13. Ох уж эти женщины!

О неизвестной нам подоплёке той заварухи меня просветила потом Криула. Для узкого круга посвящённых предстоящая хлебная спекуляция секретом не являлась. Афера эта производилась регулярно, раз в несколько лет. Наживались хлебные магнаты, конечно, не на черни, лишних денег всё равно не имевшей и страдавшей поэтому просто «до кучи», а на зажиточном «среднем классе», который мог позволить себе свой хлеб и втридорога – на какое-то время, конечно. Но олигархи и не стремились устроить настоящий голодомор, довольствуясь наживой и за пару-тройку недель, за которые вполне успевали хорошенько набить мошну. По графику очередной такой раз давно уже назревал и сдерживался лишь присутствием Ганнибала, с которым не забалуешь. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что произойдёт, когда суффет отбудет из города на запланированную многодневную инспекцию и учебные манёвры полевой армии. Поэтому делать какие-то далеко идущие выводы из знания нашим нанимателем о предстоящих событиях, с нашей стороны было ошибкой, обусловленной незнанием обстановки. Никаким инициатором этой спекуляции Арунтий не был, просто был в числе посвящённых. А инициировал он несколько иное – участие в афере никогда не участвовавших в ней ранее Феронидов. Не впрямую, конечно, – не настолько прост наш наниматель. Он просто объявил Феронидам о предстоящем пятикратном повышении цен на поставляемые им заморские «снадобья», которые теперь стало намного труднее добывать. Те же и так драли за них с египтян по максимуму и портить отношения с ними сдиранием уже четвёртой шкуры благоразумно не хотели. Но ещё меньше им хотелось уменьшения своих доходов, а тут как раз простой и очевидный способ компенсировать его себе напрашивался. А поскольку для Феронидов это была именно компенсация предстоящих убытков, а не просто дополнительный навар, действовали нанятые ими спекулянты с особой жадностью, а защищавшие их наёмники – с особым рвением. Поэтому и проштрафились на этом Ферониды даже на фоне основных участников куда заметнее, за что и огребли от вернувшегося в город Ганнибала по первое число. Глава клана и несколько его ближайших приспешников на крестах повисли, самые замаранные из уцелевших спекулянтов компанию им составили, прочие отделались, я бы сказал, лёгким испугом – изгнанием с конфискацией.

Кто позаботился о том, чтобы вожаки «народной партии» узнали об активном участии Феронидов в спекуляции, как и о том, чтобы запасшиеся загодя зерном наёмники создали своей разнузданностью побольше поводов для народного недовольства – тайна сие великая есть. Арунтий о ней молчит как рыба об лёд, а Криула то ли не догадывается, то ли старательно имитирует недогадливость. Ну, мы ведь с Васькиным тоже далеко не обо всём вслух говорим, о чём знаем и догадываемся. Не за длинный же язык нам деньги платят, а совсем за другое. Думаете, легко деньги зарабатываются? У Володи вон до сих пор фингал под глазом, у Хренио губа рассечена, у меня самого рёбра до сих пор ноют, а у Серёги вообще копчик отбит и шишка на лбу с детский кулак величиной – эти грёбаные греки успели спустить его с лестницы. Да нет, не те греки и не с той лестницы! Сказал же ясно, что не было нас у тех ворот! Другие это были греки, и повздорили мы тогда с ними совсем в другом месте. В соседнем квартале, кажется, – ни хрена не помню уже, из-за чего. Скорее всего – из-за баб, но точно не помню – пьян был. Ферштейн?

Впрочем, наш наниматель – человек не мелочный. Раз уж случилась эта пьяная драка во время заварухи, то и в подробности он вникать не стал, а включил и её в число наших служебных отличий, а полученные в ней «ранения» – в число служебных. Десять статеров каждому как с куста, плюс по статеру премиальных за каждый день заварухи, да и жалованье нам тоже прибавил щедро. Володя с Серёгой теперь по семь шекелей в день получают, Васкес – десять, а я – статер, то бишь пятнадцать. Да и единовременно Арунтий наградил нас с испанцем за ту кипрско-родосско-египетскую «командировку» по-царски. Двести статеров ему, триста – мне. Карфагенских, естественно, а не египетских. Такому человеку служить – мы всегда с радостью, гы-гы!

В связи с волной ганнибаловских репрессий, которым подверглись некоторые из олигархических семейств Карфагена, в Мегаре появились и бесхозные особняки. Увы, даже при теперешних моих достатках мне всё ещё не по карману и самый простой из них. Ну не тяну я на карфагенского олигарха, хоть ты тресни! Тем не менее на пирушке уже у себя, устроенной по случаю восстановления в городе порядка и счастливого избавления обитателей дома от опасности – ага, можно подумать, кто-то саму Мегару штурмовать собирался, – босс объявил во всеуслышание, что весьма доволен моей службой и считает меня достойным руки своей дочери. Ещё бы он не считал – после такого увеличения своих доходов от заокеанских «снадобий»! Так что этим важным и радостным для меня объявлением он меня не удивил. Удивили меня другие – те, от кого уж точно не ожидал. Удивила моя ненаглядная, почему-то не выглядевшая радостной, да и мать её отчего-то хмурилась, хоть и давно уже идею нашего брака одобряла. Что за хрень, спрашивается?

– Ты слишком отличился в выполнении этого отцовского задания, Максим! – сказала мне Велия с упрёком в голосе. – А я ведь просила тебя постараться и выполнить порученное тебе дело хорошо, но всё-таки не лезть при этом из кожи вон и не совершать величайших подвигов в духе самого Геракла! Я же не просто так просила тебя об этом!

Просила, было дело – когда прощались перед «командировкой». При этом ни хрена толком не объяснила, и я решил, что она шутит. С чувством юмора у неё отродясь никаких проблем не было, шутит частенько, а кто же шутки за чистую монету принимает? Вот и я не принял. А теперь – что же это выходит, не шутила? Но объяснять она мне и в этот раз почему-то ничего не захотела – вот и поди пойми этих баб. Неужели так трудно было сразу всё разжевать на нормальном русском языке? Ну, точнее, для её случая – на турдетанском. Ведь не обезьяна же ни разу, примативность ниже плинтуса – ну, для бабы, конечно, дурные эмоции хрен ей когда разум застилали, даже в те самые дни, когда бабе и не такое простительно, и тут вдруг – на тебе! Ну и как её понимать после этого?

Помощь в понимании ситуёвины пришла оттуда, откуда я её уж точно не ждал. Одни сюрпризы, млять! Удачно слиняв с Васькиным в нашу родосскую «командировку» и уклонившись таким образом от всех интриг аферистки Мириам, я благополучно выбросил её из башки. Оказалось же, что рановато, поторопился я с этим. Давешняя рабыня-ливийка неожиданно отловила меня в такой момент, когда мне никакой занятостью отмазаться не представлялось возможным и отклонение приглашения к Мириам выглядело бы верхом бестактности. Ну, стерва, млять! Пришлось мне идти. Да только повела меня ливийка не к покоям своей хозяйки, а к бассейну между ними и садом, где я и увидал старшую дочурку нанимателя принимающей водные процедуры. И мне предлагается поверить в то, что это случайное совпадение? Похоже, за такого дурака меня всё же не держали.

Имитацию приличествующего порядочной бабе хотя бы в теории смущения и попытку прикрыться эта оторва предприняла, конечно, чисто символические, после чего рассмеялась и принялась уже открыто демонстрировать мне свои телесные достоинства. А демонстрировать ей было что, тут уж по справедливости надо отдать ей должное – всё при ней, как говорится. И судя по предельно недвусмысленному стремлению заинтересовать меня именно своим шикарным телом, на него она окончательно решила слелать основную ставку. Интересно, какого рожна ей на этот раз от меня надо, чтобы так стараться?

Наконец она соизволила вылезти из воды и разлечься на краю бассейна – типа обсохнуть. Надо ли говорить, что исполнялось это весьма неторопливо и с применением самых завлекательных поз – чуть ли не целый танцевальный номер в духе современных стриптиз-баров. В общем, её цель привести меня в состояние готовности на всё, чего она только захочет, ради доступа к ейной соблазнительной тушке, была видна невооружённым глазом, да и едва ли в её планы входило скрывать её.

– Ты совсем забыл обо мне, Максим! Отец так загрузил тебя службой, что у тебя совсем не остаётся времени? Так не годится, я поговорю с ним об этом, хи-хи!

– Не стоит беспокоиться, досточтимая! Твой отец – очень щедрый наниматель, и служить ему не в тягость.

– Максим, ты всё время называешь меня «досточтимой» – прямо как какую-то заоблачную госпожу! Отвыкай, ты скоро сам станешь таким же «досточтимым»! У меня вообще-то и собственное имя есть!

– Хорошо… гм… Мириам.

– Вот так-то лучше! Пускай даже боги и не дали тебе знатного происхождения и высокого положения с богатством, зато уж точно не поскупились наделить тебя многими другими достоинствами. А мы, Тарквинии, всегда умели их ценить! И вместе мы с тобой могли бы достичь очень многого…

– Мы с тобой?

– Ну да! Разве отец не сказал ясно, что считает тебя достойным моей руки?

– Твоей?

– Ах да, хи-хи! Ты ведь наверняка подумал об этой своей испанке? Идём в дом, поговорим-ка лучше обо всём там!

Она так и пошла голышом, так ничего на себя и не накинув – с понтом забыла, но уж дразнить походкой при этом не забывала. Развалилась в плетёном кресле, похожем на наши современные шезлонги, ноги как бы невзначай раскинула пошире, прикрыв своё интересное место ручкой, да только периодически «забывалась» и прикрытие убирала – в общем, продемонстрировала «товар лицом». Потом она перебралась на кровать, указав на освободившееся кресло мне:

– Присаживайся, Максим! А я полежу – устала я что-то! – продолжая дразнить меня весьма завлекательными позами, её усталость ей совершенно не мешала.

– Этой дикарки, Максим, ты был достоин и до своих последних успехов. Теперь же ты достоин большего, гораздо большего. И если ты думаешь, что отец отдаёт меня тебе против моей воли, то ты в этом заблуждаешься. Мы, женщины, часто кажемся мужчинам дурочками, но я всё-таки не настолько глупа, чтобы не понимать, на что ты способен. А с моей помощью и ты займёшь в клане Тарквиниев достойное тебя положение и сможешь ещё больше. И уж будь уверен, моего мужа никто в клане не обделит ни почестями, ни долей в доходах. Я, правда, уже не первой свежести, а вдова, да и с ребёнком, но ведь я же и от тебя рожу, и твои потомки тоже будут не чужими для Тарквиниев. Пожалуй, я даже и своё легкомысленное поведение пересмотрю – ну, может быть, хи-хи!

– А Велия?

– Дочь наложницы, почти рабыня! Разве она пара тебе?

– Так уж прямо и рабыня?

– Ну, мы же не в Испании, а в Карфагене! Там свои варварские обычаи, здесь – законы цивилизованного мира. А по ним законные дети всегда выше по положению, чем незаконные. За мной, например, отец даст гораздо большее приданое, чем за ней…

– Предполагается, что это уж точно должно меня убедить?

– Только не говори, что ты совсем уж безразличен к достатку! Не поверю!

– Конечно, не безразличен. Был бы я безразличен к богатству – служил бы себе и дальше рядовым стрелком, за которого всегда есть кому думать, и не ломал бы голову, стараясь выдвинуться. Но всё-таки, Мириам, не суди обо мне по себе. Я не всё в жизни меряю на деньги… гм…

– И не меняешь любовь на приданое? Ты это хотел сказать? Хи-хи! А кто тебя заставляет? Ставить тебя перед выбором между мной и ей? Вот ещё! Стану я ревновать тебя к твоей дикой испанке! Да я сама уже, если хочешь знать, попросила отца, чтоб отдал её тебе в наложницы! Вместо одной его дочери получишь сразу двух! Разве это не лучше, чем то, о чём ты мечтал?

Всё это сопровождалось настолько дразнящими телодвижениями на ложе, что прямо-таки вколачивалось в мозги кувалдометром. Аборигену, наверное, хватило бы за глаза. Дикие они, зомбоящиком нашим современным не тренированные. Да и искусство бабьей манипуляции мужиками за эти прошедшие с этих времён до наших два с лишним тысячелетия тоже ведь не стояло на месте. Мы, современные мужики, уже адаптированы к куда более тонкому и грамотному зомбированию, чем эта примитивная грубятина! Не все, конечно, далеко не все, обезьянье большинство – случай клинический, но хотя бы те, кто умеет думать головой, а не головкой. Я видел соблазнительное женское тело, но видел и спрятавшуюся в нём обезьяну – неглупую, для обезьяны очень даже неглупую, но всё же обезьяну. С её обезьяньей колокольни она предлагала мне – и пожалуй, что всерьёз, без обмана – стоящее дело. Вместо одной гладкой и смазливой самки получить двух, да ещё в придачу и более высокий ранг в стае, да ещё и дополнительную кучу сладких и сытных бананов. Да о чём тут вообще думать-то нормальному человекообразному примату, когда такая удача подворачивается! Не учла она лишь одной «мелочи», на глаз незаметной и для обезьяньих мозгов невообразимой.

Дело ведь даже и не в Велии. Точнее – не персонально в ней. Не встреть я её – один хрен искал бы себе такую же – не внешне, внутренне. Мы, вырвавшиеся за пределы отряда приматов немногочисленные мутанты – ну, хотя бы по поведенческим признакам, по крайней мере, нуждаемся в самках своего биологического вида. Волк, конечно, если волчицы не окажется, взлезет и на шакалиху, и на овчарку, но всегда предпочтёт им обеим волчицу при её наличии. Видовой инстинкт диктует выбирать свою породу, от которой и потомство будет таким же. А ранг, ресурсы – это всё дело наживное. Не сей секунд – так несколько опосля. В нашем современном мире, например, добрая половина крупнейших олигархических состояний не от родителей унаследована, а самим их обладателем нажита. Чтобы уж «всё сам» с нуля – эти наивные байки, конечно, оставим наивным легковерным простофилям. Так в реальном мире не бывает. Есть, конечно, и блат, и связи, и надёжная «крыша», и всё это играет, естественно, немалую роль, но и мозги с предприимчивостью тоже. Без них – не тот будет результат, совсем не тот, и из обычного рохли, пускай даже и трижды блатного, никто настоящего олигарха делать не будет. С нашим же современным послезнанием, помноженным на практически полное отсутствие античной зашоренности, этот античный мир – поле непаханое. Куда в нём ни глянь – ну почти везде можно что-то эдакое придумать и внедрить, до чего тутошние хроноаборигены или не додумались, или не оценили по достоинству, сопоставив с другими разработками и сообразив соединить их вместе для получения небывалого качественного эффекта.

Взять хотя бы Кольта – ага, того самого, который «сделал людей равными». Для простоты включим дурака и закроем глаза на то, что не он был настоящим изобретателем шестизарядного «уравнителя шансов», а совсем другой, мало кому известный оружейник, продавший ушлому полковнику своё изобретение за сущие гроши. Ну, если верить Жуку. Хрен с ним, с тем оружейником, для нас это не столь важно, раз положено изобретателем револьвера считаться Кольту – пускай будет Кольт. Но только вот что «он» изобрёл, если разобраться непредвзято? Несколько зарядов во вращающемся барабане были изобретены задолго до него. И ударно-кремнёвые образцы имелись, и колесцовые, и даже фитильные. С шестнадцатого века существуют прототипы револьверов! С того же шестнадцатого века известны и нарезные стволы. Капсюльное воспламенение заряда – как минимум с самого начала девятнадцатого века, если не вспоминать об ударном составе Корнелиуса Дреббеля и считать только то последнее изобретение, которое в итоге и внедрилось, то и с ним тоже как-то без Кольта обошлись. Да и храповой механизм, обеспечивающий поворот барабана при взведении курка, сильно подозреваю, тоже ещё до Кольта был известен, пускай даже и не в оружии. И что тогда, получается, сделал этот великий гений? Да просто кучу чужих изобретений вместе скомпилировал, получив качественный эффект. Надо для этого быть семи пядей во лбу? Да ни разу! Нужна для этого какая-то суперпродвинутая наука? Тот же револьвер, сдаётся мне, без дифференциального и интегрального исчислений изобретён. Подозреваю, что и без тригонометрии. Для целой кучи изобретений нынешнего античного уровня науки более чем достаточно.

Да и самих античных изобретений тоже существует уже не так уж мало. Просто знать о них нужно, да руки иметь выросшими из того места, да соображалку природную, да мозги незашоренные. Вот незашоренные мозги – не поддающиеся зашориванию – это и есть главная и ценнейшая особенность нашей низкопримативной породы. И чтоб я вот её, да на сиюминутные бананы и на сиюминутный ранг в обезьяньем стаде сменял – ага, щас, ищите дурака! Не говоря уже о том, что о какой жене я уж точно сроду не мечтал – так это о стерве и шлюхе. От такой же примерно, но зато русской и вполне современной Юльки я отбрыкивался уж всяко не ради финикиянки Мириам – ну какой смысл был бы мне менять шило на мыло? Поведение она своё пересмотрит – кого нагребать хочет? На хрен, на хрен, пусть другие такого рода эксперименты на своей собственной жизни и на своих потомках ставят, а мы и на чужих ошибках учиться умеем.

Я все-таки не Чингачгук и не Гойко Митич, и кое-что по моей физиономии эта Мириам таки углядела. Что-то она, пожалуй, даже и поняла – но исключительно со своей, конечно, обезьяньей колокольни.

– Ты хоть знаешь хотя бы, кто мы такие? Мы, Тарквинии, – царского рода!

– Моё почтение, – проговорил я безо всякого энтузиазма, чем уже окончательно вывалил её в осадок…

Откровенно говоря, никакой Америки она мне этим не открыла. Уверенности у меня, конечно, не было, но подозрения имелись давно, и их я тоже, само собой, учитывал. Всё-таки историей я в своё время увлекался нехило и знал по ней несколько больше куцей школьной программы. Тарквиний Гордый – именно так и звали самого последнего из тех ещё дореспубликанских римских царей, изгнанного римской аристократией. И династия – по мнению большинства историков – была этрусского происхождения. А для того, чтобы личное имя какого-то предка стало родовой фамилией, этот предок должен был быть как минимум чем-то знаменит. Кроме Тарквиния Гордого известен ещё его дед или прадед – Тарквиний Приск. И всё, больше никаких Тарквиниев наша история не знает. Разумеется, это вовсе не значит, что совсем уж не было никаких других, но вот в известной истории зафиксироваться они как-то не сподобились. А времена ведь были вполне исторические, летописные, и уж крутые-то знаменитости, тем более – монархи, в историю попадают. Не все со славой, не все с почестями, но все в ней так или иначе увековечены. А с царским происхождением в этом мире не шутят, тут за такой базар спросят, и строго спросят. Не поощряется тут самозванство.

Ну и что это значит для меня? С одной стороны – лестно, конечно, чего уж тут душой кривить. Да только ведь и с этой колокольни для меня-то рулит прежде всего чисто биологическое происхождение, а с этим и у Велии дело обстоит ничуть не хуже, чем у той Мириам. Законная, незаконная – это ведь только с точки зрения официального права на фамилию значение имеет, но бабы, выйдя замуж, свою фамилию меняют, и их дети носят фамилию отцов. То же самое касается и династических прав, которых не будет ни у детей Велии, ни у детей Мириам. Не будут они уже считаться Тарквиниями ни у той, ни у этой. Степень официальной близости к роду – это да, тут какая-то разница есть – в теории. А на практике – ну каковы шансы «досточтимых» Волния, Арунтия или Фабриция заделаться «великими», то бишь взгромоздить свою задницу на римский или какой иной престол? Если реально, то ноль целых, хрен десятых. Даже просто взгромоздить на какое-то время, не то что удержаться. Соответственно, и на министерский пост в ихнем правительстве мне рассчитывать не приходится. Родство с ними лестно, почётно, престижно, но и только. А с другой стороны глянуть, с учётом нашего послезнания – такой престиж может запросто и боком выйти. Впереди ведь на века господство Рима, а римляне нынешние – фанатичные республиканцы. Паранойя у них на этой почве. Даже к своим – Сципиона вон в Испании союзники-иберы царём провозгласили, как прежде карфагенских Баркидов, так тот был в ужасе, руками и ногами от такой чести отбрыкивался! Не зря ведь Тарквинии не очень-то рады победам Рима в Испании. В принципе-то к этрускам как к народу римляне дышат ровно и никаким дискриминациям их по сравнению с прочими италиками не подвергают, но то – обычных этрусков. Потомкам римских царей попадать к римлянам в лапы я бы всё же не рекомендовал. Чревато, учитывая римскую антицарскую паранойю. И в этом смысле, чем отдалённее и пустяковее – юридически – родство с Тарквиниями, тем лучше для самосохранения. И незаконная Велия, дав мне меньше сиюминутного престижа, чем законная Мириам, обеспечит зато нашим с ней детям и внукам как куда лучшую породу, так и куда большую безопасность от римской паранойи…

Мириам-то – ещё ладно. Бабы, конечно, страшно не любят, когда их отвергают, особенно такие стервы, но если не просто так, а ради другой, то это они переносят легче. Ну, выскочит демонстративно замуж – так в её случае ещё и не за кого попало, баба она всё-таки эффектная и уж всяко не бесприданница, так что ещё и выбирать будет из числа желающих. Ну, мне ни разу не жалко. Фрау с бричка, как говорится – битюг есть легко, а вот с Арунтием как разговор провести, чтоб не обидеть ненароком? Тут как следует всё это дело обмозговать надо…

Ага, обмозгуешь тут! Другие, оказывается, всё уже за тебя обмозговали – ага, своими простыми, как три копейки, мозгами! Я ведь чего в нашу солдатскую забегаловку зарулил? Да чтоб просто развеяться, мозги от вбитого в них хлама прочистить. Фоновые шумы в виде галдежа наших иберийских камрадов этому ни разу не помеха, даже немного помогают отсечь все эти финикийские штучки. Да только вот ведь незадача, тут все уже не просто в курсах, а прямо аж во всех подробностях!

– Слушай, Максим, зачем тебе эта финикиянка? – сразу же подсел ко мне один из наших вояк-кельтиберов. – Она же шлюха и стерва, ни один порядочный человек такую не возьмёт! Хорошо ли это будет, если ты такую, да ещё и не нашу, возьмёшь в жёны, а гораздо лучшую нашу – в наложницы?

– Какую это «нашу», кельтибер? – вмешался один из моих давних сослуживцев ещё по отряду Тордула. – Она не ваша, а наша, турдетанка, и это наше, турдетанское дело!

– А, какая тут разница! Турдетаны, кельтиберы, балеарцы, лузитаны – мы что с вами, в Испании? Мы с вами – в Карфагене, и здесь мы все – испанцы! Если бы она была кельтиберкой – это было бы лучше, но и турдетанка – тоже годится. Здесь все испанцы – наши. И от тебя, турдетан, странно такие речи слыхать! Она – твоя соплеменница, между прочим! Ну, пусть и не по отцу, пускай даже только по матери, пускай только наполовину турдетанка, но ведь и не чужая же! Где же это видано такое – своих соплеменников хоть кому-то в обиду давать?

– А кому в обиду? Арунтий – её отец, и как он решит её судьбу, так и будет. А Максим – наш боевой товарищ! Мы с ним возле Кордубы не в одной заварухе побывали, и в деле его не раз видели, а тебя среди нас тогда не было.

– Я и не говорю, что был среди вас. Не среди вас, но тоже был!

– На чьей стороне?

– А, какая теперь разница! С обеих сторон одно и то же дело делали, вы сами же всё прекрасно понимаете! Думаете, нам легче вашего тогда пришлось? Вам сложнее было, не спорю, тоже всё понимаю, но труднее было – нам! Кто римский строй ломал? Кто под слонами ихними стоял?

– Уж не ты ли? Из тех, кто там под слонами стоял, мало кто уцелел!

– То на поле, там – да, плохо нашим пришлось. Мне повезло, мы тогда в обход города во фланг римлянам ударили, и под слонами только на берегу речки побывали…

– Постой-ка! – прервал я кельтибера. – Что-то мне снаряжение твоё знакомым кажется! Это не ты тогда среди конных больше всех мечом размахивал? Вроде даже на слона налететь пробовал, но конь заупрямился…

– Было такое дело! – осклабился тот. – Хороший был конь, одна беда – к слонам не был приучен. А это не ты там с балеарцами на стене стоял, а?

– Ну, было дело, – ухмыльнулся я.

– И хорошее дело! Лихо вы тогда тех слонов обстреляли!

– Каких слонов? Мы вообще-то вас обстреливали. Только далеко ведь было, вы со стены были мелкие какие-то, разве попадёшь? Вот и промазали, бывает!

– Промазали? Гы-гы-гы-гы-гы! Хорошо промазали! Нам бы так научиться!

– Ну, слоны – они ведь большие. Когда далеко, да ещё и торопишься – ну, могли случайно и в них попасть.

– Ага, видел я уже на стрельбище, как ты «случайно» из своей ручной баллисты попадаешь! Но – будь по-твоему, случайно – значит, случайно, тебе виднее.

– Именно так всё и было! – дружно подтвердили наши турдетаны и балеарцы, но с таким смехом, что официозность этой версии выглядела самоочевидной.

– Ну так я ж разве спорю? Но случай у вас тогда получился удачный, и за нами должок! И если по справедливости, так он не только ваш боевой товарищ, но и наш тоже.

– Но наш – больше! – настоял всё же на своём мой давний сослуживец. – И дело это – его, и как он его решит, так и будет правильно, и что бы он ни решил – мы его в этом поддержим. Надо будет – так и оружием поддержим!

– Ну, не горячись, турдетан! Надо будет – и мы поддержим, не одни только вы! В одном строю теперь стоим и одно дело делаем, и все теперь – свои. Да только ведь вы же сами тут первыми и говорили, пока Максим не подошёл, что нехорошо это…

– Да, нехорошо, и сейчас я тоже могу это повторить! Когда нашу турдетанскую девчонку, да ещё и знатного рода, хотят отдать в наложницы как какую-то рабыню – это очень нехорошо. У нас в Испании – ещё ладно, у нас там совсем другие обычаи, а вот тут, в этом финикийском Карфагене – нехорошо. Хоть её и не абы кому отдают, а нашему, Максим ведь – наш, а всё равно не очень это хорошо.

– Стоп, ребята! – мне уже порядком надоела эта дискуссия, лишь переливающая из пустого в порожнее, но никак не помогающая мне найти решение проблемы. – Хватит тут обсуждать всякую чушь! Никакой наложницей Велия не будет, а будет моей законной женой! Все слыхали? Все поняли? Повторить это кому-то персонально надо? А теперь – не мешайте мне думать! Надо же ещё Арунтию как-то растолковать, что некоторые новые мысли не всегда бывают лучше некоторых старых. Предложения есть?

Камрады призадумались – ну прям как наши расейские. Одно дело обсуждать и пафосно осуждать «маразм и долбогребизм», и совсем другое – придумать и предложить оптимальную альтернативу. Впрочем, античное-то вино куда слабее нашей русской водки, так что дурацких предложений поступило немного – ну, относительно.

– А давайте-ка мы всей толпой к досточтимому заявимся и все вместе объясним ему, что он неправ! – предложил самый пьяный, но ему все быстро растолковали, что ещё неправее он сам. Подавляющее большинство прекрасно понимало, что вовсе не дело это – устраивать явную бузу по вопросам, никак не связанным со службой. Мы-то ведь наёмные солдаты, и как к нанимателю у нас, собственно, к Арунтию никаких претензий-то и нет – платит щедро и регулярно, заботится о наших нуждах, где ещё такого найти? В семье же своей он вправе распоряжаться так, как сам считает нужным, и это не даёт его наёмникам законного повода для недовольства. Вот если бы он незаслуженно обидел кого из нас…

– О! Тут и думать нечего! – вскричал один из наших турдетан. – Ты, Максим, – один из нас, и за тебя мы вступиться, если что, имеем полное право! И вступимся так, что мало досточтимому не покажется! Кто у него ещё есть, кроме нас, испанцев? Пусть только попробует ущемить тебя хоть в чём-то, если ты настоишь на своём! Дал он тебе слово – пусть теперь его держит, и этого ты вправе требовать!

– Так ведь в том-то и дело, что слова он мне не давал. Не обещал он мне Велию.

– В Гадесе? Да, в Гадесе он её тебе не обещал. Но теперь-то ведь он достойным своей дочери тебя признал?

– Признал, но имени не назвал.

– А кого это интересует? В Гадесе у вас тогда речь о Велии шла?

– Естественно! Никакой Мириам там не было, и никто о ней не говорил.

– Ну так и что тебе ещё нужно? Велия – тоже его дочь, и ты вправе считать, что его нынешние слова были о ней. И вправе обидеться, если он с тобой не согласится. А уж следом за тобой обидимся тогда и мы.

– Ну, так резко с досточтимым говорить всё-таки не надо, – поправил другой из наших ветеранов. – Надо почтительно и с полным уважением, но вообще-то – да, напирай на то, что речь у вас раньше о Велии шла, и ты, раз достоин, хочешь получить именно её. Тут досточтимому повода гневаться никакого не будет. Жених ведь выбирает невесту, а не наоборот, и тут по обычаю надо или принимать сватовство, или отказывать. Отказать тебе после всего сказанного у Арунтия повода нет, и выглядеть тогда отказ будет очень некрасиво, а чтоб вместо одной предлагать тебе другую – такого обычая нет и никогда не было. Стой на своём, и ему настаивать на подмене будет очень неловко.

Чем больше я размышлял, тем яснее понимал, что именно такой линии и нужно теперь придерживаться. Ну, с некоторыми нюансами, конечно, но в целом – именно такой. Обычай есть обычай, против него и олигарху переть тяжеловато. А чтобы ему легче было «сохранить лицо» – включить дурака, который просто-напросто не в курсах и настаивает на том, о чём говорилось ранее.

И опять обдумать как следует мне не дали – раб-посыльный сообщил о вызове к Арунтию. И что характерно – вызывал наниматель одного только меня. И уже в прихожей до меня донеслись из его апартаментов раскаты грома в исполнении прекрасно знакомых голосов. Потом оттуда вышли Криула с дочерью, обе страшно недовольные.

– Что случилось? – спросил я Велию.

– Сейчас и сам узнаешь от отца…

Не дав нам пообщаться, наниматель выглянул и поманил меня к себе.

– Присаживайся, Максим. Ох уж эти женщины! Слухи, конечно, разнесутся обо всём быстро, и будет лучше, если ты услышишь это от меня самого. Я недавно объявил, что ты достоин руки моей дочери…

– И я с нетерпением жду, когда ты отдашь мне Велию, досточтимый.

– Гм… Видишь ли, Максим, Велия – не единственная из моих дочерей…

– Велия – единственная, о которой мы говорили с тобой в Гадесе.

– Верно, там мы говорили о ней. Но это было давно, и с тех пор прошло немало времени, и многое изменилось…

– Мои планы – нет.

– Но ведь ты теперь достоин гораздо большего. Я хочу предложить тебе свою законную дочь. Это же гораздо почётнее!

– Понял и оценил, досточтимый! Но что мешает тебе узаконить Велию?

– Гм… Да ничего не мешает. Удочерить её официально недолго и нетрудно. Но ты пойми, Максим, это ведь будет всё равно не то! Вся Мегара давно знает, что она была незаконной, и вровень с законными её всё равно никто считать не будет – таков обычай. У меня от второй жены дочь – вообще шмакодявка, но Велия, хоть и старше её годами, по достоинству будет считаться ниже, и брак с ней будет не так престижен. Я же предлагаю тебе настоящую невесту, которая откроет тебе путь в высшие круги карфагенского общества. Подумай об этом! А Велия – она тоже моя дочь, конечно, и люблю я её ничуть не меньше прочих, и я рад тому, что твоё отношение к ней осталось прежним, и за это я тебя только больше уважаю, но теперь ты достоин большего! Хочешь, отдам тебе Велию в наложницы? Мириам не против, даже сама меня об этом просит. Думаю, что и сама Велия поняла бы всё правильно и согласилась бы, если бы не Криула. Можно подумать, ей самой плохо у меня в наложницах живётся!

– Женщины чувствительны к официальному положению, досточтимый.

– Да знаю, не напоминай! Тошно! Недовольством моих испанских солдат мне грозит! Представляешь? Мне – недовольством моих солдат! И ещё Ганнибалом меня стращает. Меня – моим же старым другом детства и боевым товарищем, с которым мы наводили порядок в Испании и били римлян! Жена Ганнибала – тоже испанка, и моя дура – вот уж от кого не ожидал – вообразила, будто бы через неё она сможет вертеть самим Ганнибалом, ха-ха! Напугала, дрожу как осиновый лист! Ладно бы я ещё старику какому девчонку отдавал или рохле какому недоделанному! Так ведь тебе же отдать собираюсь, как она и хотела! Ну, не женой, наложницей, но ведь не простой же наложницей-рабыней, а почётной – такой же, как и она сама! Можно подумать, ты её обидишь! Ох уж эти мне женские капризы! Ладно, оставим это. Так как, возьмёшь в жёны Мириам?

– Прости, досточтимый, но мой выбор – Велия! О ней мы говорили с тобой в Гадесе, и её я хочу получить сейчас. Тогда, в Гадесе, ты не был уверен, достоин ли я её. Сейчас ты сам признал, что достоин. В чём препятствие теперь?

– Да никаких препятствий! Но не горячись, подумай как следует. Ну кто тебя торопит? Сколько понадобится, столько и думай – день, два, три, неделю – не тороплю.

– Боюсь, досточтимый, что моё решение не изменится.

– И чем же тебе Мириам плоха?

– Ну… гм… в общем, – я силился придумать что-нибудь необидное для её отца, и тут меня осенило: – Помнится, ты ещё тогда, в Гадесе, рекомендовал мне заняться как-нибудь со временем и этрусским языком. Разве Мириам владеет им?

– Да нет, только финикийским и греческим. Но какая разница? Велия, можно подумать, владеет им в совершенстве! Так, еле-еле, ещё хуже, чем ты сейчас греческим.

– Но всё-таки хоть как-то. Разве это не лучше, чем совсем никак?

– Ха-ха! Ловко извернулся! А теперь – говори настоящую причину!

– Ну… гм… Видишь ли, досточтимый… гм… Ну, из таких, как Велия, хорошие жёны получаются, а вот из таких, как Мириам… гм… в общем…

– Понял, не тужься! – буркнул Арунтий. – Хорошо, получишь Велию! Завтра же её официально удочерю, и на днях состоится ваша помолвка! Доволен? А теперь – уйди с глаз, упрямый дурень!

Я опасался гораздо худшего и доброму совету последовал без промедления, так что основная гроза пробушевала уже без меня. Ретируясь, я слыхал грохот, с которым мой будущий тесть производил энергичную перестановку кое-каких вещей в своих покоях. Не удивлюсь, если некоторым из них данная перестановка пойдёт не на пользу. Впрочем, не там я худшего опасался. Арунтий – всё-таки мужик, и умный мужик, и так уж в открытую беситься не станет, понимает ведь, что не к лицу. Но бабы! Не знаю уж, каким окольным путём донёсся слух до Юльки, но «соли попросить» она рабыню-служанку не послала, а заявилась самолично.

– Макс, ты идиот! Ты головой думаешь, или тебе нечем думать?! Тебя в детстве родители на пол башкой не роняли?! – при перемывке всех моих несчастных костей соль оказалась забытой начисто.

– Да нет вроде – что я, молдаванчик?

– А при чём тут молдаване? – Юлька сама с некоторой молдавской примесью, так что инстинктивно насторожилась.

– Ну, ты ведь в курсе, надеюсь, что у хохлов про молдаван такие же примерно анекдоты, как у нас про чукчей? Рассказать тот, про который ты мне напомнила?

– Да знаю и сама, задолбал! Я тебе конкретно говорю, а тебе всё смехреночки!

– И чего ты конкретно говоришь?

– Что ты – конкретный идиот! Ты хоть понимаешь своей дурной башкой, от чего ты отказался?!

– Ну, прежде всего – от большой головной боли.

– Это точно, у дятла голова не болит! Ты же дятел, Макс, самый натуральный дятел! Ведь как сыр бы в масле катался, если бы не был таким клиническим идиотом!

– А так – буду кататься как творог в сметане.

– Как говно в проруби! Ну дурак! Ну идиот! Головной боли ему не хочется – ах, какие мы нежные! Гордость у нас тут и чувство собственного достоинства! Ну невместно нам бэушную с довеском брать и рога носить! Осёл ты среднеазиатский! Мог бы в люди выйти, а будешь теперь сидеть на корточках и курить бамбук! Ты сам-то хоть понимаешь, какой ты идиот?! Да нормальные люди зубами и когтями в такое счастье вцепляются, хрен отцепишь, а он нос воротит! Ну почему ты такой пришибленный?!

– Потому что потому! Это моё дело, и я решил его так, как считаю нужным. Я тебе в твоих делах указываю? Вот и ты мне в моих указывать не будешь.

– Твоё дело?! А ты о нас подумал? Сволочь ты, Макс! Сволочь и эгоист!

– А вы-то тут при чём?

– При том, что ты – один из нас! Выбился бы в олигархи – нам бы протекцию составил, и все устроились бы как белые люди! А ты только о себе и думаешь, чурбан ты дубовый! Нормальной благополучной семьи ему захотелось! Да у кого ты её видел, такую семью, нормальную и благополучную? Все так живут и не капризничают! Ну идиот!

– Хорошо, сделай умнее и не повтори моих ошибок.

– И каким же это образом?

– Ну, выйди замуж за настоящего рафинированного олигарха, катайся как сыр в масле сама и составь всем протекцию.

– Да я бы с удовольствием, да только кто ж из олигархов замуж меня возьмёт? Им же всем таких же олигархичек подавай, а для «большой и чистой любви» у них у всех наложницы есть! Как и у тебя, кстати, рабовладелец долбаный! И у тебя – возможность была, тебе – предлагали! Ну почему ты такой идиот! Это ж сказать кому, так не поверят!

– Всё сказала?

– Да что тебе говорить! Тебе хоть кол на башке теши!

– Тогда уймись. А то сейчас опять раскипятишься и к потолку взовьёшься, а потолки тут каменные. Разобьёшь голову, и что я Серёге скажу?

– Да ну тебя, Макс! Дался тебе Серёга! У него вообще мозгов нет, поэтому нет и спроса, а у тебя они – есть, но у тебя они набекрень! Тебе самому не обидно?

– Юля, уйми эмоции. Ты у нас историчка или нахрена? Вот и давай-ка разберём ситуёвину спокойно и непредвзято в историческом ракурсе.

– Ну, завернул! Сам-то понял, чего сказал? Как ты это себе представляешь?

– А элементарно. Мы где находимся?

– Ну, в Карфагене.

– Который – что?

– Самый крутой мегаполис.

– Который «должен быть разрушен», дурында!

– Так это ж когда будет-то? Через пятьдесят лет! Мы при тутошней медицине до этого ещё и не доживём!

– Ты собираешься помереть тут бездетной? Лично я – нет.

– И я не собираюсь. Ну так и времени же – вагон, сам же говорил.

– Так смотря для чего. С учётом известной нам перспективы, наша задача – это устроиться комфортно и безопасно, нажить хороший достаток, а затем найти, куда бы нам слинять, чтобы и дальше наши потомки оставались в полной безопасности. Опасность им откуда исходит?

– От Рима, конечно.

– Ну и объясни теперь мне, дураку и клиническому идиоту, вот на хрена нам тут выбиваться в карфагенские олигархи, которые все на виду и все наперечёт? Ты думаешь, хоть какое-то из этих семейств римляне в покое оставят?

– Ну, там же не все такие, как Катон. Если уж на то пошло, так мы ведь знаем заранее, что проблема – в нём. Его что, устранить нельзя? Ты же сам как-то говорил, что это массовое производство современного ширпотреба тут не наладить, а в единичных экземпярах, если наплевать на цену, можно почти всё сделать. Ну так «изобрети» тогда какую-нибудь снайперскую винтовку. Тебе же ей не целую армию вооружать – на одного зловредного сенатора и одной хватит.

– На одного Катона – да. А он точно один? Его партия радикалов – не в счёт?

– Ну, он же там самый крутой.

– Просто самый известный из всех, поэтому и бесспорный лидер. Но сенаторов там и кроме него хренова туча, и все они давно уже разобрались меж собой по крутизне и по месту в «обойме». Король умер – да здравствует король. Ты половину римского сената предлагаешь мне перещёлкать?

– Ну, зачем половину? Нескольких самых непримиримых.

– Юля, они там почти все такие. Многие – участники Канн, а не Канн, так ещё какого-нибудь сражения с тем же исходом. Практически у всех погибшие родственники или близкие друзья. У большинства – разорённые армией Ганнибала виллы. Так это ещё только сенаторы и всадники, а кроме них там есть и крестьяне. А они – основная масса всех римских избирателей.

– А что крестьяне?

– А то, что их разоряет конкуренция с Северной Африкой. Карфагенский хлеб – дешевле в разы. И не только хлеб, а любая сельхозпродукция. Катон, Хренон, Звиздон – какая разница? Римские крестьяне и без них знают, что Карфаген должен быть разрушен.

– Ну, им же это не поможет. Про Гракхов же помнишь?

– Это мы знаем, а им самим сейчас откуда это знать? Сейчас их разоряет – ну, будет разорять через какое-то время – Карфаген. И всё, что как-то связано с Карфагеном, будет для римлян как красная тряпка для того быка. Карфагенское «высшее общество» – в особенности. Ну и на хрена нам лезть в него и мозолить римлянам глаза?

– Поэтому ты предпочитаешь быть подпольным миллионером Корейко?

– Ну, что-то вроде этого. А скорее – эдаким гибридом гражданина Корейко с доном Корлеоне. Деньги, влияние, сила, предложения, которые хрен кто отклонит, – но не на виду, а в тенёчке, не привлекая к себе лишнего внимания.

– А знаешь, Макс, ты ведь не просто сволочь и эгоист. Ты – хитрожопая сволочь и хитрожопый эгоист.

– Так мы ж, чёрные, все хитрожопые, гы-гы!