Действие третье

Эврибат, Клитеместра

Эврибат

Богов святые алтари и храмы,

Усталый, после долгих лет разлуки,

Я поклоняюсь вам. Благодаренье

Всевышним. Возвращается домой

Краса земли великий Агамемнон.

Клитеместра

Приятна весть для слуха моего.

Но где супруг, которого ждала

Я десять лет? На суше иль на море?

Эврибат

Венчанный славой, невредимый, он

Уже вступил ногой на брег желанный.

Клитеместра

Почтим святою жертвой день счастливый

И благостных, но медлящих богов.

А ты скажи мне, жив ли брат супруга

И где теперь живет его жена?

Эврибат

Молю богов послать им лучший жребий,

Мне говорить уверенно мешает

Судьба морей неверных. Ведь буря

Рассеяла наш флот, и не могли

Мы видеть кораблей союзных. Сам

Атрид, скитаясь по морям безбрежным,

Понес от бури более потерь,

Чем от войны: как будто побежденный,

Он, победив, вернулся с небольшими

Остатками растерзанных судов.

Клитеместра

Какой печальный случай его суда

Погреб в волнах? Что братьев разлучило?

Эврибат

Ты требуешь прискорбного рассказа,

Велишь смешать мне с радостною вестью

Ужасное. Не хочет говорить

Мой ум, больной от этих страшных бедствий.

Клитеместра

Нет, говори. Кто бедствий знать не хочет,

Усиливает грех. Ведь неизвестность

Всего мучительней.

Эврибат

Когда Пергам

Весь пал от факелов дорийских,

Добычу разделив, поспешно все

Стремятся к морю, брошены мечи

И по кормам лежат в пренебреженье

Щиты, рука, воинственная прежде,

Берется за весло, и слишком долгой

Нам кажется малейшая задержка.

Едва блеснул на царском корабле

Знак к возвращенью и звонкая труба

К отплытию пропела, перед всеми

Помчалась золоченая корма

И тысяча судов вослед за нею.

Сначала дует нежный ветерок

На паруса. Спокойная волна

Чуть зыблется под веяньем Зефира,

Сияет море, и под кораблями

Скрывается. Приятно видеть нам

Троянские нагие берега,

Сигея опустелое прибрежье.

На весла налегает молодежь,

Одновременно взмахивая ими

И помогая ветру силой рук;

Сверкают рассекаемые волны,

Со стоном бьются о корабль, и пена

Лазурные пучины бороздит.

Когда же крепче ветер начал дуть,

Мы ветру вверили корабль, а сами

Расселись по скамьям и наблюдали

От глаз бегущий берег, повествуя

О бранях: и о Гекторе могучем,

Чье тело было выдано костру,

И о залитом кровью алтаре

Геркейского Юпитера. Меж тем,

Играющие в голубой пучине,

Тирренские дельфины выплывают

И, весело образовав круги,

Бегут за кораблями, обгоняя

И снова следуя за ними. То

Их хор резвится у носов передних.

То окружает тысячный корабль.

Уже исчезли берег и поля,

И чуть виднеются вершины Иды.

Одно лишь различает острый взор:

То черный дым развалин Илиона.

Уже Титан готовился распрячь

Коней усталых, день в пучину канул

И зажигались звезды. Между тем

Сгустилось облако и заслонило

Сиянье упадающего Феба.

Такой закат сулил морскую бурю.

Рассыпала по небу звезды ночь,

Лежат без ветра паруса. Тогда

Зловещий гром пронесся по холмам,

И застонали берег и утесы;

Под ветрами вздымается волна,

Луна внезапно прячется и звезды,

До звезд пучина вздулась, неба нет.

И здесь не только ночь: густой туман

Сгущает тьму, похитив все лучи,

Смешавши с морем небо. Отовсюду

Все ветры, одновременно начав,

Пучину взбаламучивают. Эвр

Сражается с Зефиром, Ночь – с Бореем:

Все мечут стрелы и, попав на море,

Крутят его водоворотом бурным.

Стримонский Аквилон кружит снега,

И гонит Австр ливийские пески.

И Австра мало. Ночь сгущает тучи

И множит волны влагой дождевой.

Приводит Эвр в движение Восток

И Набатейское колеблет царство.

И, наконец, из глуби океана

Несется ярый Кор. Как будто мир

Сдвигается с основ своих, и боги

Срываются с разрушенных небес,

И всем овладевает черный Хаос.

Волна ветрам противится, назад

Волну уносит ветр. Из берегов

Выходит море. С влагой дождевою

Мешается соленая волна.

И даже нет в кручинах утешенья —

Хоть знать причину гибели и видеть.

Во мраке гаснут все лучи, и Стикса

Настала ночь подземная. Однако

Порой сверкает молния из туч,

И так несчастны сладостны лучи,

Что света этого желают. Сам

Себя уничтожает флот, друг с другом

Сшибаются и корма, и бока.

Его влечет зияющее море

Во глубину и извергает вновь.

Один корабль от собственного груза

Идет на дно, а этот накренился,

И захлестнул его десятый вал;

А там, растерзанный, опустошенный,

Волнами носится без парусов,

Снастей и мачт, увечная корма

Блуждает по всему простору моря

Ионова. И разум, и искусство

Бессильны перед этим злом. Сковал

Все члены страх, обязанность свою

Забыл пловец, из рук скользит весло.

В последнем страхе обратясь к богам,

О том же молят греки и трояне.

Что значит Рок! Завидует отцу

Свирепый Пирр, Приаму – Агамемнон,

Улисс – Аяксу, Гектору – меньшой

Атрид, того счастливым называет,

Кто лег под Троей, пал в бою открытом

Кого молва прославит, кто зарыт

В землю народа побежденного.

«Ужель средь волн бесславно мы погибнем?

Жалка судьба мужей могучих будет,

Бесцельна смерть. О, кто бы ни был ты,

Жестокий бог, неудовлетворенный

Бедою нашей, умиротворись!

Сама бы Троя плакала над нами!

Когда твой гнев упорен и угодно

Тебе весь род дорийский истребить,

Зачем же вместе с нами губить тех,

Из-за кого мы гибнем? Пусть затихнет

Враждебное нам море. Этот флот

С данаями везет и пленных Трои…»

Но дальше голос волны заглушили.

И новая беда: вооружась

Гневливого Юпитера перуном,

Паллада то, чего не совершить

Копьем, Эгидой, головой,

Огнем отца свершает, и с небес

Грохочут бури новые. Один

Противится Аякс непобедимый;

Натягивает парус он, но пламя

Его пронзает. Новою Паллада

В него метает молнией, потрясая

Могучего десницей, подражая

Державному отцу. Перун пронзил

Аякса и корабль, унес с собой

И корабля остатки, и Аякса,

Но, опаленный, он встает из волн

Высокою скалою, режет волны

Могучей грудью и, обняв корабль,

Повлек его. Так борется Аякс

С напором волн слепых, и блещет море.

Заняв скалу, он яростно гремит:

«Над всем я торжествую; победил

Я небо, море, молнию, Палладу.

И браней бог меня не испугал:

Преодолел я Гектора и Марса,

Не дрогнул я перед стрелами Феба,

С фригийцами и их я победил —

Тебя ли испугаюсь? Мечешь ты

Чужие стрелы слабою рукою!

Пусть грянет сам»… Дерзнул бы он и больше,

Но, голову подняв из глуби волн,

Отец Нептун трезубцем поразил

Его скалу, и, падая, она

Отважного с собой похоронила,

Сраженного землей, огнем и морем.

Но большая нас гибель стерегла.

Есть мелководье, вид его обманчив:

Там камни кроет под водоворотом

Обманный Кафарей, вокруг утесов

Бушует море, пеною вскипая.

На высоте вознесся кремль крутой,

Смотрящий на два моря: дальний

Брег Пелопа и Истм, что перешейком

Морям мешает Эонийским слиться

С волнами Фрикса; в стороне другой

Он видит Лемн, известный злодеяньем,

И Халкиду и пристани Авлиды —

Задержку для судов. Владеет этим

Кремлем родитель Паламеда. Он

Выносит яркий светоч на вершину

И направляет на утесы флот

Огнем коварным. К заостренным камням

Пригвождены суда, другие на мель

Садятся в мелководье; нос плывет,

А часть судна застряла на утесе.

Корабль, назад плывущий, на другой

Наскакивает, и разбиты разом.

Уже земли боятся корабли,

Предпочитают море. Но с рассветом

Затихла буря. Жертва воздана

За Илион, вернулся Феб на небо,

Ночную гибель озаряет день.

Клитеместра

Скорбеть ли мне иль радоваться мужу?

Я радуюсь возврату, но должна

Оплакивать потерю государства.

Отец, гремящий в небесах, верни

Любовь богов Элладе. А теперь

Главы венчайте зеленью веселой.

Пускай рассыплет сладостные звуки

Святая флейта, белоснежный бык

Пускай падет пред алтарем великим.

Но вот идет печальная толпа

Троянских жен: распущены власы,

И выше всех, колебля лавр священный,

Грядет неистовая жрица Феба.

Хор троянок. Кассандра

Хор

О, сколь сладкое зло для земнородных всех

Эта к жизни любовь, а ведь приют от бед

Всем открыт, и страдальцев смерть

Призывает в тихую пристань мира,

Не смущает ее страх и гроза судьбы,

Не проникнет в нее несправедливый

Огонь Громовержца.

Мир глубокий царствует там. Не страшны

Ни собранья граждан, ни гнев грозящий

Победивших, ни над свирепым Кором

Буйство моря, ни боевые рати,

Ни облака густые

Пыли конницы варваров беспощадной.

Ни паденье города, что хоронит

Весь народ под пламенем стен зажженных

В неукротимых бранях.

Рабство всякое тот порвал,

Презирает пустых богов,

Кто на сумрачный Ахеронт,

На печальный подземный Стикс

Беспечально вперяет взор

И дерзает покончить жизнь.

Равен он царям и самим богам.

Не умеющий умереть как жалок!

Мы крушение родины видели гибельной ночью,

В час, когда дорян огни пожирали дарданские

кровли.

От оружий бранных не пала Троя,

Как когда-то пала от стрел Геракла.

Сын Фетиды не победил наш город,

Ни Патрокл – свирепого друг Пелида,

Что сверкал оружьем своим заемным

И троянцев гнал, притворясь Ахиллом.

И не сам Пелид, что, ярясь от горя,

Быстрым бегом в страх приводил троянок,

Созерцавших битву со стен высоких.

Ах! Потеряли мы

Честь погибнуть смело в бою открытом,

Десять лет противилась Троя, чтобы

От коварства ночи одной погибнуть.

Дар притворный видели мы, и сами

Приношение данаев роковое

В град ввели десницею легковерной.

Конь огромный весь содрогался часто

На пороге Трои, в своих он недрах

Нес царей сокрытых и ужас брани.

Можно, можно было разрушить козни,

Чтобы сами от своего коварства

Пали греки; часто щиты звенели,

Тихий говор нам долетал до слуха:

Пирр шумел внутри, повинуясь плохо

Хитроумцу Улиссу.

Без страха веревки святая берет

С ликованьем троянская вся молодежь.

Средь отроков-сверстников Астианакс

И невеста костра Гемонийского с ним

Ведут толпы:

Та – женский отряд, а он – мужской.

Нарядные матери Трои несут

Подарки богам.

Отцы, разрядившись, идут к алтарям;

Одно ликованье у всех на лице,

И – чего после Гекторовых похорон

Не бывало – Гекуба сама весела.

Что первым оплачешь, моя печаль,

И что последним оплачешь ты?

Разрушенье ли стен, что воздвигнуты встарь

Руками богов?

Сожженные ль храмы с богами их?

Нет времени плакать об этих бедах.

О тебе мы рыдаем, великий отец!

Ведь зрели мы,

Как в горло старца вонзенный меч

От капель кровавых едва покраснел.

Кассандра

Остановите слезы; будет время

Для них и после; жалобным стенаньем

Оплакивайте собственный удел.

Моя печаль не хочет соучастья,

Не сетуйте над горестью моею:

Меня самой довольно для того!

Хор

Со слезами слезы отрадно смешать,

Сокрытая скорбь терзает и жжет.

Отрадно оплакать родных сообща.

Да и ты, хоть и твердая дева и скорбь

Умеешь терпеть, не сможешь одна

Оплакать такую большую беду.

О, нет! Ни печальный ночной соловей,

Что весною на ветке зеленой поет

И об Итии плачет на сотни ладов;

Ни фракийская ласточка, что сидит

На крыше высокой и целый день

Болтливо щебечет о мужнем грехе,

Не смогут достойно оплакать судьбу

Семьи твоей бедной; но даже сам

Белоснежный лебедь на берегах

Танаиса и Гистра, когда пред концом

Последнюю, сладкую песню поет;

Ни птица морей Альциона, чей стон

Сливается вечно с роптанием волн

Над Цеиксом мертвым, не веря волнам,

Когда тишина на просторе морском,

Смела и робка, в зыбучем гнезде

Она согревает птенцов; ни толпа

Кибелиных женообразных жрецов,

Что руки терзают себе и под вой

Пронзительных флейт поражают себя

Ударами в грудь, чтоб оплакать смерть

Фригийского Аттиса! Меры нет,

О, Кассандра, слезам. То, что терпим мы,

Уж всякую меру давно превзошло.

Но для чего срываешь с головы

Священные повязки? Ведь несчастным

Особенно пристало чтить богов.

Кассандра

Мои несчастья победили страх,

Не умолить мне просьбами небесных,

И коль они свирепствовать хотят,

Они теперь бессильны. Надо мной

Судьба свои все силы истощила.

Где родина, отец и где сестра?

Могильные холмы и алтари

Испили кровь мою. Где хор счастливый

Любимых братьев? Опустел дворец.

И в теремах Приамовы невестки

Вдовеют все, коль не считать Лаконки.

И мать царей, владычица фригиян,

Гекуба, огонь зачавшая во чреве,

Нарушивши законы естества,

Звериный облик приняла и лает

Неистово кругом родных развалин,

Всех пережив: и Трою, и Приама,

И Гектора, и самое себя.

Хор

Внезапно смолкла Фебова вещунья,

Ланиты побледнели, и все тело

Объяла дрожь, повязки шевелятся,

И встали дыбом нежные власы,

Трепещет грудь невнятным

бормотаньем.

Глаза блуждают, то уходят вглубь,

То снова неподвижно цепенеют.

Вот поднимает голову она,

Раскрыть гортань готовится, слова

Наружу рвутся против воли: бог

Менадою своей овладевает.

Кассандра

Зачем, безумьем новым уязвляя,

Вы восхищаете меня, святые

Хребты Парнаса? Феб, уйди! Теперь

Я не твоя! О, погаси огонь,

В моей груди кипящий. Для чего

Неистовствовать мне и бесноваться?

Погибла Троя – что же делать мне,

Вещунье лживой? Где я? Свет потух,

Густая ночь мрачит мои ланиты,

И в сумраке скрывается Эфир.

Но день блеснул в лучах двойного солнца:

Два Аргоса я вижу пред собой,

Я вижу рощи Иды: роковой

Сидит пастух среди богинь могучих.

Цари, страшитесь чад прелюбодейства:

Полей питомец этот опрокинет

Весь дом вверх дном. Зачем подъемлет меч

Неистовая женщина? Какого

Она сражает мужа? Одеянье

Лаконское, железо амазонок

У ней в руке. Куда мои глаза

Обращены? Могущий лев пустыни,

Гроза зверей, лежит, истерзан весь

Кровавыми зубами дерзкой львицы.

Зачем меня последнюю в семье

Вы призываете, родные тени?

Я за тобою следую, отец,

Свидетель Трои погребенной; брат,

Оплот фригийцев, данаев гроза,

Не узнаю твоей красы старинной

И рук, горячих от огня судов.

Растерзаны все члены, в ранах руки,

Я за тобою следую, Троил,

С Ахиллом в бой вступивший слишком рано.

Как изувечено твое лицо.

Мой Деифоб: то дар супруги новой.

Хочу вступить в Стигийские озера.

Увидеть Тартар, яростного пса

И царство Дита жадного. Сегодня

Одна ладья помчит во Флегетон

Две царственные души, с побежденным

Погибает победитель. Вас молю,

О тени и волна, которой боги

Свои скрепляют клятвы: хоть немного

Раскройте преисподней черный свод,

Чтоб легкая толпа фригийских душ

Увидела Микены. Посмотрите,

Несчастные: судьба вернулась вспять.

Предстали сестры мрачные,

Боги их окровавлены,

В руках дымятся факелы,

Надуты щеки бледные,

Одежды погребальные

На чреслах их изъеденных.

Шумят ночные ужасы,

Гигантов кости древние,

От времени истлевшие,

Лежат в болоте илистом.

Струи, от уст бегущие,

Не ловит старец горестный,

Забыл о вечной жажде он,

Печалясь близкой тризною,

Но выступает радостно

Дардан, мой предок царственный.

Хор

Сама собой ее сломилась ярость:

Она упала, как пред алтарем

Телец, секирой в шею пораженный.

Подымем члены, дышащие богом!

О, наконец, венчан победным лавром,

Грядет к своим великий Агамемнон.

Его супруга в праздничной одежде

Спешит навстречу, и они вдвоем

Идут, не отставая друг от друга.