыковых специальностей // Вестн. Моск. гос. лингв. ун-та; Вып. 538. Серия Лингводидактика. М., 2007; Byram M., Fleming M. Language Learners in Intercultural Perspective. Cambridge, 1998.

Межкультурного взаимодействия стадии стадии, помогающие обозначить специфику установления контактов, взаимозависимость разл. групп в культурах, побудительные механизмы развития, степени устойчивости и преемственности культурной традиции. 1-я стадия – налаживание реального диалога культур на основе выработки общего для сторон кода О. (язык, обряд, мифы, религия) и установление группы-посредника межкультурного взаимодействия, являющейся носителем не только билингвизма, но и как его следствие – бикультуризма. Встраиваясь в инокультурную среду, элементы локальной культуры утрачивают целостность, подчиняясь закономерностям функционирования структуры культуры-реципиента. 2-я стадия характеризуется тем, что знание об иной культуре, приобретаемое благодаря деятельности группы-посредника, становится массовым. Эта стадия позволяет достичь полномасштабного контакта культур, определяя трансформацию инокультурных элементов. При этом прямое межкультурное взаимодействие приобретает черты косвенного: процесс актуализации содержания культуры выступает как составной элемент механизма адаптации. Межкультурный диалог постепенно становится самодиалогом – в рамках культуры начинается и усиливается О. по поводу «своего» (имевшегося в культуре содержания) и «другого» (приобретенного знания). 3-я стадия – формирование в каждой из взаимодействующих сторон образа «иного» (религии, языка, культуры), при этом стремление осознать специфику иной культуры является обогащением культуры понимающей, поскольку процесс актуализации усиливается. Отдельные элементы «иного», так или иначе адаптированные к содержанию культуры-реципиента, могут со временем потерять инокультурные черты и стать «своими», но коренным образом изменившимися.

Заключительная стадия представляет собой усвоение или отторжение тех или иных элементов др. культуры, хотя (в любом случае) имеет место процесс взаимопроникновения и взаимовлияния культур при надстраивании собственного структурного ряда. Возможен синтез культур, но при условии многолетнего сосуществования 2 или более культурных систем: культура любой совр. (этнич.) группы является продуктом длительной истории межкультурных контактов.

• Аблажей А. М. Межкультурные взаимодействия: методологический анализ в контексте проблемы этнической самоидентификации. Тюмень, 1994.

Менталитет в общении (нем. Mentalität – склад ума) – видение мира, мыслительная традиция. В О. как в поведенческой форме сознания наиболее ярко воплощается мыслительная традиция, характер национ. мировосприятия. О. определяет способ членения мира в той или иной культуре, проявляя собой ее ментально-истор. формы. Менталитет общества, коллективное сознание, будучи объектно-генетической основой коммуникативного действования, образует архаическое ядро О., определяющего этику и прагматику коммуникативных практик. Ментально-психич. Я воссоздается языком в коммуникативных сообществах. В. Гумбольдт, А. А. Потебня в своих трудах заложили основы исследования взаимосвязи речевого и коммуникативного поведения и его ментальной медиации. Ю. М. Лотман отметил характерную для русской культуры театрализацию О. как промежуточный код между жизненными ситуациями и их интерпретацией: ментальность воплощается в языковые маски, инсценирующие индивидуальность. Мотивы выбора языковых масок могут быть в каждую из эпох различны, однако мотивация их формирования всегда порождается менталитетом самозащиты индивида в условиях конкретного социума. П. А. Флоренский подчеркивал тесную взаимосвязь социальных феноменов менталитета и О. Он утверждал, что русским имманентно присущ поиск особого смысла выражений в силу производности повседневных выражений от культовых, содержащих сакральный смысл. Общий «склад мыслей», по мнению П. А. Флоренского, выступает изначальной основой О. В кач. такой основы он отмечает у русских взаимообусловленность идей. «Круглое мышление» (итог может служить началом причин) как стиль, характерный для русского сознания, передающийся из поколения в поколение, – антипод рационализму, структурирующему духовную систему мыслей и их отклонения в О. (Флоренский, 1998). Передача ментальных установок в О. на уровне обмена ценностями и личностными смыслами придает общительному взаимодействию уникальную трансцендентальную связь между посылками времени. А. Вежбицкой выделены бессознательные конструкции общительного стиля русских: неагентивность (неуправляемость желаниями, приходящими как явление свыше), фатализм (вынужденность поведения вызовами судьбы), морализаторство (приписывание ситуативных этических качеств), нереалистичность (ориентация на мир идеальных сущностей). Менталитет оказывается мультиплицирующей иллюзией мнемических и перцептивных процессов О. В кач. интенции, мотива, установки он исследуется в актах О. как на макроуровне (фатическое О.), так и на мезоуровне (социальное О.). Менталитет в социальном О. как выражение организованной ментальной активности индивида является предметом анализа на уровнях формально-семиотического текста О., семантически-содержательного – на социокультурном уровне, где выявляются способы классификации, кодирования и декодирования коммуникативных значений в их истор. значении и коммуникативных задачах.

• Лотман Ю. М. Внутри мыслящих миров // Человек-текст-семиосфера-история. М., 1999; Флоренский П. А. У водоразделов мысли // Флоренский П. А. Имена: Сочинения. М.-Харьков, 1998.

Механизмы формирования родной и иноязычной речи в общении – совокупность процессов, обеспечивающих возможность овладения иноязычной речью по модели формирования родной речи в онтогенезе, с учетом их сходства и отличия. До недавнего времени одной из ведущих в психологии являлась т. зр., восходящая к Ж. Пиаже, согласно к-рой развитие психич. структур человека определяется последовательными фазами его физич. и умственного формирования и ограничивается временем их морфологического и функц. созревания. С этой т. зр. было связано распространенное в психологии и психолингвистике рассмотрение онтогенеза как процесса формирования осн. структур и функций психики индивида, в т. ч. речи, в течение его детства. Совр. взгляд на проблему восходит к идеям Л. С. Выготского, С. Л. Рубинштейна, Б. Г. Ананьева, А. Н. Леонтьева, А. Р. Лурии и состоит в том, что развитие психич. структур и функций связано как с врожденными задатками, так и с внеш. факторами (взаимодействием человека со средой, общением, обучением). Это развитие может продолжаться при благоприятных условиях всю жизнь. Последователи А. А. Ухтомского полагают, что развитие психич. функций осуществляется за счет т. наз. функц. органов, к-рые формируются прижизненно при обучении и являются их анатомо-физиол. основой. Именно функц. органы обеспечивают развитие психич. функций после завершения морфологического созревания. Языковая способность человека, к-рую можно определить как психофизиол. механизм, обеспечивающий человеку овладение и владение речью, является по сути психич. структурой и функцией. Как и все прочие психич. функции, она при опр. условиях способна к развитию на протяжении жизни человека. Данное положение позволяет с позиций прикладной психолингвистики рассматривать процесс овладения иноязычной речью не только ребенком, но и взрослым человеком через приз му развития языковой способности в онтогенезе в универсальном его понимании. Положение о том, что речевое развитие ребенка и взрослого человека (при обретении им речи иноязычной), следуют в своем становлении опр. общим закономерностям легло в фундамент разработанного И. М. Румянцевой Интегративного лингвопсихол. тренинга (ИЛПТ) – метода обучения иноязычной речи.

Оппоненты «онтогенетического» подхода к обучению иноязычной речи также апеллировали к теории Л. С. Выготского о том, что речь формируется в процессе онтогенеза в сложных системах взаимодействия со средой, опосредованной человеческим О., когда определяется переход от чувственно-наглядной ступени познания к более высокому уровню интеллектуального анализа и синтеза. В этот же период происходит формирование личности человека, и речь ребенка оказывается органически вплетенной во все проявления его личности при О. с др. людьми. Когда детство заканчивается, завершаются известные этапы развития и на опыте речевой деятельности формируются функц. системы регуляции и поведения человека. Опираясь же на теорию пожизненного развития психич. функций можно, учитывая, а не воспроизводя в обучении речевой онтогенез, строить обучение по его модели при помощи тренинговых средств, к-рые развивают психич. процессы и свойства личности, и вместе с этим развитием формируют новую – иноязычную речь. У взрослого человека, несмотря на сформированность психич. функций, овладение иноязычной речью затруднено, поскольку эти функции сформированы на родном языке и вместе с этим языком. Однако обучение чужому языку взрослого человека по аналогии с постижением ребенком языка родного возможно. Можно приблизить формирование иноязычной речи у взрослых людей к онтогенетическому путем восстановления у них обостренного чувственного восприятия, к-рое в дополнение к развитой логике может усилить и улучшить работу всех психич. процессов. Если в онтогенезе слово возникает в результате обобщения непосредственных раздражителей и аффектов, как бы синтезировав в себе те ощущения, впечатления и представления, к-рые ребенок приобрел от знакомства с действительностью, то у взрослого человека в условиях специального обучения в «пути» от аффекта к слову этап такого обобщения как бы пропущен. Однако именно сопутствующие слову аффекты и непосредственные раздражители, делают это слово для взрослого человека живым и гибким, «приживляют» его в психике. Раскрывая все каналы восприятия, возвращая взрослым людям возможность не только логического, но и чувственного, аффективного познания иноязычной речи, можно улучшить работу познавательных функций взрослого человека. Метод ИЛПТ (см. Интегративный лингвопсихол. тренинг) не только приближает обучение иноязычной речи взрослых людей к ходу естеств. речевого развития, но и интенсифицирует его за счет воздействия на уже сформированные психич. процессы взрослого человека, к-рые имеют неограниченные резервы для дальнейшего развития.

• Румянцева И. М. Психология речи и лингвопедагогическая психология. М., 2004.

Народ – опр. достаточно многочисл. группа людей, отличающаяся общностью языка, культуры, территории, религии, истор. прошлого и др. Наличие указанных признаков следует рассматривать в совокупности, т. к. напр., общий язык – это важнейший признак, но существуют разные народы, использующие один и тот же язык: так шотландцы, ирландцы и валлийцы почти полностью переняли англ. яз., но англичанами не являются. Понятие Н. в широком смысле слова – это все население определенной страны. Н. часто понимается как «этнос», без использования строгих науч. критериев. В отдельных случаях понятие Н. применяется для определения и характеристики неск. этносов, проживающих в одном государстве. В истор. материализме Н. понимается как социальная общность, как творец истории, деятельность к-рого создает преемственность в поступательном развитии общества. В социальной психологии Н. – это общность людей, субъект общественных, в т. ч. межнациональных, отношений.

• Гумилев Л. Н. Этносфера: История людей и история природы. М., 1993; Гумилев Л. Н. Этногенез и биосфера Земли. М., 2007; Философский энциклопедический словарь / Ред. кол. Аверинцев С. С, Араб-Оглы Э. А., Ильичев Л. И. и др. М., 1989. С. 386.