Тень Тиэста
Я – здесь, покинув сумрак преисподней,
Пучину Тартара, и я не знаю,
Какое место больше ненавижу:
Бегу – Тиэст – от преисподних, сам
Я в бегство обращаю земнородных,
Душа дрожит, от страха стынут члены.
Вот Пелопова дома древний праг.
Здесь царскою венчаются короной
Пелазги, здесь на троне горделивом
Они сидят со скиптрами в руках.
Здесь – курия, там – пиршественный зал…
Назад, назад! Не лучше ль обитать
Среди озер печальных, где трехглавый
Стигийский сторож машет черной гривой,
Где, к быстрому привязан колесу,
Кружится грешник, где напрасен труд
Всегда катить назад бегущий камень,
Где жадный коршун вечно гложет печень.
Где среди волн сожженный жаждой ловит
От жадных уст бегущие струи,
Караемый за трапезу небесных?
Но этот старец что перед грехами
Его семьи? Пересчитаем всех,
Чьи имена Гноссийский судия
Мешает в урне, – я, Тиэст, злодейством
Всех превзойду. Иль брат грешней меня,
Меня, который полон трех детей.
Во мне похороненных? Я пожрал
Свою утробу. Но на этой скверне
Мой жребий не свершился: он велит
Мне посягнуть на большее злодейство:
На нечестивый с дочерью союз.
Словам судьбы я не внимал со страхом,
Но их свершил, и с плотью всех детей
Смесился я. По принужденью Рока
Отяжелела дочери утроба
Плодом, меня, отца, достойным. Вся
Природа опрокинута назад.
Я все перемешал: отца и деда,
И – о, нечестие, – мужа и отца,
Со внуками сынов и с ночью день.
Но позднего таинственного Рока
Свершается возмездье наконец.
И оный Агамемнон, царь царей
И вождь вождей, за чьим победным стягом
Покрыли море тысячи судов,
В десятый год разрушив Илион,
Является – жене подставить горло.
Уж скоро, скоро дом в крови потонет.
Я вижу топоры, мечи и стрелы,
Рассеченную голову царя.
Злодейство близко: казни, убийство, крови —
Готовится трапеза. Час пришел,
Для коего ты, мой Эгист, родился.
Зачем же стыд тягчит твое лицо?
Зачем дрожит неверная десница?
Зачем себя терзаешь? Вопрошаешь,
Прилично ли тебе такое дело?
О, вспомни мать, и ты решишь: прилично.
Но почему же этой ночи летней,
Как зимние, медлительны часы?
Что на небе задерживает звезды?
Помеха – я! Верни же миру день!
Хор микенянок
О жребий обманчивый царств и царей!
Кто слишком высоко поставлен судьбой,
Всегда над бездной неверной висит.
Неизвестен скиптру мирный покой,
И он ни в одном не уверен дне.
Изнуряют заботы одна за другой.
И новые бури волнуют дух.
Не так у Ливийских песчаных брегов
Разъяряется море и катит валы,
Не так закипают с глубокого дна
Эвксинские волны, в соседстве снегов
И холодной звезды,
И где, не касаясь лазуревых вод,
Колесницу лучистую катит Боот, —
Как яростно жребий неверный царей
Вращает судьба!
Желанно и страшно быть страхом для всех!
И ночь благодатная им не дает
Убежищ надежных. Смиритель забот,
Их грудь не ласкает целительный сон.
Какие дворцы не повержены в прах
Обоюдным злодейством? В каких не гремят
Нечестивые брани? И правда, и стыд,
И брачная верность бегут из дворцов.
Приходит Беллона с кровавой рукой
И Эринния, жгущая гордых сердца,
Всегдашняя спутница пышных домов,
Которые каждый случайный час
Повергает в прах.
Пусть оружье молчит, пусть козни спят;
Кто слишком высоко судьбой вознесен,
Оседает под бременем тяжким своим.
Паруса, что южные ветры несут,
Боятся чрезмерно попутных ветров,
И башню, взносящую в тучах главу,
Поражает дождливый, неистовый Австр.
В лесах, простирающих мглистую тень,
Ломает гроза вековые сучки.
Высокие холмы молния бьет,
Болезнь поражает большие тела,
И если свободно мелкий скот
Резвится в полях, —
Для ран предназначены шеи быков.
Все то, что высоко возносит судьба,
Возносит на гибель. В скромном быту
Долговечнее жизнь, и счастлив тот,
Кто затерян в толпе и спокоен всегда,
Безопасному ветру доверив ладью,
Опасается бурных, открытых морей
И веслом рассекает прибрежную гладь.
Клитеместра
Зачем, душа, бессильно ищешь лишь
Решений безопасных? Для чего
Колеблешься? Ведь лучший путь закрыт.
Да, правда, раньше чистым соблюдала
Я ложе брачное и мужнин скиптр.
Но все погибло: право, верность, честь
И стыд, что раз потерянный, не может
Вернуться вновь. Так распусти узду
И волю дай наклонностям негодным!
Стезей злодейств должно идти злодейство.
Все козни женщин всколыхни в уме:
На что жена коварная дерзала
В слепой любви, что мачеха свершала
И дева, что за милым из Колхиды
На корабле бежала фессалийском.
Железо, яд! Не бросишь ли Микены
С союзником на тайном корабле?
Что говоришь о бегстве и изгнанье?
Уж это все проделала сестра:
Тебе прилично большее злодейство.
Кормилица
Царица Данаев и Леды племя,
О чем безмолвно, разум потеряв,
Так грезишь? Что вздымается в душе?
Хоть ты молчишь – всю скорбь лицо являет.
Что б ни было, повремени. Где разум
Не может исцелить, врачует время.
Клитеместра
Нет, слишком пытка велика, чтоб медлить.
Снедает пламя сердце и мозги.
Меня язвят и скорбь, и страх. В груди
Клокочет ревность, душу тяготит
Ярмо постыдной страсти, необорной.
И средь огней плененного ума
Изнеможденный, правда, и погибший,
Бунтует стыд. Волнуюсь я, как море,
Которое течение и ветер
В две стороны стремят: волна не знает,
Какой из двух она уступит силе.
Из рук моих я выпустила руль:
Куда помчат надежда, гнев и горе,
Я устремлюсь, предав на волю волн
Мою ладью. Когда душа блуждает,
Всего вернее – случаю предаться.
Кормилица
Слепая дерзость – случай взять вождем.
Клитеместра
Кто в крайности, чего бояться может?
Кормилица
Лишь потерпи – и можешь скрыть вину.
Клитеместра
Грехи царей на целый мир сияют.
Кормилица
О прошлом сокрушаясь, новый грех
Ты замышляешь?
Клитеместра
Но всего нелепей —
Умеренность в пороке соблюдать.
Кормилица
Кто громоздит злодейство на злодейство,
Свой множит страх.
Клитеместра
Железо и огонь
Целительны порой.
Кормилица
С крайних средств
Не начинают.
Клитеместра
В бедствиях должны мы
Всегда идти стремительным путем.
Кормилица
Не забывай святое имя брака.
Клитеместра
Мне мужа чтить? Я десять лет вдова.
Кормилица
О детях вспомни, от него рожденных.
Клитеместра
И дочери я помню брачный факел,
Ахилла зятя: так-то верен
Он матери?
Кормилица
Та жертва неподвижная
Освободила флот и взволновала
Окованную вялостью волну.
Клитеместра
И горько мне, и стыдно, Тиндарида,
Небесный отпрыск, дочь я родила
На жертву искупленья флоту дорян.
Встает в моей душе дочерний брак,
Вполне достойный Пелопова дома.
Когда отец стоял у алтаря
Венчального, как жертвоприноситель,
Перед своим вещаньем задрожал
Сам Калхас, даже пламя отступило.
О, дом, злодейств исполненный. Купили
Мы кровью ветер и волну убийством.
Кормилица
Но тысячи судов надули паруса!
Клитеместра
Нет, не был бог благоприятен флоту:
Авлида нечестивые суда
Извергла, но при знаменьях зловещих
Начатую он плохо вел войну.
Он взял, любовью к пленнице плененный
И старца Фебова мольбой не тронут,
В добычу дочь его, уже тогда
Пылая страстью к девам посвященным.
Угрозами его не мог сломить
Ахилл неукротимый, ни сам Калхас,
Кто видит судьбы мира (верным был
Он вещуном на истязанье мне,
Зато плохим, когда дошло до пленниц),
Ни весь народ, чумою пораженный,
Ни погребальные костры. Среди
Крушенья Греции он, побежден
Не воином троянским, а Венерой,
Находит время чахнуть от любви,
Чтоб ложе не осталось праздным, он
Берет наложницей Лирнессиду.
Ему не стыдно оторвать ее
От груди мужа. Чем не молодец —
Парисов враг, прелюбодейства мститель!
Теперь он новым пламенем горит
К пророчице фригийской. Торжествуя
Под Троею, разрушив Илион,
Он зятем возвращается Приама.
Душа, готовься: ждет нелегкий бой.
Я первая должна свершить злодейство,
Пока скиптр Пелопа не перешел
Наложнице фригийской в обладанье.
И что помехой? Девочки-сироты,
Орест, похожий на отца? Подумай,
Какие беды ждут твоих детей,
Какую бурю принесет в наш дом
Неистовая мачеха? А если
Нельзя иначе, порази себя,
Пусть меч один погубит вас двоих.
Губя, сама погибни, кровь смешай:
Счастлива смерть, с кем хочешь умереть.
Кормилица
Остановись, царица, и подумай,
На что дерзнешь: грядет к нам победитель,
Свирепой Азии, Европе мститель,
Везя с собой пергамскую добычу
И побежденных наконец фригийцев.
Тому коварство строишь ты, кого
Ахилл мечом коснуться не дерзнул,
Хоть и рвалась свирепая рука.
Ни сам Аякс неистовый, ни Гектор
(Единая для данаев помеха),
Ни стрелы Париса, ни черный Мемном,
Ни Ксанф, загроможденный грудой тел,
Ни Симоис с багряными волнами,
Ни белоснежный Кикн, потомок моря,
Ни Резова фракийская фаланга,
Ни амазонки с расписным колчаном,
С рукой секироносной. И его ли,
Домой вернувшегося, ты готова
Заклать, убийством осквернив алтарь?
Иль Греция, в величии победы,
Оставит это дело неотмщенным?
Представь себе оружье, коней,
Покрытое судами море, землю,
Напившуюся кровью глубоко,
И всю судьбу сраженной нами Трои,
Упавшую на данаев. Сдержи
Порыв свирепый, успокой свой разум.
Эгист
Вот день пришел, которого всегда
Боялся я душою и умом.
Душа, зачем повертываешь тыл?
Зачем при первом натиске слагаешь
Оружие? Подумай, что тебе
Ужасную судьбу готовят боги.
Противостань презренной головой
Всем козням, смело грудь подставь железу.
Что смерть тому, кто был рожден, как я,
В нечестии. Опасностей моих
Союзница, дочь Леды, только ты
Не оставляй меня. Тебе воздаст
За кровь родную этот вождь трусливый,
Отец отважный. Но зачем бледнеет
Твое лицо и неподвижен взор?
Клитеместра
Любовь супружеская побеждает.
Вернусь туда, откуда мне и прежде
Не следовало уходить, не поздно
Вернуться мне на прежний добрый путь.
Кто кается в грехе, почти невинен.
Эгист
Безумная, куда несешься ты?
Иль веришь и надеешься, что будет
Спокойный брак с Атридом? Если даже
Ничто больших не возбуждает страхов,
Но, высоко поставленный судьбой,
Теперь он будет горд невыносимо.
Он был тяжел, пока стояла Троя.
Что ж, думаешь, душе его свирепой
Прибавило паденье Трои? Царь
Он был в Микенах, а придет тираном.
Возносит душу счастье. Он приходит.
Какой толпой наложниц окружен!
Из них одна душой царя владеет,
Служительница бога предвещаний.
Иль согласишься с ней делить постель?
Она-то не захочет! Для жены
Нет больше зла, чем если домом мужа
Наложница владеет. Ни престол,
Ни брак не допускают соучастья.
Клитеместра
Эгист, зачем опять толкаешь в бездну
И разжигаешь усмиренный гнев?
Пускай себе позволил победитель
Неверность с пленницей. Жене, царице
На это, право, нечего смотреть.
У ложа частного и у престола
Различные законы. Не могу
Я быть суровой к мужу, о своем
Проступке гнусном помня. Тому легко
Простить, кто сам нуждается в прощенье.
Эгист
Вот что! Простить друг друга? Ты забыла
Права царей иль никогда не знала?
Суровы к нам и ласковы к себе,
Они считают высшим правом власти
То совершать, чего нельзя другим.
Клитеместра
Елена ж прощена. Она домой
Вернулась с мужем, в равную беду
И Азию повергнув, и Европу.
Эгист
Но ни одна любовница Атрида
Не увлекла Венерой потаенной,
Соблюл он сердце, верное жене.
А твой уже готовит обвиненье.
Пусть дел постыдных ты не совершила,
Что пользы в жизни честной? Ненависть
Не ищет, а сама творит виновных.
Иль, презренная, устремишься ты
К родимой Спарте, к твоему Эвроту
И дому отчему? Нет, безысходен
Развод царей. Не льсти себя надеждой.
Клитеместра
Никто не знает о моем грехе,
Один лишь верный человек.
Эгист
Не входит верность.
Клитеместра
Я ее куплю.
Эгист
Всегда продажна купленная верность.
Кормилица
Встает в душе былая добродетель.
Зачем твои мне ласковые речи
Советов злых? Презрев царя царей,
Изгнанника она женою станет.
Эгист
А почему Атрида ниже я,
Тиэстов сын?
Кормилица
Уж прибавляй: и внук.
Эгист
Я был рожден с благословенья Феба
И не стыжусь рожденья моего.
Кормилица
Виновником породы нечестивой
Ты называешь Феба? Но его
Прогнали вы с небес, когда внезапно
Настала ночь. Позор ваш на богов
Не сваливай. Умеешь ловко ты
Вползать змеей в супружеские спальни,
Мужчина ты в одних делах любви.
Скорей беги и унеси с собой
Бесчестье дома нашего: он ждет
Супруга и царя.
Эгист
Не ново мне
Изгнанье, к бедам я привык. Царица,
Коль ты велишь, не только этот дом,
И Аргос я покину, но не медля
Железом грудь кручинную открою.
Клитеместра
Так и позволит это Тиндарида!
Союзники мы были во грехе,
И я должна быть верной. Лучше вместе
Пойдем обсудим, как распутать узел
Сомнительных и грозных этих дел.
Хор
Аполлона воспойте веселой толпой,
Увенчавши главы.
Для тебя, для тебя, лучезарный Феб,
У Инаховых дев
Зеленеют лавровые ветви в кудрях,
Струящихся с плеч.
Кто студеные пьет Эрасина ключи,
Кто пьет Эврот
И безмолвно текущий в зеленых брегах
Лазурный Йемен,
И фиванские гостьи, вмешайтесь в наш хор:
Научила вас
Пророчица Манто, что знает судьбу,
Тирезия дочь,
Законнорожденных детей почитать
Весельем святым.
О, Феб победитель! Мир наступил:
Ослабь твой лук
И легкими стрелами полный колчан
Сними с твоих плеч.
Пускай под ударом быстрой руки
Нам лютня поет.
Напевов воинственных я не хочу
И высоких ладов.
Сыграй нам простую и нежную песнь,
Какую всегда
На легкой лире привык ты играть
Для Музы твоей.
А хочешь, так спой нам и важную песнь,
Которую пел,
Увидев, как молний небесных огонь
Титанов сразил.
Иль, когда на хребты взгромождая хребты,
До самых небес
Воздвигли чудовища ряд ступеней
И на Пелион
Поставили Оссу, и их сдавил
Сосноносный Олимп.
Приди, скиптродержца высоких небес
Жена и сестра,
Царица Юнона! Мы чтим тебя
В Микенах твоих.
Ты Аргос тревожный, взносящий мольбы
У твоих алтарей,
Одна охраняешь, и мир, и войну
Ты держишь в руке.
Агамемнона лавры победные ты
Прими себе в дар.
Тебе многоскважная флейта поет
Торжественный гимн.
Аргосские девы на нежных струнах
Прославляют тебя,
И матери Греции в честь тебя
Бросают огни.
Перед твоим белоснежным телка падет
Святым алтарем,
Не знакомая с плугом, чью шею ни раз
Не давило ярмо.
И ты, громовержца великого дочь
Паллада, копием
Ударявшая башни дарданцев не раз!
Прославляют тебя
Всех возрастов женщины – смешанный хор
Из старцев и дев.
Пред богиней грядущего двери во храм
Разверзают жрецы,
К тебе, увенчавший венками главы,
Приходит толпа.
Дряхлолетние, слабые старцы тебе
За свершение молитв
Воздают благодарность, дрожащей рукой
Возливая вино.
И тебе, о, Диана, мы гласом зовем,
Знакомым тебе,
Ты велела, Люцина, чтоб Делос, где мать
Тебя родила,
Не носился, как раньше, по воле ветров,
А недвижимым стал,
Глубоко прикрепленный корнями к земле,
В тихих гаванях он
Корабли укрывает, которым вослед
Носился он сам.
Ты считаешь умерших Ниобы детей,
Пораженных тобой,
А теперь на вершине Сипила горы
Камень слезный стоит,
И все новые слезы до нашей поры
Древний мрамор струит.
И мужи, и жены – мы чтим горячо
Латоны детей.
О молний владыка, ты прежде всех
Правитель – отец,
По воле которого разом дрожат
Оба края земли, —
Прими, о Юпитер, наши дары.
Благосклонно взгляни
Прапрадед аргосцев на род царей,
Достойный тебя.
Но вот подходит быстрыми шагами
К нам воин, видно, с радостною вестью:
Виется лавр на острие копья.
То Эврибат, вернейший друг царя.