Всех ведьм давно повесили

29 декабря, вечер

Пруденс

Когда Сабрина в стопятисотый раз отшила Ника, он долго стоял и смотрел ей вслед. Потом закрыл лицо руками и погрузился в отчаяние.

– Я умру одиноким. Ну, возможно, в процессе вакханалии с сексуальными дриадами, но все равно одиноким в самом глубоком смысле. – Он провел рукой по волосам и взъерошил их вполне в своем стиле.

Пруденс хлопнула его по спине.

– Ник, слышал бы ты сам себя! Что за бред ты несешь?

– Мне пора идти, – заявил он с внезапной решимостью.

– Чокнутый потаскун, – крикнула она ему вслед. – Иди проси романтического совета у охотника на ведьм, который и одеться-то сам толком не может. Пусть тебе отрубят голову, набьют рот солью и похоронят возле перекрестка!

Хлопнула дверь. Пусть этот чокнутый потаскун сам отвечает за свои решения. Ей, Пруденс, еще много кому надо печенку поджарить.

Хильда Спеллман говорила, что Зельда часто заходит к ней на работу, поэтому Пруденс намеревалась заглянуть в кафе и лично убедиться, что Сабрина, как и обещала, замолвила доброе словечко. Зельда не появлялась в академии с самого Йоля, и Пруденс никак не могла выдумать предлог, чтобы наведаться в гости к Спеллманам. А дурацкое людское кафе – место общественное. Пруденс имеет право туда ходить, сколько вздумается. Иуду можно оставить на попечение сестер. Он впоследствии еще скажет ей спасибо, когда она обеспечит ему подходящую кандидатку на роль матери.

Пруденс вышла из академии и быстрым шагом направилась в город, к книжному магазину. Она, конечно, не Ник Скрэтч, который охотно женился бы на книгах и нарожал маленьких новеллочек, но в той лавке она присмотрела несколько интересных томов по демонологии. В ожидании Зельды можно вдоволь пошарить по полкам.

Погрузившись в размышления о том, как лучше организовать эту случайную встречу, она шагала по обледенелой главной улице, мимо того самого переулка, где они с Сабриной изгоняли бесовку. И вдруг остановилась, пораженная внезапной мыслью. Ей захотелось еще раз взглянуть на место событий, место их победы. Возможно, оно принесет удачу.

Она направилась к опрокинутым урнам. Кто-то уже выкинул сброшенную женскую одежду, но мусор до сих пор валялся на земле. Они с Сабриной в самом деле изгнали злую демоницу. Интересно, отец впечатлился бы таким поступком?

Пруденс не обращала внимания на беспокойную толпу, запрудившую улицы. Людские проблемы ее не касаются.

И вдруг сзади на нее обрушился удар.

По затылку въехало что-то тяжелое, с острыми краями, очень твердое. Пруденс пошатнулась, ухватилась за стену дома и еле удержалась на ногах. На миг глаза заволокло темнотой, но не успела тьма рассеяться, как она собралась с силами и развернулась.

Перед ней стояла кучка людей. В тот же миг Пруденс с трудом увернулась от еще одного снаряда. Он не попал между глаз, куда летел, а чиркнул по виску. Пруденс коснулась ссадины. Глаз залило горячей кровью, она уже почти ничего не видела, лишь с трудом различила несколько лиц и расслышала слова:

– … видел в лесу ее и еще пару мегер…

– … обвела меня вокруг пальца, наслала видения…

– Ведьма!

– … врет беспрерывно…

– Ведьма!

Она узнала одного из мальчишек: кажется, это его она мучила в шахте… И еще одного мужчину – шахтер, наверное. Вперед вышел парень, его она не узнала. Прищурился, сжал в кулаке обломок кирпича…

В нее кидали кирпичами. Она уже шаталась и истекала кровью. Может, еще успеет заговорить людям зубы.

– Гореть тебе на медленном огне, ведьма! – заорал парень, швырнув обломок.

Пруденс поймала его окровавленной рукой, прошептала заклинание, и он рассыпался красной пылью прямо в кулаке.

– Умри визжа, человечишка!

Она никогда не умела заговаривать зубы. Надо оторваться от стены и бежать прямо на них, но она сомневалась, что без опоры сумеет удержаться на ногах. «Может, наслать на них видения?» – подумала она и принялась с трудом вызывать в лихорадочном мозгу слова хоть какого-нибудь заклинания.

Вдруг устье переулка потемнело, словно кто-то затянул его черным занавесом. На фоне сгустившейся полуночи, словно певица на сцене, нарисовалась Зельда Спеллман.

– Здравствуйте, мальчики, – проговорила она и потушила сигарету о стену.

Ее светлые локоны выбивались из-под черной шляпки, украшенной элегантным вороньим пером. На ней был черный двубортный плащ, перетянутый поясом из акульей кожи, а на поясе висела цепочка из акульих зубов.

– Я знаю одну ведьму, которая обратит вас в бегство, сказав, что насквозь видит самые гнусные секреты ваших черных сердец.

Хулиганы уставились на нее.

Зельда улыбнулась, показав зубы.

– Но она добрая сестра. А я злая. Я с огромным удовольствием вырежу вам сердца, положу между двумя ломтями хлеба и съем. А потом выплюну, потому что, хоть и много воды утекло с тех пор, как я в последний раз ела человечину, все же не хочу мараться об таких, как вы.

Какой-то дурак поднял кирпич и тотчас же выронил с громким воплем. Раздался треск, будто хрустнула ветка. Пруденс догадалась, что это сломалась кость.

– У вас последний шанс убежать, – сказала Зельда. – А не то превратитесь в сэндвичи.

Они бросились наутек и растворились во тьме. Зельда подошла к Пруденс, положила руку ей на лоб, словно проверяя температуру. Пруденс почувствовала, как по лицу заструилась магия, прохладная и целительная, и бессильно рухнула в протянутые руки Зельды.

Она пришла в себя на кушетке в академии. Но эта кушетка по волшебству стала раза в три шире ее кровати. Пруденс лежала на груде восхитительно мягких бархатных подушек, под парчовым одеялом, в уютном плюшевом гнездышке.

Совсем рядом переговаривались Зельда и отец Блэквуд – нет, напомнила себе Пруденс, ее родной отец.

– Время от времени у кого-нибудь из людей возникают подозрения, – тихо говорила Зельда. – Обычно это улаживается путем простого стирания памяти. Если это не поможет, я переломаю им шеи и пущу внутренности на ингредиенты для колдовства.

– Искренне восхищаюсь такой энергичной женщиной, – прошептал отец.

Пруденс стала торопливо писать предупредительную записку для Ника. Едва она успела закончить, как кто-то поправил на ней одеяло.

– А, Пруденс, вот ты и проснулась, – сказала Зельда. – Как ты себя чувствуешь?

Она не позволила себе выказать слабость на глазах у отца.

– Дьявольски хорошо.

И попыталась сесть. Зельда подложила ей под спину бархатные подушки.

– Если у тебя разума хоть чуточку больше, чем Сатана дал лягушке, то не вздумай шевельнуться до утра.

– А кто будет присматривать за младенцем? – возмутился отец.

Взгляд Пруденс метнулся к колыбели. Иуда лежал там. Наверное, Зельда забрала его у сестер.

Зельда пожала плечами.

– Да полно тебе, Фауст, в твоих покоях я легко управлюсь со всем, что требует присмотра. Не сомневайся.

Фауст Блэквуд слегка нахмурился, поправил острыми ногтями высокий антиклерикальный воротник.

– Давай сначала приготовлю на ужин что-нибудь получше той бурды, которой пичкают в академии, – бодро добавила Зельда. – Потом уложу ребятишек, а затем мы с тобой займемся… приходскими делами.

– Отличный план, – одобрил отец Блэквуд.

Зельда вышла. Ее решительные шаги грохотали, как раскаты грома. Отец обернулся. Пруденс ожидала, что его голубые глаза первым делом метнутся к колыбели, но он остановил взгляд на ней.

– Сестра Зельда рассказала, что ты весьма величественно осыпала людей пожеланиями гибели, – заметил он. – Храбрый поступок. Иногда мне думается, что ты, Пруденс, не опозоришь фамилию.

«Которую я еще не ношу».

Пруденс не терпелось спросить, сможет ли теперь носить его фамилию, но она прикусила язык. Не надо портить редкий миг его хорошего настроения.

– Рада служить, – вместо этого прошептала она.

– Как Лилит служила Сатане, так и ведьмы должны служить чародеям, – прошептал отец. – Хорошо сказано.

Ей хотелось проткнуть его ножом и в то же время – чтобы он погладил ее по голове и сказал, что гордится дочерью. И от этого еще сильнее потянуло вонзить в него нож.

– Да, отец, – отозвалась она. – Осмелюсь сказать, мне приятно видеть, что человеку такого сатанинского величия служит столь достойная горничная.

– Да, – признал он. – Сестра Зельда – необыкновенная личность.

Пруденс улыбнулась. Отец удалился, пританцовывая – наверняка пошел готовить хлысты.

Вскоре после его ухода вернулась Зельда. Она поставила перед Пруденс тарелку с едой – судя по вкусу, ее готовила Хильда Спеллман, – а сама принялась качать колыбельку.

– Как… – Пруденс понизила голос. – Как поживает малышка?

Она не стала говорить «моя сестренка». Это выглядело бы проявлением слабости. Она пока еще не могла до конца доверять Зельде.

Устремив глаза на колыбельку, Зельда прошептала:

– Я назвала ее Летицией.

Пруденс это знала. В ту ночь, когда Сабрина пригласила ее с сестрами к себе домой совершить обряд, Пруденс пришла пораньше и заглянула в окно. Ей хотелось разглядеть ребенка. Она увидела, как Зельда, обычно такая суровая и чопорная, играет с малышкой в «ку-ку», а крошечная Летиция радостно смеется в надежном тепле и уюте дома Спеллманов. Иудушка никогда так не смеялся.

Зельда продолжила, и улыбка Пруденс замерла на губах.

– Ради ее же собственной безопасности мне пришлось отнести малышку одной ведьме, живущей в лесу.

Пруденс кивнула, потому что ее отец был не из тех, кому можно доверить дочь. Однако раскрыть рот и уточнить так и не осмелилась.

– Понимаю, – наконец произнесла она еле слышно. – Но мой отец высоко ценит вас. Может быть, вы сумеете уговорить его хорошо обращаться с дочерью.

Зельда подняла глаза от колыбельки и лукаво изогнула алые губы:

– С какой из дочерей?

Пруденс улыбнулась в ответ. В конце концов, каждая ведьма за себя. Зельда наверняка понимала, что Пруденс не готова к самоотречению.

– Наверное, с обеими, – ответила Пруденс. – Ведь все-таки только я одна знаю, что вы совершили преступление, спрятав ребенка. Я могу представлять для вас большую угрозу. А с другой стороны, могу быть очень полезна.

– Поживем – увидим, – сухо ответила Зельда.

Она забрала поднос и уложила Пруденс обратно на подушки. Бархатное гнездышко было словно декадентское облако. Пруденс почти забыла о головной боли.

Если она будет полезна, Зельда оставит ее возле себя.

– Если придет Ник Скрэтч, – прошептала Пруденс, – расскажите ему о том, что со мной произошло.

– Хорошее имя для хорошего мальчика, – кивнула Зельда. – Это тот самый, что поет в хоре и хорошо владеет колдовством? Твой красавчик, да?

Пруденс хотелось сказать: «На самом деле у меня из головы не идет ваш воспитанник Эмброуз», но она не позволяла себе проявлять слабость любого рода.

Вместо этого она испробовала отвлекающий маневр:

– Кажется, Ник питает слабость к Сабрине.

И заметила, что Зельда восприняла эту новость очень внимательно, и то, что губы ведьмы изогнулись в довольной улыбке. В ковене до сих пор перешептывались о печальной человеческой стороне происхождения Сабрины. Не говоря уж об этом ее дружке среди людей. А мальчик из хорошей чародейской семьи, да еще и обладающий заметным магическим талантом, наверняка послан Темным повелителем в ответ на ее молитвы.

– Правда? – небрежно спросила Зельда. – Надо будет присмотреться к нему, когда заглянет. И расскажу ему, что с тобой все хорошо. Отложи черные искусства и шантаж до завтра, Пруденс. А теперь поспи.

Обычно Пруденс засыпала с трудом. Но сегодня все было иначе. Она укуталась в одеяло и мгновенно провалилась в дремоту. Ее не беспокоили ни стуки, ни голоса. Сегодня нет нужды ворочаться без сна и тревожиться. Обо всем уже позаботились, в том числе и о ней самой.

Пруденс зашевелилась, только когда проснулся и заплакал Иуда. Но не успела она откинуть одеяло, как дверь распахнулась, и из покоев вышла Зельда в одном из шитых золотом халатов отца Блэквуда. По плечам струились распущенные волосы. Она склонилась над Иудушкой, что-то ласково шепча, и светлые локоны упали к нему в колыбельку.

Иудушка перестал плакать, ухватил Зельду за волосы и захихикал. Она засмеялась вместе с ним. Взяла его на руки и укачивала, пока малыш не затих. Пруденс закрыла глаза, прислушиваясь к шороху атласного халата по парчовым коврам.

Уложив Иуду в колыбельку, Зельда остановилась возле кровати Пруденс.

Та притаилась.

Зельда вздохнула про себя.

– Да ведь она же ненамного старше моей Сабриночки. Сладких снов тебе, дитя мое. Пусть падшие ангелы овеют крылами твой покой.

Зельда провела рукой по коротко остриженным волосам Пруденс. Когда дверь за ней закрылась, Пруденс открыла глаза, блаженно вздохнула и с наслаждением пошевелила ногами под роскошным бархатом.

Вот оно, значит, как это – быть в семье. Наконец-то она это поняла.