Праздновали мы круто – ну, для своих возможностей, конечно. Хоть по меркам нашего нанимателя это был, скорее всего, так, мелкий междусобойчик, но на то он у нас и олигарх, чтобы и мерки иметь олигархические. Нам же, простым и непритязательным наёмникам, и без суперизысков хорошо. Нашим рабам – тем более. Катон в своём имении может сколько угодно заставлять своих рабов пахать без праздников и выходных, а потом продавать надорвавшихся, я же считаю, что когда радуются господа – должен быть повод для радости и у их слуг. Особенно, когда им, того и гляди, оружие скоро раздать придётся. Может быть, летом, а может быть – уже и по весне. У нумидийцев весеннее обострение как раз может случиться, и к этому нам следует быть готовыми. Поэтому и жлобиться на пару-тройку выходных и праздничные гуляния для честно заслуживших их рабов – это же надо быть в натуре Марком Порцием Катоном, пока ещё, впрочем, ни разу не Старшим по причине отсутствия Младшего. Тот вроде был… тьфу, будет современником Цезаря.
Поводов же у нашей компании была целая куча. Во-первых, Арунтий понял наши с Васькиным намёки и сообразил, что не очень это хорошо, когда между членами его «мозгового центра» такой большой разрыв в имуществе и доходах. В результате он в очередной раз щедро увеличил нам всем жалованье, а затем ещё и подарил по небольшой виллочке – где-то по полтора десятка рабов каждая – и Володе с Серёгой, так что теперь они справляли разом и новоселье, и переход в категорию «латифундистов». Серёга тут на радостях назюзюкался в лёжку, Юлька – ну, не слишком далеко от него ушла. Спровадив благоверного дрыхнуть, вздумала опять клеиться ко мне. Типа раз уж Велия к Софонибе меня не ревнует, то и к ней не должна. А Юлька есть Юлька, наклюкается – приставучей становится, как банный лист. Да ещё и пургу спьяну понесла насчёт того, что раз деньги теперь есть, и недвижимость есть, так пора уж и детей рожать – эдаким заговорщическим шепотком, гы-гы! Когда я объяснил ей популярно, то бишь на пальцах и чуть ли не по слогам, что я женат как раз на той, от которой и детей иметь хочу, то оказался, как всегда, сволочью и эгоистом, а потом ещё и фашистом до кучи. Моя ненаглядная, на слух никогда не жаловавшаяся, откровенно хихикала в кулачок. Юлька на это обиделась и принялась демонстративно кокетничать с одним наёмником-кельтом, по возрасту гарантированно годящимся ей в отцы, а не гарантированно – так вполне возможно, что и в деды. Видимо, по соображениям безопасности. Наташка, набравшаяся лишь немногим меньше подруги, ржала до слёз, но примеру её не следовала, поскольку Володя оказался покрепче Серёги и сохранял бодрость. В общем, лучились счастьем.
Во-вторых, Велия на днях сообщила мне об ожидающемся пополнении в моём семействе. Если кто-то полагает, что уж ребёнка-то сделать – дело нехитрое, то напрасно. Это «залететь», то бишь схлопотать как снег на голову нежеланную беременность – пара пустяков, а вот сделать нужного ребёнка, не абы какого, а такого, которому будешь рад – тут потрудиться надо как следует. Хотя и сам я в биоэнергетике далеко не профан, да и у моей половины кое-какие способности имелись, а тёща проговорилась как-то, что имелись у них в роду и знахарки, и прорицательницы, зависеть от воли совсем слепого случая я не собирался. Мы не выпрашиваем у судьбы счастливых случайностей, мы подготавливаем их сами. Пришлось мне учить супружницу своему способу ходьбы – с задействованием частичной невесомости, чтоб хотя бы ощущением соответствующим владела, для чего потребовалось провести с ней сжатый ускоренный курс азов современной дэировской биоэнергетики, потом самому повторить собственные наработки потщательнее, затем ещё оттренировать заново телекинез, причём поустойчивее, чтоб не просто втихаря, а и у неё на глазах получался, да ещё и в режиме общей настройки друг на друга для трансляции ощущений. Потом мы с ней намечали обязательный набор качеств будущего наследника, затем вместе медитировали, закладывая полученный эмоциональный образ в подсознание, раскручивали его и насыщали энергией, проникаясь верой, и только после этого занялись заключительной, то бишь постельной фазой данного мероприятия. На ярко выраженного паранормала, эдакого «мутанта икс», я не рассчитывал, это было бы слишком шикарно, но лучшую – по сравнению с нашей собственной – предрасположенность к наработке такого рода способностей он, по идее, должен будет иметь в качестве врождённого бонуса. Это вам не бестолочь среднестатистическую плодить, гы-гы!
В-третьих, женился Васькин. Юлька шипела, что «вот и этот тоже на дикарке женится» – ага, можно подумать, античный Карфаген прямо кишмя кишит современными попаданками! На мой же взгляд, невесту он себе нашёл очень даже вполне.
Антигона была дочерью купца-финикийца и его наложницы-гречанки, ради которой тот и переселился из консервативной Утики в куда более космополитичный и терпимый Карфаген. Лишённый разгневанным отцом не только наследства, но и всякой поддержки, он начал своё дело с нуля, не раз прогорал, но в конце концов таки встал на ноги и выбился в люди – не в олигархи, конечно, но в крепкие купцы средней руки, так что выбор Хренио оказался оптимальным и с этой точки зрения – невеста и из хорошей семьи, и не избалована легко доставшимся богатством. Редкое и ценное сочетание, и не будь у меня Велии – сам бы примерно из таких искал. Были там, впрочем, и нюансы. К моменту бракосочетания её родителей будущая мать была уже заметно на сносях, и хотя отец узаконил потом дочь честь по чести, по обычаю она всё же не была достойна брака с ровней. Отец из-за этого хотел посвятить её в храм Танит, но Васкес решил, что у главной карфагенской богини и без Антигоны молодых и симпатичных жриц хватает, и без ещё одной великая богиня как-нибудь перебьётся, а вот он – нет. И когда он познакомил с ней меня, я согласился с ним целиком и полностью. А раз так – мы тут наёмная солдатня или на хрена? Мы тут гангстеры или так, погулять вышли? В результате мы с ним и нашими испанскими камрадами организовали целое похищение – ага, с гиканьем, молодецким посвистом, обнажёнными мечами и лихой конной скачкой – к счастью, обошлось хоть без смертоубийств и увечий. А чтобы будущему тестю быстрее думалось над поступившим вскоре предложением жениха-похитителя, приврали, будто ради приличия со свадьбой не следует тянуть. На самом деле, конечно, блефовали – девчонка вовсе не хотела для своих будущих детей таких же точно обстоятельств, которые сопутствовали и её собственному рождению. Но таких обстоятельств для своих внуков не хотел и финикиец, а когда мы ему популярно объяснили, что его дочь ничего такого особенного и не отчебучила, а просто продолжила добрую отцовскую традицию брака по любви, тот даже рассмеялся и махнул рукой. Так что дела нашего испанца устроились быстро и наилучшим образом. И не для одного только его. Ведь и ссора его тестя с отцом была настолько давно, что успела уже стать неправдой, а договора между всеми финикийскими городами о взаимном признании гражданства тоже ведь никто не отменял. Будучи полноправным гражданином Карфагена – из-за чего и не радовала его так перспектива породниться с чужеземцем-метеком – тесть Васькина без проблем мог восстановиться и в гражданстве Утики, что уже и для всех нас означало бы немалое подспорье, когда данный вопрос станет актуальным и для нас самих. Конечно, и Арунтий тоже мог помочь нам в подобном деле уж всяко не меньше, но кто ж отказывается от дополнительного козыря?
И наконец, в-четвёртых – с трудом уложившись к приходу зимних дождей, но всё же уложившись, мои рабы закончили-таки оборонительный периметр «дачи». А это повлекло за собой уже и «в-пятых» – помимо общего празднования окончания аврала, праздновали ещё и целых пять рабских свадеб. Для большего количества отличившихся работников у меня подходящих невест не нашлось, но главное – положить начало. Люди должны видеть, что слово господина – крепче гороха. Не заржавеет и за обеспечением жёнами остальных – в городе есть большой невольничий рынок, и рабынь там продаётся немало. Заодно и мужиков маленько перераспределю – ливийцев в город, дабы в соблазн при приближении родственных нумидийцев не впадали, а македонян с сицилийцами – на «дачу». А женить – женю, и не на потасканных лахудрах, а на молодых и симпатичных. Дороже обойдутся – ну так заслужили, а для заслуживших ни разу не жалко. Ведь работу какую сделали! Пусть и не совсем такая у меня крепостная стена, как в Кордубе, там она, конечно же, покапитальнее, но такого же типа. Римские военные лагеря, например, такой стеной обзаводятся уже при преобразовании в постоянное поселение-колонию, то бишь превращаясь в какой-никакой, а всё же город. И не в один год это обычно делается.
Аналогичным манером, хотя и немного попроще, укрепил своё семейное гнездо Хренио, закончив даже несколько раньше меня. А глядя на наши «замки», обзавидовались и тут же заморочились на собственных свежеполученных «фазендах» и Володя с Серёгой. Понятно, что нашего уровня им не осилить, но кое-что, надо думать, тоже соорудят. Вот кто по-настоящему дал копоти, так это тесть. Поглядел на мой «лимес», покачал головой, да и собственный затеял. Ага, с истинным олигархическим размахом, гы-гы!
Это я по наивности судил по себе и полагал, что за неполный сезон серьёзной каменной стены не выстроишь. Оказалось же, что ошибся я в этом вопросе как минимум дважды. Во-первых, это я не выстрою, а он выстроит. А во-вторых, ему и не требовалось непременно успеть до зимних дождей. Я-то строился на простом известковом растворе, а Арунтий – вот что значит денег куры не клюют – на настоящем цементном, и не на самом обычном, сырости не любящем, а на специальном портовом, который схватывается даже под водой. Туда вроде толчёный кирпич добавляют и ещё какую-то хрень, и он выходит гораздо дороже обычного, только на причалы портовые и идёт, но то у простого народа, а мой тесть – простой олигарх, и ему среди дождей строиться приспичило. Ну и строится себе – у них, у олигархов, с этим запросто…
Порадовала нас и шелководческая ферма. На изобильном свежем корме и под надёжной защитой от пернатых гусеницы дубового шелкопряда отожрались, вымахали, миновали несколько линек и уже смахивали на личинки чего-то солидного, а не просто на каких-то волосатых червей. После того как Наташка преодолела свою брезгливость и разглядела их получше, она оценила их возраст как предпоследний, а для некоторых – и последний перед окукливанием. Где-то через неделю, похоже, появятся первые коконы.
Этого момента надо будет дождаться, дабы организовать их перемещение и надлежащий уход, а заодно и подготовить «сексодром» для выходящих бабочек и «ясли» для молодняка личинок. А главное – как следует обучить всему этому задействованных на шелководческой ферме рабов, чтобы выведение ими следующих поколений шелкопряда уже не требовало нашего прямого присмотра. А на экспериментальной ферме позабавили гусеницы походного шелкопряда. Обслуживавший их раб пожаловался мне на весьма беспокойный характер вверенных его попечению насекомых, что те и подтвердили тут же, прямо у нас на глазах. Стоило рабу отвлечься, как проклятые волосатые червяки так и норовили уползти куда-нибудь, двигаясь гуськом, то бишь колонной по одному, и их приходилось заворачивать обратно к задаваемому им корму, и так продолжалось весь день – хорошо хоть на ночь они успокаивались. Нетрудно было сообразить, как ненавидит их за это раб, и что до сих пор с этими гусеницами не приключилось никакого «несчастного случая» лишь потому, что тот ценит моё доброе к нему и его товарищам отношение и за это честно старается быть благодарным.
Въехав в ситуёвину, я тоже решил пойти хоть в чём-то навстречу затаённым чаяниям измученного работника. Наташка как-то ещё в городе вспомнила, что вообще-то практически у всех шелкопрядов гусеницы обоих полов в процессе роста приобретают различия по размерам – самки делаются крупнее самцов. Теперь, когда они уже вымахали, различия стали заметными. Взяв у раба деревянный пинцет, я отобрал тех длинноволосых, которые были помельче, после чего отделил их от остальных и объявил рабу, что вот этих отобранных я приговариваю к смерти и поручаю ему привести приговор в исполнение любым способом, какой ему только заблагорассудится. Раб тут же собрал мелких веточек и принялся раскладывать маленький костёр. Это занятие вдохновило его настолько, что он даже не сильно опечалился, когда я пересчитал оставшихся, сделал вид, что записываю на навощённой дощечке, и велел ему продолжать о них заботиться и беречь их как зеницу ока. А когда работник с явным наслаждением сжёг на медленном огне «приговорённых», я объяснил ему смысл мероприятия. Люди же гораздо лучше справляются со сложным и ответственным трудом, да и выполняют его с большей охотой, когда понимают смысл своих стараний. А смысл ведь предельно прост. Обычных длинноволосых гусениц я взял исключительно из опасения, что все нужные мне коротковолосые мутанты могут вдруг оказаться самцами. То есть исключительно ради самок взял, а длинноволосые самцы мне и на хрен не нужны, и нет ни малейшей необходимости мучить людей заботой ещё и о них. Мне нужна коротковолосая порода, только и всего. Как только она у нас выведется и размножится – будем отбирать из неё уже более смирных и менее хлопотных в уходе, а доставляющих лишние проблемы – беспощадно отбраковывать. И лишь после этого из размножившихся коротковолосых и малохлопотных будем выводить лучших шелконосов. В общем, и азы селекционного ликбеза рабу преподал, и стремление позаботиться о его будущем удобстве и облегчении его труда ему продемонстрировал. А для закрепления мотивации намекнул, что человек, который выведет мне нужную мне породу, сделает для меня большое и важное дело, за которое ему не жалко будет и «вольную» дать. Похоже, что и тут дело на мази…
Зима и в Испании дождлива, как и во всём Средиземноморье, но то Испания, а тут ведь – Сахара. И Велия, и Антигона недоуменно взглянули на нас, когда мы с хохотом выбежали во двор прямо под начавшийся дождь. Поглядывали на нас изумлённо и рабы, и турдетанские камрады нашей охраны. А мы только ржали, подставляя себя струям ливня и вымокая до нитки – ага, посреди Сахары, гы-гы! Ну как объяснить местным суть нашего прикола, когда они сейчас даже представить себе не в состоянии, во что превратится эта благодатнейшая земля спустя века? Местные ведь не видели фильмов про современную Северную Африку с её безжизненными барханами и флегматично щиплющими унылую растительность одногорбыми верблюдами, которые только и составляют теперь местный североафриканский колорит, да ещё и неспособный выжить без людей, роющих в пустыне колодцы. Из аборигенов же местных нынешних никто ещё этого верблюда и в глаза-то живьём не видел – ну, наслышаны разве только, что такие существуют, но где-то очень далеко на Востоке. Мы с Васькиным, например, только в Египте его и увидели – если, конечно, не считать зоопарков нашего современного мира. Ну, я ещё в Средней Азии видел, где срочную служил – там, правда, двугорбые в основном, но есть и одногорбые, потомки завезённых арабами.
Невольно и разговорились на тему будущего опустынивания Северной Африки.
– Это же всё арабы со своими козами, овцами и верблюдами! – заявил Серёга. – Грёбаные дикари, мать их за ногу! Взяли и повытоптали всё на хрен своими стадами при своих грёбаных перекочёвках!
– А берберы нынешние чем от них отличаются? – возразил Володя. – Разве не такие же точно кочевники? А ведь жили тут издавна, и где пустыня?
– Кочевое скотоводство – как раз самое безвредное для пастбищ. Пастухи же не дают скоту сожрать и вытоптать всё, перегоняют на новое место раньше. Стада ведь у них здоровенные, и если скот доедает последнее – это же значит, что большая часть стада уже голодает. Падёж скота того и гляди начнётся. Кочевникам разве этого надо? – разжевал я им. – Засушливые земли опустыниваются от интенсивного земледелия и перевыпаса скота на одних и тех же пастбищах, привязанных к постоянным оседлым поселениям. Римлян за будущую Сахару благодарите.
– Так они же вроде умелые хозяева, разве нет? – изумилась Юлька. – От них же пошли многополье, севооборот, ирригация…
– А заодно до кучи необходимость кормить миллионный Рим и многочисленные легионы, – добавил я. – А ещё – разводить лошадей для многочисленной кавалерии. А ещё – строить амфитеатры с термами и акведуками, топить эти термы, обжигать кучу горшков с амфорами и выплавлять металл – на всё это нужна прорва древесины.
– Да, всё начинается со сведения лесов, – поддержала Наташка.
– Так строительство-то тут при чём? – не поняла Юлька. – Оно же из камня!
– А балки перекрытий? А строительные леса и механизмы? А дрова для обжига известняка? Известь для раствора откуда, по-твоему, берётся? И кирпич, опять же, обжига требует. И даже если строишься из необожжёного самана – его же штукатурить надо, а это опять известь. И хочешь, открою тебе самую страшную тайну? Черепицу для крыш тоже обжигать надо, как и те же горшки с амфорами, – перечислил я ей только самое основное, не вдаваясь уже в мелочи вроде приготовления пищи для строителей.
– И потом, вот вы говорите про леса. Разве дело не в осадках? Леса-то тут при чём?
– Так ведь лесные массивы притягивают осадки.
– У леса меньше альбедо – ну, отражательная способность, если по-простому, – разжевала Наташка. – Меньше солнечного тепла отражает, и воздух над ним прохладнее – это способствует дождям.
– И испарение заросли тоже задерживают, – добавил я.
– Да, получается самоподдерживающийся микроклимат. А если леса свести – климат иссушается, а он здесь и так засушливый – это уже первый шаг к опустыниванию. Следом – интенсивное земледелие с перевыпасом скота.
– А когда хватает жратвы – ещё и двуногие приматы имеют скверную привычку плодиться как саранча, а им ведь теперь подавай металлические инструменты, добротные каменные дома, горячую пищу и горячую воду в термах. Ну и прожирают в итоге всё, как та же самая саранча.
– Ну ты, Макс, прям как фашист рассуждаешь! – прифонарела Юлька. – Рядом с тобой Мальтусу делать нечего!
– А что я, неправду сказал? Опровергни аргументированно. Сумеешь?
– Ну, у римлян же было рациональное землепользование. Тот же Катон, тот же Варрон, ещё многие, не помню только…
– Ты видела нынешнюю Бетику и современную Андалузию. Разницу заметила? Так вот, такой Испания стала как раз при этих рациональных землепользователях. Точнее – ещё худшей. Современная – это уже хоть как-то более-менее восстановившаяся потом, уже при вандалах, вестготах и маврах. А теперь вдумайся ещё вот во что. Каким образом малочисленные «варвары» – всех вандалов тех же самых со стариками, бабами и детворой было тысяч восемьдесят, не больше – смогли сокрушить Западную империю?
– Ну, она ведь деградировала. Кризис рабовладельческого строя…
– Прежде всего был экологический кризис. Свели леса и всё на хрен распахали. Истощили на хрен почву и скормили на хрен овцам с козами остатки растительности. Всё для прокорма размножившегося Рима. Ему уже при Цезаре африканского зерна перестало хватать, египетское понадобилось, а при своём наивысшем расцвете он вообще аж до двух миллионов расплодился. А почва истощена и иссушена на хрен, урожайность падает. Ну и как прокормить такую прорву? Из провинций выколачивали последнее, народ конкретно дох с голоду. Ни жратвы, ни топлива. К приходу всех этих варваров воевать с ними было уже практически некому и нечем. Да и незачем, и не за что было воевать, кстати говоря. Большой привет твоим рациональным римским землепользователям.
– Ну ты прям в абсолют всё это возводишь…
– Утрирую, конечно, для наглядности. Но подорванная экология – это же факт. И обезлюдение западных провинций Империи – тоже факт. Ну вот не хрен было плодить два миллиона никчемных бездельников и сводить остатки лесов для их прокормления?
– Ладно, самый север Африки могли опустынить римляне, – сдалась Юлька. – А центральные районы Сахары? Ведь не джунгли же там росли, наверное?
– Сплошных джунглей не было, но были «галерейные» леса по берегам рек и озёр. Но как раз сейчас всё ещё продолжается интенсивное размножение негров банту за счёт земледелия и скотоводства. Ну и за счёт какой-никакой железной металлургии. А люди они простые, и мозги у них очень простые, и земледелие тоже простое – подсечное. Удобрил поле золой, получил шикарный урожай, нажрался на радостях просяного пива и настрогал своим черномазым бабам многочисленный выводок. А то, что лес выжженый больше не восстановится и органика в почве выжжена – это ведь для простых мозгов сей секунд не сильно заметно. Шаман наденет резную маску, постучит в бубен, помолится духу Великого Лунного Бегемота, а тот пошлёт новую траву на пастбища и новый урожай на поля. И ведь посылает же пока что, пока хватает ещё запаса прочности местной экологии. Мало пошлёт – так в жертву ему кого-нибудь провинившегося перед вождём принесут и с сознанием выполненного долга продолжат разорять местную экологию. Как окончательно разорят – пойдут на юг бушменоидов теснить и уже ихние земли разорять.
– Грёбаные обезьяны, млять! – прокомментировал Серёга.
– И ты туда же! – взвилась Юлька. – Расист недоделанный!
– А чего они тогда никакой цивилизации не создали?
– Создали, и во многих местах, только позже.
– А сейчас что мешает кроме безмозглости?
– А сейчас она им на хрен не нужна, – пояснил я ему. – Цивилизацию ведь не от хорошей жизни создают, а от отчаяния, когда деваться больше некуда. Это ж подчиняться надо и «арбайтен, арбайтен унд дисциплинен», а кому охота арбайтен? На север ливийцы с гарамантами не пустят, конницей сомнут, так они на юг расселятся. Бушменоиды на юге малочисленны, железа у них нет, и твори с ними, что левой ноге захочется. А в саванне и дичи полно, и земля плодородная – тропические краснозёмы. И трава в сухой сезон горит как порох.
– Австралию аборигены вроде точно так же спалили? – припомнил Володя. – Эти-то на хрена, земледелия ж не знали?
– Там гигантские вараны в зарослях засады устраивали.
– А они разве не на Комодо?
– Комодский – три, максимум четыре метра, а австралийский был пять, а то и шесть. Эдакий большой сухопутный крокодил. Вот они там и жгли эти заросли, чтоб тем варанам негде было засады на них устраивать. Попутно до кучи и нормальную съедобную мегафауну выжгли, на которую охотиться было легко и удобно – увы, издержки процесса. Остались одни мелкие – ну, относительно – и юркие кенгуру, вдобавок ещё пугливые, на уверенный бросок дротика хрен подкрадёшься. Значит – только загонная охота, а людей мало, значит – только опять с тем же огнём. Вот так и выжигали растительность из года в год, пока большую часть материка не опустынили. Тоже ведь в основном-то засушливая местность, которую только те леса и поддерживали в более-менее приличном состоянии.
– Значит, австралоиды – ещё худшие обезьяны, чем негры! – заключил Серёга. – Те-то хоть с запозданием, но попытались взяться за ум, а эти…
– А этим не с чем было за ум браться. Дравиды Южной Индии – точно такие же австралоиды по расе, считай, но их доарийская цивилизация Хараппы и Мохенджо-Даро баловалась водопроводом и канализацией, когда хвалёные индоевропейцы ещё в шкурах по лесам бегали. Но то Индия, а то – Австралия. Что там возделывать и кого приручать?
– Ну, хотя бы уж кочевое скотоводство с кенгуру…
– Ты не пробовал дрессировать дятла? Так вот, у тех кенгуру мозги ничуть не лучше. Как ты одомашнишь такой вид, который практически не дрессируется? Не на тот материк австралийцев занесло, и тут уж поздно пить боржоми – Южная Азия давно вся занята и поделена, и взад хрен кто пустит.
– А на хрена тогда эти орясины австралийскую мегафауну истребляли?
– А на хрена наши собственные предки мамонтов истребили? Ведь не сразу же после этого на земледелие со скотоводством перешли, успели ведь сперва и поголодать, и поканнибалить. Многие племена так и вымерли на хрен, земледелия со скотоводством не дождались. Тоже орясины были ещё те.
– Ладно, хрен с ними, с грёбаными дикарями. Но Северную Африку всё-таки жалко, – констатировал очевидное Володя. – Я вот что думаю – что, если этим римлянам хороших звиздюлей надавать? Опустить их на хрен ниже плинтуса, из Испании на хрен выгнать, в Африку хрен пустить – короче, загнать на хрен обратно в Италию. Ведь можно же, в принципе-то?
– Боюсь, что уже нельзя. Ну, если чисто теоретически рассуждать – типа будь у нас такая власть и такие ресурсы – наверное, можно было бы в принципе даже сам Рим на место поставить. Ну и хрен ли толку? Думаешь, это Северную Африку от опустынивания спасёт? А Карфаген этот каким путём развивается? Миллионный Рим или миллионный Карфаген – какая на хрен разница для североафриканской экологии? Может быть, не так быстро, учитывая финикийский восточный консерватизм, но один хрен вместо Римской империи будет тогда Карфагенская. И один хрен высокопроизводительные латифундии вытеснят малопроизводительных крестьян, а североафриканские леса сведутся на флот, стройматериалы и топливо. Причём для сокрушения Рима тут потребуются, скорее всего, такие «сталинские пятилетки», что, наверное, ещё быстрее всё это произойдёт. Ну и ради чего? Чтобы вместо римских олигархов жировали финикийские?
– И мы в их числе, – заметила Юлька.
– Ага, полностью обфиникинившиеся. Или офиникиевшие. Ты не забыла ещё, надеюсь, про древние финикийские обычаи?
– Ну, они же уже в прошлом.
– Полностью?
– Культура ведь эллинизируется.
– Ага, до первого серьёзного кризиса! А потом эти национально озабоченные урря-патриоты финикийского разлива завизжат, что город прогневил богов отступлением от священных обычаев предков. И потребуют искупительных жертв. А лично мне как-то совершенно не хочется, чтобы такой искупительной жертвой оказался вот он, – я погладил по животу Велию. – Втихаря и в римские времена будут ещё детишек в жертву приносить.
– Тогда, выходит, Катон прав, и «Карфаген должен быть разрушен», – развёл руками Володя.
– Получается, что прав…
– Так надо же религиозную реформу провести! – заявила Юлька. – Искоренить человеческие жертвоприношения, тогда и у христиан будет меньше поводов искоренять средиземноморское язычество!
– Религиозную реформу, говоришь? А между прочим, это религия «народных масс» – олигархи-то ведь давно уже в основном эллинизированы. А чернь будет в пику им придерживаться старых обычаев. Как ты представляешь себе такую религиозную реформу без массовых репрессий? Да тут такая диктатура потребуется, что старик Алоизыч может выйти погулять вместе со стариком Ильичом под ручку! Даже Ганнибал, крутой и свой в доску для этих карфагенян, на такое не замахивается. Знаешь, может быть, я и фашист – уж всяко не гуманист и не толстовец, но ни в железные феликсы, ни в малюты скуратовы я тоже как-то не рвусь. Патологических садистов, надеюсь, как-нибудь и без меня хватит.
– И что, Карфаген никак не спасти? Жалко же!
– Юля, я уже разжевал тебе, что для этого нужно. Фактически – превратить этот Карфаген в подобие Рима, эдакий брат-близнец. Какой ценой – я тебе тоже объяснил. Ну и смысл? Один Рим уже есть, на хрена второй? Чтобы, продолжая соперничать, быстрее всё Средиземноморье в пустыню превратили? Так кельты будут рады – ихние друиды, кстати, тоже человеческие жертвоприношения обожают. Хочешь получить кельтские королевства с религией друидов вместо христианских германских, да ещё и на пару-тройку столетий раньше? Так на мой взгляд, покорение Галлии Цезарем выглядит как-то предпочтительнее!
– С этим не поспоришь, – вынуждена была признать наша историчка.
Во второй половине дня дождь уже утих, и я забрался на вышку пообозревать окрестности, изрядная часть которых, как-никак, принадлежала мне. Вид виноградников, оливковых рощ и полей, буйно зеленеющих под щедрыми дождями античной Сахары, не мог не радовать. А ещё больше радовали привезённые из города и приныканные пока на складе пять деревянных пушек-дробовиков, которые могут явиться весьма неприятным сюрпризом для нумидийских забулдыг, пожелавших разграбить всё это великолепие.
Нет уж, хрен они угадали, абсолютно не для них я тут стараюсь! Вот римляне – да, этих так вот запросто хрен отвадишь. Не так запросто – ну, можно в принципе-то и их отвадить, да только я ведь уже объяснил той же Юльке, почему не вижу в этом смысла. Не только в Риме проблема и даже не столько в Риме, да и не самый худший он вариант…
– Я не всё поняла, но мне показалось, что вы говорили о возможности победить Рим, – проговорила Велия, взобравшаяся следом и прижавшаяся ко мне бочком. – И ты, мне кажется, считаешь, что это можно, но не нужно?
– Ты правильно поняла. Рим жаден, жесток и заносчив, но при этом он понятен и предсказуем. Мы, знающие историю, знаем, чего от него ожидать. А зная – можем сами подготовиться и приспособиться к ожидаемым трудностям.
– А если предотвратить их?
– В какой-то мере мы так и сделаем. Небольшие набеги нумидийцев мы отразим силой, и они не смогут повредить нам.
– А Рим?
– Рим слишком велик и силён, и вряд ли нам хватит сил справиться с ним. Уйти из-под ожидаемого удара – другое дело.
– Ну а если всё-таки появится возможность сокрушить его?
– Тогда история пойдёт иначе, и мы потеряем преимущества своего знания. Ну и зачем это нам? Ведь чем меньше изменится история, тем большим будет преимущество знающих её перед прочими. В жизни наших потомков будет не так уж и мало опасностей, и они должны суметь преодолеть их. Имея точное знание, им будет легче это сделать.
– Вы говорили о важности лесов. Римляне вырубят их?
– Не сразу, но постепенно вырубят. Но это случилось бы и при любом другом победителе. Нужны крепости, нужен флот, нужны города, нужен металл. Всё это требует множества строительной древесины и дров. Хоть для Рима, хоть для Карфагена, хоть для любого другого гегемона Средиземноморья. Даже если Карфаген вдруг каким-то чудом захватит, удержит за собой и включит в своё царство Масинисса – всё это понадобится и ему. Североафриканских лесов не спасти ни при каких обстоятельствах.
– А испанские?
– В Испании рудники, которым нужен древесный уголь. А ещё там будут долгие войны – Рим будет завоёвывать страну два столетия. На каждой стоянке легионеры будут строить военные лагеря, а это тоже много дерева. Потом будет и строительство римских городов – это тоже топливо и строительная древесина. Климат Испании не так засушлив, как здешний, и испанским лесам будет легче восстанавливаться, но и им придётся очень нелегко. И этого тоже предотвратить нельзя.
– А облегчить?
– Наверное, можно. Что удастся – сделаем. Но ты спрашиваешь о лесах, а там ведь ещё и люди, которые тебе вряд ли безразличны.
– Я думаю, что уж им-то ты поможешь и без моего напоминания.
– Тем более что о них-то мне и без тебя всегда найдётся кому напомнить, – по стене под вышкой как раз прогуливался и один из наших турдетан, – придётся поломать ещё голову, как тихо и мирно включить этих сорвиголов в нормальную мирную жизнь римской провинции.
– И их точно таких же родственников.
– Скажи уж прямо, что всех турдетан, вместе взятых.
– Хорошо бы. Только я понимаю, что всех не получится…
– Ага. Сколько волка ни корми, он всё равно в лес глядит. А чем дальше в лес – ага, тем толще партизаны…
Испанские иберы – это ведь что-то с чем-то. Во многих отношениях это самый натуральный Кавказ, только очень западный. И так-то народ, не склонный терпеть, когда его норовят загнать в стойло, а если делать это ещё и в унизительной форме, как водится за некоторыми ретивыми цивилизаторами вроде римлян, то буза гарантирована, и буза не простая, а испано-иберийская, в виде герильи, то бишь партизанщины. Национальный вид спорта, можно сказать. И хотя турдетаны Бетики – самые культурные и уравновешенные, самые приученные к порядку, иберами от этого не перестают быть и они – ага, со всеми вытекающими. И хрен бы с ними, да только вот вышло так, что здесь они нам не чужие…